Потом они спустились к морю и снова поднимались по узким тропкам в скалах, чтобы добраться до открытых всем ветрам холмов, где из волн пурпурного вереска вырастал огромный каменный монумент. Анатоль сказал, что эти загадочные памятники, подобные тем, что стоят в знаменитом Стоунхендже на юге Англии, разбросаны по всему Корнуоллу. Никто не знает, как и откуда они появились, но было ясно, что это не игра природы. Гранитная глыба, громоздившаяся на вершине холма, казалась небрежно заброшенной туда игрушкой великана, Медлин не удивилась, обнаружив этот странный предмет на земле Анатоля, ибо сам замок Ледж и его окрестности издревле были отмечены печатью магии и тайны.

Здесь, в тени каменной глыбы, Анатоль остановился, чтобы дать отдых усталому коню. Свесившись с седла, он бережно опустил Медлин на землю. Все члены у нее онемели от долгой езды, и она покачнулась, как матрос, ступивший на землю после дальнего плавания. Анатоль поддержал ее, обхватив за талию одной рукой. Отпущенный на волю конь убежал к стоявшим поодаль деревьям и принялся щипать нежную весеннюю траву.

Было так просто и естественно, что Анатоль взял ее за руку, и они в доверительном молчании пошли по вересковому полю. Все тени, секреты, непонимание улетели прочь. Под широким сводом лазурного неба они стали крохотными, точно маковое зерно.

Прислонившись к камню, они вместе смотрели на пейзаж, от которого захватывало дух. С этой высоты была видна вся местность до бухты под замком Ледж. Окруженное кольцом скал сияющее море вздымалось к горизонту, на его гладкой, словно стекло, поверхности виднелись белые точки — паруса рыбачьих лодок.

— Теперь вы видели всю мою землю или почти всю, — сказал Анатоль. — Что скажете?

Вопрос был задан нарочито беспечно, но она видела, с какой тревогой он ждет ответа.

— Великолепное зрелище, милорд.

Его глаза вспыхнули гордостью, но слова Медлин больше относились к самому Анатолю, чем к земле, морю и небу. Перед тем как они отправились в путь, Анатоль искупался, переоделся в чистую одежду и причесался… но ветер снова растрепал его волосы, и Медлин была ему за это благодарна.

Она вдруг поняла, что Анатолю идет не благопристойная косичка, а буйная грива, ниспадающая на плечи и обрамляющая твердо очерченное лицо. Анатоль был таким же, как его земля, покрытая боевыми шрамами, закаленная непогодой, дикая и свободная. Теперь Медлин уже не могла представить, что хотела видеть его другим.

Когда он обернулся, она смутилась, потому что слишком уж откровенно пожирала его взглядом.

— Это гораздо красивее, чем я могла себе представить вначале, — сказала она. — Я… Я имею в виду вашу землю.

— Теперь это и ваша земля, Медлин, — мягко отозвался он. — Вы хозяйка замка Ледж.

Их глаза встретились, как уже не раз встречались за сегодняшний день. И в который раз оба тут же отвели взгляд. Так сталкиваются в воздухе и тут же разлетаются чайки, кружащие над морем. Они никогда еще не чувствовали себя так легко в обществе друг друга, но втайне каждый словно чего-то ждал и в то же время не хотел этого показать.

Медлин высвободила руку из руки Анатоля, решив, что безопаснее будет привлечь его внимание к подымавшейся за их спинами каменной башне. В центре ее было выпилено отверстие, похожее на огромный глаз, через которое, пригнувшись, мог бы пролезть человек.

— Должно быть, потребовалось немалое искусство, чтобы затащить такой громадный кусок камня на вершину холма, — сказала Медлин. — Вы не знаете, как он здесь оказался?

— Понятия не имею. Многие считают, что это дело рук моего предка Просперо. Он был… довольно странным человеком. — Анатоль провел рукой по шершавой поверхности камня. — Впрочем, я уверен, что камень гораздо древнее. Может быть, алтарь какой-нибудь богини друидов.

Медлин склонила голову набок, размышляя.

— Нет, не думаю, чтобы он мог принадлежать женщине. Для этого он слишком… самоуверен, мужествен, что ли.

Анатоль улыбнулся:

— Как бы там ни было, крестьяне верят, что он волшебный. Считается, что если человек пролезет через глаз, то излечится от любой болезни — от подагры до ночных кошмаров.

— А вы когда-нибудь испытывали на себе силу камня?

Он признался с виноватым видом:

— Раз или два. Когда был подростком.

— Потому что вас мучили кошмары?

— Нет.

— Должно быть, вы были сильным и крепким мальчиком. Не могу представить, чтобы вы чем-нибудь болели.

Анатоль ничего не ответил, только улыбнулся, но на этот раз его улыбка была немного печальной. Перед внутренним взором Медлин возник образ мальчика, с серьезным видом пробирающегося через отверстие в камне. В надежде на что? Внезапно она поняла: исцелиться от того, что мешало родителям его любить. Точно так же она не раз стояла перед зеркалом, желая, чтобы исчезли эти рыжие волосы, которые так отличали ее от остальных членов семьи.

Она внимательно посмотрела на камень, сняла перчатки и положила руки на холодную гранитную поверхность. Потом приподняла юбки, кое-как подтянулась и легла животом на край отверстия. В конце концов ей удалось пролезть на другую сторону отверстия, но там она зацепилась кончиком туфли за край и едва не упала.

Анатоль поспешил к ней на помощь, осторожно поставил на землю.

— О-о, — протянула Мелин, обнаружив ссадину на запястье, — не скажу, чтобы ваш камень оказал на меня благотворное действие!

— Это потому, что вы все сделали не так, как надо. Надо было проползать задом наперед, девять раз подряд и против солнца.

— Пожалуй, я лучше отложу это до тех пор, пока не заболею всерьез.

Услышав эти слова, Анатоль побледнел.

— Не дай бог, чтобы такое случилось! — пылко проговорил он и, взяв ее руку, нежно прикоснулся губами к ссадине.

Верить в целительную силу поцелуя мужчины столь же неразумно, как верить в волшебные свойства гигантского куска гранита. И все же, к удивлению Медлин, неприятное жжение уступило место гораздо более сладкой боли, от которой по всему ее телу пробежала дрожь, а лицо зарделось.

Она смущенно ретировалась за гранитный монумент, стараясь сохранить в раненой руке ощущение тепла его губ, сладости поцелуя. Анатоль не последовал за ней.

— Благодарю вас, — услышал она его голос.

— За что?

— За все. За то, что согласились составить мне компанию. За то, что доверились мне и не побоялись сесть на лошадь. За то, что не назвали меня суеверным глупцом. Мой кузен всегда говорил, что этот камень уродлив, и, возможно, он прав. Если бы он был хозяином замка, непременно нашел бы способ от него избавиться.

— Это очень хорошо, что хозяин замка не он, -сказала Медлин. — Он никогда не станет так близок этой земле и ее людям, как вы.

С губ Анатоля сорвался сухой смешок.

— То есть я так же невежествен, как мои крестьяне?

— Нет. Но вы их понимаете, уважаете их обычаи и верования. Думаю, именно потому они так вас обожают.

Анатоль посмотрел на нее так, словно она вдруг потеряла рассудок.

— Неужели вы этого не замечали? — продолжала Медлин. — А я вот заметила, хотя совсем недолго прожила в замке Ледж. Слуги, арендаторы, фермеры — все вас высоко ценят. Они боятся, и уважают, и любят, и… гордятся вами.

Анатоль громко рассмеялся, словно не веря ее словам, но слегка порозовел от удовольствия.

— А вы? — вдруг спросил он, все еще улыбаясь, хотя глаза его сразу посерьезнели.

У Медлин екнуло сердце. Она не знала, что ответить.

— О-о, я вас боюсь еще больше, чем остальные, — шутливо проговорила она и опустила голову, чтобы он не прочел в ее глазах то, в чем она сама еще не была уверена.

Она отошла от Анатоля, вдруг проявив глубокий интерес к бабочке, порхавшей над вереском. Анатоль смотрел ей вслед, стараясь подавить разочарование. День был таким прекрасным, солнце — ярким, а небо — голубым… Вполне достаточно для того, чтобы в сердце мужчины снова проснулась беспочвенная надежда.

И все же один этот день дал ему больше, чем все прогулки по саду и чаепития. Ему следовало понять это раньше. Если он и мог произвести впечатление на женщину, то, пожалуй, только сидя верхом на лошади.

Сегодня Медлин казалась счастливее, чем когда-либо за все время ее пребывания в замке. Тень, которая омрачала ее ясное лицо и так его тревожила, исчезла без следа.

Перекинув плащ через плечо, он прислонился к скале, наблюдая за Медлин, которая беспечно сняла шляпку и запрокинула голову, подставив нежное лицо ярким лучам солнца. Анатоль наслаждался ее невинной радостью. Он отдал бы душу за то, чтобы его жена всегда оставалась такой — жизнерадостной и смелой, нежной и веселой, как дикие цветы на склоне холма.

Ничто остальное не имеет значения, даже если в ней никогда не проснется легендарная страсть сентледжских невест. Ничто не имеет значения, пока он может…

Просто любить ее…

Эти слова прозвучали в голове, как знакомая песенка, которую он часто слышал, но не давал себе труда вникнуть в ее смысл.

До этой минуты.

Анатоль замер. Смысл заклинания Просперо стал ему почти болезненно ясен.

Забыть о легендах, магии и заклинаниях, презреть попытки завоевать сердце женщины как награду.

Просто любить ее!

И он любил ее.

Анатоль несколько раз моргнул. Это откровение преисполнило его душу такой благодарностью, что он был готов пасть на колени. Его била дрожь, взгляд искал Медлин.

Словно тяжкая пелена спала с тайного уголка его разума, и он почувствовал пробуждение дара. Он закрыл глаза и… Силы небесные! Впервые он смог почувствовать Медлин, ощутить ее присутствие. Каждое биение сердца, каждый вздох, каждое движение стало частью его самого. Такой полной связи у него еще никогда и ни с кем не было. Он чувствовал себя так, словно божественный свет льется в душу из высоких окон величавого собора.

— Анатоль? — Медлин шла к нему, и он ощущал каждый ее шаг.

Когда она приблизилась, он благоговейно провел дрожащими пальцами по нежной щеке. Буря чувств бушевала в его груди, ему хотелось смеяться, кричать и плакать одновременно.

Слава богу, что он Сентледж! Иначе как бы он нашел ее в этом широком мире? Медлин, его выбранная невеста… его любовь.

— Благослови господь мистера Фитцледжа, — пробормотал он.

— Что? — Медлин с сомнением взглянула на него. — Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, милорд?

— Никогда не чувствовал себя лучше. — Анатоль радостно рассмеялся, внезапно осознав свое предназначение — любить, лелеять и защищать эту женщину. Отныне и навсегда. Он взял шляпку у нее из рук. — Надо ее надеть. Здесь слишком сильный ветер.

Он надел шляпку ей на голову, аккуратно завязал ленты под подбородком. Медлин с удовольствием подчинилась его заботливым рукам, но все же заметила:

— Я же не фарфоровая кукла, милорд. Право, вы слишком обо мне заботитесь.

— И буду заботиться. Я бы приказал утихнуть всем ветрам, если б только мог.

— Мне иногда кажется, что так оно и есть. — Медлин наморщила лоб. — В вас таится нечто необъяснимое.

— Разумеется!

К удивлению Медлин, Анатоль запрокинул голову и разразился смехом, который громом прокатился по холмам. Она не могла понять, что на него нашло. Он никогда так не смеялся — весело и свободно.

Так смеется человек, с души которого свалилась огромная тяжесть.

Медлин испуганно вскрикнула, когда он схватил ее под мышки, оторвал от земли, поднял так высоко, что их лица оказались вровень, и закружил в воздухе. Задыхаясь и смеясь, она вцепилась ему в плечи, а он кружил и кружил ее, пока она не запросила пощады.

Тогда он остановился, но потерял равновесие и повалился на спину, увлекая за собой Медлин. Медлин упала ему на грудь, ее шляпка слетела с головы, волосы растрепались, как у Анатоля, юбка всплеснулась, обнажив нежные икры.

Он смотрел на нее снизу вверх сияющими глазами, оба смеялись, как дети, тепло его дыхания мешалось с ее дыханием. Но смех оборвался, когда они осознали, что их тела разделяет лишь тонкий слой одежды, а два сердца бьются в лад.

Медлин приподнялась было, но Анатоль обхватил ее руками и прижал к себе, шепнув:

— Знаете ли, вы были правы!

— В чем на этот раз? — попыталась пошутить Медлин, но ее голос дрогнул.

— Прошлой ночью в постели вы мне сказали…

— О нет, я не должна была этого говорить!

— Но это правда. Между нами действительно было что-то не так.

— А теперь нет? — с надеждой спросила она. Он улыбнулся, покачал головой.

— Значит, вы думаете, что в следующий раз… — Она зарделась, осознав, что говорит.

Анатоль кивнул, в его прищуренных глазах тлел жаркий огонь.

— Три дня? — с запинкой проговорила она.

— И больше, миледи. Я должен превзойти деда. Он обвил рукой ее шею, потянулся к губам. Этот поцелуй был не грубым и не робким, а таким же уверенным и сильным, как руки, обнимавшие ее.

Не отрываясь от ее губ, он перевернулся на бок, и теперь они рядом лежали на ковре вереска. Поцелуй наполнил ее таким теплом и нежностью, что, когда их губы разомкнулись, у нее закружилась голова.

Что— то случилось за эти несколько минут, которые они провели на холме, в тени древнего камня. Анатоль стал совсем другим.

Он и раньше искал ее взглядом, он и прежде пылал вожделением, но никогда не смотрел на нее так — словно Медлин стала смыслом его существования, центром его мира. Словно он мог проникнуть в глубь нее и коснуться рукой ее сердца.

Запустив пальцы в нагретые солнцем золотисто-медные волосы, Анатоль покрыл ее лицо поцелуями — властными и нежными одновременно. Поняв, что сейчас произойдет, она ощутила сладостное нетерпение.

Он овладеет ею. Возьмет ее — прямо здесь и сейчас, посреди верескового поля, рядом с гранитным монументом, под сводом голубого неба. И Медлин так хотела этого, что все ее тело содрогалось от желания, небывалого, но знакомого до боли.

Словно все это уже было раньше — во сне. Или в видении.

Глаза Медлин широко раскрылись. Она вспомнила: то, что происходит сейчас, как две капли воды похоже на странные фантазии, пришедшие ей в голову, когда она разглядывала меч Анатоля. Скачка, от которой захватывает дух, склон холма, обдуваемый ветром, черные волосы Анатоля, падающие на мужественное лицо воина. Сила его рук, вкус его поцелуев, ковер вереска и небо над головой. А потом.

Такое совпадение преисполнило ее душу благоговением и страхом. Она боялась не того, что произойдет, а того, что это может не произойти, окажется таким же эфемерным, как ее видение.

Руки Анатоля ласкали ее спину, но, когда он потянулся к шнуровке платья, Медлин уперлась руками ему в грудь.

— Сначала дайте мне обещание, — сказала она. Задыхаясь от страсти, он улыбнулся.

— Какое?

— Обещайте, что не оставите меня одну, что бы сейчас ни случилось. Обещайте, что не убежите.

— Медлин…

— Обещайте!

— Обещаю. — Он снял ее руку со своей груди и поцеловал раскрытую ладонь. — Разве я когда-нибудь мог убежать от вас далеко? Я боюсь, как бы в один ужасный день вы от меня не сбежали.

— Я никогда так не поступлю. Я так испугалась прошлой ночью, когда вы исчезли, и я не могла вас найти. Я боялась, что с вами случилось что-то ужасное. И в какую-то минуту мне пришла в голову глупая мысль, что вы… — Она прикусила нижнюю губу. — Я разочаровала вас, вывела из себя. Вы могли искать утешения в постели другой женщины.

— Мысль и вправду глупая, — нежно проговорил Анатоль. — Медлин, неужели вы до сих пор не поняли? Я могу желать лишь одну женщину, и эта Женщина — вы. Моя выбранная невеста, моя жена навечно.

— Как в легенде?

— Да, как в легенде, в которую вы столь упорно отказываетесь верить.

— Тогда научите меня, — прошептала она. — Научите меня верить.

В ответ на эту просьбу Анатоль задрожал всем телом. Его темные ресницы опустились, и он снова обнял ее — страстно и благоговейно.

Само время остановилось. Солнце повисло над горизонтом, вереск застыл в неподвижности вместе с ветром. Губы Анатоля прижались к губам Медлин с такой страстной нежностью, с какой еще ни один Сентледж не целовал свою невесту. То был поцелуй воина, смелый и требовательный, не оставляющий пути к отступлению.

Медлин запустила пальцы в его густые волосы, жадно ответила на поцелуй. Его язык дразнил ее, двигаясь в простом безыскусном ритме, и она трепетала в его объятиях.

Она встала на колени с ним рядом, обвив руками его шею, прижавшись щекой к его щеке, а он, в ожидании более тесной близости, нетерпеливыми руками снимал с нее одежды одну за другой.

Медлин стояла на ковре вереска совсем обнаженная, ощущая каждой частицей тела жадный взгляд Анатоля, но не испытывала желания прикрыть наготу. Стыд, ложная скромность остались в том разумном чопорном мире, где она когда-то обитала. В мире, который она едва могла вспомнить.

Тот же вольный ветер, что с детства обвевал Анатоля, преобразил Медлин. Словно древняя дева-язычница, она отбросила на спину пышные волосы, гордо выставив напоказ упругие груди. С горящими глазами Анатоль сбросил плащ, расстелил его на земле — черное брачное ложе посреди пурпурного вереска. Он рванул рубашку на груди так, что посыпались пуговицы, поспешно освободился от остальной одежды.

Он стоял над Медлин, и солнце играли на его мощном загорелом теле. Буйная грива черных волос, рельефные мускулы, напряженная плоть — он походил на языческого бога, готового соблазнить смертную деву. Его взгляд скользил по ее обнаженному телу, пробуждая в ней странные ощущения.

Медлин с легким вздохом выгнула спину. Ее кожу словно покалывали тысячи крошечных иголок. Может быть, виной тому было тепло солнечных лучей, прикосновение ветра, но ей казалось, что ее тело поглаживают чьи-то тонкие чувствительные пальцы.

Неужели возможно, чтобы мужчина мог ласкать женщину одним лишь взглядом? Но как бы ни были утонченны эти ласки, Медлин жаждала иных, более реальных.

Когда Анатоль опустился рядом с ней на колени, она с силой провела ладонями по его широким плечам, длинным рукам, осторожно миновав не зажившую рану от ножа Романа. Ее пальцы, следуя за восхищенным взглядом, касались выпуклых мускулов на груди, перебирали темные курчавые волосы. Он переносил эти изыскания со стоицизмом воина, но она чувствовала, как содрогается его тело при каждом прикосновении.

Она ощутила прилив истинно женской гордости, осознав, какую власть имеет над этим могучим, несгибаемым мужчиной. Осмелев, ее пальцы спустились ниже — по твердому плоскому животу к той части тела, которая все еще оставалась для нее загадкой.

Медлин дважды ощущала ее силу внутри себя, но никогда прежде не решалась… Затаив дыхание, она сомкнула пальцы на его напряженной плоти. Горячее, пульсирующее, бархатно-гладкое… восхитительно!

С низким глухим стоном Анатоль перехватил ее запястье.

— Нет, дорогая, не сейчас. Я не должен потерять силу прежде, чем отдам ее тебе.

Медлин протестующе вскрикнула, но он зажал ей рот пылким поцелуем. Ладони его сжали ее груди, обжигая, словно раскаленная сталь. Не отрываясь от ее губ, Анатоль принялся ласкать большими пальцами ее соски, так что они мгновенно набухли и затвердели, и тогда с губ Медлин сорвался хриплый стон.

Он положил ее на плащ, могучим телом загораживая от солнца. В глазах смешивались желание и грусть.

— Ах, Медлин, отчего только я не обладаю даром красноречия? Каким я был глупцом, когда требовал тишины! У меня не хватало смелости сказать…

— Tec, — прошептала она, прижимая кончики пальцев к его дрожащим губам.

— Но я не сказал, как ты красива, как я… Что я чувствую… — Он смущенно умолк. — У меня нет слов.

— Тогда покажите мне, милорд. Покажите, что чувствует ваше сердце.

С прерывистым вздохом Анатоль прижался лицом к ее плечу, покрыл поцелуями ее кожу. Он больше не касался Медлин так, словно боялся причинить ей боль. Казалось, он знает тайны ее тела лучше, чем она сама. Его руки безошибочно находили самые чувствительные местечки, и эти ласки не казались ни слишком нежными, ни слишком грубыми.

Желание нарастало в ней с неудержимой силой. Она выгибалась под тяжестью его тела, пальцы лихорадочно гладили его спину.

Вот к чему она стремилась, чего ждала, лежа без сна в своей спальне! Именно за этим она приехала из далекого Лондона, оставив за собой семью и привычную жизнь.

Не утонченный поэт с задумчивым взглядом и сладкими речами был ей нужен, а этот грубый простой мужчина с его немногословием и неимоверной внутренней силой. Его мозолистые руки, глаза, полные тайной печали, твердые губы, сердце, таившее в себе неисчерпаемые запасы нежности.

Когда рука Анатоля скользнула к ее бедрам, Медлин сама открылась навстречу нетерпеливой и жаркой мужской плоти.

На миг он замер, глядя ей прямо в глаза, и казалось, что этот взгляд проникает в самую тайную суть ее женского естества. Потом одним мощным ударом он вошел в нее, и не было ни боли, ни разочарования, ни отчаяния — лишь глубокая радость естественного слияния двух тел.

Прильнув к ее губам, Анатоль начал двигаться, увлекая и Медлин вслед этому ритму.

Тела их слились в размеренном движении, древнем и первобытном, как мир, как возвышавшийся над ними камень. Лихорадочные поцелуи Анатоля перемежались еле слышным шепотом — словно молитву, Анатоль твердил ее имя.

Подхваченная мощной волной страсти, Медлин ухватилась за его плечи, и вместе они унеслись в тот мир, где не было ни боли, ни разума, одни лишь чувства.

Синее небо, огромный камень, пурпурный вереск — все исчезло для Медлин, осталось лишь жаркое тело, испытующий взгляд темных глаз, который словно чего-то требовал и ждал.

Медлин знала — чего. В темной влажной глубине ее лона рождалась сладостная неудержимая волна. Впившись ногтями в плечи Анатоля, она выгнулась дугой, и ликующе закричала. Волна наслаждения унесла ее в небеса.

Ее тело сотрясалось в сладких судорогах, постепенно утихавших. Потом она вернулась на землю, и ее затуманенные глаза увидели Анатоля.

Его губ коснулась мимолетная улыбка, улыбка свершения, и тогда он перестал сдерживаться. Одно завершающее движение — и он с хриплым криком выгнулся и запрокинул голову.

Этот крик полетел к далеким холмам, словно торжествующий клич древнего воина, одержавшего победу. Задыхаясь, он рухнул на Медлин, накрыв ее тяжелым, горячим телом.

Долгое время на вершине холма царила полная тишина, нарушаемая лишь шелестом вереска да криками чаек, летящих к морю.

Перекатившись набок, Анатоль прижал Медлин к мокрой от пота груди. Солнце уже опускалось, ветер стал более резким, но Медлин не чувствовала холода, все еще погруженная в блаженную истому.

Но Анатоль прикрыл ее краем плаща, и она уютно устроилась, положив голову на его грудь, слыша затихающий стук его сердца.

Медлин, однако, никак не могла успокоиться. Душа ее была преисполнена благоговейным восторгом и изумлением, словно она только что стала свидетельницей чуда.

Она давно чувствовала, что в Анатоле есть тайный огонь, потребность в любви. Нужна была лишь женщина, способная пробиться сквозь броню его показной грубости, найти путь к его сердцу, полному страсти и нежности.

Но Медлин никогда не была полностью уверена, что сама на это способна, а с недавних пор утратила всякую надежду. Ее глаза наполнились слезами радости, облегчения и благодарности, но она поскорее смахнула слезы, боясь напугать Анатоля. Его лицо выражало полный покой, резкие складки разгладились, морщинки исчезли, словно время для него повернуло вспять.

Он взглянул на нее и с улыбкой спросил:

— Ну и как?

Медлин понимала, о чем он спрашивает, и с радостью отметила, что в его голосе нет и следа тревоги или неуверенности.

— Это было… терпимо.

В одно мгновение уверенность исчезла, в глазах мелькнула боль. Ее сердце преисполнилось раскаянием, а всякое желание его дразнить пропало.

Медлин легла на грудь мужу, подперев рукой подбородок.

— Ты прекрасно знаешь, что со мной сделал, — промурлыкала она, — и я тоже кое-что узнала.

— Что же?

— Я поняла, почему твоя бабушка не выпускала из постели твоего деда три дня подряд.

Зубы Анатоля блеснули в улыбке, полной мужской гордости и истинно сентледжского самодовольства. Медлин нашла эту улыбку очаровательной.

— Я подумываю о том, чтобы продержать тебя голым на этом холме целую неделю. Он ухмыльнулся:

— Ничего не имею против, мадам. Но как же мой конь?

— Просто сними с него узду, и пусть бежит на волю… искать свою выбранную кобылу.

— Он мерин.

— О-о, — огорчилась Медлин. — Бедная лошадка!

Анатоль громко рассмеялся. Потом сжал ее лицо в ладонях, поцеловал кончик носа, и Медлин поняла, что все изменилось.

Они больше не были двумя отчаянно одинокими» людьми, сведенными вместе волею блаженного старца. Они стали настоящими любовниками, которые обмениваются нежными словечками, игривыми ласками, понятными лишь им двоим шутками.

Анатоль прикусил зубами мочку ее уха, и Медлин в блаженстве закрыла глаза. Теперь она действительно понимала, почему жены Сентледжей так неохотно отпускали от себя своих мужчин. Конечно, если эти мужчины были похожи на Анатоля.

Дело было не только в мгновениях безумной страсти, важно было все, что следует за этими мгновениями, — смех, нежные поцелуи, ощущение безопасности, которое дарят его сильные надежные руки. Волнующее сознание того, что этот величественный, суровый человек принадлежит ей и только ей.

Внезапно Анатоль замер и склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то.

Медлин уже не впервые видела на его лице это настороженное выражение, и оно неизменно вселяло в нее тревогу. Однако она решила не обращать на него внимания, ей казалось, что ничто не в силах нарушить очарования этого волшебного дня.

Она погладила Анатоля по щеке, но он ласково отвел ее руку, присел на корточки. Каждый мускул его тела напрягся, глаза потемнели, а на лице появилось отрешенно-сосредоточенное выражение.

— Проклятие, — проговорил он, наконец, и виновато улыбнулся Медлин. — Если хочешь, чтобы я неделю провел нагишом, то нам лучше уединиться в моей спальне. Кто-то едет.

Как Медлин ни напрягала слух, она слышала лишь шум ветра, гулявшего в траве, и далекое ржание лошади Анатоля.

— Ничего не слышу, — пожаловалась она. Но Анатоль уже вскочил на ноги и торопливо одевался.

— Поверь, милая, сейчас сюда во весь опор несется Квимби. Он хоть и смахивает на старого повесу, душа у него пуританская. Я не могу упасть в глазах своего лучшего конюха.

Он со смехом бросил Медлин одежду. Та повиновалась, хотя ее не покидало чувство недоумения.

Не успела она надеть амазонку, как сама услышала вдалеке топот копыт.

На вершине соседнего холма показался всадник. Медлин вгляделась в даль и наконец увидела блестящую под солнцем лысину.

Рот ее удивленно приоткрылся.

— Это действительно Квимби! — Медлин порывисто повернулась к Анатолю. — Как ты узнал?

— Я… Как раз это я собираюсь тебе объяснить. Когда мы вернемся домой.

Избегая ее взгляда, он поднял плащ, отряхнул его от приставших травинок и стал спускаться по склону навстречу стремительно приближавшемуся всаднику.

— Квимби! — Он помахал рукой. — Что у вас там стряслось? Почему ты гонишь несчастное животное так, будто за тобой несется свора Мортмейнов… — Слова замерли у него на устах, когда Квимби на полном скаку осадил гнедую кобылу так, что она взвилась на дыбы. Даже издалека по лицу Квимби было видно, что случилось что-то серьезное.

Старик дышал, как загнанная лошадь. До Медлин долетали лишь обрывки фраз:

— Милорд… Повсюду вас искал… Мы послали за доктором Мариусом. Это Уилл, юный Уилл Спаркинс.

Анатоль окаменел, однако не задавал вопросов, просто кивнул. Квимби развернул кобылу и с той же скоростью поскакал обратно. Анатоль бросился к своей лошади.

— Анатоль! — крикнула ему вслед Медлин, поспешно надевая туфли.

Он даже не обернулся. Он забыл о ней. Растерянная и чуть испуганная, она побежала следом, но сумела догнать его, лишь когда он уже стоял, держа повод лошади.

— Анатоль! — воскликнула она. — Что случилось? Что с Уиллом?

Муж глянул на нее, и у нее перехватило дыхание. Никогда еще она не видела в человеческих глазах выражения столь безграничного отчаяния.

— Ты… ты даже не спросил, что случилось, нерешительно проговорила она.

— Я и так знаю, — хрипло ответил Анатоль.

Вскочив в седло, он наклонился, обхватил ее одной рукой за талию и усадил перед собой. Потом развернул коня, цокнул языком и послал в, галоп, лишив Медлин возможности задавать вопросы.

Она могла лишь сидеть, испуганно скорчившись и изо всех вцепившись в высокую луку седла. Хотя солнце все так же сияло в небесах и вереск по-прежнему колыхался от ветра, для Медлин все изменилось.

Тени вернулись.