— Я до сих пор не понимаю, что произошло, — задумчиво проговорила Медлин. — Вам не кажется, что Роман был просто пьян? То, как он пролил вино, и потом…

— Он не был пьян. — Анатоль подошел к туалетному столику, посмотрел на свое отражение в зеркале. — Мы с Романом ненавидим друг друга с колыбели.

— Но почему?

— Это неважно.

— А я хотела бы понять.

— Если бы только вы могли понять, — еле слышно пробормотал Анатоль.

Медлин подошла к нему, взяла за руку.

— Пожалуйста, скажите мне, — попросила она. Анатоль бросил на нее испытующий взгляд, и ей вдруг захотелось прижать прохладную ладонь к его горячему лбу, пригладить волосы… успокоить его душу.

Казалось, он отчаянно хочет что-то ей рассказать, и не только о Романе… но он опустил глаза и отошел, оставив в ее душе след горького разочарования.

— Я не хочу сейчас говорить о Романе, — сказал он. — Может быть, мы продолжим этот разговор в другой раз.

— Когда? — с горечью спросила Медлин. — Через год и один день?

— Вам нужно знать только то, что вы никогда не должны принимать Романа Сентледжа и говорить с ним. Это ясно?

«Нет, — подумала Медлин, — не ясно». Она хотела было возразить, но на лице Анатоля появилось знакомое непреклонное выражение. Роман Сентледж был просто внесен в список запретов наряду со старым крылом замка и Мортмейнами.

— Вам ясно, мадам? — повторил Анатоль, не дождавшись ответа.

— Да, милорд. — Она вздохнула. Теперь язык не повернется заговорить о более важных предметах — о разладе между ней и Анатолем, о том, как она невольно оскорбила его семью и ранила… если не сердце, то гордость.

Впрочем, если гордость Анатоля и была задета, он ничем этого не показал. Медлин смотрела, как он идет к двери, высоко подняв голову, и развернув плечи… и ее охватила беспредельная печаль. Анатоль всегда будет отстраняться от нее, хранить свои тайны, держать под замком сердце.

Зачем он приходил сейчас? Лишь затем, чтобы объявить новый запрет? И почему застыл у двери, держась за ручку?

Минуты текли. В комнате стояла гнетущая тишина, умирал огонь в камине, догорали свечи.

Наконец Медлин не выдержала:

— Вы еще что-то хотите, милорд?

Вначале казалось, что Анатоль ее не услышал, но затем он негромко ответил:

— Да.

— Чего же?

— Тебя!

У Медлин перехватило дыхание. Она никак не ожидала услышать подобное, но это было так похоже на Анатоля с его грубой прямотой! Ни страстных признаний, ни пылких просьб. Просто слово, которое поразило ее, словно удар молнии.

— Вы… вы имеете в виду… то самое? — дрожащим голосом спросила она, боясь, что ошиблась.

Нет, не ошиблась. Анатоль шагнул к ней, и на его лице желание мешалось с мольбой о прощении.

— На этот раз я не причиню тебе боли, Медлин. Клянусь. Не надо бояться.

Сердце ее бешено колотилось, но не от страха. Казалось, целую вечность она ждала, что Анатоль вернется в ее постель… Только она не предполагала, что это произойдет сегодня — после всех волнений, ссор и кровавых драк, после вечера, когда они были, как никогда, далеки друг от друга.

Когда Анатоль обнял ее за талию и привлек к себе, Медлин положила руки ему на грудь.

— Но… но почему?

— Что — почему? — Он коснулся губами ее виска, прерывисто и учащенно дыша.

— Почему вы этого хотите?

— Потому что вы моя жена.

— Но почему именно сейчас? После того, как мы…

— Ради бога, Медлин, неужели обязательно во всем искать причину? — вырвался у Анатоля не то стон, не то смех. — Сегодня больше никаких вопросов.

И, наклонясь, закрыл ей рот твердыми влажными губами. Этот поцелуй, начавшийся лишь затем, чтобы вынудить ее замолчать, становился все жарче, а губы Медлин помимо воли отвечали жадным губам Анатоля. Давно уже Анатоль не целовал ее так — ненасытно, вбирая в себя ее сладость, обжигая биением распаленной мужской крови. Медлин уже успела забыть вкус его поцелуев и чувственное ожидание, которое посетило ее в первую брачную ночь. Все ее существо трепетало в сладостном предвкушении.

Если бы только Медлин могла отдаться на волю этой упоительной магии! Увы, она все еще размышляла и сомневалась. Что привело Анатоля в ее спальню? Может быть, его подстегнули басни о том, какую великую страсть возбуждают Сентледжи в своих женах?

Или он намерен овладеть ею по той же причине, по какой вручил меч? Потому что так полагается? Первой прервав поцелуй, Медлин отстранилась, открыла глаза и взглянула в лицо мужа, пытаясь найти ответы на свои вопросы. К ее удивлению, комната была погружена во тьму. За время поцелуя свечи почему-то погасли.

Медлин не могла разглядеть лица Анатоля, лишь его смутный абрис был виден в янтарных отсветах догорающего огня. Теперь она понимала, каково было бедной Психее, когда ее держал в объятиях мужчина, невидимый, непостижимый.

Анатоль крепко прижимал к себе жену, покрывая лихорадочными поцелуями ее волосы. Она казалась такой тонкой и хрупкой на ощупь, что он боялся сломать ее. Медлин не отталкивала его, ее тело было мягким и податливым, но в то же время Анатоль ощущал глубинное сопротивление, равнодушие, которое доводило его до отчаяния.

Медлин оставалась все так же холодна, а Анатоль не хотел принуждать ее, особенно после нынешнего вечера.

Он пришел в спальню только для того, чтобы попросить прощения, но, когда увидел Медлин, все рыцарские намерения пошли прахом. Женственные изгибы ее тела так соблазнительно проступали под тонкой белоснежной тканью, волосы цвета червонного золота ниспадали на обнаженные плечи.

Медлин несла красоту, спокойствие и разум в его мир, где бушевали грозы и царствовало сентледжское безумие.

Желание неудержимо нарастало, а в голове звучали слова Мариуса: «Иди к своей жене, пока не поздно»… Анатоль сжал в ладонях лицо Медлин, покрывая его быстрыми горячими поцелуями, сам не зная, чего больше в его ласках — страсти или отчаяния.

Будь все проклято! Он Сентледж, а Медлин — его выбранная невеста. Она должна трепетать от желания при одном его виде. И он добьется этого, черт возьми! Анатоль подхватил жену на руки, и она от неожиданности тихонько ахнула.

Едва не споткнувшись в темноте, Анатоль отнес ее на постель, положил на покрывало, стал поспешно снимать с себя рубашку. В этот миг вспышка молнии озарила комнату, и он увидел широко раскрытые глаза Медлин.

Он застыл на месте, поняв, что чуть было не повторил ошибку первой брачной ночи, когда напугал ее видом своей наготы, овладел ею слишком быстро и яростно.

За ужином он вел себя, словно дикий зверь, зато теперь должен оправдаться в ее глазах и быть настоящим джентльменом. Вся его плоть пылала, изнывая от неутоленной страсти, но он стиснул зубы, и хотя бы отчасти овладел собой. Не раздеваясь, он осторожно вытянулся на постели рядом с Медлин.

В темноте он потянулся к ней, дрожащие от страсти руки неловко скользили по ее лицу, изящному подбородку, нежной шее.

Медлин лежала неподвижно и безучастно. Перемена в Анатоле озадачила ее, и ответное желание, вспыхнувшее было во время поцелуя, угасло. Она положила руки ему на плечи, но ощутила не теплую гладкую кожу, а грубую ткань рубашки.

Руки Анатоля касались ее тела через пеньюар, замирая именно тогда, когда ей хотелось продлить ласку, не доходя до самых чувствительных мест. В Медлин нарастало раздражение.

Почему Анатоль не хочет раздеть ее, как сделал это в прошлый раз, почему не разденется сам? Даже башмаков не снял. Неужели нельзя зажечь хоть одну свечу, чтобы можно было видеть, что он делает?

Эти вопросы уже вертелись у нее на кончике языка, но она вспомнила железное правило Анатоля — что любить друг друга надо в молчании.

Когда он бережно поцеловал ее в губы, Медлин едва удержалась от разочарованного вздоха. Она, должно быть, самая капризная и неразумная женщина на свете! Ведь это именно то, чего она так хотела, -нежный и скромный любовник.

Но почему тогда ее ум непрестанно возвращается к тому странному видению? Анатоль везет ее на коне по вересковой пустоши, укладывает на землю, обнимает с такой неистовой силой, что все мысли улетают прочь и наступает блаженное забвение чистой страсти.

Слабый привкус ее фантазий ощущался в нежности этого поцелуя, но лишь отчасти. Обещание, но не свершение. Сдержанные ласки Анатоля совсем не походили на воображаемое безумство плоти.

У нее не было никакого опыта в любви, но сердцем Медлин чуяла — в том, что сейчас происходит между ней и Анатолем, многого не хватает. Медлин подчинилась, когда он приподнял подол ее ночной рубашки и приспустил свои панталоны, чтобы их тела могли соединиться во тьме. Когда он вошел в нее, она не ощутила боли, только щемящую тоску. Как может мужчина овладеть женщиной и при этом оставаться столь далеким и чужим?

Она жаждала услышать звук его голоса, хоть одно ласковое слово, но слышала лишь учащенное дыхание. Движения его тела казались беспорядочны, и в них не было даже прежнего намека на упоительную страсть.

Медлин долго сдерживала слезы, но к тому времени, как все кончилось, они уже ручьями струились по ее щекам. Анатоль рухнул рядом с ней, его мускулистое тело еще сотрясали последние судороги удовлетворения.

Медлин смахнула слезы, возмущаясь собственной глупости. Анатоль не причинил ей боли. Он обращался с ней бережно, словно она сделана из фарфора. Откуда же тогда эта пустота в сердце, почему не иссякает поток слез?

Теперь она радовалась спасительной темноте, особенно когда Анатоль, едва успев перевести дух, приподнялся на подушке и склонился над ней.

— На этот раз было лучше? — еще задыхаясь, спросил он.

— Да, — В первый раз в жизни Медлин решила солгать.

Он явно ожидал чего-то еще, только она не знала, что сказать.

— Это было очень… приятно.

— Приятно?

Медлин скорее почувствовала, нежели увидела, как он нахмурился. Потом протянул руку, коснулся ее щеки, и пальцы замерли, ощутив влагу.

— Если это было так приятно, почему вы плачете?

— Не знаю, — несчастным голосом ответила она.

— Вам было больно?

— Нет.

— Ради бога, Медлин, в чем дело?

— Не знаю, — повторила она. — Просто я чувствую, что что-то не так.

— Что-то не так? Что же?

По его голосу Медлин поняла, что ступила на опасную почву, но она и так уже зашла слишком далеко, и отступать было поздно.

— Мне кажется, в этом должно быть нечто большее, чем слияние двух тел — в темноте, в молчании…

Она замолчала, чувствуя, что с каждым словом увязает все глубже. Наступила тишина. Даже буря за окном притихла, словно испугавшись.

Потом Анатоль, грубо выругавшись, выпрыгнул из постели и принялся торопливо натягивать панталоны.

— Анатоль, простите меня… — пролепетала Медлин, но он этого даже не услышал. Он вылетел из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Медлин хрипло застонала. Что теперь делать? Бежать следом? Пытаться что-то объяснить? Колотить кулаками по подушке? Или просто опять разразиться слезами?

Что с ней происходит? Она столько ночей ждала Анатоля, и снова его прогнала. И это после того, как он был так нежен и сдержан, исполнил свой супружеский долг со всей благопристойностью, какую только может потребовать разумная женщина. Чего еще она хочет от этого человека?

«Три дня, — прозвучал голос в ее голове. — Холмы и вереск. Страсть, которую Сентледжи вселяют в своих женщин».

Медлин в страхе прижала подушку к груди. Это не ее мысли, она не может так думать, не хочет верить в легенду Сентледжей!

Она бросилась ничком на постель, накрыла голову подушкой. Это помогло, но лишь отчасти. Медлин по-прежнему не хотела верить в сентледжскую магию, но вдруг поняла что-то очень важное.

Анатоль по природе своей не мог обладать женщиной, как рассудительный и благовоспитанный джентльмен. Огонь, горевший в его глазах, говорил, что он способен на большее, что в его сердце кроются нежность и страсть. Нужна лишь женщина, способная пробудить его душу.

«Не такая, как я», — подумала Медлин и снова расплакалась.

Двери распахивались перед Анатолем от одного его взгляда, словно замок Ледж знал, что нынешней ночью лучше не попадаться хозяину на пути.

В Анатоле не осталось и следа того джентльмена, которым он так старался стать. Волосы превратились в спутанную гриву, падавшую на лоб, лицо исказила ярость, взгляд дико блуждал. Он мчался по коридору, ведущему в старое крыло замка, громко топоча по каменным плитам. Перед ним возникла последняя преграда. Анатоль надавил пальцами на лоб, дверь задрожала и наконец с треском поддалась. От усилия в висках загудело, но эта боль не могла сравниться с болью и унижением, которые терзали его душу.

За стенами замка ревела разыгравшаяся с новой силой буря, но Анатоль слышал лишь тихий голос Медлин, непрестанно звучавший в его голове.

«Нечто большее, чем слияние двух тел».

Нечто большее? Он обращался с этой женщиной так бережно и заботливо! Сдерживал себя так, что едва не сошел с ума! Черт побери, что еще ей нужно?

Стиснув зубы, Анатоль вошел в старый зал и захлопнул за собой дверь. Он зажег свечи в железном подсвечнике, и тогда из темноты проступили холодные каменные стены и обветшавшие шпалеры.

Портреты предков бесстрастно взирали на его искаженное гневом лицо. Просперо-колдун, Дейдра-целительница, Дерек — победитель дракона, Саймон, меняющий облик, — и так далее до его деда Грейсона Всевидящего.

«Когда— нибудь в этом ряду появится еще один портрет», -мрачно подумал Анатоль.

Анатоль Сентледж. А-а, это тот, кто не знал, что делать со своей женой в постели.

Он метался по залу, переворачивал старинные резные стулья, дал пинка массивному банкетному столу, бил кулаком по стенам, пока не открылась рана. К головной боли прибавилась боль в руке.

Только тогда бушевавшая в его душе ярость сменилась холодным отчаянием. Он поставил на ноги один из опрокинутых стульев, сел и закрыл лицо руками.

Одно хорошо — от такой худосочной любви Сентледжи не рождаются, и это к лучшему. Анатоль не хотел детей, таких же проклятых от рождения, как он сам.

Он сделал все, что только мог придумать, чтобы завоевать любовь Медлин. Был терпелив, сдержан и чертовски благовоспитан. Согласился на этот дурацкий званый ужин, терпел общество Романа.

Он ласкал жену со всей доступной ему нежностью — и добился только того, что она заплакала. Что еще он мог сделать?

Откинувшись на спинку стула, Анатоль запустил пальцы в волосы. Может быть, Роман и Медлин правы? Может быть, легенды о выбранных невестах и вправду не более чем досужий вымысел?

Или же раз в жизни Фитцледж сделал ошибку. Впрочем, это уже не имело значения. Анатоль знал, что его жизнь загублена, как была загублена жизнь его отца. Сегодняшняя неудача доказала это с полной ясностью. Чтобы спасти Медлин и себя, он должен любой ценой добиться ее любви. Любой ценой.

Взгляд Анатоля устремился в дальний конец зала, к неприметной двери, наполовину скрытой шпалерой. Эта дверь вела в самую запретную часть замка Ледж — башню Просперо.

Эта дверь манила Анатоля, но разум велел оставаться на месте. Всю жизнь он отвергал свое наследие — магию, колдовство, необъяснимые силы. Неужели же теперь обратится к ним по собственной воле?

Однако в глубине души он знал, что отнюдь не слепая ярость привела его сегодня в старое крыло.

Отчаявшийся человек готов на все.

Взяв подсвечник, Анатоль медленно двинулся вперед. В такт ударам грома дрожали стекла в узких окнах, вспышки молний высвечивали фигуры, искусно вытканные на шпалерах: дракон Сентледжей, распростерший крылья в воздухе, готовый превратить в пепел деревеньку вместе с ее перепуганными жителями. Символическое напоминание о девизе Сентледжей.

«Обладающий великой силой должен пользоваться ею мудро».

«Но когда в жизни мужчины появляется женщина, мудрость его покидает», — мрачно подумал Анатоль и после минутного колебания отодвинул шпалеру.

Дверь охотно подчинилась приказу Анатоля и быстро отворилась. За ней начиналась винтовая лестница, уходящая ввысь.

Держа светильник над головой, Анатоль стал осторожно взбираться по каменным ступеням, каждую секунду ожидая, что на него обрушится гнев Просперо. Он и так слишком далеко зашел — никто из Сентледжей еще не осмеливался подняться в башню.

Поднимаясь по бесконечной лестнице, он вспоминал все, что слышал о спальне Просперо. Хозяин наложил на комнату заклятие, и потому время было над ней не властно, все в ней оставалось таким же, как при его жизни. Войны, буйство стихий, перевороты, Мортмейны не могли причинить ей никакого вреда.

Анатоль мало в это верил, но теперь, поднявшись на самый верх башни, все увидел собственными глазами.

В комнате было совсем тихо, словно снаружи не бушевала гроза. Массивная кровать с парчовым балдахином, маленький письменный стол, книжный шкаф со старинными томами — все казалось таким же, как в тот день, когда Просперо со своей обычной циничной усмешкой в последний раз вышел из комнаты — навстречу ревущей толпе и страшной смерти на костре.

С невольным благоговением Анатоль провел пальцами по столбику балдахина, на котором не было ни пыли, ни паутины. Говорили, что вырезанные на нем странные символы — дело рук самого Просперо. Он сам сделал эту кровать из древнего дерева друидов, свидетеля таинственных мистических обрядов.

Не в этой ли постели черпал он неистощимую мужскую силу, столь необходимую для утоления страсти, бесчисленных красавиц, чьи сердца он покорял при помощи черной магии и колдовских заклинаний?

В чем секрет старого дьявола? Может быть, он запечатлен в письменах, вырезанных на кровати? Или в одной из этих книг? Анатоль бросил беспокойный взгляд через плечо, но пламя свечи не дрожало, и ничто не говорило о присутствии Просперо.

Приободрившись, Анатоль укрепил светильник на стене, подошел к книжному шкафу, где в беспорядке лежали книги и рукописи. Просперо отдавал дань всему — от алхимии до самых темных и опасных видов магии, о которых Анатоль боялся даже помыслить. До сегодняшнего дня.

Он вынимал книгу за книгой, свиток за свитком, разглядывая листы, которые, казалось, источали древнее тайное знание. Французский язык, итальянский, арабский и другие, неведомые Анатолю.

— Проклятие, — пробормотал он, — неужели здесь нет ни одной чертовой книги на простом английском языке?

Он открыл последний том — и опять увидел загадочные восточные знаки и символы. Безнадежно ругнувшись, он сунул книгу в шкаф. Дело ясное — без помощи Просперо ему не обойтись.

Анатоль огляделся, тяжело вздохнул, признав свое поражение.

— Ладно, старый дьявол, — сказал он. — Где ты? Когда не надо, ты так и ходишь за мной по пятам.

Никакого ответа, только… чуть заметно колыхнулась занавеска балдахина. Анатоль проворно отдернул ее. Никого.

Зато теперь он ощущал знакомый холодок, неприятное Внутреннее беспокойство, говорившее, что он не один.

Круто обернувшись, Анатоль яростно велел:

— Покажись!

Огромная кровать мелко задрожала.

— Черт побери, Просперо! Приди сюда. Из глубин ада или где ты там обретаешься…

Порыв ледяного ветра ударил Анатоля в живот, как гигантский кулак. Он отлетел прочь, и миг спустя перед глазами вспыхнул ослепительный свет.

И тогда явился Просперо во всем своем великолепии. С его плеч ниспадал алый плащ, туника, облегавшая мощный торс, сияла всеми цветами радуги. Не бледный призрак — пышущее здоровьем лицо, аккуратно подстриженная бородка, черные блестящие волосы.

Он казался слишком вещественным для духа, но, как хорошо знал Анатоль, это все-таки иллюзия. Как-то в юности он безрассудно ударил зловредного предка кулаком, и его рука врезалась в стену к немалому удовольствию Просперо.

Но сейчас Просперо явно не испытывал никакого удовольствия. Он нечасто давал себе труд представать в зримом облике перед простыми смертными, хотя бы даже и перед собственными потомками. Его черные, блестящие, чуть раскосые глаза были сердито прищурены.

— С каких это пор в мою обитель позволено врываться жалким сосункам? — рявкнул он. — Что тебе от меня нужно?

Анатоль медленно выпрямился. Это было самое трудное признание в его жизни. Он проглотил застрявший в горле комок и все же выговорил:

— Я хочу… Мне нужна твоя помощь.

— Неужели? Помнится, еще совсем недавно ты ее отверг с величайшим возмущением. Что ты тогда сказал? Подожди, дай подумать… — Он задумчиво пригладил бородку. — А-а, вот! «Ступай прочь, старый дьявол. Твоя помощь мне не нужна!» Что-то в этом роде.

Было ясно, что Просперо намерен поиграть с ним, как кошка с мышью. Впрочем, ничего другого Анатоль и не ожидал.

Он отошел к книжному шкафу и стал поправлять рукописи, чтобы избежать насмешливого взгляда предка.

— Я попал в крайне тяжелое положение, — проворчал он. — Что-то неладно в моих отношениях с Медлин.

— Нетрудно догадаться, видя, как ты носишься по замку, вместо того чтобы нежиться там, где положено. В супружеской постели.

У Анатоля запылали уши.

— В этом-то и трудность. Ты же знаешь, что должно происходить между мной и Медлин… в постели.

— Мне ли не знать! — усмехнулся Просперо.

— Ну так вот, ничего такого не происходит. Никакого огня, страсти, никакой великой любви, которая должна связывать Сентледжа и его выбранную невесту.

— Ах, эти легенды!… — вздохнул Просперо, явно забавляясь отчаянием потомка.

Стараясь не обращать на это внимания, Анатоль торопливо продолжал:

— Что-то не так с Медлин, и я хотел бы знать, что именно.

— Может, тебе следовало серьезнее отнестись к пророчеству кристалла? Берегись огненной женщины!

— Но у меня не было выбора, — с горечью ответил Анатоль. — На самом деле я вовсе не уверен, что моя беда не твоих рук дело.

— Моих?

— Да, тебе всегда нравилось меня мучить. Это ты подменил список моих требований к будущей жене. А может, ты и затмил разум Фитцледжа, чтобы ему изменил дар Искателя?

— Нет, мальчик. Всей моей магии недостаточно, чтобы затмить такое мудрое и честное сердце Фитцледжа. Впрочем, если ты убежден, что твой брак ошибка… — Просперо торжественно воздел руки, как волшебник, готовый произнести страшное заклинание. — Я могу сделать так, чтобы ты забыл Медлин.

— Нет! — испуганно вскричал Анатоль. И бросился к Просперо, чтобы остановить его, но пальцы ухватили лишь воздух.

Просперо переместился в воздухе на несколько шагов и сам опустил руки.

— Как видно, ты не вполне в этом убежден, сказал он с улыбкой.

— Это уже неважно. От тебя мне нужно одно… — Анатоль помолчал в нерешительности и выпалил: — Заклинание!

— Заклинание? — Просперо воззрился на него, словно на безумца. — Какое заклинание?

— Ты сам знаешь. То самое, что вызывало у женщин безмерное желание и внушало им безнадежную любовь к тебе.

— Ах, это… — Губы духа изогнулись в странной улыбке. — Ты не найдешь его ни в одной из этих книг. Это совсем особое заклинание.

— Тогда скажи его мне!

— Хочешь, чтобы я в одну минуту поделился с тобой знанием, которое постигал всю жизнь?

— Прошу тебя, — с усилием выдавил Анатоль. Просперо долго разглядывал его, задумчиво поглаживая бородку. Лицо духа было непроницаемо, и Анатоль пережил все муки неизвестности. Когда он уже почти уверился в том, что Просперо отвергнет его просьбу, тот небрежно пожал плечами.

— Хорошо. Мне придется его написать. Подай перо, чернильницу и кусок пергамента вон с того стола.

Анатоль поспешно повиновался, стараясь скрыть обуявшие его радость и нетерпение.

— Только пиши по-английски. Никакого другого языка я не знаю.

— Мне это хорошо известно, — с сожалением вздохнул Просперо. Откинув плащ, он уселся за стол.

Анатоль встал у него за спиной, заглядывая ему через плечо. Просперо, нахмурившись, обернулся.

— Я не могу сосредоточиться, когда ты стоишь у меня над душой.

Анатоль неохотно отошел.

— Это очень тонкое заклинание, — продолжал Просперо, обмакивая перо в чернила. — Надо записать его по возможности точно, иначе оно может оказаться опасным.

— Опасным?

— Да, Мальчик. Вмешиваться в тайную жизнь женского сердца всегда опасно.

Анатоль задумался. Перед его мысленным взором предстал образ Медлин, ее лицо, такое нежное и ясное. Он ощутил укол вины, ведь он собирается лишить ее свободной воли, вселить в нее такое же отчаянное желание, какое терзало его самого. Но, черт возьми, Медлин же предназначена ему! Так решил Искатель Невест.

К тому времени, как Просперо дописал, Анатоль поборол в себе все сомнения. Скатав лист пергамента, дух протянул его потомку.

У Анатоля дрожали руки, когда он разворачивал свиток. Нетерпеливый взгляд уперся в одну-единственную строчку. Он нахмурился.

— Это очень короткое заклинание.

— Но необычайно сильное.

— Как с ним обращаться?

— Сам поймешь, когда прочтешь слова. Анатоль подошел поближе к светильнику, поднес лист к свету. Почерк Просперо был так неразборчив, что Анатоль испугался, решив, что старый дьявол забыл о его просьбе и писал на латыни или греческом. Вглядевшись, он наконец разобрал написанное. Всего три слова.

— Просто… просто люби ее.

Просто любить ее? Анатоль недоуменно наморщил лоб.

— Какого черта! Что это за заклинание? — спросил он, оборачиваясь к Просперо, но предок с легким шорохом растворился в воздухе.

— Просперо! — взревел Анатоль, и в тот же миг страшная мысль, подобно раскаленной игле, пронзила его разум. Проклятый колдун, как обычно, играл с ним, он даже и не собирался выполнять его просьбу.

Боль отчаяния сменилась бессильной яростью.

— Будь ты проклят! — крикнул Анатоль. Он разорвал пергамент на клочки и швырнул их на пол. — Какой же я глупец, что обратился к тебе за помощью! Прими мою благодарность, старый дьявол!

Схватив светильник, Анатоль бросился вон из башни. Вслед ему раздался смех — издевательский, но не лишенный сочувствия.