Влюбой тусовке есть свои приколы, которые доказывают, что ты — настоящий отброс общества. Мой двоюродный братец из Ньюарка любит игру в «цыпленка»: смысл в том, что два машины мчатся навстречу друг другу на скорости 80 миль/час. Первый из водителей, свернувший с пути, понятное дело, становится цыпленком. На нижнем Ист-сайде надо прижать к руке горящую сигарету и не дергаться, пока она не дотлеет до фильтра. А здесь, в верхнем Манхэттене, пацаны сигают с утесов в Гарлем-ривер, где вместо воды дерьмо в буквальном смысле слова, поскольку совсем рядом расположены канализационные стоки, откуда ежедневно стекает содержимое полумиллиона толчков. Надо приурочить каждый прыжок к моменту прохода «поносных потоков». То есть волны с пленкой говна на поверхности, приблизительно по пять футов каждая, возникают каждые сорок секунд. И тебе надо попасть между потоками, прямо как эти психи из Акапулько рассчитывают время так, что входят в воду в тот момент, когда волна начинает разбиваться.
      Эта забава всегда практикуется, если проплывает какая-нибудь реально громадная херня. Блин, мы такую мерзопакость видали: население этой канализационной местности живет с несомненным размахом. Однажды мимо несло дохлую свинью (в смысле, животное, а не копа). Она, должно быть, с севера Гудзона, убежала из загона на барже, перевозящей скот, и потопла. Цвета была отвратительно белого и какая-то студенистая, раздавшаяся в два раза больше нормального размера. Помню, как она продефилировала перед нашими взорами, и потом дня три (истинная правда) никто не лазил в воду.
      Короче, сегодня мы, то есть Джонни, Дэнни и я, собрались в парке у баскетбольных площадок, немного поиграли, опрокинули по паре кружек пива и пошли на улицу. (Улица называется Симен -авеню, по-моему, довольно смешно, и я знаю одну девицу, живущую на углу улиц Симен и Каминг; чувакам она дает с целью похудеть, но не стоит ее осуждать: что взять с девушки, если у нее такой адрес?). Ну ладно, добрались мы до моста на 225-й улице, перешли по нему в Бронкс, перебежали по рельсам к «обрубку» (так мы называем большую скалу, откуда прыгаем). По пути на нас напала здоровая свирепая сторожевая овчарка, пришлось делать ноги и лезть от нее на забор. Короче, развлеклись, потому что иногда съебаться от этой шавки не получается, и рискуешь, что она одним махом оторвет тебе штанину и, возможно, вместе с приличным куском задницы. Однажды с нами был Сэм Макгигл, не успевший вскарабкаться на забор, тогда мы посоветовали ему замереть, чтобы собака его не тронула. В общем, он застыл в какой-то придурочной позе, зверюга приблизилась, пару секунд пообнюхивала, и только наш Сэм расслабился, нехило цапнула его за жопу.
      Так вот, пришли мы к обрубку, порыскали в кустах в поисках сныканных нами купальных плавок и ракушек (в связи с отсутствием здесь раздевалки растительность неплохо ее заменяет). Потом как следует припрятали имевшиеся деньги и стали переодеваться. Когда мы были в одних лишь трусах, из-за кустов до нас донеслось хихиканье, мы повернулись и узрели трех девчонок, силящихся врубиться в происходящее шоу. Мы решили, что иного выхода кроме нападения нет, стянули белье и, полностью голые, атаковали их, кидаясь ракушками. Тут выявилась их истинная непорочность, они понеслись со скоростью ветра, не прекращая хихикать, и все посматривали на наши мотающиеся приборы. Мы надели плавки и взошли на обрубок. Он где-то двенадцать футов в ширину, с одной стороны течет Гарлем-ривер, сзади проходит поездная магистраль Гудзон-Гарлем. Рядом куча скал поменьше, конечно, в подметки не годящихся самой главной вершине, высотой около восьмидесяти пяти футов. Каждая скала носит собственное имя, например, «Суицид», «Врата ада», «Палец ангельской ноги», а верхушка, самое понтовое место для подобных, блин, экзерсисов, зовется «Ангел ада».
      Туда-то мы и полезли, на самый верх, представляющий собой массивный плоский камень, потрескавшийся настолько, что в расщелинах растут мелкие цветочки, напоминающие клевер. Мы присели и стали нетерпеливо ждать, когда туристический корабль «Cirle Line» покажется из-за поворота у моста и направится в нашу сторону Прыгать по-настоящему приколько, когда всякие древние пары из Огайо, монахини, японские менеджеры и прочие гости Нью-Йорк Сити, выложившие по пять баксов за речную прогулку вокруг острова, пялятся, как мы скачем в эти вонючие воды. В общем, первым пошел Дэнни, а мы с Джонни, свесившись, следили, как он минул первое и единственное препятствие — деревце, торчащее на скале футов на пять ниже нас, — потом прямо, руки прижаты к бокам, корпус вытянут; ноги стиснуты, в воду он влетел ракетой. Сверху казалось, что до низа не меньше 50 008 футов. Но Дэнни и раньше прыгал с «Ангела ада», и он рубил эту фишку. Пришла очередь Джонни, а он, как и я, на вершине был впервые. Пересравши до смерти и разинув пасть, он еще раз бросил взгляд на реку, помахал нетерпеливо ждущим любителям достопримечательностей, отступил на шаг назад, раз пятьсот глубоко вздохнул, пробормотал: «А ну, на хуй», — потом проорал тоже самое, сжал яйца обеими ладонями и сиганул. Вниз он летел с широко разведенными ногами, вертелся, словно изображал Попая , продолжая зажимать пах. «Хуже не придумаешь», — отметил я со вздохом, когда он вошел в воду. Это еще мягко сказано, поскольку он врезался туда злосчастным осьминогом, конечности в разные стороны, и звук шлепка больно звенел у меня в ушах, пока я оставался наверху. Показавшись на поверхности, он поплыл к берегу, гребя одной рукой, а другой растирая свою невыносимо зудящую задницу, и из-за его медлительности его успела хорошенько накрыть волна дерьма, и это злосчастное зрелище вызвало у Дэнни, стоящего на берегу у тропинок, неистовый хохот. Подошел мой черед, корабль почти миновал нас, и весь народ криками подбадривал меня, садисты херовы.
      В голове опустело, я даже не снял кроссовки и просто сиганул, как в нелепом полусне, и не просыпался, пока не коснулся поверхности воды. Движение совсем не ощущается, чувство такое, словно подвешен над отвесной скалой в воздухе, вода настигает тебя стремительно и болезненно. Я сильно треснулся о воду, но зашел не слишком глубоко и, вынырнув, обнаружил, что все туристы мне аплодируют. Я двинул к берегу к остальным, мы отвернулись, стянули плавки и продемонстрировали пидорским туристам голую жопу, когда корабль разворачивался и брал курс на Гудзон. Оделись и двинули назад (кстати, старый гомосек Эдди подглядывал из кустов, как мы переодеваемся). Я вернулся в наш квартал и решил пойти домой, поесть, сделать записи и лечь спать; знаю, что всегда можно дождаться утра, а потом уже начинать перед всеми хвастаться и показывать, какой я охуительный и так далее.
 
       Сегодня вечером бухали в парке с Дэнни, Жирным Эдди и Шином, нажрались в сиську, и нам пришло в голову взломать парковую сторожку и спиздить мячей для разминок перед важным матчем, ожидающим нас на следующей неделе в Лонг-Бич. По большому счету, взломом это не назовешь, поскольку Дэнни спер вчера ключ у Сэла, этого туповатого паркового служителя. Он оставил ключ в двери, когда мыл ванную. Сэл — потрясающий кадр. Он поклоняется то ли дьяволу, то ли другой фигне из этой оперы, и частенько, убираясь в сортире, становится на колени и начинает читать какие-то безумные псалмы, сопровождая их странным хрюканьем. Он натурально ебанутый. Итак, мы подкрались к сторожке, открыли дверь и взломали найденным на полке с инструментами небольшим ломом кладовку со снаряжением. Взяли четыре новых фирменных мяча «Bob Cousy», сунули их в брезентовый мешок, смылись из парка и отнесли их заныкать у Дэнни на хате. Маме его сочинили, что выиграли их на ярмарке, устроенной Церковью Апостола Иуды, благодаря офигенно счастливой случайности. После вернулись в парк, засели на скамейках у спортивных площадок, чувствуя, что совершенно подзаебались. Неожиданно к нам на приличной скорости чешет полицейская машина. Мы запаниковали и побежали по широченной бейсбольной площадке. Я мотанул налево прямиком по полю, а остальные, как предполагаю, побежали прятаться на трибунах справа. Копы погнались (разумеется) за мной, так что я развил охуительную скорость, но меня по пятам настигал поток света фар и развязка неумолимо приближалась. Слышал, что мои кореша, глядя на меня, как на идиота, громко ржали. Я напоминал им Джеймса Брауна , как позже поведали они мне. Я почти достиг противоположной границы поля и уже вот-вот мог оторваться от преследователей, но услышал не обрадовавшее меня восклицание: «Стой, а то стреляю по ногам». Надо думать, я тут же тормознул. Водитель остановился рядом со мной, один коп вылез наружу, толкнул меня к тачке и обратился к персонажу, который сидел на заднем сиденье: «Это тот парень?» «Гмм, что это за парень?» И из машины выходит Липи Луи Сальвадорио из Бронкса, мой главный соперник по баскетболу и сын парикмахера, у которого я стригусь, Сэла Сальвадорио. «Да нет, — произносит Луи, — это Джим Кэррол, мой главный соперник по баскетболу, он живет здесь, в Манхэттене». Как я понял, Луи в тот вечер обобрали где-то неподалеку, и он рыскал с копом в поисках злодея. Коп спросил меня, зачем убегал, и я ответствовал, по той причине, что другие тоже стали убегать. «Ты осел!» — сообщил мне он и неслабо вдарил по коленям дубинкой, чтобы поквитаться за устроенную мной глупую гонку. Я вернулся к моим пидорам, и они остаток вечера стебались надо мной, пародируя мое улепетывание в стиле Чарли Чаплина. Ну и пошли на хер, а также пойдет на хер парикмахер Сэл со своими ебаными стрижками.
 
       Сегодня меня выперли с моей злоебучей работы на стадионе «Янки», но мне абсолютно необидно. Как обычно, всучили впаривать наифиговейший товар: мороженое. Обычно мороженое не главная подстава, в отличие от попкорна; но сегодня было около 20 градусов, и моросило, а здесь даже фрукты не очень фруктово выглядят. В общем, хожу как всегда туды-сюды по верхней трибуне, радовало только наличие одной блондиночки в секции 20, делавшей эту тусовку в несколько раз краше, короче, телка, что надо. Черные брюки и все дела. Тут дождь зарядил сильнее, появилась команда стадионных служителей, накрывшая поле специальным тентом, не помню, как он, блин, называется, а пеньки с верхней трибуны поспешили забраться еще выше, где можно укрыться от ливня. Я тоже туда направился, и тут меня окликнули две чувихи и спросили, что продаю. Понял, меня позвали не только из-за мороженого, подсел к ним, и мы разговорились. Оказалось, они раскуривались, по крайней мере, так они сообщили, и мне захорошело после того, как курнул и посидел без этого херова ящика с мороженым за спиной. И вдруг проходит этот мозгоеб Руди, наш главный. Эта сука вечно шныряет по стадиону, вынюхивая отлынивающих чуваков, а я отношусь к его излюбленным мишеням. Он — натуральный немец, и, несомненно, мог бы стать заведующим газовой камеры в гитлеровском концлагере. На сей раз, он не мог доебаться до меня за нарушение десяти пунктов инструкции, но сидеть во время работы это ни-ни. Оставался только один шанс, я оставил ящик на месте и постарался смотаться в надежде, что он не разглядит ни моего лица, ни номера бэйджика, если я успею уйти на нижнюю трибуну. Фанатам это дополнительная забава, и вся трибуна одобрительно вопила, пока я старался обогнуть кайзера в такой вот уморительной обстановке. В итоге я начинаю делать спуск, сулящий мне спасение, но дело труба, ведь он закрыт и я все же попался. Этот козел срывает мой бэйджик эдаким напыщенным жестом, словно отбирает почетную медаль, и приказывает мне вернуть мороженое. Я сказал, куда ему пойти, где он найдет свое мороженое, повернулся и достойно покинул заведение, не снимая униформы и так далее, и никогда впредь невернусь в эту ебаную дыру, и пошли далеко шесть миллионов ходов и лестниц. Слава, блин, «Янки»!
 
       Яи Вилли Колл приперлись на станцию Лонг-Бич примерно в 3.30. Сегодня вечером у нас был первый матч в серии плейофф на устроенном Торговой Палатой Лонг-Бич летнем турнире по баскетболу: старший, юниорский и профессиональный дивизионы. Мы играем в старшем дивизионе и за весь сезон продули только одну встречу с командой мебельного магазина «Orlando's». Наша команда принадлежит кафе-бару «Shine's». Нашим сегодняшним соперником были «Римские львы из церкви Пресвятой Девы Марии». Когда мы отправились есть очень невкусную пиццу в забегаловке под названием «Patio Chief», несколько гопников начали прикалываться над нашим хаером. Один из ублюдков подкрался и облил волосы Вилли кетчупом, в ответ Вилли запустил ему в морду пиццой. Между ними разгорелась драчка, и тут какой-то взрослый чувак, видевший нас на баскетбольном матче, прекратил махаловку и разъяснил тому идиоту, что мы с Вилли звезды баскетбольной лиги и сегодня играем в центре отдыха. «Не думал, что подобные пидоры играют в баскетбол, — сказал гопник. — Извиняюсь». От удара кулаком у Вилли изо рта шла кровь. «Держи, промой содовой», — добавил его обидчик. Тот пригубил содовой, кинул туда (честное слово) 20 миллиграммов чистого кристаллического амфетамина и вернул стакан тому уроду, допившему остаток. Потом мы двинули на пляж отмывать от кетчупа хаер Вилли.
      В игре мы победили влегкую и теперь через два вечера будет играть с мебельным магазином «Orlando's» на звание чемпиона. После матча в раздевалку прокрался всеми нелюбимый за голубизну студент Бенни Гринбаум. Наш центровой Том Макналти предложил Бенни, что у всех на виду отсосет у него за 15 долларов. «Не могу выложить наличные, пока не достанешь мой прибор», — отвечал Бенни. Том вынул его член, не меньше семи дюймов длиной, а Бенин стал быстро-быстро глотать свежий воздух Лонг-Бича, глаза его выпучились, как у людей на рекламном плакате больших распродаж. Зрелище отвратное, но было уморительно, когда Бенни стал спускать. Томми забрал деньги и мы отчалили. Сегодня готов выебать любую чувиху в Лонг-Биче.
      Мы пошли праздновать в гости к Тому Мигрелло. Когда мы приперлись, его не было, тогда мы зашли внутрь и, ожидая его, напились. Когда пиво закончилось, Дэнни и Ронни побежали за добавкой. Вернулись через несколько минут с рассказом о том, как некий ублюдок пытался похитить у них пиво и как они его побили. И как раз в дверь заходит Томми, одежда на нем порвана. «Это Том», — говорю я. «А это те козлы, которые только что меня отпиздили», — говорит Том. В итоге конфликт замяли и все напились в жопу. Один раз я свалился на лестнице, настолько сильно нажрался. Я позвонил маме, а она мне сказала: «Ты пьян».
 
       Сегодня вечером, до сих пор не покинув Лонг-Бич, мы снова напились, но не так сильно, как вчера, и потащились в какой-то ужасный бар в надежде кого-нибудь снять. Один чувак сообщил нам, что сестры Селия пошли на пляж. Элис Селия как-то раз делала мне минет, а ее младшая сестра от нее не отстает, и мы с Вилли двинули за ними. Когда их нагнали, то остановились в сторонке посмотреть, как они ныряют в аллею — обе были пьяны в усмерть. Приблизившись вплотную, мы увидели, что они вдвоем занимаются любовью прямо на бетоне. «Блин, реально возбуждает», — сказал мне Вилли, потом окликнул Элис, она подошла и выдала мне: «Помню, ты кончил мне в рот, и у твоей спермы был вкус клубники». Девка наглухо ебнутая, подумал я. Ей, как и мне, всего четырнадцать, ее сестре — тринадцать. «Пойдемте с нами на пляж», — предложил я.
      По дороге на пляж Элис пописала прямо на улице. Но не желаю поганить свой дневник подобным описанием. Потом нас с ними заметили какие-то чуваки, рассказали другим чувакам, а те еще другим, и, честное слово, по пляжу выстроился весь ебучий город в ожидании минетов. Ко мне подошел чувак и спросил, что происходит. «Эти две подруги, как я понимаю, собираются отсосать у всей толпы», — ответил я. «В очередь», — крикнули ему. Мы с Вилли смотались с блядского пляжа и в темноте отправились на спортивную площадку отрабатывать фолы для завтрашней игры.
 
       Мы всей тусовкой прошлым вечером играли матч на молодежном празднике в нашей католической школе, а мужик, отвечавший за порядок, один мудацкий священник, который всем своим видом любит показывать, что он — служитель Господа — должен был рано свалить, и потому доверил ключи Дэнни и поручил все закрыть. Конечно, мы поручение выполнили, но сегодня нас осенило сделать дубликат для личного пользования перед тем, как их возвращать. Короче, мы завалили в магазин скобяных изделий и сварганили себе по копии каждого ключа. На вечерней дискотеке сидели пьяные, и беседа в компании зашла насчет того, что местное отделение Американского Легиона через недельку — другую приглашено в школу и для него приготовлено примерно десять ящиков виски и немерено упаковок пива, выгруженных в кухне. Не пришлось долго доходить до мысли, что сегодня вечером имеется прекрасный повод опробовать новые ключи и раздобыть высококачественную и халявную выпивку. Дождались окончания дискотеки, когда все наплясались и расползлись, потом вчетвером подкрались к боковому входу и проникли внутрь. Ситуация была напряжная, но где-то за полчаса мы триумфально спиздили четыре ящика виски и шесть упаковок пива, транспортировали их в леса парка Инвуд и подыскали чудесный тайничок для нашего сокровища. Еще нам встретился родник с ледяной водой, и пиво охладилось мгновенно, тогда мы, не сходя с места, раздавили пару упаковок. Поскольку теперь мы владеем почти пятьюдесятью квартами виски, могу предвидеть, что с них обожрется в ближайшие месяцы не один сукин сын, включая и меня. И еще с уверенностью заявляю, никого так не приятно обуть, как этих уродов из Американского Легиона.
 
       Опять на Лонг-Бич, на Лонг-Айленде, и не в баскетбол играть в какой-нибудь летней лиге, а просто в гости к Жирному Эдди с 28-й улицы, у его родителей в этих местах есть бунгало. По дороге выпил две бутылочки сиропа от кашля с кодеином в поездном туалете, и потому мне стало по фигу, что еду один и путешествие выходит скучным: весь путь показался одним долгим приходом и зацепило так сильно, что чуть не остался в вагоне, когда подъехали к остановке Лонг-Бич. А то ни хрена хорошего из этого бы не вышло, ведь эта остановка конечная, и мне не улыбается провести всю ночь в каком-нибудь злоебучем депо в отстойниках Лонг-Бича. Высококачественное лекарство иногда способно даже превзойти джанк, конечно, без излишней суеты и прочей хрени, но убьешься не меньше. Короче, я как безумный поспешил покинуть поезд и понесся к остановке ловить автобус, который отвезет меня на другой конец Бича, где обитает наш жиртрест. Собрался было немного покимарить, пока автобус едет, но тут какая-то безумная бабка начала втирать мне, что я коммунист, потому что на мне красная футболка (но подними старая сука глаза, она бы увидела надпись «Good Shepherd Falcons» через всю грудь), и еще стала повторять, у нее было видение, что я умру через месяц оттого, что мне на голову упадут огромные часы. Как всегда, психи меня нашли. В общем, в итоге я велел ей отъебаться, но она скрипела дальше, и у меня так разболелась голова, что из автобуса я вышел весь разбитый. Наконец, я добрался до искомых трущоб. Жиртрест сидел у себя наверху, покуривая хэш, а с ним две немыслимые блондинки-близняшки. «Джим, это Уинки, а это Блинки. Уинки и Блинки, это Джим». «Видала тебя на чемпионате на прошлой неделе, — сказала Уинки, — Ты молодец». Ништяк. Этих Уинки и Блинки не различишь. У них весьма сексуальная еврейская внешность, губы накрашены блестящей розовой помадой, хаер с начесом, плюс невообразимо большие буфера, вываливающиеся из блузок в шести дюймах от моей обалдевшей рожи. Та и другая носили очень узкие голубые джинсы с надрезами, отчего девчонки казались еще соблазнительнее. Блинки встала и передала мне трубки, я сделал пару напасов, сунул ее Эдди, потом шлепнулся на матрас рядом с Блинки и слегка задремал, поместив голову к ней на колени. Я почувствовал неуловимые намеки на трах, потому решил, что мне хорошо бы сходить в ванную и принять лекарство, дабы немного попуститься и смочь осуществить свои намерения. Что я и сделал, и где-то через час сделался вполне как огурчик, готовый на один-два сеанса с ней наедине. К тому моменту я уже больше часа курил хэш, голова моя полеживала на коленях Блинки, и время от времени я цапал ее аппетитные сиськи. Я уже изрядно скучал, и мне не терпелось ее выебать, пока они не вызвали скорую. И тут, если вам угодно, лед треснул, Уинки вскочила, принялась ходить туда-сюда и расстегивать, правда очень медленно, верхние пуговицы на своей блузке с большим вырезом, и наконец-то я узрел эти дерзкие штучки, выглядывающие из лифчика тигрино-полосатой расцветки. Потом она поупиралась, но все-таки сняла штаны, оставшись в крохотных трусиках с кожаной бахромой. Я настолько возбудился, что решил предпочесть еепизду дырке Блинки, однако до меня доперло очевидное, я расстегнул пуговички на рубашке Блинки и стянул с нее брючки, и, понятное дело, разницы не обнаружил. Затем был снят лифчик, показались симпатичные, неоднократно обсосанные соски. «Нравится?» — осведомилась Блинки. «У тебя обалденные сиськи, и я намерен, не откладывая в долгий ящик, их потискать», — ответствовал я. Я сжал их, скрутил несколько раз каждую грудь, после к делу подключился язык, я изо всех сил лизнул оба соска, потом легонько коснулся кончиков бугорков, потом еще покусал-полизал их всевозможными способами, ну и так далее. Мы ушли и отыскали комнату поцветастее, поскольку я люблю трахаться в помещениях с яркой раскраской. Там она, хихикая, шлепнулась на постель, а я в обычных моих раздумьях стоял в дверях, потому что все вроде здорово, но стоит ли мне трахать эту озабоченную нимфоманку, поскольку она младше меня, и ей лет 13. Короче, я для начала снял мои голубые джинсы и перекинул их через спинку кровати. Отличная койка, старая, но при этом очень просторная и низкая, а в ногах в одном углу невысокий синий светильник. На мне нижнего белья не было, инструмент мой наполовину поднялся и каждую секунду увеличивался. «У тебя отличный член, — проговорила она, что в сложившейся ситуации прозвучало неумно. — Если я потрусь об него моей киской, он станет еще больше?» Она спустила трусики пониже и начала поглаживать свой клитор. Умница. Просто молодец. Я возбудился окончательно, у меня на хую можно было подтягиваться, такой он сделался твердый и крепкий. Я встал на колени у кровати, начал с ее ступней, а затем языком добрался до вагины (таким это нравится, не знаю, как я догадался). Я обрабатывал ее добрых минут десять, а затем сунул червяка в ее жаркий рот и некоторое время им поорудовал. Чувиха уже как следует распалилась и член мой поглотила, как безумная. «Не торопись, я хочу заняться этим напоследок». Она меня не слушала. Да, банально, но все как надо, и с продолжением. Малютка Блинки еще совсем недавно была обыкновенной давалкой из Бронкса, а теперь стала зажигать по-настоящему, как это принято в Центральном Канзасе. Я лег и предоставил ей заниматься оральной обработкой хуя, который на моей памяти за все пятнадцать лет так не стоял, можете мне поверить. Я был горд за него. Отсос казался весьма приятным, к тому же у меня появилась возможность еще поиграть ее исполинскими молочными железами. Они совершенно замечательны, когда свешиваются со стоящей на коленях девчонки. Попросил ее переместиться и сам подвинулся так, что ее пизда очутилась прямо надо мной... коснулся ее клитора, поводил взад-вперед в ее влажной щелке, ебля еще не началась. На лобке у нее росли черные волосы, составляющие любопытный контраст с блондинистым ульем наверху. До сих пор я, как мог, сдерживался, но тут оттолкнул ее и поставил на колени, подскочил сперва сзади, крепко сжал ее бедра и направил ее. Затем перевернул ее, развел ей ноги пошире, засадил плотно, реально-реально плотно, потом неторопливый сунь-вынь, потом на бок так, что кость над моей штуковиной терлась о ее клитор, раздразнив его. Иногда на меня накатывали волны кодеинового кайфа, несущие забавный расслабон. После ритм ебли ускоряется, ускоряется, мой палец щекочет ее сладкую попку... по большому счету, типичное средне-западное сношение, но, тем не менее, очень рекомендую, и трах-бах.... Ура, ИГРА ОКОНЧЕНА! (Ух ты, прямо как порция шпината для Попая.) Мог бы набрать целое ведро жидкости жизни. Немного повалялись, всегда притомляюсь после всех этих сунь-вынь, пробовал чуток поторчать, наблюдая, как она катает по себе баскетбольный мяч, обнаруженный в углу, потом позабавил ее этой фигней сам, заставил ее на него сесть, захотелось повторить, как в дверях появилась Уинки. «Пора домой, солнышко», — напомнила она Блинки. Та поднялась, оделась и взглянула на меня: «Приходи к нам завтра днем. Было круто. Лады?» Конечно, конечно. Они попрощались. Жирный Эдди вошел в комнату. По его виду казалось, что поебавшись, он сбросил фунтов сорок. Мы покурили еще и решили, что пора спать. «Как тебе Уинки и Блинки?» — спросил он. «Охуительно классные», — отвечал я.

Осень 64-го