Я шагнул на улицу. Метрах в трех от меня из такси-малолитражки вылезал Шрам: машина так и ходила ходуном.
Назад, назад, пока не заметили! А потом-то куда? Ни другого зала, ни второго этажа… Туалет! Три широких шага – и я за дверью.
Единственный посетитель, сушивший руки под горячей струей воздуха, оглянулся и… разинул рот от удивления. К счастью, я уже знал, что фортуна повернулась ко мне спиной, поэтому, обнаружив в сортире Ласку-Арнольда, ничуть не стушевался. Улучив момент, я пнул его в самое уязвимое и болезненное место. Арнольд скрючился от боли, а я, схватив за загривок, как следует ударил его виском о раковину. Без единого звука Ласка упал как подкошенный.
Черт! Конечно, по сути дела, обществу мой акт насилия только на пользу, но связать Арнольда нечем, а как только его найдут, в пабе начнутся крупномасштабные боевые действия. Что бы здесь ни затевалось, мне вмешиваться пока не стоит.
Поддавшись порыву, я порылся в карманах Арнольда. Ничего особо примечательного, но бумажник и сотовый лучше забрать – вдруг пригодятся?
Приоткрыв дверь, я через щелку оглядел зал и змейкой выскользнул из туалета. Шрама не наблюдалось, за что я страшно обрадовался. По всей вероятности, луп-гару уже с Гейбом во дворике.
Оказавшись на улице, я тут же почувствовал себя спокойнее: по крайней мере выбрался из эпицентра волнений, движений и шума, которые начнутся, когда обнаружат Арнольда. Вывод: ничто не мешает совершить небольшую экскурсию, конечно, при условии, что высовываться не буду.
Я обошел вокруг паба. Идея очень удачная, потому что «пивной садик» ограничивался забором практически с меня высотой. Выглянув из-за угла, я увидел спину Шрама (второй такой во всем Лондоне не сыщешь!), массивное тело которого полностью заслоняло Маккленнана, Разговор у них серьезный, жаль только ни слова не разобрать!
Согнувшись, как старик, я стал незаметно двигаться вдоль забора. Где остановиться, понять было несложно: я услышал возмущенный голос Маккленнана.
– … нам никогда не рассказывают, что и как! Меня это не устраивает. Если объяснят, в чем заключается опасность – нет проблем, я не из робкого десятка. Я соглашался совсем на другие условия, так что…
Всего четыре слова – и низкий рокочущий бас Шрама прервал визгливые сетования Маккленнана:
– Ты на предварительном гонораре.
– Спасибо, что напомнил. Да, я на предварительном гонораре, но в качестве специалиста по изгнанию нечисти. Никто не предупреждал, что нечисть придется вызывать. Никто не предупреждал, что придется накладывать связывающее заклинание на чересчур болтливого призрака. Почему не разрешили сразу с ним разделаться? Никаких проблем бы сейчас не было!
– Ты имеешь в виду Кастора? – прорычал Шрам. – Кастор не проблема. Во-первых, он собственную задницу по карте не найдет, во-вторых, там, где он копает, не осталось ни одной улики, а в-третьих, я убью его, как только мистеру Д. надоест использовать твоего секси-демона.
– Я чуть не сдох, вызывая эту тварь! – с горечью произнес Гейб. – Ты понятия не имеешь, что значит притащить ее из ада! И практически сразу, не успев прийти в себя, я должен был накладывать связывающее заклинание! Малейшая ошибка – она на части бы меня разорвала.
– Мистер Д. предполагает, что ты достаточно компетентен.
– Ну спасибо! – Смех Маккленнана, что удар хлыстом: казалось, следы останутся. – Спасибо тебе! Я должен от гордости лопнуть?
– Ты должен делать то, что тебе говорят.
– А если Кастор до второй шлюшки доберется?
– Не доберется.
– Почему бы Дамджону просто не убить ее – и дело с концом?
– Почему бы тебе не спросить у него самого? Похоже, у Гейба ответа не нашлось. Пауза затянулась, а потом они сменили тему.
– Куда пропал этот кретин? – Бас Шрама напоминал рокот подземного поезда.
– Вроде бы отлить пошел.
– Так приведи его!
– Пожалуй, мне пора уходить.
Роза. Роза – ключ ко всем загадкам, а я понятия не имел, ни где ее найти, ни даже с чего начинать поиски.
Ну, честно говоря, это не совсем верно. Просто вынюхивать в стриптиз-клубе – а других отправных точек не было – казалось не безопаснее, чем шарить в пушечном лафете при свете зажженной спички.
Да, собственная глупость порой изумляет…
Белокурая барменша со второго этажа пронзала меня полными неприязни и подозрений взглядами, но очень экономно и украдкой. Однако моя первая фраза обещала развеять сомнения и представить меня в образе давно потерянного брата.
– Знаешь, – улыбка получилась на диву искренней и обаятельной, – кажется, я сто лет не угощал всю компанию.
Блондинка чуть челюсть на пол не уронила, но постаралась тут же вернуть ее на место.
– Выпивка за мой счет! – услужливо пояснил я. – Всем шампанское! – Достав бумажник, я звонко хлопнул по столу кредиткой. Ну, вообще-то бумажник был Арнольда и карточка тоже, но, уверен, Ласка с удовольствием сделал бы людям что-нибудь хорошее.
Оправившись от потрясения, барменша стала резво, пока ко мне не вернулся рассудок, доставать бутылки. Взяв первую, я ободрал фольгу и, пока блондинка расставляла бокалы, вытащил пробку. К тому моменту слух разлетелся по всему залу, и к стойке слетелись девочки. Понятно, наценка здесь бешеная, и в дополнение к постельным гонорарам девочки, вероятно, получают проценты от выручки бара: раскрутить клиента на спиртное куда проще, чем, так сказать, обычный трудовой процесс.
Не успевая наливать, я вручал каждой по бокалу: радостно и чуть неловко вкладывал в протянутые руки так, чтобы обязательно коснуться кожи. Я хорошо представлял, что ищу, но вместе с тем понимал, слишком привередничать не стоит.
Фортуна улыбнулась на девушке номер восемь или девять – тощей недовольного вида брюнетке в огненно-красном бюстгальтере, трусиках с сердцем из блесток в центре, прозрачном топе и черных, украшенных ирисами чулках.
– Мы ведь еще не знакомы! – начал я, сжимая ее детскую ручку в ладонях, чтобы «скачать» побольше информации. – Как тебя зовут?
– Жасмин, – промурлыкала брюнетка, пронзая потенциального клиента якобы страстным взглядом, – а тебя?
– Джон, – выбрал я первое пришедшее в голову имя.
– Ну, Джон, хочешь пойти со мной наверх?
– Да, да, конечно!
Надо же, и дуться перестала!
– А чем заняться желаешь?
– Обожаю контактный массаж, – ляпнул я и, предвосхищая дальнейшие вопросы, добавил: – Умеешь делать растирание по-эдинбургски? – Конечно, умею, негодник эдакий! – и глазом не моргнув, соврала Жасмин, Затем получила от барменши ключ, мельком взглянула на номер комнаты и, по-хозяйски взяв меня под руку, уволокла прочь. Что же, в конце концов, я здесь только Джон.
Вряд ли я уже бывал в той комнате, но она мало отличалась от увиденных ранее: скучная, стандартная, стерильная коробка, олицетворяющая торжество функциональности над формой так же убедительно, как пальчиковая батарейка над птицеводческой фермой.
– Давай объясни, какой именно массаж сделать, – замурлыкала хитрая Жасмин, усаживая меня на кровать, – тогда и цену назову.
Я старательно изобразил уныние и подавленность:
– Вообще-то, Жасмин, хотелось бы просто поговорить: мы же не знакомы и все такое, Почем миссионерская поза без всяких наворотов?
Я опасался, что начнется скандал, но девица отреагировала спокойно: наверное, куда больше клиентов, чем мне казалось, доходят до этого этапа и в последний момент теряют самообладание.
– Шестьдесят фунтов, Джон. Давай разберемся с деньгами, а потом можно сколько угодно разговаривать.
Я безропотно выложил три двадцатки, и Жасмин выскользнула из комнаты, предположительно для того, чтобы передать их дежурной барменше-надзирательнице, потом вернулась и прикрыла за собой дверь.
– Хочешь, разденусь? – с улыбкой предложила девушка, подошла ко мне и накрыла грудь ладонями.
Учитывая эфемерность наряда, жест чисто символический и никак не способствовал созданию атмосферы, благоприятной для спокойного разговора.
– Спасибо, не стоит. В одежде тоже хорошо. Очень хорошо!
Жасмин прижалась ко мне и положила руку на колено. Нежный цветочный запах ее тела совершенно незаслуженно напомнил Джулиет, она же Аджулустикель, и я едва сдержался, чтобы не отстраниться.
– Ну, Джон, о чем поговорим? – голосом маленькой девочки заворковала Жасмин.
Я пошел ва-банк.
– У тебя есть коллега по имени Роза. Кажется, вы работаете в одни и те же дни, вот я и решил, что ты ее знаешь.
Очевидно, Жасмин ожидала услышать совсем не это. Тем не менее она выкрутилась.
– Значит, Роза – твоя любимица?
Тут же вспомнился острый кухонный нож.
– Очень сильное осталось впечатление, – кивнул я и мысленно преклонил колени перед алтарем совести, каясь в столь мерзкой лжи. – После первой встречи все мечтал о новом свидании… Увы, ее сегодня нет.
– Да, точно, – Жасмин старательно изображала наивную девочку, но в голосе послышалась настороженность: наверное, так полагалось по правилам борделя. – Давай притворимся, что я это она. Можешь звать меня Розой.
Я категорично покачал головой.
– Хочу убедиться, что с ней все в порядке, и еще раз поговорить хочу.
Девушка не ответила: мои слова либо проняли ее, либо напугали – вдруг странная одержимость перерастет в насилие? Я очень надеялся на первое, потому что, прикоснувшись к тонкой руке, увидел мимолетный образ Розы. Как минимум Жасмин ее знала, а при наилучшем раскладе даже беспокоилась.
Однако реакция девушки многообещающей не казалась.
– Роза в порядке, – буркнула она: голос моментально изменился, от приторного сюсюканья не осталось и следа. Надо же, и руку с колена убрала!
– Почему ты так думаешь?
– Потому что видела Розу вчера, и она была в полном порядке.
– В какое время ты ее видела? Темные глаза полыхнули гневом.
– Слушай, если ты из какой-нибудь социальной службы, лучше задницу мне поцелуй!
– Мы ведь сошлись на миссионерской позе! К тому же я не из социальной службы и не из полиции, хотя на копов у тебя наверняка глаз наметан. Нам с Розой действительно нужно поговорить, и я действительно за нее тревожусь. Если, по-твоему, с ней все в порядке, тогда прекрасно! Только скажи, в какое время ты ее видела?
Смирившись с неизбежным, я достал стремительно худеющий бумажники выложил еще двадцатку. Жасмин к ней даже не потянулась, лишь смерила меня хмурым взглядом, в. котором, однако, не было ни капли агрессии: девушка просто выходила из образа и снимала маску. Похоже, мне снова повезло: Жасмин и сама беспокоилась о Розе. По крайней мере я не видел другого объяснения тому, что она не свистнула вышибалу и не забрала лишнюю двадцатку.
Тем временем жрица любви вычисляла оптимальную для себя степень откровенности, и я понимал, что услышу правду в весьма усеченном варианте.
– После обеда, – нерешительно начала девушка, – где-то в два. Роза опоздала, и сперва ее отчитала Патти, а потом Шрам… – Жасмин запнулась, и я почувствовал: особой теплоты отношений здесь не наблюдается. – Шрам повел се разговаривать с мистером Дамджоном.
Повисло молчание.
– И что? – не выдержал я.
Лицо Жасмин стало совсем несчастным.
– Роза так и не вернулась.
– Можешь сказать, куда повел ее Шрам?
Закатив глаза, Жасмин покачала головой. Откуда ей знать, да и зачем? В подобном заведении лишние вопросы задавать не принято, но именно этим мне приходилось заниматься.
– Такое часто случается? В смысле, Шрам часто уводит девушек разговаривать с боссом? Дамджон что-то вроде ежеквартального смотра вам устраивает?
Жасмин снова покачала головой.
– Если нужно, он сам сюда приходит, а так в основном с нами разбирается Патти, Мистер Дамджон на первом этаже заправляет.
– Шрам не сказал, зачем боссу вдруг понадобилось вызывать Розу?
Девушка ответила не сразу, и я терпеливо ждал: порой это помогает лучше, чем наводящие вопросы.
– Сказал, мол, ей уже говорили, неоднократно предупреждали, о чем именно – не объяснил. Роза ответила, что просто ходила гулять, по дороге пи с кем не общалась, гуляла и все.
Слепому ясно: Розе велели не следить за мной, но она все равно следила. Однако не для того, чтобы поговорить, а чтобы наброситься с кухонным ножом. «Это сделал ты! Ты снова с ней это сделал!»
– Они уехали на машине? – уточнил я.
– Угу.
– На «БМВ»?
– Я не видела, слышала только, как она отъезжает.
– Не знаешь, где живет Дамджон? Смех Жасмин прозвучал совсем невесело.
– Могу поспорить, что очень далеко отсюда! Нет, никто не знает, где он живет. Мы пересекаемся только здесь.
– Он никогда не увозит пару девушек с собой, хм, на дополнительную смену, чтобы воспользоваться правом первой ночи?
– Нет, по крайней мере я не слышала. Кэрол считает, он гей.
Ну, с этим я согласиться не мог. Из непродолжительного знакомства с Лукашем и особенно после случайной экскурсии в его прошлое я догадывался, что он ловит кайф другим способом, в котором секс присутствует лишь постольку-поскольку.
– Больше ничего не помнишь? – скорее для проформы уточнил я.
Нахмурившись, девушка взглянула на меня с сомнением.
– По-моему, Шрам сказал что-то еще, только мне это кажется полной бессмыслицей…
– То есть?
– Ну, я услышала: «Тебя ждет милая дама».
– Милая дама?
– Ну, не помню, или красивая дама. Просто вышло очень смешно, поэтому в голове и засело. – Спасибо, Жасмин, – сказал я, на этот раз совершенно искренне. – Спасибо, что мне доверилась.
Не похоже, чтобы это сильно утешило девушку, но, когда я снова протянул двадцатку, она спрятала ее в резинке чулка.
– Сможешь ее найти? – спросила Жасмин. Доля секунды и профессионального глянца как не бывало: казалось, девушка вот-вот разрыдается.
– Очень постараюсь.
– Шрам… С Розой все будет в порядке? Подслащивать пилюлю незачем: искусством самообмана шлюхи владеют не хуже, чем священники.
– Не знаю, – покачал головой я. – Думаю, хотя бы некоторое время за нее можно не волноваться. Допустим, Дамджон не хочет предавать что-то огласке – зачем ему затыкать рот Розе, если правда вылезет с другого конца?
Жасмин не спросила, что это значит, а я не стал объяснять. Она бы все равно не поняла, что мне эта история начала напоминать силлогизмы, сводящиеся к выводам: «Все люди – Сократы, следовательно, Сократ есть резиновый цыпленок». Тезис: я сую нос, куда не следует, и задаю идиотские вопросы. Антитезис: Роза представляла опасность, только если бы рассказала то, что я знать не должен. Синтез: Дамджону и K° нужно вывести ее из строя лишь на время, пока меня не устранили.
Здорово, черт подери!
День получился тяжелый. Около четырех я вернулся к Пен и убил кучу времени, записывая одну мелодию на плеер, купленный в прошлом году на Камден-маркете. Модель старая, кассетная, зато со встроенным микрофоном и наушниками, которые могут очень пригодиться. Пришлось потрудиться, пока все не записалось как надо, не факт, что мелодия когда-нибудь понадобится, но, пока Додсон с Никки не позвонили и не дали зеленый свет, делать было все равно нечего. Вспомнился двойной охват Джона Гиттингза: маневр едва не стоил мне жизни, но ведь это не значит, что хорошую идею нужно зарывать в землю. Провозившись часа полтора, я расслабился, на время забыв о тревожных мыслях.
В конце концов, Никки не позвонил, а появился в своем обычном заговорщицком стиле. Я спустился на первый этаж за кофе, а когда насыпал в турку коричневый порошок, он уже сидел за столом позади меня в полной темноте. В течение нескольких минут он ни разу не пошевелился, так что я мог запросто уйти к себе и ничего не заметить. А когда все-таки заметил, на мгновение показалось: это гость из совершенно другого мира.
Убедившись, что передо мной всего лишь Никки, я разразился потоком ругани, а он принял оскорбления со стоическим безразличием.
– На эту неделю телефонных разговоров достаточно, – спокойно произнес он. – Феликс, я тщательно контролирую свои следы и имею достаточно оснований, чтобы оставлять их как можно меньше.
– Следы? – с сарказмом переспросил я.
– Прослеживаемую, видимую, фиксируемую часть моей жизни, – невозмутимо пояснил зомби. – Реши я стать заметным, сразу бы внес свое имя в списки избирателей, верно?
– Ладно, проехали, – махнул рукой я и, отодвинув стул, сел напротив Никки. – Для меня что-нибудь нашел?
Зомби кивнул, опустил скрещенные руки, и я увидел ноутбук, ребром стоящий на его коленах.
– Вот, забери.
– А… кратенький отчет не написал? – с надеждой спросил я.
– Он и не нужен. Одна папка – «Русский», один файл – «Русский-1», три тысячи двести записей в непрерывной цифровой последовательности. Во всех случаях данные вводились одним пользователем, которого система идентифицирует, как 017, изменения сделаны им же. Отсюда напрашивается единственный здравый вывод.
– То есть?
– 017 был единственным мужчиной/женщиной/человеком/обрабатывающим данные лицом, когда-либо имевшим доступ к этой папке.
Я молча впитывал информацию и на какую-то секунду даже поддался унынию, а потом обнаружил в словах Никки зацепку. – Стоп, ты, кажется, сказал «здравый вывод»?
– Совершенно верно, – кивнул зомби, – а для разума вроде моего, воспринимающего паранойю как способ выживания, напрашиваются совершенно другие заключения.
– Выкладывай, Никки, в чем тут соль?
– В ста пятидесяти трех случаях пользователь 017 внезапно и без всякой видимой причины переходигт иному способу ввода данных. Я нашел его в config. sys, потому что запись системного журнала специально переделали, чтобы разрешить этот новый способ.
Он сменил клавиатуру: вместо обычной использовал для заполнения выделенных полей портативную блютуф. Наверное, что-то вроде diNovo, которую «Логитех» представили год назад в Хьюстоне. Насколько я понял, главная прелесть в том, что она использует радиоканал и на не имеющие опции блютуф компьютеры подключается через адаптер.
– Угу, ясно.
– Как следствие, блютуф-устройство не нужно физически подсоединять к машине. Даже в адаптер вставлять не нужно, оно же полностью беспроводное.
Я долго обдумывал услышанное.
– Но ведь это по-прежнему был пользователь номер семнадцать? Тот же парень, но с другой клавиатурой?
Никки. злорадно усмехнулся; наш разговор доставлял ему огромное удовольствие.
– Это был некто, представляющийся системе пользователем номер семнадцать. Но, когда изменял файл конфигурации, ему пришлось использовать собственный идентификатор. Так что, как блютуфом ни прикрывайся, тень все равно останется. На самом деле он пользователь номер двадцать.
– Все, ублюдок, тебе крышка, – пробормотал я. – Никки, ты просто гений, спасибо огромное. Через день-два разберусь с этим делом, и можешь ждать Санта-Клауса.
Лесть Никки принял так же стоически, как чуть ранее ругань: раскланяться было бы ниже его достоинства. Однако уходить он тоже не спешил.
– Феликс, тут есть еще кое-что…
– Выкладывай!
– Просмотрев одну папку, я решил заодно проверить и другие. Всего их около десяти, самым старым уже по шесть-семь лет. Причем эти старые как раз в полном порядке: ни взломов, ни непонятых изменений в логах. Зато последние три с лишним года пользователь номер двадцать времени даром не терял. Через блютуф он впервые вошел в марте этого года, раньше пользовался прибамбасами от «Интернешнл ректифайер», но по аналогичному принципу: ставишь в свободный порт адаптер, через него стыкуешь свой ноутбук или палм-пилот, модифицируешь файл конфигурации и так далее. Никки поднялся.
– Всего было изменено около двух тысяч записей. Только на этом диске… Учитывая, что данные вводились и в другие автономные компьютеры, оценить деяния пользователя номер двадцать в полном объеме крайне проблематично.
– Никки, а что этот пользователь делает с записями? – закричал я вслед пробирающемуся к двери гостю. – Просто хочу выяснить до конца… Что он подделывает?
– Ну, Феликс, ты и сам все знаешь! – мягко пожурил Никки.
– Артефакты из каталогов удаляет. Уничтожает их описания.
– Именно! Слушай, я здесь не был и ты меня не видел. Ну, приятного вечера!
18
Воскресенье, выходной! Однако, как остроумно заявил один мозговитый тип, у грешников выходных не бывает, значит, мне отдых не полагается.
Интересно, а куда ходят копы, чтобы расслабиться и скоротать редкие часы досуга? Могу только представить: какой-нибудь бар, где тщательно проверяют уровень пива в кружке, прежде – ем сделать первый глоток, где, отлучаясь в туалет, запросто оставляют пиджак на спинке стула, где никогда не приедаются анекдоты про пакистанцев.
По очевидным причинам Джеймс Додсон назначил встречу совсем в другом месте. Он выбрал «Бар Италию» на Олд-кромптон-стрит, а когда я вошел, уже сидел в глубине зала, изо всех сил стараясь слиться с интерьером. Едва я приблизился, держа в руках латте, Додсон швырнул на стойку папку из плотной бумаги и поднялся.
– Вот, здесь вся информация, – объявил он. – А сейчас я ухожу, если, конечно, для завершения сделки не обязан пить с вами кофе. Ухожу, положившись на честное слово, Кастор. Если когда-нибудь услышу ваш. голос или увижу физиономию… буду вынужден обратиться к друзьям, которые заставят вас рыдать кровавыми слезами.
Я пронзил его страдальческим взглядом: избитая фраза оскорбила куда больше, чем угроза.
– Договорились, но тогда я умру, а душа вернется и навсегда поселится в вашем доме, так что осторожно на поворотах.
Додсон бросился вон из бара: либо счел меня недостойным соперником в словесном фехтовании, либо вдруг вспомнил, что пришел безоружным. Так или иначе, я сосредоточил внимание на папке.
Джеймс не соврал: в папке действительно все, что нужно. Коричный латте остыл, на поверхности, словно на плохо залеченной ране, образовалась корка – я с головой ушел в сюрреалистические фантасмагории кропотливо собранного, скрепленного подписями и печатями материала, который откопал для меня Додсон.
Говорите о полиции что хотите, но с документами работать они умеют. К моему распоряжению результаты вскрытий, подкрепленные рентгеновскими снимками, отчетами патологоанатома, пояснительными диаграммами, а в одном случае даже футболкой, точнее ее фотографией. Ее приложили, потому что в горле жертвы нашли волокна, указывающие на по-пытку удушения, после того как «одежда была сорвана на более раннем этапе нападения».
Работа делает меня болезненно чувствительным в одних случаях и отвратительно черствым – в других. В этом случае преобладало именно первое, так что я буквально задыхался от страха, по крупицам воссоздавая жуткие обстоятельства, при которых пошли под откос жизни трех женщин.
Дженни Саути стала жертвой ДТП, но умирала долго и мучительно. Она была проституткой и искала клиентов в районе вокзала Кингс-Кросс. Надо же, только-только восемнадцать исполнилось! Машина, судя по всему ехавшая на огромной скорости, прижала ее к стене, В результате перелом тазовых костей и разрыв, печени. Похоже, трагедия произошла случайно, из-за того, что водитель, большой любитель ночных бабочек, слишком много выпил. Какое бы наказание ни получил тот парень, искренне желаю, чтобы у него больше никогда не стоял.
Кэролайн Бек была еще моложе, а смерть – такая же жуткая и трагическая. Девушка погибла от передозировки метадона во время вечеринки всего в трех улицах от Боннингтона, в местечке с очень подходящим названием Полигон-роуд. Окажись она наркоманкой, происшествие не привлекло бы мое внимание, но все случилось совсем иначе: беззаботно танцующую девушку уколол неожиданно подошедший к ней торчок. Парню хотелось поделиться драйвом, но шприц угораздило вонзить в сонную артерию. Кэролайн до этого наркотики не пробовала, поэтому действие метадона оказалось необыкновенно сильным. Девушка забилась в конвульсиях, а через полчаса умерла от остановки дыхания.
Оба случая вполне мне подходили: чем внезапнее и трагичнее смерть, тем плотнее сеть неутоленных чувств, из которой душе ни за что не выбраться. Однако, дойдя до третьего случая, я понял, что нашел призрачную женщину.
В отличие от двух первых жертв имени у нее не было, только номер дела и клинические данные. Итак, рост метр пятьдесят девять, волосы темные, глаза карие, телосложение худощавое, возраст – приблизительно двадцать пять лет. Обнаженная, однако рядом с телом нашли футболку, с которой и взяли образцы кожи и эпителия. Девушку обнаружили в мусорном контейнере у строительной площадки неподалеку от Ампт-хилл-истейт. На тот момент она была мертва как минимум семьдесят два часа. День, когда зарегистрировали неопознанное тело – четырнадцатое сентября, – совпадает с первым появлением призрака в Боннингтонском архиве.
Подробности воистину ужасные: девушка подверглась насильственным половым актам как вагинальным, так и анальным; следы семени только во влагалище, а свидетельствующие о насилии микроразрывы – и там и там. Лицо жертвы изрезано острым металлическим предметом неправильной формы, что вызвало сильные болевые ощущения и кровопотерю. Патологоанатом не пожалел времени, описывая лицевые повреждения: «многочисленные неглубокие порезы и колотые раны различной формы и глубины», бесстрастно отмечал он, прежде чем перейти к анализу точного места и тяжести каждого из повреждений. «Использованный при нападении инструмент имел несколько граней с острыми краями, движущихся независимо друг от друга». Однако причиной смерти явилась асфиксия: футболку затолкали в горло жертвы так глубоко, что она не смогла дышать.
Раны и порезы на лице девушки развеяли последние сомнения. А тут еще футболка: на фотографии ясно просматривалась аппликация в виде надписи: «Открыто». Значения слова я не знал, но это точно кириллица. Тем более копы ошиблись: девушку задушили не футболкой, а белой жилеткой с капюшоном.
Среди оставшейся документации я нашел фотографию головы и плеч девушки. Скупой, официальный, сухой отчет патологоанатома реальность практически не отражал, и я поежился, глядя на окровавленное месиво, в которое превратилась верхняя часть лица. Я. с самого начала знал: на девушке вовсе не вуаль, просто не хотел думать, что это может быть на самом деле.
Значит, это ты… Тебя изнасиловали. Убили. Привязали душу к алому кругу, будто смирительную рубашку надели.
А потом привели меня, чтобы тебя прикончил.
В груди закипел гнев и залпом вырвался сквозь стиснутые губы. Он даже немного притупил ужас и беспомощность, поэтому я его только приветствовал. Когда гнев докатился до атавистических тайников моего сознания, произошло что-что Страшное, Между мной и истерзанной девушкой на фотографии возникло личико Кэти, и глаза тут же заволокло слезами. Не кровавыми, а самыми обычными, но такими горячими, что щеки обжигали. На глазах слезы, а в душе – горе и стыд. Я не пытался анализировать эти чувства, а просто терпел: пот они отхлынули, и сквозь черную пелену снова проступил гнев.
Кому-то придется заплатить. Стоило серьезно и уверенно сказать это себе и сразу стало чуть легче. Кто-то заплатит за это двойной ценой с максимальными процентами.
Я снова сосредоточился на документах, которые принес Додсон: ни в одном из более поздних не говорилось, что в ходе расследования установили личность погибшей. Да и слово «расследование» казалось слишком громким. Копы потрудились лишь опросить местных: не видел ли кто чего подозрительного, несмотря на однозначное заявление патологоанатома: «следов борьбы или сексуального контакта на месте не найдено». Они связались с начальником участка, заявившим, что контейнер не использовался и не опорожнялся как минимум неделю до внезапного появления тела. Они мельком глянули в список пропавших без вести, направили стандартный запрос в Интерпол, а потом сложили ручки и стали ждать у моря погоды. Можно сказать, провели показательное расследование «для проформы»: никто не усердствовал и не собирался из кожи вон лезть ради какой-то восточноевропейской шлюхи, которую нашли на стройке голой и изувеченной. Иммиграционные квоты понизили, а они приезжали, приезжают и будут приезжать.
Заплатив за нетронутый латте, я выбрался из кафе и побрел по Олд-кромптон-стрит. Что-то по-прежнему оставалось неясным, но сейчас во мраке проступали очертания, которые можно заполнить, анализируя уже известные мне факты.
Дамджон – сутенер. У него сеть стриптиз-клубов и борделей в Кларкенуэлльском треугольнике. С ним хорошо знаком кто-то из служащих Боннингтона. Гейб Маккленнан – специалист по изгнанию нечисти. Он был в архиве, не знаю, какую цель ему поставили, но в тот день явно не усердствовал: дара речи призрака лишил, а уничтожать не стал.
Роза – проститутка, работает у Дамджона. Лукаш приложил максимум усилий, чтобы нас познакомить, а потом девушка пыталась зарезать меня кухонным ножом за неизвестный проступок, который я, по ее мнению, совершил по отношению к какой-то другой женщине.
Призрачная девушка из Восточной Европы, вероятно, из России, поскольку ее родным языком кажется русский. Умерла она в Сомерс-тауне, точнее, ее изнасиловали и убили, а дух застрял в подвале общественного заведения, там, где у него не было ни одной объективной причины находиться.
Что-то объединяло все эти факты, что-то наполняло их смыслом. А у меня в качестве подсказки пока имелась лишь карточка с таинственной надписью ВСКН 7505818, которую на второй день работы в Боннингтоне подкинул призрак. Чем дольше я обдумывал ситуацию, тем меньше смысла в ней видел.
При подобных обстоятельствах если и хотелось куда пойти, то явно не на свадьбу. Между тем я собирался именно на свадьбу.
Бромптонская молельня: Ник Кейв и группа «Бэд сидз» увековечили ее в одноименной песне, вызывавшей целую цепочку совершенно ненужных мне ассоциаций. Но, как атеист, должен признать, в плане архитектуры она что надо: и бесконечные вертикальные перспективы, и каменные оборки в стиле барокко. Если венчаться здесь, свадебного торта не потребуется.
У входа стояли три белых лимузина, первый из которых украсили лентами. Два дежуривших в портике шафера в безукоризненных костюмах-визитках в ужасе уставились на мой тренчкот. Да, вид у меня тот еще!