– Что ты говоришь! А ты не заметил, руки у него тоже гладкие?

– Заметил, гладкие. Я до сих пор как бы мысленно вижу его. Он слегка вздрогнул. – В бороде у него такая застежка, как девушки носят в волосах, она в виде серебряной ящерицы с бабочкой во рту. В нем есть что-то такое, отчего у меня мурашки бегут по телу, и это не только от его пристрастия к драгоценностям.

– Он из Бардека?

– Он может быть и из Бардека, может быть и Дэвери с примесью бардекской крови. Он смуглый, но, может быть, это просто от солнца. Как бы то ни было, этот Бритен предложил нам порядочно денег, но этого и половину недостаточно, чтобы связываться с серебряным клинком. Когда мы ему отказали, я от страха чуть не наложил в свои бригги. – А если он неправильно истолкует это? – подумал я. Я уверен, что мой друг подумал то же самое. Теперь я не знаю, что он может сделать с нами, но мы еще за это поплатимся. У меня мурашки бегут по коже, при мысли, что он может сделать.

Джилл прихлебывала пиво и размышляла над тем, что рассказал ей парень. Хотя она была склонна думать, что каждый обитатель Днища лгун, она сомневалась, что такой парень в состоянии в таких деталях дать странное описание этого Бритена. Посмотрев на остальных посетителей таверны, внимательно прислушивающихся к разговору за их столом, она поняла, что им тоже не по себе. Но что-то здесь все же дурно пахло. Джилл передала ему последний серебряный.

– Спасибо. Сейчас этот Бритен остановился на постоялом дворе «Золотой дракон» могу поклясться, что он все еще там.

– Не сомневаюсь.

Плавным движением она выхватила из ножен клинок, а левой рукой схватила парня за воротник, пригнув его чуть ли не к самому столу. Он лишь разок дернулся, а так вел себя совершенно спокойно, глядя ей в глаза как крыса, загипнотизированная хорьком. Очевидно, он подумал, что она хочет убить его просто из-за жажды крови.

– Слушай меня внимательно, иначе – умрешь. Первое, что ты сказал мне, было: «Я не имею ничего против того, чтобы его убрали». Куда? Ты знаешь больше, чем говоришь.

Он захныкал и бросил отчаянный взгляд на остальных, сидящих за столом. Никто из них не двинулся с места; один даже демонстративно принялся пить пиво, как будто в этот момент для него не было ничего более важного. – Ты, сучье семя, – продолжала Джилл, – я пришел сюда, чтобы заплатить хорошие деньги за то, что ты знаешь, а ты морочишь мне голову. Или для Днища настали дурные времена? Человек всегда был в состоянии купить здесь, что ему надо было. – Она засмеялась, немного непонятно, что совершенно сводило с ума, и выпустила его воротник, толкнув при этом так, что он закрутился на стуле.

– Отвечай мне, убрать куда?

– Я и правда не знаю. – Парень хныкал как ребенок. – Я не знаю, поверь мне. Все что я знаю, так это то, что Бритен сказал, что когда мы схватим его, его уберут. Так что нам не надо было беспокоиться о том, чтобы убрать его или еще что.

Это было уже больше, но остальные посетители начали уже нервничать, а их все же было пятеро вместе с ее информатором. Джилл поднялась, держа руку на рукоятке клинка.

– Ты, в голубых бриггах! Прочь руку от кинжала, или я пригвозжу тебя!

Со странной добродушной улыбкой он согласно сел на скамейку. Вперед забежал тавернщик. – Уходи, серебряный клинок. Уходи из моей таверны. Ты получил ответ. Никто не знает, что случилось с Родри. Должно быть, Бритен захватил его, а что было потом, никто не знает. А теперь, уходи.

– Ну что ж, хорошо, я уйду. Я вполне верю вам, кто может знать где летают ястребы, да?

Она сказала это просто так, наобум, но ловушка захлопнулась тотчас. Кровь отхлынула от лица тавернщика, его темная кожа превратилась в серую и болезненную, как грязный снег.

– Я сказал, уходи, – едва прошептал он одервеневшими губами. – Уходи, пока жив!

Деверрцы с искренним изумлением наблюдали за его ужасом. Джилл подошла к нему ближе, подняла кинжал, смеясь тем же сдавленным сумасшедшим смехом, завывая в этом смехе все громче и громче, пока тавернщик не упал в солому на колени.

– Послушай, – поднялся из-за стола один из клиентов, – что ты делаешь с нашим Араэло?

– Оставьте его! – закричал тавернщик. – Оставьте его! Уходите! Все уходите! – Он разрыдался, закрыв лицо руками.

Присутствующие словно закаменели. Джилл прекратила смеяться, спрятала кинжал и пошла прочь. Ей потребовалась вся ее воля, но она шла медленно, спокойно, примерно, до середины улицы. Когда она оглянулась назад, то увидала, что двери «Кровавой руки» закрыты, и она могла бы поклясться, что они заперты изнутри. Она перевела вздох и почувствовала, как по спине и по груди у нее под курткой течет холодный пот. Пора было убираться из Днища. Ей сопутствовала удача и она получила кое какую важную информацию и ей хотелось остаться в живых, чтобы рассказать обо всем Саламандеру.

Хотя она всю дорогу нервничала и у нее мурашки бегали по коже, ей удалось без происшествий покинуть Днище и она спросила у одного из городских стражников дорогу до постоялого двора «Золотой дракон». Он оказался неподалеку от восточных ворот, вдалеке от реки, поблизости от форта гвербрета. – Какая наглость, – подумала про себя Джилл. Переходя каменный мост, аркой перекинутый через реку, она почувствовала на себе мысль Саламандера. Она остановилась, перегнулась через перила и посмотрела вниз на воду. Хотя ей не удалось увидеть его изображение. Она чувствовала в уме его вопросы и мысленно же отвечала ему.

– Джилл, ради всех богов! Я пытался связаться с тобой через скриинг и увидал тебя в Днище. Тебе не следовало ходить туда одной.

– А я пошла, и жива, не так ли? У меня есть ужасные новости, но я сомневаюсь, стоит ли рассказывать тебе обо всем таким способом.

– В любом случае, пора мне тебя «нанять». Я направляюсь на постоялый двор «Золотой дракон».

– Я как раз иду туда.

Продолжая путь, она думала, что у Бритена должно быть порядочно денег, если он разделяет вкусы Саламандера по поводу постоялых дворов.

Она оказалась права, так как «Золотой дракон» представлял собой трехэтажное строение в бардекском стиле, – длинное прямоугольное здание с изогнутой крышей, похожей на перевернутый вверх дном корабль. Со всех сторон на изогнутых балках крыши стояли огромные статуи различных богов с поднятыми в благословении руками. Прежде чем войти в здание, Джилл обошла его кругом, заметив, что перед главным входом раскинулся великолепный сад, а задний двор был грязным, с навозной кучей, расположенной совсем рядом с таким дорогим местом. Пока она слонялась там, с черного хода вышла молодая девушка в грязном переднике с двумя ведрами воды в руках. Когда Джилл подошла ближе, девушка сморщила нос:

– Давай, проходи, серебряный клинок, я не из тех девушек, которые интересуются такими, как ты!

– Ты тоже не в моем вкусе, – сказала ей Джилл, сдерживая улыбку. – Все, чего я хотел, так это получить небольшую информацию об одном из здешних гостей, и я заплачу за эту информацию.

Девушка задумалась, разрываясь между жадностью и страхом перед хозяином. Когда Джилл протянула серебряную монету, жадность взяла верх.

– Кто тебя интересует?

– Купец по имени Бритен.

– А, он! – она снова наморщила нос. – Я очень хорошо помню его, ужасно мерзкий тип. Всегда недоволен, ничего ему не подходит, ни простыни, ни пиво, ни горшок для нужды. Клянусь, что это так! Благодарю богов, что он уехал! Я сошла бы с ума, если бы он еще здесь остался.

– Понимаю тебя. – Джилл протянула девушке еще монету. – Ты не знаешь, чем он торгует?

– Одеждой. Он ездит с большим караваном, и я слышала, как конюхи говорили, что тюки у них были легкие и их легко было грузить, и у него еще был особый тюк в его комнате. Он сказал мне, что если я коснусь его, то он отшлепает меня, как будто меня интересовала его паршивая одежда!

– У него были посетители?

– Я никогда никого не видела, но кто будет ходить к такой мерзкой свинье, как он? Когда он уезжал, то сказал, что собирается на север, в Форт Дэвери. Ха, если такая свинья, как он имеет отношение к собственному городу короля!

Джилл была озадачена. Она пришла к выводу, что произошел очень странный поворот событий; таинственный незнакомец, склонный заниматься неблаговидными делами не должен был вести себя так, чтобы его запомнил каждый слуга. Как только она открыла дверь, ей навстречу поспешил хозяин постоялого двора, через зал таверны к ней подбежал мясистый молодой человек, перегораживая ей путь:

– Нет, нет, серебряный клинок, только не ко мне! Попытайся, парень, устроиться в «Капитане».

– Меня пригласил сюда один из твоих гостей, свиная требуха. Гертфин Саламандер сказал, что нанимает меня.

Хозяин начал было бурчать что-то себе под нос, но Джилл положила руку на рукоятку кинжала и он резко отскочил в сторону.

– Я пошлю парня наверх спросить, серебряный клинок, – дрожащим голосом сказал хозяин постоялого двора, – но тебе лучше сказать правду, а то я позову стражников.

Джилл скрестила на груди руки и с хмурым видом ожидала, пока вернется посланный парень. Вернувшись, тот сказал, что Саламандер и в самом деле нанял серебряный клинок в качестве телохранителя. Бормоча себе под нос что-то насчет возможного воровства, хозяин самолично повел ее в комнату Саламандера, которая оказалась на самом верху, высоко возвышаясь над зловонными улицами. Когда Саламандер открыл дверь, на нем были великолепные бригги из мягкой голубой шерсти, рубашка, расшитая цветами, и красный кожаный пояс.

– А, прими мою благодарность, хозяин. Ты привел ко мне серебряный клинок, обладающий самыми высокими рекомендациями, несмотря на его юный возраст, он известен как отчаянный храбрец, способный выпустить ливер из бандитов и воров.

– Рад услужить вам, господин. Будем ли мы иметь честь слушать сегодня вечером ваши истории?

– Может быть, может быть. Войди, Гилен. Давай обсудим условия найма.

Оказалось, что он снял не одну комнату, а целые покои с панелями из темного дерева, мягкими стульями, резным столом и длинным, пурпурным бардекским диваном, кроме того, в отдельной комнате стояла кровать.

– Ты не слишком ограничиваешь себя, не так ли? – спросила Джилл.

– А зачем? – Саламандер налил ей в бокал бледный мед из стеклянного графина. – Готов поспорить, что ты догадываешься, что гвербрет не нашел Родри.

– Он никогда не найдет его.

Саламандер поднял на нее глаза, графин с медом все еще был у него в руке, губы у него полуоткрылись, он испуганно смотрел на Джилл.

– Родри в руках Ястребиного Братства.

Саламандер долго не мог ни шевельнуться, ни вымолвить слово. Казалось, что он перестал даже дышать; наконец, он прошептал:

– О, боги, только не это! Ты уверена?

– Человек, который охотился за ним, имел так много дел с мышьяком, что кожа и волосы стали у него блестящими. Когда я между прочим упомянула слово ястреб, с человеком, с которым я разговаривала, случилась истерика. – Джилл ударила кулаком по столу с такой силой, что стоящий на нем графин покачнулся и расплескался.

– Я знаю, что делают люди Братства с теми, кто попадает в их руки. Если они применили к Родри пытки, то они умрут. По одному человеку за каждую оставленную на нем отметину. Я клянусь в этом! Я выслежу их, как хорек выслеживает крыс. По одному человеку за каждую отметину. – Она принялась вдруг смеяться сумасшедшим задыхающимся смехом.

– Джилл! Прекрати немедленно! Ради всех богов!

Она тряхнула головой и продолжала смеяться. Саламандер схватил ее за плечи, тряся ее и крича на нее, затем, наконец, отшвырнул ее к стене. Смех прекратился. Увидев горе в его глазах, она удивилась, что не в состоянии рыдать. Она потрясла руками и пошла к окну, выглянула вниз на узкий двор. Казалось болезненно несправедливым, что ярко светит солнце в то время, когда Родри находится в руках тьмы. Затем она услышала сдавленные рыдания Саламандера и, обернувшись, увидала текущие по его лицу слезы и руки, безвольно опущенные вдоль тела. Контраст между элегантной одеждой и беспомощной болью делали его похожим на ребенка в пышном отцовском наряде. Не зная, что сказать, Джилл подошла к нему и положила ему на плечо руку.

– Ты забыла, что он мой брат.

– Да, прости меня.

Глядя в сторону, он кивнул, все еще продолжая плакать, плечи его сотрясались, но не было слышно ни звука. Джилл поняла, что лучше вообще ничего не говорить.

– Я собираюсь в «Капитан» за вещами.

Он кивнул, чтобы показать, что слышал, но все еще продолжая не смотреть на нее.

Во время долгого путешествия в «Капитан» Джилл чувствовала себя такой истощенной, как будто провела длительную битву, такой опустошенной, как будто бы она узнала, что Родри умер. Она поняла, что и в самом деле думает о нем, как о мертвом, и что она никогда не сможет оплакивать его, пока не отомстит за него. Если они замучили его до смерти, она поклялась, что месть ее будет долгой, она будет терпеливо выслеживать их и убивать. Что из того, что Ястребы знали Двуумер? Она тоже знает его, и если понадобится, то использует это во всю силу. Она посмотрела на небо – оно было сверкающим, насыщенное голубизной; булыжники на мостовой, казалось, светились изнутри; это была поднимающаяся изнутри ее сила, непреднамеренно заложенная в нее Двуумером Перрена, и теперь она знала, что в случае необходимости может призвать ее. Но это могло быть и опасным: она была такая же незнающая и необученная, как и Перрен; как и он, она рисковала сойти с ума, или умереть медленной смертью. Но она больше не беспокоилась. Единственно, что сейчас имело значение – это месть.

Собрав свои вещи, Джилл вышла с лошадью на поводу из «Капитана» и направилась в «Золотой дракон». Она, из чувства предосторожности, старалась держаться более широких бульваров, где она, большей частью, могла не вести лошадь, а ехать верхом. Она прошла мимо гавани, где купцы грузили последние летние товары. Где-то в следующем месяце судоходство будет невозможно, уже сейчас вода в реке потемнела, приобретя холодный синий цвет. Там и сям Джилл видела людей из Бардека, поглощенных разговором с десятниками портовых грузчиков, в то время как огромные тюки грузов проплывали мимо по трапам вниз на спинах грузчиков. – На этих суднах можно чертовски много заработать, – машинально подумала Джилл.

– Боги!

Она пришпорила лошадь и помчалась на постоялый двор, забыв всю осторожность.

Она нашла Саламандера вполне спокойным, вернее сказать, слишком спокойным, таким, какой была и она сама. Глаза его уже не были покрыты дымкой, а со стальным блеском, голос стал слегка хриплым. Он махнул рукой на два полных меда кубка, стоящих на столе.

– Мы так и не выпили мед, который я налил. Предлагаю сделать это сейчас. Я думаю, нам надо дать клятву.

– Великолепная мысль. Скажи мне, как на языке эльфов будет слово месть. Мы должны поклясться на обоих наших языках.

– Анаделонбрин. Быстро разящая ненависть.

– Анаделонбрин!

– Месть! – Он откинул назад голову и завыл как волк в холодную, зимнюю ночь. – Это для того, чтобы призвать могильных волков, моя горлица, волков мести богини Темного Солнца. Ты слышала о ней? Я думаю, что да, хотя и под другим именем, потому что временами в тебе проглядывает она. Пророки эльфов учат, что существует два солнца, двое сестер-близнецов. Одна из них – это яркое солнце, которое мы видим на небе; вторая живет на другой стороне мира. Яркая сестра дает жизнь, а темной, как я уже сказал, нужна смерть.

– В таком случае, пусть ее волки бегут даже впереди нас.

Они подняли кубки и одновременно выпили мед.

Разумеется, Саламандер связался с Невином через пламя и рассказал ему об открытии Джилл. Какое-то время Невин не мог ничего делать, кроме как расхаживать взад-вперед в комнате больного, дав выход своим эмоциям. Отвращение, горе, ярость – все эти чувства владели им одновременно и заставляли его послать нечто вроде проклятий по адресу богов, равно как и всем остальным сильным мира сего, за то, что они позволили произойти подобному. То, что Родри мог умереть, было ужасно; то, что он мог умереть медленной смертью в руках извращенцев – разрывало сердце. Как всегда, он ругал, в первую очередь, себя. Должно было быть какое-то предостережение, которое он проглядел, он должен был что-то предпринять, чего не предпринял. Каждый раз, глядя на борющегося за жизнь Рииса, видя, как раненый, задыхаясь, болезненно ловит каждый глоток воздуха, его высокоразвитое воображение рисовало угрожающие картины – Родри в руках Ястребов. Он снова и снова гнал от себя эти мысли, запечатывая их образом пылающей пентаграммы пока, наконец, разум его не успокоился.

Теперь он мог думать. Хотя первой его мыслью было ринуться в Кермор, несмотря на необходимость оставаться на месте, он отказался от этого намерения, так как путешествие заняло бы слишком много времени. К тому времени, когда он доберется до Кермора, Саламандер и Джилл могут уже быть на сотню миль от него. Кроме того, если враг уехал водой, что скорее всего так и было, они и их жертва, несомненно, уже далеко. Невин рассуждал следующим образом: они никогда не смогли бы пронести бесчувственного человека мимо портовой стражи и таможенных офицеров в самом Керморе, но нет ничего более легкого, как вывезти его из города в фургоне, затем погрузить на прибрежное судно и отправить в какой-нибудь менее охраняемый порт, где… где что? Это «что» ставило Невина в тупик. Если Ястребы хотели просто замучить его до смерти, или же даже просто убить его, то почему они не захватили его во время его длинного пути в Кермор или во время его остановки в Днище, где убийство считалось легким времяпрепровождением, несмотря на присутствие людей гвербрета? Зачем вся эта волокита с кораблями и эти маленькие игры, во время которых они рисковали в любой момент потерять его? А кроме того, кто под этим проклятым богом небом нанял их? Это интересовало Невина в первую очередь.

Он затряс головой и зарычал, как загнанный в угол медведь, и снова продолжил свою ходьбу. По крайней мере, это водное путешествие объясняет, почему с помощью скриинг невозможно было найти след Родри. Если они находились довольно далеко от суши, у мастеров темного Двуумера не было никакой необходимости устанавливать печать над своей жертвой, потому что даже великие мастера Двуумера не могут производить скриинг через большое пространство воды, в особенности в океане. Безбрежные потоки и сдвиги эфирных сил разрушают изображения, они служат, своего рода, щитом перед тем, кого надо спрятать, пытаться увидеть спрятанного таким образом человека, все равно, что пытаться обычным зрением рассмотреть что-либо сквозь густой слой тумана или дыма. Пока Ястребы будут держать Родри за сотни миль от берега, ни один знаток Двуумера в мире не сможет найти его.

– Я полагаю, что они в чем-то играют с нами, – заметил Невин толстому желтому гному.

Гном задумался, нахмурившись, затем вспрыгнул на деревянный сундук и принялся ковырять кончики пальцев.

– У нас есть одна надежда, – продолжал Невин, – они могут потребовать за него выкуп или что-то в этом роде. Если это, в самом деле, соответствует действительности, то они держат подальше от него свои грязные руки, по крайней мере до того, как они начнут вести переговоры.

Гном повернулся к Невину и кивнул, давая понять, что понял его. Так, как это маленькое создание на протяжении долгих лет сопровождало его, у него начали зарождаться зачатки сознания. Гном вдруг напрягся, вскочил на ноги и указал на дверь. Как только Невин обернулся, раздался стук и вошел паж.

– Миледи Ловиан интересуется, свободны ли вы, господин. У наших дверей только что появился Талит из Белглеафа.

– Тогда пойди приведи жену гвербрета, я спущусь, как только она появится.

Невин пробормотал под нос несколько отборных ругательств, затем взял себя в руки, собираясь выяснить при встрече, что замышляет лорд.

Войдя в большой зал, Невин к большому своему облегчению, увидел, что Талит не единственный гость за почетным столом. По правую руку от тиэрина сидел Слиген, он жадно пил пиво, глядя поверх кружки на Талита. Слиген, толстый, краснолицый мужчина лет тридцати, с пышными светлыми усами, поднялся с места и закричал, обращаясь к Невину:

– А, это вы, знахарь! Идите и расскажите что-нибудь умное этому свиноголовому глупцу, благородному лорду!

– Я требую извинения, милорд! – вскочил на ноги Талит.

– Ты, должно быть, тронулся разумом, распространять такую чепуху о нашем Родри!

Талит открыл было рот, но, взглянув на Ловиан, снова закрыл его. Невин похолодел при мысли, что Талит каким-то образом открыл секрет происхождения Родри. Как в тумане, он пересек зал. С места поднялся Каллен и сделал несколько шагов в направлении спорящих.

– Не соизволите ли вы оба сесть? – спросила Ловиан с металлом в голосе. – Что за чепуху, что ты имеешь в виду, спросила она Слигена.

– Что парень мертв. – Слиген снова сел на скамью. – Ты же не будешь отрицать, Талит, что говорил это, что я слышал собственными ушами? Болтал об этом на турнире. Куча… гм, простите.

Талит вздрогнул и быстро сел на свое место, старательно избегая взгляда Ловиан.

– Простите, ваша светлость, если причинил вам страдание, просто в тот день я выпил немного лишнее и спрашивал, почему люди короля не могут найти парня, если он живой.

Слиген собрался было что-то выпалить, но Невин положил тяжелую руку ему на плечо, заставив его замолчать.

– Я не обижаюсь на вас, милорд. – Голос Ловиан казался более слабым, но не больше. – Я сама думала об этом. Да садитесь же, Невин! Не парите здесь над всеми!

– Простите меня, ваша светлость. – Невин сел рядом со Слигеном.

– Никто не может сказать, почему Родри активно скрывается от королевской стражи. Я понятия не имею, в чем причина.

По лицу Талита скользнуло странное выражение, словно намек на презрение, но он поспешно подавил его. Слиген с шумом поставил кружку на стол и наклонился вперед. – Достаточно! – прорычал Слиген, – с меня довольно твоих презрительных усмешек и жеманных слов. Достаточно!

Лицо Талита налилось кровью. – Я просто поинтересовался, лорд Слиген, почему его не могут найти. На протяжении лет он был серебряным клинком, не так ли? Неизвестно, чем он занимался.

Слиген нарочито медленно поднялся на ноги. – Ты оскорбляешь сына миледи у нее на глазах?

– Отнюдь, – встал напротив него Талит, – я просто интересуюсь.

До того, как успела вмешаться Ловиан, к ним поспешил Каллен и, встав между ними, почтительно поклонился обоим. – Извините, лорд Слиген, если кто-то и должен отвечать на оскорбление миледи, то это я. Это моя обязанность.

Талит побелел и быстро сел. – Простите меня, ваша светлость, боюсь, что я забылся. Неопределенное положение в хане начинает действовать на всех нас.

– Совершенно верно, – слегка кивнула в ответ Ловиан. – Я обещаю вам, что как только мы получим новости о Родри, Совет Выборщиков тут же будет их иметь.

– Примите мою нижайшую благодарность, ваша светлость.

Несмотря на то, что Талит продолжал держаться вежливо и вскоре ушел, Невин заинтересовался этим лордом. – Почему он так уверен, что Родри мертв? Может ли он каким-либо образом быть связанным с похищением?

– Будь они все прокляты! – воскликнул Саламандер. – Пусть у них сначала сгниют зубы, затем носы. Пусть их глаза наполнятся слизью, а уши звоном. Пусть у них ослабнет дыхание и их сердца трепещут в них. Пусть их яички затвердеют, а члены станут мягкими.

– И об этом ты размышляешь во время завтрака? – спросила Джилл. – Я никогда не думала, что знатоки Двуумера ругаются.

– Это верно, когда за ними стоит сила. Увы, мои проклятия ничего более, как слова, пустые, бессмысленные слова, это только способ облегчить сердце. – Он встал из-за стола и подошел к окну. – Черт побери еще и этот туман! Пусть он съежится, пусть исчезнет, пусть превратится в воздух!

Джилл подняла глаза от своей овсянки, чтобы посмотреть на клубящийся за окном туман, словно бы игнорируя проклятия Саламандера.

– Что там не так с этим туманом? – спросила она.

– Ни одно каботажное судно не выйдет в море, а нам нужен корабль.

– Нам нужен корабль?

– Да, моя горлица, нам нужен корабль. Пока ты спала, я тут обдумал кое-что. Твои успешные действия в Днище навели меня на мысль, или, если быть точным, на много мыслей, большинство из которых я отверг. – Он обернулся к ней, усаживаясь на подоконник. – Очевидно, нам надо отправиться в погоню за этим Бритеном. Если бы Ястребы и в самом деле хотели спрятаться от нас, мы ничего бы не узнали, несмотря на то, что ты навела страх в Днище. Вместо этого, они оставили ключ, такой простой, что даже люди гвербрета в состоянии понять, что к чему. Нам остается разгадать: то ли Бритен оставил фальшивый след, чтобы сбить нас с верного пути, то ли второе – он намерен заманить нас в ловушку. Инстинкт подсказывает мне, что верно второе предположение.

– О! Но как мы пойдем по следу и избегнем ловушки?

– Я подозреваю, что они недооценили нас. Насколько я знаю, они прекрасно знают, что я знаю Двуумер, но готов поспорить на последний медяк, они не подозревают, что ты тоже знаешь его. Я также уверен, что они не знают, насколько искуссно ты владеешь мечом.

– Очень хорошо. Я буду очень рада встречи с ними.

– Не сомневаюсь. Я… – Его прервал стук в дверь.

Открыв дверь, Джилл увидала сонного мальчишку лет шести.

– Извините, господин, но там на улице человек говорит, что хочет побеседовать с вами, но Па не разрешил ему войти, а послал меня, чтобы я спросил, может ли он подняться к вам?

– В самом деле? А как он выглядит?

– Он из Бардека, весь покрыт шрамами и от него странно пахнет.

– Странно пахнет? Что это, черт побери, может значить? – Джилл дала парнишке медяк и сказала, чтобы тот привел гостя.

Через несколько минут появился тавернщик из «Кровавой руки». От него и в самом деле исходил запах, но это был не запах грязи или парфюмерии – это был запах страха, это был резкий, неприятный запах пота, которым истекал обуянный ужасом человек. Как только за ним закрылась дверь, тавернщик бросился к ногам Джилл.

– Убей меня! Не заставляй меня больше ждать, умоляю тебя! Я прождал всю ночь, это ожидание сводит меня с ума!

Совершенно растерянная Джилл засунула согнутый большой палец за пояс меча и попыталась улыбнуться жестокой кривой улыбкой, пытаясь выиграть время, но Саламандер, казалось, все сразу понял. Он быстро отошел от окна и пристально посмотрел в глаза тавернщику.

– Я мог бы с удовольствием убить тебя, – сказал гертфин бесцеремонно, – но, вероятно, в этом нет надобности.

– Но я рассказал. Я выдал имя Бритена. Мне никогда не могло прийти в голову, что вы можете испытывать меня.

Когда Саламандер неприятно захихикал, Джилл вдруг поняла: тавернщик принимает их за Ястребов.

– Ничего подобного, – вмешался Саламандер. – Братство есть не что иное, как банда братьев. Ты когда-нибудь встречал братьев, у которых нет в сердцах чувства соперничества? Встречал ты когда-нибудь старшего брата, который добровольно отдаст младшему конфету? Если да, то ты встречал настоящего брата.

Жизнь вернулась в лицо тавернщику. – Понимаю… так вам в самом деле нужен этот Родри?…

– Это наше дело, собака! – Саламандер так двинул в живот тавернщику, что тот издал хрюкающий звук. – Но ты не рассказал всего, что знаешь, так ведь? Расскажи мне все, или я заколдую тебя и сделаю так, что ты спрыгнешь с пирса и утопишься!

Торопливо вытирая рот тыльной стороной ладони, тавернщик согласно кивнул, затем судорожно сглотнул слюну и, наконец, заговорил:

– Они везут его в Слайт. Я не знаю зачем. Но я слышал, как в разговоре с двумя компаньонами Бритен упоминал Слайт…

Джилл это ни о чем не сказало, Саламандер же в удивлении заворчал. – Я должен был догадаться об этом, – сказал он. – Ну, ладно, собака. Ползи в свою канаву, но если ты только упомнишь о нас кому-нибудь…

– Никогда! Клянусь всеми богами обоих наших народов!

Дрожа и обливаясь потом, он с трудом поднялся на ноги и побежал к двери. Закрывая за ним дверь, Джилл слышала, как он протопал по коридору.

– Слайт? – угрюмо повторил Саламандер. – Плохое предзнаменование, голубка, действительно некудышнее предзнаменование.

– А где это? Я никогда не слышала о нем.

– Я не удивляюсь, так как о нем мало кто знает. Но должен сказать, что ты нагнала достаточно страху на этого труса. С кем я буду путешествовать, с ядовитой змеей?

– Будем надеяться. Говорят, что сами гадюки невосприимчивы к яду. – Джилл замолчала, пораженная внезапной мыслью. – Интересно, если этот парень видит повсюду Ястребов, потому что столкнулся с ними однажды. Эти шрамы…

– О, только не это. Я забыл, что мало что знаешь о Бардеке. У него, несомненно, следы ножа. Видишь ли, там это, своего рода спорт. В одной руке держишь нож, а другую, обмотанную мягкой прокладкой, используешь как щит. Тот, кто первым сделает шрам – победил. У богатых людей есть свои любимцы и они осыпают их подарками. Не вызывает сомнения, откуда у нашего друга деньги на таверну, но исходя из того, что она в Днище, он или не слишком удачлив, или…

– О, боги! Так ты специально разболтал обо всем?

– Да, это в самом деле облегчает душу и я выгляжу глупцом в глазах наших врагов, а как раз я этого и хочу. Кто воспринимает серьезно глупца и гадюку?

– Тогда, решено. Ты болтаешь, я – шиплю.

– Пришло время поболтать кое о чем в порту. Мы хотим купить проезд до Форта Мананнан. Это быстрее, чем ехать весь путь верхом, а там мы сможем приобрести лошадей для завершения нашего путешествия.

– Но куда мы направляемся?

– В Слайт, разумеется. Ах, моя маленькая горлица, основной сюрприз ждет тебя впереди.

Так как отправка одиночного заключенного под конвоем в Абервин случалась очень редко, то Перрену пришлось несколько дней гнить в королевской тюрьме, каждый последующий день был похож на предыдущий. Оставалось лишь спать да сплетать узоры из кусочков соломы. Он был почти рад, когда утром пришел Мадок и объявил, что после обеда он будет отправлен.

– В Кермор идет галера с депешами, у них найдется место для конокрада. Оттуда я переправлю тебя на купеческое судно. Я не советовал бы тебе пытаться бежать. Хозяин судна – грозный человек.

– О… э… меня это не волнует. Я не умею плавать.

– Очень хорошо. Когда пребудешь в Абервин, будь откровенен с моим дядей, он подумает, как спасти твою шею.

– Я полагаю, что должен благодарить вас, но почему-то у меня не находится слов благодарности.

Во многом неожиданно для него Мадок искренне рассмеялся и вышел.