Перрен обмотал свои поводья вокруг луки седла и коленями направил своего гнедого прямо в гущу бьющихся в панике лошадей. Хотя жеребец дрожал то и дело вставал на дыбы, он двигался вперед, в то время как Перрен продолжал уговаривать его, улыбался своей особой улыбкой, ласково поглаживая и похлопывая животное то по спине, то по боку, то по шее, как будто он сам был жеребцом стада, который доказывает свою правоту на управление стадом наряду с щипками, укусами и пинками также и нежным, ласковым пожатием. Паника пошла на убыль. Несмотря на то, что лошади продолжали гарцевать и покрываться от страха серой пеной, они уступали, идя за ним в клубящемся дыме. Наконец, конюх развязал последний узел.

– Уводи их! – заорал он, – и благословят тебя боги!

Маша руками и крича, Перрен вел лошадей вперед. Обойдя внутренние земляные укрепления, они вышли из охваченного пламенем лагеря как раз в ту минуту, когда взвился сноп искр и пылающих мелких частиц и начали рушиться палатки. Перрен без слов позвал лошадей и они галопом ринулись на спасительный луг. Оглянувшись назад, Перрен увидал едва видимый за клубами дыма возвышающий форт. Окруженный лошадьми, он с добрых полчаса ждал, пока не спадет дым. Когда он вел лошадей к форту, навстречу ему вышел Нет.

– Я искал тебя, – сказал Нет. – Я догадываюсь, что ты единственный человек на земле, который мог спасти лошадей Натрека.

– А… да… ну… они верят мне, как видишь.

С минуту они лишь стояли и молча смотрели друг на друга.

– Ладно, – сказал, наконец, Перрен. – Ты думал, что меня убили в той первой стычке?

– Да, но теперь вижу, что я не такой счастливый.

– Мне также не удалось от тебя отделаться.

Откинувшись в седлах, они схватились за руки и все улыбались, как будто не могли остановиться.

В форте кузены передали лошадей слугам и пошли в большой зал, где шло важное совещание. В то время, как мелкие лорды и союзники просто слушали, разгоряченные, с раскрасневшимися лицами громко спорили Беноик и Греймен.

– Послушайте! – ревел Беноик. – Вы чертовски усложнили ситуацию, как теперь мирно договориться с братом Натрека, что он скажет, когда получит рассеченное на две части тело брата!

– Ни черта он не скажет! Чем он собирается воевать со мной? Духами рыцарей из Мира Иного?

– А как насчет союзников Натрека? Что, их матери настолько неплодородны, что имеют только по одному сыну? Или у них нет дядей, которые будут мстить за своих племянников кровной местью?

Тут Греймен замолчал и начал теребить свои усы.

– Если вы хотите покончить с этим делом, – продолжал Беноик уже нормальным тоном, – вам лучше послать в Форт Дэвери посланников и просить вмешательства верховного короля. Если вы это сделаете, я буду на вашей стороне в этой войне, ради моих паршивцев племянников и только поэтому. Если нет, я немедленно забираю своих лошадей, и Нета тоже.

У Беника был великолепный талант шантажиста.

– Тогда решено, – сказал Греймен, – я сегодня же пошлю посланников.

Удовлетворенно кивнув, Беноик поднялся и жестом пригласил Нета и Перрена следовать за ним. – Идемте, ребята, надо посмотреть на раненых и этот серебряный клинок заслуживает награды. Ведь это он прикончил Натрека? Ха! Как раз то, что заслужил этот ублюдок – пасть от руки жалкого серебряного клинка!

Хотя голова у него кружилась от усталости, Перрен пошел вместе с ними, так как боялся, сказать дяде, насколько он слаб. Они нашли Родри стоящим у двери и пившим пиво как воду, в то время как Джил улыбалась ему с таким видом, будто он сам выиграл эту битву. Перрен вздохнул от жестокой несправедливости, что она так искренне любит этого надменного, неистового воина. Он находил Джил очаровательной девушкой, диковатой, склонной к странствиям, ей как нельзя больше шли ее золотые волосы, но в то же время она была предана лучшему фехтовальщику из всех, которых ему доводилось до сих пор видеть. Хоть Перрену была ненавистна эта мысль, но Родри внушал ему ужас.

– Значит так, серебряный клинок, – сказал Беноик, – ты заслужил двойную награду. Часто можно слышать о людях, которые предчувствовали смерть, кораблекрушение и тому подобное, но твое предчувствие было чертовски кстати.

– Да, ваша светлость, людям из Элдифа это свойственно.

Несмотря на то, что все рассмеялись, услышав это заявление, Перреном овладела еще большая тревога. Было что-то странное в этом серебряном клинке, что-то такое, что он не мог выразить словами, но что кололо его, это чувство было похоже на то, когда он сворачивал в лесу на неверную тропу. Родри был для него более, чем опасен; он был укором, частью проклятия, или чем-то вроде этого. Перрен был так озадачен, что потряс головой, это было как раз то, чего не следовало делать. Казалось, все закружилось вокруг него, его окутал потрескивающий золотой туман. Хотя он быстро пришел в себя, когда Нет и Беноик положили его на кровать, он сразу же после этого уснул. Он проспал целый день, и снилась ему Джил.

На следующее утро из ворот форта выехали все боеспособные воины вместе с вельможами, они якобы были почетным эскортом тел павших воинов Натрека и его союзников, но в действительности, это была армия, на случай, если родственники Натрека решат продолжать кровную месть. Все утро Джил помогала Камме, жене Греймена, в уходе за ранеными, этой работой обычно занимались жены лордов Кергонеи из-за недостатка в провинции хирургов. Только к полудню они с радостью воспользовались возможностью помыться и посидеть немного у камина, закусывая хлебом с сыром.

– Спасибо за помощь, Джил. Вы достаточно много знаете о хирургии.

– Миледи преувеличивает. Просто я видела за свою жизнь достаточно много кровопролития.

– Это неудивительно, сопровождая серебряного клинка. Он, конечно, красивый мужчина. Я обратила внимание, как на него поглядывают молоденькие девушки, но неужели вы никогда не сожалели, что ездите с ним? Вы должно быть, многим жертвуете ради этого Родри.

– Нет, миледи. Я никогда не видела в своей жизни ничего, кроме бедности. Родри никогда не оставляет меня голодной и этого для меня достаточно.

Камма изумленно посмотрела на нее, удивленная ее грубостью, затем слегка улыбнулась ей снисходительной улыбкой. Джил поняла, что пора сменить тему разговора.

– Рана лорда Перрена, кажется, заживает хорошо. Я ужасно этому рада. В конце концов, Родри жизнью обязан ему.

– Как и все мы. – На мгновение лицо Каммы стало непроницаемым. – Да, их род всегда славился своим упрямством, это самые неподатливые люди во всей Кергонеи, могу поклясться в этом, а это о многом говорит.

– А вы хорошо знаете их род?

– Да, его тетя и мать, обе мои кузины. Должна сказать, что его мать была сущим ягненком, бедняжка. Она умерла несколько лет назад, но я часто вижусь с тетушкой Перрена Гверной. Гверна, фактически, и вырастила его. Он был младшим из семерых детей, видите ли, и после его рождения мать так никогда окончательно и не оправилась. Она тяжело вынашивала его, у нее были боли и кровотечения, она родила его семимесячным.

– О, боги! Я удивляюсь, как вообще ребенок остался жив!

– Также были поражены и мы с Гверной. Он был таким маленьким, тощим, но жизнеспособнее всех виденных мною младенцев. Так как мать его была так больна, Гверна нашла ребенку кормилицу и заставила девушку день и ночь носить его в чем-то типа перевязи, укрепленной под грудью. Я думаю, это и спасло ему жизнь, он все время находился в тепле. – Она замолчала, размышляя. – Наверное, начало его жизни сделало бедного парня таким странным. Гверна называет его подмененным эльфами ребенком. При виде него вспоминаешь о всех этих странных историях, в которых дикий народец похищает человеческого младенца и оставляет вместо него своего собственного.

Джил была странным образом озадачена, в самом ли деле в случае с Перреном старые предрассудки могут оказаться правдой, но на столе материализовался серый гном и с такой злобной насмешливостью посмотрел в сторону Каммы, что было ясно – ничего, кроме презрения это предположение у него не вызывало. Гном сел рядом с доской, на которой режут сыр, подпер подбородок руками и принялся слушать, о чем будет рассказывать Камма дальше.

– Это нехорошо с моей стороны, рассказывать о нем подобные истории когда он уже вырос и стал мужчиной, но это поможет вам, Джил, лучше понять его. Он был худющим, кожа да кости и эти рыжие вихры на голове, похожие на птичье гнездо, как Гверна не пыталась их расчесывать. – Рассказывая все это, Камма улыбалась, ей было приятно вспоминать те времена. – И он никогда не был дома, он все время лазил по холмам и в лесу, используя всякий удобный случай, чтобы сбежать туда. Всякий раз, когда наступала осень, а потом выпадал снег, мальчик рыдал, так как ему на месяцы приходилось оставаться под крышей. А однажды он убежал. Ему было тогда не больше одиннадцати. Мы с Грейменом приехали навестить Гверну и Беноика и он стянул на кухне сладкий пирог. Это, в общем-то пустяк, каждый мальчишка в этом возрасте время от времени занимается этим, но Беноик рассвирепел. Он собрался отлупить мальчика, но маленький Нет не переставая умолял дядю пощадить его, в конце концов, Беноик смягчился. А на следующее утро нигде не было и следа Перрена. Гверна расспрашивала о нем каждого человека в форте, но все две недели, что мы там находились, его не могли найти. Грейменверна была вся в слезах, она была уверена, что он или умер от голода, или утонул. Я думала также. Но позже, уже почти накануне зимы, я получила от Гверны известие. С первым снегом у ворот форта появился Перрен, он был весь грязный, в лохмотьях, но вполне упитанный. В течение трех месяцев он жил один в горах.

– О, боги! И что же он рассказал?

– Что он слышал, как его все время называют подмененным и вбил себе в голову, что должен уйти и жить вместе с диким народцем, к которому принадлежит. «Но я так никого и не нашел», – сказал бедный мальчик. Бедняжка Гверна не могла успокоиться, и даже Беноик стал менее строгим по отношению к нему, впрочем, лишь на некоторое время.

Джил была не прочь послушать и дальше, но к столу подошел объект воспоминаний. Гном злобно взглянул на него и исчез.

– Перро, тебе следует быть в постели, – сказала Камма. – Слуга принесет тебе поесть.

– Ужасно нудно лежать в постели, я уже здоров.

Баюкая свою подвязанную руку, Перрен сел за стол напротив Джил. Под глазами у него были, похожие на темные пятна сажи, тени.

– Вам и в самом деле лучше было бы отдохнуть, милорд, – сказала Джил.

– Я никогда не выздоровлю, сидя как боров взаперти. Я хочу выйти и посидеть немного в лесу.

Все это соответствовало рассказу Каммы. Джилл оседлала серого жеребца Перрена и помогла ему сесть в седло, после чего вывела лошадь за ворота форта. Она сделала это не из чувства долга за спасение жизни Родри. В поле осталось только часть земляных укреплений, день назад люди Беноика свалили тела сраженных во рвы и насыпали над ними могильные холмы. Они прошли мимо этих жестоких шрамов земли к опушке леса и нашли среди разбросанных сосен полянку, устланную мягкой сосновой хвоей, освещенную теплыми солнечными лучами. Со вздохом удовольствия Перрен сел на землю, опершись спиной о ствол сосны. Он и в самом деле выглядел сейчас лучше, его лицо порозовело, приобрело здоровый цвет, в глазах загорелся жизненный свет.

– Как великодушно с вашей стороны так заботиться обо мне, Джил!

– О, едва ли! Я так многим обязана вам за спасение Родри.

– Абсолютно нет. Я сделал это ради Нета и самого себя. А что я должен был делать? Лечь там и позволить убить себя? У меня и в мыслях не было Родри, так что вам не за что благодарить меня.

– Я никогда никого не встречала похожего на вас. Вы такой же совестливый, как священнослужитель.

– Все так говорят. Знаете, а я собирался стать священнослужителем. Мой дядя вспылил по этому поводу, а отец только посмеялся.

– Да, я не могу себе представить, чтобы Беноик позволил кому-нибудь из своих родственников служить Беллу вместо меча.

– О нет, не Беллу, я хотел быть жрецом Керана, но я не смог даже найти его храма.

Джил была крайне удивлена. Она совсем мало знала о культе почитания Керана, разве только, что он был один из неизвестных богов Старых времен, который был вытеснен, когда вошли в силу храмы Белл и Нат. Бог олень был властелином охоты, в то время как Белл покровительствовал оседлой жизни и выращиванию зерна. Она смутно помнила, что полагалось первого в новом году добытого оленя преподнести Керану, но Джил сомневалась, что в состоянии вспомнить что-либо еще.

– Он превосходный бог, – заметил Перрен.

– Как все боги, – ответила Джил, просто чтобы что-нибудь сказать.

– Это в самом деле так. Но Керан единственный, кто… а… э… ну, кто подходит мне, как я думаю. – Перрен надолго задумался, потом продолжил: – Или… правильнее будет сказать, что он единственный бог, которому я подхожу. Или что-то вроде этого. У меня такое чувство, что если бы я молился остальным богам, они восприняли бы это как оскорбление.

– Что? Что вы, не надо быть таким строгим к самому себе. Богиня Луны – мать всем нам, она и Три Матери услышат любую молитву.

– Но не мою. И кроме того, Луна не моя мать.

Хотя Джил считала, что это заявление граничит с богохульством, она не знала, как опровергнуть его слова, так как ее вообще мало заботили проблемы поклонения богам.

– Я это чувствую сердцем, а не разумом, – продолжа Перрен. Керан единственный бог для меня. Я хотел бы быть его жрецом, жить где-нибудь в дикой местности и совершать те обряды, которые полагаются ему. Но я не могу даже никого найти, кто достаточно знал бы об этом.

– Послушайте, наверное, вам надо пойти в Форт Дэвери. Я слышала, что там есть старые храмы, жрецы которых все знают. Готова поклясться, что существуют старые книги, или что-нибудь еще, и, по всей вероятности, вы сможете нанять кого-нибудь, чтобы вам их прочитали.

– А это мысль! – улыбнувшись Джил, сказал Перрен. – Вы в самом деле говорите это серьезно?

– Конечно. Мой отец всегда говорил, что если человек хочет быть жрецом, боги будут благосклонно помогать ему в этом.

– Ваш отец говорил великолепные слова. Но меня никто не воспринимает всерьез, даже Нет. Мне кажется, он заботится обо мне, защищает и тому подобное, но он все равно считает меня полоумным, хотя, может быть, даже сам себе не хочет в этом признаться.

– Я не считаю вас полоумным.

– Правда?

– Правда. Я буду откровенна с вами. Я в самом деле, считаю вас странным, но я встречала людей, более странных чем вы, в сравнении с ними, вы самый обыкновенный человек.

Перрен отбросил назад голову и рассмеялся. Джил удивилась этому смеху, глубокому, ровному, искреннему, она ожидала, что и смеяться он будет, как разговаривает – запинаясь, странно.

– Ладно, наверное, мне и в самом деле следует поехать в Форт Дэвери и посмотреть мир, – наконец сказал он. – Я смог наскрести у моих братьев немного денег. Наверное, они дали бы и больше, только бы хоть на время избавиться от меня. Спасибо вам, Джил. Я ненавижу города и мне никогда не приходило в голову, что там может быть что-нибудь стоящее.

– А я люблю города. Они вонючие, но, несмотря на эти запахи, всегда есть много на что посмотреть.

Он улыбнулся, наблюдая за ней с такой нежностью, что Джил вспомнила, что они одни и в укромном месте. Она не боялась его, так как легко взяла бы над ним верх, но она не хотела дать не малейшего повода для беспокойства Родри. У нее не было ни малейшего желания видеть беднягу Перрена убитым своим ревнивым мужчиной. Поняв, что настроение Джил изменилось, Перрен вздохнул и отвел глаза в сторону.

– О… а… да… я мог бы стать хорошим жрецом. Я, и в самом деле, никудышный воин.

– Ну, не стоит мазать грязью собственное имя.

Перрен рассеянно кивнул в ответ. Она все ждала и ждала, пока он продолжит говорить, пока минут через двадцать не поняла, что он способен сидеть молча часами. Хотя он совершенно не интересовал ее как мужчина, как загадка он был очарователен.

Этой ночью армия разбила лагерь примерно в двадцати милях в северо-восточном направлении от форта Греймена, на той же самой поляне, которая послужила причиной войны, отсюда они послали посланника к брату Натрека. Так как было тепло, телеги с благородными останками оставили подальше от лагеря с подветренной стороны. Как заметил Нет Родри, было вполне возможно, что Эйгвек даже не развернет труп брата, чтобы посмотреть, как он изуродован.

– Так что у нас есть надежда, милорд, – сказал Родри. – Как далеко форт лорда Эйгвека?

– До него ровно десять миль. Если повезет, он придет завтра к заходу солнца.

Они вместе возвращались в лагерь, неуклюже шагая через луг. Хотя сумерки сгущались, становясь бархатно-серыми, Родри, конечно, видел все вполне отчетливо, благодаря своему зрению полуэльфа. Когда они проходили мимо зарослей низкорослого кустарника, он заметил внутри какое-то движение и остановился, чтобы лучше рассмотреть; непохоже, чтобы это был кролик или какое-нибудь другое животное, слишком близко находились люди. Съежившись среди искривленных ветвей сидел один из дикого народца, но Родри никогда не видел ничего похожего на него; черноватый, изуродованный гном с длинными клыками, с глазами навыкате и красными когтями. Мгновение он с ужасом смотрел на него, потом исчез.

– Что-то случилось? – спросил Нет.

– Ничего, милорд. Было похоже… как будто кто-то уронил там кусок упряжи, но это оказался всего лишь камень.

Позже, когда они уже сидели у костра, у Родри было отчетливое ощущение, что за ним наблюдают, но как он не оглядывался, он не мог заметить ни человека, ни бестелесного живого существа, спирита.

– Использование дикого народца с целью шпионажа может быть чертовски опасно, – сказал человек, называвший себя Гвин.

– Я знаю это, но я ничего не могу больше сделать, пока не увижу Родри во плоти. – Его собеседник посмотрел в магическое зеркало, лежавшее перед ним на квадратном куске черного бархата на столе. – По крайней мере, он выбрался из этой осады. Эта отвратительная междоусобная война могла нарушить все наши планы.

Гвин лишь кивнул в ответ, хорошо сознавая, насколько близки они были к потере своей жертвы во время боя. Человек, пользующийся именем Меррек тщательно завернул зеркало и положил его в потайной карман своего седельного вьюка. Хотя оба они были люди Бардека, они были выбраны для этой охоты, так как в их роду текла кровь Дэвери. У обоих были прямые темно-коричневые волосы и довольно светлая кожа, так что они не выделялись внешностью в королевстве, особенно в северных провинциях, где редко кто видел уроженцев их родной земли. Надо сказать, что мать Гвина была девушкой из Дэвери, проданная ее обнищавшей родней купцу Бардека как наложница. Насколько он смутно помнил, его отец также едва ли подходил к стандартам Бардека, но это был единственный человек, которого он видел на протяжении короткого отрезка времени, прежде чем они продали его в возрасте четырех лет как ненужного ребенка раба. Он ничего не знал о Мерреке, даже его настоящего имени. Люди, которых выбирали для Ястребиного Братства хранили свои собственные секреты и уважали чужие.

– Ты знаешь, где он сейчас?

– Да, – ответил Меррек, застегивая седельный вьюк. – Это не так далеко. Я думаю, для нас не будет представлять никакой опасности, если мы проедем там утром. На нас никто не обратит внимания. Что, проезжий путешественник не может остановиться и поглазеть на знатных вельмож?

– Абсолютно верно. Ну, а потом?

– Мы только посмотрим, и ничего более. Хорошенько запомни это! Все, что нам требуется, это понаблюдать издали и дождаться, пока Родри с девушкой не останутся на дороге одни. После этого мы можем собрать остальных и тронуться с места.

– Ну и прекрасно, но кое-что в этом плане беспокоит меня. Он слишком сложный, путанный, как эти сплетенные украшения, которые здесь любят.

– Да, в этом я согласен с тобой, но кто будет спорить с начальством?

– Никто, разумеется.

– Эта твоя острота по меньшей мере не смешна.

– У меня и в мыслях не было шутить по этому поводу. Не в интересах моих.

Гвин неожиданно вздрогнул от охватившего его страха, как будто сказав среди фразы «нев ин» он мог призвать в комнату постоялого двора Невина – казалось, сам демон заставлял его назвать это имя. Он постарался отбросить от себя этот безрассудный страх. Этот страх был всего лишь результатом его тревоги по поводу запутанного плана, исполнение которого возложили на него начальники. Устроившись в безопасности на островах, им легко было приказывать похитить Родри, не причинив ему вреда и не привлекая внимание Двуумера Света.

– Тебе говорили, что надо сделать с его девушкой? – спросил Меррек.

– Говорили, ее надо убить. Если будет время, нам разрешено немного с ней позабавиться.

– Великолепно. Все считают ее очаровательной.

– Но только в том случае, если это не привлечет внимания. Мне сказали, что она не представляет для них никакого интереса, ее просто надо убрать с дороги.

Меррек кивнул, размышляя над полученной информацией. Оба они были на слишком низкой ступени Ястребиного Братства, чтобы им говорили больше самого необходимого минимума. Хотя он воспринимал такое к себе отношение как необходимую часть дисциплины, Гвину было интересно, что намерен делать кровный союз с Родри и почему он должен быть доставлен в Бардек живым и здоровым. Несомненно, дело было малоприятное, но это его уже не касалось. В сущности, ни он, ни Меррек не знали, кто нанял союз для выполнения этой миссии. Кровный союз брался за любую работу, лишь бы хорошо платили, и, как в Дэвери, так и в Бардеке были люди, которые хорошо это знали.

Утром они выехали из Бобер, деревушки, в которой они останавливались, и направились на северо-восток. В два часа после полудня они подъехали к широкому лугу, на котором был разбит лагерь армии, палатки были натянуты в футах тридцати от дороги, за ними паслись лошади. Одни люди просто сидели на траве, другие играли в кости, через равные интервалы друг от друга вокруг лагеря ходила стража, охранявшая лагерь.

– Будем надеяться, что Родри не по ту сторону лошадей, – пробормотал Меррек.

Через минуту у них появились более основательные причины для беспокойства, чем то, где может находиться сейчас Родри. В то время, как они медленно вели своих лошадей вдоль лагеря, с притворным изумлением поглядывая по сторонам, время от времени останавливаясь, они услыхали громкий окрик. Из-за палаток к ним галопом подскакала группа всадников из десяти человек. Они, разъединив их, моментально окружили Гвина и Меррека, те не успели даже подумать о том, чтобы убежать. Хотя, в любом случае, попытка бегства была бы ошибкой с их стороны.

– Вынуждены побеспокоить вас, ребята, – сказал седоволосый командир группы, одетый в клетчатые бригги знатного вельможи. – Скажите, кто вы и куда едите.

– Меня звать Гвин, а это Меррек, милорд, мы не причиним вреда благородным лордам. Мы работаем на одну купеческую гильдию в Лен Эбоне, в основном, как сопровождающие караваны, но сейчас нас послали с письмами для новой гильдии в Форт Пер.

– У вас есть какие-либо доказательства этого, ребята? Видите ли, сейчас война, и откуда мне знать, может быть вы шпионы?

Гвин сунул руку за пазуху и достал тонкую цепочку с украденным кольцом-печатью купеческой гильдии. Лорд изучающе осмотрел его, удовлетворенно хмыкнул и повернул назад.

– Примите мои извинения. Езжайте дальше, но будьте осторожны на дороге. Скорее всего, вы не встретитесь ни с какими неприятностями, но не помешает держать ухо востро.

– Вы совершенно правы, милорд, и спасибо вам.

Лорд махнул рукой, отряд разделился и дал им возможность проехать, они проехали мимо воина, который в точности соответствовал описанию Родри.

– Двойная удача, – подумал Гвин, но он лишь с безразличным видом посмотрел вслед серебряному клинку. Родри так же безразлично проводил их взглядом, затем развернул лошадь и вместе с отрядом поехал по направлению к лагерю.

Ни Гвин, ни Меррек не проронили ни слова, пока не отъехали на милю, или около того; после этого Меррек мрачно захихикал себе под нос. – Прекрасно. Теперь я обойдусь без дикого народца.

– Другие его уже видели?

– Еще нет. Прошлой ночью я разговаривал с Бритеном посредством огня, они все еще далеко на юге. Им самим не надо заниматься скиингом, разве только в том случае, если со мной что-нибудь случится.

– Ничего не случится. Для этого я с тобой.

– Самонадеянно, не так ли? Меррек обернулся в седле и с улыбкой посмотрел на Гвина. – Но я не отрицаю, что ты лучший фехтовальщик в Братстве. Будем надеяться, что если дойдет до этого, что ты превосходишь в этом и Родри.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет. Помни, что он нужен им живым.

Первые дни после того, как уехала армия, в форте напряженно ожидали новостей, Джил много времени проводила с Перреном, обычно, где-нибудь в лесу. Такие лекарства, как солнце и свежий воздух помогали Перрену гораздо больше, чем всякие снадобья и отдых в постели. Вскоре у него вообще исчезли темные круги под глазами и у него уже не было необходимости спать днем. Сколько бы времени Джил не проводила с ним, у нее не было ощущения, что она начинает узнавать его, так как он все время был настороже и погружен в себя, совсем как те дикие звери, которых он так любил. После того первого дня Перрен никогда не упоминал о своем стремлении посвятить себя службе Керану. Когда же Джил пыталась заговорить о его родственниках или о его жизни в форте, он всегда уходил от прямого ответа и стремился закончить разговор. Хотя, казалось, он был рад ее обществу, иногда Джил сомневалась в этом и задавалась вопросом, не предпочитает ли он одиночество. Тем не менее, на третий день ей открылись его чувства и это открытие смутило ее.

В полдень они отправились на обычную прогулку, но на этот раз Перрен попросил Джил зайти немного дальше в лес, где протекала крошечная речушка, граничащая с зарослями папоротника. Напоив своего серого, Джил, чтобы сделать приятное Перрену, повосхищалась папоротником, после чего села в тени рядом с ним.

– Скоро мы должны получить новости от армии, – заметил Перрен. – Если бы была битва, они прислали бы гонцов.

– Давайте молиться, чтобы они благополучно вернулись домой, чтобы их не преследовала другая армия.

– Все это верно, хотя… а… да…

Джил терпеливо ожидала, пока он собирается с мыслями. Она уже начала привыкать к этой его особенности излагать свои мысли.

– Э… а… так чудесно сидеть рядом с вами в лесу. Наверняка, когда вернется Родри, этого уже не будет.

– Разумеется, нет. Родри ужасно ревнивый, даже если для этого нет никаких оснований.

– Э… э… у него нет никаких оснований?

– Нет, милорд.

Она продолжала смотреть на Перрена, ожидая увидеть, какое впечатление произведет на него ее категорический ответ. С минуту он грустно смотрел на папоротник.

– В самом деле никаких? – спросил он наконец. Он смотрел на нее и улыбался своей странной улыбкой, искренней и напряженной, которая, казалось, распространялась и окутывала все вокруг, обдавая ее волнующим теплом, таким явственно ощутимым, как прикосновение его руки. Когда Джил отвела взгляд в сторону, он ласково коснулся ее щеки. Джил изогнулась и оттолкнула его руку, но он снова улыбнулся улыбкой, от которой, казалось, засветилось его лицо. Джил изумленно глядела на него, так как какое-то мгновение она не в состоянии была пошевелиться. Перрен поцеловал ее, губы его были мягкими и нежными, но чувственными и многообещающими.

– Ты и в самом деле прекрасна, – прошептал он.

Собрав всю свою волю, она оттолкнула его.

– Довольно! – резко сказала она, – между нами ничего не может быть!

– А почему не может?

Его улыбка была такой волнующей, что Джил поспешно поднялась на ноги и зашагала прочь, как будто он был вооруженным врагом. Перрен не пытался догнать ее, лишь молча наблюдал за ней, как ребенок, вопросительно склонив голову к плечу. Отойдя на несколько шагов, Джил почувствовала, что чары перестали на нее действовать.

– Я возвращаюсь в форт, – резко бросила она. – Я думаю, вы уже достаточно окрепли, чтобы добраться самостоятельно.

По дороге к форту Джил обдумывала возникшую проблему.

– Он не может быть знатоком Двуумера, – должно быть, он все-таки знает Двуумер – но где он мог обучиться ему? – но тогда, что это могло быть еще?

Теперь, когда она была от него далеко, все происшедшее казалось смутным, нереальным. В конце концов она решила, что знаток Двуумера он или нет, но ей следует с этого времени избегать оставаться с Перреном наедине. Позже, уже к вечеру, когда он вернулся из лесу, Джил увидала его в большом зале. Он был таким слабым, рассеянным, неуклюжим, что она подумала, не приснилось ли ей все.

В центре поля собрались для переговоров лорд Эйгвек с эскортом из десяти воинов и лорд Греймен с десятью своими людьми, среди которых был Родри. Так как он был именно тем человеком, который убил брата Эйгвека, он находился там, чтобы, если лорд Эйгвек, потребует этого, признать этот факт. Родри глубоко надеялся, что этого не произойдет, хотя Греймен заверил его, что сам будет платить лут. Пока у Греймена почти не было возможности что-либо сказать, так как переговоры вел, в основном, Беноик.

– Значит решили? – спросил, наконец Беноик.

– Да, – устало ответил Эйгвек. – Я подожду суда верховного короля – я считаю, что это справедливо.

– Я думаю то же самое, – поспешил сказать Греймен, прежде чем с ним согласился Беноик. – Честью моего рода клянусь, что это так.

– И моего тоже. – Вздохнув, Эйгвек поднялся, пристально глядя мимо них на присутствующую в полном составе армию. Родри решил, что он подсчитывает перевес этой армии перед небольшим количеством воинов, которых он смог бы выставить. – Дайте мне знать, когда появятся люди короля.

– Обязательно. Беноик встал и махнул рукой, чтобы вставали остальные. – Позвольте пожать вашу руку.

Они торжественно пожали друг другу руки. Эйгвек на какое-то время замешкался, оглядывая десятерых воинов, окружавших тиэрина. Он знал, что один из них – убийца его брата, он пристально вглядывался в лицо каждому, на Родри его взгляд задержался дольше, чем на остальных. Родри нагло посмотрел на него в ответ и увидел, что губы лорда плотно сжаты, в их уголках залегли горькие складки. Серебряный клинок мог быть участником переговоров только по одной причине. Неожиданно Эйгвек резко развернулся и повел своих людей прочь. Родри с облегчением вздохнул.