Божество продолжало идти. Его прозрачные темные глаза рассматривали Перрена не недоброжелательно, а просто сдержанно; бог поднял руки, благословляя человека, который, наверное, был его последним почитатель во всем Дэвери. После этого он исчез, оставив Перрена дрожащим в благоговейном страхе, который свел на нет всю его боль и изнеможение. Обливаясь слезами он подбежал к тому месту, откуда появилась фигура бога и упал коленями на траву, которая была теперь священной, так как ее касались ноги бога.
Гнедой поднял голову и сонно заржал, нарушив чары. Перрен сел в седло и направил лошадь через темный лес, инстинктивно выбирая дорогу. Хотя он продолжал ехать всю оставшуюся ночь, до самого утра, Перрен не чувствовал ни боли, ни голода, рана напоминала о себе лишь отдаленной тупой болью. Примерно через час после рассвета Перрен вышел из лесу, до форта Нета оставалось около мили. Он рысью поднялся на вершину холма, слез с лошади и повел усталое животное к воротам. Он услышал крики, навстречу ему выбежали люди, ему стало не по себе. Навстречу бежала Джил, Перрен сосредоточил все свое внимание на собственных ногах.
– Лорд Перрен! Они все погибли?
– Чертовски близко к этому. Осаждены.
С этими словами он потерял сознание, погружаясь в благословенную темноту, где, казалось, на встречу с ним пришел священный олень.
Джил и слуга по имени Сейбен стояли по обе стороны от Перрена, лежащего на столе в большом зале. Размочив засохшую, пропитанную кровью рубашку, Джил отделила ее от раны и стала вспоминать все, что говорил ей когда-то Невин об искусстве применения целебных трав, но от этого было мало пользы, так как у нее не было ни должных навыков, ни драгоценных нужных трав. Единственное из целебных трав, что мог найти на огороде Сейбен – это был розмарин. Но, как говорил Невин, любое зеленое растение лучше, чем ничего. Освободив рану полностью от рубашки, Джил послала Сейбена за дополнительной горячей водой и медом, затем тщательно очистила рану от остатков ворсинок льняного полотна. Появился ее серый гном и пригнулся на столе, чтобы посмотреть, что происходит.
– Не так плохо, как я боялась, – сказала ему Джил. – Видишь? Просто срезана мышца и поврежден тот большой кровеносный сосуд под мышкой.
Мрачно кивнув в ответ, гном, склонив голову к плечу, сосредоточенно рассматривал лежащего без сознания человека. Неожиданно он подпрыгнул и зашипел, как кот, он широко разинул рот, так что был виден каждый клык, вытянул руки и скрючил пальцы как когти. Джил так была поражена этим неожиданным проявлением эмоций, что, едва успела схватить гнома, когда тот собрался броситься на Перрена.
– Прекрати! – она встряхнула гнома, – что случилось?
Лицо его исказилось от ненависти, но он обмяк в ее руках.
– Не смей кусать лорда Перрена. Он и так болен, а кроме того, он не сделал тебе ничего плохого.
Гном тряхнул головой, как будто ему необходимо было что-то сказать.
– Что? Послушай, маленький братец, почему бы тебе не прийти попозже и не попытаться все мне объяснить?
Вернулся Сейбен, за которым шел следом помощник конюха, и гном исчез. Джил промыла рану водой, затем сказала, чтобы Сейбен держал Перрена за руки, а помощник конюха – за ноги. Скрежеща зубами, она вылила мед прямо на открытую рану. Завыв от боли, Перрен вернулся из забытья и завертелся на месте. Двое мужчин едва удержали его.
– Простите, милорд, – твердо сказала Джил, – но это необходимо проделать, чтобы рана не загноилась.
С минуту Перрен просто хватал воздух открытым ртом; затем повернул голову и посмотрел на Джил.
– Я забыл, где нахожусь, продолжайте, – пробормотал он.
Джил туго свернула кусочек тряпки и дала ее Перрену, чтобы он закусил ее зубами, затем второй раз промыла рану. Он всего лишь раз содрогнулся, а потом продолжал лежать так тихо, что Джил подумала, что он снова потерял сознание, но глаза раненого были открыты и в них было такое сопротивление боли, что она пришла в восхищение. К счастью, худшее было позади. Джил приготовила припарку из листьев розмарина, положила ее на рану и забинтовала чистой льняной тряпкой.
– Беноик, – проговорил Перрен, – мне надо скакать к Беноику.
– Вы не в состоянии, если вы попытаетесь это сделать, вы умрете от потери крови. Скажите мне, что вы хотите ему передать и я выполню ваше поручение.
– Скачите к моему дяде. Скажите ему, что Нет сидит в ловушке в форте Греймена. – Голос его превратился в шепот. – Ваш Родри был еще жив, когда я в последний раз видел его.
– Спасибо. – Хотя Джил готова была разрыдаться, она сделала все возможное, чтобы голос ее звучал спокойно. – Я буду молиться, чтобы он остался жив.
Пока Сейбен рассказывал Джил, кто такой Беноик и как добраться до Прен Кладана, она оторвала от окровавленной рубашки Перрена эмблему с изображением волка, чтобы взять ее с собой как опознавательный знак. Отправившись в путь, Джил взяла с собой двух лошадей, меняя их, она могла скакать с курьерской скоростью. Отъехав от форта на порядочное расстояние, она позвала гнома, который тотчас появился на выступе седла.
– Ты сможешь разыскать Родри? Можешь сказать мне, жив он еще, или нет?
Гном согласно кивнул в ответ, похлопал ее по руке и исчез. Оставшись на дороге одна, когда никто не мог видеть ее, Джил разрыдалась в голос.
На следующий день, вскоре после рассвета, Родри вскарабкался на крепостной вал и выглянул за стены форта. Было туманное утро, вражеский лагерь просыпался; между грязными парусиновыми палатками красными цветами горели костры для приготовления завтрака, позевывающие люди возились со своими лошадьми. Прямо за лагерем начинался круг земляных укреплений, футов в двадцать, пока насыпь граничила со рвом, который вскоре полностью окружит их и блокирует все попытки бегства. Со стороны Натрека это было бесполезное усилие. Решение было принято. Скоро лорды капитулируют и все мужчины будут повешены, чтобы спасти женщин и детей. Все, чего хотел Родри, чтобы это поскорее произошло, чтобы не мучиться ожиданием. Когда ему было четырнадцать лет, он впервые столкнулся со смертью, начал узнавать, как жизнь готовится к встрече со смертью; в двадцать три года он был уже мастер в этой области военного искусства. Теперь пришел его черед, но его вэйр ждет его на конце веревки.
Умереть в петле, быть брошенным в ров вместе с сотней остальных людей, встретивших такой же конец, лежать далеко от Элдифа, безымянным, неоплаканным, просто серебряным клинком, которому не повезло, что он нанялся не к тому хозяину – не это ли его вэйр? Родри потряс головой, отказываясь в это верить, к этому концу привели его неистовая боевая гордость, те странные пророчества Двуумера и магические битвы; он был в таком оцепенении, что не ощущал никакого страха, было лишь немного грустно, да угнетала его черная депрессия, что никогда ему не увидеть больше Джил. Что было бы, если бы он вместо запада отправился на восток и нанялся бы не к Нету, а к Натреку? Он решил, что было бы еще хуже, ему пришлось бы быть участником этого бесчестного акта. Он умрет, а Натрек останется жить, но, по крайней мере, он сохранит свою честь, в то время как лорд ради ненависти отшвырнул свою честь прочь.
Родри был так погружен в свои раздумья, что когда кто-то дернул его за рукав, он, не думая ни о чем, выхватил меч из ножен и начал размахивать им вокруг. На крепостном валу стоял серый гном Джил и улыбаясь смотрел на него, в то время как он возбужденно продолжал размахивать мечом. У Родри вспыхнула надежда. Если он только сумеет понять это маленькое существо, если он только сможет передать Джил – но что она сможет сделать? Побежать к великому лорду и сказать, что рассказал ей дикий народец? Надежда снова умерла.
– Дьявольски приятно видеть тебя, маленький братец, но понимаешь ли ты, какое зло обрушилось на меня?
К его большому удивлению, гном кивнул в ответ, потом поднял длинный палец, как бы призывая к вниманию. Неожиданно вокруг него появился дикий народец, маленькие голубые феи, толстые желтые гномы, незнакомые серые малые и уродливые маленькие девушки. Родри никогда еще не видел на крепостном валу такой многочисленной толпы.
– Что все это значит?
Серый гном щелкнул пальцами, и дикий народец выстроился по парам и принялся ритмично подпрыгивать, выставив при этом вперед одну руку. Серый гном стоял во главе строя, как и остальные, выставив вперед руку, но левая рука при этом тоже была поднята вверх, как будто держала меч. Наконец, Родри все понял.
– Армия! О, великий Белл! Ты имеешь в виду, что кто-то собирается вызволить нас из осады?
Гном подпрыгнул и затанцевал, в то время как остальные согласно кивали Родри в ответ. Послышался шорох, и все, кроме гнома исчезли. Глаза Родри наполнились слезами, он вытер их и сделал судорожное глотательное движение, не в силах сразу заговорить.
– Ты сказал Джил, что я в западне?
На этот раз ответа не последовало. Гном пососал палец, затем принялся расхаживать взад и вперед, имитируя деревянную, неуклюжую, кривоногую походку.
– Лорд Перрен? Он убежал с поля сражения?
Хотя гном утвердительно кивнул, выражение его лица при этом было странно кислым. Он пожал плечами, будто отгонял что-то неприятное, затем прыгнул на плечо Родри и поцеловал его, прежде чем исчезнуть. Родри откинул голову назад и рассмеялся – он сообразил, что надо пойти к благородным лордам и довести до их сознания, что спасение уже в пути и что нет никакой необходимости капитулировать, естественно, говоря все это, не следует упоминать дикий народец.
– О, куча дерьма!
Все утро, наблюдая за конным патрулем, постоянно объезжающим форт, Родри снова и снова обдумывал вставшую перед ним проблему, пытаясь найти нужные фразы и тут же отвергая их, и снова ища нужные слова. В конце концов, он дождался пока лорд Нет неуклюже вскарабкался по веревочной лестнице и прихрамывая подошел к нему.
– Решил взглянуть на этих ублюдков. – Нет оперся о стену и посмотрел вниз, его рыжие волосы были странно тусклыми в свете солнечных лучей, как будто он был болен. – Ах, все равно скоро будем висеть и все будет кончено.
– Послушайте, милорд, я как раз сейчас думал об этом, и…
– По крайней мере, у меня нет вдовы, которой пришлось бы оплакивать меня, – продолжал лорд, как бы не слыша Родри. – Черт побери, я всегда хотел передать после смерти свои земли Перрену, а получилось, что он умер раньше меня.
Нет был близок к тому, чтобы разрыдаться, чему Родри был крайне удивлен, так как считал смерть Перрена небольшой потерей. Вернее сказать, он мог бы считать ее потерей еще несколько часов назад.
– Послушайте, милорд, а если он убежал с поля?
– В самом деле! А если вдруг ворона запоет как зяблик? Перрен не был искусным фехтовальщиком, серебряный клинок, а Натриковы сукины сыны приканчивали после боя всех раненых.
– Это верно, но…
– Я знаю, о чем вы думаете, – резко сказал Нет, – к чему оплакивать бедного Перрена? Для него же лучше, что он умер.
– Совсем нет, милорд, ничего подобного!
– Простите. Я забыл, что вы плохо знали его. Мне тошно от этой болтовни, типа: что случилось с вашим несчастным кузеном, как вы можете его принимать в вашем форте, он легкомысленный, он не совсем в здравом рассудке, он такой, он сякой. К дьяволу! Никакой он не сумасшедший! Может быть… немного эксцентричный, но не полоумный.
Нет тяжело вздохнул. – Ладно, теперь это не имеет никакого значения, завтра утром я встречусь с ним в Мире Ином.
– Милорд, он жив.
Нет одарил Родри таким взглядом, как будто тот сам был полоумным. Наступил самый трудный момент. Родри, как будто набираясь си для предстоящего объяснения, поглубже вздохнул.
– Милорд, вы должны были слышать старый афоризм, что жители Элдифа имеют дар ясновидения? Это в самом деле так, и я могу поклясться, что в глубине души я чувствую, что Перрен жив и что он приведет армию, чтобы вызволить нас из осады.
Лорд сузившимися от гнева глазами посмотрел на Родри. – Посмотри на меня, серебряный клинок! Я побывал в большем количестве боев и пьяных драк, чем большинство людей могло даже слышать. Стоял я и перед угрозой быть повешенным. Похож я на человека, который предается фантазиям, потому что не может посмотреть в лицо смерти? Не ты ли хвалил меня за отвагу на поле боя?
– Да, так оно и было. – Лорд отвел взгляд в сторону, размышляя о чем-то. – Я видел, что ты тоже неистовый воин. Почему бы тебе не предвидеть всего остального? Но…
– Я знаю, что это звучит глупо, но умоляю, поверьте мне, это правда. Это приходит ко мне, как во сне. Я знаю, что помощь уже в пути.
– Но кто – о, боги, мой дядя! – Неожиданно Нет улыбнулся. – Конечно, Перрен прямиком направился к Беноику, если он только и в самом деле жив.
– Я знаю, что он жив, милорд, я присягаю в этом на моем серебряном клинке.
– И это самая сильная клятва, которой может поклясться такой человек, как ты. Ах, черт побери, какое это имеет значение, если так или иначе, нас повесят завтра или через несколько дней. Пошли, серебряный клинок, расскажем об этом моим союзникам, но я держу пари, что они ухватятся за любой лоскуток надежды, который только увидят.
Через четыре дня после того, как она покинула форт Нета, Джил возвращалась с армией из двухсот двадцати человек, это все, что смог наскрести Беноик где призывом своих союзников, а где и прямыми угрозами. Когда войско начало вливаться во двор, выбежал Сейбен, схватился за стремя тиэрина, что было проявлением верности вассала, и начал рассказывать все, что услышал от Перрена за эти несколько дней. Джил бросила поводья помощнику конюха и поспешила в большой зал, где на кровати Нета, окруженный охотничьими собаками, лежал Перрен. Джил оттолкнула собак на одну сторону, присела на край кровати и посмотрела на своего пациента, ясные глаза которого были полны тревоги, щеки его уже не горели в лихорадке.
– Рана заживает хорошо? – спросила Джил.
– Да. По шуму, который доносится сюда, я понимаю, что вы привели моего дядю с армией. Я знал, что он должен прийти. Если бы он постоянно не проявлял недовольство по поводу нашего с Нетом поведения, жизнь его была бы скучна.
В это время, крупно шагая, в зал вошел Беноик, нетерпеливо хлопая себя по бедру латными рукавицами.
– Ты болван, Перро! А Нет дважды болван! Но Натрек со своими сукиными сынами имел наглость осадить моего родственника. Ну что ж, мы сотрем его за это с лица земли. Ты едешь с нами?
– Конечно. Волк может скакать и на трех ногах.
– Погодите, милорд, – вмешалась Джил, – если вы поскачете, рана может открыться снова.
– Ну и пусть. Я должен идти со всеми. Я смогу провести армию через лес, мы сэкономим двадцать миль, и таким образом, целую ночь.
– Великолепно, – сказал Беноик. – Рад видеть, что ты, наконец, проявляешь твердость духа, парень. Не беспокойтесь, Джил, мы вызволим вашего мужа из этого изъеденного червями форта как можно быстрее.
– Ваша милость очень великодушна. Если бы я была бардом, я бы прославила ваше имя в балладах.
Поклонившись, она вышла, оставив их одних.
Во дворе двое вассалов Беноика совещались со своими капитанами, остальные расседлывали и привязывали лошадей. Джил вышла из ворот и побрела вниз по холму, пройдя полпути, она присела в укромном месте, так чтобы никто не видел ее и позвала серого гнома, он явился немедленно.
– С Родри все в порядке?
Гном утвердительно кивнул в ответ, присел перед ней на корточки, ковыряя ногтем зуб.
– Ты все еще не сказал мне, почему ты ненавидишь лорда Перрена.
Гном раздраженно скривил лицо и ничего не ответил, продолжая ковырять свой клык.
– Ну, говори, маленький братец, можешь ты, наконец, рассказать мне, в чем дело? Или это слишком трудно объяснить?
Довольно неохотно гном кивнул в знак согласия.
– Ладно, давай разберемся. Он обидел тебя или кого-нибудь из дикого народца?
– Нет, ничего такого не было.
– Он хотя бы видел тебя?
– Очевидно, нет, во всяком случае, ничто не подтверждает этого.
– Он злой человек?
Сосредоточенно нахмурившись, гном помахал рукой, как бы говоря, что это не совсем то.
– Ты же знаешь, что у меня нет времени придумывать еще вопросы.
Гном улыбнулся, сжал руками виски, будто страдал от головной боли и исчез.
Джил подумала, что ей никогда не узнать причину этой ненависти, но по тому, как вел себя гном – не щиплет лорда и не путает ему волосы, это не имеет особого значения в настоящий момент, когда она должна беспокоиться о безопасности Родри. Джил решила, что не может сидеть в заплесневелом форте Нета и ожидать новостей. Так как у нее были собственная кольчуга и щит, на следующее утро она начала готовиться к походу вместе с остальными воинами. Когда армия собралась за воротами на перекличку, Джил вывела свою лошадь и поставила ее с самого края шеренги. Так как воины собирались спешно и разными союзниками Беноика, то каждый считал ее серебряным клинком, нанятым другим лордом, а это был для них лишний меч.
Стараясь не выделяться и ни с кем не разговаривать, Джил удавалось в течение всего дня не попадаться на глаза ни Перрену, ни Беноику, так как Перрен вел армию по бездорожью, через лес такими узкими тропами, что они могли продвигаться лишь по одному, гуськом. Весь день они петляли вокруг холмов среди деревьев по таким запутанным тропам, что Джил молилась о том, что Перрен, в самом деле, знает, что делает. Она также поняла, почему вся провизия была упакована на мулах, а ее не везли на телегах; очевидно Беноик слишком хорошо знал своего безрассудного племянника и предполагал, по каким дорогам им придется пробираться. Беноик был превосходным командиром, во время стоянки он ходил по лагерю и разговаривал со всеми воинами персонально. Подойдя к Джил, он на мгновение остолбенел, затем разразился хохотом:
– Что, все мои люди ослепли? В кольчуге или без нее, по мне, Джил, вы совершенно не похожи на парня. Что вы здесь делаете?
– Послушайте, ваша светлость, мой муж – это все что у меня есть в этом мире. Я должна увидеть его своими глазами и как можно скорее.
– Ха! Ну что поделаешь, мы не можем отослать вас сейчас назад. Только не заблудитесь на этих проклятых оленьих тропах Перро. Вам лучше держаться поближе ко мне. Вы можете присматривать за раной Перро, и все будут знать, что вы под моим покровительством.
Когда Джил перенесла свое снаряжение к костру тиэрина, она увидела там Перрена, тяжело слезавшего с седла. Хотя он был бледным от усталости, он поднял на нее взгляд и улыбнулся.
– Я вижу, вы нашли бы выход из любой ситуации.
– Почему вы так думаете, милорд?
– Да… просто вы такой тип девушки, я надеюсь, что Родри достоин вас.
– Я высоко ценю его, милорд.
Рассеянно кивнув, он принялся пристально смотреть на огонь. Джил поразилась, каким печальным он выглядел, постоянная грусть проложила на его лице первые морщины, слишком ранние для его возраста. Джил была в замешательстве.
Утром Джил заметила в лорде еще одну вещь, приведшую ее в замешательство. Так как она ехала непосредственно за ним, она могла наблюдать, как он ведет за собой людей. Когда они подходили к двум пересекающимся тропам, или когда одна из троп вдруг внезапно обрывалась, он останавливал армию, ехал на лошади немного вперед, безучастно оглядываясь вокруг, как будто принюхиваясь. Какое-то мгновение он выглядел крайне встревоженным, затем неожиданно улыбался и уверенно вел людей вперед. Джил была также поражена тем, как он едет на лошади. Большую часть времени его поводья были обмотаны вокруг луки седла и он правил лошадью с помощью колен, при этом он хорошо сохранял равновесие, несмотря на то, что одна рука у него была на перевязи. В седле он выглядел более изящным, как будто его пропорции были созданы специально для езды верхом и он составлял с лошадью единое целое.
Часа за два до захода солнца, Перрен привел армию на большой луг, где разбили лагерь. Он объявил, что они находятся менее чем в семи милях от форта Греймена. После того, как позаботились о лошадях, Джил наложила свежую повязку на рану Перрена, из которой снова начала сочиться кровь и лимфа. Хотя он отказывался есть, говоря, что слишком устал, Джил заставила его съесть немного сыра.
– Завтра мы будем около форта, – заметил Перрен. – После боя, я думаю, что смогу отдохнуть.
– Послушайте, милорд, вам нельзя идти в сражение. Когда вы попытаетесь размахивать мечом, вновь откроется рана.
– Пусть ваше сердце не тревожится по этому поводу. Я просто погарцую немного по полю, посмотрю, что смогу увидеть.
Это было так глупо, что Джил не нашла, что ответить.
– А… э… я слышал, как мой дядя разговаривал с остальными лордами, они собираются сразу ринуться в бой. – Он выглядел неподдельно огорченным. – Могут быть ранены лошади я, наверное, не смогу обезопасить их.
– О, я забыла, как высоко вы цените здесь, в высокогорье, лошадей.
– Он кивнул, пристально глядя в огонь, как будто что-то напряженно обдумывая. Прошло несколько минут, прежде чем он снова заговорил.
– Я чертовски надеюсь, что Нет и Родри еще живы.
Хотя Джил наверняка знала, что это так, у нее не было возможности сказать об этом Перрену.
– Я тоже надеюсь на это, – сказала она, – мне кажется, вы тоже высоко цените благородство своего кузена, милорд.
– Я не могу сказать, что это совсем верно, потому что, по правде сказать, он не благородный. Но я люблю его. Мы вместе росли в форте Беноика. Мне кажется, что если не станет Нета, я сойду с ума.
– Тиэрин такой же грубый?
– Нет, совсем нет. Это касается меня, как вы видите. Просто я… а…
Ожидая, когда он выскажет то, что хотел сказать, Джил подумала, удалось ли Нету удержать его в здравом рассудке… В конце концов Перрен встал и пошел к своим одеялам, так ничего и не сказав.
– Ты уверен, что это произойдет сегодня? – спросил Греймен.
– Так же, как в том, что светит солнце, – ответил Родри. – Ваша светлость, я знаю, что это звучит глупо, что вы можете подумать, что я сумасшедший, но клянусь вам, помощь близка!
Греймен надолго задумался, колеблясь между сомнениями и благоговейным страхом. Сидя на плече у Родри, серый гном извивался от нетерпения, пока, наконец, тиэрин не кивнул в знак согласия.
– Ладно, серебряный клинок. – Он повернулся к своему капитану: – Держите людей под рукой, так или иначе, а сегодня все кончится.
Гном схватил Родри за волосы и изо всех сил дернул, затем исчез.
Войско выстроилось у ворот; дозорные вскарабкались на крепостной вал. Время тянулось медленно, чтобы не стоять на жгучем солнце, воины уселись в тени на булыжник. Никто не разговаривал; лишь время от времени кто-нибудь, нахмурившись, бросал взгляд на Родри, как будто думая, что они сошли с ума, поверив словам серебряного клинка. Вдруг раздался радостный вопль дозорного:
– Из леса показались всадники! Я вижу эмблемы волка! О, боги, это Беноик!
Со смехом и криками люди вскочили на ноги. Нет раскинул руки и крепко обхватил Родри за плечи; с пол-десятка человек хлопали его по спине. По приказу тиэрина двое слуг опустили засов. Снаружи донесся шум сражения; кричали люди, звучали трубы, ржали в испуге лошади, и сквозь все это раздавались звуки ударов мечей о щиты и кольчуги. Родри начал смеяться, потом бормотать что-то себе под нос; он ощущал такую легкость в ногах, что казалось, они парили над булыжником.
– Не забывай! – прошипел Нет, – мы выступаем после Натрека.
Несмотря на то, что он кивнул в знак согласия, Родри продолжал смеяться.
Со стоном и скрипом распахнулись ворота. Крича и толкаясь наружу ринулись воины, подобно прорвавшимся через плотину в несущемся потоке листьям и веткам. У подножия холма во вражеском лагере среди криков и толчеи творилось кровавое безумие. У половины воинов Натрека не хватило времени даже схватить оружие; остальные пытались прорваться сквозь кавалерийскую атаку, но в руках у них были только мечи, а не пики. Падали лошади, но на каждую потерянную лошадь приходилось три растоптанных врага. Неожиданно раздался крик: «Атака с тыла!», «Атака с тыла!» Смех Родри превратился в вой. Вниз по холму вел своих людей Греймен, сопротивление было сломлено.
– Вот он! – пронзительно закричал Нет, – с украшенным щитом!
Через поле убегал плотный человек в кольчуге, но без шлема, серебряное обрамление на его щите блестело на солнце. Круто развернувшись, Родри бросился за ним, не переставая хохотать, скоро Нет остался далеко позади. Натрек начал бежать медленнее, он задыхался, вдруг он споткнулся и Родри забежал вперед, чтобы отрезать ему путь к отступлению. Какое-то время они просто молча смотрели друг на друга, приводя в норму дыхание, рот Натрека под светлыми усами то открывался, то закрывался.
– Итак, – сказал Родри, – это тот самый человек, который собирался убить женщин и детей. – Он разразился холодным, сумасшедшим хохотом.
На его выпад Натрек отскочил назад, взметнув вверх щит и меч. Он ловко парировал удары, щит слегка поднят, чтобы защитить обнаженную голову; он нанес смертельный удар, но Родри легко увернулся. Неожиданно в плывущем черном дыме вспыхнуло пламя; кто-то поджег палатки. Родри сделал ложный выпад в сторону, затем нанес удар; Натрек едва успел парировать его, затем начал описывать вокруг Родри круги. Когда Родри снова очутился с ним лицо к лицу, мрак покрыл их – дым, пыль были плотнее морского тумана. Оба они закашлявшись, остановились на мгновение, но запах гари привел Родри в бешенство.
Кашляя, задыхаясь он набросился на Натрека как раненый лев, он наносил удары, парировал встречные, чертыхался сквозь кашель, в то время, как Натрек отчаянно пытался отражать его атаки, изредка нанося ответные удары и защищаясь одновременно и мечом, и щитом. Даже в своем безумном состоянии Родри видел, что Натрек устает. Он снова сделал ложный выпад, затем быстро увернулся в другую сторону, после чего отскочил назад, Натрек метался вслед за ним, но слишком медленно. Меч Родри опустился на его шею. Со страшным булькающим криком он упал на колени, затем изогнулся, из артерии хлынула кровь.
Неистовство покинуло Родри, но его вдруг охватила паника. Где-то лежит мертвая или раненая Джил, где-то в пламени. Он знал это, хотя понимал, что для тревоги у него не было причин. Он слышал, как его зовет Нет, но он развернулся, и побежал в сторону пылающих палаток, он бежал также отчаянно, не разбирая дороги, как делал это, преследуя Натрека. Вдруг он услышал топот копыт и увидел появившуюся из дыма лошадь. Даже покрытая копотью, бледно-золотистая шерсть Утренней Зари продолжала сиять.
– Родди! – пронзительно закричала Джил. – Садись позади меня! Лошади Натрека вот-вот понесутся!
Родри сунул меч в ножны и вспрыгнул в седло позади Джил. Он еле удержался, когда она послала Утреннюю Зарю рысью.
– Что ты здесь делаешь?
– Спасаю тебя. Я слышала твой хохот и поскакала прямо на звук. Оглянись, они скачут?
Родри оглянулся, но он мало что мог рассмотреть в пыли и дыма, но все-таки он различил движущуюся вереницу, очертаниями похожую на лошадей, удаляющуюся от пылающих палаток.
– Должно быть, это сама Эпона. Когда несколько минут назад я проезжала мимо, я слышала как они кричат и рвутся с привязи.
Джил остановила лошадь и оглянулась назад, изумленно глядя на Родри. Он обхватил ее и поцеловал, вспомнил свой неразумный страх за нее и поцеловал еще раз. Смеясь, она оттолкнула его.
– Ты сломаешь мне шею, выкручивая меня назад. Подожди, пока мы останемся одни, любовь моя.
Тут только Родри вспомнил, что он находится посреди поля боя, но когда он оглянулся вокруг, то понял, что битва уже окончена. Превосходящее войско Натрека было разбито, большинство воинов убито, те, немногочисленные, кому повезло остаться в живых, были взяты в плен.
Они сошли с лошади и пошли вперед, ведя лошадь по изрытой земле. Около трупа Натрека они увидели разговаривающих между собой Нета и Греймена.
– Иди сюда, серебряный клинок, – громко окликнул Родри Нет. – Ваше сиятельство, это тот человек, который убил этого ублюдка.
– Ты будешь хорошо награжден за это, серебряный клинок, – сказал Греймен. – По-настоящему хорошо, за все, что ты сделал для меня.
Тиэрин опустился на колени рядом с трупом, затем вынул меч и одним сильным ударом отсек Натреку голову. К горлу Родри подступила тошнота; это был нечестивый поступок. Греймен схватил голову за волосы и встал, вызывающе глядя на присутствующих, как будто ожидая от них слов неодобрения, затем широко шагая, пошел прочь, голова раскачивалась в его руке. Хотя жрецы давно запретили брать в качестве трофея голову врага, грозя за это проклятием, вид Греймена с головой своего врага в руке глубоко подействовал на Родри, это было то же, как одни пальцы, касаясь арфы, извлекают из нее звуки, а другие, только дергают за струны. И хотя Нет и Джил наблюдали за тиэрином с явным отвращением, он ощущал определенное темное удовлетворение.
– Я поступил бы с врагом, который угрожал жизни моей жены и детей точно также, – сказал Родри.
– Ладно, резко оборвал дальнейший разговор на эту тему Нет. – У него были на это веские основания.
Прежде чем отправиться обратно в форт, Родри опустился на колени перед обезглавленным трупом и методично снял с него все военные трофеи – все маленькие и ценные вещи, такие как монеты, брошь в виде кольца, украшенные золотом ножны и серебряную пряжку с пояса. Этот наем подходил к концу, а серебряному клинку надо было думать о еде в предстоящем длинном пути.
Когда вспыхнули палатки, Перрен объезжал вокруг поля, на котором происходила битва, сгоняя раненых лошадей и отводя их в безопасное место за земляные укрепления. Он не обращал внимания на распространяющийся дым, вернее, не придавал ему значения, пока его жеребец не начал нервно храпеть и пританцовывать. И тут он вспомнил о лошадях Натрека, привязанных позади палаток. С проклятиями он развернул жеребца и галопом поскакал прямиком к лагерю. Поначалу лошадь упиралась, но Перрен поговорил с ней, ласково поглаживая по шее, пока она, наконец, набралась храбрости и позволила подвести себя к самому огню.
Между земляными укреплениями и пламенем ржали, кричали полу-человеческими голосами, которыми они кричат только в минуту ужаса, лошади, били копытами пытавшегося спасти их конюха, который пытался развязать удерживающие их веревки, которые затягивались мечущими лошадями еще больше.