Когда Маддин впервые вышел наружу, то обнаружил, что воздух холодный, несмотря на яркое солнце. На холоде рана опять заныла. Маддин поспешил назад и решил поверить Невину на слово: зима действительно приближается.

Поскольку у травника водилось достаточно денег, Маддин начал задумываться: не является ли тот эксцентричным вельможей, который попросту скрылся от гражданских войн, бушующих в королевстве? Маддин был ему слишком благодарен, чтобы задавать смущающие вопросы, но в королевстве действительно встречалось много господ благородного происхождения, которые изыскивали всевозможные способы, чтобы уклониться от исполнения обязательств перед различными гвербретами, претендовавшими на корону всего Дэверри. Судя по изысканным манерам Невина, он определенно бывал при дворе. Иногда он вел себя, как милостивый господин, иногда резко приказывал – как человек, который привык, что ему подчиняются без вопросов. Более того, он умел читать и писать, а подобное считалось редкостью для простого травника, которым он представлялся. Маддина старик просто зачаровывал.

Каждые несколько дней Невин брал лошадь и мула и отправлялся в ближайшую деревню, где покупал свежие продукты и нагружал мула всем необходимым: сеном и зерном для животных, сыром, колбасами, сухофруктами. Пока Невин отсутствовал, Маддин обычно выполнял какую-то работу в пещерах, а потом спал от усталости. Одним серым утром, когда дул резкий ветер, Невин упомянул, что в этот раз будет отсутствовать дольше обычного, потому что одной из проживающих в деревне женщин требуется его помощь. После того, как старик уехал, Маддин почистил конюшню, сбросил грязь в лощину и отправился передохнуть перед тем, как выгребать мусор из комнаты. Он добавил дров в очаг и сел рядом, чтобы согреть рану.

Впервые после сражения он почувствовал в себе достаточно сил, чтобы не ложиться спать. Да и его забытая арфа с упреком звала его. Когда Маддин достал инструмент из кожаного мешка, то ненатянутые струны укоризненно вздохнули. На арфе такого размера имелось только тридцать шесть струн. Однако и это оказалось немало для певца, ослабленного раной. У Маддина настройка, казалось, заняла целую вечность. Стальным ключом для настройки он выбил первую ноту, а затем долго работал со струнами, поворачивая крошечные гвоздики из слоновой кости, пока пот не потек у него по лицу. Этот признак слабости только подгонял его, заставляя работать дальше, пока наконец арфа не зазвучала в лад. Маддину пришлось отдохнуть несколько минут перед тем, как заиграть на ней. Он вывел несколько трелей, взял несколько аккордов. Казалось, музыка понемногу возвращает ему силы. Она эхом отдавалась в огромном каменном помещении. Самый размер помещения добавлял странный, внушающий суеверный страх обертон всем нотам, которые брал музыкант.

Внезапно он почувствовал за плечом Белую Госпожу, свою агвен, которая приходила к любому барду, у которого имелся настоящий талант. Когда она появилась, Маддин ощутил знакомый холодок, который пробежал у него по спине, волосы встали дыбом. Несмотря на то, что он называл себя всего лишь гертсином, ее присутствие и то вдохновение, которое она ему давала, служило знаком, что королевство потеряло настоящего барда, когда Маддин пошел в боевой отряд. В то утро его голос был слабым и хриплым, и все же он исполнил для своей агвен длинную балладу и отрывки из любовных песен. Он пел все, что приходило ему на ум, и музыка успокаивала боль в ране и целила ее.

Внезапно он осознал, что не один. Когда Маддин поднял голову, ожидая увидеть в дверном проеме Невина, там никого не оказалось. Он огляделся вокруг, но не заметил ничего, кроме теней. Тем не менее, каждый раз, когда он ударял по струнам, он понимал, что его слушают. Какие-то невидимые существа собрались послушать барда. Волосы у него на голове поднялись, как шерсть у кошки, когда он вспомнил, как Невин говорил про духов. «Ты спятил, – резко сказал он сам себе. – Здесь никого нет». Но Маддин выступал перед аудиторией слишком много раз, чтобы верить себе. Он знал ту неуловимую разницу между песней в пустоте и пением перед полным залом. Исполнив два куплета баллады, он ощутил «их» – кем бы «они» ни были. Они наклонялись вперед, чтобы уловить каждое слово. Когда он остановился и положил арфу, то почувствовал их разочарование.

– Так, послушайте! Вы не можете быть плохими ребятами, если вам нравится хорошая песня.

Ему показалось, что кто-то захихикал у него за спиной, но когда он повернулся, там не оказалось ничего, кроме стены. Маддин встал. Медленно и осторожно обошел комнату, заглянул в каждый уголок и щель – и ничего не увидел. Как только он снова сел, опять кто-то захихикал. На сей раз Маддин отчетливо расслышал смех. Некто веселился, словно маленький ребенок, который только что успешно напроказил. Маддин схватил арфу, с одной нечетко сформировавшейся мыслью – спасти ее, но тут же почувствовал, как невидимая публика собралась вокруг него в ожидании. Он все-таки был истинным бардом и не мог отказать любым слушателям, пусть даже бестелесным. Когда он ударил по струнам, то был уверен: они слегка вздохнули от удовольствия. Маддин начал с того, что первым пришло ему на ум, и спел пятьдесят строф, которые рассказывали о морском путешествии короля Брана в Дэверри, а также о магическом тумане, который в конце окутал его флот и понес в неизвестном направлении. К тому времени, как заколдованные корабли оказались в безопасности в давно забытой, таинственной гавани далеко на севере, Маддин выдохся.

– Простите, но мне придется остановиться.

Прозвучал вздох сожаления. Кто-то нежно погладил его по волосам, словно собаку; кто-то дернул за рукав костлявыми пальчиками. Огонь в очаге взметнулся вверх. Маддин ощутил сквозняк – поток неестественно холодного воздуха, который закружил вокруг него. Маддин содрогнулся и встал, но маленькие ручки схватили его за бригги. Струны арфы зазвучали наугад, когда кто-то попытался коснуться их. Тени ожили, они вертелись и кружились в каждом углу. Пальчики касались лица барда, дергали за одежду, таскали за волосы, в то время как струны арфы звучали и бренчали в жутком вое.

– Прекратите! – крикнул Невин, появляясь в дверях. – Это очень невежливо по отношению к нашему гостю!

Маленькие пальчики исчезли. Языки пламени опустились, словно в смущении. Маддин чувствовал, что ему хочется расплакаться от облегчения, когда травник вошел в комнату с парой седельных вьюков в руках.

– Вы вели себя очень плохо, – продолжал Невин, обращаясь к воздуху, который казался пустым. – Если вы это повторите, то Маддин не станет больше играть для вас на арфе.

Комната очистилась от невидимого присутствия. Невин бросил седельные вьюки на стол и улыбнулся Маддину. Парень дрожащими руками положил арфу и отер пот с лица рукавом.

– Мне следовало предупредить тебя. Они обожают музыку. Прости меня, парень.

Маддин попытался заговорить, но не смог и тяжело опустился на скамью. За его спиной резко зазвучала натянутая струна арфы.

Невин нахмурился, глядя куда-то в пустоту.

– Я сказал: прекратите!

Маддин почувствовал легкое дуновение – ветерок улетал прочь.

– Разве ты не собираешься меня кое о чем спросить, Маддин?

– Сказать по правде, я боюсь.

Старик усмехнулся себе под нос.

– Ну, я в любом случае отвечу на твои вопросы, произнесешь ты их вслух или нет. Это были те, кого называют Элементалями, или простейшими духами. Они подобны плохо воспитанным детям или щенкам: очень любопытные, неразумные и не знают хороших манер. К сожалению, они могут причинить вред нам, смертным, даже не собираясь этого делать, и совершенно не желая нам зла.

– Это я понял. – Когда Маддин посмотрел на своего благодетеля, то понял правду, которой избегал на протяжении многих дней. – Следовательно, вы владеете двеомером.

– Да. Это тебя пугает?

– Ужасает. Я никогда раньше не думал, что нечто подобное существует на самом деле – в жизни, а не в балладах, которые я пою, или в сказках, которые я рассказываю.

– Большинство людей посчитают меня выдумкой барда, тут ты прав, но мое ремесло достаточно реально.

Маддин уставился, раздумывая над тем, как же Невин может выглядеть столь обычно, столь буднично. Старик отвернулся и весело рассмеялся, а затем начал рыться в седельных вьюках.

– Я принес тебе на ужин немного жареного мяса, парень. Тебе оно необходимо, чтобы восстановить потерянную кровь, а крестьянин, к которому я ходил, заплатил мне за мои травы.

– Спасибо. Как вы думаете, когда я поправлюсь и смогу отправиться в путь?

– Ого! Это ты духов испугался?

– Ну, я не хочу выглядеть неблагодарным и все такое, добрый господин, – промямлил Маддин и почувствовал, как краснеет. – Но я… э… ну…

Невин снова рассмеялся.

– Не нужно стыдиться, парень. Что касается раны, то пройдет еще немало времени, прежде чем ты полностью оправишься. Ты доехал почти до врат Иных Земель. Всегда требуется немало времени, чтобы человек проделал обратный путь.

С этого дня простейшие духи стали гораздо смелее. Они собирались вокруг Маддина, как хозяйские гончие, которые обычно вылезают из-под стола, когда понимают, что гость любит собак. Каждый раз, стоило Маддину взять в руки арфу, он осознавал их присутствие. Комната словно оживала, до его слуха доносились какие-то отдаленные звуки, нечто напоминающее шарканье маленьких ножек. Иногда кто-то легко касался его руки или волос, а мимо пролетал легкий ветерок. Если они вдруг начинали его щипать или окружали слишком плотной толпой, так что создавалось впечатление, будто они вот-вот нападут, он просто-напросто грозил им, что сейчас же прекратит петь. Эта угроза всегда заставляла их вести себя прилично. Один раз, когда он пытался зажечь огонь из влажных прогнивших щепок, то почувствовал, как они собрались рядом. Он высек искру из кремня, а Элементали превратили ее в настоящее пламя. Маддин машинально поблагодарил их за помощь и вдруг понял, что принимает простейших духов как должное.

Что касается самого Невина… Конечно, Маддин внимательно присматривался к старику, пытаясь найти в его облике следы соприкосновения со странными силами. И тем не менее, он никогда ничего не замечал, за исключением, конечно, того, что духи подчинялись ему.

Маддин также проводил много времени в размышлениях о будущем. Он являлся членом боевого отряда, находившегося вне закона. Если до него доберется тьерин Девир, то его повесят. Его единственный шанс вести честную жизнь был очень слабым. Если он доедет до Кантрейи, прежде чем тьерину удастся его поймать, а затем положится на милость гвербрета, то его могут помиловать. Просто потому, что он в некотором роде бард и таким образом находится под особой защитой закона. К сожалению, помилование представлялось маловероятным, потому что оно будет зависеть от каприза сеньора, а гвербрет Тибрин из клана Вепря слыл суровым человеком. Его клан северных Вепрей был связан родственными связями с Вепрями из Муира, которые примерно пятьдесят лет назад пытались подольститься к королю и выманили у того гвербретрин в дане Дэверри. Объединенные кланы Вепря правили обширной территорией в северной части королевства. О них говорили, что они представляют собой реальную власть за спиной марионеточного короля, посаженного в Священном Городе. Маловероятно, что Тибрин вздумает проявлять милость к полуобученном барду. Особенно если эта милость вызовет недовольство одного из его верных тьеринов.

Маддин решил, что, поскольку они с духами выработали определенную систему отношений, которая устраивает обе стороны, он забудет о милости гвербрета и задержится в Брин Торейдике до весны.

Когда Невин отправился в деревню в следующий раз, Маддин решил немного проехаться вместе с ним, чтобы размяться самому и вывести коня. День был ясным и холодным, в воздухе пахло снегом. Убранные поля покрывал слой инея.

Когда Маддин понял, что скоро праздник Самхейн, то поразился: как быстро пролетает время за пределами горы! Казалось, внутри горы оно еле тянется. Наконец они добрались до деревни, состоявшей из небольшого количества круглых, крытых соломой домиков, разбросанных среди белых берез вдоль берега ручья.

– Мне лучше подождать вас у дороги, – сказал Маддин. – Кто-нибудь из людей тьерина может заехать в деревню.

– Я не хочу, чтобы ты сидел на холоде. Я отведу тебя на ферму, которая тут совсем рядом. Там живут мои друзья. Они тебя приютят, не задавая неприятных вопросов.

Они следовали по тропинке, идущей через пастбище, пока не оказались у фермы – группы круглых зданий, окруженных земляной стеной. Позади большого дома находились коровник, сараи, амбар и загон для коз. В грязном дворе куры что-то клевали у входа в дом. Прикрикнув на кур, навстречу гостям вышел полный мужчина с седеющими волосами.

– Доброе утро, господин. Что я могу сегодня для вас сделать:

– Просто позволь моему другу посидеть в тепле, Банник. Он очень серьезно болел. Не сомневаюсь, ты уже заметил это, глядя на его бледное лицо. Ему требуется отдохнуть, пока я съезжу в деревню.

– Мы можем разместить его у очага. Боги, парень, на самом деле ты бледный, как иней!

Банник проводил Маддина в главное помещение, выстроенное в форме клина, которое служило одновременно и кухней, и местом для приема гостей. Перед большим очагом, в котором весело горели дрова, стояло два стола и три скамьи с высокими спинками, это считалось богатым набором мебели для здешних мест. Пол устилала чистая солома, а стены недавно побелили. С потолка свисали связки лука и чеснока, сетки с сухой репой и яблоками и пара огромных окороков. На каменной плите перед очагом, скрестив ноги, сидела молодая женщина и чинила бригги.

– Это кто, папа? – спросила она.

– Друг Невина.

Она поспешно встала и сделала Маддину реверанс. Она оказалась очень хорошенькой, с черными волосами цвета воронова крыла и темными, спокойными глазами. Маддин поклонился ей в ответ.

– Простите, что вторгся к вам в дом, – сказал Маддин. – Я в последнее время болел, и мне нужно немного отдохнуть.

– Мы всегда рады принять любого друга Невина, – ответила она. – Садитесь. Я принесу вам эля.

Маддин снял плащ, затем присел на каменную плиту как можно ближе к огню. Банник объявил, что ему нужно вернуться к коровам, и вышел. Девушка протянула Маддину кружку с темным элем, села рядом с ним и снова взялась за шитье.

– Спасибо, – Маддин поднял кружку с элем, словно поднимая тост за хозяйку дома. – Меня зовут Маддин из… э… ну, сойдет и просто Маддин.

– А я – Белиан. Вы давно знаете Невина?

– Нет.

Белиан странно улыбнулась ему с каким-то благоговейным трепетом. Маддин потягивал эль маленькими глотками и наблюдал за ее тонкими пальцами. Они ловко работали с грубой шерстью бриггов, судя по большому размеру, принадлежащих Баннику. Маддин удивился тому, как хорошо ему сидеть в тепле, живому, в присутствии красивой девушки. Время от времени Белиан робко поглядывала в его сторону, словно пыталась придумать, что бы еще сказать.

– Скажите мне, господин, долго вы собираетесь жить у Невина? – спросила она наконец.

– Не знаю. Но послушай, почему ты назвала меня господином? Я такой же простолюдин, как и ты.

– Ну… вы ведь друг Невина.

При этих словах Маддин понял: она прекрасно знает, что старик владеет двеомером.

– А меня ты за кого принимаешь? – Маддин почувствовал себя неуютно от мысли, что опасно притворяться, будто ты владеешь двеомером, когда на самом деле это не так.

– Я – простой всадник без боевого отряда. Невин оказался достаточно добр, чтобы спасти мою жизнь, когда нашел меня раненым, и это все. Но никому не рассказывай про меня, ладно? Я вне закона.

– Я забуду твое имя, как только ты покинешь наш дом.

– Нижайше благодарю и прости меня. Я даже не заслужил того, чтобы пить твой эль.

– О, попридержи язык! Думаешь, мне есть дело до этих мерзких войн?

Когда он посмотрел на нее, то увидел, что она разозлилась и ее лицо исказила гримаса боли.

– Мне до этого дела не больше, чем до хрюканья поросенка, который стоит два медяка, – продолжала она. – Эти войны всегда приносили только одни беспокойства и несчастья. Наших лошадей забирают, – налоги поднимают, а сами ездят и вытаптывают наше зерно. И все во имя славы и единственного истинного короля. По крайней мере, его так называют. Хотя все, у кого есть хоть немного мозгов, знают, что сейчас два короля! И почему мне должно быть дело до них обоих, пока никто из них сюда не приезжает и нас не трогает? Если ты – единственный мужчина, который не хочет умирать на этой войне, то я отвечу: тем лучше для тебя.

– Боги! Я никогда не думал об этом раньше.

– Несомненно, поскольку ты раньше был всадником из боевого отряда.

– Я на самом деле не дезертир. Ничего подобного.

Она просто пожала плечами и вернулась к шитью. Маддин задумался: почему девушка ее возраста, лет двадцати двух или около того, живет в доме отца?

Она потеряла жениха во время войн? Через пару минут Маддин получил ответ на свой вопрос, когда два маленьких мальчика, примерно шести и четырех лет, забежали в комнату, зовя маму. Они боролись за медную монетку, которую нашли на дороге, и пришли к ней, чтобы она их рассудила. Белиан поцеловала каждого из них и сказала, что им следует отдать монетку дедушке, после чего отправила их назад, на двор.

– Ты замужем? – спросил Маддин.

– Когда-то была. Их отец утонул в реке два года назад. Он ставил сети зимой, но лед оказался слишком тонким.

– Мне очень жаль. И ты вернулась к отцу?

– Да. Папе была нужна женщина в доме, и он хорошо относится к моим мальчишкам. Для меня это самое главное.

В таком случае, я рад, что ты счастлива.

– Счастлива? – Она задумалась на мгновение. – О, я не особо беспокоюсь о таких вещах, пока с мальчишками все в порядке.

Маддин чувствовал одиночество, которое скрывалось под ее слабой и грустной улыбкой. Его тело начало задумываться о ней само по себе, он почувствовал легкий прилив желания – еще один знак того, что жизнь к нему возвращается. Белиан прямо посмотрела на него темными глазами, в которых ничего нельзя было прочесть. Она явно отличалась терпением и сдержанностью.

– И что ты собираешься теперь делать? – спросила она. – Уедешь, пока не начались снегопады?

– Невин не думает, что я к тому времени поправлюсь. Но рано или поздно мне придется уехать. Если я останусь, то потеряю жизнь. Обычно людей, объявленных вне закона, вешают.

– Да, это так.

Белиан еще мгновение смотрела на него задумчиво, затем резко встала, словно пришла к какому-то решению, и вышла из комнаты через занавешенный одеялом дверной проем.

Маддин как раз приканчивал кружку эля, когда она вернулась с рубашкой в руке, которую бросила ему на колени, и снова села.

– Это рубашка моего мужа, – пояснила Белиан. – Слишком маленькая для папы. Она сгниет прежде, чем мальчишки вырастут, чтобы ее носить. Возьми ее. Тебе нужна рубашка, на которой не вышиты лисы.

– Боги! Я об этом забыл. Неудивительно, что ты посчитала меня дезертиром. Нижайше благодарю.

Он расправил рубашку, с восхищением рассматривая рукава, которые казались жесткими от аккуратно вышитых на них переплетающихся спиралей. Вероятно, в этой рубашке ее муж праздновал свадьбу, поскольку маловероятно, чтобы у него имелись два таких красивых наряда. Эту вещь Маддину будет носить гораздо безопаснее, чем рубашку с гербом его умершего лорда. Он снял старую и отдал Белиан.

– Пригодится на тряпки. Ты можешь ставить из нее заплатки на туники мальчишкам.

– Спасибо.

Белиан смотрела на шрам у него на боку, широкий у подмышки и более тонкий вдоль ребер. Маддин поспешно натянул новую рубашку через голову и расправил на теле.

– Хорошо сидит. Ты щедра к обесчещенному человеку.

– Это лучше, чем позволить ей пропасть без толку. Я потратила на вышивку много времени и сил.

– Тебе до сих пор не хватает твоего мужа?

– Временами, – она замолчала, задумавшись на несколько мгновений. – Да, не хватает. Он был хорошим человеком, не бил меня, и у нас всегда имелось достаточно еды. Когда у него находилось свободное время, он вырезал из дерева лошадок и тележки для мальчишек. И обязательно каждую весну покупал мне новое платье.

Вот это для нее и имело значение, как понял Маддин. Это, а не слова любви и не бури страсти, о которых поют барды для благородных господ. Он встречал много женщин, похожих на Белиан, и все они жили на фермах, и их настоящая жизнь была приземленной, замкнутой и проходила в работе. А поскольку их работа значила в хозяйстве не меньше, чем работа мужчин, они обладали собственным, весьма надежным местом в жизни – в отличие от жен благородных господ, которые зависели от капризов своих мужей. И тем не менее, Белиан была одинока; временами ей не хватало мужа. Маддин задумался об этом – желание становилось сильнее. Когда женщина улыбнулась ему, он улыбнулся в ответ.

Дверь с грохотом отворилась, и с криком и смехом двое мальчишек втащили внутрь Невина. Хотя старик охотно шутил с детьми, взгляд его помрачнел, когда остановился на Маддине.

– Ты был прав, что остался здесь, парень. И мне нравится эта новая рубашка.

Белиан принялась складывать старую, чтобы спрятать внутри вышитые гербы.

– Тьерин Девир находится в дане Бриноика, – продолжал Невин. – Он собирается передать эти земли своему сыну, Ромилу. А также часть своего боевого отряда, чтобы удерживать их. Это означает, что люди, которые тебя знают, будут ездить по окрестным дорогам. Думаю, нам следует возвращаться домой обходным путем.

Несколько дней после этого Маддин раздумывал: рискованно ли ехать одному, а затем наконец отправился проведать Белиан. Когда он завел коня во двор, то ферма показалась покинутой. Деревянный фургон исчез, навстречу Маддину не выбежала ни одна собака, чтобы облаять чужака. Пока он, удивленный, осматривался, из амбара вышла Белиан с деревянным ведром в руке. Маддину нравилась ее уверенная, но мягкая и гибкая походка.

– Папа взял мальчишек с собой на рынок, – пояснила она. – Нам нужно продать лишние сыры.

– А их долго не будет?

– Скорее всего, до заката. Я надеялась, что ты – сегодня к нам заедешь.

Маддин отвел коня в коровник и привязал его в стойле, рядом с тем, где содержались коровы. Там его конь останется не заметным с дороги. Зайдя в дом, Маддин увидел, что Белиан добавляет дров в очаг. Она вытерла руки о юбку и посмотрела на него с легкой таинственной улыбкой.

– У меня в спальне холодно, Маддо. Садись у огня.

Они сели рядом на мягкую чистую солому у очага. Когда он дотронулся до ее волос и робко погладил, Белиан нетерпеливо положила руки ему на плечи. Маддин поцеловал ее, и она обвила его шею руками и притянула к себе, так ловко, словно убирала сноп пшеницы.

В этом году зима была поздней. Один раз прошел снег, затем стало холодно, а небо оставалось чистым. Мороз наступал без снега, дул пронизывающий ветер. Хотя бледному солнцу удалось растопить первый выпавший снег, на полях лежал блестящий иней, а канавы вдоль дорог покрылись корочкой льда. Маддин не показывался никому на глаза, засев внутри Брин Торейдика. Люди лорда Ромила часто делали вылазки из дана и ездили взад и вперед до деревни, разминая лошадей. Маддин обычно вставал поздно и около часа играл на арфе, а духи собирались послушать его. Временами и Невин садился рядом, даже иногда делал замечание или комментировал пение и саму песню. Большую часть дня старик проводил где-то глубоко в недрах горы. У Маддина никогда не хватало смелости спросить его, что он там делает. Однажды во второй половине дня, когда Невин отсутствовал, Маддин вспомнил песню о Дилли-Невидимке, самом большом проказнике из всех простейших духов. Поскольку это была детская песенка, Маддин не слышал ее много лет. Он несколько раз попытался исполнить ее, восстанавливая в памяти, и наконец придумал новые стихи взамен старых. Элементали сгрудились поближе и слушали, очарованные. Когда Маддин наконец закончил, на мгновение ему показалось, что он их увидел: маленькие личики, маленькие глазки, которые внимательно смотрели на него. Затем внезапно они исчезли. Когда немного позднее Невин вернулся, Маддин упомянул свое видение – если это на самом деле было видение. Старик выглядел искренне пораженным.

– Если ты на самом деле начал видеть их, парень, ради всех богов, не нужно рассказывать об этом другим людям! Над тобой будут смеяться так, что тебе захочется свести счеты с жизнью.

– О, я это прекрасно понимаю. Я просто потрясен. У меня раньше никогда не замечалось магических способностей. Ни малейших.

– Правда? Это странно, потому что барды частенько могут пользоваться и третьим глазом. Но в любом случае, парень, ты определенно приобретаешь кое-какие способности просто от того, что живешь здесь со мной. Если ты кладешь меч рядом с горящим огнем в очаге, со временем лезвие нагреется, даже хотя само оно не опускалось в огонь. А ты сейчас находишься в центре сил двеомера. С человеком, обладающим твоей чувствительностью, может происходить нечто подобное.

Маддин внезапно содрогнулся и обвел глазами огромное каменное помещение. «В центре сил? – подумал он. – Да, это на самом деле иногда чувствуется».

– Ну, – произнес Маддин наконец. – Меня привел сюда странный случай.

– Возможно. Но ничего не происходит случайно с человеком, способным к двеомеру, в особенности в эти беспокойные и трудные времена.

– Как я понимаю, из-за этих войн у вас болит сердце.

– Конечно, глупец! Конечно, болит! Если бы у тебя было хоть немного ума, и у тебя бы оно болело.

– Ну, я никогда не знал ничего, кроме войны. Иногда я задумываюсь, не являются ли времена старого королевства просто сказками, которые я сам и рассказываю. Их приятно послушать, но они и никогда не бывают правдой.

– О, те времена были вполне реальными. Люди могли спокойно ездить по дорогам, а фермеры в безопасности собирали урожай. Если рождался ребенок, родители были уверены, что увидят, как парень повзрослеет и женится. Это были хорошие времена, и я постоянно молюсь, чтобы они вернулись.

Маддин внезапно почувствовал страстное желание узнать эту неведомую жизнь. Раньше он хотел воинской славы и почестей. Он как должное принимал, что всегда будут войны, которые обеспечат его работой. Но тут внезапно Маддин задумался: на самом ли деле слава является той большой наградой, какой он ее всегда считал.

Позднее Маддин отправился прогуляться. Он поднялся на вершину горы и обнаружил, что снег шел все утро. На протяжении многих миль вокруг мир стал мягким и белым под жемчужно-сероватым небом. На фоне горизонта отчетливо выделялись деревья. Далекая деревня казалась уютной под идущим из труб дымком. Он сотни раз видел подобные картины и совсем не задумывался о них, но теперь все выглядело очень красиво, так красиво, что Маддин осознал: до того, как доехать до врат, ведущих в Иные Земли, он по-настоящему ни на что не смотрел.

Ночью, когда позволяла погода, Маддин ездил навестить Белиан. Вначале он боялся негодования Банника. Еще бы – парень, объявленный вне закона, приезжает к нему домой и остается у его дочери! Однако хозяин смотрел на него безразлично, хотя всегда был вежлив. Другое дело – сыновья. Младшего он просто раздражал, а старший откровенно ненавидел его. Маддин стал приезжать поздно, когда дети уже спали, потому что Белиан ясно дала ему понять: у нее в сердце дети занимают первое место. «Справедливо», – думал он, поскольку они с Белиан оба знали: весной Маддин уедет. Тем не менее,, когда он держал ее в объятиях, весна казалась чем-то очень далеким.

После того, как начались сильные снегопады, стало трудно наведываться на ферму так часто, как хотелось бы Маддину. Однажды ночью, просидев внутри горы целую неделю, запертый снегами, Маддин пришел в отчаяние. Он уехал из жилища Невина раньше обычного и безжалостно погнал коня в снегопад по глубоким сугробам. Он поставил коня в конюшню, затем забрался через окно в спальню Белиан, отведя в сторону промасленные шкуры, и ругался, пока она смеялась над ним. Хотя в комнате Белиан и стояла своя глиняная печка, она все еще оставалась жутко холодной. Маддин сбросил плащ, стянул обувь, затем, больше ничего с себя не снимая, забрался в постель.

– У тебя в комнате холодно, как на открытой всем ветрам дороге!

– Тогда перебирайся на мою сторону кровати. Там приятно и тепло.

Он обнял женщину, и она с жадностью повернулась к нему. Нескрываемая страсть удивила Маддина. Белиан не ведала, как прикидываться скромной, вести себя жеманно или флиртовать, подобно остальным женщинам, которых Маддин знал. Да и времени учиться этому у нее не было, думал он, и это его нисколько не беспокоило. Позднее он лежал в ее постели, дремал, не погружаясь в глубокий сон, но и не просыпаясь. Не остаться ли ему тут и весной? Банник будет рад еще одному мужчине для работы на ферме; Белл заполучит его в постель на каждую ночь; а с мальчишками постепенно можно наладить отношения. Если Маддин и не любил ее, то во всяком случае Белиан ему нравилась, и такое положение вещей устроит всех. И тем не менее, он не смел остаться. Впервые он понял, что на самом деле спасает свою жизнь. Ему нужно бежать, если он хочет ее спасти. Любой лорд в Кантрейе, который его узнает, отдаст его Девиру на расправу. Ему необходимо ехать на запад, причем достаточно быстро и удрать достаточно далеко, чтобы найти лорда, который никогда не слышал ни о нем самом, ни о лорде Бриноике и который находится в достаточно отчаянном положении, чтобы взять любого способного сражаться человека в свой боевой отряд, не задавая никаких вопросов. Скорее всего дело закончится тем, что Маддин окажется на стороне врага в этой долгой войне, в отряде союзника Керрмора или какого-нибудь лорда из Элдиса. Маддин поцеловал Белиан, чтобы разбудить, и снова занялся с ней любовью, желая таким образом отделаться от мыслей о будущем.