– Это напоминает историю Аргуса, – робко заметил я, опасаясь насмешек Ньютона.

Однако он повернулся ко мне с ободряющей улыбкой и сказал:

– Пожалуйста, продолжайте.

– Аргус был убит Меркурием, – объяснил я.– По наущению Юпитера. Ведь именно многоглазый Аргус охранял Ио, в которую влюбился Юпитер и которую Юнона превратила в корову.

Ньютон благосклонно кивнул, и я продолжил свою интерпретацию сцены убийства в классическом духе:

– Меркурий играл на флейте, пока Аргус не заснул, и тогда Меркурий его прикончил и похитил Ио. Таким образом, мы находим объяснение флейте, наставник.

– Отлично, – кивнул Ньютон.– А перо?

– Тут я не нахожу никаких объяснений.

– Ничего страшного. Оно связано с алхимией, и для того, кто сам не занимался этой наукой, не может иметь смысла. Знание тайного искусства сродни музыкальному дару. Смерть великана Аргуса есть темная материя, мрак, в то время как argos по-гречески означает «свет» или «белое». Сто его глаз отражены на хвосте птицы Юноны. Так объясняется павлинье перо. Кроме того, павлинье перо – символ дурного глаза, приносящего несчастье.

– Для мистера Мерсера так оно и вышло, – заметил я, хотя и не до конца понял алхимические объяснения Ньютона.

На самом деле меня напугало одно совпадение: вырванные глаза Мерсера заставили меня вспомнить нападение мистера Твистлтона, который пытался выдавить мне глаза вскоре после того, как я поселился в доме смотрителя. Я поделился своими подозрениями с Ньютоном.

– Как же вы не сообразили сказать мне это раньше? – укоризненно произнес он.– Почему убийство мистера Кеннеди не заставило вас вспомнить об опасном безумце?

– Должен признаться, что тогда я о нем не подумал, – ответил я.– По правде говоря, с тех пор мистер Твистлтон казался мне менее безумным, иначе я бы упомянул о нем раньше.

– Есть какие-нибудь еще обстоятельства, о которых вы забыли проинформировать меня? – осведомился Ньютон.– К примеру, человек с окровавленным топором? Или павлин с вырванными из хвоста перьями?

– Да, теперь кое-что приходит мне в голову, – сказал я.– Касательно мистера Твистлтона.

– Такова участь острых умов, – простонал Ньютон.– Они тупятся от соприкосновения с умами других людей.

– Прошу меня простить, сэр, но, когда я ударил мистера Амброуза в «Каменной кухне», он упал на мистера Твистлтона и уронил бумаги на пол. Я припоминаю, что мистер Твистлтон занимался изучением какого-то странного набора букв. Очень похожего на тот, что я переписал со стены. И на тот, что мы видели в письме, найденном в кармане убитого мистера Кеннеди.

– Прекрасно, что вы об этом вспомнили, Эллис, поэтому я прощаю вам прошлые ошибки. Но мы поразмыслим над этим позже.– Поглаживая павлинье перо, Ньютон некоторое время молчал.– Я уже видел где-то перевод этого мифа, – сказал он.– Да, в книге фламандского джентльмена по имени Барент Конберс ван Хелпен. Она называлась «L'Esca– lier des sages», что означает «Лестница мудрости». Замечательное философское сочинение.

– Так вот почему тело помещено возле лестницы? Такова, по их мнению, лестница мудрости?

– Вполне возможно, – кивнул Ньютон.– И все же я подозреваю, что близость к дому смотрителя, в котором теперь живете вы, мой дорогой друг, также имеет существенное значение. В противном случае трудно объяснить, почему Мерсера убили в другом месте и привезли сюда.– С рассеянным видом Ньютон снял соломинку с камзола мертвеца и еще одну с его штанов.– Однако пока это остается тайной.

– Значит, нам грозит опасность?

– Там, где есть тайны, всегда присутствует опасность, – ответил Ньютон.– Даже Бог скрывает свои тайны от мудрых и рассудительных представителей мира сего, и к тому же далеко не каждый способен принять откровения истины. Пойдемте, – приказал Ньютон.

И мы направились в казармы Монетного двора, где Ньютон нашел солдата, которому приказал охранять тело Мерсера. Затем мы зашли в конюшню Монетного двора. Там Ньютон принялся внимательно изучать солому, словно какой-нибудь египетский надсмотрщик, который пытается понять, можно ли делать без нее кирпичи. Наконец Ньютон нашел то, что искал, – небольшой пучок залитой кровью соломы, но тут же заметил, что этого еще недостаточно, чтобы считать конюшню местом убийства.

– Однако это поможет нам понять, как тело доставлено к лестнице, – сказал он.

Он довольно долго изучал солому в конюшне лорда-лейтенанта, но там ему не удалось обнаружить следов крови, и мы направились в кузницу, где содержалась часть лошадей гарнизона.

Мистер Сильвестр, кузнец, был довольно гнусным типом с черными свиными глазками, жестким ртом, хвастливым голосом и совсем не дружелюбными манерами. Он походил на толстого злобного кабана, откормленного на убой. Следуя по пятам за Ньютоном, Сильвестр, еще не знающий об убийстве Мерсера, не выдержал и спросил, что Ньютон здесь делает.

– Неужели не ясно, мистер Сильвестр? – отозвался Ньютон.– Я изучаю качество вашей соломы, что же еще?

– С моей соломой все в порядке, доктор Ньютон. Она сухая. На ней даже нет росы.

– А где вы ее берете? – осведомился Ньютон.

– Каждое утро мы привозим свежую солому из принадлежащего гарнизону амбара на овсяном поле. Я не допущу,

чтобы мои лошади ели всякую дрянь. Хотел бы я посмотреть на человека, который скажет что-нибудь другое.

– Что ж, я увидел все, что хотел, – заявил Ньютон.– Благодарю вас, мистер Сильвестр, вы мне чрезвычайно помогли.

Когда мы вернулись в конюшню Монетного двора, где ранее нашли пучок окровавленной соломы, Ньютон сказал о Сильвестре:

– Какой наглый тип! Всегда готов кому-нибудь нагадить.

Всего на Монетном дворе было двенадцать лошадей. Шесть предназначались для двух прокатных станов, четверка лошадей впрягалась в блок, который приводил в движение простые шестерни, поворачивающие два горизонтальных цилиндра, расположенных на верхнем этаже. Здесь золотые и серебряные бруски проходили между роликами, пока не становились достаточно тонкими для того, чтобы штамповать заготовки для монет. Лошадям приходилось нелегко, но за ними хорошо ухаживали двое конюхов, и одного из них, мистера Адама, Ньютон подробно расспросил о соломе.

– В какое время вам привозят свежую солому из амбара на овсяном поле?

Мистер Адам, который отнесся к Ньютону с большим уважением, сразу же снял шапку, как только доктор к нему обратился. При этом обнажилась лысина с таким количеством оспин, что она вполне могла бы сойти за доску для игры в шашки.

– Ну, сэр, из амбара снабжается гарнизон, а нам привозят солому с Болотных полей. Мы не имеем ничего общего с гарнизоном, словно он принадлежит Франции, а мы Англии. И это не так уж далеко от истины, поскольку в Тауэре нынче полно гугенотов.

– Понятно, – ответил Ньютон.– Когда привозят солому для лошадей?

– Все время, сэр. Ведь лошади здесь самые важные существа: если их вовремя не напоить и не накормить, работа Монетного двора остановится.

– Очень хорошо, – терпеливо проговорил Ньютон.– Но прошу вас, скажите мне, мистер Адам, когда солому доставили в последний раз? И кто ее привез?

– Около шести часов, сэр. Я слышал, как в церкви пробил колокол. А вот кто ее привез, я точно сказать не могу, раньше я его никогда не видел. Впрочем, в этом нет ничего необычного. Сюда постоянно кто-то приезжает, в любое время дня и ночи.

Мы покинули конюшню, не узнав ничего полезного. Но тут, заметив горящую свечу в окне дома управляющего, Ньютон решил спросить у мистера Дефо, не видел ли он чего-нибудь необычного. Когда Ньютон постучал в дверь, ему открыл вовсе не мистер Дефо, а сам мистер Нил; более того, мы разглядели четверых мужчин, которые сидели за обеденным столом, причем все курили трубки, так что в комнате пахло, как на голландском баркасе. Я узнал мистера Дефо, мистера Хука, постоянного научного противника доктора, а также графа Гаэтано и доктора Лава – двух жуликов, пытавшихся обмануть моего наставника фальшивой трансформацией золота.

Мимо промаршировали несколько солдат, которые направлялись в сторону лестницы Салли-Порт – самое время запирать двери конюшни, когда все лошади украдены. Увидев солдат, мистер Нил вышел на улицу.

– Что все это значит, доктор? – спросил он.– Начался пожар?

– Нет, сэр, еще одно убийство, – ответил Ньютон.– Убит гравер. Мистер Мерсер найден мертвым на лестнице Салли-Порт.

– Преступника удалось схватить?

– Пока нет, – ответил Ньютон.– Я постучал в вашу дверь, рассчитывая, что кто-то из вас видел или слышал что-нибудь подозрительное.

Мистер Дефо подошел к двери и покачал головой.

– Мы ничего не слышали.

Доктор посмотрел на мистера Дефо, а потом перевел взгляд на остальных мужчин, которые застыли вокруг стола с выражением жадного интереса, точно псы, учуявшие запах мяса.

– Подумать только: пока мы играли в карты, в нескольких ярдах от нашей двери совершено убийство, – заявил мистер Нил.– Просто невероятно.

– Так и есть, мистер Нил, – сказал Ньютон.– Но мне кажется, я уже разобрался, что к чему. Расследование началось.

Нил покачал головой.

– Едва ли это ускорит перечеканку, – заметил он.– Убийство усложнит работу Монетного двора.

– Да, это меня тоже очень волнует, – кивнул Ньютон.– Вот почему я решил лично возглавить расследование. Не сомневаюсь, что мы очень скоро отыщем преступника.

– Ну, тогда я предоставляю ведение этого дела вам, доктор, и с большой радостью, поскольку мой желудок не выдерживает вида трупов. Спокойной ночи, господин смотритель.

– И вам спокойной ночи, мистер Нил.

Когда мистер Нил закрыл дверь, Ньютон посмотрел на меня и со значением приподнял брови.

– Настоящая банда мошенников, можете не сомневаться.

– Но почему вы не предупредили мистера Нила насчет доктора Лава и графа Гаэтано? – спросил я.

– Сейчас не время, – ответил Ньютон.– Нам нужно срочно собрать кое-какие сведения, чтобы выяснить, что здесь произошло. Кроме того, судя по густоте табачного дыма в комнате, дверь давно не открывалась наружу. Из этого следует, что никто из них не мог привезти сюда тело Мерсера.

Удаляясь от дома мистера Нила, Ньютон обернулся на внешнюю стену, возвышающуюся над домами королевского секретаря, директора Монетного двора и моим собственным, и заметил часового, который медленно ходил вдоль стены.

– Тот, кто стоял на посту в шесть часов, мог видеть, как перед лестницей Салли-Порт остановилась повозка с сеном, – сказал Ньютон.– Мы в это время находились в Белой башне – я помню, что взглянул на часы перед началом наблюдений.

– А почему бы не спросить у него? – спросил я, указывая на часового.

– Потому что в шесть часов здесь был другой, – с поразившей меня уверенностью ответил Ньютон.

– Но он наверняка знает имя человека, которого сменил, – заметил я, поверив своему наставнику на слово.– Давайте спросим у него, прежде чем обо всем узнает лорд Лукас.

– Вы правы, – кивнул Ньютон.– Лорд Лукас будет всячески препятствовать нашему расследованию. Он лишь муха на навозе, считающая себя королевой.

Мы поднялись на внешнюю стену. Порыв холодного ветра тут же сорвал с моей головы шляпу, и мне пришлось за ней побегать – к счастью, я успел ее поймать до того, как она упорхнула в ров.

– Послушайте, – обратился к нам удивленный часовой, – сейчас не самое подходящее время для прогулок, джентльмены. Вам лучше держать шляпы в руках, если вы не хотите сделать щедрый подарок луне.

– Как тебя зовут? – спросил мой наставник.

– Марк, сэр, – медленно произнес часовой, словно не был до конца в этом уверен.– Марк Гилберт.

Вблизи он казался слишком маленьким для солдата и чересчур сутулым, но зорко смотрел по сторонам.

– Дело в том, мистер Гилберт, что этой ночью на Монетном дворе обнаружено тело зверски убитого человека.

Гилберт посмотрел вниз и сплюнул.

– Поэтому мне необходимо опросить всех, кто видел, что здесь происходило в течение ночи.

– Я не заметил ничего необычного, сэр, – ответил Гилберт.– Совсем ничего с того момента, как заступил на пост.

– А когда это произошло?

Гилберт ответил не сразу, сначала он еще раз сплюнул – мне показалось, что таким образом он пытается успокоиться.

– В пять часов, сэр.

– Однако ты не все это время совершал свой обход, – заметил Ньютон.– Кажется, сюда приходили сержант Роэн и майор Морней?

Гилберт нахмурился, недовольный, что Ньютону это известно.

– Сержант Роэн дал мне передохнуть в течение получаса, сэр. Тут вы правы. Но офицера я не видел.

– Почему сержант Роэн отпустил тебя? Неужели сержант часто делает такие поблажки простым солдатам?

– Вовсе нет, сэр. Я не знаю, почему он так поступил. И все же я ему очень благодарен, ведь на стене очень холодно, сэр. В тот момент мне показалось, что он сделал так именно по этой причине, сэр. Для французишки Роэн очень даже ничего.

– Сержант Роэн – гугенот?

– Да, сэр.

– Ты уверен?

Ньютон зашагал вдоль стены, оставив меня с Гилбертом.

– А кого убили-то? – спросил меня часовой.

– Даниеля Мерсера, – ответил я.

– Ну да? Денни Мерсера? Он был неплохим парнем – для монетного мастера. Так вы говорите, его убили?

– Вполне возможно, – сказал я, не желая понапрасну тревожить солдата.

Правду сказать, я не слишком прислушивался к словам Марка Гилберта, внимательно наблюдая за своим наставником. Ньютон прошел на восток до Медной горы, а потом зашагал обратно, остановившись лишь для того, чтобы поднять что-то лежащее у стены.

– Пойдем, – бросил он, проходя мимо меня к лестнице.– Быстро, мы торопимся. Благодарю, мистер Гилберт.

Затем мы направились к башне Байворд, которая находится перед входом в Тауэр. Здесь Ньютон расспросил привратника, и тот подтвердил его предположение: никто не досматривает людей, входящих в замок, если они не вооружены ни шпагой, ни пистолетом; кареты и повозки не обыскивают при въезде, досмотр производится лишь при выезде – вдруг кто-то, как капитан Блад, попытается украсть королевские драгоценности. Из объяснений привратника стало ясно, что на Монетный двор ничего не стоило провезти обезглавленное тело на повозке с сеном.

Мы прошли по Уотер-лейн, свернули во внутренний дворик и двинулись в сторону Большого склада, где, по словам привратника, можно найти сержанта Роэна. Поравнявшись с королевской церковью Святого Петра в оковах, мы увидели, что из темноты нам навстречу двинулись двое мужчин, в которых мы не сразу узнали сержанта Роэна и майора Морнея. Морней заговорил первым:

– Доктор Ньютон, что означают слухи, которые до нас дошли? Говорят, найдено еще одно тело.

– Да, майор. Даниеля Мерсера. На Монетном дворе.

– Мерсер? – переспросил Морней.– Не думаю, что я его знал. Он служил на Монетном дворе, доктор?

– Да, майор, – ответил Ньютон.– Он был гравером.

– Какая неприятность, – заметил Морней.

– Да, и для меня тоже, ведь мне придется провести расследование.

– Необходимо поставить в известность лорда Лукаса.

– Разумеется, – не стал возражать Ньютон.– Но пока мне самому известно слишком мало, чтобы тратить попусту время его светлости. Ему приходится решать множество самых серьезных проблем.

– Несомненно, – согласился майор Морней без особой, впрочем, уверенности.

– Возможно, вы с сержантом окажете нам помощь в решении одного маленького вопроса, поскольку вы могли что-нибудь видеть, когда встретились вечером на Медной горе. Тело Мерсера найдено у лестницы Салли-Порт примерно в то же время.

– Вы ошибаетесь, доктор, – сказал майор.– Мы не были возле Медной горы.

На лице Ньютона появилась одна из самых холодных его улыбок.

– Миру хочется быть обманутым.– Он снял шляпу, выразительно вздохнул и посмотрел на усыпанное звездами небо.– Но сам я не верю тем обличиям, которые принимает мир, майор Морней. И не люблю, когда мне говорят неправду, в особенности когда я могу положиться на свидетельства собственных чувств. Так что я повторяю: вы и сержант Роэн встретились возле Медной горы, и я прошу вас рассказать, не видели ли вы чего-нибудь подозрительного на Монетном дворе.

– Мне нужно идти, – холодно заявил майор.– У меня нет времени на пустые разговоры, доктор Ньютон. Я уже ответил на ваш вопрос, сэр.

– Прежде чем вы уйдете, майор, – сказал Ньютон, – не хотите ли получить обратно пряжку от вашего ремня?

Майор потянулся к пряжке и, обнаружив, что она исчезла, ахнул от изумления, когда пряжка, словно монетка фокусника, появилась на протянутой ладони Ньютона.

– Серебро, не так ли? – сказал Ньютон.

– Как она к вам попала, сэр? – спросил тот, забирая пряжку из руки Ньютона.

– Я нашел ее на внешней стене, – ответил Ньютон.– Поблизости от Медной горы. Вероятно, она соскочила с вашего ремня, когда сержант Роэн сбил вас на землю ударом кулака, а потом помог подняться на ноги.

– Вы не могли нас видеть, – прошептал майор Морней.

– Скажите мне, майор, часто ли в армии сержанты бьют офицеров и остаются безнаказанными?

– Полагаю, вы ошибаетесь, сэр, – заявил сержант Роэн.– Я не бил офицера.

– И уж тем более не пытались ему угрожать?

– Это частное дело, – сказал Морней.– Частные отношения между двумя джентльменами.

– Нет, сэр, между офицером и сержантом. Скажите мне, майор, письмо, переданное вам сержантом, все еще при вас?

– Письмо?

– А вы, сержант, вы еще не истратили гинею майора?

– Что вы за человек? – спросил встревоженный Роэн, явно решивший, что Ньютон узнал об их тайнах при помощи колдовства.

– Я человек, который многое видит, а понимает еще больше, – ответил Ньютон.– Вспомните об этом, когда будете в следующий раз беседовать с майором Морнеем о своих делишках. Так о чем вы спорили? Какова ваша страшная тайна?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – ответил сержант Роэн.

– Мне трудно поверить, что вы меня не поняли. Я высказался предельно просто. Даже француз должен меня понять.

– Я не стану давать вам отчет о своих действиях, сэр, – заявил сержант.

– Да, сейчас вам может помочь только дерзость, – сказал Ньютон.

– Идемте, сэр, – сказал Роэн, обращаясь к Морнею.– Нам пора уходить, пока этот джентльмен не совершит ошибки, назвав меня в лицо лжецом.

И сержант с майором зашагали в сторону Кровавой башни. Я был удивлен этим разговором никак не меньше, чем они сами.

Ньютон смотрел им вслед со странным выражением лица, и мне показалось, что он удовлетворен.

– Похоже, мне удалось загнать медведя в яму, если можно так выразиться.

– Стоило ли их так провоцировать, доктор? – спросил я.– Ведь совершено уже два убийства.

– Три, – поправил меня Ньютон.– Не будем забывать о мистере Мейси.

– Но разве вы сами не призывали меня к осторожности, высказывая опасения, что наша активность может помешать успешной работе Монетного двора? Или вы боялись чего-то худшего?

– Поздно. Ущерб уже нанесен. Последние полчаса я думаю о том, что убийца прежде всего хотел сорвать перечеканку.

– Когда убийство Мерсера перестанет быть тайной, монетные мастера могут испугаться и откажутся работать в Тауэре.

– Да, такой вариант возможен. Мне следует поговорить с мистером Холлом и посоветовать ему увеличить плату чеканщикам, чтобы помочь им преодолеть страх.– Ньютон еще раз посмотрел в сторону удаляющихся Роэна и Морнея.– Но эту парочку следовало спровоцировать – уж слишком они похожи на заговорщиков. Точно Брут и Кассио. Возможно, теперь их планы выйдут наружу, поскольку не вызывает сомнений, что в Тауэре кроется какая-та страшная тайна.

– Но, наставник, как вам удалось все это узнать? Об их споре. О пряжке. И о письме. Похоже, они подозревают вас в колдовстве.

– Речь может идти только о магии двух полированных медных пластин, – ответил Ньютон.– Одной выпуклой, а одной вогнутой, очень плотно пригнанных друг к другу.

– Телескоп! – воскликнул я.– Ну конечно! Вы видели их из северо-восточной башенки Белой башни.

– Именно так, – признался Ньютон.– Я видел, как они отчаянно спорили, и был сильно удивлен, когда выяснилось, что они помирились. И в этих темных материях ясно одно: сержанту Роэну известно что-то, что держит в страхе майора Морнея, в противном случае сержанта арестовали бы и выпороли за то, что он ударил офицера. Нужно их допросить – по отдельности.

– В какой-то момент мне показалось, что сержант готов вас ударить. Я уже собрался продолжить разговор с ним при помощи шпаги.

– Очень рад, что вы и ваша шпага находились рядом со мной, – заметил Ньютон.– В особенности в столь темном и холодном месте. Такое впечатление, что мы спустились в ад. Нам нужно побольше узнать о сержанте Роэне и майоре Морнее. Займитесь этим в первую очередь.

Мы вернулись на Монетный двор, где ночная смена собралась возле кабинета смотрителя. Чеканщики громко говорили о том, что здесь становится опасно и, несмотря на войну с французами, они готовы прекратить работу.

– Нас всех здесь поубивают, если мы останемся, – заявил один из рабочих.– Нам надоели бесконечные провокации со стороны лорда Лукаса, а теперь еще эти ужасные убийства. Нет, здесь не подходящее место для работы богобоязненных людей.

– Мы должны в корне пресечь эти разговоры, – пробормотал Ньютон, – иначе война будет проиграна, поскольку королевским войскам будет нечем заплатить.

Ньютон терпеливо выслушал все протесты. Наконец он поднял руки, чтобы заставить людей замолчать, и обратился к возбужденным рабочим.

– Послушайте меня, – попросил он.– Нам гораздо больше следует бояться французов, чем убийцу. Скоро он будет пойман, даю вам слово.

– Как? – закричал кто-то.

– Я его поймаю, – твердо ответил Ньютон.– Но в любом случае вам должны заплатить за то, что вы верны короне, несмотря на чудовищные преступления, совершенные на Монетном дворе. Я поговорю с их свет л остями и потребую, чтобы вас поощрили за вашу важную работу. Каждый, кто останется, получит дополнительные пять гиней, когда эта огромная работа будет закончена. Даже если мне придется вынуть деньги из собственного кармана.

– А ваши слова относятся к тем, кто работает в дневную смену? – спросил другой рабочий.

– Да, и в дневную смену тоже, – заверил его Ньютон.

Рабочие переглянулись, закивали головами и постепенно вернулись к своим машинам. Ньютон облегченно вздохнул.

– А директор Монетного двора играет в карты, – заметил я.– Не думаю, что король понимает, какого верного слугу он имеет в вашем лице, доктор.

– Нам остается надеяться, что его светлости согласятся с вами, – улыбнулся Ньютон.– В противном случае я буду разорен. У вас с собой копия надписи, которую мы видели на стене возле лестницы Салли-Порт?

Я протянул Ньютону лист бумаги, который он тут же спрятал в рукав.

– Вечером я займусь решением этой головоломки, – сказал он.– Мне не нравится, когда надо мной пытаются подшутить, если речь идет о математике. Насколько мне известно, частота употребления гласных и согласных в английском языке подчиняется определенным законам, причем гласные встречаются гораздо чаще.

У меня не вызывало ни малейших сомнений, что он наслаждается предстоящей работой – такое наслаждение, наверное, испытывал пророк Даниил, открывая волю Бога Валтасару, когда рука человеческая писала на штукатурке стены огромного королевского дворца. Ну а я так сильно устал, что, несмотря на близость к моему дому обезглавленного трупа и на шум, производимый Монетным двором, мечтал только о том, чтобы добраться до постели.

Я проснулся, если можно так выразиться, поскольку мне почти не удалось поспать из-за легкой лихорадки. Но я попытался вести себя как стоик и пришел в кабинет Ньютона в обычное время. Ньютон сообщил мне, что нам предстоит посетить Бедлам.

– Нужно повидать вашего приятеля, мистера Твистлтона. Расспрашивая о нем сегодня утром, я узнал, что вчера вечером по приказу лорда Лукаса его отправили в Бедлам. После того, как было обнаружено тело Мерсера. Вам это не кажется странным?

– Вы рассчитываете, что вам удастся его допросить?

– А почему бы и нет?

– Но он же безумен, сэр.

– Природа редко дарует постоянное душевное равновесие даже самым лучшим своим сыновьям. И если безумие мистера Твистлтона таково, что позволяет ему говорить все, что приходит ему в голову, мы сумеем узнать его мысли.

Мы наняли карету до Мурфилдса и поехали в Вифлеемскую королевскую больницу, великолепное творение Роберта Хука, которого Ньютон считал своим величайшим научным соперником. А посему я не слишком удивился, когда мой наставник уничижительно высказался относительно формы, размеров и внутреннего устройства больницы.

– Только безумец мог сделать сумасшедший дом похожим на дворец, – заявил он.– Только Хук мог решиться на такой чудовищный обман.

Однако внутри Бедлама я не нашел и намека на дворец.

При входе мы прошли мимо статуй Меланхолии и Безумия, бессмысленно застывших, как будто в глаза им взглянула ужасная Горгона. Но все же их участь была предпочтительнее, чем судьба тех, кто находился внутри, где непрестанно звучали крики и раскаты хохота, где все являло ужасающую картину человеческого страдания и омерзительного слабоумия, которая могла порадовать разве что самого Вельзевула. Тем не менее недостойные люди приходили сюда, чтобы посмеяться над несчастными обитателями Бедлама, многие из которых были прикованы цепями или содержались в клетках, как животные в Львиной башне. На мой непросвещенный взгляд – поскольку я ничего не знал о правилах содержания безумцев – атмосфера здесь напоминала Тайберн в воскресный день: грубость и жестокость, пьянство и отчаяние, не говоря уже о множестве шлюх, пытавшихся найти клиентов среди посетителей. Короче говоря, картина отражала огромный мир, полный ужаса и удовольствий, которые могли заставить нормального человека усомниться в существовании Бога на Небесах.

Мистер Твистлтон гремел своими цепями и умолял о пощаде. На его обнаженных плечах виднелись следы плети, а его и без того смущенный разум еще сильнее возбуждался из-за царившего вокруг шума и грохота. Тем не менее он сразу же меня узнал и поцеловал мне руку – наверное, рассчитывал, что я помогу ему вернуться к прежней жизни в Тауэре.

– Как ваши глаза, мистер Эллис? – сразу же спросил он.

– С ними все в порядке, благодарю вас, мистер Твистлтон.

– Сожалею, что причинил вам боль. Все дело в том, что я не люблю, когда на меня смотрят. Я ощущаю чужие взгляды, как обычные люди – жар солнца. Я напал на вас из-за того, что перепутал с другим джентльменом, мистером Ньютоном.

– Я здесь, мистер Твистлтон, – доброжелательно проговорил Ньютон, протягивая руку несчастному безумцу.– Но прошу вас, объясните, почему вы хотели выдавить мне глаза?

– От моих глаз нет ни малейшего проку. Но ваши глаза, доктор, самые жгучие из всех, что я видел. Мне вдруг показалось, что сам Бог заглядывает мне в душу. Простите мне подобные мысли, ваша честь. Теперь я вижу, что ваши глаза совсем не так жестоки, как мне казалось прежде.

– Значит, вы ищете прощения? В таком случае я вас прощаю.

– Мне нет прощения, сэр. Я совершил ужасную вещь. Но меня справедливо наказали – вы и сами видите, что я лишился разума. Даже ноги не повинуются мне, и теперь я почти не могу ходить.

– Но какую ужасную вещь вы совершили? – осведомился я.

Мистер Твистлтон покачал головой.

– Я не могу вспомнить, сэр, ведь я специально сошел с ума, чтобы забыть. Но это было нечто ужасное, сэр. И я постоянно слышу крики.

– Мистер Твистлтон, – сказал Ньютон, – это вы убили мистера Мерсера?

– Денни Мерсер мертв? Нет, сэр. Я его не убивал.

– А мистера Кеннеди? Это вы заперли его в Львиной башне?

– Только не я, сэр. Я хороший протестант. И я не желаю людям зла. Даже католикам. Даже французскому королю, который убил бы меня, если бы мог.

– А зачем ему вас убивать?

– Чтобы сделать из меня хорошего католика, разумеется.

– Вы знаете тайну? – спросил Ньютон.

– Да, сэр. Но я поклялся никому ее не раскрывать. Однако вам я бы ее поведал, сэр. Если бы помнил, что должен скрывать.– Несчастный безумец улыбнулся.– Но я полагаю, что тайна как-то связана с оружием. Ведь я был оружейником, так мне кажется.

– Быть может, ваша тайна имеет отношение к алхимии?

– К алхимии? – На лице мистера Твистлтона появилось недоумение.– Нет, сэр. Я вынимал из огня лишь мушкетные пули. А золото и вовсе редко попадало мне в руки.

Ньютон развернул лист с зашифрованным посланием, которое я переписал со стены около лестницы Салли-Порт, возле тела Даниеля Мерсера.

– Вам это о чем-нибудь говорит? – спросил Ньютон.

– О да, – ответил несчастный безумец.– Это очень много для меня значит, сэр. Благодарю вас. Подождите немного, у меня есть для вас послание.

Порывшись в карманах штанов, он вытащил сложенный несколько раз потертый листочек и вручил его Ньютону, который развернул его, чтобы проверить, нет ли там похожего набора букв. Вероятно, мистер Твистлтон читал именно это письмо, когда я увидел его в «Каменной кухне».

– Но что все это значит? – спросил Ньютон.

– Что значит? – повторил мистер Твистлтон.– Кровь, конечно. За всем стоит кровь. Как только вы это поймете, вам сразу же станет ясен смысл всего. Но это тайна. Вы должны и сами все знать, сэр.

– А кровь еще прольется?

– Еще? Но, сэр, они едва только начали, сэр.– Мистер Твистлтон рассмеялся.– Однако без моего участия. Предстоит еще много убийств. Много крови. Ну, это так, понимаете? Все зависит от того, будет война или наступит мир.– Он слегка постукал себе по носу.– Больше я ничего не могу сказать, поскольку и сам не знаю. Никто не знает, когда речь заходит о таких вещах. Может быть, скоро. Может быть, нет. Может быть, никогда. Кто может утверждать с уверенностью? Но вы поможете, сэр. Вы поможете начать. Возможно, вы и сами еще ничего не ведаете. Но вы узнаете.