– Тогда мне представляется странным, что вы до сих пор еще не улетели с земли в небеса, – заметил Ньютон.– Потому что ничто другое вас задержать здесь не может, милорд.

– У меня нет ни времени, ни терпения выслушивать ваши проклятые парадоксы в духе Королевского общества.

– Ну, это совершенно очевидно.

– Вы можете думать все, что вам заблагорассудится, Ньютон. Если Морнея похоронят в Тауэре – а так оно, вероятно, и произойдет, поскольку его семья не хочет позора, – он будет лежать лицом вниз, с севера на юг.

Лорд Лукас открыл табакерку и засунул в нос щедрую порцию нюхательного табака, что никак не уменьшило его отвращения к компании, находившейся в кабинете.

– Ради майора Морнея я докажу, что вы ошибаетесь, милорд.

– Вы еще не все знаете, – заявил Лукас.– Вы оба. Он оглушительно чихнул, с громкими проклятиями распахнул дверь ударом сапога и гордо удалился.

Ньютон зевнул и потянулся, как кот.

– Пожалуй, я немного прогуляюсь, – сказал он.– Всякий раз, когда я оказываюсь в компании с его светлостью, я чувствую себя, как горящая свеча под стеклянным колпаком мистера Бойля, которая гаснет из-за недостатка воздуха. Не хотите прогуляться со мной по Стрэнду и навестить мистера Скрупа?

– Полагаю, вам это совсем не повредит, сэр, – ответил я.– Вы слишком много времени проводите в кабинете.

Ньютон перестал почесывать под подбородком у Мельхиора, выглянул в окно и кивнул.

– Да, вы правы. Я постоянно сижу взаперти. Нужно больше бывать на свету. И хотя я не очень хорошо понимаю солнце, иногда мне кажется, что его лучи питают все живое невидимым светом. Не сомневаюсь, что настанет день, когда тайна солнечных лучей будет раскрыта, ведь удалось же мне открыть цвета спектра. И тогда мы познаем все. Кто знает, быть может, мы даже поймем имманентную природу Бога.

Ньютон встал и надел пальто и шляпу.

– Но сейчас, для начала, попытаемся понять, что на уме у мистера Скрупа.

Мы зашагали по Стрэнду, и Ньютон изложил свой план в подробностях.

– Поскольку мистер Скруп работает по золоту и серебру, закон обязывает его вести учет запасов драгоценных металлов, – объяснил Ньютон.– Для казначейства очень важно знать, сколько золота и серебра находится в стране. Я скажу мистеру Скрупу, что Монетный двор имеет право проверить его учетные книги. Скажу, что намерен заняться этим лично, чтобы свести к минимуму неудобства для его бизнеса. Когда я объясню ему, что подобные проверки часто занимают целый день, но сам я рассчитываю закончить дело за час, мистер Скруп с радостью согласится нам помогать. И пока он будет занят тем, чтобы мне угодить, у вас появится возможность улизнуть и изучить книги в его библиотеке. Так мы узнаем, есть ли у него Тритемис.

– А закон, на который вы ссылаетесь, действительно существует? – спросил я.

– Относительно прав Монетного двора? Как это ни печально, нет. По большей части мы сами придумываем себе полномочия. Конечно, как представитель закона, я могу получить ордер на проверку его учетных книг. Но это придаст нашим действиям совсем другую окраску, ведь мы должны сделать вид, что хотим помочь Скрупу, чтобы он считал нас друзьями.

Мы прошли по Темз-стрит, затем по вонючему мосту Флит вместе с многочисленными женами рыбаков – здесь я купил устриц на три пенса, чтобы перекусить на ходу, – и далее по Флит-стрит и Стрэнду. Я попытался заговорить о мисс Бартон, но стоило мне упомянуть о ней, как Ньютон быстро сменил тему, и у меня осталось ощущение, что я нанес ей самую глубокую обиду за всю ее жизнь. Во всяком случае, так я подумал. Позднее у меня сложилось впечатление, что он не хочет говорить о своей племяннице совсем по другой причине.

Через час мы уже входили к мистеру Скрупу, чье заведение находилось возле Мейпоул у перекрестка с Друри-лейн. Наше появление привело мистера Скрупа в замешательство, и это доставило удовольствие Ньютону, который считал, что человек, не окончивший его университет, почти наверняка мошенник. К тому же это оправдывало Ньютона в собственных глазах, ведь он пренебрегал Скрупом, когда являлся его наставником.

Получив вполне правдоподобное объяснение причин нашего неожиданного визита, Скруп отвел нас в кабинет, не переставая ворчать, что для человека, занимающегося его бизнесом, существует невероятное количество запретов и ограничений и он с удовольствием отправил бы в Бедлам тех, кто придумывает такие законы.

– На все существуют инструкции и налоги, – пожаловался мистер Скруп.– Если не за окна, то за похороны или свадьбу. Как жаль, что срок хождения монет старой чеканки подходит к концу, ведь новых произведено так мало.

– Монет чеканят вполне достаточно, – возразил Ньютон.– Предполагается, что в этом месяце выпустят триста тридцать тысяч фунтов серебряных монет. Проблема состоит в том, что люди придерживают новые монеты, рассчитывая, что их стоимость повысится.

– Да, я про это слышал. Мне кажется, я понимаю, что значит быть евреем, поскольку ювелиров в нашем городе очень часто подозревают в тайных накоплениях. Но я спрашиваю у вас, доктор, как человек может иметь успешное дело и выполнять заказы клиентов без запаса золота и серебра? Резервы необходимы, в противном случае дело можно закрывать.

«Вопрос только в том, что следует считать необходимыми запасами», – подумал я.

– Что ж, сэр, давайте посмотрим ваши учетные книги, – сказал Ньютон.– А потом мы оставим вас в покое, поскольку мне все это нравится не больше, чем вам. Когда я покинул Кембридж, чтобы приступить к своим новым обязанностям на Монетном дворе, мне и в голову не могло прийти, что я буду заниматься подобными вещами.

– Да, это ужасно неудобно и даже оскорбительно.

– Я пришел лично, – сдержанно сказал Ньютон, – поскольку хотел избавить вас от встречи с этими мошенниками. Впрочем, я вижу, что вы готовы потратить целый день на общение с одним из бейлифов. Похоже, вы предпочитаете тщательную проверку дружескому взгляду старого друга и коллеги по Тринити.

И с этими словами Ньютон развернулся и направился к выходу.

– Пожалуйста, подождите, сэр, – взмолился Скруп, чьи манеры вновь обрели вкрадчивость.– Вы совершенно правы. Я не оценил услугу, которую вы готовы мне оказать. Прошу меня простить, сэр. Просто мои мысли сейчас заняты совсем другими проблемами, к тому же я остался без слуги. Но я вижу, что другие дела могут подождать. Для меня большая честь, что вы будете инспектировать мои учетные книги, доктор Ньютон.

Скруп завел Ньютона в другой кабинетик, где было так мало места, что я попросту не смог за ними последовать и остался снаружи. Как только я услышал, что Скруп пустился в многословные объяснения, я извинился и начал осматривать дом.

Не вызывало сомнений, что Леджер Скруп был человеком богатым. Стены украшали многочисленные гобелены и картины, а мебель выдавала вкусы человека, проводящего много времени за границей. Имелось здесь и некое подобие библиотеки, состоящей из нескольких книжных полок, рядом с которыми стоял ужасно запыленный переплетный пресс; однако у меня не было времени на его изучение, поэтому я подошел к полкам и принялся просматривать корешки книг, расставленных по алфавиту. Очень скоро я нашел «Полиграфию» Тритемиса. Я вытащил книгу и открыл ее в надежде, что мистер Мейси мог ее надписать, но ничего не нашел и уже собирался поставить книгу на место, когда мне пришло в голову осмотреть остальные книги. Здесь оказалось много работ по алхимии, и я покинул библиотеку в твердой уверенности, что подозрения Ньютона верны: Скруп действительно имеет какое-то отношение к убийствам в Тауэре.

Именно в этот момент я совершил удачное открытие. Выходя из библиотеки, я свернул не туда и оказался у выхода во двор, окруженный с трех сторон одноэтажными деревянными постройками. Над ними поднимались высокие трубы, которые с улицы было невозможно увидеть.

Я пересек двор и вошел в одну из мастерских, показавшуюся мне ужасно похожей на плавильни в Тауэре, с открытой топкой и разнообразными кузнечными инструментами. Меня это не удивило, ведь мистер Скруп был ювелиром. Однако меня заинтересовали предметы, которые мистер Скруп здесь выплавлял, поскольку повсюду лежали тарелки, кувшины и кружки из сплава олова со свинцом, а также формы для плавки. Некоторые изделия были еще теплыми – видно, недавно отлитыми; другие уже успели упаковать в ящики с официальными печатями Военно-Морского флота.

Сначала мне показалось странным, что Скруп снабжает посудой флот, но потом я вспомнил, что многие мастера добровольно изготовляют вещи для армии, воюющей во Фландрии, и что посуда нужна ей не меньше, чем пушки и снаряды.

Я уже собирался покинуть мастерскую, когда мой взгляд упал на лежащие на земле пустые мешки Монетного двора, в которых перевозят деньги. Когда мешки наполняются серебряными монетами, их продают на Монетном дворе, и далее деньги распространяются случайным образом, ведь у нас нет заведения, занимающегося официальным обменом денег. Почти все англичане считают, что в этом состоит главный недостаток перечеканки. На подозрения меня навела близость этих предметов с топкой – пустые мешки из-под денег и посуда из сплава олова со свинцом. Более внимательно осмотрев одну из тарелок, я поскреб ее кончиком шпаги и сразу же обнаружил, что олова там лишь тонкий слой, а под ним – чистое серебро, полученное от переплавки серебряных монет, которые Монетный двор с таким напряжением чеканит.

То, что делал Скруп, не только подрывало перечеканку, принося убытки стране и угрожая сорвать военную кампанию короля Георга во Фландрии, если солдатам будет нечем платить. Кроме всего прочего, он извлекал огромную прибыль, отправляя переплавленное серебро во Францию, где оно ценилось дороже, чем в Англии. К тому же монета стоит меньше, чем серебро, из которого она сделана. Так что выгода Скрупа была очевидна: он покупал монеты по шестьдесят шиллингов за фунт, а продавал во Франции за семьдесят пять.

Это давало прибыль в двадцать пять процентов. Не слишком высокий процент, но если главной целью всего предприятия была не прибыль, а работа во благо короля Франции, то можно было не сомневаться, что этот предательский акт экономического вредительства сам по себе неплохо оплачивался.

Я вернулся обратно и обнаружил, что Ньютон продолжает задавать вопросы Скрупу, так что мое недолгое отсутствие, похоже, не привлекло его внимания. Через некоторое время я подал моему наставнику знак, что дело сделано. Ньютон тут же заявил, что его вполне удовлетворила проверка учетных книг Скрупа, рассыпался в благодарности за то, что Скруп сделал достойный дар в фонд их старого колледжа, и после этого мы распрощались с хозяином дома.

Выйдя на улицу, мы тут же зашли выпить по чашечке кофе, и Ньютон спросил, что мне удалось обнаружить. Когда я закончил, Ньютон остался очень доволен.

– Хорошая работа, Эллис, – благосклонно заявил он.– Вы превзошли себя. А следов чеканки вы не видели? Там не было пресса? Формы для гиней?

– Нет, – ответил я.– Хотя в библиотеке я заметил очень большой переплетный пресс.

– Переплетный пресс, вот как? – проговорил Ньютон.– Можете его описать?

– Он стоит на маленькой тележке с колесиками, чтобы его можно было перевозить, не поднимая. Однако мне показалось, что он не слишком часто используется. Нигде не заметно обрезков страниц или недавно переплетенных книг. Да и сам пресс покрыт пылью.

Ньютон задумался, а потом спросил, лежит ли пыль на книгах в библиотеке Скрупа.

– Нет, они чистые, – ответил я.

– А что вы можете сказать относительно пыли? Какого она цвета?

– Теперь, когда вы спросили, я припоминаю, что пыль была очень необычного цвета – темно-зеленого.

Ньютон уверенно кивнул.

– В таком случае я считаю, что вы удачно завершили расследование. По крайней мере, его половину.

– Я?

– Конечно. Дело в том, что вы видели вовсе не пыль, а фуллерову землю – мелкозернистую субстанцию, обладающую чрезвычайно высокой абсорбцией и прекрасно подходящую для d'orure moulu, процесса производства фальшивых золотых гиней. Нет сомнений, что именно для этого используется переплетный пресс.

– Понимаю, – сказал я.– Скруп не станет хранить у себя настоящий пресс для чеканки монет, поскольку по закону он должен немедленно сдать его на Монетный двор.

– Именно. Я уже слышал, что группа мошенников использовала пресс для сидра для чеканки монет. Переплетный пресс подойдет для этих целей ничуть не хуже.

Ньютон был так возбужден, что даже не мог пить кофе, и его глаза горели, когда он начал объяснять мне ход свои мыслей:

– Теперь многое становится ясно. Скруп, изобретательный фальшивомонетчик и контрабандист, старался держать несчастного Джорджа Мейси поближе к себе, чтобы знать о ходе расследования. Мейси считал Скрупа своим другом и человеком образованным, поэтому и решил ему довериться. Почти наверняка Мейси принес Скрупу зашифрованное письмо и книгу Тритемиса в надежде, что Скруп поможет ему разрешить загадку. Однако Скруп не стал искать решение – или просто не смог найти, – ибо сразу понял, что шифр не имеет никакого отношения к его преступлениям. Вот почему исчезновение Мейси не заставило Скрупа волноваться. Во всяком случае, до тех пор, пока в его жизни вновь не возник я. Причем я был очень близок к тому, чтобы поймать за руку мистера и миссис Бернингем, а также Даниеля Мерсера, которые, отважусь предположить, работали вместе со Скрупом. Поэтому Скруп, которому еще по Тринити известна моя репутация человека неподкупного, решил избавиться от тех, кто мог дать против него показания. Не сомневаюсь, что миссис Бернингем получила приказ лишить своего мужа жизни, в противном случае ей самой пришел бы конец. Я полагаю, что сейчас она мертва. Скруп ее убил, как и Мерсера, и всех остальных, кто стоял на его пути, в том числе и мистера Кеннеди. Если судить по тому, как обставлены их смерти: сфабрикованные алхимические улики и шифр, смысла которого Скруп так и не понял, – он рассчитывал, что сумеет направить меня по ложному пути. И ему сопутствовал успех – до сегодняшнего дня.

– Значит, Скруп убил Мерсера и Кеннеди, чтобы замести следы и сбить вас с толку, – задумчиво повторил я, поскольку и сам пришел к такому же выводу.– Но убивал ли Скруп Мейси? И имеет ли он отношение к смерти майора Морнея?

– Нет, поскольку у него нет мотива. Скрупа вполне устраивало полное доверие Мейси, несчастный Мейси невольно стал его информатором.

– Таким образом, раскрыты лишь убийства Кеннеди и Мерсера, – сказал я.– Но кто же тогда убил Мейси и майора Морнея?

– Полагаю, для ответа на этот вопрос потребуется разгадать шифр, – сказал Ньютон.– Но прежде мы должны решить, что делать с мистером Скрупом.

– Нам следует получить ордер на его арест, – сказал я.– В штабе Военно-Морского флота подтвердят его лицензию на вывоз оловянной посуды, и тогда мы арестуем его за владение нелегальными слитками серебра для вывоза во враждебную страну. Судя по всему, что нам известно, он еще и французский шпион, что дает нам право предъявить ему обвинение в подрыве перечеканки.

– Возможно, вы правы, – проговорил Ньютон.

Но я видел, что он еще не принял окончательного решения. Обычно он сразу же старался арестовать человека, как только у него появлялись неопровержимые улики. Однако сейчас он почему-то не торопился. Заметив мое удивление, Ньютон решил рассказать о своих сомнениях.

– Я считаю, что в исключении Скрупа из колледжа есть и моя вина. Я недостаточно уделял ему внимания, когда он учился в Кембридже, и мне не удалось помочь ему вступить на честный путь.

– Нет, сэр. Из ваших рассказов следует, что Скруп сам во всем виноват. Уже в те времена было ясно, что он не желает соблюдать закон.

Я еще многое сказал, пытаясь утешить своего наставника; но он не слишком прислушивался к моим словам. Наконец с тяжелым сердцем он принял решение и выписал ордер на арест Скрупа – такой властью Ньютон обладал.

– Если бы у нас было больше времени, я бы отправился в суд, чтобы получить официальное постановление на арест Скрупа. Но ждать нельзя. Мы не можем даже взять с собой сержантов или бейлифа, поскольку эта птица в любой момент может упорхнуть из клетки; мы должны арестовать его сами. У вас пистолеты с собой, Эллис?

Я кивнул, и уже через четверть часа мы направлялись к Скрупу, чтобы его арестовать.

Увидев ордер, Роблес, слуга Скрупа, успевший вернуться домой, впустил нас. Нашим глазам предстало странное зрелище: перед камином была свалена в кучу мебель, словно кто-то собирался устроить пожар. Однако мы не успели сделать никаких выводов, поскольку из-за двери появился Скруп с пистолетом в руке, направленным на нас.

– Леджер Скруп, – сказал Ньютон, не обращая внимания на оружие, – у меня ордер на ваш арест.

– В самом деле? – улыбаясь, спросил Скруп.

Видя наше положение, Ньютон попытался обмануть Скрупа, обещая, что сделает для мошенника все, что его в силах, словно на руках у него были все козыри.

– Дом окружен моими людьми. Они вооружены. Вам не выбраться отсюда. Однако в моей власти просить суд даровать вам жизнь, – спокойно произнес Ньютон.– У меня есть все основания полагать, что вас не повесят, а лишь вышлют из страны. Если вы продемонстрируете раскаяние и усердие и если на то будет милость Божья, вы сможете построить свою жизнь заново в Америке. Поэтому я советую вам сдаться, мистер Скруп.

Отчаявшийся Роблес выглянул в окно.

– Меня не повезут на казнь в Тайберн, сэр, – заявил Скруп.– Я не позволю, чтобы меня вели в кандалах, как хромую кобылу, не дам обвалять себя в дегте, и это факт. Я не боюсь смерти, меня пугает лишь ее вид. Получить мушкетную пулю куда лучше, чем отдать себя в ваши кровавые руки.

– Я никого не убивал, – сказал Ньютон.– За мной стоит закон, сэр.

– Закон убивает гораздо больше невиновных, чем я, доктор. Но я не жалуюсь на закон. Только на вашу религию.

– На мою религию? Сэр, неужели вы католик?

– Да, и останусь им до самой смерти.– Он с тревогой посмотрел на Роблеса.– Ну? Что ты видишь?

– Ничего. Там никого нет, – после некоторых колебаний ответил Роблес.

– Как? – удивился Скруп.– Неужели вы надеялись надуть меня, доктор? Вы обещаете гораздо больше, чем способны дать. Впрочем, так было всегда. Несмотря на вашу торжественную клятву в Тринити, вы ни разу не совершили ничего божественного. Вас гораздо больше интересовала алхимия, чем дела школы. Нет, вы не предавали учеников, тут я должен отдать вам должное, доктор; но вы никогда не забывали о своих научных интересах. Мне совсем не хочется убивать вас, доктор, поскольку я считаю вас великим человеком. Однако вы не оставляете мне выбора. К тому же все получилось исключительно удачно: вы пришли вовремя. Мистер Роблес и я собирались поджечь дом, чтобы скрыть наше исчезновение. А без двух обгоревших трупов в нашу гибель никогда бы не поверили. Но вы решили наши проблемы. Прикончив вас обоих, мы сожжем ваши трупы, которые, несомненно, примут за наши тела.

– Ваше положение совершенно безнадежно, можете в этом не сомневаться, – заявил Ньютон.– Дом окружен моими людьми. Просто мы так торопились вас арестовать, что немного их опередили. Да и куда вы денетесь?

Скруп с сомнением посмотрел на Роблеса.

– Ты уверен, что там никого нет? – спросил он.– Доктор ведет себя так, что я начинаю ему верить.

– Там никого нет, – настаивал на своем Роблес.– Посмотрите сами, сэр.

– И оставить без присмотра этих двух джентльменов? Вот уж нет. Зажигай огонь.

Роблес кивнул и подошел к камину, взял спички из самородной серы из трутницы и зажег огонь.

Именно в этот момент Ньютона хватил удар – во всяком случае, он застонал и опустился на одно колено, прижимая руку к правому боку.

– Что с вами, доктор? – осведомился Скруп.– Вас пугает мысль о смерти? Все произойдет очень быстро, обещаю вам. Пуля в голову гораздо лучше, чем то, что предложит мне ваш суд. Ну, сэр, неужели вы не можете стоять?

– Старая болезнь, – прошептал Ньютон, с трудом поднимаясь на ноги.– Ревматизм, я полагаю. Мне надо присесть на стул.

– Как видите, все наши стулья свалены в кучу, сэр, – сказал Скруп.

– Ну, хотя бы дайте палку. Вот эту, например.– Ньютон показал на трость, стоящую у стены.– Если мне суждено умереть от пули, я бы хотел встретить смерть стоя.

– Вы проявляете изрядное мужество, доктор, – заметил Скруп.

Он подошел к стене, взял трость и протянул ее рукоятью вперед Ньютону.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Ньютон, взяв трость.– Вы очень добры.

Как только Ньютон сжал рукоять трости, он взмахнул клинком, и лишь в тот момент, когда он уже нанес удар по ребрам Скрупа, я вспомнил об этом секрете трости. Впрочем, Скруп получил лишь легкое ранение, однако он громко закричал, словно подумал, что пришла его смерть. Он был так перепуган, что пистолет выстрелил вверх, и пуля, никого не задев, ударила в потолок.

В этот момент Роблес и я обнажили шпаги, поскольку у меня не было времени достать пистолет и взвести курок. Скруп швырнул разряженный пистолет в голову Ньютона, сбил его с ног, а сам скрылся в задней части дома, нам же с Роблесом ничего не оставалось, как продолжить дуэль на фоне разгорающегося пламени. Однако огонь гораздо больше мешал моему противнику, оказавшемуся к нему спиной. Ньютон неподвижно лежал на полу, что не могло меня не отвлекать; но все же мне удалось сделать удачный выпад, и мой клинок пронзил бок Роблеса. Он уронил шпагу и запросил пощады. Я вытолкнул раненого Роблеса за дверь, схватил моего наставника за воротник и вытащил на улицу – дом уже загорелся по-настоящему.

Я сразу убрал шпагу в ножны и достал пистолеты, рассчитывая, что Скруп еще не успел скрыться. Очень скоро послышался кашель, и из дома выскочил человек, но это оказалась женщина, отравившая своего мужа и однажды уже сумевшая от нас сбежать. На сей раз миссис Бернингем попалась, и я задержал ее до прибытия бейлифа.

Нам удалось отыскать пожарную карету. Но хотя вокруг дома собрались вооруженные мужчины, никто из пожарников не осмеливался войти внутрь. Надо признать, что к этому времени пламя уже вышло из-под контроля и грозило перекинуться на соседние здания. Мне пришлось убеждать пожарников, что Скруп, владелец дома, является государственным преступником, а посему не сможет привлечь их к ответственности за порчу имущества. Только после этого они достали крюки и веревки и принялись растаскивать пылающий дом на части. Между тем Ньютон пришел в себя после болезненного удара в голову.

Некоторое время я колебался, не зная, сумел ли Леджер Скруп убежать или погиб в огне, но у Ньютона на этот счет сомнений не было. Мы обошли дом и обнаружили кровь на камнях заднего двора, после чего вопрос окончательно прояснился.

Врач осмотрел Роблеса и отправил в больницу Ньюгейта вместе с миссис Бернингем, где тот, полагая, что близок к смерти от полученной им раны, признал свое участие в убийствах мистера Кеннеди и мистера Мерсера, хотя я не раз видел, как люди поправлялись и после более серьезных ранений. Как Ньютон и надеялся, ему удалось заставить Роблеса говорить при помощи ложных улик.

– Всем известно, что немногие могут выдержать давление, которому вы подвергаете подозреваемых, доктор Ньютон. Мистер Скруп вас боялся, в особенности после того, как вы напали на след Даниеля Мерсера и Джона Бернингема, поскольку они бы рассказали вам о нашей афере все, что вы захотели бы узнать. Если коротко, то мы чеканили фальшивые гинеи и вывозили серебро, чтобы помочь французскому королю одержать победу, а католицизму восторжествовать. Мерсера и Бернингема нужно было заставить молчать, а посему нам пришлось прикончить еще и вашего шпиона, который вел наблюдение за Мерсером. Я лишь стукнул его по голове, связал и познакомил со львами, если можно так выразиться. Это все придумал мистер Скруп. Он хотел отвлечь вас, предложив загадку, которая будет для вас особенно привлекательной, сэр. Он сказал, что вы интересуетесь алхимией и мы представим дело так, будто алхимики имеют к убийству непосредственное отношение. Кроме того, он постарался подсунуть вам шифр, чтобы заинтриговать вас еще сильнее.

– Как вам удавалось с такой легкостью проникать в Тауэр и ускользать оттуда? – спросил Ньютон.

– Это было несложно. Первый раз мы вошли в Тауэр как ночные сборщики нечистот. Часовой даже близко к нам не подходил. И пока мистер Скруп отвлекал его вопросами, я стащил из связки ключ от Львиной башни. Я знал, где его взять, поскольку не раз выпивал с хранителем и он мне все рассказал. Ваш шпион был надежно связан и терпеливо ждал в экипаже мистера Скрупа. Во второй раз мы привезли телегу с сеном. Я убил Мерсера в нашей мастерской и уложил на телегу, а мистер Скруп наведался в его жилище, чтобы оставить там дополнительные улики для вас. Затем мы поехали в Тауэр, положили там тело, отвезли солому и спокойно выехали за ворота.

– А как насчет книги из библиотеки Тауэра? – спросил Ньютон.– Неужели мистер Скруп оставил ее там для меня?

– Да, сэр.

– Я бы хотел больше узнать о миссис Бернингем, – сказал я Роблесу.

– Она была любовницей Скрупа, – ответил Роблес.– Безжалостная женщина. По наущению Скрупа, не задумываясь, отравила мужа.

Роблесу пришлось немного помолчать, поскольку у него начался жестокий приступ кашля. Он все еще думал, что умирает, поэтому добавил:

– Я вам все рассказал, сэр. И не жалею, что открыл вам правду.

А вот я жалел, что несчастный не умер тогда. Через три месяца его привезли в Тайберн, и он встретил свою смерть на глазах у жадных на отвратительные зрелища зевак, а его голову выставили на всеобщее обозрение.

Смерть Роблеса была жестокой, но ее нельзя сравнить с судьбой, которая на следующий день ожидала миссис Бернингем.

Ее вывели из дверей Ньюгейта, дали выпить кубок бренди, поданный глашатаем Гроба Господня, и провели через собравшуюся толпу к столбу посреди улицы. Там миссис Бернингем поставили на скамью и надели ей на шею петлю, прикрепленную к железному кольцу на вершине столба. Затем скамью выбили у нее из-под ног и, когда она еще была жива, навалили вокруг столба хворост и подожгли. А после того, как пламя пожрало ее тело, толпа забавлялась тем, что пинала ногами ее пепел. Мы с Ньютоном присутствовали на казни, хотя я считаю, что бесчеловечно сжигать женщину, которая обладает более слабым телом, а посему больше склонна к ошибкам и, следовательно, более заслуживает снисхождения. Женщина всегда остается женщиной, как бы она ни унизила себя.