Глава 12

Самый суровый приговор выносит человеку его собственное воображение: перспектива юридически обоснованного наказания и тем более смертной казни становится пищей для размышлений самого изощренного мазохистского толка, по сравнению с которыми даже само наказание покажется детской забавой. И действительно, одна только мысль о том, как уходит из-под ног опора, как натянувшаяся веревка не дает ногам дотянуться до земли, сводит с ума. Человек не может уснуть, сердце его разрывается от боли, которую причиняет разум. Даже самому глупому, лишенному воображения субъекту достаточно покрутить головой и послушать хруст позвонков, чтобы в глубине желудка ощутить ужас повешения.

Поэтому я не был удивлен, когда увидел лишь жалкое подобие прежнего Беккера. Мы встретились в маленькой, скупо обставленной комнате для свиданий тюрьмы в Россауерлэнде.

Войдя в комнату, Беккер сначала потряс мне руку, а затем повернулся к охраннику, стоящему в дверях.

– Эй, Пепи, – сказал он весело, – ты не возражаешь? – Затем, достав из кармана рубашки пачку сигарет, бросил ее через комнату.

Охранник, звавшийся Пепи, поймал пачку и взглянул на этикетку. – Перекури за дверью, хорошо?

– Ладно, – согласился Пепи и вышел.

Беккер довольно кивнул, когда мы втроем уселись вокруг стола, привинченного к желтой кафельной стене.

– Не беспокойтесь, – сказал он доктору Либлю. – Все охранники здесь не гнушаются подачками. Не то что в Штифтсказерне, смею вас уверить. Никого из чертовых янки не подмажешь. Этим ублюдкам ничего не надо, все могут достать сами.

– Вы говорили мне, – напомнил я и достал сигарету.

Либль отрицательно качнул головой, когда я предложил ему одну.

– Они от вашего друга Порошина, – объяснил я, пока Беккер вытягивал для себя сигарету из пачки.

– Стоящий парень, правда?

– Фрау Беккер считает его вашим шефом.

Беккер прикурил сам, дал мне огня и выпустил облачко дыма над моим плечом.

– Вы говорили с Эммой? – спросил он, но в его голосе не прозвучало удивления.

– Если не считать абсолютно для меня не лишних пяти тысяч, то она – самая веская причина, по которой я здесь, – сказал я. – Поговорив с ней, я решил: окажу вам помощь, какую только смогу. Эта женщина убеждена, что ваша карта бита.

– Жестоко ненавидит меня, да?

– Как старую болячку.

– Ну, она права, я полагаю.

Он вздохнул, тряхнул головой и глубоко затянулся. Сигарета догорела и потухла. Какое-то мгновение он пристально смотрел на меня, его налитые кровью глаза ярко поблескивали сквозь пелену дыма. Через несколько секунд он откашлялся и, улыбнувшись, сказал:

– Валяйте, спрашивайте.

– Хорошо. Это вы убили капитана Линдена?

– Бог свидетель, нет. – Он рассмеялся. – Я могу идти, сэр? – горько пошутил он и сделал еще одну отчаянную затяжку. – Вы не верите мне, не так ли, Берни?

– Ваше положение было бы куда лучше, если бы вы лгали. Я вам верю в этом смысле. Но поскольку я разговаривал с вашей подругой...

– Вы видели Тродл? Хорошо. Она прекрасная девушка, не так ли?

– Вы правы, и знаете, на мой взгляд, одному только Богу известно, что она нашла в вас.

– Она любит поболтать со мной после обеда. Именно поэтому ей не верится, что меня заперли здесь – не хватает наших бесед у горящего камина о Витгенштейне. – Улыбка исчезла с его лица; потянувшись через стол, он сжал мой локоть. – Послушайте, вы должны вытащить меня отсюда, Берни. Пять тысяч – это лишь задаток. Докажите мою невиновность, и я утрою гонорар.

– Мы оба знаем: это будет нелегко.

Беккер не понял.

– Деньги не проблема. У меня куча денег. В Герналсе в гараже припаркована машина, в ней тридцать тысяч долларов. Они ваши, только вытащите меня!

Либль недовольно поморщился: его клиент совсем, похоже, утратил деловую хватку.

– Господин Беккер, как ваш адвокат я вынужден возразить. Это не способ...

– Заткнитесь! – взбесился Беккер. – Когда мне понадобится ваш совет, я обращусь к вам.

Либль дипломатично пожал плечами и откинулся на спинку стула.

– Послушайте, о премии поговорим, когда вы выйдете отсюда. Денег достаточно, вы уже и так хорошо заплатили мне. Я имею в виду не деньги. Мне нужны сейчас хоть какие-нибудь ниточки. Расскажите-ка о господине Кениге, причем все до мельчайших подробностей: где вы с ним познакомились, как он выглядит и пьет ли он кофе со сливками или без... Хорошо?

Беккер кивнул и затоптал окурок на полу. Он нервно сжал и разжал пальцы. Похоже, ему слишком часто приходилось рассказывать эту историю.

– Ладно, дайте сообразить... Я познакомился с Гельмутом Кенигом в «Коралле». Это ночной клуб в девятом округе на Порцеллангассе. Он первым подошел, представился, сказал, что наслышан обо мне, и предложил выпить. Я не отказался. Мы говорили о всяких пустяках. О войне, моем пребывании в России, службе в уголовной полиции перед тем, как я, так же как и вы, оказался в СС. Только вы вовремя смылись. Не так ли, Берни?

– Не отвлекайтесь, не теряйте нити.

– Ну, он объяснил, что якобы слышал обо мне от своих друзей, от кого – не уточнил. У него были какие-то делишки – постоянные поставки через зеленую зону, – и он хотел, чтобы я их пропихнул. Деньги наличными, и никаких вопросов. Все просто: я должен был забирать небольшой пакет из одной конторы здесь, в Вене, и передавать его в другую контору – в Берлине. Но каждый раз я вез грузовик сигарет, а если бы меня поймали, то, скорее всего, они бы даже и не заметили посылку Кенига. Сначала я подозревал, что это наркотики, но однажды вскрыл посылку. Там было всего лишь несколько папок: партийные и армейские документы, документы СС. В общем, старый хлам. Я не мог понять, что же такого в них ценного.

– В посылках всегда были только папки?

Он кивнул.

– Капитан Линден работал на американский Архивный центр в Берлине, – объяснил я. – Он охотился за нацистами. Из этих документов вы не запомнили какие-нибудь имена?

– Берни, да какие-то, по-моему, мелкие сошки – капралы СС и армейские финансовые чиновники. Уважающий себя охотник за нацистами просто вышвырнул бы такие документы. Этим парням нужна крупная добыча, вроде Бормана и Эйхмана, а не ничтожные винтики.

– Нет, эти документы наверняка были важны для Линдена. Тот, кто убил его, подстроил еще и смерть парочки сыщиков-любителей, которых капитан знал. Это еврейская чета, они уцелели в лагерях, собрались свести старые счеты и, похоже, напали на след. Я нашел их мертвыми несколько дней назад. Может быть, документы как раз им и предназначались, поэтому постарайтесь вспомнить хоть какие-нибудь имена.

– Конечно, как скажете, Берни. Я попытаюсь включить это в мой рабочий список.

– Вы сделаете это. А теперь продолжим разговор о Кениге. Как он выглядел?

– Дайте сообразить. Ему, на мой взгляд, около сорока. Хорошо сложен, темноволосый, с пышными усами, весит около девяноста килограммов, рост метр девяносто. Он носил дорогой твидовый костюм, курил приличные сигареты и всегда таскал с собой собаку – маленького терьера. Он австриец, это точно. Иногда с ним была девушка по имени Лотта. Не знаю ее фамилии, но работала она в клубе «Казанова». Смазливая сука, блондинка. Вот, пожалуй, и все, что я помню.

– По вашим словам, разговоры шли о войне. А он не говорил вам случайно, сколько наград получил?

– Да, говорил.

– Вы не поделитесь со мной?

– Я не думаю, что это имеет значение.

– Позвольте уж мне решать, что имеет значение. Ну, давайте, раскройте тайну, Беккер.

Он передернул плечами и уставился на стену.

– Насколько я помню, он рассказывал, что присоединился к Австрийской нацистской партии, когда она в тридцать первом была еще нелегальной. Позже ему грозил арест за расклеивание плакатов, и, чтоб его избежать, он удрал в Германию и поступил в Баварскую полицию в Мюнхене. В тридцать третьем он вступил в СС и прослужил там до окончания войны.

– В каком звании?

– Он не сказал.

– Не упомянул, где служил и в каком качестве?

Беккер отрицательно покачал головой.

– Не очень-то вы откровенничали друг с другом. О чем вы задумались, не о цене ли хлеба? Ну ладно. А что можете сказать о втором субъекте, о том, с кем Кениг приходил к вам домой, когда попросил следить за Линденом?

Беккер сжал виски.

– Я уже неоднократно пытался вспомнить его имя, но никак не могу. Как мне показалось, он был, скорее всего, офицером старшего состава. Очень чопорный, воспитанный, возможно, аристократ. Возрастом также около сорока лет, высокий, худощавый, слегка лысеющий, гладко выбрит. Одет в куртку в стиле Шиллера с клубным галстуком. – Он встряхнул головой. – Я не очень-то разбираюсь в клубных галстуках, возможно, мужской клуб, точно не скажу.

– А как выглядел человек, которого вы видели выходящим из студии, где был убит Линден?

– Расстояние было слишком велико, чтобы как следует разглядеть. Ну, небольшого роста, коренастый, одет в черное пальто и шляпу. И; знаете ли, очень спешил.

– Держу пари, что спешил, – сказал я. – Рекламное агентство «Рекло и Вербе Централе» находится на Мария-Хильфер-штрассе, не так ли?

– Находилось, – сказал Беккер. – Агентство закрылось вскоре после моего ареста.

– В любом случае расскажите мне об этом заведении. Вы там видели только Кенига?

– Нет. Обычно это был Абс, Макс Абс. Мужчина с такой, знаете ли, академической наружностью: бородка клинышком, маленькие очки. – Беккер угостился еще одной сигаретой из моей пачки. – Существует одно обстоятельство, о котором я намеревался непременно вам рассказать. Во время одного из своих визитов я слышал, как Абс разговаривал по телефону с неким Пихлером, каменотесом. Возможно, Абс недавно хоронил кого-то. Я подумал, что, может быть, вам удастся разыскать этого Пихлера и выяснить, где найти Абса. Кстати, в какое время вы сегодня пойдете на похороны Линдена?

– В двенадцать часов, – сказал Либль.

– Я полагаю, стоит сходить, Берни.

– Вы клиент, исполнять ваши пожелания – моя обязанность, – сказал я.

– Посмотрите, не появится ли на кладбище кто-нибудь из друзей Линдена. И конечно же Пихлер. Большинство венских каменотесов держат свои мастерские вдоль стены Центрального кладбища, поэтому найти его не составит большого труда. Возможно, вам удастся узнать, не оставил ли Макс Абс свой адрес, когда заказывал надгробие.

Мне не особенно нравилось слушать, как Беккер расписывает мою утреннюю работу, но рассмешить его оказалось не так уж и сложно.

Перед лицом смертного приговора человек вправе требовать определенной снисходительности от своего частного детектива. Особенно, когда деньги уплачены. Поэтому я согласился.

– Почему бы и нет? Люблю хорошие похороны. – Затем я встал и прошелся по камере, как будто сам боялся оказаться за решеткой. Может быть, он привык к этому больше, чем я? – Есть одна вещь, которая ставит меня в тупик, – сказал я после минутного задумчивого хождения.

– В чем дело?

– Доктор Либль говорил мне, что вы не лишены влияния и друзей в городе.

– Вы в точку попали.

– Ну, тогда почему же никто из ваших так называемых друзей не пытался найти Кенига? Или хотя бы его подружку Лотту?

– А с чего вы взяли, что они не пытались?

– Вы собираетесь играть в молчанку или я должен дать вам шоколадку, чтобы развязать язык?

Голос Беккера теперь звучал умиротворяюще:

– Берни, еще точно неизвестно, что произошло, поэтому я не хочу, чтобы у вас сложилось превратное мнение обо всем деле. Нет смысла предполагать, что...

– Давайте-ка без церемоний рассказывайте, что случилось.

– Хорошо. Парочка моих парней, знающих свое дело, навели справки о Кениге и его девчонке. Они проверили несколько ночных клубов. И... – поморщился он, – в общем, они исчезли. Возможно, надули меня или просто смылись.

– Не исключено, что закончили так же, как и Линден, – предположил я.

– Кто знает? Но именно поэтому вы здесь, Берни. Вам я могу доверять. Одно то, как вы повели себя в Минске, чего стоит! Вы не позволите повесить невиновного. – Он многозначительно улыбнулся. – Не могу поверить, что я единственный прибегаю к помощи человека вашей квалификации.

– Все будет в порядке, – быстренько прервал я его. Терпеть не могу лесть во всех ее проявлениях, да еще от людей типа Эмиля Беккера. – Знаете ли, возможно, вы действительно заслуживаете смертной казни, – добавил я. – Допустим, вы и не убивали Линдена, но на вашей совести много других загубленных жизней.

– Поверьте, я просто не видел выхода, до тех пор пока не стало слишком поздно. Вы оказались достаточно умны, чтобы выйти из игры, когда еще был выбор. Я – не вы. У меня никогда не было шанса. Либо подчиняйся приказам, либо предстань перед военным трибуналом и расстрельной командой. Мне не хватило решимости изменить ход событий.

Я тряхнул головой. Зачем эта исповедь? Мне-то все равно.

– Возможно, вы правы, – произнес я вслух.

– Вы знаете, что я прав. Война – жестокая штука, Берни. – Он потушил сигарету и встал. Теперь мы оказались лицом к лицу в углу, где я стоял. Он понизил голос, как будто не желал, чтобы Либль слышал: – Послушайте, я знаю, что это опасная работа. Но только вам под силу ее выполнить. Необходимо, чтобы все было сделано тихо, тайно, именно в вашем стиле. Вам нужен ствол?

Я не взял с собой пистолет, который забрал у убитого русского в Берлине, не желая рисковать, пересекая границу с оружием. Я сомневался, что в порошинской посылке с сигаретами окажется что-либо подобное, поэтому сказал:

– Как вы считаете нужным. Это ваш город.

– На мой взгляд, иметь его вам необходимо.

– Хорошо, – согласился я. – Но, ради Бога, он должен быть чистым.

Когда мы вышли из тюрьмы, Либль саркастически улыбнулся:

– Что у вас за тайны? Говорили о стволе, я полагаю?

– Да, исключительно из предосторожности.

– Лучшая предосторожность для вас в Вене – это держаться подальше от русского сектора. Особенно в позднее время.

Я проследил за взглядом Либля. Через дорогу, на другой стороне канала, на утреннем ветерке реял красный флаг.

– Известно несколько случаев похищения людей в Вене – это дело рук Иванов, – объяснил он. – Они хватают кого ни попадя под видом американского шпиона и не возвращают, пока им не сделают уступки на черном рынке, действующем вне пределов русского сектора, причем плюют на какие бы то ни было законы. Они, например, вытащили из собственного дома одну женщину, завернув ее в ковер, точно Клеопатру.

– Хорошо, я буду осторожен, но беспомощно на кол не упаду, будьте уверены, – сказал я. – Да, а как добраться до Центрального кладбища?

– Оно в британском секторе, и вам следует ехать от Шварценбергплац, да, только на вашем плане города она названа Сталинплац. Вы не обознаетесь: там огромная статуя советского солдата-освободителя, которого мы, венцы, называем неизвестным мародером.

Я рассмеялся:

– С удовольствием посмотрю, господин доктор. Мы потерпели поражение в войне, но Небеса помогут нам с новым освобождением.

Глава 13

«Город остальных жителей Вены» – так называла кладбище Тродл Браунштайнер. И ее слова не были преувеличением. Центральное кладбище превосходило по масштабам несколько известных мне городов, и к тому же выглядело гораздо богаче. Среднего достатка австриец не мог обойтись без надгробного камня так же, как, к примеру, без посещения любимого кафе. Здесь я впервые понял, сколь процветает похоронный бизнес. Казалось, что в городе нет настолько бедных людей, которые не могли бы позволить себе приличный кусок мрамора. Чего тут только не было: клавиатура рояля, вдохновленная муза, вступительные такты знаменитого вальса – для венских мастеров, похоже, не существовало понятия «безвкусица». Они готовы были воплотить в камне любую претенциозную басню или преувеличенную аллегорию по желанию заказчика. Огромный некрополь отражал даже религиозные и политические разногласия живых, будучи поделен на еврейские, протестантские и католические части, не говоря уже об участках, принадлежащих четырем державам-победительницам.

В часовне такой величины, что своими размерами она могла претендовать на звание первого чуда света, где и проходило отпевание Линдена, службы отправлялись одна за другой, и я обнаружил, что разминулся с похоронной процессией капитана всего на несколько минут.

Я без труда заметил маленький кортеж, медленно продвигавшийся по заснеженному парку к французскому сектору, где католик Линден должен был обрести последнее пристанище. Но для идущего пешком человека догнать его оказалось нелегко, к тому времени, когда я подошел, дорогой гроб уже медленно опускали в темно-коричневую могилу, подобно тому как резиновую лодку спускают в грязную воду гавани.

Родные Линдена, сцепив руки наподобие полицейских при разгоне демонстрации, стоически переносили свое горе, точно намеревались удостоиться за это медали.

Парадно одетый отряд почетного караула поднял свои винтовки и прицелился в падающий снег. Когда они дали залп, мной овладело неприятное ощущение. Я будто снова оказался в Минске. Вот еду в штаб-квартиру и вдруг останавливаюсь, привлеченный звуком выстрелов; взобравшись на насыпь, вижу шестерых мужчин и женщин, стоящих на коленях у края общей могилы, доверху заполненной многочисленными телами. Некоторые были еще живы. Позади обреченных людей – отряд СС под командованием молодого полицейского офицера. Звали его Эмиль Беккер.