«Что мне теперь делать с твоими попытками суицида?», кричу я – «Все в порядке, тебя это не касается» – «Ладно, мужа у тебя нет, но по крайней мере есть маленький Эллиот, он вырастет и все будет в порядке, ты пока можешь продолжать работать, выходи замуж, переедь, сделай что-нибудь, может это Коди, но еще вероятнее, я бы сказал, это те сумасшедшие персонажи сводят тебя с ума и доводят до суицида, как тот – Перри –„“ – Не говори о Перри, он чудесный и милый и я люблю его, и он гораздо добрее со мной, чем ты когда-либо был: по крайней мере он может пожертвовать собой» – «Но что вся эта наша самоотдача, что мы можем дать, чтоб помочь хоть кому-нибудь» – «Ты никогда не поймешь, ты слишком занят собой» – Мы уже начинаем оскорблять друг друга, что было бы хорошим знаком, если бы она не продолжала с плачем бросаться ко мне на плечо, вновь повторяя, что я ее последний шанс (что неправда) – «Давай вместе уйдем в монастырь», добавляет она в своем безумии – «Эвелин, то есть Билли, это ты можешь уйти в монастырь, ради Бога, уходи в монастырь, ты похожа на монахиню, может это то, что тебе нужно, все эти разговоры о Коди и религии, может весь этот словесный ужас просто удерживает тебя от того, что ты называешь истинным пониманием, ты могла бы стать почтенной монахиней когда-нибудь со спокойным сознанием, хотя однажды я видел преподобную, которая плакала… ох, все это так грустно» – «О чем она плакала?» – «Не знаю, после нашего разговора, помню я сказал какую-то глупость типа: „Вселенная – женщина, потому что она круглая“, но думаю, она плакала, вспоминая былые дни, когда у нее был роман с солдатом, который потом погиб, по крайней мере так говорили, она была величайшей из всех женщин, которых я знал, большие синие глаза, большая красивая женщина… ты могла бы так, выбирайся из этого ужаса и брось все это» – «Но я люблю, люблю слишком для такого» – «И все-таки не потому, что ты чувственна, бедняжка» – На самом деле мы немного успокаиваемся и начинаем любить друг друга, не обращая внимания на Эллиота, который толкает ее: «Билли не делай так не делай так Билли не делай так», пока я не кричу в разгаре: «Не делай чего? О чем он? – Может, он прав, и тебе, Билли, не стоит этого делать? Может, мы грешим против того, что было сказано и сделано? О, это безумие! – но он безумнее всех нас», ребенок действительно уже на кровати, дергает ее за плечо, как взрослый ревнивый любовник, который пытается оттолкнуть женщину от соперника (она на мне сверху, и это показывает, как я уже беспомощен и убит, а время всего четыре часа дня) – В доме разворачивается маленькая драма, может быть, немного не такая, на которую такие домики рассчитаны, или что могут вообразить себе окрестные соседи.
 
      35
      Только иногда в оргазме есть ужасный параноидальный элемент, он проявляется в том, что не нежная симпатия, а некий яд разливается вдруг по всему телу – Я чувствую ужасную ненависть к себе и ко всему окружающему, чувство пустоты, вовсе не похожее на обычную свежесть, словно колдовская сила выкачала мой спинной мозг – Чувствую, как злые силы собираются вокруг меня, от нее, от ребенка, от самых стен хижины, от деревьев, зловеща сама мысль о Дейве с Романой, все это наваливается на меня – Я оставляю бедную Билли, уткнувшуюся лицом в ладони, и выбегаю попить воды из ручья, но каждый раз, когда это происходит, я бегу обратно, ощущая вину и стремясь выразить ее, но в тот момент, когда я вижу ее вновь: «Она еще что-то замышляет», злобно догадываюсь я и вину уже не ощущаю – Она бормочет, закрыв лицо руками, а ребенок кричит рядом с ней – «Господи, ее нужно в монастырь!», думаю я, бегом возвращаясь к ручью – Внезапно вода в ручье приобретает другой вкус, как если бы в нее налили керосина или бензина – «Может, это соседи решили избавиться от меня, вот оно что!» – Я внимательно пробую воду и убеждаюсь, что так оно и есть.
      Как идиот, сижу у ручья и тупо гляжу на воду, когда подходит Дейв Вейн, размашисто шагая с единственной рыбой на связке, и его бедный гнусавый выговор, как будто ничего не произошло: «Слушай, я там два часа проторчал и глянь, что добыл! Одну несчастную, но трогательно красивую, в чем ты можешь убедиться, священную маленькую радужную морскую форель, которую теперь намерен почистить – А чистить ее следует так», и он невинно опускается на колени у ручья, чтобы продемонстрировать – Мне не остается ничего кроме как смотреть и улыбаться – Он говорит: «Будь готов к поездке на остров Фаролион в ближайшие два года, парень, там дикие канарейки будут садиться на лодку за сотни миль в море – Видишь ли, я пытаюсь скопить деньги на собственную лодку, думаю, нет ничего лучше рыбалки, и я намерен совершенно реорганизовать свою жизнь в соответствии с этим убеждением, хотя и вижу перед глазами суровый образ Фагана с „Роши-стик“ , но тебе бы стоило посмотреть, с какой быстротой можно подманить сотни сельдей и почистить за полторы минуты лосося, это факт, и разгуливать при этом в грубых рыбацких рубашках и вязаных шапочках – Парень, я об этом все знаю и уже пишу заключительную определяющую статью о том, как чистый тяжелый труд спасет всех нас – Когда ты здесь на берегу, это тот самый первобытный свет, я имею в виду рыбалку – Ты охотник – Птицы находят для тебя рыбу – Погода руководит тобой – От абсолютной усталости рассасывается чепуха в голове, и все встает на свои места» – Пока я сижу там на корточках, я представляю себе, что Билли, может быть, сейчас рассказывает Романе о том, что произошло в хижине, и Дейв тоже вскоре узнает, хотя он, кажется, знает многое из того, что происходит – Он несколько раз уже намекал, как теперь вот: «Ты выглядишь так, словно это худшие времена в твоей жизни, этот маленький Эллиот кого угодно с ума сведет, да и Билли, конечно, нервная девица – Вот так надо замерять, с помощью этого ножа» – И я изумляюсь тому, что сам не могу быть таким полезным и по-человечески простым и хорошим, чтобы в результате небольшой в общем-то беседы заставить другого чувствовать себя лучше, как это делает Дейв, длинный, со впавшими щеками после его собственного запоя, который длился несколько недель, но он не жалуется и не стонет по углам, как я, по крайней мере он действует, проверяет себя – От него у меня снова ощущение, что я один в мире лишен человеческого бытия, черт, так оно и есть, именно это я чувствую – «Ах Дейв, однажды мы с тобой отправимся на рыбалку к заброшенным рудникам на Раг-ривер, хах, к тому времени будем себя черт возьми получше чувствовать» – «Так, нам нужно еще на соус оставить, Джек», произнося «Джек» очень грустно, как Джерри Вагнер в свое время, когда мы карабкались на гору «Бродяг дхармы», где делились горем, «да и как-то мы многовато пьем СЛАДКОГО, знаешь, весь этот сахар да без закуски может нарушить обмен веществ, и уровень сахара в крови поднимется до отметки, когда станешь слабее курицы: особенно у тебя, ты ведь же не первую неделю пьешь только сладкий портвейн и сладкий „Манхеттен“ – Обещаю, священное мясо этой рыбки тебя исцелит», (весело смеется).
      Внезапно я смотрю на рыбу и снова ощущаю ужас, вновь вернулась прежняя схема смрти, только теперь я еще собираюсь вонзить в нее свои здоровые зубы англосакса и вырвать кусок печальной плоти маленького существа, которое еще час назад весело плескалось в море, на самом деле Дейв думает о том же и говорит: «Ох да, этот маленький ротик слепо искал корм в радостных водах жизни, но посмотрите-ка на него теперь, голова отрублена, не надо смотреть, мы, великие пьяные грешники собираемся теперь употребить это в качестве нашего священного ужина, так что когда мы ее приготовим, я обращусь к ней с индейской молитвой, надеюсь, местные индейцы тоже ее использовали – Джек, мы ведь можем устроить здесь праздник и отлично провести недельку» – «О я говорил, что я не, я… я так плохо себя чувствую от всего этого… Я не думаю, что смогу… Я с ума схожу из-за Билли и Эллиота и себя самого тоже, может нам придется уехать, или там не знаю, по-моему, я здесь умру» – И Дейв конечно разочарован, ведь я уже оторвал его от дел, чтобы приехать сюда, и это еще один повод для меня почувствовать себя гадом.
 
      36
      Дейв мастерски орудует в хижине, приготовляя кашу и наливая в сковороду кукурузное масло, Романа не отстает, сооружая изысканный огромный салат, густо заправленный майонезом, а бедная Билли молча помогает ей накрыть на стол, а мальчишка напевает у плиты, и все это вдруг становится похоже на счастливую домашнюю сцену – Один я с ужасом в глазах наблюдаю с крыльца – Еще и потому, что их тени при свете лампы на стенах огромны и похожи на чудовищ и ведьм и колдунов, я в лесу, один среди веселых духов – Солнце садится, и ветер начинает завывать, так что мне приходится войти в дом, но вдруг я снова дико выскакиваю к ручью, как всегда полагая, что вода все смоет и навсегда вернет мне уверенность (в беде своей не забываю о совете Эдгара Кейса: «Пей побольше воды»), но: «Это керосин, а не вода!», кричу я на ветру, никто не слышит – Мне хочется ударить ручей и заорать – Я поворачиваю назад, и вот оно, теплое нутро хижины, молчаливые люди внутри заметно хмурятся, поскольку не в состоянии понять, что стряслось с этим сумасшедшим, который бегает туда-сюда от дома к ручью, молча, с бледным лицом, оцепенелый, трясущийся и потеющий, словно на дворе июль, хотя на самом деле скорее прохладно – Я сажусь в кресло спиной к двери, а Дейв бодро продолжает лекцию.
      «Итак, сейчас мы устроим священный банкет, который включает все эти блага, которые, вы видите, царственно расположились вокруг одной вкусной рыбки, так что всем нам следует обратиться к рыбе с молитвой и выбрать кусочки, на каждого у нас только по четыре ломтика, и представлены все части рыбы, которые имеют значение – Но помимо этого, чтобы правильно приготовить свежеразделанную рыбу, нужно проверить, раскалилось ли масло до неистовства, чтобы уже можно было класть, не раскаленное, но горячее, так, да, уже раскаленное, подайте икру, потом нежно кладете рыбу в масло, и начинается жуткий треск» (что он и проделывает под аплодисменты Романы) (и я бросаю взгляд на Билли, а она задумалась о чем-то в углу, как монахиня), но Дейв продолжает шутить, пока все мы не расплываемся в улыбке – Полка рыба готовится, однако, Романа все время сует мне еду, чем в общем-то весь день занималась, какой-нибудь hors d' oeuvres или кусок помидора или еще что-нибудь, очевидно, желая помочь мне – «Тебе нужно КУШАТЬ», постоянно твердят они с Дейвом, но я не хочу, и все-таки они подносят куски к моему рту, пока в конце концов я не задумываюсь хмуро: «А что это они мне все время суют, яд? – и что у меня с глазами, они расширенно-черные, словно после наркотиков, а ведь я только вино пил, может, Дейв мне в вино подсыпал или как? Может, думал помочь? Или может, они члены тайного общества, которые подсаживают людей на наркотики во имя просветления или еще чего-нибудь?», даже когда Романа подает мне кусок, и я беру его из ее больших коричневых ладоней и начинаю жевать – На ней только лиловые брючки и лиловый же лифчик, больше ничего, чтобы веселее было, Дейв радостно шлепает ее по попе, пока готовит ужин, и для Романы эта эротика вполне естественная вещь, ведь она уверена в благотворности демонстрации своего большого тела – В какой-то момент, когда Билли склоняется над стулом, Дейв заходит сзади и игриво касается ее и подмигивает мне, но я, как слабоумный, ноль внимания, а мы могли бы оттянуться так, как солдаты мечтают сутки напролет, черт – Но яды в крови асексуальны и асоциальны и а-все-остальное – «Билли такая красивая и стройная, как мы с Романой бывало, может мне переключиться ради разнообразия», говорит Дейв, склонясь над раскаленной сковородкой – Я оглядываюсь через плечо и вижу, сначала со вспышкой радости, но уже в следующий момент со зловещим испугом огромный диск полной луны, застывший между горой Мьен-Мо и северной стеной каньона, словно спрашивающий меня, оглянувшегося в трепете: «Ктоо тыы».
      Но я говорю: «Дейв, глянь, только этого не хватало», и показываю на луну, деревья застыли в мертвой тишине, и мы тоже, вот она, огромная полная траурная луна, которая пугает сумасшедших и вздымает волны, на ее фоне видны силуэты двух-трех деревьев, и вся эта сторона каньона залита серебром – Дейв только смотрит на луну усталыми глазами безумца (перевозбужденными глазами, как сказала бы моя мама) и ничего не говорит – Я выхожу к ручью и пью воду и возвращаюсь и спрашиваю о луне, и вдруг четыре тени в хижине глухо молчат, словно сговорились с полнолунием.
      «Время ужинать, Джек», говорит Дейв, выходя вдруг на крыльцо – Все молчат – Я вхожу и робко сажусь за стол, как бесполезный первопроходец, который ничего не делает, чтобы помочь мужчинам или ублажить женщин, идиот в обозе, которого, однако, нужно кормить – Дейв стоит и говорит: «О полная луна, вот наша рыбка, которую мы сейчас отведаем, чтобы утолить голод и набраться сил; спасибо вам, люди-рыбы, спасибо, рыбий бог; спасибо луне, за то, что светит в эту ночь; в ночь полнолунной рыбы, первый нежный кусочек которой мы сейчас освятим» – Он берет свою вилку и аккуратно раскрывает рыбу, которая красиво запанирована и обжарена и уложена среди ослепительных салатов и овощей и крупяных лепешек, он раскрывает забавные жабры, проникает внутрь, достает странный кусок и подносит к моим губам со словами: «Прими этот первый кусок, Джек, крохотный кусочек, только пожалуйста жуй очень медленно», я так и делаю, кусок жирный и вкусный, но язык мой уже не ощущает вкуса, у малыша Эллиота глаза горят от восторга благодаря этой чудесной игре, которая, однако, начинает пугать меня – Причины теперь уже ясны.
      За едой Дейв объявляет, что мы с ним устали от чрезмерных возлияний и ей-богу собираемся исправиться и позаботиться о том, чтобы завязать, потом он, как обычно, пускается в истории, превращая все в обычный ужин с разговорами, который, надеюсь я поначалу, меня поправит, но после мне становится еще хуже, «Эта рыба вобрала в себя всю смерть каланов и мышей и змей и всех остальных», думаю я – Билли тихо и кротко моет посуду, Дейв радостно курит на крыльце, завершая ужин сигаретой, а я вновь, как лунатик, брожу у ручья, через каждые пять минут прячась от всех, не понимая, впрочем, что заставляет меня так себя вести – МНЕ НУЖНО отсюда выбраться – Но я не имею права ОТДАЛЯТЬСЯ – Поэтому я все время возвращаюсь, но это замкнутый механический бесцельный круг, туда-сюда, вокруг да около, пока их не начинают по-настоящему беспокоить мои все более частые молчаливые отлучки и жуткие возвращения, все они молча сидят у плиты, но теперь склонили головы друг к другу и шепчутся – Я вижу из леса эти головы-тени, которые шепчутся обо мне у плиты – Что говорит Дейв? – И почему это они выглядят так, словно еще что-то замышляют? – Может, это Дейв Вейн через Коди устроил так, чтобы я познакомился с Билли и сошел с ума, а теперь я один в лесу, и сегодня вечером они планируют дать мне финальную отраву, которая напрочь лишит меня контроля, и на следующее утро мне придется отправиться в больницу, и я больше никогда не напишу ни строчки? – Дейв Вейн завидует, что я написал 10 романов? – Коди поручил Билли заставить меня на ней жениться, чтобы завладеть моими деньгами? Романа член общества отравителей (я слышал, как она еще троих упоминала ранее в машине, и вчера вечером какую-то странную песню она пела) – Их трое, Дейв Вейн на самом деле главный конспиратор, я ведь знаю, что у него в маленькой коробочке припрятаны амфетамин и иглы, всего одна инъекция в помидор, или порцию рыбы, или накапать в бутылку с вином, и глаза мои станут бешено широкими и темными, как сейчас, мои нервы ОУУухнут, вот как я думаю – А они все сидят там у огня в мертвой тишине, а когда я вхожу, снова начинают разговаривать: верный знак – Я опять выхожу, «Пойду пройдусь по дороге» – «О'кей» – Но когда я оказываюсь один на тропинке, миллион извивающихся лунных рук преграждают мне дорогу, и каждая дыра в скалах, и любое обгоревшее дерево, мимо которых я спокойно проходил в густом тумане сотни раз в течение лета, теперь там что-то быстро движется – Я спешу обратно – Даже на крыльце меня пугают знакомые кусты возле дома или разбитое бревно – А журчание ручья проникает в голову и в ритме морских волн продолжает: «Кипяток бульк в тебе, ты скручен и нахлобучен,…….», я хватаюсь за голову, но лепет не прекращается.
      Маски расцветают у меня перед глазами, когда я закрываю их, луна извивается, когда я на нее смотрю, руки и ноги содрогаются, когда я перевожу взгляд на них – Все в движении, крыльцо хлябает, словно ил или слякоть, стул подо мной трясется – «Ты точно не хочешь поехать в Непент и выпить „Манхеттена“, Джек?» – «Нет» («Да-а, чтоб ты туда яду подсыпал», мрачно думаю я, в то же время искренне страдая оттого, что могу так думать о бедном Дейве) – И понимаю непереносимые муки безумия: как могут думать несформировавшиеся еще люди, что сумасшедшие «счастливы», Боже мой, не кто иной как Ирвин Гарден однажды предостерег меня от мысли, будто бы дурдома полны «счастливых идиотов», «Голову стягивает от боли, ужас, творящийся в сознании все усиливается, они так несчастны, тем более что никому не могут объяснить, или выкарабкаться и получить помощь в отношении той истерической паранойи, от которой страдают так, как никто в мире и, думаю, во всей вселенной», и Ирвин знал, что говорит, поскольку имел возможность понаблюдать за своей матерью Наоми, которой в конце концов пришлось подвергнуться лоботомии – Это рождает во мне мысль о том, как прекрасно было бы вырезать всю эту агонию из моего черепа и ПРЕКРАТИТЬ ЭТО! ПРЕКРАТИТЬ ЭТОТ ЛЕПЕТ! – Потому что теперь он не только в ручье, как уже было сказано, он покинул ручей и переселился в мою голову, и хорошо бы, если бы это был связный лепет, что-либо означающий, только ведь этот брилльянтово-сверкающий лепет означает не что-либо: он командует мне умереть, потому что все кончено – Все вокруг кишит.
      Дейв с Романой снова уходят к ручью, чтобы сладко проспать всю ночь под луной, а мы с Билли остаемся уныло сидеть у огня – Ее голос взывает: «Тебе станет лучше, если ты придешь в мои объятья» – «Мне нужно что-то предпринять, Билли, после всего, что я тебе рассказал, я не могу заставить тебя понять, что со мной, ты не поймешь» – «Залезай ко мне в спальник, как в прошлую ночь, просто поспи» – Мы забираемся туда голышом, но теперь я не пьян и вполне ощущаю тесноту и, кроме того, из-за своей лихорадки невыносимо потею, ее кожа уже совершенно из-за меня мокрая, а руки снаружи мерзнут – «Нет не так!» – «Что ты придумал?» – «Давай попробуем на койке», но, обезумев, я сооружаю никуда не годную койку, крытую только доской, забыв подстелить спальники, как делал все лето, я просто забыл все это, Билли, бедненькая Билли ложится со мной на эту абсурдную доску, думая, что я пытаюсь изгнать из себя сумасшествие путем самоистязания – Глупо, мы лежим вытянувшись, сами как доски – Я скатываюсь со словами: «Попробуем иначе» – Я пытаюсь расположить спальник на полу у крыльца, но в тот момент, когда она в моих объятиях, ко мне прилетает комар, или меня прошибает пот, или я вижу вспышку света, или в голове начинает гулко звучать гимн, или кажется, что к ручью, разговаривая, спускаются тысячи людей, или что шум ветра несет с собой взлетевшие бревна, которые обрушатся на нас – «Подожди минутку, я вскрикиваю и поднимаюсь пройтись немножко, и спускаюсь попить воды к ручью, где мирно обнялись Дейв с Романой – Я начинаю проклинать Дейва: „Сволочь, занял единственное пригодное для сна место, вот тут в песке у ручья, если бы его здесь не было, я мог бы здесь спать, даже с Билли, всю ночь, сволочь, занял мое место“, и я бросаюсь назад к крыльцу – Бедная Билли протягивает ко мне руки: „Пожалуйста, Джек, ну давай, люби меня, люби меня“ – „Я НЕ МОГУ“ – „Но почему не можешь, если мы даже никогда больше не увидимся, пусть хоть последняя ночь будет красива и запомнится навсегда“.
      «Как идеальное воспоминание о нас обоих, неужели и этого ты не можешь для меня сделать?» – «Я сделал бы, если бы мог», бормочу я, как мутный старый придурок, отыскиваю по всему дому спичку – Я не могу даже сигарету прикурить, что-то злобно ее гасит, когда же я наконец прикуриваю, она мертвит мой горячечный рот, словно смертью его наполняя – Я сгребаю еще кипу мешков и одеял и сваливаю их на другом конце крыльца, обещая Билли, которая теперь вздыхает, осознав всю безнадежность: «Я сначала попробую здесь сам вздремнуть, а потом проснусь, мне станет лучше, и я приду к тебе» – И я пытаюсь, жестоко ворочаюсь, широко раскрытыми перепуганными глазами смотрю в темноту, как Хэмфри Богарт тогда в фильме, убивший партнера, пытался уснуть у огня, и показывают его глаза, жестко и безумно уставившиеся на пламя – Я пытаюсь закрыть глаза, но какие-то эластические толчки раскрывают их вновь – Я пытаюсь повернуться на другой бок, но вместе со мною поворачивается вселенная, и на другой ее стороне не лучше – Я понимаю, что рискую никогда из этого не выбраться, а мама ждет меня дома и молится за меня, она ведь скорее всего знает, что сейчас со мной происходит, я с плачем обращаюсь к ней, чтобы она молилась и помогла мне – Впервые за последние три часа вспоминаю кота и испускаю вопль, который пугает Билли – «Все в порядке, Джек?» – «Подожди немного» – Но она уже засыпает, бедняжка измучилась, я понимаю, что она уже готова бросить меня на произвол судьбы, и не могу прекратить думать, что она и Дейв с Романой втайне не спят, ожидая моей смерти – «Зачем?», думаю я, «это тайное общество отравителей, я знаю, а все потому, что я католик, это великие антикатолические структуры, это коммунисты всех уничтожают, травят каждую отдельную личность, пока в конце концов всеми не завладеют, это безумие к корне тебя меняет, и утром ты уже не тот – наркотик изобретен by Airpatians как средство для промывки мозгов, я всегда подозревал, что Романа коммунистка, она ведь румынка, а что касается Билли, странная вся эта ее компания, и Коди наплевать, а Дейв воплощенное зло, и может быть я это всегда подозревал», но вскоре мои мысли становятся еще менее «разумными», и начинаются часы бреда – Духи шепчут мне в уши долгие скороговорки, советуя и предостерегая, внезапно с криком врываются другие голоса, проблема в том, что все они говорят безудержно и очень быстро, как только Коди иногда умеет, и как ручей, так что мне приходится цепляться за смысл, хотя я хотел бы изгнать их из своих ушей – Я машу возле ушей руками – Я боюсь закрыть глаза, потому что все сумасшедшие вселенные, которые я вижу, опрокидываются и вдруг разрастаются, и вдруг взрываются, впиваясь в меня, лица, раскрытые в крике рты, длинноволосые крикуны, внезапные злобные признания, внезапные «тра-та-та» церебральных «комитетов», спорящих о «Джеке» и говорящих о нем так, словно его здесь нет – Бесцельные моменты, когда я ожидаю появления новых голосов, и вдруг среди листвы миллионов деревьев тяжкими стонами взрывается ветер, и это звучит как безумие луны – А луна все выше, ярче, светит прямо в глаза, как фонарь – Беспорядочные спящие тени так застенчивы там – Всецело человек и всецело в безопасности, я плачу: « Я больше не человек и никогда больше не буду в безопасности, ох чего бы я ни отдал ради того, чтобы зевать дома воскресным днем, ведь я так устал, ох, чтобы опять так было, никогда больше этого не будет – Ма была права, все шло к тому, чтобы я сошел с ума, так и случилось – Что я скажу ей? Она будет в ужасе и сама сойдет с ума – Oh ti Tykie, aide mue – меня, съевшего рыбу, у которого нет больше права просить Тайка –„ – Жаргон внезапных громких сообщений проносится в моей голове на языке, который я никогда прежде не слышал, но который мгновенно понимаю – Секунду я вижу синие Небеса и белое покрывало Девы, но вдруг огромное злобное синее, как чернила, пятно заливает видение, «Дьявол! – дьявол пришел за мной в эту ночь! Вот так ночь! Вот оно что!“ – Но ангелы смеются и исполняют на морских скалах неприличный танец, теперь уже всем наплевать – Внезапно яснее, чем когда-либо в жизни, я вижу Крест.
 
      37
      Я вижу Крест, в полной тишине, долго, моя душа устремляется к нему, все тело к нему устремляется, я протягиваю руки, чтобы мня забрали, и ей-богу меня забирают, мое тело начинает отмирать, и я лечу к Кресту, сияющему во тьме, я начинаю кричать, потому что понимаю, что умираю, но я вовсе не хочу пугать Билли или кого бы то ни было своими предсмертными криками, поэтому я задавливаю вопль и просто отдаюсь смерти и Кресту: как только это происходит, я медленно начинаю возвращаться к жизни – Следом возвращаются дьяволы, начальство командует мне в уши думать по-новому, шипит тайный лепет, вдруг я снова вижу Крест, на этот раз он меньше и дальше от меня, но все так же ясно виден, и сквозь шум голосов я произношу слова: «Я с тобой, Исус, навсегда, благодарю тебя» – Так я лежу в холодном поту, размышляя о том, что на меня нашло, после стольких лет изучения буддизма и уверенных, с трубкой в зубах, медитаций на пустоту и все такое, вдруг мне явился Крест – Глаза полны слез – «Мы будем спасены – Может быть, я даже Дейву Вейну об этом не скажу, не стану будить его и пугать, скоро он сам узнает – теперь можно спать».
      Я поворачиваюсь на другой бок, но это всего лишь начало – Еще только час, и ночь все наматывается и наматывается на колесо луны до самого рассвета, к тому моменту я еще не раз увижу Крест, но где-то идет битва, и демоны все возвращаются – Я знаю, если бы мне уснуть хоть на часок, успокоился бы весь этот шум в мозгу, вернулся бы какой-то внутренний контроль, некое благословение приглушило бы все это – Но ко мне вновь, тихо хлопая крыльями, подлетает мышь, я ясно вижу ее в лунном свете, маленькую темную голову и такие безумные зигзаги крыльев, что смотреть невозможно – Внезапно я слышу шум, летающая тарелка недвусмысленно парит над теми деревьями, от которых и идет шум, а в ней отряды, «Они прилетели за мной, о Боже!» – Я вскакиваю и свирепо уставляюсь на дерево, я намерен защищаться – Перед носом хлопает крыльями летучая мышь – «Мышь – их представитель в каньоне, отправляет им послания по радару, почему они не улетают? Дейв что, не слышит этот ужасный шум?» – Билли спит, как убитая, но маленький Эллиот ударяет вдруг ножкой об пол, бамс – Я понимаю, что он не спит и в курсе всего происходящего – Я снова укладываюсь и поглядываю на него из своего угла крыльца: я вдруг догадываюсь, что он смотрит на луну и вот опять: стучит ногами: отправляет сообщения – Он колдун, принявший обличье мальчика, он и Билли уничтожает! – Я поднимаюсь взглянуть на него, чувствуя в то же время вину, за то, что, очевидно, это все чепуха, которую я выдумал, а он даже не укрыт как следует, маленькие голые ручки выбились из-под одеяла в холоде ночи, на нем нет даже ночной рубашки, я проклинаю Билли – Я укутываю его, и он хнычет – Возвращаюсь и ложусь, безумно уставившись внутрь себя самого, и вдруг на меня нисходит блаженство в виде заработавшего механизма сна – И снится мне, что я и еще пара человек нанялись работать в горах, тот же хребет, где и пик Одиночества(стало быть, снова гора Мьен-Мо), и начинается все с бригады у горной реки, которая рассказывает нам, что двоих рабочих завалило на склоне снегом, и мы должны свеситься туда и выяснить, можно ли их «погрузить» или втащить – И мы лежим на рыхлом снегу на высоте тысячи футов над рекой, разгребая такие слои снега, что непонятно, есть ли кто-нибудь под ними – А у начальства не только ботинки со специальными креплениями, которые обеспечивают им безопасность (крепления типа лыжных), поэтому я начинаю понимать, что они просто дурят нас бедных, и мы тоже можем свалиться ( я почти уже падаю) – (упал) – (почти) – Наблюдая за происходящим со стороны, я вижу, что это обыкновенная ритуальная шутка для новичков, которых затем отправят на другой берег реки разгребать еще снег в надежде обнаружить пропавших рабочих – Так что мы начинаем путь, сначала вдоль реки, но по дороге все встречные крестьяне рассказывают нам о Чудовищной Бого-машине на том берегу, которая кричит голосами разных птиц и сов, и у нее миллион инфернальных приспособлений, небрежные и шаткие подробности о которых заставляют вспотеть; как «наблюдатель происходящего» я вновь вижу, что это трюк, чтобы напугать нас, и когда мы окажемся здесь ночью и услышим голоса настоящих птиц, сов и так далее, то решим, как деревенские недотепы, что это Чудовище – Тем временем мы получаем знак отправляться на главную гору, но я обещаю себе, что если мне не понравится там работать, я вернусь на старое место на пик Одиночества– Наши работодатели уже продемонстрировали убийственное чувство юмора – Я прибываю на гору Мьен-Мо, которая снова напоминает Ратон-каньон, но там еще есть широкая, хотя и высохшая река, которая течет сквозь большую дыру в скалах, а на них высиживают птенцов множество хищных птиц – Старые бродяги орут на них и грубо сталкивают с уступов, а потом начинают кормить их, как ручных, кусками красного мяса или красными крошками , так что поначалу мне кажется, что эксцентричные старые городские бродяги собираются съесть их или продать (может так оно и есть), поскольку прежде, чем понять это, я вижу сотни пар медленно совокупляющихся грифов на городской свалке – Это уже по-человечески оформленные хищники с человеческими руками, ногами, головами, торсами, но при этом с радужными перьями, и все самцы тихо сидят позади Хищниц-самок, все так же медленно похабными неспешными движениями совокупляясь с ними – И мужчины и женщины развернуты лицами в одном направлении, и, очевидно, между ними есть какой-то контакт, поскольку радужно оперенные зады их медленно тупо монотонно совокупляются на скалах свалки – Проходя мимо, я даже вижу выражение на лице молодого светловолосого самца, вечно недовольного, поскольку его Самка «старое трепло» и все время с ним спорит – У него совершенно человеческое лицо, только нечеловечески вязкое, словно бледный непропеченный пирог, с выражением тупого сумасшедшего ужаса оттого, что он обречен на все это, и это заставляет меня вздрогнуть от симпатии к нему, я даже могу разглядеть выражение мyки на этом тесте средних лет – Как они человечны! – Но внезапно я и еще двое молодых рабочих оказываемся в нашей квартире в респектабельном квартале Хищников, где Самка и ее дочь показывают нам наши комнаты – Их лица густо пузырятся дрожжами, но замазаны косметикой, делающей их похожими на пухлых рождественских кукол, и плюс к тому тупые, сумасшедшие, но все-таки человеческие выражения на лицах, они похожи на толстогубых резиновых зубрил,