Ждут, конечно же, меня…
О Владычица, было ли это? Неужели я и в самом деле была тогда столь молода?
Кантри
Когда я проследил за ними до лагеря гедри и мне стало понятно, что та, за которой я наблюдал, не собирается пока взывать ко мне, я препоручил наблюдение за ней Хадрэйшикрару. Время для возобновления договора почти подошло, если только гедри помнили об этом. Ведь минуло более ста лет. Я изучал их и знаю, что для них столь короткий отрезок времени равен трем или четырем поколениям. А многие из моего народа даже не заметили его.
Поэтому я рад был найти в назначенном месте нового представителя. Он был повыше своих спутников и отличался золотисто-рыжими волосами — насколько я мог рассудить, он, должно быть, был вожаком собирателей листвы. Он выждал какое-то время, после чего воззвал:
— Итак, сейчас полдень, и я здесь. Покажись же, дракон, молю тебя! У меня не слишком много времени: еще много чего нужно сделать!
В голосе его звучало какое-то оскорбительное высокомерие, которое удивило меня. Гедри редко бывают настолько самоуверенными перед лицом моего народа.
Солнце стояло прямо над головой, когда я пробрался к просвету между деревьями, где меня было бы видно, и ответил ему:
— Приветс-с-ствую тебя, детищ-ще гедри. Ч-что привело тебя ч-чрез-з море в обетованную з-землю моего народа?
Я всегда стараюсь, чтобы моя человеческая речь звучала для листосборцев несколько устарело и необычно — каждый раз, когда мы возобновляем с ними договор.
Услышав мой голос, представитель судорожно вздрогнул.
— Так вы и в самом деле существуете, — сказал он, и голос его теперь звучал намного тише и даже дрожал. — Прости меня. Мне говорили… я полагал, что вы — всего лишь легенда, — он стоял, охваченный страхом.
— Многие годы минули с-с той поры, когда прих-ходили вы за ланс-с-сипом. Вед-домы ли тебе, аки преж-жде, ус-словия договора?
Наконец он сумел выговорить:
— Я… нет, прошу прощения, господин дракон, я даже не знаю ни о каком договоре, — произнес он.
Меня поражал его голос, Несмотря на чувствовавшийся в нем страх, было очень похоже, будто говорит один из моих сородичей, мне было приятно узнать, что и среди гедри встречаются столь певучие голоса.
— Вс-се же вы з-здес-сь ради лис-ствы?
— Да, господин дракон. Но что это за договор? Простите, господин, я не думал, что вы окажетесь здесь…
— Нич-чего х-хитрого, детищ-ще гедри. Рубеж-ж нах-ходитсся к с-северу и много з-западнее — это ограда в лес-су, отделяющ-щ-щая твой народ от моего. Юж-жнее леж-жит мес-сто, где вы выс-садилис-сь, восточ-чнее — море. Пус-сть же ты и твои родичи обретаютс-ся по эту сторону ограды, где рас-стут ланс-сиповы древа; мы же не намерены прес-секать ее и ч-чинить вам препятс-ствия. И случ-чится тебе либо кому-то из рода твоего пресеч-чь сию границу, рас-сплатою будет ж-жизнь ваша — мы предадим вас-с с-смерти, едва лиш-шь увидим. Коли будет нуж-жда тебе говорить с нами, явис-сь с-сюда в полдень, и тебе ответят. До рассвета с-седьмого дня вам долж-жно с-собрать вес-сь ланс-сип, с-сколько вам надобно. В этот день, как с-солнце появитс-ся из-за грани мира, ты вс-стретиш-шься со мною з-здес-сь, дабы прос-ститься. Не пропус-сти сию встреч-чу, ибо она будет залогом того, ч-что вы покидаете остров. Случис-сь вам возж-желать ос-статься дольш-ше, вас зас-ставят уех-хать с-силой. Понимаеш-шь ли ты?
— Я… да-да, думаю, понимаю. Мы будем оставаться по эту сторону Рубежа, у нас будет шесть дней, чтобы набрать лансипа, и я встречусь с тобой, прежде чем мы покинем остров на рассвете седьмого дня. Если нужно будет поговорить, я приду в полдень. Я правильно понял?
— Ты х-хорош-шо с-слуш-шал, купец. Как твое имя?
— Я Ма… мастер Боре Триссенский, господин дракон. А как мне называть тебя?
Я почуял ложь и добавил к своему голосу низкий рык:
— Пр-равду, купец-ц! Я спр-раш-шиваю лишь то имя, которым тебя наз-зывают, однако ис-стинное с-свое имя ты также не смог бы с-сокрыть от меня!
— Марик. Марик Гундарский, — ответил он сейчас же. — А твое имя?
Меня позабавил его вопрос, и я зашипел.
— 3-зови меня гос-сподином др-раконом, — казалось, смех мой привел его в замешательство. — 3-знай же, что з-за тобою и твоим народом вс-се время с-следят, — сказал я ему. — На з-закате проведи с-скот через-з врата. Коли будет нуж-жда тебе говорить со мною, явис-сь с-сюда и воззови к с-страж-жу. За ис-сключением таких-х встреч, мы не будем больш-ше общ-щаться до того времени, пока вы не с-снарядитес-сь в обратный путь.
Трясясь, он согнулся в моем направлении (туда, где располагалась основная моя часть) и отошел прочь гораздо быстрее, чем явился.
Таковы правила, кои предписано соблюдать при встрече двух наших народов, если не считать еще обычного прощания при расставании.
По моему убеждению, этого недостаточно.
Представителям нашего Большого рода ведомо некое страстное чувство, непреодолимое стремление, — мы именуем его ферриншадик. Может статься, это наше родовое наследие, ибо оно до некоторой степени свойственно всем нам; однако, по мнению некоторых, в том числе и меня, это лишь горькая боль от осознания своей ограниченности, своего одиночества. Стремление это заключается в том, что нас неудержимо тянет к общению с другим видом существ, мы мечтаем побеседовать с иным родом, узнать, увидеть мир глазами других. Для меня стремление это всю жизнь являлось тяжким бременем. Я разузнавал все, что было известно моему народу о гедри, пытаясь таким образом смягчить тягучую, тоскливую боль, однако тем самым лишь усугубил ее.
Как описать мне страстное, пламенное стремление сердца к тому, чего не может быть никогда? Существует запрет, не позволяющий двум нашим племенам встречаться, ибо слишком велики опасности, подстерегающие нас обоих. С тех пор, как в мир явился Владыка демонов, у моих сородичей слишком сильно искушение желать гедри смерти. Вот почему мы переселились на этот остров. Великий запрет действует вот уже три тысячи лет — даже по меркам моего народа это очень долгий срок, — и мы не видели возможности нарушить его, не подвергнув обе стороны гибельной опасности.
Некоторые, дабы ослабить зов ферриншадика, пытаются общаться с деревьями, однако медленной, задумчивой их речи нужно учиться всю жизнь, да и говорить с ними можно лишь о ветре, воде, земле и огне о соках, струящихся по их стволам, и о листьях, опадающих с приходом осени. Истинный ферриншадик влечет к общению с существами, обладающими сознанием. Трелли все сгинули, насколько нам было известно, а со своими заклятыми врагами ракшасами мы не общались — оставались только гедришакримы. Нам трудно преодолеть древний страх и отвращение — большинство представителей рода считают, что не стоит даже и пытаться, — однако от ферриншадика не избавишься. А мне он свойствен больше, чем кому бы то ни было. Хадрэйшикрару, как ученому, это чувство также ведомо, но гораздо слабее, чем мне. Ферриншадик горячил мне кровь, мои вех-сны были полны видений, и из года в год я ждал знака, который дал бы мне понять, что время пришло.
Та, что смеялась… Мысли о ней переполняли мне сердце. Мне очень хотелось с нею пообщаться, но я не вправе был этого делать. Я сам помогал устанавливать законы, ограничивающие наши отношения с собирателями листвы, а царь не может действовать против собственных указов. Поэтому я вынужден был ждать и надеяться, а заодно и выяснить, ведомо ли ей такое же стремление.
Она должна будет явиться ко мне…
Ланен
Когда палатки были установлены и мы более или менее обосновались, мне пришлось побороть в себе порыв спрятаться где-нибудь. Разумеется, укрыться мне бы не удалось. Марик знал, что я здесь, и избежать встречи с ним не было никакой возможности, так что я сама решила разыскать его назло всему. Я спросила Реллу, не знает ли она, где мне его найти.
— Я слышала, он отправился говорить со стражем, — ответила она — Если его еще не съели, он, должно быть, очень скоро вернется. Похоже, она питала к Марику сильное презрение, и от этого не стало чуточку лучше. По крайней мере, это помогло мне уравновесить свой страх.
Но пока она говорила, я увидела длинную фигуру Марика, появившегося в просвете между деревьями. Он шагал к лагерю и, казалось был страшно возбужден, и все мои намерения сейчас же рассеялись словно дым на ветру. Я юркнула назад в палатку и постаралась остаться незамеченной.
Как оказалось, лучше бы я не утруждала себя этим. Хозяин наш обратился ко всем присутствующим, велев нам собраться на широкой прогалине, чуть севернее той, где мы разбили лагерь. Я поняла, что именно оттуда Марик и пришел.
Подняв капюшон своего старого черного плаща, я побрела к месту сбора, пытаясь вопреки всякому здравому смыслу горбиться и пригибать при ходьбе колени.
Марик встал неподалеку от меня, однако теперь с нами заговорил владелец корабля, тот самый, кто нанял меня на борт в Корли.
— Начало есть, — сказал он незамысловато. — Господин Марик переговорил со стражем деревьев и выяснил условия договора. Старая ограда вдоль деревьев — это Рубеж, — он указал себе за спину: там явственно виднелась линия деревьев, тянувшихся вдоль заросшей, но все еще различимой тропы подле приземистой изгороди, старой и гнилой. — Ограда тянется на несколько миль к западу и затем, согласно нашим сведениям, поворачивает на юг, чтобы выйти на побережье. Море находится к востоку от Рубежа. Мы можем собрать все листья, какие найдем на этой стороне границы, а также плоды, однако нет смысла везти с собой деревья — они все равно погибнут. Вы прибыли сюда за листьями. И чем больше их будет, тем лучше, мешков у нас столько, что хватит ободрать все лансиповые деревья на острове. Если кто-нибудь найдет плоды, все еще сохранившиеся на ветвях, их следует лично принести Марику, который разместится в большой хижине. Нашедшему будет отпущено столько серебра, сколько весит плод. — Тут серьезная маска на миг слетела с его лица, и он ухмыльнулся во весь свой щербатый рот: — Я слышал, эти плоды по весу тянут не меньше дыни. Берегите их как зеницу ока!
В ответ раздался одобрительный говор.
Голос его сделался еще громче (что против воли произвело на меня немалое впечатление: я знала, как нелегко достичь такого).
— И уж поверьте мне, раз я вам это говорю: вы не сможете пересечь этот Рубеж живыми. Пока мы сюда плыли, я слышал, как некоторые из вас поговаривали, что, мол, мы, купцы, небось сами понавыдумывали этих драконов, чтобы приберечь лансип для себя, — он снова коротко ухмыльнулся. — Жаль, что это не так, а то было бы неплохо. Однако же имейте в виду: они гораздо могущественнее и сильнее нас.
Неважно, что вы там слышали или не слышали на корабле. Господин Марик только что говорил с одной из этих тварей. Драконы вполне настоящие. Они живут тут, это их остров, и если вы вздумаете пересечь Рубеж, будете подвергнуты мгновенной смерти. Все свидетельства, собранные из прошлых путешествий, говорят о том, что они предают смерти всякого, кто пытается пересечь границу, и страж сам еще раз напомнил об этом не более пяти минут назад.
Оставайтесь на этой стороне, работайте не покладая рук в течение следующих семи дней, и все вы станете страшно богатыми, когда мы вернемся в Корли. Пересечете границу — погибнете, только и всего. Вопросы есть?
Молчание.
— Оставьте свои вещи в палатках; после обеда вы получите у хозяйственника столько мешков, сколько вам будет надо. Разойдись.
Все отправились кто куда, оставив меня неподвижно глазеть в темноту леса прямо передо мной. Я не видела дальше нескольких локтей — из-за толстых веток деревьев, пусть и частично оголенных осенними холодами. Я чуть было не воззвала к драконам прямо там, но тут корабельщик окликнул меня, велев идти следом за всеми.
Время еще не пришло, и я это прекрасно знала; я нехотя развернулась и, глядя через плечо, зашагала прочь, покуда прогалина не скрылась из виду.
Глава 8ГОЛОСА В ЛУННОМ СВЕТЕ
Ланен
К концу дня я решила, что уже, по меньшей мере, вернула себе все то, что потратила в Корли перед началом плаванья. Я вполне могла прикинуть по весу листьев, которые насобирала за вторую половину дня, что у меня уже выходила приличная сумма серебром. В ту ночь, как и впоследствии, нам приходилось отходить все дальше от лагеря: даже я приметила, что дальние рощицы гораздо гуще, хотя и не обращала на это особого внимания. Сказать по правде, я была вовсе не против того, чтобы за мои старания заплатили серебром, но думала я совсем о другом.
Я по-прежнему надеялась, что к утру мне удастся встретить одного из драконов и поговорить с ним. Марик не стал меня разыскивать и никого за мной не прислал — я начала думать, что теперь, когда он попал сюда, все его помыслы были обращены к лансипу, а обо мне он позабыл. Но внутренне я будто слышала, как чей-то противный тоненький голосок постоянно нашептывал мне, что Марик, возможно, мой отец, а я сама давно уже обещана демонам.
Ужин был теплым и обильным; едва он закончился, как большинство моих сотоварищей, взяв новые мешки, опять отправились к деревьям. Несколько человек, к которым присоединилась и я, забрались в свои палатки, намереваясь передохнуть, прежде чем возобновить сбор. Большинство из нас решили подняться через несколько часов. Меня удивило, что на ночь в лагере даже не выставили дозорных, и я поделилась этим с Реллой, пока она готовилась ко сну.
— А что бы нам дали дозорные-то? — спросила она с недоумением. — По всем сведениям, на этом острове всего три вида тварей, которые будут крупнее мышей, — это мы, наш скот и драконы. Мы все слишком устали — ни чинить злодейства, ни собирать листья мы не в состоянии; весь наш скот теперь в распоряжении драконов, а если сами драконы вздумают напасть на нас — тут уж нам никакой дозор не поможет. Ступай-ка и не мешай мне спать, будь умницей.
Я помогла ей завернуться в одеяла, а сама вышла наружу и подошла к самому костру, чтобы погреться в ожидании времени, когда последние из оставшихся не улягутся спать или не отправятся вновь на сбор лансипа. Я чувствовала, что этой ночью не успокоюсь, пока не отправлюсь к Рубежу и не попытаю счастья. В нетерпении я расхаживала взад-вперед, и мысли мои, казалось, беспрестанно блуждали вокруг одного и того же, словно годовалый жеребчик, которого водят по кругу. С трепетным страхом я думала о Марике и о том, какие он вынашивает замыслы, но гораздо сильнее меня поглощали мысли о самих драконах. Все-таки я в конце концов очутилась здесь, и хотя первое мое путешествие близилось к завершению, я стояла на пороге новых приключений; однако сейчас я была в таком напряжении, что напоминала сама себе натянутый лук. Врал ли Марик по-прежнему или же он и вправду видел их? Этот вопрос очень меня беспокоил. Не тратила ли я попусту время, пытаясь угнаться за призрачными грезами во тьме? Пусть даже они и впрямь существуют, с какой стати кому-то из них захочется со мною говорить, вместо того чтобы прикончить меня на месте за мою дерзость? И что же, о милостивая Богиня, что же, во имя Семи Преисподних, я им скажу? Изящные, цветастые речи, что я сочиняла в своей тихой комнатушке в Хадронстеде, обратились в пыль, слетели с моего разума, словно жухлые листья, не оставив после себя даже тени…
В этой пыльной темноте я вдруг услышала голос, донесшийся с края прогалины.
— Ланен?
Я стояла близко к огню, и свет его мешал мне различить что-либо в окружавшей тьме. Но мне это было и не обязательно.
— Да, Марик, это я, — ответила я тихо. Я подняла глаза, когда он приблизился, и вынудила себя слегка улыбнуться: — Или мне все же называть тебя Борсом? Так или иначе, похоже, я теперь работаю на тебя, так что «мой господин» будет, наверное, предпочтительнее.
— То-то мне показалось, будто я видел тебя на корабле, но я не был в этом уверен до вчерашнего дня, — солгал он с веселым видом. — Когда капитан сказал мне, что никто из просившихся на борт не упоминал имени Борса, я был уверен, что ты передумала, — неожиданно он протянул ко мне руку, и его мягкая ладонь приподняла мой подбородок. Мне пришлось обуздать свой строптивый нрав: слишком опасно было сейчас выходить из себя. — Я почти убедил себя в том, что встреча с тобой мне пригрезилась. Как чудесно! Теперь я рад вдвойне. Уверен, что ты будешь работать на совесть, — он ухмыльнулся, — и я, может статься, верну себе часть той разорительной суммы, которую заплатил тебе за кобылу.
Улыбка его была доброй, и голос вторил ей. Но легкая сутулость и ястребиный нос в отблесках огня страшно напоминали мне ту безжалостную хищную птицу, с которой Джеми как-то раз его сравнил; а в глазах его не чувствовалось никакой доброты. Даже при свете костра они казались холодными и отличались странной особенностью — твердостью под стать кремню, что мне доводилось раньше встречать во взгляде лишь одного человека.
Но Джеми, по крайней мере, всегда был на моей стороне.
Я решила разыгрывать из себя простачку. Хуже от этого мне все равно не сделалось бы.
— Что не дает тебе спать этой ночью, госпожа Ланен? — спросил Марик с любезностью.
Рука его небрежно покоилась на рукояти меча, словно ее больше некуда было пристроить. Случайность, только и всего…
Я опустила взгляд и сглотнула, но не смогла прогнать страх. Я знала, что голос мой меня выдаст, поэтому продолжала молчать в надежде, что он, возможно, посчитает это простой растерянностью.
Он негромко рассмеялся.
— Я знаю, условия тут, конечно же, не те, что в трактире «Белая Лошадь», но ты, само собой, не станешь возражать и чуточку потерпишь, а взамен обеспечишь себе целое состояние? Или же ты все еще ищешь истинных драконов? — он улыбнулся, а меня обдало холодом. — Знаешь, я беседовал с одним. Они самые настоящие, во что ты и верила, в отличие от меня. И я был первым человеком, говорившим с одним из них по прошествии вот уже более века, — в голосе его была некоторая доля изумления, но за ним проступало какое-то мелкое самодовольство. Его прельщало, что ему удалось пообщаться с драконами раньше, чем мне, что он осуществил то, о чем я пока лишь мечтала.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как ответить, и я боялась, что он поймет, если я ему солгу.
— Да, Марик, я по-прежнему стремлюсь найти их — даже богатство, которое может дать лансип, не прельщает меня настолько. И я завидую тому, что тебе уже удалось с ними поговорить. — Это, по крайней мере, было правдой. Мне многое было о нем известно, и я беззвучно молила Владычицу, чтобы она помогла мне сделать вид, будто я ничего не знаю. Но уж попробовать-то все равно стоило. — Однако же мне до сих пор не понятно, как все-таки тебя называть. Как ни крути, Марик подходит тебе больше, чем Боре, но есть ли разница?
Он был удивлен и, как мне показалось, поглядел на меня с легким подозрением.
— Ты хочешь сказать, что никогда раньше не слышала моего имени?
Я улыбнулась самой любезной улыбкой, на какую только была способна, надеясь, что, по крайней мере, при свете костра выгляжу убедительно.
— Прошу прощения, господин Марик Гундарский, но такое имя для Илсы не редкость. В моей деревне было целых два Марика, — соврала я гладко. Как же от него отвязаться, как защитить себя?.. И тут я вспомнила, чему меня когда-то научил Джеми. Ложь лучше всего преподносить с искренним выражением на лице, правдивым голосом, при этом глубоко упрятав ее под покров истины. — Джеми как-то раз рассказывал мне о каком-то Марике, которого знавала моя мать, но тот, должно быть, лет на двадцать старше тебя.
— Твоя мать? — переспросил он, проявив лишь чуточку любопытства, только и всего. — Знаешь, мне давно казалось, что ты кого-то мне напоминаешь. А как ее зовут?
— Ее звали Маран Вена, — ответила я, стараясь сохранять спокойствие в голосе, напуганная тем, что так близко подошла к правде.
— Ты меня поражаешь. Я и впрямь знал ее, наверняка ни у какой другой женщины не было такого необычного имени. Но ты сказала — звали? Она что, умерла? — он пытался взять себя в руки, но даже при свете костра я видела, как все тело его напряглось, а в голосе появилась едва уловимая дрожь от охвативших его чувств.
— Я не знаю. Возможно. Она бросила меня, когда я была еще младенцем, и я ее совсем не помню.
— Понятно. Похоже, это и впрямь та Маран, которую я знал, ты уж прости. Она и меня бросила после того, как стащила у меня из дому одну безделушку. Она никогда тебе о ней не говорила? Или, может быть, — и тут одним быстрым движением он оказался менее чем в пяди от меня, голос его сделался низким и напряженным, — может быть, она оставила ее тебе в качестве подарка в честь твоего рождения? Это был шар из дымчатого стекла, не очень большой — вполне уместился бы в двух руках. Обычная безделица, но я был бы не прочь вернуть ее. Скажи мне, Ланен, он у тебя?
Я поглядела на него чистыми глазами и правдиво ответила:
— Никогда не видела ничего подобного. Должно быть, она брала его с собой, тогда, возможно, он все еще у нее, если только она жива. Надеюсь, ты ее разыщешь; меня же она совершенно не заботит, и я ничем не могу тебе помочь. Говорят, будто я на нее похожа, но это единственное, что мне от нее досталось. Так что извини.
Он отступил назад и поклонился, взгляд его немного подобрел.
— Благодарю тебя. И все же я вот что думаю: разве твой отец не знает, где можно ее найти? Думаю, жизнь ребенка — это узы, которые нелегко сразу взять да разорвать.
«Помоги мне, Владычица!» — взмолилась я про себя.
— Хадрон, мой отец, умер в середине лета. Если он и знал, где она находится, то унес это с собой в могилу.
— Понятно. Тогда, наверное, делать нечего, — он испытующе посмотрел на меня, и я решила воспользоваться наступившей передышкой.
— Мой господин, день был долгим и нелегким, а я подозреваю, что мне не придется слишком много спать в течение следующей недели, так что, ты уж меня прости, я пойду.
На мгновение он заколебался, потом с изяществом поклонился, не переставая улыбаться своими подвижными глазами.
— Разумеется. Это ведь не то расставание, какое было у нас с тобой в Илсе. Позже у нас еще будет время поговорить о подобных вещах, а сейчас крепкого тебе сна — тебе ведь придется изрядно потрудиться на пользу нам обоим. Скоро мы опять сможем побеседовать.
И он удалился, зашагав сквозь темноту к хижинам.
Я смогла наконец вздохнуть спокойно, хотя и знала, что мое облегчение временное. Он был прав. Мне некуда было идти, а он, казалось, ни с того ни с сего был не прочь выждать. Я чувствовала себя мышью, попавшей в лапы коту: поначалу я, вероятно, доставлю ему некоторое удовольствие, но в конце мне все равно не избежать его когтей.
Я вернулась в палатку, стараясь не шуметь, чтобы не побеспокоить Реллу, чье мирное посапывание несколько обнадежило меня: на миг мне показалось, что я дома. Я стащила сапоги и улеглась на одеяла; в голове моей кружился поток мыслей. А ну как я окажусь его дочерью? Судя по тому, что мне рассказывал Джеми, Берис заключил сделку, чтобы обрести власть над ребенком. Но я и представить себе не могла, что будет, если демонам достанется мыслящий, взрослый человек, однако подозревала, что тогда гораздо предпочтительнее будет умереть. Я не могла помыслить о побеге — бежать мне было некуда, но тут темнота словно отступила перед светом внезапно зажженной свечи, и мне ясно представился выход. Я готова была рассмеяться вслух.
Драконы! Те, которых я искала всю свою жизнь, они были моим спасением. Если… «Нет, — угрюмо напомнила я себе, — не если, а когда… когда Марик и его дружки попытаются меня сцапать, уж я постараюсь скрыться от них подальше в лесу, а если мне это не удастся — что ж, тогда ничего другого не останется, кроме как пересечь Рубеж». Мне не слишком нравилась такая мысль, но смерти я боялась гораздо меньше, чем вероятности отправиться на корм демонам. Если, конечно, мое безумное стремление не увенчается успехом. Если мне действительно не удастся пообщаться с одним из них.
И с этой мыслью я забыла о всяческих злых кознях. Я намеревалась поспать с час или около того, однако оказалось, что спать я сейчас способна не больше, чем летать. Драконы находились так близко, что я почти чуяла их запах. Я не в силах была больше ждать. Бесшумно поднявшись с постели, я снова надела сапоги и, почему-то решив, что так будет лучше, оставила свой старый черный плащ и облачилась в недавно купленный превосходный зеленый.
Выбравшись наружу, я тут же воздала хвалу своему новому плащу, особенно толщине его пряжи, ибо ночью значительно похолодало. Я натянула на голову капюшон: так было теплее, да и волосы оставались прикрыты, а иначе блеск их в лунном свете мог меня выдать. Луна была высоко — до полнолуния оставалась лишь одна ночь, но тоненькая пелена облаков слегка притемняла ее свет, синим покровом разлившийся по прогалине. Пожухлая трава мягко приминалась под ногами со слабым шорохом — он сопровождал меня все время, пока я шла, прислушиваясь к легкому ветерку, что шелестел в ветвях последними осенними листьями.
Держась в тени, я старалась двигаться как можно быстрее. Мне запоздало пришло в голову, что, возможно, я тут не одна, — эта своевременная мысль позволила мне не вскрикнуть, когда я вдруг заметила впереди себя фигуру в плаще. Я находилась уже почти у самого Рубежа, когда увидела этого человека, осторожно крадущегося под прикрытием тени. Я собиралась было окликнуть его, но тут луна выглянула из просвета в облаках, осветив все вокруг, и незнакомец мгновенно обернулся.
Это оказался один из молодых людей, которые плыли вместе со мною на баркасе Джосса, — Перрин или Дарин, я не помнила точно, кто из них кто. Я видела их мельком, уже после того, как мы прибыли на остров. Наверняка безмозглый мальчишка не мог не уяснить того, от чего нас так предостерегали. Разве он не слышал, о чем говорил корабельщик? Или же он решил…
Убедившись в том, что поблизости никого нет, он вновь повернул к северу, забросил ногу наверх приземистой изгороди и, перемахнув ее, исчез в темных зарослях по ту сторону Рубежа. Почти в следующий же миг я услышала громкое шипение. Я могла явственно представить себе размер пасти, из которой оно исходило, в ночной тиши звуча совершенно ужасающе. Затем я услышала оглушительный шум, который едва могло вынести мое ухо; казалось, воздух просто вытесняется чем-то другим — очень быстрым и поистине огромным. Раздался один-единственный вскрик, тонкий и резкий, и все стихло.
Я стояла, окруженная мраком, и дрожала: я знала, что произошло, словно видела все собственными глазами. Возле Рубежа притаился страж — конечно, кому же еще там быть! — который и казнил человека (вора, сказала я себе) без малейших колебаний.
Это было ужасно: человеческая жизнь оборвалась в мгновение ока, однако именно об этом они и предупреждали людей.
Я дрожала не от страха. Я дрожала от того, что драконы находились так близко от меня.
Медленно я подошла к Рубежу.
— Эй! — выкрикнула я негромко в ночной воздух.
Тишина.
Я решила, что они, должно быть, считают меня спутницей этого несчастного безмозглого глупца, которого только что убили. Разумеется, никто не приближался к ним с иной целью, кроме как в надежде заполучить драконье золото, даже прежде, когда подобные путешествия предпринимались гораздо чаще. Как же убедить их выслушать меня? «Делать нечего, — решила я, — придется кричать». Я собралась было набрать в грудь побольше воздуху, но вдруг засомневалась: как же мне к ним обратиться? Какие слова следует употребить мне здесь, на границе двух миров?
Я стояла посреди ночи в неуверенности, понимая, что от того, как я к ним обращусь, будет зависеть, исполнится ли моя давняя мечта или же все на этом и завершится. В голове у меня проносились песенные сказания бардов, но кроме слова «дракон» на ум ничего не приходило, а я костьми чувствовала, что это слово лучше не употреблять.
И тут вдруг я поняла, как воспринимала их с тех самых пор, когда много лет назад услышала «Песнь о Крылатых» — песнь среди тишины.
Я сделала глубокий вдох и негромко позвала:
— Брат мой!
Во тьме среди деревьев я ощутила какое-то движение.
Теперь уж я задрожала всерьез: голос мой звучал неровно, а колени так и норовили подкоситься, но предаваться страху было уже слишком поздно.
— О, прошу тебя, брат мой, прошу: явись мне! Я ждала тебя так долго… — тут рот мой сам собой закрылся, не давая произнести больше ни, слова, стоило лишь мне вспомнить нескончаемые бессонные ночи, одиноко проведенные в своей постели на ферме Хадрона.
Помотав головой, я прогнала прочь эти мысли. Весь тот мрак был уже позади, и торжественное приветствие, которое я так тщательно сочиняла все эти годы, теперь чуть ли не нагло слетело с моих губ:
— Взываю к вам, братья мои из иного рода, через разделяющие нас века взываю к вам. Не знаю, отчего два наших племени существуют порознь, но призываю вас выйти ко мне из тьмы, чтобы вместе мы смогли сотворить новый свет. Я жажду встречи с вами, всю свою жизнь я искала вас, чтобы узнать пути и помыслы ваших сердец, чтобы поведать вам о своем народе и о своих мечтах. О братья мои из драконьего рода, я призываю вас во имя всего, что для меня свято: во имя Лунной владычицы, во имя благословенной Шиа, матери всех нас, зову я вас, братья, и жажду встречи с вами.
Я закончила свою красивую речь. Не зная больше, что сказать, я могла лишь шептать в отчаянной мольбе: «Прошу, прошу, придите ко мне!»
Луч света прорвался сквозь теснившие луну облака, отразившись на чем-то очень большом, двигавшемся за деревьями.
— О брат мой, — тихо вздохнула я.
Кантри
Я не мог дольше терпеть — или, быть может, правильнее будет сказать, — не желал. Я почувствовал ее зов, как если бы она была одной из нашего рода, и когда этот голос назвал меня братом, я знал, что должен ответить.
Я покинул свое укрытие, покинул переломленное тело вора. Она поразительно отличалась от этого мертвеца с мелкой душонкой, хотя и принадлежала к его же роду. Мы столь многого друг о друге не знали, и это должно было вселять в меня страх, но вера и пылкость в ее голосе сияли, словно путеводная звезда.
Медленно, чтобы не испугать ее, я пошевелился.