Синаксарий Мясопустной субботы объясняет нам на этом основании очень вразумительно молитвы Церкви и поминовения покойника в 3, 9 и 40 дни его смерти:
       «Третины убо творим, яко в третий день человека вид изменяется. Девятины, яко тогда все растичется здание, храниму сердцу едину(то есть все уже начинает разлагаться кроме сердца). Четыредесятины же яко и самое сердце тогда погибает. И рождение бо сице происходит: в третий бо день живописуется сердце, в девятый же составляется в плоть, в четыредесятый же в совершенный вид воображается».
      И опять-таки только христианское, православное мировоззрение дает правильный и посему успокаивающий и умиряющий взгляд и на этот вопрос и направляет нас по пути еще более горячих молитвенных воздыханий. Но сначала обратимся к тому взгляду, который господствовал в этом отношении в Ветхом Завете, посмотрим, что заповедано Богом Моисею:
 

      «Скажи им; да не оскверняют себя прикосновением

      (в оригинальном тексте этого слова нет)

      к умершему от народа твоего».

      (Левит 21, 1). Также не разрешено иудею прикасаться к людям из народа своего, и только прикосновение к близким родственникам не считалось оскверняющим и поганящим (ст. 2–3). Для первосвященника же всякое прикосновение даже к умершему отцу или матери считалось оскверняющим (ст. 2), что и было позднее подтверждено (Числ. 6, 7). Пророк Иезекииль подтверждает ту же заповедь Божию, запрещая подходить к мертвому, чтобы не сделаться нечистым, делая, впрочем, те же исключения, что и книга Левита (Иезек. 44, 25). То же находим и у Премудрого сына Сирахова (34, 25). Единственно только праздник пасхи избавляет от очищений в случае осквернения прикосновением к мертвым телам. И тогда они должны были в четырнадцатый день нисана совершать Пасху по установленному обычаю. (Числ. 9, 10–12). Таков ветхозаветный закон: мертвое тело нечисто, прикосновение к нему сквернит человека, и нужен длительный и сложный церемониал, чтобы очистить человека от этой скверны. Оскверняется не только человек, коснувшийся трупа, но и все кругом него становится нечисто: и шатер, и сосуды и все в шатре. (Числ. 19, 2). Новозаветный закон принес с собой и новый взгляд. Для Моисея всякое прикосновение к телу мертвеца оскверняло, труп считался источником нечистоты и тления, в мертвом теле виделось постоянное напоминание о первородном грехе, его смертных последствиях.
 
      Древняя философия видела в теле и в материи источник зла, от какого должна освобождаться душа перевоплощением. Это было основой философского оправдания гностицизма и манихейства. Христианство принесло новый взгляд на тело и материю. Тело не является темной и скверной темницей души. Кроме необходимости борьбы со своими страстями и похотями, распинанием их, Христос принес радостную весть о воскресении и телес наших. На Фаворе Он показал нам прославленное состояние человеческого тела в Его будущем Царствии, весть о вечной жизни не только душ, но и телес. Поэтому христианство — это религия прославленного тела. Моисей запрещает прикасаться к трупу, видя в нем напоминание греха первого Адама. Апостол Павел учит о прославленных телах, о напоминании искупительного подвига нового Адама — Христа, об обожении наших телес Его воплощением.
      И посему в православном богослужении тело покойника уже больше не считается оскверняющим и нечистым трупом, которого все чураются. Требник всюду называет тело покойника «мощами».Теперь это мощи, которые нами благоговейно, любезно лобызаются и почитаются как тело, обожествленное Христом Господом. Ибо если покойник, «несумненно в Отца и Сына и Святого Духа веровал, и Троицу во Единице, и Единицу в Троице почитал», то есть, если он был членом Церкви Православной, одним из удов Христова Тела, и в причастии Святых Тайн уснул, то значит тело его достойно почитаться мощами, предназначенными к прославлению в День Суда. И потому таким строгим кажется взгляд Церкви на самоубийц, кои сами себя отделили от общения с Церковью: о них Церковь не молится. Для христианина тело — храм Святаго Духа. «Не весте ли яко храм Божий есте и Дух Божий живет в вас». (1 Кор. 3, 16) и дальше:

      «Телеса ваши храм, живущего в вас Святаго Духа суть, егоже имати от Бога и несте свои»

      . (1 Кор. 11, 19). Омывшись водою крещения и утвердившись печатью Дара Духа Святаго, мы почитаем свои телеса как святыню. Почитаем не как античный предмет поклонения культа тела, но как храм Святаго Духа, и как члены Христова Тела, Церкви (1 Кор. 6, 15), ибо в своих телесах мы должны прославить Бога (1 Кор. 6, 20).
 
      Апостол Павел поучает нас о воскресении наших телес вместе с душами, о прославлении их в будущей жизни:

      «Яко плоть и кровь Царствия Божия наследити не могут, ниже тление нетления наследует. Се бо тайну вам глаголю: вси бо не успнем, вси же изменимся, вскоре во мгновении ока, в последней трубе: вострубит бо и мертвии восстанут нетленнии и мы изменимся, подобает бо тлению сему облещися в нетление»

      . (1 Кор. 15, 50–53). Перед нашими мысленными очами всегда образ Господа в прославленном Теле, имущем кости и плоть (Лк. 24, 40), но в то же время преодолевающего непроницаемую материю и входящего в горницу «дверем затворенным»(Ин. 20, 19). Посему и близок нам августовский день Преображения, в который снова и снова открываются необъятные горизонты. Тело греха становится телом прославленным. Смерть побеждается воскресением, тление — преображением; нетленные телеса наших святых угодников становятся мощами как залог нашего будущего прославления телес. Всякая философия умолкает перед Православием, ибо все бедно и нище перед необъятным простором безсмертных чертогов рая, перед неуразумеваемой глубиной Христовой Истины:
 
       «Петр витийствует и Платон умолче; учит Павел, Пифагор постыдеся; прочий апостольский богословяй собор, еллинское мертвое вещание погребает». [ ]
      Вот и наш чин погребения весь наполнен этой верою в нетленную плоть. Он не является мрачным и скорбным погребальным чином, каким кажется с первого взгляда, ибо в нем раскрывается радость, гимн будущего бытия нетленного, и хочется невольно вспомнить: «Христос воскресе!», хоть и «доброта лица согни и юности весь цвет увяди смерть», [ ] но все же зовет Церковь: «Приидите вси любящии мя, и целуйте мя последним целованием»… [ ] «Приидите, последнее целование дадим, братие». Хоть и «яко цвет увядает и яко сын мимогрядет и разрушается всяк человек, паки же гласящей трубе и мертвии, вси яко в трусе возстанут к Твоему сретению, Христе Боже…» [ ] и далее: «Христос воцарися, распныйся и воскресый, нам дарова нетление плоти, той воздвизает нас, и дарует воскресение нам и славы тыя с веселием вся сподобляет». [ ]
      И действительно, подумаем-ка хорошенько, что же умерло и что тогда воскреснет? Не тело ли? Значит, для тела и будет воскресение. [ ] Смерть производит только изменениетела, субстанция же его продолжает существовать, и она, по обетованию Божию, будет восстановлена к жизни. [ ]
      Вот где ответ и утешение нам на наш вопрос и скорбь о распадении и тлении тела! Это лишь временное тление и распадение, необходимое, чтобы снова ожить, но уже для вечного, нетленного жития в невечернем дне Христова Царствия.
       «Всемудрый Павел предрече яве преставление, всех научаяй, яко мертвии воскреснут нетлении, мы же изменимся Божиим повелением; тем страшно и труба она возгласит, от века спящий от сна восстановит. Но упокой, Боже, его же приял еси со святыми Твоими»… [ ]
      Как сильно в современных людях предощущение общего конца, и как удивительно откликается на него наше богослужебное сознание, в котором ярко выражается эсхатологический момент.
       «Се и стихии: небо и земля изменяются и вся тварьв нетление облечется; разрушится тление и погибнет тма в пришествии Твоем: имаши бо паки приити со славою, якоже писано есть, воздати коемуждо, яже содела» [ ] …
      И снова мысль тянется к августовскому празднику, к Преображению, где на горе ученикам показывается Царство Небесное (Мф. 16, 28) и прославленный облик человека. Стоящие Моисей и Илия показывают, что Господь в славе Своей обладает живыми и мертвыми, а Сам Спаситель, Который светом Своим всю вселенную освятил [ ], показывая нам «началообразную доброту зрака», [ ] зовет к Своему Царствию. «Днесь на горе Фаворской преображся, началообразное показуя, лучами облистался»… [ ], «…показуя светлость Воскресения», [ ] ибо омраченное первородным грехом человеческое естество Адама было здесь в Божественном Теле Спасителя преображено, прославлено и показано уже как чистое и обоженное.
       «Смешение наше преобрази, Спасе, Божественною Твоей плотию сооблистав тому и отдаждь первейшее достояние нетления». [ ] И мы веруем, что и мы облистаемся «божественными изменении». [ ]
      Только призадуматься… Какая глубина и величие Божественной Любви!
       «Во всего Адама облекся, Христе, и изменением зрака Твоего богосоделал еси» [ ].
      Бог облекается в тело человека, чтобы обожить человека. Действительно: «велия благочестия тайна, Бог во плоти явися». Тайна, ибо по разуму, хоть и просвещенному всеми науками и мудростями века сего — этого никогда не понять. Наше сердце и мысль от смерти тянутся к воскресению, а с ним неразрывно связывается в нашем сознании преображение. Оно и есть величайшее утешение в смерти…
 

* * *

      В Православии нет места для смерти, ибо смерть — лишь узкая межа между жизнью здешней и жизнью будущего века, смерть — лишь временное разлучение души от тела. Нет смерти ни для кого, ибо Христос воскрес для всех. С Ним вечность, вечный покой и вечная память.
      Не мусульманский рай с гуриями, не тусклая и нудная нирвана, не противное и скучное перевоплощение, а тихие райские обители, Немерцающий Свет в невечернем дне Христова Царствия. Вечное приобщение блаженства, вечная литургия, где Херувимскую песнь поют уже не человеческие голоса, Херувимам подражающие, а лики самих Херувимов и Серафимов. Вечная Литургия, Вечная Память о Боге и у Бога.
       «Вечная память…»
       «Вечная ваша память, достоблаженнии отцы и братия наша, приснопоминаемии!..»