Невольно вспоминается момент той весенней радости Благовещения и сопоставляется со скорбью нынешней весны. Так понятен и близок вопрос «где радость Благовещения?» Неужели же Благовещение было к смерти и только к смерти? Церковное сознание тонко схватывает все это. Литургическое переживание этих двух моментов так ярко и выразительно. Невольно сопоставляешь эти два момента жизни Пресвятой Девы: Благовещение — первую радость пробуждающейся весны, голубое «богородичное» облачение, лазурные тона в церкви, — и Великую Пятницу. Толпы молящихся в весенний, благодатный день, торжественная всенощная при сиянии свечей в переполненном храме и сегодняшнее краткое замечание устава об этой «плачевной» службе: «повечерие же поем в келлиях»; радостный перезвон всех колоколов, медный гимн всех церквей: «Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!», и сегодняшнее заунывное, строгое «клепание в било»и келейное пение «Канона о Распятии и на плач Богородицы». На шестой песни раздается трогательно-знакомый погребальный ирмос: «Житейское море воздвизаемое зря, напастей бурею».
      Образ Пресвятой Девы Богородицы становится таким законченным, полным, ярко выписанным. Самые переживания Богоматери, Ее душевные муки и горе описаны в этих богослужебных стихах с такой ясностью и реализмом, что как бы видится перед глазами этот Образ безграничного страдания, видится с поразительной отчетливостью каждое выражение Ее, каждая тень печали на Пречистом Лике… Встают в памяти все дивные наши иконы снятия со Креста, погребения, все древние московские, киевские, хилендарские плащаницы, икона Божией Матери «Страстная». Чисто человеческое страдание, полное реализма, совмещается в дивной гармонии с божественным осиянием благодатного образа. Песнописец в таких ярких красках рисует эти моменты, словами такого реализма описывает скорбь.
       «Дево Нескверная не терпяще утробнаго уязвления власы терзающе, глаголаше…» [ ]
       «Предстоящи… безсеменно Рождшая Тя и не терпящи зрети неправедно страждуща рыдаше с плачем и вопияше Ти: Како страждеши естеством Безстрастный, Сладчайший Сыне»… [ ]
       «Пречистая воздыхала еси слезящи, и вопияла еси горько: увы, Мне, Чадо Сладчайшее»… [ ]
       «Болезненно вещаше: увы Мне Чадо Мое, что сие сотворил еси: красный добротою паче всех человек, бездыханный, беззрачный являешися, не имея ни вида ниже доброты, увы Мне, Мой Свете. Не могу спяща зрети Тя, утробою уязвляюся и лютое оружие(собственно — меч) сердце мое проходит»… [ ]
       «На Кресте Тя видяще пригвождена… уязвляшеся Матерним милосердием(состраданием), Сына бо позна Своего»… [ ]
       «Уязвляшеся сердцем горце и стенящи болезненно из глубины души, лице со власы терзающи; тем же и в перси биющи, взываше жалостно: увы Мне, Божественное Чадо, увы Мне, Свете мира, что зашел еси от очию Моею, Агнче Божий»… [ ]
       «Сына Моего и Господа Моего лишена бых: увы Мне, болезную сердцем»… [ ]
       «Хотела бых с Тобою умрети, не терплю бо без дыхания мертва Тя видети».
       «…ибо зашел еси, Сыне Мой, от очию Моею»… [ ]
      А на девятой песни канона, песни всегда посвященной Ей, Царице Небесной, и о Ней, и о радости Ее повествующей, на столь знакомый погребальный ирмос слышится:
       «Радость Мне никакоже отселе прикоснется, не оставлю Его Единаго, зде же умру и спогребуся Ему». [ ]
      На утрени Великой Субботы, в ранний предрассветный час, вспоминая погребение Спасителево, слышим мы дивные похвалы Пречистой:
       «О, Божие Слово! О радосте Моя, ныне терзаюся утробою Матерски». [ ]
      И взывает Дева ко всей природе и всей вселенной:
       «О, горы и холми, и человеков множество, восплачитеся и вся рыдайте со Мной, Бога вашего Материю». [ ]
      Спаситель висит, пригвожден на Древе, человечество в безумии своем и отвержении от Бога дошло до крайнего предела. Пять с половиной тысяч лет ожидаемый момент избавления от клятвы и от закона наступил и… соединился с еще большим отпадением от Бога, с предательством и Богоубийством. На Голгофском холме, на самом месте погребения Адама, Новый Адам обновляет Своим страданием и смертью человечество, освобождает Адама от челюстей ада, основывает на Кресте Церковь Свою, скрепляет Ее Кровию Своею Нового Завета. Тело Свое, подобное нам во всем, кроме греха, «заимствованное от Девы», [ ] распинается на Кресте, чтобы освятить нас, приобщить Себе. Ныне уже отдельные члены Церкви приобщаются Телу Его (которое и есть Церковь). Совершается Жертва Искупления и Евхаристии. Людям показуется сокровенный и таинственный момент евхаристичностиЦеркви.
       «Пригвоздися Жених Церковный», — говорит песнь. [ ]
      В смерти Его всеобщая жизнь и избавление от смерти, от уз тела тленного.
       «Якоже лев, Спасе, уснув плотию, яко некий скимен(львенок) мертв возстаеши, отложив старость плотскую». [ ]
      Всеми оставленный Спаситель Своими страданиями заканчивает весь тот необъемлемый и непостигаемый подвиг искупления, который совершался Им от момента Его рождения и в течение всей Его земной жизни. Он заканчивает искупление греха всех. В безмолвии всей природы, благоговейном и страшном молчании и страдании всей твари видимой и трепете невидимых Бесплотных Сил переживает Пречистая Матерь оставление Свое Сыном, сиротство Свое, одиночество…
       «Словом Слово паче слова Рождшая, Пречистая» [ ] взывает к Сыну Своему и Господу всех: Не остави Мя Едину, Тя Рождшую, Иисусе Мой Сладчайший». [ ]
      Безмужно рождшая Сына Своего лишается ныне Его и вопиет:
       «Увы Мне, безчадствуюся безмужная». [ ]
       «Где зашел еси, вселюбезнейший Иисусе Мой, Сыне Мой, и Господи; не остави Мя Едину, Христе, Рождшую Тя». [ ]
      В ответ на эти рыдания и мольбы, на скорбь сиротства отвечает Ей Сын Ее и Господь, указывая на любимого и оставшегося верным ученика:

      «Жено, се сын Твой»

      , и потом ученику:

      «се Мати твоя». «И от того часа поят Ю ученик во своя си».

      (Ин. 19, 26–27). Тот самый ученик, которого любил Господь, «друг Христов», [ ] проникший в ведение богопознания, первый из трех богословов, тот, который умом своим узрел воплощение Слова от Девы и указывает нам весь смысл этого центрального момента Православия:

      «Слово плоть бысть»

      . Святой Критянин Андрей поет:
 
       «Да вопиет Иоанн, сказуя учении божественными воплощение Твое: Слово плоть бысть из Девы непреложно и пребысть естеством Бога, якоже бе, не отступив Отеческих Его недр». [ ]
      После того, как уже «вся совершишася»и Господь «предаде Дух», вся вселенная пережила момент неизреченного изменения. Космичность момента искупительной смерти с особенной подробностью и реальностью схвачена в православном литургическом сознании. Ряд песнопений говорит о том, и уподобляет этот момент по своему необъемлемому значению разве только с таким же космическим переживанием момента грехопадения человечества.
      О погребении же Спасителя и плаче говорит все повечерие Великого Пятка и половина субботней утрени. Снова в ярких красках и реальных образах изображают эти минуты Симеон Логофет, Марк Идруинтский, и св. Косьма Маиумский.
       «Плачущи глаголаше Браконеискусная к благообразному(то есть Иосифу Аримафейскому): потщися, Иосифе, к Пилату приступити и испроси снети с древа Учителя твоего».
       «Видев Пречистую горце слезящу, Иосиф смутися и, плача приступи к Пилату: даждь ми, вопия с плачем, Тело Бога моего». [ ]
       «Растерзаяся и рыдая, и дивися вкупе с Никодимом, снят Иосиф и уцеловавПречистое Тело, рыдаше, и стеняше, и поя Его яко Бога». [ ]
       «Песни Иосиф и Никодим надгробныя поют Христу, умершу ныне, поют же с ними и Серафимы». [ ]
       «Приимши Его с плачем Мати неискусомужная, положи на колену, молящи Его со слезами, и облобызающи горце же рыдающи и восклицающи». [ ]
       «Чадо Мое Возлюбленное, нага и уединена, и вонями помазана Мертвеца». [ ]
       «Зрящи Тя без славы и без дыхания и безобразна, и плачуся, держащи Тя». [ ]
       «Мироносицам глаголаше: срыдайте Ми, и сплачитеся горце: се бо свет Мой сладкий и Учитель ваш гробу предается». [ ]
 

* * *

      Но наряду с этими песнопениями, исполненными слез и скорбных восклицаний Божией Матери, наши православные святые песнописцы касаются и иных моментов Ее переживаний у Креста Сына Ее. Вместе с разъяснением важности и догматического значения голгофских страданий и вместе с раскрытием таинственного смысла воспоминаний Страстной Седмицы, сошествия во ад и освобождения сущих в нем, богослужение Постной Триоди и нарочито последних дней поста отмечает с особой проникновенностью и смелым полетом творческого поэтического дара богосознание и догматическое ведение Самой Пречистой Девы, Ее, если можно так выразиться, богословское понимание момента.
      Наши песнописцы вкладывают в уста Пресвятой Богородицы исповедание христианских догматов, лишь спустя 3–4 века Церковью открыто изглаголанных в символах. Этим показуется богопросвещенное сознание Богоматери, просветление Ее Духом Святым еще до дня Пятидесятницы. Многое еще прикровенное от учеников и апостолов открылось в некоторой мере Ее Пречистому уму.
      Озарение Духом Святым в светлый день Благовещения облагодатствовало Ее ум и положило на него особый отпечаток боговедения; безмужное зачатие и безболезненное рождение вселили в Нее не только сознание себя Честнейшею Херувим, но и Матерью Божьей, и именно Богородицею, а не только Христородицею. На протяжении всей земной жизни Сына Ее Она сознавала Его не только Сыном Своим, не только Учителем и Пророком, но и Господом и Богом Своим, и у Креста Его Она, «вопияше Матерски: Сыне Мой и Боже Мой, Сладчайшее Мое Чадо, како терпиши страсть поносную [ ] и «како покрывается гробом неописанный Бог». [ ]
      Божия Матерь видит в страданиях Господних не только страдания и смерть, но понимает и все искупительное значение их; Она понимает, что эти крестные муки суть продолжение и завершение, завенчание всего искупительного подвига, который Он нес в течение всей Своей земной жизни.
       «Неправедно како страждеши, хотяй избавити сущия от Адама земнороднии»… [ ]
      Умными очами Своими Она взирает и разумеет небесную славу величия Господня. «Егоже трепещут всяческая, яко Создателя и Бога, Долготерпеливе, слава Тебе»… [ ]
       «Видимый Мною, видим был еси Ангелом, Неприступне Иисусе, Сыне Мой»… [ ]
       «Единородне Сыне, покажи славу Твою, всех спасение»… [ ]
       «Не остави Мя Едину, Единородне, Отцу Соприсносущный»… [ ]
       «Како прославляемый яко Бог от Ангел, от беззаконных ныне человек, Сыне, хотяй, распинаешися; пою Тя, Долготерпеливе». [ ]
      Но величайшее Ее смирение показуется в этих песнопениях ясно и неизменно. Все они чужды обожения Богоматери, превозношения Ее до высоты, равной Триединому Богу, нездорового сектантского мистицизма, латинской «Мариолатрии», как все сие было чуждо и Самой Пречистой Деве. Божией Матери не приписывается абсолютное божеское разумение и понимание всего. Она не одарена божественным разумом. Она по своему смирению, избранию и святости, облагодатствованный человек и Божия Матерь. Со свойственным смирением, напоминающим известный диалог в благовещенском каноне, песнь говорит от лица Девы Богородицы:
       «…не поемлю высоты таинства, и глубины великих судеб Твоих». [ ]
      А в других песнях выступает опять богоразумение Богоматери. Рыдающи взывает Она: «како Тя немолчно ангельскими песньми славословимаго дети еврейския Пилатову судищу, Сыне, представиша; песнословлю Твое, Слове, многое и неизреченное благоутробие». [ ]
      Смысл сего песнопения и его контрастные тона особенно резки и ярки. Богоматерь «умным» оком видит горнюю славу Триединого величия Божия, «еяже ангели не могут терпети»и в безпрестанных гласах пений величают сияние этой славы; [ ] и как контраст сему великолепному и непередаваемому человеческим языком хвалению и славословию в ушах Пречистой раздается резкий и фанатический, беспощадный и злобный крик еврейских детей у Пилатова судища: «распни Его, распни Его!»
      Особенно ярко видится проникновение в догматическое тайноразумение в этих словах:
       «Зрящи Тя, Христе, Всенепорочная Мати, мертва на Кресте простерта вопияше: Сыне Мой, Собезначальне Отцу и Духови,кое неизреченное смотрение Твое сие, имже спасл еси пречистых рук Твоих, Щедре, создание». [ ]
       «Тления Тя кроме родих из чрева(то есть без истления Тя родила) прежде век Егоже Отец роди; и како тлееши, человецы терзают Тя, Сыне». [ ]
      Просвещение и разумение сокровенных тайн бытия Божия, неизвестное еще ученикам (ибо их ум не был еще

      «отверст разумети Писания»

      в то время — Лк. 24, 45) и в самой Святой Церкви раскрытое лишь изволением Святого Духа устами святых отец на Соборах IV века, было раскрыто и известно Пречистой Деве. Да и могла ли Предызбранная от всех родов, Введенная во Святая Святых, Воспитанная во храме от юности Своей, Обрадованная Ангелом, Зачавшая по Предвечному смотрению Отца и наитием Святого Духа и Родившая безболезненно и неизреченно Сына, могла ли Она не проникнуть в некоторые тайны Троичного Ипостасного Бытия, Она, Рождшая Ипостасное Слово? И далее, столь мало и кратко раскрытый в нашей догматике момент сошествия в ад и лишь слегка обрисованный на древних покоробившихся досках московских писем, получает известное раскрытие в литургическом сознании Православия. И опять-таки сущность сего ясна и открыта умному взору Пречистой Девы:
 
       «…неправедно како страждеши, хотяй избавити сущия от Адама земнородныя»… [ ]
       «…како в худом гробе полагаешися, мертвыя повелением возставляй во гробех»… [ ]
       «…ни от гроба Твоего востану, Чадо Мое, дондеже и Аз сниду во ад: не могу бо терпети разлучения Твоего, Сыне Мой»… [ ]
       «…не косни, Животе, в мертвых»… [ ]
       «…приими с Тобою… да сниду в ад с Тобою и Аз, не остави Мене Едину: уже бо жити не терплю». [ ]
      Но Сын Ее, претерпевый страдания, смерть и сошедший во ад, не низводит Ее с Собою туда, но воскресши из ада и вознесшись через сорок дней на Небо, предуказывает Ей место одесную славы Своей. Не в ад с Ним нисходит Она, но, Преображенная, на Небо восходит. Посему Ее Успение — не только Успение, но и воскресение и вознесение Божией Матери.
       «Ангели Успение Пречистыя зряще, удивишася; како Два восходит от земли на Небо».
      Видя все происшедшее на Голгофе и сострадая по человечеству невыразимыми муками и скорбью, Божия Матерь до конца понимает смысл страданий и видит за тридневною смертью воскресение для вечной жизни всего человечества. В литургической концепции Постной Триоди сознание этого Божией Матерью выявляется впервые на четвертой, Крестопоклонной неделе Великого Поста:
       «Но возсияй возстания Свет, любящим Тя». [ ]
      Это характерно отметить, ибо с Крестопоклонной недели особенно усиливается ожидание Воскресения и Пасхи: «Кресту Твоему покланяемся, Владыко, и Святое Воскресение Твое славим».
      Крест связан с Воскресением. Без Креста и Голгофы нет Воскресения. Посему Церковь в своем богослужебном понимании и толковании премудро установила: каждое воскресение на утрени поется крестовоскресен канон и канон Кресту на неделю третью Великого Поста, Творение господина Феодора Студита, гл. 1., в котором звучат ирмосы пасхального канона: «Воскресения день, просветимся, людие»…
      Итак, Божия Матерь ожидает Воскресение Сына, но это ожидание переплетается с чисто материнским горем сиротства.
       «Потщися убо возстани, яко да вижу и Аз Твое из мертвых тридневное Воскресение». [ ]
       «…воскресни и утоли Мою болезнь и печаль, можеши бо, Владыко, елика хощеши и твориши, аще и погреблся еси волею». [ ]
 

* * *

      Ответом на все эти дивные и величественные песнопения звучит в утренний час Великой Субботы девятая песнь канона:
       «Не рыдай Мене, Мати…»
      Это не радостный гимн «Христос Воскресе», ни торжествующий и величественный: «Воскресни, Боже, суди земли».Это неведомое никому из нас, никому не открытое, нигде, ни в одном Евангелии, ни в апокрифе не записанное, но лишь понятое Церковью, ею услышанное, принятое и запечатленное в таинственных словах молитв и песен, от нас не скрытое, но и не раскрытое вполне и до конца. Этот тот глас, что слышала в сердце Своем Божия Матерь, в сердце не только Матери Христовой, но и Богородицы. Это были тайноизреченные глаголы.
       «О, како утаилася Тебе есть бездна щедрот, — Матери втайне изрече Господь, — тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети, но и воскресну и Тебе возвеличу, яко Бог небесе и земли». [ ]
       «Да человеческое обновлю сокрушенное естество, уязвлен есмь смертию, хотя плотию; Мати Моя, не терзайся рыданьми». [ ]
       «Адама и Еву свободити, — Мати, не рыдай, — сия стражду». [ ]
       «Не рыдай Мене, Мати, зряще во гробе, Его же во чреве без семени зачала еси Сына: возстану бо и прославлюся и вознесу со славою, непрестанно яко Бог, верою и любовию Тя величающия». [ ]
      И как бы ответом на это звучит глас Богоматери:
       «По Воскресении Твоем, Спасе, помилуй всех нас». [ ]
      Зачинается пост жалобными рыданиями и воплями Богородицы у Креста, вся Триодь исполнена картин скорби, горя, страдания Ее и страдания всей твари. В последний же день Страстной Седмицы, на утрени Великой Субботы, к концу канона, к моменту наивысшего молитвенного напряжения Церкви, в девятой песни, песни Богородицы, звучит торжественный, может быть, даже самый торжественный и значительный по смыслу из всех Богородичных ирмосов:
       «Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе».
      Молитвами, Господи, Пречистыя Твоея Матере, помилуй нас. Аминь!

Вечная память
(Суббота)