Себастьян, зайдя с ними под арку ворот, тут же ввел их в тесное помещение, не дав возможности Бреннеру разглядеть то, что находилось во внутреннем дворе, обнесенном каменной стеной, похожей на крепостную. Но все замеченное Бреннером только подтверждало его предположения. Свод ворот, в боковой стене которых располагалось помещение, предоставленное незваным гостям, был очень массивным, сложенным из тяжеленных каменных плит, между которыми не заметно слоев цементирующего раствора. С потолка внутренней арки ворот свешивались заостренные концы опускающейся решетки, которая уже давно заржавела и бездействовала, должно быть, пять столетий. Мостик, перекинутый через речку, был не простым, а подъемным мостом. Во внутренних помещениях воротной башни устроены не окна, а узкие бойницы.
      Одним словом, это был скорее не монастырь, а укрепленный замок. Конечно, между первым и вторым существовало больше различий, — чем утверждал Бреннер в разговоре с Астрид, но ему сейчас не хотелось останавливаться на этом, делая доклад об особенностях средневековой архитектуры.
      — Это, должно быть, караульное помещение, — сказал он. — Отсюда можно хорошо видеть опушку леса и мост, оставаясь в то же время невидимым для внешнего наблюдателя и защищенным мощными стенами.
      — Все это очень интересно, — отозвалась Астрид голосом, выражавшим полное безразличие к услышанному. — Но, признаюсь, меня куда больше интересует сейчас наличие ванной комнаты. Я отдала бы целое царство за ванну с горячей водой!
      Бреннер засмеялся, хотя ему было не до смеха. Девушка была права, предлагая столь, на первый взгляд, неравноценный обмен. В этом помещении было так же холодно, как и в лесу, но там они находились в постоянном движении и это помогало им бороться с холодом. А в этой крепостной камере было слишком тесно для того, чтобы двигаться Она была квадратной в плане, и каждая стена насчитывала в длину пять шагов, причем большую часть помещения занимал массивный грубо сколоченный стол и такие же стулья, которых было шесть и на которые Бреннеру и Астрид просто не хотелось садиться. Мебель выглядела очень старой, и, похоже, была ровесницей самого монастыря Однако стол и стулья вовсе не походили на предметы антиквариата, это был просто старый хлам.
      — Они не позволят нам здесь просто так замерзнуть, — сказал Бреннер.
      — Ты в этом уверен? — спросила Астрид, на минуту останавливаясь и склоняя голову к плечу. — Может быть, мы с тобой угодили в одну из тех историй… Ну, ты знаешь: два человека попали в аварию, бросили свой неисправный автомобиль и пошли прямиком через лес, вскоре они набрели на древний замок, в котором сумасшедший ученый ставил опыты над людьми. Он делал им какие-то инъекции, с помощью которых человек превращался в говорящий вилок кочанного салата.
      — А затем их похитили инопланетяне, — подхватил Бреннер, — которым были необходимы гены для того, чтобы сохранить их вырождающийся народ от вымирания. Но ведь ты прекрасно знаешь, чем обычно заканчиваются все подобные истории. В конце концов все злодеи сгорают в адском пламени, а блистающий доблестью герой освобождает прекрасную, как картинка…
      — …и тупую, как бревно…
      — …героиню, оба они обязательно поженятся и проживут вместе остаток жизни, — закончил Бреннер.
      Астрид передернула плечами.
      — Какая ужасная перспектива. Тогда уж лучше пусть их заберут инопланетяне.
      И они оба рассмеялись. Впервые это был настоящий смех. Бреннер еще не видел, чтобы Астрид так искренне смеялась. Теперь она выглядела совсем юной, ей вероятно, не было еще шестнадцати лет или от силы шестнадцать.
      — У тебя остались сигареты? — спросила она.
      Бреннер задрал край пуловера и порылся в карманах своей легкой куртки, которая была надета под ним. Внезапно до его сознания дошло, как глупо он в этот момент выглядел, и Бреннер тут же стащил пуловер через голову и небрежно отбросил его в сторону, а затем достал пачку сигарет, которую он купил по дороге. Он взял одну сигарету из пачки, затем угостил Астрид и подождал, пока та даст ему прикурить, щелкнув своей зажигалкой.
      Руки девушки так сильно дрожали, что Бреннеру так и не удалось прикурить. Он схватил машинально ее руку и сжал пальцы Астрид в своей руке. И только когда горьковатый дым “Кэмела” наполнил его легкие, Бреннер осознал, что сделал нечто невероятное — то, за что Астрид еще час назад выцарапала бы ему глаза. Однако он преодолел искушение испуганно отдернуть руку, это только усугубило бы возникшую неловкость. И поэтому Бреннер оставил свою руку на пальцах Астрид, сжимая их дольше, чем того требовала ситуация. Пальцы девушки казались такими холодными, что он не ощутил того, что касается живой человеческой плоти. Наконец Астрид сама отняла свою руку и спрятала зажигалку в кармане.
      — Спасибо, — промолвила она, выпуская облачко дыма, которое закрыло на мгновение полупрозрачной пеленой ее лицо. — Похоже, все уже позади, не так ли?
      — Да, худшее уже позади, — подтвердил Бреннер. — Поскольку они до сих пор не явились с кандалами и не потащили нас в камеру пыток.
      Над этой шуткой Астрид уже не рассмеялась, да и Бреннеру было не до смеха. Девушка только на мгновение усмехнулась и бросила исполненный упрека взгляд на валяющийся на полу пуловер. Бреннер тут же поднял его и повесил на спинку стула. От этого, правда, вязаный пуловер не стал выглядеть лучше, он все так же походил скорее на половую тряпку, которую не стирали уже целую вечность. И только теперь Бреннер заметил, что от него к тому же исходил отвратительный запах.
      — Послушай, — смущенно начал Бреннер, — все, что я наговорил тебе о том, что ты не должна нести всякий вздор и остальное…
      — Заметано, — сразу же перебила его Астрид. — Тебе жаль и все такое прочее, я знаю. Забудь об этом.
      Но он не был в состоянии это сделать. Напротив, он снова разозлился на Астрид — теперь уже из-за того, что она не дала ему возможности извиниться как следует, обратив, по существу, его слова против него же самого.
      — Что, собственно, с тобой происходит? — спросил он.
      Удивительно, но девушка на этот раз не ответила ему колкостью, она несколько минут смотрела на Бреннера своими огромными глазами, а затем слегка пожала плечами:
      — А что со мной может происходить?
      — Ты об этом прекрасно знаешь, — ответил Бреннер более резким тоном. — Это я не знаю, почему вдруг начал нести разные глупости. Думаю, что мы оба несколько сбились со своей роли. Но ты с первой же минуты нашего знакомства вела себя агрессивно. Неужели ты думаешь, что чего-нибудь добьешься этим? — и Бреннер, видя, что она хочет перебить его, остановил девушку жестом. — На мой взгляд, у тебя есть свои основания так себя вести. Может быть, кто-то обошелся с тобой довольно грубо… Впрочем, я не желаю знать, что именно с тобой произошло. Это меня не касается. Но пойми, тебе не станет лучше, если ты до конца своих дней будешь вести себя подобным образом, набрасываясь на всех, словно злая собака, и кусая каждую протянутую тебе руку, руку, которая, возможно, хочет тебя просто погладить. Мир состоит не только из мерзавцев, которые хотят причинить тебе зло.
      — Может быть, — отозвалась Астрид, — но тогда у меня возникает законный вопрос, почему именно я постоянно сталкиваюсь с ними.
      Бреннер не стал переходить в атаку. В голосе девушки скорее звучало упрямство, чем настоящий гнев. Однако Бреннер не захотел воспользоваться удобным моментом для того, чтобы разрушить стену, отделявшую Астрид от остального мира. Он некоторое время все так же хмуро разглядывал ее, а затем отвернулся и снова отошел к окну, решив не связываться с девчонкой. Зачем? Ведь через полчаса придет Себастьян и отвезет их на ближайшую автозаправку, а еще через час Бреннер доставит девчонку на какой-нибудь вокзал или бросит ее у мотеля, где она сможет поймать другую машину, чтобы начать портить нервы другому водителю. Если, конечно, Астрид захочет продолжить с ним путь до ближайшего вокзала или мотеля, а не отправится своей дорогой прямо из деревушки. Да, спорить сейчас с Астрид Бреннеру не было никакого резона. У него и без того много забот, и ему вовсе не хочется вникать во мнимые или настоящие проблемы шестнадцатилетней девчонки.
      Бреннер так жадно курил, делая глубокие затяжки, что у него на минуту закружилась голова, — приятное чувство, которым он всегда наслаждался, не будучи заядлым курильщиком. Бреннер услышал шорох за спиной и понял, что Астрид подошла к нему, но преодолел искушение обернуться и взглянуть на нее, продолжая все так же упорно глядеть в окно.
      И без того еле брезжущий свет пасмурного дня начал меркнуть, тучи, обложившие небо, налились свинцовой тяжестью. Вероятно, скоро должен был опять пойти снег. А ведь сегодня уже двадцать четвертое марта. “Вот тебе и парниковый эффект”, — насмешливо думал Бреннер.
      — Все дело в моих родителях, — внезапно сказала Астрид. — Я не могла найти с ними общего языка, понимаешь? У нас не было большого скандала или чего-нибудь в этом духе. Просто однажды утром, когда было еще темно, я проснулась в своей комнате, услышала, как мать возится на кухне, и подумала, что, сколько себя помню, она делает это каждое утро. Каждое утро, понимаешь? Она всегда встает на час раньше нас, готовит завтрак и все остальное, чтобы мы с отцом могли, поев, отправиться по своим делам. И тогда я подумала… я подумала, что могу кончить подобным же образом. То есть я тоже буду каждое утро вставать раньше всех в доме и возиться на кухне в халате и с бигуди в волосах. И внезапно я почувствовала, что схожу с ума. Ты понимаешь, о чем я говорю?
      Бреннер повернулся к ней почти против собственной воли. Понимает ли он, о чем она говорит? Он чуть не рассмеялся, однако взял себя в руки и спокойно сказал:
      — Да, понимаю, или во всяком случае, мне так кажется.
      — Вот и все, — тихо промолвила Астрид. Теперь она говорила еле слышно. В ее голосе не слышалось горечи, он звучал невыразительно, и это было самое страшное: — Через две недели я ушла из дому, оставив им записку, в которой просила не беспокоиться. Мой отец убивается на работе из-за своего дерьмового дома с гаражом, а мать три раза в неделю ходит убирать в дом к чужим людям и стирает подштанники каких-то засранцев, делая вид, что ей это не составляет особого труда. Все, что они могут себе позволить, это отдых в Ибице раз в году.
      — Это не так уж плохо, некоторые и этого не имеют, — заметил Бреннер.
      — Но жизнь не может состоять только из работы!
      — Однако именно так и обстоит дело, — ответил Бреннер. Слова девушки навели его на грустные мысли, но она этого не могла понять. Бреннер в юности думал точно так же, как и она, и хорошо помнил, что однажды изложил подобные мысли своему приятелю, причем почти дословно в тех же выражениях, что и Астрид. Правда, он не пришел в результате к тем же выводам, к каким пришла Астрид. Возможно, он был в юности более разумным, чем она. Или более трусливым. Впрочем, есть ли между этими понятиями хоть какая-нибудь разница?
      — А ты пыталась поговорить обо всем этом со своими родителями? — спросил он.
      Астрид кивнула и жадно затянулась.
      — Они даже не поняли, о чем идет речь. Отец сунул мне пятнадцать марок и сказал, чтобы я купила что-нибудь себе.
      — И после этого ты ушла из дому, — заключил Бреннер.
      Девушка не ответила.
      — Ну и как? Теперь тебе лучше?
      — Само собой, — ответила Астрид. — А ты разве не видишь?
      В ее голосе звучала ирония.
      — В таком случае, возвращайся домой, — сказал Бреннер. — Заканчивай учебу в школе и…
      — …и иди учиться дальше или приобретай разумную профессию? — перебила его Астрид. — Кончай ты со всем этим дерьмом. Я этого больше просто не могу слышать.
      — Могу предположить, что тебе уже не раз давали подобные советы, — сказал Бреннер. — А ты знаешь, все дело в том, что люди, советовавшие тебе, были правы.
      — Пошел ты, знаешь куда? — огрызнулась Астрид и, резко отвернувшись от него, уставилась в пол. Бреннер видел, что она с трудом пытается взять себя в руки. Он не сказал ей ничего нового. По всей видимости, Астрид бродяжничала уже несколько недель и, должно быть, давно поняла, что ее бегство из дому ни к чему хорошему не приведет. Нельзя убежать от того, что подстерегает тебя повсюду.
      — Я хочу предложить тебе одну вещь, — тихо и мягко сказал Бреннер, так мягко, как только мог. Астрид насторожилась, а затем с видимой неохотой и внутренним сопротивлением подняла голову и взглянула на него.
      — Ты дашь мне телефон твоих родителей… — Бреннер предостерегающе поднял руку, не давая ей возможности возразить. — И я завтра позвоню им и скажу, что у тебя все в порядке. Только это и больше ничего. Я обещаю тебе, что не назову им своего имени, а также не скажу о том, где встретился с тобой. Я сообщу им только, что с тобой все в порядке и что им не о чем волноваться. Что ты на это скажешь?
      Астрид колебалась. Возможно, ее изумило это неожиданное предложение. Бреннер сам был удивлен своим поступком.
      — Кто ты, собственно, такой? — спросила она. — Добрый самаритянин в свободное от работы время? От них меня уже тошнит! Тошнит, понимаешь?
      — Я всего лишь хотел оказать тебе небольшую услугу, — заявил Бреннер. — Тебе это ничего не будет стоить, а мне даст приятное чувство, что я помог людям.
      — Но откуда я знаю, могу ли я тебе доверять? — спросила Астрид.
      — Конечно, ты не можешь быть до конца во мне уверена, — спокойно сказал он. — Однако если бы я намеревался тебя заложить, я бы начал не с этого. Я бы поступил по-другому. Зачем мне предавать тебя и рассказывать твоим родителям о том, где я тебя встретил? Ведь ты к тому времени будешь уже далеко. А, с другой стороны, что мне мешает переговорить с нашим благодетелем и попросить его вызвать сюда полицию вместо службы Всеобщего германского автоклуба?
      Его откровенность, по-видимому, убедила Астрид.
      — Но ты позвонишь им завтра? — спросила она, чтобы еще раз удостовериться в честности его намерений. — Не раньше?
      — Не раньше, — подтвердил он. — Честное слово.
      Астрид колебалась еще несколько секунд, пристально глядя на Бреннера, а затем подошла к стулу, на котором стоял ее рюкзак, раскрыла его и начала в нем копаться. Через несколько мгновений она достала оттуда шариковую ручку и потрепанную книгу в мягком переплете. Аккуратно оторвав краешек одной из страниц, она нацарапала на нем номер своего домашнего телефона и протянула записочку величиной с почтовую марку Бреннеру. Бреннер бросил на нее беглый взгляд, чтобы убедиться, что номер написан четко и понятно. Почерк Астрид был довольно разборчивым. Бреннер почти бессознательно отметил про себя, что это был кельнский номер, судя по первым цифрам Значит, девчонка не так уж далеко зашла
      — Если ты позвонишь около трех или пяти часов дня, то не застанешь моего старика дома, — сообщила Астрид. — Может быть, это и к лучшему. Ты в таком случае поговоришь только с моей матерью.
      Бреннер сложил записочку и убрал ее в свой бумажник, положив рядом с кредитной карточкой, золотой обрез которой сверкнул, как будто насмехаясь над ним.
      — Ты хочешь, чтобы я им что-нибудь передал?
      — Нет, — ответила Астрид таким голосом, словно она чего-то испугалась И Бреннер насторожился — если он сделает еще один неверный шаг, то навсегда потеряет ее доверие.
      Однако он не успел ничего предпринять, потому что в этот момент отворилась дверь и вошел Себастьян. К изумлению Бреннера и Астрид, великан был одет в коричневую рясу, единственным украшением которой служил деревянный крест, висевший на его бедре на тонкой опоясывающей Себастьяна веревке. Несмотря на пробирающий до костей холод, великан снял свою подбитую мехом куртку, теплые брюки и зимние сапоги, теперь он был обут в сандалии на шнурках — такие, какие носили римские легионеры. Судя по их виду, они, должно быть, дошли до наших дней из тех отдаленных времен. “Одна загадка, по крайней мере, разрешилась, — подумал Бреннер. — Мы действительно находимся в монастыре”.
      Себастьян пришел не с пустыми руками. Он с трудом удерживал в руках огромный — даже для его собственных размеров — поднос, на котором стояли деревянная лохань с горячей водой, глиняный кувшин с двумя кружками, сделанными из того же материала, а также лежали белоснежные полотенца и перевязочные бинты. Бреннер сделал шаг ему навстречу, чтобы помочь великану поставить поднос на стол, но тот замотал головой и, прикрыв ногой дверь, сам водрузил свою ношу на деревянный, грубо сколоченный стол в центре тесной комнаты.
      — Прошу прощения за то, что заставил вас так долго ждать, — сказал он, — но я должен был нагреть воды Думаю, что вам не помешает сейчас выпить чего-нибудь теплого, — и Себастьян с громким стуком поставил на стол тяжелый кувшин и две кружки, после чего налил в них дымящийся напиток. Сильный незнакомый запах ударил Бреннеру в нос, он не показался ему неприятным, но был очень необычен.
      — Фруктовый чай, — сообщил Себастьян в ответ на немой вопрос.
      Бреннер был несколько разочарован Он, пожалуй, пожертвовал бы своей правой рукой ради того, чтобы получить сейчас чашку горячего крепкого кофе. Но чего еще можно было ожидать от Себастьяна после того, как он переоделся в рясу? Бреннер постарался скрыть свои истинные чувства.
      Астрид, в отличие от него, проявила меньше такта. Схватив обеими руками кружку, она осторожно пригубила ее содержимое и поморщилась.
      — Это ужасно, — заявила она, — неужели вы действительно пьете эту дрянь?
      Себастьян усмехнулся.
      — Иногда, — сказал он. — Но обычно мы пьем воду У нас есть свой источник. Я знаю, что обыкновенная вода вышла нынче из моды, но ты не поверишь, какой изысканный вкус бывает у свежей ключевой воды. Однако этот чай помогает согреться, он пробуждает в организме жизненные силы.
      Выражение лица Астрид ясно свидетельствовало о том, что она думает на этот счет. Однако, несмотря на это, она сделала второй глоток и снова поморщилась, но на этот раз сказала более мягко:
      — Да, по крайней мере, этот чай горячий. Спасибо.
      Она крепче сжала пальцы, обнимавшие туло-во кружки, не имевшей ручки, для того, чтобы согреть их исходившим от горячего напитка теплом.
      По лицу Себастьяна пробежала тень недовольства. Бреннер не сразу понял, в чем дело. По всей видимости, великана раздражала сигарета, зажатая между указательным и средним пальцем правой руки девушки. Догадавшись об этом, Бреннер поспешил к Астрид и, нагнувшись, взял у нее почти полностью докуренный окурок “Кэмела”, после чего, подойдя к окну, выбросил его вместе со своим. Астрид удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала.
      — Спасибо, — промолвил Себастьян, — я не хотел показаться невежливым, но…
      — Здесь не курят, — продолжил за него Бреннер.
      — Действительно, в этих помещениях, насколько я знаю, никто никогда не курил, — согласился Себастьян. — Запах держится очень долго И он очень неприятен для тех, кто к нему не привык.
      — Конечно, — сказал Бреннер. — Мы просим прощения.
      Он заметил недобрый блеск в глазах Астрид и почти умоляюще посмотрел на нее К его полному удивлению, это на нее подействовало и она снова подавила в себе желание ответить Себастьяну колкостью, которая уже вертелась у нее на языке.
      — Вы живете здесь очень уединенно, — заметил Бреннер.
      — И очень просто, — добавила Астрид.
      — У нас есть все, что нам надо, — ответил Себастьян. — Мы ни во что не ставим богатства земные и роскошь. Все это, на наш взгляд, ненужный балласт, который больше создает проблем, чем решает их, — и Себастьян протянул свою руку: — Дай мне взглянуть на твою ладонь.
      Астрид поставила кружку на стол.
      — Это, действительно, всего лишь царапина, — сказала она. — Рука уже почти не болит.
      Девушка протянула уже было свою ладонь, но тут же отдернула ее, нервно скользнув взглядом по перевязочному материалу, лежащему на огромном подносе. Бреннер только теперь заметил, что среди множества марлевых бинтов и пластырей здесь были ножницы, пинцет, а также изогнутая игла, находившаяся в прозрачном пластиковом футляре.
      — Не беспокойся, — произнес Себастьян и понимающе улыбнулся: от него не ускользнул опасливый взгляд девушки. — Я хочу только одного — помочь тебе. Нельзя вести себя легкомысленно, когда получаешь подобные раны. Ты ведь не хочешь, чтобы у тебя на коже остался уродливый шрам? Ты еще так молода.
      Астрид довольно нерешительно снова протянула ему руку. Она терпеливо ждала, пока Себастьян осмотрит и прочистит ее рану. Бреннер видел, как осторожно действует великан. И все же уголки рта Астрид несколько раз подозрительно начинали дрожать, и она еще больше побледнела.
      — Рана довольно глубокая, — заметил Себастьян. — Я не уверен, что она заживет без шва. Я должен наложить его. Не бойся, я умею это делать. Мы всегда сами врачуем здесь незначительные травмы и повреждения.
      — Наложить швы? — переспросила Астрид и еще больше побледнела, впившись взглядом в прозрачный футляр с иглой.
      — Тебе будет немного больно, — сказал Себастьян. — Но не очень, терпимо. Если мы этого сейчас не сделаем, ты будешь вынуждена обратиться к врачу. Хочешь ты этого или не хочешь.
      “Довольно странное высказывание, — подумал Бреннер. — Если учесть, что этот великан ничего не знает о проблемах Астрид”. Девушка вновь удивила его тем, что, проведя свободной рукой по лицу, сказала:
      — Хорошо. Но только делайте это поскорей, пока я не передумала.
      Себастьян действительно работал очень быстро, но тщательно и ловко, несмотря на то, что, казалось, его руки были скорее предназначены для работы кувалдой, а не пинцетом и операционной иглой. Он старался причинять Астрид по возможности меньше боли, однако ее смертельно бледное лицо все равно искажала гримаса страдания. Наконец Себастьян, наложивший на рану пять стежков, перерезал нитку маленькими ножницами.
      — Все уже позади, — сказал он. — Подожди еще одно мгновение, я только наложу мазь, которая уменьшит боль.
      Астрид во время всей этой довольно болезненной процедуры не издала ни звука, но сейчас внезапно покачнулась на стуле и сказала:
      — Мне плохо. Где у вас здесь…
      — Туалет? — Себастьян указал рукой на дверь: — На другой стороне. Тебе нужна помощь?
      Девушка встала, опершись здоровой рукой о край стола, постояла несколько секунд, а затем пошла к выходу неуверенными семенящими шагами. Она дышала медленно и глубоко.
      — Какая еще помощь? Меня сейчас вывернет наизнанку, — сказала она. — Я как-нибудь справлюсь с этим сама.
      Бреннер невольно усмехнулся, видя смущение Себастьяна. Сам он все же не спускал с девушки тревожного взгляда, внимательно следя за ней. Он был готов броситься ей на помощь в случае необходимости. Астрид теперь учащенно дышала и судорожно сглатывала слюну, стараясь преодолеть приступ тошноты и боясь, что ее вырвет прямо здесь, в комнате.
      Он проводил ее до двери и быстро прикрыл ее за девушкой, видя, что та опрометью побежала во двор. Бреннер в этот момент испытывал смешанное чувство сострадания к ней и восхищения ее мужеством. Сам он больше всего на свете боялся боли.
      Снова обернувшись к Себастьяну, Бреннер встретился с ним глазами. Взгляд великана, устремленный на него, был очень странным. Бреннеру показалось, что он воочию видит роящиеся внутри черепной коробки великана мысли. Он внезапно припомнил другой, тоже странный и неприятный взгляд Себастьяна, которым тот окинул их при первой встрече в лесу. У Бреннера было такое чувство, как будто он должен был в чем-то оправдаться перед великаном.
      — Думаю, что я должен вам объяснить… — начал было он.
      — То, что вы сделали, было очень любезно с вашей стороны, — перебил его Себастьян.
      Бреннер не понял, что тот имел в виду.
      — Я слышал обрывок вашего разговора с девушкой, — продолжал Себастьян, отвечая на немой вопрос Бреннера, и показал рукой сначала на поднос, а затем на дверь: — Мне было очень трудно сразу открыть дверь, и я невольно подслушал то, о чем вы говорили. Вообще-то такое несвойственно мне, но в данном случае я об этом не жалею. Вы произвели на меня несколько другое впечатление при первой встрече. Теперь я понимаю, что оно было обманчивым, — он выглядел смущенным, произнося эти слова.
      — Она слишком молода для меня, — сказал Бреннер. Слова Себастьяна тоже смутили его. — Кроме того, мой поступок был не таким уж бескорыстным, как вам это кажется.
      — Неужели?
      — Мне просто стало искренне жаль девчонку, понимаете? — Бреннер сознавал, что это безумие, но ничего не мог поделать с собой: он чувствовал необходимость оправдываться только потому, что испытал на минуту к девушке дружеское участие. Но почему, черт возьми? — И потом, мне было приятно сознавать, что я могу сделать доброе дело, потратив всего одну монетку, брошенную в телефон-автомат.
      — Вы охотно творите добро? — поинтересовался Себастьян.
      Бреннер совершенно смутился. При любых других обстоятельствах и в любом другом месте этот разговор показался бы ему высокопарным и глупым, но здесь подобного впечатления не возникало. Может быть, все дело было в том, что Себастьян сменил свой костюм лесоруба на монашеское одеяние — ряса многое значила даже для такого агностика, каким считал себя Бреннер. Ведь подобное одеяние обычно носили люди, с которыми традиционно связывали такие понятия, как доверие, понимание и самоотвержение. Как и любой другой человек на его месте, попади он в такую ситуацию, Бреннер внезапно ощутил робость.
      — Почему бы и нет, — уклончиво ответил он. — Ну да. Думаю, что это действительно так.
      — В таком случае вы должны знать, что никто из творящих людям добро не поступает в ущерб себе, — сказал Себастьян. — Ведь это всегда сделка. Вы делаете доброе дело и получаете что-нибудь взамен — благодарность, признательность или просто внутреннее сознание того, что совершили хороший поступок. Но это не умаляет сделанного вами добра.
      Бреннер никогда еще не смотрел на эту проблему с подобной точки зрения. Он не был полностью уверен в справедливости высказанной великаном мысли. Если эти представления Себастьяна распространялись также на сущность евангельского учения, то такое понимание христовой заповеди, надо сказать, было чересчур упрощенным. С другой стороны, не были ли все великие истины просты?
      Бреннеру не понравился ход собственных мыслей. Он резко сдвинулся со своего места у двери, подошел к окну и стал так, что ему были одновременно видны и Себастьян, и часть зимнего пейзажа в оконном проеме.
      — Если уж мы завели об этом речь, — сказал он, не глядя на Себастьяна, — то я должен заметить, что до сих пор еще не поблагодарил вас за оказанную нам помощь. Надеюсь, из-за нас у вас не будет никаких неприятностей.
      — С братом Антонием? — Себастьян, по-видимому, помнил каждое свое слово. — Честно говоря, я еще до сих пор не сообщил ему о вас. Но он вряд ли оторвет мне за это голову.
      — Хотите, я сам с ним поговорю? — предложил Бреннер.
      Себастьян усмехнулся. По всей видимости, Бреннер, сам не понимая того, предложил что-то необычайно глупое.
      — Вряд ли в этом будет какая-нибудь необходимость, — сказал великан. — К тому же я не уверен, что из этого что-нибудь получится. Брат Антоний очень редко принимает посетителей.
      — У вас здесь, по-видимому, вообще чрезвычайно редки гости, да? — спросил Бреннер, вновь бросая пристальный взгляд на Себастьяна. Если тому и не понравилось любопытство Бреннера, то он умело скрыл свое недовольство.
      — Собственно говоря, их никогда не бывает, — признался он. — Мы живем здесь очень уединенно. Мы полностью отрезаны от мира, из которого вы с девушкой явились к нам. Иногда чувствуешь себя здесь очень одиноким, но это одиночество необходимо для того, чтобы иметь возможность сосредоточиться на нашей задаче.
      Бреннер не осмелился спросить, о какой задаче идет речь. У него не было ни малейшего желания пускаться с Себастьяном в теологическую дискуссию. Он попросту опасался нечаянно проговориться о том, что он сам в действительности думает обо всем этом маскараде. Хотя тема “добрых дел и вознаграждений за них” уже прозвучала, и Бреннер как-то очень неловко поблагодарил своего спасителя за помощь.
      — Вы сдержите свое слово? — внезапно спросил Себастьян.
      Вопрос озадачил Бреннера.
      — Вы имеете в виду слово, данное Астрид? Не сообщать ее родителям ее местонахождение? — переспросил он и задумался, не зная, что ответить. Он не принял еще по этому поводу никакого решения. Да и какое тут могло быть решение? У Бреннера не было никакой причины нарушать данное им слово. Наконец он пожал плечами и сказал: — Думаю, что если я нарушу слово, это не принесет никому из нас пользы. Хотя, вероятно, именно это и нужно было бы сделать. Бродяжничество — небезопасное дело для такой девушки, как Астрид.
      — Вы должны быть очень осторожны, — сказал Себастьян. — Она вам доверяет. Если вы обманете ее доверие, это принесет больше вреда, чем пользы.
      Как будто Бреннер сам об этом не знал! Однако, несмотря на это, он сказал великану:
      — Мне кажется, что вы действительно слишком далеки от реального мира. Вы представляете себе, что может случиться с шестнадцатилетней девочкой, которая в полном одиночестве бродит по свету?
      — Она вовсе не в полном одиночестве, — сказал Себастьян. — Рядом с нею Бог.
      Убежденность, звучавшая в словах Себастьяна, почему-то разозлила Бреннера. Он попытался несколько сдержать свой цинизм, всегда прорывавшийся в его высказываниях, когда он говорил о религии, но это ему не совсем удалось.
      — В таком случае, я надеюсь, что он будет рядом с ней и в тот момент, когда она попадет в руки какого-нибудь бессовестного парня, который сначала приучит ее к наркотикам, а потом пошлет на панель зарабатывать на них. Простите, я вовсе не хочу вас обидеть, но боюсь, что…
      — …что я понятия не имею, как в действительности обстоят дела в вашем мире? — закончил за него Себастьян и покачал головой. Он, по-видимому, был задет за живое, но не сердился на своего собеседника. — Жить вдали от мира не значит быть совершенно чуждым ему, мой друг. Или быть круглым дураком. Я знаю все те опасности, о которых вы говорите. Знаю даже слишком хорошо. Я даже согласен с вами в том, что было бы разумнее нарушить данное вами слово и вернуть девушку домой. Если хотите, я сейчас же извещу соответствующие органы. Но не забывайте при этом, какой вред мы нанесем душе этой девушки.