Глава 1

1895 год

Шарлотта Фэрчайлд закусила губу, чтобы не вскрикнуть. У нее даже не дрогнула рука, когда она наливала кофе. Тонкие фарфоровые чашки лишь слегка звякнули.

– Весьма сожалею, что не могу угостить вас чаем, но наш прораб-управляющий родом из Константинополя и требует, чтобы все мы пили турецкий кофе. А он такой хороший работник, что не хочется с ним спорить. Поэтому пейте кофе. Вам с корицей или с сахаром, леди Хэйверс?

Миниатюрная женщина, сидящая напротив, покачала головой. Ее лицо под украшенной лентами шляпкой было красным, как свекла.

– А вам, сэр Томас?

– С корицей, пожалуйста.

Леди Хэйверс было непонятно, зачем вообще пить такой горячий кофе. Хотя стоял январь, но в Египте даже зимой было невероятно жарко. Жар пустынного солнца был тяжелым, как в кузнице.

Шарлотта указала рукой на медный поднос, на котором горкой возвышались засахаренные фрукты и финики. На ее предложение откликнулся только сэр Томас, нерешительно взяв один финик. Шарлотта посчитала, что выполнила по отношению к ним свои обязанности хозяйки, и поднялась:

– Прошу вас извинить меня.

Сделав шаг назад, Шарлотта исчезла под тентом. Когда она снова появилась у столика, в руках у нее был огромный револьвер. Она, выпрямившись в струнку, не обращая внимания на гостей, которые в испуге уставились на нее, прицелилась в змею и выстрелила. Огромная кобра, издав злобное шипение, завертелась на песке и тяжело осела на землю.

Шарлотта опустила револьвер.

– Я должна сказать, что это самая наглая кобра, какую я когда-либо видела за все годы пребывания в Египте. Если бы она оказалась немного проворнее, ей бы удалось испортить наш небольшой пир.

Повернувшись к гостям, она заметила, что рука леди Хэйверс застыла в воздухе, а чашка лежит на ее коленях и весь подол ее платья забрызган кофе. Сэр Томас чуть не подавился фиником.

На звук выстрела прибежал прораб, который выскочил из палатки, где проживал обслуживающий персонал. Увидев кобру, он широко раскрыл глаза и остановился как вкопанный.

– Мне кажется, вам следует принести нам что-нибудь покрепче, Ахмед. Бренди, например.

Тот сердито нахмурился:

– Мистеру Фэрчайлду это не понравится. Палить из револьвера среди бела дня, привлекая внимание рабочих! Для европейской леди это непозволительно.

– Спасибо за урок хорошего тона, Ахмед. А теперь, прошу вас, принесите бренди.

Лицо управляющего было наполовину скрыто усами, но было видно, как он недовольно ухмыльнулся.

– Днем пить крепкие напитки? Потому-то эти твари кишмя кишат вокруг лагеря. Такое беспутное поведение навлечет на всех нас проклятие пустыни.

Он удалился, бормоча что-то под нос. Шарлотта обернулась к гостям. Леди Хэйверс, казалось, окаменела от только что пережитого ужаса. Сэр Томас носовым платком вытирал лоб.

– Просто не представляю, как у вас рука не дрогнула, моя дорогая.

– Отец довольно долго обучал меня стрельбе из пистолета. Обычно я оттачиваю свое мастерство только на скорпионах, хотя два года назад мне пришлось столкнуться с довольно мерзкой гиеной. – С этими словами Шарлотта сунула револьвер в широкий карман юбки. Лицо леди Хэйверс все еще было необыкновенно бледным. – А с кобрами и вовсе лучше не встречаться. Мне просто повезло, что я заметила ее отражение вот здесь.

Хэйверсы перевели свои встревоженные взоры на медный кувшин, стоявший на столе.

Шарлотта уселась в походное раскладное кресло. Если ей удастся представить это происшествие обычным делом, какие случаются здесь каждый день, тогда, пожалуй, пожилая чета быстрее придет в себя.

– Полно, все уже позади. Не стоит из-за этого так расстраиваться. – Она улыбнулась.

Леди Хэйверс постепенно приходила в себя. Трясущейся рукой она дотянулась до опрокинутой чашки.

– В моем воображении кобры и Египет всегда существовали по отдельности.

Шарлотта не выказала никакого удивления. Сэр Томас имел безупречную репутацию египтолога. Но она догадывалась, что его супруга, утонченная и затянутая в корсет, видимо, редко выходила за порог своего номера в шикарном английском отеле Шепарда.

– Вам совершенно не стоит так волноваться, леди Хэйверс. Я уверена, что здесь, в пустыне, мы гораздо в большей безопасности, чем где-нибудь на улицах Лондона. Думаю, вы со мной согласитесь, что это самое красивое место на земле. – Шарлотта бросила взгляд на песчаные холмы, окружающие лагерь. – В Лондоне такой отвратительный воздух, там совершенно нечем дышать. И небо с самого утра затянуто клубами дыма из топящихся каминов и фабричных труб. А здесь воздух сладкий, как мед.

Она потянула носом воздух и постаралась сдержать гримасу, унюхав лишь запах верблюжьего помета.

– Даже египтологи и те не в состоянии всю жизнь провести в пустыне, как бы она ни была уникальна и очаровательна. – Сэр Томас бросил подозрительный взгляд на мертвую кобру, лежащую в двадцати футах от них. – В один прекрасный момент наступает время, когда пора отложить лопату в сторону. Я это знаю по собственному опыту, потому что много лет копался в песке, лишая себя общества леди Хэйверс. И к тому же, работая в пустыне, я не имел возможности профессионального роста.

– И вы всерьез считаете, что можно профессионально расти, запершись в запасниках Британского музея или в пыльных галереях Коллекции Колвилла? – Шарлотта сделала маленький глоток кофе. – Мне кажется, любая архивная работа не идет ни в какое сравнение с раскопками гробниц пятой династии.

– Ученый должен время от времени возвращаться на родину, если он хочет, чтобы его открытия в далеком Египте были оценены по достоинству. Неизвестному ученому дворянского звания не дадут, миссис Фэрчайлд, даже если он открыл много гробниц.

– Сэр Реджинальд, мой отец наверняка не согласился бы с вами, – возразила Шарлотта спокойно.

Из-за палатки донеслись торопливые шаги. Через мгновение перед ними возник ее муж, запыхавшийся, с винтовкой в руках. С ним был Ахмед, который держал бутылку бренди.

– Шарлотта, ты снова застрелила кобру?

Она указала на распластанные безжизненные змеиные кольца на раскаленном песке.

На обветренном лице Йена отразилось недовольство.

– Я же тебя просил, чтобы ты в таких случаях звала кого-нибудь из мужчин.

Ахмед поддержал его:

– Не годится европейской женщине самой расправляться с кобрами.

– Нет-нет, напротив! Я должен благодарить судьбу, что сегодня рядом с нами была такая отважная европейская женщина, – вмешался сэр Томас. – Иначе моя дорогая жена и я тоже были бы сейчас мертвы, как фивские мумии.

Ахмед, всем своим видом выражая неодобрение, поставил на стол бутылку с бренди и с достоинством удалился.

Йен Фэрчайлд обратился к гостям:

– Сэр Томас, леди Хэйверс. Очень жаль, что меня не было на месте, когда вы приехали. У нас сейчас много работы, мы возводим подпорные стенки в тоннелях.

Несмотря на улыбку, которую Йен постарался изобразить, Шарлотта знала, что муж сердится на нее. Она понимала, что за его гневом прячется лишь забота о ее безопасности, но при этом она почему-то чувствовала себя униженной. Они поженились всего год назад, но знали друг друга уже три года, с того времени, как Йен стал работать с ее отцом. Однако до сих пор он не мог привыкнуть, что она умеет справляться не только с тяготами жизни в пустыне, но и с его мрачным расположением духа.

– Мне в самом деле очень хотелось самому вас встретить. Видите ли, я еще не успел рассказать Шарлотте о вашем предложении.

Шарлотта отвела взгляд от бренди, которое наливала себе в стакан леди Хэйверс.

– О каком предложении?

Йен нервно провел рукой по темным, покрытым пылью волосам.

– Сэр Томас приехал в Египет, чтобы предложить мне должность хранителя Коллекции Колвилла.

Она уставилась на мужчин раскрыв рот.

– Это редкая возможность. Лорда Баррингтона, который прежде занимал эту должность, убили месяц назад при нападении на почтовую карету, в которой он ехал. А джентльмен, которого все прочили ему в преемники, оказался в сетях весьма пагубных привычек.

При этих словах сэр Томас приподнял бровь. Леди Хэйверс наклонилась над столом.

– Опиум, – прошептала она.

– Конечно, Йен с удовольствием продолжил бы работу, начатую вашим отцом в Долине Амона, – произнес сэр Томас. – Все признают, что это знаменитое место. Но даже вы не можете не согласиться, что здесь уже почти все раскопано.

– Чепуха! – Шарлотте показалось, что сэр Томас пытается оскорбить память своего покойного друга. – Здесь, в песках, лежит по крайней мере дюжина неоткрытых гробниц. Одна из них, вероятно, является захоронением принцессы Хатири.

– Принцессы Хатири? – переспросила леди Хэйверс.

– На самом деле ее нельзя назвать настоящей принцессой, хотя некоторые легенды и утверждают обратное, – ответила Шарлотта, не обращая внимания на скептическую усмешку сэра Томаса. – Она была дочерью верховного жреца бога Амона и любимой наложницей Рамсеса Великого. Говорят, что ее убили по приказу ревнивой завистливой царицы. Но Рамсес так сильно любил ее, что воздал ей царские почести. Он похоронил ее тайно и положил в ее гробницу столько сокровищ, что иные фараоны могли лишь позавидовать.

– Чушь! – Сэр Томас указал на глинобитный домик, который много лет назад возвел ее отец. Там в десятках корзин хранились археологические находки, обнаруженные во время раскопок в Долине Амона. – Вон там лежит все, что представляет хоть какую-то ценность. Все, что можно было здесь откопать. Весьма сносная коллекция погребальных принадлежностей. Однако там нет ничего достаточно ценного, чтобы это могло служить оправданием для вашего мужа, если он упустит такое выгодное предложение. Надо признаться себе, что ваши раскопки зашли в тупик. И вам, и Йену пора заняться другим делом.

– Вы ошибаетесь, сэр Томас. Я уверена, что когда мы наконец передадим материалы в Каирский музей, его директор по достоинству оценит нашу «сносную» коллекцию, как вы изволили выразиться.

– Я нахожу, что предложение, поступившее от Колвилла, гораздо более привлекательно, – произнес сэр Томас, хлопнув Йена по плечу. – Эту должность мечтал занять сын графа Морли.

– Вот и чудесно. Сын графа Морли ищет себе работу, так предоставьте ему такую возможность.

– Не говори глупостей, Шарлотта. Этот идиот даже не закончил университет. – Йен не мог отказать себе в удовольствии позлословить.

Она на мгновение задумалась.

– Ну что ж, тогда этот парень – Барнабас Хьюз, кажется. Он специалист по античной истории, достаточно компетентный ученый. И к тому же он работает в Коллекции Колвилла более десяти лет.

– Я думал, ты ненавидишь Хыоза. Действительно, когда Барнабас Хыоз приехал к ним на раскопки в прошлом году, у нее тут же возникла к нему необъяснимая антипатия.

– Так оно и есть. Он грубиян, к тому же с большим самомнением. Но если дело идет к тому, что мы должны покинуть Долину, пусть хранителем Коллекции назначают хоть самого варвара Аттилу. – Шарлотта схватила мужа за руку: – Йен, пожалуйста, я тебя умоляю.

– Йен будет самым молодым хранителем Коллекции за всю ее историю, – произнес сэр Томас, смущенный таким открытым проявлением чувств. – Семейство Колвилт даже согласилось отложить открытие новых египетских галерей еще на год, чтобы дать ему возможность войти в курс дела и устроить все по своему вкусу. Но это предложение – для вас обоих отличный шанс как можно быстрее вернуться в Лондон.

– У меня уже есть несколько набросков, как я бы хотел расположить экспонаты, – сказал Йен. – Я тебе покажу сегодня вечером.

Шарлотта вдруг почувствовала необыкновенную легкость, как будто надышалась гашишем в каирской кофейне.

– Ты говоришь так, как будто уже решил принять это предложение.

– Да, я уже решил. – Ее муж стряхнул пыль с бороды. Она открыла было рот, но ничего не сказала.

– Сейчас это самый лучший выход для вас, миссис Фэрчайлд. Сущее безрассудство оставаться здесь. – Леди Хэйверс подлила себе еще бренди. – Все знают, что Долина Амона проклята. Сначала ваш первый прораб умер чудовищным образом, потом в мир иной отправился ваш бедный отец.

– Я никуда не уеду. – Голос Шарлотты дрожал от гнева и страха. – Когда отец лежал на смертном одре, я дала ему обещание, что доведу до конца его работу. Я просто не представляю, как вам могло взбрести в голову бросить раскопки. Это будет просто преступление, если раскопки в Долине будут прекращены.

Мужчины обменялись взглядами.

Шарлотта дотронулась до амулета, который висел у нее на шее на тонком кожаном шнурке.

– Что вы от меня еще скрываете? Йен вздохнул:

– Директор согласился передать наше разрешение на раскопку другим археологам.

– Вы хотите передать кому-то наше разрешение на раскопки? – Она уставилась на мужа так, будто это был совершенно незнакомый человек.

– Да.

– Кому именно?

Йен отвел глаза, на лице его появилось виноватое выражение.

Сэр Томас нерешительно кашлянул.

– Дилану Пирсу, – ответил он.

– Пирсу! – Шарлотта опустилась на стул как подкошенная. – И у вас поворачивается язык называть его археологом? Это же расхититель гробниц, развратник и пьяница!

– Уверен, что он выпивает не больше, чем любой средний ирландец, – попытался защитить Пирса сэр Томас.

Йен прочистил горло.

– Он родом из Уэльса.

– Можно подумать, что это так важно, ирландец он или валлиец! – Шарлотта не могла поверить своим ушам. – Этот человек настоящий разбойник!

– Он сделал прекрасный перевод арабских стихов, – возразил Йен.

– Я слышала, эти стихи довольно неприличные, – нахмурилась леди Хэйверс. – Сэр Томас не позволил мне прочесть ни одной странички. Тот предостерегающе посмотрел на жену:

– У меня достаточно веские причины считать, что Дилан Пирс сейчас совсем не тот дикарь, каким был когда-то.

– Этот идиот спалил целый квартал шесть месяцев назад. Мы с Йеном как раз в это время были в Каире. Базар и лавки полыхали всю ночь. И все из-за того, что этот Пирс ввязался в отвратительную драку с каким-то танцором.

Леди Хэйверс икнула.

– Просто ужас, до чего могут довести крепкие напитки!

– Я слышал, что сейчас он ограничивает себя в выпивке.

– Плевать на то, сколько он выпивает! – Шарлотта ударила кулаком по столу так, что даже чашки подпрыгнули. – Дилан Пирс грабит раскопки в пустыне, он грабит могилы и храмы. Выбирает дорогие вещицы, не обращая внимания на их ценность для исторической науки, а потом продает тому, кто больше заплатит.

– Если не ставить в один ряд со всеми твоего отца, Шарлотта, именно так до недавнего времени и добывались в Египте все экспонаты, имеющие историческую ценность, – перебил ее Йен. – Тебе не стоит стыдить Пирса за те методы, которыми пользуются все остальные исследователи.

– Он просто охотник за сокровищами, а не ученый. И к тому же еще и пьяница. Может, тебе неизвестно, что он динамитом вскрывал гробницу фараона Тутмоса? – Даже сейчас при воспоминании об этом кровь похолодела у нее в жилах. – Подумай о том, сколько руин он оставит за собой, стремясь добыть как можно больше золота!

– Он образованный и компетентный человек. – Йен сел на стул, скрестив руки на груди. – И больше я ничего не желаю слушать по этому поводу.

– К тому же Пирс очень храбр, – добавил сэр Томас. – Здесь, в Африке, все называют его Львом. Говорят, однажды на него напал лев.

Леди Хэйверс снова икнула.

– Говорят, так окрестила его какая-то женщина. Без сомнения, потому, что в постели он просто дикий зверь.

Сэр Томас взял рюмку из рук своей жены.

– Мне кажется, тебе достаточно «кофе» на сегодня, моя дорогая.

– Зато мне не достаточно! – Шарлотта налила в кофейную чашку бренди и залпом выпила. Спиртное обожгло горло, и она чуть не задохнулась. Она чувствовала, что ей необходимо было вытворить нечто из ряда вон выходящее, чтобы справиться с захлестнувшим ее отчаянием.

– Шарлотта, я никогда не видел, чтобы ты выпивала. – Йен хмуро посмотрел на нее. – Это тебе совсем не идет. К тому же на такой жаре это не слишком мудро.

– Если я не мудрая, тогда ты – не добрый. – Шарлотта снова потянулась к бутылке, но муж перехватил ее. – Это отвратительно – принимать решения, которые могут так изменить всю мою жизнь, и не сказать мне об этом ни слова. Как будто я малый ребенок.

– Да ты и ведешь себя как ребенок. И к тому же при гостях. Тебе двадцать пять лет. К этому возрасту пора научиться владеть собой и справляться с беспричинными вспышками раздражения. Вместо того чтобы устраивать истерику, тебе надо благодарить этого Пирса, что он согласился взять на себя все заботы по раскопкам.

– Ты требуешь от меня благодарности за то, что ты вручаешь работу всей жизни моего отца этому пьянице, вору и развратнику?

– Не надо преувеличивать, – со вздохом ответил Йен. – В этом сезоне Пирс хотел начать раскопки в Дэзэль-Бари, но французы оказались там раньше. К счастью, три дня назад сэр Томас случайно встретился с ним в Каире и за обедом уговорил его сегодня приехать в Долину.

– Сейчас приедет Пирс? – Известие о том, что сюда скачет шайка бандитов, чтобы отобрать ее любимое сокровище, потрясло Шарлотту.

Сэр Томас кивнул:

– Он должен приехать еще до полудня.

– Я отказываюсь верить, что вы действительно это сделали!

– Решение принято и не обсуждается! В тебе говорят упрямство и эгоизм. Нам надо все подготовить к отъезду в Англию через две недели. Тебе предстоит большая работа по упаковке вещей.

– Из Египта… мы… никуда… не уедем, – с расстановкой произнесла Шарлотта и так резко вскочила на ноги, что походное кресло опрокинулось.

– Не воображай, что я буду потакать всем твоим капризам. Я не твой отец, Шарлотта.

Она потянулась и выхватила бутылку у него из рук.

– Действительно, ты совсем не похож на отца. Мой отец и его дело не предмет для торговли на базаре, даже если роль продавца играет семейство Колвилл.

Она повернулась и пошла прочь. В спешке она споткнулась о мертвую змею и чуть не упала. Не обращая внимания на крики, летевшие ей вслед, она уходила все дальше в пустыню.

Подумать только! Всего несколько минут назад ей пришлось застрелить обыкновенную кобру. Это была реальная угроза для ее жизни. А сейчас безрассудное решение Йена поставило под угрозу все их будущее. Больше того – ее любовь к нему.

Дилан Пирс ненавидел верблюдов.

Шхуны, потрепанные штормами, и то укачивают меньше, чем эти воняющие прогорклым салом зверюги. К тому же вокруг них все время вьется несметное количество насекомых.

В довершение всех несчастий в этот раз ему пришлось отправиться в путь в одиночку. Переваливающаяся походка его верблюда наводила на мысль, что не зря их называют кораблями пустыни. Еще немного, и изнуряющая качка доведет его до морской болезни. Он безнадежно окидывал взглядом окружающие его песчаные дюны, золотистые под солнцем и безмолвные. Если бы его не мучил последние дни приступ малярии, он бы ни за что не стал связываться с этим мастодонтом, а пошел бы в Долину Амона пешком. Он не сомневался, что к тому времени, когда они со своим отвратительным спутником доберутся до места, его не один раз вывернет наизнанку.

В который раз за утро он с удивлением думал о том, как это его угораздило совершить такую дикую глупость и взяться за эти раскопки. По всем расчетам никаких настоящих сокровищ в Долине лежать не может. А если что-то и найдется, то придется передать это в Каирский музей.

Нет, Долина Амона – это вотчина ученых, респектабельных, кропотливых и полунищих. Там необходимы люди, обладающие честностью и терпением. Он не был уверен, что отыщет эти качества в своем характере. Правда, его всегда привлекал этот вид деятельности, и он был уверен, что хочет посвятить ему свою жизнь. Но теперь, когда лучшая часть его натуры перевесила, он уже жалел об этом.

– Пожалуй, я им скажу, что заболел малярией, – произнес он вслух. – И стоит намекнуть им, что я подхватил еще и холеру.

Верблюд пошевелил ушами, откликаясь на звук его голоса.

– К тому времени, когда я туда дотащусь, у меня вид будет как у воскресшего мертвеца. Они только на меня взглянут и снова прогонят в пустыню.

В его словах была всего лишь доля шутки. Он и в самом деле неважно себя чувствовал. Неделю назад он проснулся от очередного приступа лихорадки. Больше ста пяти градусов по Фаренгейту, как сказал ему доктор. И хотя он принимал хинин, приступы малярии иной раз так мучили его, что он чувствовал себя как грешник на сковородке. Прошло всего несколько недель, и он еще не до конца оправился. Слишком сильное солнце иногда вызывало приступы головокружения, и он чуть не сваливался с верблюда.

Уж лучше бы он поехал в круиз по Нилу с мадемуазель Евой. Сейчас он бы лежал на палубе в парусиновом кресле, а за бортом журчала бы река. И его возлюбленная обмахивала бы его широким пальмовым листом. Вместо этого ему приходится тащиться на верблюде и молить Бога, чтобы этого одра не укусила ядовитая змея. Просто удивительно, почему респектабельная карьера обязательно должна быть сопряжена с такими ужасными лишениями.

На горизонте появилась какая-то движущаяся точка. Дилан Пирс осадил своего верблюда, и тот нехотя подчинился.

Постепенно мерцающий силуэт стал приобретать очертания. Кто-то, тоже на верблюде, ехал ему навстречу. И это был не мираж. Если только слепящее солнце не играет с ним шутки, то этот всадник – женщина.

Возможно, одна из этих ненормальных туристок. Заблудилась, исследуя развалины в Луксоре.

Раздраженно вздохнув, Дилан поправил козырек от солнца. Мало того что он согласился поехать в Долину Амона, теперь ему еще придется тратить время на то, чтобы препроводить эту обезумевшую дамочку до безопасного места.

Но верблюд приближался, и он смог разглядеть, что женщина вовсе не кажется обезумевшей. Ее лицо, защищенное от солнца широкополой шляпой, имело выражение суровое и сдержанное, как у статуи Анубис, богини подземного царства. Она осадила своего верблюда.

Небрежным движением поводьев женщина заставила животное встать на колени и спустилась с седла с таким изяществом, будто выходила из кареты на площади Лейсчестер.

Раздражение Дилана достигло предела, когда оказалось, что его собственный верблюд не такой сговорчивый. Наконец он все-таки заставил упрямое животное опуститься на колени, спрыгнул на песок и пошел к женщине, которая поджидала его в отдалении.

– Вы заблудились, мадам? Позвольте мне предложить вам свою помощь.

– Вы очень поможете мне, если вернетесь обратно в Каир! – С этими словами странная женщина сдернула с головы шляпу. И тут Дилан понял, кто перед ним стоит.

Несколько лет назад он был в Долине Амона и разговаривал со знаменитым египтологом сэром Реджинальдом Грейнджером. Тогда ему представили его дочь, молодую девушку с волосами цвета луны. Лунное Сияние – так называли ее рабочие из местных жителей. И вот теперь эти необыкновенные волосы рассыпались по ее плечам как мерцающие нити. Хотя он стоял не очень близко, но даже издалека мог разглядеть, что они отливали не серебром, а скорее были похожи на белое золото. И разительным контрастом была ее загорелая кожа и светло-серые глаза.

– Вы дочь сэра Реджинальда Грейнджера, не так ли? Мы встречались пять лет назад.

Когда ее отец представил их друг другу, она была так занята расчисткой обломка колонны, что едва удостоила его взглядом.

– Теперь я миссис Фэрчайлд. Шарлотта Фэрчайлд. – Ее голос был низким и хрипловатым – следствие долгого пребывания в сухом воздуха, пустыни.

Шарлотта Фэрчайлд отвязала от пояса сосуд и сделала несколько глотков. Ее губы стали влажными, капли воды стекали по подбородку. Она даже не побеспокоилась вытереть их. Это было совсем не похоже на манеры воспитанной европейской женщины. И эти светлые глаза на обветренном лице… Она казалась и англичанкой, и египетской принцессой.

– Ну а вы, стало быть, Дилан Пирс? Он уловил в ее голосе раздражение.

– Да. – Несмотря на отвратительное состояние, в нем проснулось любопытство. – Вы, кажется, вышли замуж за того самого человека, который взялся продолжить раскопки, начатые вашим отцом.

– Да, я замужем за тем самым человеком, чей участок вы собираетесь незаконно присвоить. – Она попыталась снова привязать флягу к поясу, но ей это не удалось. Издав неопределенный звук, она швырнула ее на землю. – Я только что узнала, что вы – вы, именно вы из всех возможных кандидатов – собираетесь продолжать раскопки. Ну так вот, я собираюсь помешать вам завладеть этим участком.

Молодую женщину, казалось, качало из стороны в сторону, хотя в воздухе не чувствовалось ни ветерка.

– С вами все в порядке, миссис Фэрчайлд?

– О, со мной не все в порядке! Я просто вне себя от ярости. Я готова выцарапать вам глаза! Вы варвар, который грабит храмы, чтобы добыть жалкую горстку сокровищ. – Она тряхнула головой, как будто стряхивая с себя что-то. – Вы бандит и посланник дьявола!

Дилан, в свою очередь, потряс головой. Он-то по крайней мере мог оправдать свое тошнотворное состояние тем, что у него малярия. А эта женщина явно перегрелась на солнце.

Неужели эти тупоголовые англичане не соображают, что пустыня не лучшее место для женщины? Правда, немногие английские леди могут похвастаться волосами цвета белого золота. Еще меньше из них умеют управлять верблюдом. Большинство английских женщин не отличаются особой красотой. У миссис Фэрчайлд поразительная внешность, но нельзя сказать, что она красавица. Она производит впечатление, у нее стройная, даже величественная фигура. Но в ней не чувствуется нежности и мягкости, что и делает женщину женщиной. Дилан проникся состраданием к тому мужчине, который взялся обуздать эту неистовую натуру. Сам он поостерегся бы связывать свою судьбу с такой женщиной, даже несмотря на ее восхитительные волосы и необыкновенные глаза.

– Мне кажется, вам необходимо присесть и несколько минут передохнуть. У вас скорее всего солнечный удар.

– У меня никогда не бывает солнечных ударов! – Она гордо вздернула подбородок. – Я каждую зиму провожу в пустыне с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет. Только у туристов бывают солнечные удары. В отличие от них я здешняя. И в отличие от вас. Именно поэтому я хочу, чтобы вы убрались отсюда куда-нибудь подальше и не прикасались к моим раскопкам.

– К вашим раскопкам?

– Долина Амона принадлежала моему отцу. Теперь она моя.

– Не думаю, что вы обладаете правом собственности, барышня. Как я недавно слышал, официальным руководителем раскопок является Йен Фэрчайлд.

– Мой муж не археолог. – Она качнулась и чуть не рухнула на землю. – Мой муж – хорек.

Дилан уловил ее дыхание. Он помахал рукой у себя перед носом, отгоняя сильнейший запах алкоголя.

– Неужто вам никогда не говорили, что не следует скакать по пустыне в пьяном виде?

Ее глаза расширились.

– Как вы смеете… что я – Шарлене, Шарлоло, – что мне нельзя глотнуть бренди… я не пьяная… – Она ткнула в него пальцем. – Это вы запойный пьяница. Все говорят, что вы пьяный Лев!

Он тяжело вздохнул:

– Ну и кто же рассказывает обо мне все эти сказки?

– Не отпирайтесь, сэр! Вы – Лев, который грабит. Вы… вы обчищаете храмы так же безжалостно, как древние расхитили гробниц.

– Расхитители, – поправил он ее мягко.

– Значит, вы не отпираетесь! – Она выпрямилась во весь рост. – Так вот, я приехала сюда, чтобы предупредить вас. Никому – даже самому-рассамому Льву! – не будет позволено подрывать динамитом гробницу принцессы Хатири.

Дилан насмешливо поднял руки:

– Успокойтесь, дорогая. Сегодня утром я путешествую без взрывчатки.

– Вы надо мной смеетесь?! – Шарлотта икнула.

– Если бы я чувствовал себя лучше, то, пожалуй, так бы и сделал. – Он попробовал взять ее за руку, но она его оттолкнула. – Послушайте, миссис Фэрчайлд, – Дилан начал терять терпение, – ни вы, ни я не испытываем ни малейшего удовольствия от этой неторопливой беседы под палящим солнцем. Почему бы нам не взобраться на наших верблюдов и не поехать в Долину Амона?

– Это моя Долина! Я ни за что не сдамся вам, сэр, даже если… – Она неожиданно побледнела. – О Боже…

– Что случилось? – Он схватил ее за руки.

– Вы правы. – Ее ноги подкосились. – Кажется, я немного перегрелась…

Дилан опустил ее на песок.

– Я неважно себя чувствую, – пробормотала она. «Это можно сказать про нас обоих», – подумал Дилан.

Но тем не менее он заботливо надел ей на голову свою шляпу. – Посидите и немного отдохните.

Дилан подошел к верблюду Шарлотты и расстегнул седельную сумку. В ней оказалась лишь пустая бутылка из-под бренди.

– Неужели вы выпили целую бутылку, миссис Фэрчайлд?!

Обернувшись, он обнаружил, что она уже лежит на песке, раскинув руки в стороны. Шарлотта снова икнула.

– Солнечный удар – ужасная вещь. Наконец-то она изрекла нечто здравое!

Он огляделся вокруг. Никаких признаков оазиса, только горячий песок, куда ни кинь взгляд. А до Долины Амона еще не меньше часа езды. Что ж, придется привязать ее ремнем к своему седлу. Надо торопиться, пока солнце еще не в зените и не наступила невыносимая жара. Он представил, какой прием окажет ему ее муж, увидев подобное зрелище.

Дилан отвязал свою фляжку с водой и опустился на колени. Вытащив пробку, он плеснул водой ей в лицо.

– Постарайтесь прийти в себя, миссис Фэрчайлд.

– Я не пьяная, мистер Лев. Это от солнца. – Она помолчала, что-то соображая. – И от Йена.

Он приподнял ее голову.

– Меня зовут Дилан, а не Лев. Она кивнула, и глаза ее закрылись.

– Все в порядке, Дилли.

– Дилан!

Она открыла глаза и уставилась на него.

– Не трогайте мои раскопки, Дилли. Пожалуйста! В них вся моя жизнь. Не разграбляйте их. Вы же милый пушистый лев. – Она погладила его по руке. – Отец так хотел, чтобы они сохранились. Я должна продолжить его работу.