Ее собственное лицо одеревенело под толстым слоем светлого грима, придающего ей необходимую бледность. По сценарию в этом эпизоде она умирала. Интересно, отрешенно , подумала она, что бы она чувствовала, по-настоящему умирая в такой романтически прекрасный вечер ранней осени?
      Это было трудно представить. И все же в последние недели съемок ее душа прониклась глубокой грустью ее героини Марджори, из-за которой временами она чувствовала себя бесконечно подавленной. Прочитав сценарий в первый раз, она по-настоящему не могла осознать всего трагизма, вложенного в него, ей было неведомо чувство невыносимо острого одиночества, которое испытывала ее героиня...
      Нужно было сделать еще один дубль. Группа звукозаписи проверила маленький магнитофон, запрятанный в складках ее юбки, и сейчас занималась более крупной аппаратурой. Приладив наушники, они внимательно вслушивались в готовую запись, пытаясь уловить . побочные шумы. Анджела закончила свои манипуляции с Луиджи и, собрав гримерные принадлежности, поспешила к Софи. Немного поработав большой мягкой кистью, она осталась довольна результатом и быстрой походкой поспешила назад, к камерам, крича на ходу: "Готово!"
      - Очень хорошо, - сказал Франко, поднимаясь из режиссерского кресла во весь свой высокий рост. - Пошли.
      - Подождите! - закричали сразу несколько голосов. Помощник режиссера показала жестом вверх: по небу, закрывая солнце, двигалась большая туча, меняя окружающий пейзаж.
      Все терпеливо ждали, пока туча медленно продолжала свой путь, очищая небо, которое теперь стало светло-голубым, переходящим в желтизну далеко на горизонте.
      Как прекрасно небо Италии, подумала Софи, равного ему нет нигде в мире. Было пять часов пополудни. Почти конец октября. Она пробыла в Италии уже шесть недель, и фильм "Первый день осени" был почти закончен - Франко сдержал свое слово. Съемки прошли быстро и без задержек, и спустя еще некоторое время ее собственная часть работы будет завершена, киногруппа распущена, и съемки продолжатся в Риме, в большом студийном комплексе, известном всему миру как Чинечитта. Сама же Софи вскоре вернется в Англию...
      Постепенно на площадке установилась относительная тишина. Софи поймала взгляд Канотты, и тот улыбнулся ей. За последние шесть недель между ними установилось отличное взаимопонимание. Самоуверенный, убежденный в своей неотразимости для женщин, во всем остальном это был милый, приятный молодой человек. Старше Софи лишь на три-четыре года, он был к тому же талантливым актером, с которым ей было легко и просто работать.
      - Прекрасно, - сказал Франко, довольный, что все наконец в порядке. Готовы, Софи?
      Она кивнула в ответ. Все вокруг говорили по-итальянски, но за последние полтора месяца практики у нее было достаточно. Возникло, конечно, несколько недоразумений, которые, к счастью, оказались не столько неприятными, сколько смешными.
      Один из звукооператоров стал наклонять журавль с обернутым пенопластом микрофоном, пока он не застыл прямо над ее головой.
      - Камеры... мотор!
      Софи склонилась над книгой, читая прекрасные, наполненные поэзией строки. В этой сцене мало диалогов, но игра ее должна быть убедительной. Ей предстояло исполнить самые ненавистные для нее сцены, в которых ей нужно было изобразить физическую страсть. Иногда они стоили ей больших усилий, и здесь неоценимую помощь оказывал Луиджи, его великолепное чувство юмора.
      Лувджи Канотта приближался к ней, шагая по траве. Когда его тень коснулась ее, Софи посмотрела на него с улыбкой и протянула навстречу руки.
      Он засмеялся и, опустившись рядом на траву, обнял ее. Они целовались, молча изображая страсть, и Софи медленно откинулась на спину, принимая на себя Луиджи.
      Как и всегда, в такие моменты ее мыслями завладевал Кайл. Она вспоминала его поцелуи, его прикосновения. Под напором эмоций она вся покрылась гусиной кожей. Ей приходилось насиловать себя, чтобы забыть Кайла и изгнать мучительные воспоминания о том, как это было с ним. Важно было то, что здесь и сейчас. Важна сиюминутная иллюзия.
      Одна из камер медленно приблизилась к ним, снимая крупным планом ее лицо через плечо Луиджи. Они оторвались друг от друга.
      - Что ты читаешь? - спросил Лувджи. (Сценарий был написан по-английски. Позже фильм будет дублирован на итальянский язык для проката в местных кинотеатрах.)
      - Данте, - ответила она, глядя на него влюбленными глазами.
      - Данте? - рассмеялся он. - Неужели англичанке может быть интересен Данте?
      - Он пишет о нашей любви, - ответила она. Почему этот сценарий казался ей раньше таким трогательным? Или она просто пресытилась им?
      И вновь они были в объятиях друг друга. Их губы сливались во все более страстном и продолжительном поцелуе. Руки Софи обвились вокруг шеи молодого итальянца. Она закрыла глаза, имитируя самозабвенное чувство влюбленной женщины.
      На экране эта сцена покажется очень трогательной и эмоциональной, но для Софи она ровно ничего не значила. Она подумала о том, какими нелепыми кажутся поцелуи, когда в них нет настоящего чувства, - всего лишь пустое и бессмысленное прикосновение впивающихся друг в друга губ и зубов.
      Их поцелуй длился дольше, чем в трех предшествующих дублях, - Франко должен остаться довольным этой сценой. Скованная объятиями Луиджи, Софи со все большей неловкостью ощущала на себе его тело. Она чувствовала его слегка отдающее привкусом кока-колы дыхание. Софи с нетерпением ожидала конца эпизода, лаская беспокойными руками спину Луиджи.
      Наконец тишину прервал голос Франко.
      - Стоп! - закричал он и подошел к разомкнувшим свои объятия Софи и Луиджи. Ей пришлось удержаться, чтобы тут же с отвращением не вытереть губы. Софи не хотелось обижать Луиджи.
      На лице режиссера играла широкая, довольная улыбка.
      - Превосходно, - кивнул он. - Как раз то, что нужно. На сегодня все солнце уходит. Завтра я просмотрю отснятый материал, но думаю, последний дубль получился великолепно.
      Луиджи счищал прилипшую к его одежде траву. Он весело улыбнулся.
      - Жаль. Я только начал вживаться в эту сцену.
      Софи, улыбнувшись, встала. Дежурная шутка Луиджи. Перед этим у них уже были куда более откровенные сцены в постели. В некоторых из них Луиджи был совершенно голым, а Софи снималась в коротеньких трусиках. Ей еще не хватало настоящего Профессионализма, чтобы не чувствовать во время съемки некоторого смущения. Изображая постельные сцены с незнакомым ей человеком в присутствии наблюдавших за ними десяти-пятнадцати осветителей и звукооператоров, она всегда испытывала крайнюю неловкость. Софи подозревала, что никогда не сможет перебороть себя. В таком случае какая же она актриса? - спрашивала она себя.
      - Завтра, после полудня, мы снимаем сцены в больнице, - наставлял Софи Франко. - Утром мы обсудим с вами некоторые моменты сценария, касающиеся вашей роли. 0'кей?
      - Чудесно, - кивнула она.
      - Я подвезу вас домой, как только вы будете готовы. Жду в машине.
      - Благодарю, Франко, - улыбнулась Софи. Она села в складное кресло и стала удалять с лица грим под суетливый шум упаковывающих аппаратуру техников.
      Когда Софи была готова, она собрала свои вещи в сумку, попрощалась с Луиджи и киногруппой и направилась к большому серебристому "мерседес-бенцу" Франко. По пути в загородную гостиницу, куда они ехали по центральной, запруженной народом части Пизы, Франко оживленно обсуждал с ней следующий этап киносъемок. По сюжету фильм завершается сценами в больнице, куда Марджори доставляют после принятия сверхдозы героина, там она и умирает.
      "Клиникой" на самом деле было прекрасное палаццо шестнадцатого века. Теперь в нем разместился дом для престарелых, которым ведали монахини. Франко удалось снять здесь на неделю целый этаж, и он был в восторге от его интерьера.
      Вообще старые дома в этой части Италии отличались особым очарованием. Даже гостиница, где жила Софи, выглядела довольно изысканно. У Софи всегда поднималось настроение, когда после целого для утомительных съемок она возвращалась в "Пенсионе Д'Эсте", как назывался этот приют, - старый тосканский фермерский дом был поистине великолепен.
      Пожелав спокойной ночи Франко, она поднялась в свою комнату, выходившую во двор. Как раз на уровне ее окон громадная ажурная арка поддерживала покрытую густой листвой виноградную лозу, отягощенную кистями спелого винограда. Будь у нее желание, она могла бы просто протянуть руку и сорвать одну из налитых темным соком ягод...
      Софи приняла душ и, накинув на себя просторное хлопковое платье, спустилась вниз, в столовую. Там было не больше полудюжины гостей, и вечер обещал пройти в спокойной обстановке. Она съела легкий ужин, состоявший из овощного супа и десерта из свежей клубники. В последнее время ее аппетит оставлял желать лучшего, что пошло ей на пользу - изысканная бледность придавала роли Марджори особую убедительность...
      Через неделю она возвратится в Англию. Софи не хотелось уезжать: еще не утихла боль ее воспоминаний. Последняя встреча с Кайлом все еще отдавалась эхом в ее памяти. Дженни почти не разговаривала с ней, уязвленная тем, что "проиграла" Кайла своей кузине, и обиженная из-за того, что та не желала обсуждать с ней случившееся. Для Дженни было настолько естественным хвастать своими победами над мужчинами, что она не могла понять Софи, не хотевшую афишировать свои отношения с Кайлом.
      В конце концов они помирились, но Софи уже мало волновало, что думает ее кузина,
      она была подавлена своим горем, смятением и пониманием безнадежности любви к Кайлу.
      Как случилось, что все это обернулось таким несчастьем для нее? Когда она возвращалась в мыслях к принятым ею тогда решениям, вспоминала, как сбежала от него, оставив ему ту глупую, холодную записку, для нее было почти невозможно объяснить себе свое тогдашнее поведение.
      Самым ужасным было то, что в глубине души Софи знала, что Кайл по-настоящему любит ее. Он бы не наказал ее так сильно, если бы она все еще не была дорога ему. Как жаль, что его темперамент Скорпиона направлен не в ту сторону... Как невыносимо жаль.
      Теперь он ушел из ее жизни. Ушел навсегда. Она жила, страшась того, что в один прекрасный день услышит или прочтет о его женитьбе. Этого удара она смертельно боялась, ведь Кайл был единственным человеком, которого она когда-либо любила, и она всегда будет любить его, до конца своих дней.
      Она пыталась не думать о Кайле, но мысли о нем не хотели оставлять ее. Она так подолгу мечтала о нем, что было трудно вернуться в реальность. Потеря его сделала ее будущее таким беспросветным и безнадежным...
      Последние недели в Тоскании как актриса она чувствовала себя все более неуверенно. Она утеряла что-то жизненно важное - волю и желание воплощать чужие чувства. И ее удивляло, как Франко и другие не замечают этого. Иногда она чувствовала себя "голым королем". Слова ее роли звучали пусто и бессмысленно, а игра была механической и безжизненной.
      Что она будет делать в Лондоне? Джои продолжал обещать ей золотые горы, но Софи была настолько не готова к какой-либо новой работе, что просто не знала, что ему скажет. Прошло уже много месяцев с тех пор, как она виделась с родителями. Возможно, несколько недель в Скарборо, на берегу Северного моря, помогут ей обрести равновесие. Софи начинала понимать, почему нервные срывы столь распространены в актерской среде. Стоит только начать сомневаться в себе, как напряжение становится непосильным...
      После ужина она поднялась к себе в комнату и попыталась читать. Спустились густые сумерки итальянской осени, и издалека, из кипарисовой рощи, донеслись нежные трели соловья...
      Зачарованная мелодией соловьиной песни, Софи отложила книгу и подошла к окну.
      Цвет вечернего неба сгустился до фиолетового, переходящего на западе в золотисто-малиновый. Дул теплый, легкий ветерок, пахнущий далеким Средиземным морем.
      С наступлением сумерек глубокий покой воцарился вокруг. Софи посмотрела вниз, во двор, и внезапно почувствовала, как на миг остановилось ее сердце.
      Она увидела высокий силуэт мужчины, стоящего под аркой и смотрящего прямо на ее окно. Его фигура настолько напоминала фигуру Кайла, что Софи показалось, что все это она видит во сне. Она невольно прижала руку к груди, стараясь унять бешено колотящееся сердце.
      - Кайл - С широко открытыми от изумления глазами она еще несколько секунд смотрела вниз, затем повернулась и побежала к лестнице. Несясь по ступенькам вниз, она молила Бога, чтобы это не оказалось миражем. Может, это плод ее разгоряченного воображения?
      Софи толчком распахнула дверь и выскочила в погрузившийся в сумерки двор. Все плыло перед ее глазами. Это был не мираж.
      Кайл стоял на том же месте - неподвижная высокая фигура, так долго преследовавшая ее в воображении. В течение какого-то времени они в напряженном молчании смотрели друг на друга.
      Затем он медленно подошел к ней, глядя ей в лицо своими прекрасными глубокими глазами.
      - Боже милосердный, - хрипло сказал он, - какая вы красивая, Софи.
      - Кайл, что?.. - От волнения у нее перехватило дыхание. - Что вы делаете в Италии?
      - Надеюсь обрести спасение. - Он выглядел усталым и был не брит. На нем был пиджак из кожи викуньи, легкий как пух. Он протянул к ней руку, чтобы коснуться ее лица своими нежными, чуть ли не робкими пальцами. - Надеюсь вымолить прощение у женщины, которая вряд ли простит меня за причиненную ей боль, надеюсь обрести вас, Софи.
      - Дорогой мой, - выдохнула она, растворяясь в его объятиях, слишком оглушенная всем случившимся, чтобы ясно осознать его присутствие.
      Его руки обхватили ее так, как это было в ее бесчисленных мечтах. Только сейчас все это происходило наяву.
      - Сможешь ли ты когда-нибудь простить мою жестокость и глупость? хрипло спросил он, прижавшись губами к ее благоухающим волосам. - С тех пор как ты уехала, я так тосковал по тебе, что мне казалось, я просто сойду с ума...
      - Мне нечего прощать, - прошептала она.
      - Я стоял там, стараясь набраться храбрости, чтобы войти и увидеть тебя. - Она почувствовала, как трудно ему говорить. -Я... я не знал, как ты примешь меня.
      Из окон на них с любопытством смотрели обитатели дома.
      - Пойдем ко мне, - дрожащим голосом сказала она. - Мы не можем говорить здесь.
      Она взяла его за руку и повела в свою маленькую комнату, освещенную золотисто-багровыми лучами заката. Как только они закрыли за собой дверь, Кайл обнял ее с неистовым нетерпением тонущего человека и стал покрывать поцелуями ее лицо. Софи приникла к нему, задыхаясь от исходящего от него желания, которое она ощущала в отвердевших мускулах всего его тела.
      - Люблю тебя, - прошептал он, впиваясь губами в ее рот в головокружительно-страстном поцелуе. - По ночам я лежал и мечтал о тебе. Мне казалось, что ты рядом со мной. А утром я пробуждался, чтобы снова ощутить себя одиноким и несчастным. Я говорил себе, что нужно дождаться, пока ты не вернешься из Италии, но больше не мог оставаться вдали от тебя. Я должен был поехать и найти тебя. Уже два дня, как я в Италии.
      Она закрыла глаза, чувствуя себя необыкновенно счастливой. Внезапно вся накопившаяся за многие месяцы боль исчезла, чтобы уступить место бесконечному восторгу.
      - Почему ты не пришел ко мне, как только приехал сюда?
      - Мне нужно было набраться мужества.
      - Тебе нужно мужество, чтобы встретиться со мной?
      - Мне нужно мужество, чтобы признаться, как сильно я нуждаюсь в тебе, как страстно люблю тебя... Вчера и сегодня я стоял в толпе и смотрел, как ты работаешь. Смотрел, как тот парень изображает твоего любовника... - Его сильные руки напряглись, и он едва не раздавил ее. - Меня как будто разрывали на куски. Я думал, что умру, стоя там и наблюдая, как кто-то другой целует и обнимает тебя, изображая страстные сцены любви с тобой...
      - О Кайл, это всего лишь игра! Он взял в ладони ее лицо и поцеловал в губы.
      - Я много раз вспоминал твою угрозу... что ты заведешь роман с Луиджи Каноттой...
      - И разумеется, у меня нет никакого романа с ним, - неуверенно засмеялась она. - Я все это придумала, любовь моя, - сказала она, и ее глаза наполнились слезами от непереносимо острого чувства любви.
      - С тобой мне всегда трудно понять, где кончается игра и начинается реальность, - тихо сказал он. - Я знаю одно, что без тебя моя жизнь всё равно что выжженная пустыня, лишенная всякой надежды. Я не могу больше без тебя, Софи. Я люблю тебя всем сердцем, всем своим существом. Я хочу, чтобы мы оставили прошлое позади и пошли в будущее вместе. - Он сделал глубокий и судорожный вдох. - Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
      От внезапно нахлынувшего на нее счастья она вдруг почувствовала слабость в ногах. Если это окажется сном, то она убьет себя.
      - Я твоя, Кайл. Я всегда была твоей! О Кайл, тебе не обязательно жениться на мне. Позволь мне просто быть рядом с тобой!
      - Рядом? - Он прикоснулся губами к ее мокрым от слез ресницам. - Я привяжу тебя к своему сердцу стальными канатами. Ради всего святого, скажи мне, что ты простила меня за то, как я вел себя тогда в Лондоне!
      - Я простила тебя еще раньше, - мягко сказала она.
      - Я заставил тебя так страдать. Я был наполовину безумцем, любимая. Во время того проклятого круиза с Эммой я был как в огне. Я лишился сна и покоя. Я поклялся отомстить тебе за то, что ты сделала со мной. Когда я вернулся в Лондон, я хотел прийти к тебе и сказать все, что о тебе думаю. Но боялся, что у меня не хватит сил, что я могу сломаться. Передо мной все время стояла ужасная картина, как я предстаю перед тобой полным идиотом, бормочущим что-то о своей любви, а ты смеешься мне в лицо!
      - Как ты мог так подумать? - похолодев, спросила она.
      - Я не мог спокойно думать от боли и разочарования. Я почувствовал то самое желание Скорпиона смертельно ужалить врага, о котором ты однажды сказала мне. Я хотел лишь одного:
      наказать тебя, несмотря на то что где-то глубоко внутри, невзирая на весь свой гнев и обиду, я знал, что небезразличен тебе. Когда Элен упомянула о твоей кузине Дженни, я нашел, как отомстить тебе.
      Софи почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь.
      - Ты выбрал очень жестокое оружие. Когда я решила, что проиграла тебя Дженни, это едва не разбило мое сердце.
      - Боже милостивый, - прошептал он. - У меня никогда и в мыслях не было серьезно увлечься этой пустоголовой вертихвосткой. - Он привлек ее к себе. Я обожаю тебя, я не могу жить без тебя.
      - Это тебя я должна просить о прощении, - прошептала Софи. - То, что я натворила на Ямайке, было чистым безумием. Но я так боялась, Кайл. Так боялась потерять тебя, что мне пришлось спасаться бегством. Я ничего не знала о твоих чувствах, я не могла и подумать, что они так же глубоки, как мои.
      - Софи... - Он опустился на кровать. На его лице отразилось глубокое волнение. - В ту ночь в Очо-Риос, в ночь перед твоим отъездом, я собирался просить тебя стать моей женой.
      Внезапно вся кровь отхлынула у нее от сердца.
      - Кайл!
      - Я знал тебя всего три недели, по крайней мере я так думал. Но я понял, что никогда больше не встречу такую, как ты. У меня вдруг Возникла страшная боязнь потерять тебя. Меня Преследовало кошмарное чувство, что в один прекрасный день ты вдруг исчезнешь. - Он горько усмехнулся. - Но я и не подозревал, как скоро этот кошмар станет реальностью. После той ночи у меня в номере я сказал себе, что сделаю тебе предложение на следующий день, и всю ночь не сомкнул глаз, повторяя в уме дурацкую маленькую речь. Я тоже ужасно боялся. Я видел, что нравлюсь тебе, но был далеко не уверен в глубине твоих чувств. Ты была такой таинственной и непонятной. Рядом с тобой я чувствовал себя неуверенным в себе, неуклюжим...
      - Любовь моя, - прерывающимся от волнения голосом сказала она, - я не имела об этом ни малейшего представления. Если бы я только знала!
      - После твоего отъезда мне казалось, что мою душу отравили, - продолжал он. - Я чувствовал такую горечь и безысходность. Если бы не гордость, я бы бросился за тобой вдогонку. Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать случившееся. Так, значит, тебя зовут Софи Эспен, а не Софи Уэбб. Софи, в которую я влюбился на Ямайке, и Софи, над которой я смеялся в Брайтоне, это одно и то же лицо. - Он посмотрел на нее потемневшими глазами.
      Ну что ж, я заплатил за свою глупость, любимая. Если я обидел тебя в Брайтоне, если я был настолько глуп и слеп, что не видел ничего дальше своего носа, то ты заставила меня заплатить за это в десятикратном размере на Ямайке. Я в жизни никогда не чувствовал себя таким потерянным и раздавленным.
      - Я боялась, что, узнав обо мне правду, ты потеряешь всякий интерес ко мне, - сказала она охрипшим голосом. - Я боялась, что все повторится опять, что ты посчитаешь меня нелепой и смешной...
      - Софи. - Он взял ее руки в свои. - Когда я увидел тебя в Брайтоне, ты была не в меру толстой девицей в нелепых очках, неряшливом платье и с лоснящимися, неухоженными волосами. Ты представляла собой странное зрелище удручающе-некрасивое и бесцветное существо. Даже когда ты покидала съемочную площадку, казалось, над тобой витает тень Мэйзи. Ты была такой застенчивой и неуверенной в себе. Несмотря на это, в тебе было что-то, что заинтриговало меня. А в Очо-Риос я встретил волнующе-прекрасную женщину со стройным телом и роскошными каштановыми волосами, загорелую, уверенную, элегантную и такую таинственно-недосягаемую. Все это произошло восемь месяцев спустя, в совершенно другом мире. Тебе трудно понять, как это я не смог узнать тебя?
      - Но ведь внутренне я была все той же, - неуверенно улыбнулась она.
      - Да, - сказал он с горечью. - А я был слепцом. Когда я впервые встретился с тобой в Брайтоне, я должен был увидеть человека, а не только то, как он выглядит, должен был прислушаться к голосу своего сердца, говорившему, что передо мной необыкновенный, чудесный человек. Но я позволил тебе ускользнуть сквозь пальцы. Я причинил тебе тогда боль, как и позже, в Лондоне, но клянусь, что больше этого не случится. - Он умолк, собираясь с мыслями. - Помнишь, я сказал тебе, что не видел фильма "Убийства на Элмтри-роуд"? Так вот, я видел его, никакой приятельницы у меня тогда не было. И когда я смотрел его, я испытывал очень странные ощущения. Все вдруг всплыло в моей памяти: я вспомнил тебя в Брайтоне. Когда мы встретились на Ямайке, я почувствовал в тебе что-то удивительно знакомое. Я был уверен, что хорошо знаю тебя, но не знал, как это доказать. Ты настолько изменилась внешне, что я не мог распознать в тебе Софи Эспен. И чем дольше я был с тобой, тем сильнее было мое желание разгадать твою тайну. Я считал, что мое ощущение не может обмануть меня, так как мы прекрасно подходили друг другу. Я еще не понимал тогда, что уже безнадежно влюбился в тебя. - Его голос стал мягче. - Однако я полюбил тебя не за твое лицо или фигуру. Я полюбил тебя, полюбил человека в тебе. И еще я понял за эти последние, такие мучительные для меня, недели, что если бы узнал тебя ближе в Брайтоне, то уже тогда полюбил бы тебя.
      Она тихо рассмеялась.
      - Представляю себе великолепного, страстного Кайла Харта, влюбленного в уродину Мэйзи! Это просто невозможно!
      - Вовсе нет. Хотя ты и носила чужую маску. Ты одурачила меня, и не один раз, а дважды! Софи, я грешен в том, что не увидел человека, скрывающегося под этой маской. Мое единственное оправдание - это то, что большинство мужчин страдают подобным недостатком. Мы, мужчины, глупцы: мы, как правило, оцениваем женщину глазами, а не разумом, и в этом смысле мы действительно непроходимые тупицы. Я могу лишь сказать, что благодаря твоей внешности мне легче было узнать тебя как личность на Ямайке. А узнать значило полюбить тебя. Урок пошел мне на пользу. Ты единственная женщина, которую я хотел бы видеть своей женой. Единственная, кому удалось пробиться сквозь мою оборону и заставить меня испытать то, что я уже никогда не надеялся испытать. Мне всегда казалось, что мне недоступно это чувство... чувство любви. - Он провел своими губами по ее полуоткрытым губам.
      Они слились в страстном поцелуе. Софи почувствовала, как он берет в ладонь ее грудь, лаская ее мягкую плоть с дрожью неутоленного желания.
      - Я безумно, беспредельно люблю тебя, - прошептал он. - Я хочу всю оставшуюся жизнь доказывать тебе это. И я не уеду отсюда, пока ты не скажешь, что выйдешь за меня замуж.
      - Ты больше никогда не уедешь от меня. Никогда. Конечно, я выйду за тебя замуж, любовь моя. Без тебя я никто и ничто, понимаешь? Если я не стану твоей женой, я просто увяну и умру. И ветер развеет меня...
      Она прильнула к нему, самозабвенно от кинув голову под огнем его поцелуев, поцелуев в ложбинку у шеи, которую он так всегда любил. Она провела пальцами у самых корней его густых, жестких волос, наслаждаясь их ароматом, восхитительным чувством его близости. Им больше не нужны были никакие слова.
      - Мы поженимся сразу по возвращении в Лондон, - размышлял вслух Кайл. Сколько тебе еще осталось пробыть здесь?
      - Неделю.
      - В самый раз, чтобы подготовить по-настоящему роскошную свадьбу! Но... этот парень? Он что, еще будет целовать тебя? - Его глаза испытующе смотрели на Софи.
      Она мечтательно улыбнулась.
      - Луиджи? Вряд ли. До конца съемок осталась всего неделя. К тому же Марджори скоро должна умереть. Весьма ко времени, принимая во внимание то, что Софи собирается начать новую жизнь.
      Его изумрудные глаза светились нежностью.
      - Моя маленькая актриса, как же я люблю тебя!
      - Мне осталось быть актрисой еще только одну неделю. - Она была абсолютно серьезна, когда посмотрела ему к глаза. - Больше всего на свете я хочу стать твоей женой, Кайл. После этого я распрощаюсь со своими актерскими амбициями. Это мой последний фильм. Отныне и навсегда я отдаю предпочтение реальности - реальности нашей любви.
      - Софи, я вовсе не настаиваю на этом, - мягко сказал он, лаская ее тело.
      - Зато я настаиваю, - с нежностью ответила она. - Последнее время я чувствовала, что дохожу до отчаяния. Отныне я не хочу ничего, кроме правды, ничего, что может хотя бы на один день разлучить нас. Я больше не хочу целовать других мужчин или притворяться влюбленной в кого-то другого. Для меня это слишком серьезно, Кайл, и я всю себя отдам нашей любви, нашим будущим детям. Я хочу, чтобы у нас всегда все было хорошо...
      - Все будет хорошо, - пообещал Кайл.
      - Хочу тебя. Сделай это со мной, Кайл, - прошептала она.
      У него заблестели глаза.
      - Здесь? Сейчас?
      - Здесь и сейчас. Я так долго ждала, что, если ты этого не сделаешь, я просто сойду с ума!
      Он целовал ее в подбородок, в шею, в то время как его пальцы расстегивали пуговицы на ее платье.
      - Ты не хочешь быть девственной в день своей свадьбы? - прошептал он.
      - Нет, - просто ответила она. - Я хочу тебя. Сейчас!
      - У Скорпионов есть жало, моя маленькая девственница.
      - Ну же, - торопила его она, в блаженной истоме закрыв глаза от обжигающих ее обнаженную грудь поцелуев. - Ужаль меня...
      Сумерки сгустились до бархатной черноты. В темном чернильном небе поднималась желтая луна, медленно выплывая из-за вершин кипарисовых деревьев, пока наконец ее лучи не осветили открытое окно спальни, в которой двое влюбленных постигали древний, таинственный и тайный язык любви. Однако луна была слишком стара, чтобы изумляться всему тому, что она могла видеть в распахнутых окнах... а влюбленные просто не обратили на нее внимания.