Глава 1

Крюгер в Парижской Опере

В Парижской Опере был аншлаг. Давали «Фауста» Шарля Гуно.

В партии Маргариты выступала восхитительная и неотразимая Кристина Доэ. Злые языки утверждали, что в ее любовниках числится сам Призрак Оперы. Однако никто не мог привести тому доказательств, да и существование самого призрака оставалось еще под большим вопросом; музыкальные критики склонялось к мысли, что слухи о пресловутом призраке распространяются исключительно с целью рекламы и не без ведома директора Оперы.

Второе действие было в самом разгаре. Затаив дыхание, взволнованная публика следила за мучениями Зибеля — приятеля Маргариты, который был в нее тайно влюблен. Он рвал в саду цветы, чтобы преподнести их любимой девушке, но по воле Мефистофеля они увядали в его руках. Зибель, партию которого по весьма странной прихоти композитора неизменно исполняла женщина — меццо-сопрано — плакал, ругался, понося всех святых, и вскоре в саду на сцене не осталось ни одного несорванного цветка. Увидев, что рвать больше нечего, Зибель наконец угомонился, вытер слезы и скрылся за занавесом.

Виконт де Шампиньон пожалуй был единственным из зрителей, кого совершенно не трогали терзания несчастного влюбленного, впрочем, как и все остальное, происходившее на сцене. Уже с середины первого действия он недвусмысленно клевал носом, а к началу второго его прямо-таки тянуло положить голову на плечо своему соседу справа.

Де Шампиньон забрел на оперу не столько потому, что был большим поклонником шедевра Гуно, — просто ему хотелось поглазеть на великолепную Кристину Доэ, а при случае — чем черт не шутит! — и прошмыгнуть к ней в уборную. Но после вчерашнего банкета в замке маркиза де Помпидура у виконта так шумело в голове и слепило в глазах, что вскоре он совершенно забыл о пикантной цели своего появления в Опере.

Все эти двоящиеся в глазах мефистофели, фаусты, зибели, валентины, маргариты кружились перед ним назойливой орущей толпой, сливаясь в неразличимую пеструю массу, и порождали у виконта только одно желание — зарыться с головою в подушку.

После сцены с Зибелем виконт де Шампиньон решительно поднялся со своего места и стал пробираться к выходу. При этом он ежесекундно падал на колени дамам своего ряда, выбивая у них из рук бинокли, и, когда его с негодованием отталкивали, наваливался на противоположный ряд и портил прически впереди сидящим. За виконтом тянулся шлейф возмущенного шепота и скрип кресел.

Позорное бегство де Шампиньона очень обрадовало сидевшую позади него представительную, увешанную бриллиантами даму. Теперь она могла следить за сценой спокойно, без того, чтобы постоянно елозить в кресле, стараясь хоть что-нибудь разглядеть за качавшейся из стороны в сторону спиной виконта.

Но знатную даму ждало новое разочарование. Стоило ей на секунду прикрыть глаза, чтобы промокнуть их надушенным узорным платочком, как, раскрыв их вновь, она с изумлением увидела перед собой спину человека в шляпе и плаще, который неизвестно каким образом успел очутится на пустующем месте. От человека исходил невыносимый запах свежевыпотрошенной рыбы.

Из плоской груди потомственной театралки вырвался вздох негодования. Кто посмел пропустить в этот божественный храм искусства какого-то немытого рыбака, который будто только что вернулся с промысла, не соизволив даже переодеться!

Скорчив недовольную мину, она постучала сложенным веером по плечу неизвестного и, наклонившись вперед, зло прошептала:

— Снимите шляпу, мсье.

— Но, мадам, разве мы на похоронах? — рассеянно произнес Фредди Крюгер, оборачиваясь к ней всем телом и проводя кончиками лезвий по виску. — Или здесь устроили поминки?

Бросив взгляд на его изуродованное лицо, дама завизжала от ужаса и омерзения, да так громко, что с нее градом посыпались бриллианты. Ее долговязые дочери, сидевшие по обе стороны возле своей мамаши, забились в истерике.

В партере поднялась паника. Все повскакивали со своих мест.

На сцене в недоумении замерли Мефистофель и Фауст.

Со всех сторон по залу понеслись возгласы, достойные лучших пьес театра абсурда.

— Что случилось?

— Какой-то дамочке привиделась мышь?

— Перестаньте острить, Жан! Не бывает дыма без огня…

— Огонь?! Господа, вы чувствуете какой-то странный запах?

— Неужели, пожар?

— Где? Я ничего не вижу…

— Пожар! Мы горим! Луи, скорее к выходу!

— Пожар! Пожар!!

— Скорее на воздух!

— Ай, мадам, вы отдавили мне ногу!

— Не загораживайте проход!

— Да не толкайте же меня своими потными руками!

— Перестаньте кокетничать, мадемуазель, сейчас не время…

— Скорее же! Скорее!

Служащие Оперы высыпали в боковые проходы, убеждая зрителей, что для паники нет никаких причин. Подобно волнорезам, они изо всех сил старались погасить накатывавшие на них волны встревоженных людей.

В возникшей суматохе Крюгер быстро покинул партер и перебрался в одну из лож первого яруса.

Это была ложа номер 5. Ложа Призрака Оперы. Но Фредди Крюгер об этом не знал.

Фредди пристроился за портьерой возле, как ему казалось, пустого кресла, и украдкой стал наблюдать за разворачивающимися в партере событиями. Страх людей притягивал его внимание. Ему было интересно, что произойдет дальше.

Директор Оперы в отчаянии подскочил к оркестровой яме и горячо зашептал что-то на ухо дирижеру. Тот вежливо кивнул. Повернувшись к музыкантам, дирижер постучал своей палочкой по лысой голове «первой скрипки», призывая всех приготовиться, после чего с воодушевлением взмахнул руками.

На сцену выпорхнула Кристина Доэ. И запела.

О, как она пела!

Как никогда в жизни. Забыв о словах, о нотах, единственно повинуясь клокочущему в глубине ее души океану музыки. Ее тембр завораживал, вызывая даже у закаленных театральных критиков столбняк и ком в горле.

Снующие по партеру зрители тотчас как по команде замерли, повернувшись в сторону сцены, и уставились на певицу. Несколько секунд они стояли, разинув рты, а потом, устыдившись своего малодушия, крадущейся походкой стали возвращаться на свои места.

Какой-то мужчина в смокинге шепотом заметил:

— Это все клакеры Карлотты. Они хотели сорвать премьеру.

— Садитесь, садитесь же, — зашипел в ответ женский голос. — Видите, как бедняжка из-за нас надрывается.

Вскоре все места в партере снова были заняты.

Глава 2

Летающая жаба

Кристина Доэ исполняла знаменитую сцену Маргариты, нашедшей ларец, который ей подбросил Мефистофель. Поддавшись искушению, Маргарита примеряла находившиеся в нем драгоценности. Она восхищалась их красотой и кокетничала с собственным отражением в зеркале.

Крюгер стоял в ложе номер 5, прикрывшись краем портьеры и, не отрываясь, смотрел на сцену. Чарующие звуки музыки и голос певицы действовали на него опьяняюще. Его тронула простодушная доверчивость девушки, восторженно перебирающей дешевые безделушки. Своим дьявольским чутьем Фредди сразу понял, что она извлекает из ларца вовсе никакие не бриллианты, а обыкновенные стекляшки.

А бедная девушка так радовалась. Так заливалась!

И хотя у Крюгера вместо сердца в груди бился бесформенный комок темно-зеленой плоти, его гутапперчивое сердце дрогнуло. Ему захотелось крикнуть на весь зал: «Гусыня! Тебя надули. Это не драгоценности, а дешевый хлам!» Но он побоялся себя обнаружить. И подавил готовый уже сорваться с губ вопль негодования.

Увлеченный зрелищем, Фредди Крюгер не замечал легкого ветерка, овевавшего его могильной прохладой. Некто невидимый стоял рядом с ним и, дыша ему в затылок, удивлялся дерзости безумца, посмевшего находиться в ложе Призрака Оперы, когда под сводами Оперы разливается чудный голос Кристины Доэ.

Фредди жадно впитывал, все, что происходило на сцене.

Когда Фауст принялся объясняться Маргарите в любви, Крюгер внезапно ощутил прилив странной ревности. Он вперился в тенора ненавидящим взглядом и, как только тот собрался отпустить девушке очередной комплимент, по воле Крюгера случилось нечто ужасное. Изо рта певца вместо прекрасного звука вырвалось громкое кваканье, и затем ему на подбородок стала вылезать огромная зеленая жаба.

Но тенор был настоящий профессионал, способный найти выход из любой сценической накладки. Он быстро сплюнул жабу себе под ноги и, не дожидаясь, пока она достигнет пола, поддал ее сапогом. Просвистев над ухом Маргариты, жаба благополучно скрылась за занавесом.

Фредди Крюгер с досады прищелкнул языком. Находчив этот парень, ничего не скажешь!

Сцена продолжалось в прежнем ключе, только у певицы был сейчас такой вид, как будто она была готова вот-вот рухнуть в обморок. К счастью, это никоим образом не отразилось на качестве ее волшебного голоса. А высокие ноты стали даваться Кристине Доэ даже с еще большей легкостью.

Что касается тенора, то он теперь старался держаться к залу спиной, чем еще больше раздражал Крюгера.

Фредди не собирался отступать от задуманного. И вот на середине музыкальной фразы у тенора из ушей вдруг стали выпрыгивать маленькие зеленые кузнечики.

Но певец и тут не растерялся. Продолжая петь и не обращая внимания на перекошенное лицо партнерши, взиравшей на него в ужасе, он расхаживал по сцене, изображая всю неуемность своей страсти и как бы между прочим давил каблуками стрекочущих насекомых.

Только в один момент вышел маленький конфуз, когда, увлекшись, он нечаянно наступил своей партнерше на край ее длинного платья, и та чуть было не снесла головой картонное дерево. Но певец быстро подхватил девушку на руки, что придало сцене еще большую выразительность.

Вскоре поток кузнечиков из ушей тенора иссяк. Их трупами была усеяны почти все подмостки. А он все ходил кругами, методично добивая оставшихся в живых. И при том как ни в чем не бывало продолжал исполнять свою партию, объясняясь в любви Маргарите.

Все было проделано так ловко, что в зале опять никто ничего не понял. Музыка Гуно заглушила стрекотание насекомых, а надетый на тенора парик прекрасно маскировал источник их появления.

Лишь бедная Маргарита едва держалась на ногах, робко отвечая на неистовые ухаживания Фауста.

Неизвестно, что еще придумал бы Крюгер, чтобы утолить свою ревность и все-таки доконать партнера Кристины Доэ, но, согласно либретто, тот успел вовремя упорхнуть со сцены.

Маргарита обратилась к звездам, поверяя им свою тайну. Взывания девушки проняли Крюгера до слез. Он решил обязательно по окончании действия подстеречь ее в темном уголке, чтобы вспороть ей грудь и извлечь на свет ее горячее сердце. У такой красивой девушки непременно должно было быть восхитительное сердце.

Фредди криво улыбнулся сквозь слезы своим мыслям. Как приятно, как сладостно убивать того, кем восторгаешься! Какое упоительное наслаждение он испытает, ловя в ее расширенных зрачках животный ужас. Ужас, который, будет постепенно растворятся в ледяном покое и исчезнет навсегда уже из мертвых остекленевших глаз.

Маргарита умолкла.

Бушующие волны аплодисментов понеслись к ногам певицы.

Заложив перчатку под мышку, Фредди тоже пару раз хлопнул в ладоши.

Он не видел, как в это самое мгновение у него за спиной материализуется зловещая, мрачная тень.

Глава 3

Призрак Оперы

На плечо Крюгеру опустилась тяжелая ладонь. Фредди вздрогнул от неожиданности и вжал голову в плечи.

— Зачем вы оказались в моей ложе? — тихо произнес голос за его спиной. — Я убью вас, как крысу.

Крюгер медленно оглянулся. Перед ним стоял мужчина в темном пальто-рединготе и наглухо застегнутом фраке. Голову незнакомца покрывала широкополая шляпа. Кожа бледного лица была натянута, как на барабане. Глубоко посаженные глаза выглядели подобно темным отверстиям в черепе скелета. Нос был почти прозрачен.

Крюгер впал в оцепенение, не зная, что сказать. В уголках его глаз еще не успели высохнуть слезы умиления. Это его и спасло.

— Вы плачете, мсье? — произнес неизвестный, смиряя свой гнев. — Вас тронуло блистательное искусство Кристины?

— Я потрясен, — ответил Крюгер, на всякий случай пару раз притворно всхлипнув, и стал вытирать глаза краешком портьеры.

Глаза незнакомца зажглись пламенем неистовой страсти.

— О да, Кристина сегодня просто великолепна, — вдохновенно произнес он. — Она в полной мере усвоила мои уроки.

— Так вы учитель пения?

— Я Призрак Оперы, — ответил неизвестный с таинственной улыбкой, от которой Крюгера пробрало до дрожи. — Я давно наблюдаю за вами. Кто вы, мсье? Назовите мне ваше имя.

Фредди приподнял шляпу.

— Фредди Крюгер с улицы Вязов.

— Эрик Деслер. — Призрак Оперы тоже коснулся своей шляпы и беззлобно, а просто констатируя факт, показал пальцем на портьеру: — Смотрите, мсье Крюгер, что вы сделали с интерьером моей ложи.

Крюгер стушевался. Расшитая золотом бардовая материя была изрезана в клочья.

— Это я сделал?!

— А кто же? Вы слушали ангельское пение Кристины и теребили портьеру. Я видел это, но был не в силах вам помешать: когда я слышу ее неземной голос, я цепенею, становлюсь просто каким-то оловянным солдатиком.

— Я тоже, — поддакнул Крюгер.

Взгляд призрака остановился на его правой руке.

— Эта ваша перчатка… она имеет отвратительный вид. Зачем вы ее носите?

— Она дорога мне как память.

— Понимаю… Мсье Крюгер, вы меня заинтриговали. Позвольте пригласить вас к себе в гости.

— А как же опера?

Эрик Деслер сделал небрежный жест рукой.

— Перед началом выступления Кристина призналась мне, что ей сегодня нездоровится. У бедняжки высокая температура. Должно быть, ангина. Вы знаете, что такое ангина, мсье?

— Нет, — честно признался Фредди. — Не знаю.

— Вы определенно весьма интересный тип, — покачал головой призрак. — Как бы то ни было, я не хочу, чтобы Кристина сегодня переутомилась. Бедняжка может сорвать себе голос. Она пела великолепно, и публика это отметила. А чтобы нынешняя премьера уж наверняка попала в завтрашние газеты… смотрите, что я сейчас сделаю.

С этими словами Призрак Оперы трижды хлопнул в ладоши, и громадная хрустальная люстра под потолком, слетев со своих креплений, с грохотом обрушилась в самый центр партера. Раздались истошные вопли, стоны, проклятия. Любители оперы бросились в рассыпную.

Фредди Крюгер с уважением уставился на своего нового знакомого. А Призрак Оперы, невозмутимый, как мраморный бюст Шопена, нажал замаскированную кнопку, открыв потайной лаз в колонне, отделявшей пятую ложу от соседней, и увлек Крюгера за собой, в свое таинственное подземелье.

Глава 4

Крысолов

— Вы способны видеть в темноте, мсье Крюгер?

— Да.

— Отлично. В таком случае, вам нет нужды держать меня под руку. Да отпустите же, наконец, мой фрак! Вы оторвете мне рукав.

— Извините.

— Ничего, пустяки. Следуйте за мной.