- Конечно же нет, - сказал Кэффри. - Смотри, какая-то лялька.
      Какая-то молодая женщина решительно шла по мосту ОТКоннела.
      - А она ничего, - заметил Гэллегер, обладающий, как и все уроженцы Инниски, отменным зрением.
      - Смелая девчонка, - заметил Кэффри, который умел ценить это качество в других, не находя ничего похожего для сравнения в себе самом.
      Женщина дошла до угла набережной Эден.
      - Хорошенькая, - сказал Гэллегер. - Вроде бы я ее знаю.
      - К нам небось, - сказал Кэффри. - Была бы она чуть-чуть покрупнее.
      Она перешла улицу и остановилась перед дверью почты. Покраснела.
      - Что же вы, мадемуазель, - обратился к ней Гэллегер, - разгуливаете в такой день? В Дублине сегодня, знаете ли, заваруха.
      - Знаю, - ответила девушка, опустив глаза. - Я уже на себе это почувствовала.
      - У вас были неприятности?
      - А вы меня не помните?
      - Мне кажется, что я вас знаю, но я никому не причинял зла.
      - Вы уже забыли? Вы мне... Вы меня... Вы меня пнули ногой.
      - Вот видишь, - сказал Кэффри, - ты был некорректен.
      - Вы были здесь с остальными почтовыми барышнями?
      Смущенный Гэллегер разглядывал дуло своего ружья.
      - Я вернулась за своей сумочкой, которую забыла из-за вас, мужлан вы этакий.
      - Мог бы и сам за ней сходить, - сказал Кэффри.
      - Дудки! - ответил Гэллегер.
      - Ты невежлив, - сказал Кэффри.
      - Как будто дел других нету, - проворчал Гэллегер.
      - Британцы ведь еще далеко, - сказал Кэффри.
      - Так вы не видели мою сумочку? - спросила дамочка. - Она такая зеленая с золотой цепочкой, а в ней один стерлинг, два шиллинга и шесть пенсов.
      - Не видел, - ответил Гэллегер.
      Ему так хотелось ее пнуть или шлепнуть - это уж как придется - по заднице, но Кэффри, похоже, склонялся к этой пресловутой корректности, настоятельно рекомендованной Маккормиком, корректности, которая, чего доброго, превратится в настоящую галантность.
      - Схожу посмотрю, - сказал он.
      - Да брось ты, - сказал Гэллегер.
      На пороге появился Кэллехер.
      - Что-нибудь не так? - озабоченно спросил он.
      - Она потеряла свою сумку, - сказал Гэллегер.
      - А она ничего, - оценил Кэллехер.
      - Ой, ну что вы! - промолвила покрасневшая барышня.
      - Раз вы оба остаетесь здесь, - решил Кэффри, - я схожу поищу ее сумку.
      - Ой, ну до чего же вы любезны! - произнесла барышня, зардевшись не на шутку.
      - Как будто дел других нету, - проворчал Гэллегер.
      XIV
      Теперь, когда я уже все сделала, не могу же я оставаться на этом стульчаке. У усталости есть свои пределы. Надо набраться мужества. Мужества. Я должна быть мужественной. Как истинная англичанка. Как подданная британской империи. О Господи, о мой король, дайте мне силы. Я встаю. Я спускаю воду. Нет. Не спускаю. Они услышат шум. Это привлечет их внимание. Сила - это еще не значит неосторожность. Между ними большая разница. По крайней мере, так говорит Стюарт Милль. Разумеется. Вероятно. Но не сливать воду после того, как... гм... это негигиенично. Да. Нет. Действительно. Это негигиенично. Это непорядочно. Это не по-британски. Я чувствую, что они рядом. Кажется, я слышу, как они разговаривают. Скоты. Инсургенты. Если бы они услышали шум сливаемой воды, они вряд ли смогли бы понять, что это значит. Они наверняка не знают, что это такое. Все они, наверное, приехали из деревни, а там не существует никакой гигиены. Может быть, кто-нибудь из них приехал чуть ли не из Коннемары или даже с островов Аран или Блэскет, на которых по-английски не говорят, а коснеют в этой невежественной кельтской тарабарщине, не ведая публичных туалетов нашей современной и имперской цивилизации, а вдруг кто-нибудь из них приплыл с самого острова Инниски, где, как мне рассказывали, поклоняются укутанному в шерсть булыжнику, вместо того чтобы преклоняться перед Святым Георгом или Господом Богом, покровительствующим нашей славной армии. Кроме "Гиннеса" и своих женщин, они больше ничего не знают; а все женщины в гипюре, в гипюре с ирландскими стежками. А это уже выходит из моды. И почему я не поехала во Францию, например в Париж? Здесь не умеют одеваться. А я все-таки кое-что понимаю в новинках моды. Но здесь у них одни ирландские кружева на уме.
      XV
      - Что здесь делает эта дурочка? - раздался голос Ларри ОТРурки.
      Три товарища вздрогнули, а Post OfficeТная красотка густо покраснела.
      - Что она здесь делает? - повторил Ларри ОТРурки. - Вы что, сюда пришли в бирюльки играть? Впрочем, - добавил он, оглядев девушку, - нашли кого бирюлить.
      - Ах! - ахнула девушка, которая все поняла, так как в дублинских почтовых отделениях встречается персонал разнополый и иногда барышням приходится знакомиться с современными понятиями о половой жизни.
      - Кто вы такая? - спросил Ларри ОТРурки.
      - Она пришла за своей сумкой, - сказал Гэллегер.
      - Я как раз собирался за ней сходить, - сказал Кэффри.
      - У вас есть дела поважнее, тем более что сейчас начнется. Нам позвонили из Комитета: британцы понемногу оживают.
      - Ничего они не сделают, - сказал Кэффри.
      - Мадемуазель, во всяком случае вам было бы лучше остаться дома, посоветовал Ларри ОТРурки.
      - Наконец-то вы заговорили вежливо. Лучше поздно, чем никогда.
      - Кэффри, сходи за ее сумкой, и пусть проваливает.
      - А я могла бы сама за ней сходить?
      - Нет. Здесь женщинам делать нечего.
      - Я пошел, - сказал Кэффри.
      Почтовая барышня застыла в ожидании, разглядывая этих людей и удивляясь их необычному виду, их странным действиям и их болезненному увлечению огнестрельным оружием. Казалась она скорее брюнеткой, по виду довольно фривольной, роста невысокого, телосложения пышного и архитектонического, хотя и скрытого под скромной одеждой. Ее лицо украшали вздернутые к небу ноздри, а в общем и целом было в ней что-то вроде бы испанское.
      Как бы там ни было, прошитая свинцовой очередью в области живота, барышня рухнула на землю мертвой и окровавленной. Это подоспели британцы. Они долго раскачивались, но в конце концов раскачались: понабежали со всех сторон, управляя оружием более или менее автоматически, повыскакивали справа и слева, наводя на инсургентов прицел более или менее гипотетически.
      Кэллехер, Кэллегер и Ларри ОТРурки сделали три проворных шага назад и захлопнули дверь. Кэллехер прыгнул к "максиму" и начал поливать - о вы, струи смертоносны! - бульвар Бакалавров. Остальные орудия повстанцев, установленные в других местах, обстреливали мост ОТКоннела, на котором, впрочем, никого не было. От поверхности парапетов, битенгов и тротуаров отлетали во все стороны осколки гранита и куски асфальта. То там то сям заваливались британцы. Их сразу же поднимали и уносили, поскольку медицинское обслуживание у британцев на высоте.
      Прошитая барышня из Post OfficeТa продолжала лежать под окнами. Окоченевшие конечности покойной были подняты вверх. Из-под задранной юбки торчали ноги в черных хлопчатобумажных чулках. Легкий морской бриз ворошил шуршащие кружева. Выше черных чулок виднелась узкая полоска светлой кожи. Из продырявленного живота вытекала алая кровь. Лужа расползалась вокруг этого тела, несомненно девственного и бесспорно желанного, по крайней мере для подавляющего большинства нормальных мужчин.
      Гэллегер встал у окна и приложил винтовку к плечу. Слева от мушки он заметил несчастную барышню. Ее ноги. Он полез в карман за патронами и наткнулся на некоторое отвердение своего естества. Гэллегер томно задышал, а его бесполезную винтовку неотчетливо повело из стороны в сторону. В силу чего немало британцев смогли подобраться к мосту ОТКоннела.
      XVI
      Услышав выстрелы, Кэллинен и Диллон прижались к стене. Отважный командир Маккормик встал и запросто подошел к окну, держа в руке револьвер.
      - Они на углу набережной Ормонд и Лиффи-стрит.
      - Их много? - спросил Диллон.
      - Жмутся по углам. Как и вы.
      Он прицелился в британца, пробегавшего между штабелями распиленных досок строительного дерева из Норвегии, но не выстрелил.
      - Что толку...
      Переведя дыхание, Диллон и Кэллинен подобрали свои ружья и заняли места у окон. Этажом выше пулемет Кэллехера выпустил две-три очереди.
      - Работает, - с удовлетворением отметил Кэллинен.
      - К ним идет подкрепление со стороны набережной Крэмптон и набережной Эстон, - объявил Маккормик.
      Над его головой просвистела пуля, но, будучи отважным командиром, он высунулся из окна.
      - Смотри-ка, малышку отсургучили, - произнес он, заметив тело почтовой барышни. - Как же это ее припечатали? - прошептал он. - Бедняжка. И платье задралось. Если бы не шлепнули, умерла бы от стыда. Это некорректно.
      Его подчиненные несколько осмелели: забыв об угрожающе-свинцовых воздушных поцелуях, посылаемых британским оружием, они таращили глаза на умерщвленную. Сверху смотреть было не так уж и интересно, и они снова принялись стрелять.
      XVII
      "Все-таки, - говорил себе Гэллегер, вытирая липкую руку о штанину, - то, что я сделал, так гадко. А вдруг это приносит несчастье и теперь я влипну в какую-нибудь историю? О Дева Мария, заступись. О Святая Дева Мария, понимаешь, это все эмоции".
      Около него срикошетила пуля.
      Он поднял ружье, закрыл глаза и выпалил наугад.
      XVIII
      Кэффри совершил два открытия одновременно: нашел дамскую сумочку и осознал, что все эти сражения ему совсем не по душе. Его, чернорабочего на пивоварнях "Гиннес", всегда воротило от английского короля. Сия своеобразная антипатия к англосаксонскому и ганноверскому трону привела Кэффри к участию в этом ну просто омерзительном бунте. Восстание - это не шуточки. Здесь приходилось не сладко. Он слышал, как свистели пули и осыпалась штукатурка.
      Он положил сумку на стол, замер и побледнел от боли в животе.
      Здорово же его прихватило.
      Ни с того ни с сего.
      Ему стало стыдно. В силу своей необразованности, то бишь полной безграмотности, он не ведал, что подобное случалось даже с общепризнанными храбрецами. Он уже собирался разрешить эту проблему на месте и даже схватился за подтяжки изумрудно-зеленого цвета, как вдруг ему опять стало стыдно.
      Он вспомнил приказы Джона Маккормика о необходимости соблюдать корректность.
      Хотя его память и была слегка взбудоражена недавними инцидентами, он вспомнил, что видел в коридоре, слева от лестницы, две двери, разительно отличающиеся по виду от дверей кабинетных. Он заметил эти две двери мельком, на ходу, во время охоты за медлительными барышнями при захвате объекта. Он подумал, что эти двери могли бы иметь какое-то отношение к его насущным потребностям.
      Уступая во всеуслышание высказанному желанию Маккормика оставить почтовое отделение на набережной Эден после оккупации таким же чистым, каким они нашли его до, позеленевший Кэффри, держась рукой за живот, побрел к дверям в коридоре, слева от лестницы.
      За относительно короткое время взмокший от пота Кэффри добрался до первой из двух дверей. На ней рельефно выступало слово LADIES. Но Кэффри не умел читать даже по-ирландски. Чего уж тут говорить про английский, язык мудреный до невозможности. Эти шесть букв казались ему волшебной формулой, способной вернуть временно утраченную доблесть. Он повернул ручку, но дверь не открыл. Он повернул ручку в обратную сторону, но дверь не открылась. Он вернулся к первоначальной тактике, но дверь не открылась. Он потянул дверь на себя. От себя. Дверь не поддавалась. Тогда он понял, что она заперта. Это его огорчило прежде всего из-за сильного желания проникнуть внутрь, а потом, как-никак он играл в мировой истории - именно в этот момент и конкретно в этом месте, hic et nunc, - роль инсургента; Кэффри стал обдумывать сложившуюся ситуацию.
      Как известно, ирландский менталитет не укладывается в рамки ни картезианского теоретизирования, ни экспериментального изучения. Далекое от французского или английского, достаточно близкое к бретонскому, ирландское мышление полагается на "интуицию". Отчаявшись открыть дверь, инсургент почувствовал ankou, что там кто-то заперся! От этого anschauung у него словно все оборвалось внутри. Вытирая пот, стекающий по его инсургентской роже, Кэффри забыл о своих эгоцентрических позывах; вспомнив вдруг dТun seul coup о своем долге, он решил доложить Маккормику о только что сделанном открытии.
      XIX
      Сквозь перестрелку Гертруда различила приближающиеся шаги. Довольно нерешительные. Шел мужчина. Может быть, раненый. Она почувствовала, как он прислоняется к двери. Она увидела, как ручка повернулась влево, потом вправо, потом влево, потом вправо. Она услышала, как он толкает дверь, пытаясь ее открыть. Потом тишина. Затем сквозь перестрелку она различила удаляющиеся шаги. Но теперь уже решительные. Пятка четко отбивала шаг.
      Все это время она ни о чем не думала. Абсолютно ни о чем.
      Затем она задумалась, довольно бессвязно, о том, что ее ожидает. Ей не хватало деталей для полного оформления своего страха. Таким образом, ей было, собственно говоря, и не страшно. Точнее, совсем не страшно. Она парила над бездной в полном неведении. Она догадывалась, что события ближайшего будущего превзойдут все ее ожидания.
      Она машинально открыла сумочку и достала расческу. У нее была короткая стрижка - пока еще редкость в Дублине, новая мода. Рассмотрев себя в зеркале над раковиной, она себе понравилась. Она нашла себя небезопасно красивой. Она провела расческой по волосам, медленно, спокойно. От слабого прикосновения черепахового гребешка к коже на голове и легкого покачивания сережек ее бросило в очень-очень приятную дрожь. Она пристально посмотрела себе в глаза, как будто желая себя загипнотизировать.
      Времени больше не оставалось, перестрелка закончилась.
      XX
      Перестрелка закончилась. Британцы, определив местонахождение объектов, занятых повстанцами, предались обсуждениям характера тактического и стратегического. Они растянулись вдоль правого берега Лиффи. На левом берегу они остановились слева на линии Кейпел-стрит, справа - у сходней Старого дока. Непосредственно на Сэквилл-стрит вроде бы все было тихо.
      Пользуясь передышкой, Маккормик с помощью Кэллинена и ОТРурки баррикадировали окна. Диллон пошел вниз за патронами. Навстречу ему по лестнице мужественно взбирался Кэффри.
      - Внизу все в порядке? - спросил Диллон на ходу.
      - Гм, - пробурчал Кэффри.
      - Что, заморочки?
      - Нет-нет.
      Маккормик забивал проемы между ставнями бумагами Теодора Дюрана. Он верил в прочность и пуленепробиваемость толстых папок, он презирал всю эту бюрократическую канцелярщину. Работал он с удовольствием.
      Вот почему он разозлился, когда его отвлекли от этой приятной и воодушевляющей деятельности.
      - Командир, - позвал его Кэффри.
      - Чего?
      - Командир.
      - Ну чего?!
      - Командир.
      Маккормик повернулся.
      - Внизу все в порядке?
      - Да.
      - Тогда хорошо.
      - Не совсем.
      - А чего?
      - Значит, вот.
      - Поживее.
      - Внизу...
      - Ну?
      - В сортире...
      - Ну и?..
      - Кто-то.
      - Ну и что?
      - Кто-то не из наших.
      Маккормик был командиром и благодаря своей командирской сущности соображал быстро.
      - Бритиш? - спросил он.
      - Возможно, - ответил Кэффри.
      Маккормик продолжал размышлять, не останавливаясь на достигнутом.
      - Ты его запер?
      - Он сам закрылся.
      - И перед дверью...
      - Что?
      - Никого?
      - Нет. Я сразу поднялся, чтобы вас предупредить.
      - Он сейчас смоется, - сказал Маккормик.
      Кэффри почесал в затылке.
      - Как-то не сообразил, - признался он.
      И добавил:
      - Это меня удивило. Как так? Заперся в сортире. Я как-то не сообразил. Сразу поднялся, чтобы вас предупредить.
      Ларри ОТРурки и Кэллинен прислушались.
      - Что он там рассказывает? - спросил Кэллинен.
      - Что он говорит? - поинтересовался ОТРурки.
      - Бритиш в уборной, - ответил Маккормик.
      - Я считал, что вы освободили все помещения, - сказал ОТРурки, - и удостоверились, что никого не осталось.
      - Да, - сказал Маккормик, забыв, что Ларри ОТРурки сам вызвался на проверку.
      Маккормик был пока еще не стопроцентным командиром. Он не умел ругаться. Что же касается Ларри ОТРурки, получившего некоторое образование, то он явно претендовал на звание младшего командира. К тому же его мысли отличались определенной логичностью.
      - Сортир! - воскликнул Кэффри. - Кому в голову придет мысль спрятаться в сортире?
      - Нужно уметь предвидеть все мысли противника, - изрек ОТРурки.
      Маккормик с трудом поставил себя на место - возвел себя в ранг опытного командира - и спросил у Кэффри:
      - А как ты это обнаружил?
      - Сразу же. Только что.
      - Не "когда", а "как", - напомнил ОТРурки.
      - Я искал сумку девчонки, которая за ней пришла.
      - В то время, когда мы сражались, - заметил Маккормик. - Тебе что, делать было нечего?
      - Я нашел сумку, когда все еще только начиналось.
      - Ну и?..
      - И в этот момент я что-то почувствовал, ну вроде как интуиция сработала.
      Кэллинен вздрогнул от удивления.
      - Ankou?
      Все сразу же заинтересовались.
      - Ну-ка расскажи, - приказал Маккормик.
      ОТРурки пожал плечами. Он молча отошел к окну и заменил на посту Кэллинена. Успокоившиеся и задумавшиеся британцы не проявлялись. Наступал вечер. Кэллинен подошел к Кэффри.
      - Ankou? - переспросил он еще раз.
      - Да, - ответил Кэффри. - Пули свистели. Летели со всех сторон.
      - А как же Кэллехер и Гэллегер? - спросил Маккормик, беспокоясь за судьбу вверенного ему контингента.
      - Все в порядке, - ответил Кэффри.
      И продолжил:
      - Значит, в то время, как на нас поперли, я почувствовал в себе что-то вроде внутреннего голоса, который мне сказал, что рядом кто-то прячется. Тогда, значит, я пошел прямо в сортир. Он был закрыт. Я услышал, как кто-то дышит за дверью.
      - А наши жертвы? - спросил Маккормик.
      - Не думаю, что они ожили, - ответил Кэффри.
      Маккормик повернулся к ОТРурки.
      - А эта девчонка все еще лежит внизу?
      ОТРурки потупил взор.
      - Да. Надо бы накрыть ее чем-нибудь. А то она выглядит непристойно.
      - От трупов надо бы избавиться, - сказал Маккормик.
      - Ну? - спросил Кэллинен у Маккормика.
      - Это действительно было ankou? - спросил Маккормик у Кэффри.
      ОТРурки не оборачиваясь проронил:
      - Если внизу действительно кто-то есть, нужно им заняться.
      - Да, - ответил Кэффри Маккормику. - Что-то вроде голоса, который со мной разговаривал.
      - Я спущусь с тобой, - сказал Маккормик Кэффри. - Остальные останутся здесь.
      Он вытащил свой револьвер.
      Кэллинен обратился к Кэффри:
      - Ты потом мне об этом еще расскажешь.
      Маккормик и Кэффри вышли из комнаты и начали медленно спускаться по лестнице. Навстречу им с патронами поднимался Диллон.
      XXI
      Услышав шаги на лестнице, Кэллехер и Гэллегер обернулись и увидели Маккормика и Кэффри, которые медленно спускались с кольтами в руках. Спустившись, они повернули налево и направились в сторону коридора. Кэллехер и Гэллегер вернулись на свое место. Наступал вечер. Улицы были пустынны. Британцы не проявлялись. Из-за крыши показался краешек луны. В ее свете нежно задрожала Лиффи. Город пребывал в глубокой тишине.
      Вдруг Кэллехер и Гэллегер услышали женский крик. Они обернулись. За криком последовали другие, более глухие звуки. Потом снова женский крик, восклицания и ругательства. После этого в потемках замаячили два их товарища, тянущие за собой какую-то тень; пленница почти перестала сопротивляться и уже больше не кричала.
      - Что случилось? - спросил Гэллегер без особого волнения.
      - Да спряталась здесь одна козочка, - ответил Кэффри. - Сейчас будем допрашивать.
      - Лучше бы выставили ее вон, - предложил Гэллегер.
      - Кстати, - сказал Маккормик, - надо бы накрыть чем-нибудь девчонку, которая лежит перед домом.
      - А что, если выставить вон и тех двух? - предложил Гэллегер. - И накрыть их чем-нибудь?
      - Ну так мы будем ее допрашивать? - спросил Кэффри.
      Маккормик и Кэффри не двигались, Гертруда прислонилась к стене. Они держали ее за запястья. Склонив голову, она молчала.
      - Накройте чем-нибудь девчонку, которая лежит перед домом,- сказал Маккормик. - Те двое подождут.
      - Как подумаешь, что придется провести ночь с мертвяками, - сказал Гэллегер, - волосы встают дыбом.
      - Можно вытащить их наружу, - предложил Кэллехер. - И свалить на углу, пока британцы дрыхнут.
      - Чего мертвых-то бояться? - сказал Маккормик. - Не страшнее живых.
      - Будем ее допрашивать? - спросил Кэффри. - Вопросы какие-нибудь задавать?
      - Пойду накрою чем-нибудь девчонку, которая лежит перед домом, - сказал Гэллегер.
      - Подожди, когда окончательно стемнеет, - сказал Маккормик.
      Гэллегер приник к амбразуре, оставленной в забаррикадированном окне.
      - Прищурив глаза, - сказал он, - я еще могу различить ее посмертные останки. У нее такой вид, будто она ждет своего возлюбленного. Просто наваждение какое-то. Просто наваждение. Да и остальные трупы скоро вылетят из своего чулана верхом на метле да как начнут слегка покачиваться в воздухе и постанывать.
      Он повернулся к Маккормику.
      - Не люблю я все это. Надо бросить их всех в Лиффи. И девчонку тоже.
      - Мы не убийцы, - сказал Маккормик. - Ну же, Гэллегер, побольше мужества. Finnegans wake!
      - Finnegans wake! - ответил Гэллегер, облизывая пересохшие губы.
      Раздались приглушенные всхлипывания. Это Кэффри провел рукой по ягодицам Герти.
      - Я же тебе сказал, что все должно быть корректно, - проворчал Маккормик.
      - А вдруг она прячет оружие.
      - Довольно.
      Они подвели Герти к лестнице и начали подниматься. Герти безвольно спотыкалась. Она уже перестала плакать. Двое часовых снизу посмотрели на поднимающихся. Затем вернулись на свое место. Ночь уже была тут как тут, темнющая, со сверкающей дыркой полной луны.
      - Собака, - вдруг прошептал Гэллегер.
      И добавил:
      - Она ее учуяла. Вот сука!
      Он приложил винтовку к плечу и выстрелил.
      Это был первый выстрел за ночь. Он странно прозвучал в тишине замятеженного города. Собака залаяла. Затем побежала прочь, подвывая страдальчески и патетически. Чуть дальше раздался второй выстрел, и все снова затихло. Британская пуля прикончила циничного зверя.
      - К чертям собачьим все эти трупы! - сказал Гэллегер.
      Кэллехер не ответил.
      XXII
      Через несколько секунд Гэллегер нарушил молчание:
      - Как ты думаешь, мы тоже будем ее допрашивать?
      Кэллехер не ответил.
      Гэллегер побоялся растратить на словоохотливость всю свою доблесть и к собеседнику больше не приставал; не поддерживаемый напарником разговор оборвался. Гэллегер этим воспользовался, чтобы прислушаться.
      XXIII
      Они зажгли маленькую свечку. Диллон стоял на посту у окна. Маккормик сидел за столом сэра Теодора Дюрана; справа от него находился Ларри ОТРурки. Кэллинен и Кэффри стояли по обе стороны от Герти; девушку посадили на стул и слегка привязали, хотя и бережно.
      - Имя, фамилия, род деятельности? - начал Маккормик.
      Потом повернулся к ОТРурки и спросил у него:
      - Так?
      Ларри кивнул головой.
      - А записывать будем? - спросил Маккормик.
      - Не стоит, - ответили все хором.
      Тогда Маккормик начал снова:
      - Имя, фамилия, род деятельности?
      - Гертруда Гердл, - ответила Гертруда Гердл.
      Раньше она уже сиживала на этом стуле, за этим столом; но тогда в этом кресле восседал почтенный чиновник в летах, питавший зернами нежности голубей своего сдержанно-платонизированного желания. Но сэра Теодора Дюрана шлепнули, и, не ведая этого, сидела она теперь перед республиканцем вида явно террористического.
      Впрочем, внешность довольно интересная. Хотя и не очень хорошо одет.
      Зато другой, рядом с ним, тот действительно хорош. Наверняка джентльмен. И ногти чистые.
      Справа и слева чурбаны. Эти-то уж точно республиканцы. Они связали ей руки. Правда, стараясь, чтобы ей было не очень больно. Зачем?
      У окна с ружьем в руке стоял еще один. Тоже ничего.
      Все пятеро были мужчинами скорее красивыми. Но, за исключением помощника допрашивающего, людьми явно невоспитанными.
      И ни один из них никогда в жизни не пел God save the King. Деревенщина.
      - Род деятельности? - снова спросил Маккормик.
      - Почтовая служащая.
      - Да ну? - сказал Кэффри, имеющий по этому поводу свое собственное мнение.
      - Из какого отдела? - спросил Маккормик.
      - Заказные отправления.
      Теперь она смотрела на них уже без страха. Они не могли ее разглядеть как следует. Мешала копна светлых волос на голове да еще эта смешная короткая стрижка. Девушка была высокой. Свеча освещала две выпирающие части корсажа, успокоенное и хорошеющее прямо на глазах лицо. Чувственно очерченные, хотя и ненакрашенные, пухлые искусанные губы. Холодные голубые глаза. Строгий прямой нос.
      Маккормик, сбитый с толку заказными отправлениями, задумчиво протянул:
      - А-а, заказные...
      Кэффри в глубине души считал, что девицу нужно расспросить о деятельности этого отдела. Девица казалась ему подозрительной. Диллон и Кэллинен, олицетворение строгости и справедливости, с выводами не спешили.
      Маккормик повернулся к Ларри ОТРурки. Интеллигентное лицо лейтенанта, казалось, скрывает под эпидермическим покровом какую-то забродившую мысль.
      Вопрошающий взгляд Маккормика остановился на Кэффри.
      - Пускай объяснит, почему она находилась там, где находилась, - предложил Кэффри.
      Герти зарделась. Неужели теперь ей будут все время напоминать о постыдности этого убежища, еще более постыдного от его непроизвольности. Вспомнив о самом убежище, - что делать, когда тебя вынуждают? - она побагровела.
      - Эту деталь мы могли бы оставить в стороне, - смущенно произнес Маккормик.
      И покраснел густо, темно-вишнево. ОТРурки сохранял напряженный вид мыслителя. Остальные засмеялись грубо и даже как-то невежливо.
      Герти заплакала.
      Маккормик стукнул кулаком по столу и заорал, отчего вишневость на его лице слегка посветлела.
      - Я сотню раз вам говорил, - кричал он, - что все должно быть корректно. Я тысячу раз вам говорил, черт побери, и вот вы здесь все насмехаетесь над девушкой, которая стыдится того, что с ней произошло.
      Герти зарыдала.
      - Мы повстанцы! - завопил Маккормик. - Но повстанцы, которые ведут себя корректно. Особенно по отношению к дамам! Товарищи, Finnegans wake! Finnegans wake!
      Маккормик выпрямился.
      Остальные встали по стойке смирно и решительно гаркнули:
      - Finnegans wake!
      - Какой ужас! - прошептала Герти сквозь крупные, как горошины, красивые, как жемчужины, слезы.
      Маккормик сел, Ларри тоже. Остальные расслабились.
      Диллон сказал Кэллинену:
      - Твоя очередь заступать на пост.
      - Не мешай проведению допроса, - сказал Кэффри.
      - Да, - сказал Маккормик.
      - Подожди немного, - сказал Кэллинен. - Думаешь, очень забавно ее держать?
      - Ты мог бы быть повежливее с девушкой, - сказал Ларри ОТРурки.
      - Я что-то не пойму, - сказал Кэллинен.
      - Заткнитесь, - сказал Маккормик.
      - Это все равно ничего не объясняет, - сказал Кэффри. - Если она ни в чем не виновата, то тогда какого хрена она торчала в сортире, эта никчемная чувырла, которая называет себя почтовой служащей? А? Какого хрена она тихарилась в уборной, эта великобританская шлюха, эта замороченная мымра?
      - Все, - сказал Маккормик.
      Он раз, еще раз, еще много, много раз стукнул по сукну стола и, следовательно, - косвенно - по самому столу.
      - Все! Все! - сказал он.
      И добавил, обращаясь к девчонке:
      - Это все-таки подозрительно.
      Герти посмотрела ему прямо в глаза, отчего у него возникло ощущение легкого пощипывания в области мочевого пузыря. Он удивился, но ничего не сказал.
      - Я припудривалась, - сказала Герти.
      Маккормик, утонув взглядом в голубоокости девушки, не сразу уловил смысл ответа. Кэффри, более проворный в понимании своего непонимания, живо отреагировал:
      - При... что?
      - Припудривалась, деревня, - ответила Герти, осмелевшая от маккормиковского взгляда, который ей, утопающей, представился спасительной соломинкой.
      Что касается взмокшего от смущения Маккормика, то он чувствовал, что эта соломинка превращается в самый настоящий трамвайный токоприемник. Ларри ОТРурки эволюционировал аналогично, но более интеллектуально, чем его командир; физиология лейтенанта подвергалась менее сильному напряжению, зато сердечную систему тряхануло изрядно. Впрочем, ни тот, ни другой еще не осознали конвергенции их реакций.
      - Припудривалась, - стояла на своем Герти, - да, припудривалась, недостойный ирландский террорист! И вообще, отпустите меня! Отпустите меня! Отпустите, я вам говорю! Развяжите мне руки! Развяжите мне руки!
      И снова разразились рыдания.
      Маккормик почесал в затылке.
      - Может быть, действительно развяжем ей руки? - сказал он.
      Осторожно так. Но все-таки сказал. Он, Маккормик.
      - Может быть, - сказал Ларри ОТРурки.
      - Ага, - сказал Кэффри, - а она, чего доброго, на нас накинется.
      - Мое дежурство на посту закончилось пятнадцать минут назад, - сказал Диллон. - ...мать.
      При последнем слове рыдания Герти усилились.
      - Давай, - сказал Маккормик Кэллинену.
      - Так развязываем или нет? - спросил Кэллинен.
      - Дудки! - сказал Кэффри.
      - Хватит, - сказал ОТРурки.
      - Так что?
      Они немного послушали, как она рыдает.
      Умиротворенная ночь сдавливала ослепительную луну своими черными как сажа ягодицами, пух созвездий едва шевелился от дуновения традиционного бриза, звучащего на волнах Гольфстрима. Гражданские лица, терроризируемые террористами, терлись по углам, военнообязанные, наведя оружие, соблюдали по стратегическо-тактическим причинам спокойствие этих нескольких ночных часов, которые были обязаны всем своим мутным светом рассыпанному присутствию пары тысяч светил, не считая планет и спутников, из которых самым значительным относительно - считается, судя по всему, спутник, ранее упоминавшийся.