Автор предупреждает, что все события романа вымышлены, а всякое сходство его героев с реально существовавшими или существующими лицами является случайным.

Поль Кенни

Глава I

Около трех часов утра погасли последние огни в номерах отеля «Риц». Лишь в холле и в коридорах осталось слабое освещение, достаточное, чтобы указать дорогу возможному позднему гостю.

Кроме ночного дежурного и коридорного, весь персонал гостиницы лег спать. Во всяком случае, так должно быть в столь поздний час.

Неожиданно дверь одной из служебных комнат бесшумно открылась и метрдотель Халид Рашир, такой же безупречный в своем черном фраке, как если бы он собирался на работу, углубился в коридор размеренным и неслышным шагом.

Не воспользовавшись лифтом, он спустился по лестнице на второй этаж, пересек пустую гостиную и, внимательно осмотревшись, вошел в один из отдельных кабинетов. Оказавшись в темной комнате, Халид Рашир вынул из кармана фонарик, зажег его и прикрепил к лацкану фрака.

Света фонарика было достаточно для той небольшой работы, которая ему предстояла. Овальный стол, окруженный шестью уютными креслами, занимал центр комнаты. Огромное зеркало в золоченой раме отражало этот ансамбль и роскошную люстру богемского хрусталя, висевшую над ним. Тяжелые шторы, спускаясь до полу, закрывали окна; у дальней стены стоял широкий диван, заваленный подушками. Резкий и стойкий запах царил в спертом воздухе этого места удовольствий.

Халид Рашир поднял за спинку одно из маленьких кресел и поставил его на стол. Затем гибким движением поднялся на него и встал на сиденье кресла, стараясь не задеть головой подвески люстры.

Несколько секунд он стоял неподвижно, затем, вытянув руки, стал осторожно вынимать мини-магнитофон, который был установлен в центре роскошного осветительного прибора. Его гибкие пальцы легко раскрыли застежки пластмассовой коробочки. Ловкими движениями он вынул записывающее устройство из сплетения хрустальных ветвей, листьев и розеток и сунул его в карман.

Халид встал на полированную поверхность стола и опустил кресло на ковер. Определив взглядом местонахождение двери, он выключил фонарик и направился к выходу. Именно в этот момент вспыхнул и уперся в него лучик света и приглушенный голос произнес:

— Подождите секунду. Поднимите руки и не двигайтесь.

Смертельный холод пронзил Халида, заледенил его затылок. Непобедимый рефлекс заставил его повернуться к источнику света, ослепившему его.

— А, это вы? — произнес голос с оттенком мрачного удовлетворения. — Отлично, теперь повернитесь.

Человек, должно быть, все время прятался за плотными драпировками. Стоя перед окном, он держал в одной руке фонарь, а в другой пистолет.

Халид подчинился. Глаза его уже привыкли к полутьме, и в зеркале он смог рассмотреть, что его противник одет в форму офицера иракской армии.

Он заранее знал, чем закончится эта встреча. Один из них не выйдет живым из этой комнаты.

С трудом метрдотель выговорил:

— Не убивайте меня. Моя смерть причинит вам массу неприятностей. Если вам нужен магнитофон, забирайте его.

Мужчина подошел к столу, положил на него включенный фонарь и тихо сказал:

— Разумеется, я его возьму. Но я совершенно не намерен вас убивать. Зачем вызывать скандал?

Халид знал, что его собеседник лжет. Офицер, может быть, и не собирался убивать его сразу, но все равно Халид был обречен, потому что он их видел, всех пятерых, и догадывался, зачем они собрались в этом отдельном кабинете. Как только он выйдет из «Рица», его убьют на первом же углу.

Иракский офицер вплотную приблизился к метрдотелю. Он взмахнул рукой, желая оглушить его рукояткой пистолета, но Халид не отрывал взгляда от зеркала и сумел вовремя уклониться от удара. Мертвой хваткой он обеими руками вцепился в запястье офицера и повалил его на ковер. Падая, тот выронил свой пистолет, который Халид ударом ноги загнал в угол комнаты. Между ними завязалась беспощадная борьба. Офицер был хорошо натренирован, но Халид великолепно владел всеми стилями рукопашного боя. Одинаково стараясь не шуметь, они обменивались жестокими ударами. Несколько оглушенный ударом в сонную артерию, Халид изо всех сил ударил коленом в низ живота противника. Тот, на мгновение парализованный резкой болью, расслаблявшей все мускулы, застонал. Метрдотель обрушил ребро ладони на адамово яблоко офицера. Затем, нагнувшись, он сжал горло, с безумным упорством вдавливая пальцы в гортань. Халид разжал руки, лишь когда противник совершенно обмяк. Залитый потом, он встал, запыхавшись. Горькое удовлетворение, которое доставила ему победа, мгновенно испарилось. Этот труп, который невозможно убрать, рано утром вызовет панику в отеле.

Халид вытер влажные руки платком, обмотал им пальцы, чтобы выключить фонарь, оставшийся на столе. Не заботясь ни о пистолете, ни о теле, лежащем на полу, он вышел, тщательно закрыл дверь и вытер ручку.

Он поспешно отряхнулся, поправил одежду, узел галстука, потом, прислушавшись, вернулся по возможности спокойным шагом на верхние этажи, не встретив ни единой живой души.

Войдя в свою комнату, он, не включая света, распахнул окно и вдохнул свежий ночной воздух. Под небом, усыпанным крупными звездами, Тигр лениво нес свои воды в нескольких десятках метров от «Рица», а вдали виднелись руины древней Ниневии. Халид с облегчением снял фрак. У него быстро созрел план, и его надо было выполнить во что бы то ни стало прежде, чем в кабинете обнаружат убитого офицера.

Метрдотель осмотрел магнитофон, чтобы убедиться, что он не пострадал. Внешне, во всяком случае, все было в порядке. Собираясь включить его, Халид выдвинул ящик ночного столика и взял оттуда шнур с наушниками и только тогда заметил, что фонарика, взятого из ящика полчаса назад, у него больше нет.

Он, должно быть, отцепился от лацкана во время схватки и теперь лежал, вне всякого сомнения, недалеко от тела иракского офицера.

Ошеломленный этим открытием, метрдотель поднялся. Он решил вернуть фонарик: на нем достаточно отпечатков, чтобы Халида повесили высоко и сразу. Снедаемый тревогой и проклиная свою забывчивость, он надел легкий шелковый халат и обмотал шею платком. Выйдя в коридор, он вновь углубился в лабиринты отеля. На лестничной площадке он услышал разговор коридорного с ночным дежурным и замер. И все же ему удалось добраться до гостиной на втором этаже. Как тень, он проник в отдельный кабинет и вздрогнул, оказавшись вблизи трупа. В полной темноте он сделал крюк, чтобы взять со стола оставленный фонарь, и включил его.

Луч света прошел по искаженному лицу мертвеца, обежал пол под столом и креслами и остановился на предмете, похожем на никелевую зажигалку. Халид жадно схватил его, затем выключил фонарь офицера и быстро вытер его полой халата, прежде чем положить возле тела. Он бросил последний взгляд на паркет, чтобы убедиться, что не потерял ничего другого.

Возвращение прошло спокойно. Вернувшись к себе, он рухнул на кровать и вытер лоб платком.

Теперь, немного успокоившись, он понимал, насколько легко отделался. Не только избавился от этого офицера, но и не был замечен во время своих ночных походов.

Ужин, на который собрались пятеро офицеров королевской армии, вероятно, имел особое значение, если один из них взял на себя труд проверить, не спрятаны ли в комнате микрофоны. Заметив магнитофон, он не тронул его, предпочитая взять его владельца с поличным.

Человек, спрятавшийся за шторой, действовал и говорил бы иначе, если бы встреча не была тайной. Он мог предупредить полицию, пока оставался на страже в кабинете, или же поставить на ноги весь отель во время схватки. Оставив свои размышления, Халид занялся магнитофоном. Он посмотрел на индикатор длины, перемотал назад. Аппарат остановился в тот момент, когда выключили люстру, то есть примерно через двадцать минут после ухода офицеров. Халид высчитал, что запись длится не менее полутора часов. Слишком долго. До рассвета он должен был закончить еще много дел и поэтому не мог прослушать разговор военных с начала до конца. Но нескольких фрагментов будет достаточно, чтобы выяснить, какова была цель этой встречи.

Вставив наушник в ухо, метрдотель сосредоточился. Несмотря на довольно сильный шумовой фон и постоянный звон вилок и ножей о тарелки, фразы, произнесенные присутствующими, были прекрасно слышны.

Наткнувшись на неизбежные в начале разговора банальности, Халид прокрутил пленку дальше. Через несколько секунд его интерес возрос настолько, что он закрыл ладонью ухо, оставшееся без наушника, чтобы ему ничто не мешало. Он весь превратился в слух. Эта пленка была, несомненно, самой большой удачей за всю его карьеру агента!

Халид очень хотел прослушать пленку до конца, но, к сожалению, у него не было на это времени. Два коротких включения в других местах пленки окончательно убедили его, что полученная информация бесценна.

Многие люди в Мосуле или Багдаде заплатили бы ему баснословные деньги за эту запись.

Вот только ее владелец имел большие шансы быть убитым, если представит свою добычу человеку, тоже замешанному в деле.

В конце концов Халид решил поскорее избавиться от этого взрывного отчета, незамедлительно доставив его по назначению.

Он вынул наушник, нажал на кнопку перемотки. Пока пленка вращалась, Халид взял из ящика комода листок бланка «Рица», какие дирекция предоставляла в распоряжение путешественников.

На белой странице он написал обычной авторучкой несколько строк, прося забронировать место на борту самолета БОАК, вылетающего из Багдада в Лондон в следующий вторник, и подписался: «Майор И. Дж. Льюис».

Затем на обороте он написал довольно длинное сообщение симпатическими чернилами. Это заняло более получаса.

Тем временем магнитофон автоматически остановился.

Оставив сушиться текст, Халид открыл кассетник, извлек из него плоскую катушку с лентой, размером примерно с рулончик серпантина, положил ее вместе с запасной чистой лентой в картонную коробку и завернул в бумагу. Он обвязал сверток веревкой и приклеил этикетку, на которой написал: «Образец, без цены. Получатель: м-ль Марта Ланже, до востребования, Багдад». Затем, сложив письмо, он вложил его в конверт, который адресовал в «Левант Эйр-Транспорт К0», отдел бронирования, эр Рашид-стрит, Багдад.

Он посмотрел на часы — было уже двадцать пять минут пятого. Начинался рассвет, небо на востоке посветлело.

Борясь с усталостью, Халид собрал все вещи, от которых должен был избавиться на случай возможного обыска: пузырек с симпатическими чернилами, бутылку проявителя, пистолет «маузер» калибра шесть тридцать пять, карманный магнитофон с наушником, записную книжку, содержащую необходимые элементы кодирования шифрованных текстов, и необычно маленький фотоаппарат.

Кроме шифрблокнота, который разорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз, он все сложил в коробку от обуви и завернул ее в старую газету.

Халид сменил черные брюки с лампасами на другие, из серой фланели, поменял рубашку, тщательно почистил фрак, чтобы уничтожить следы борьбы, повесил его на вешалку. Затем, надев легкий пиджак, взял деньги, чистый носовой платок и бумажник. В четверть шестого, с письмом во внутреннем кармане пиджака и двумя свертками в руках, он вышел из своей комнаты и на этот раз воспользовался лифтом, предназначенным для персонала.

Кабина спустилась в подсобку. Служебная дверь, закрытая изнутри на засов, выходила на улочку, еще совершенно пустую в этот ранний час.

Халид спокойно вышел из отеля. Он был свободен до полудня, и дирекцию совершенно не заботили его приходы и уходы. Так что он решил создать себе алиби и не присутствовать, когда начнется уборка гостиных второго этажа.

Если впоследствии его будут допрашивать, он сможет утверждать — и доказать, — что его не было в «Рице» в момент, когда произошло убийство.

Через день, ближе к вечеру, европейка — служащая отдела бронирования «Левант Эйр-Транспорт К0», проинформированная неким майором Льюисом, подошла к окошку Центрального почтамта в Багдаде. Она предъявила удостоверение личности, на которое служащий даже не взглянул. Он посмотрел на привлекательную молодую женщину — француженка, сразу видно, — подмигнул черным глазом и сказал по-английски:

— Еще один небольшой подарок для вас. Ваши пассажиры не скупятся.

Марта Ланже весело засмеялась, положив голые руки на стойку.

— Это не щедрость, это страх, — сказала она с хитрой миной. — Это чтобы не получить места сзади! Представляете физиономию директора, если бы я разрешила им адресовать свои презенты в офис компании?

Она фыркнула. Иракский служащий улыбнулся, открыв два ряда безупречных зубов. Он передал молодой женщине маленький сверток, пришедший из Мосула. Надпись «образец, без цены» окончательно развеселила его.

— Признайтесь, что это стоит дороже, ваше… «без цены».

— Я надеюсь, — ответила Марта Ланже. Повернувшись на каблуках, она ушла грациозной походкой со своим свертком в руках.

Служащий собрал мелочь только тогда, когда изящные бедра европейки окончательно исчезли из поля зрения.

Глава II

Было пять часов утра. Караван из двадцати четырех верблюдов, тяжело груженных ящиками, шедший от сирийско-иракской границы, медленно продвигался по пустыне, вдали от традиционных троп.

Впереди, в трех или четырех километрах от каравана, арабы, сидевшие на верблюдах, бдительно вглядывались в горизонт.

А в десяти километрах к югу начальник патруля охраны нефтепровода «Ирак Петролеум компани», рыжий англичанин атлетического сложения по фамилии Келли, наблюдал в сильный бинокль за медленным продвижением каравана и ехавших впереди разведчиков.

Лежа на животе за вершиной песчаного холма, крепко упершись локтями в землю, Келли рассказывал своему помощнику о том, что видел в бинокль. У подножия холма шесть человек группы готовили чай на портативных нагревателях и болтали, куря сигареты.

— Ставлю десять акций компании против билета вещевой лотереи, что эти прохвосты — контрабандисты, — прошептал Келли, не отрываясь от бинокля.

Ван Каст, его помощник, невозмутимый голландец с красным лицом, спокойно сказал:

— Пока они не интересуются трубой, это нас не касается.

— У меня такое впечатление, что трубопровод интересует их меньше всего. Их дорога скорее отходит от него. Если я не ошибаюсь, они уйдут в направлении Аны. Тогда почему они не пошли по тропе, а?

— Может быть, потому, что они разгрузятся до Аны? — предположил ван Каст.

Собственно, так же думал и сам Келли. Тяжело груженные верблюды, пройдя уже километров тридцать от границы, не могли бы пройти этот путь дважды, не останавливаясь по дороге. Кроме того, их погонщики, которые, казалось, так старались пройти незаметно, не стали бы увеличивать риск быть обнаруженными, позволив себе одну или две остановки среди дня.

Келли, закончив наблюдение, повесил бинокль на грудь и сел рядом с ван Кастой. Он закурил сигарету и выпустил длинный столб дыма.

— Это не наше дело, — продолжил он, — но мне было бы любопытно узнать, что эти типы тут таскают.

— Девок, — весело предположил ван Каст, которого уже раздражало долгое воздержание в пустыне.

— В ящиках? — англичанин был шокирован.

Затем, увидев веселую искорку в глазах голландца, понял, что тот шутит.

— Вы ошиблись, — заключил он, неодобрительно качая головой. — Нет, на мой взгляд, я бы скорее сказал…

Он замолчал, пристально глядя на ван Каста, с лица которого мгновенно исчезла улыбка. Ветер донес до них щелчки выстрелов. Люди из группы охраны также услышали их и смотрели на двух европейцев с удивлением и тревогой.

— Не двигайтесь, — бросил им Келли, метнувшись к своему наблюдательному посту, где ван Каст присоединился к нему. Вдали продолжали трещать выстрелы. Двое мужчин, вглядываясь в пустынное пространство, быстро установили причину перестрелки.

— Они стреляют из автоматов? — растерялся Келли. — Они наверняка наткнулись на отряд полиции из форта Эн Нагиве.

— Да, их явно перехватили, — подтвердил ван Каст, различивший черные точки, мчавшиеся с востока навстречу каравану. Предупрежденный очередями своих разведчиков, караван остановился. В несколько секунд верблюды образовали широкий круг и легли на песок.

— Дьявол! — буркнул Келли. — Они не намерены отступать. Это превращается в настоящее сражение.

— Вам не кажется, что нам следовало бы оказать помощь полицейским? — спросил ван Каст, зная, что отношения ИПК и властей только улучшатся от акции такого рода.

— Нам платят за то, чтобы мы охраняли и ремонтировали нефтепровод, — возразил Келли резким тоном, — а не за то, чтобы мы играли в ковбоев при всякой перестрелке, возникающей в районе.

Голландец не настаивал. Разведчики спешились и активно обстреливали нападающих, из которых несколько человек уже лежали на земле.

Явно удивленные силой сопротивления, оставшиеся в живых полицейские последовали примеру своих противников и укрылись за верблюдами. Их рация, должно быть, во всю силу вызывала подмогу. За первой схваткой последовала некоторая передышка.

Келли, относившийся к происходящему как к футбольному матчу, принялся комментировать события.

— Проходимцы выиграли первый тур, но, если они не воспользуются этим, чтобы поскорее смыться, им в спину ударит целая рота.

— Точно, — убежденно подтвердил ван Каст. — И меньше чем через час.

Установилась тишина. Люди из группы охраны покинули свои джипы и улеглись возле начальства, чтобы посмотреть на спектакль. Они увидели укрепленный лагерь, образованный осажденным караваном.

Келли взглянул на часы: пять часов тридцать минут. В любом случае, даже если эта стычка и не касалась ИПК, он должен сделать свой доклад. Любой инцидент в радиусе пятидесяти километров от насосной станции Т-1 должен быть отмечен.

Ван Каст легонько толкнул локтем англичанина, приглашая продолжить наблюдение.

— Они переходят в атаку, — объявил он. — Они поняли, что имеют преимущество, но не сохранят его долго.

Действительно, яростные очереди снова разорвали тишину пустыни. Маленькие фонтанчики песка указывали места падения пуль. Контрабандисты, пришедшие из Сирии, казалось, решили расчистить путь и перебить полицейских, преграждавших им дорогу.

— Ну и ну! — произнес в замешательстве Келли. — Неужели они воображают, что если они перестреляют полицейских, то дальше путь будет свободен? В таком случае они жалкие идиоты. Смотрите, — продолжал он, удивленный, что его прогноз осуществляется так быстро. — Подкрепление уже идет, там, с севера, чуть восточнее лагеря, но намного дальше.

Крутя большим пальцем колесико настройки, ван Каст вскоре увидел двигающуюся колонну, на которую указывал англичанин.

— Им конец, — возликовал он. — Но это подразделение не относится к полиции, это, должно быть, батальон регулярной армии. Этим типам не повезло!

Непонятно было, заметили ли контрабандисты подход войскового подразделения или нет, но они продолжали свою атаку. Что же касается полицейских, то, получив второе дыхание от подхода неожиданной поддержки, они яростно сопротивлялись и расходовали боеприпасы не считая.

Колонна иракской армии быстро приближалась к месту боя. Цепочка грузовиков с пехотой перевалила через дюны, исчезая на мгновение в низинах и появляясь секунду спустя еще ближе к укрепленному лагерю. Теперь сирийцы не могли уже не видеть ее, но они по-прежнему сосредоточивали огонь своих автоматов на позициях, удерживаемых полицейскими.

— Они идут на самоубийство, — предсказал ван Каст. — Их единственный шанс на спасение — бросить оружие и сдаться.

— Если только у них нет гаубиц и они не пустят их в ход, — возбужденно заметил Келли. — Время открыть два или три ящика, собрать орудия и… Если они не сматываются сейчас, значит, считают, что могут выиграть матч.

— Да? — пробурчал голландец. — Но тогда это явный пограничный конфликт, и дело может иметь серьезные последствия.

Келли согласился. Оторвавшись от бинокля, он подозвал одного из своих людей и велел ему установить радиосвязь с насосной станцией.

— Скажите, что мы вернемся чуть позже, что происходит нечто, что мы хотим увидеть, но у нас все хорошо. Никаких уточнений, понятно?

Тот кивнул и пошел к передатчику, установленному в одном из джипов.

Пока он передавал сообщение, ситуация быстро развивалась. Военные грузовики, не изменив маршрут, описывали широкий вираж с явной целью укрепить сначала тылы полицейских и высадить солдат под прикрытием их огня. Все произошло очень быстро: пехотинцы спрыгнули на землю, даже не дожидаясь, пока грузовики остановятся, и сразу начали стрелять.

Окаменевшие Келли и ван Каст увидели, как сирийцы, перестав стрелять, выходили из своего укрытия. Полицейские, сражавшиеся с ними, все до одного были убиты выстрелами в спину. Сражение закончилось: контрабандисты и солдаты обнимались, плясали, подбрасывая в воздух свои автоматы в знак радости.

Келли, не веривший своим глазам, выругался. С примерным хладнокровием ван Каст сказал ему:

— Мое мнение, что это нечто, чего лучше не видеть.

Келли опустил бинокль, задумчиво потер щеку, посмотрел на своего помощника, потом на остальных членов группы.

— Не… — рявкнул он. — Все слышали, что сказал мой заместитель? Так вот, это и мое мнение. Мы только что присутствовали, не желая того, при невероятно грязном деле. Убийство двенадцати полицейских при деятельном участии королевской армии — это тайна, которая может стоить вам жизни, если вы ее разболтаете в Киркуке, Мосуле или Багдаде во время одной из ваших увольнительных. Так что закройте ваши рты ради вашей же безопасности. А теперь мы замрем, пока все кончится: если нас заметят, то с нами разделаются, как с полицейскими.

Ошеломленные люди кивнули. По приказу ван Каста они накрыли джипы маскировочным брезентом, используемым обычно во время песчаных бурь, и легли в тень машин. Вернувшись на свой наблюдательный пост, Келли и ван Каст продолжали вполголоса переговариваться.

— Мне не нравится, что придется сделать этот доклад, — озабоченно сказал англичанин. — Это может навлечь на нас неприятности. Почему в этой проклятой стране мы должны заниматься чем-то кроме нефти?

— Потому что здесь все прямо или косвенно касается нефти, — невозмутимо ответил ван Каст.

Солнце начинало припекать. Однако возле каравана развернулась бурная деятельность. Грузовики подъехали к верблюдам, с которых люди снимали ящики и переносили на руках в военные грузовики.

Перегрузка длилась не больше получаса. Потом караван отправился в направлении границы, теперь уже без разведчиков. А армейские машины выстроились в цепочку и, подняв большой столб пыли, уехали на север.

Только трупы людей и верблюдов, убитых во время боя, остались на земле; солнце и песок очень быстро превратят их в маленькие кучки костей, не поддающихся опознанию.

Когда оба каравана скрылись за горизонтом, Келли дал сигнал трогаться в путь.

— Что-то неладно в Иракском королевстве, — процедил он сквозь зубы, обращаясь к ван Касту. — Однажды это свалится на нас, вот увидите.

В три часа дня оператор радиотелеграфной станции, собирающей сообщения с насосных станций, скважин и нефтеочистных сооружений, получил длинную радиотелеграмму с Т-1. Оператор расшифровал ее, напечатал на машинке открытый текст и направился к начальству.

Феликс Лемуан, бывший радист торгового флота, был уроженцем Тулона. Все пять лет войны он мотался по морям, и наконец ему предложили стабильное, очень хорошо оплачиваемое место на Ближнем Востоке.

Он согласился с тем большим энтузиазмом, что его подбодрил один сдержанный господин лет шестидесяти, большой любитель курить трубки. Он с большим тактом воззвал к его патриотическим чувствам, пообещал поддержку его кандидатуры на высоком уровне, если Лемуан в свою очередь возьмет на себя обязательство поставлять сведения в «специальную» службу МИДа. Такая дополнительная работа, выполняемая со здравым смыслом, приносила дополнительное вознаграждение, непредусмотренное в контракте с ИПК.

Среднего роста, коренастый, Лемуан излучал хорошее настроение и беззаботность, но когда он ознакомился с содержанием доклада, отправленного Келли, лицо его омрачилось. Он еще два раза перечитал текст, пока печатал его, потом положил в конверт, а конверт — в медный цилиндр, который отправил в пневматическую трубу.

В пять часов, закончив работу, он уступил свое кресло коллеге-британцу. Он медленно вернулся пешком в жилой квартал Арафа, где, как и все работники компании, имел квартиру с кондиционером, обустроенную с большим комфортом.

Едва войдя в свою квартиру в одном из многоэтажных домов, спрятавшихся в островке зелени, он сел к секретеру и вынул из ящика писчую бумагу нежно-голубого цвета.

То, что он написал чернилами на лицевой стороне, начиналось с «Моя дорогая», а заканчивалось одной из тех фраз, какие женщины перечитывают раз пять и какие побуждают их сохранять письмо.

На обороте симпатическими чернилами Лемуан написал:

«Считаю нужным сообщить вам, что сегодня на рассвете в десяти километрах к северо-западу от станции Т-1 группа наблюдения под руководством техника-англичанина стала свидетелем следующих фактов…»

На всей территории, по которой тянулся нефтепровод, не происходило ничего, о чем бы Лемуан не знал, но ему впервые представился случай отправить такой важный рапорт. В большинстве случаев речь шла всего лишь о попытках диверсий в непосредственной близости от сирийской границы.

Закончив свое письмо, он вложил его в конверт, на котором написал адрес: «Мисс М. Ланже, „Зиа-отель“, эр Рашид-стрит, Багдад».

Он вышел из дома, чтобы отправить его с ближайшей почтой.

Марта Ланже получила письмо вечером следующего дня, когда брала ключ в отеле, вернувшись из авиакомпании, где работала. Она знала, что все письма содержат скрытый текст, но не читала его и даже не знала, как его проявить. В некотором смысле ей нравилось, что все обстоит именно так. Роль «почтового ящика», по ее представлениям, была достаточно опасной.

Иногда она спрашивала себя, почему осталась в Багдаде вместо того, чтобы вернуться во Францию после невероятного приключения, бросившего ее из Дамаска в Иорданию, а оттуда в Ирак… Но ей не надо было долго размышлять, чтобы признать, что она без возражений уступила доводам странного человека, о котором сохранила — как ни парадоксально — нежные воспоминания и которого знала под именем Франсис Коплан. В то время, соглашаясь, она думала, что сохраняет шанс увидеть его вновь. Но прошло больше года, а он так и не вернулся в Багдад.

Она решила передать письмо по назначению после ужина. Это было несложно, но чувство, что она выполняет секретную миссию, постоянно давило на ее настроение и взвинчивало нервы.

В восемь часов вечера, незадолго до темноты, она вышла из отеля. Сто раз она говорила себе, что если за ней следом идут, то не по той причине, которой она боялась, но все напрасно. Ей приходилось подавлять постоянное желание обернуться и посмотреть назад.

Европейка, гуляющая одна по центральной улице Багдада, неизбежно обращала на себя внимание. Да и ее платье, элегантное и изящное, притягивало к себе взгляды. Однажды тип из посольства объяснил ей совершенно серьезно: «Понимаете… Вы должны быть так заметны, так привлекать всеобщее внимание, чтобы никому не приходила мысль вас заподозрить…»

Прокладывая себе путь в толпе, заполнившей вечернюю улицу, Марта Ланже дошла до швейцарской чайной — единственного заведения в Багдаде, куда европейка могла спокойно зайти поесть пирожных.

Большую часть посетителей составляли американки и англичанки. Молодая женщина выбрала маленький столик в углу салона, и вскоре к ней подошел гарсон, готовый принять заказ.

Это был белый мужчина неопределенной национальности с открытым и приветливым лицом. Повернувшись спиной к остальным клиенткам, он незаметно подмигнул Марте.

— Китайский чай и несколько птифуров, — сказала она. Он поклонился и ушел.

Марта погрузилась в изучение карточки, имевшей несколько отделений. Когда она отложила ее, письмо было внутри. Гарсон принес заказанное, небрежно забрал карточку и отправился к другому столу. Пять минут спустя он закрылся в телефонной кабине чайной и стал набирать номер.

Глава III

Официально Роже Фабиани был заместителем директора отделения Французского банка в Багдаде. Он был дельным сотрудником, но в основном его жизнь была посвящена работе другого рода.

Ему было тридцать четыре года, он был черноволосый, смуглый, среднего роста. Худощавость скрывала его удивительную физическую силу, а вдумчивое лицо — нервозный темперамент. Он считался мирным и уравновешенным человеком. Роже Фабиани открыто поддерживал дружеские отношения с Эктором д'Эпенуа, экономическим советником посольства Франции. Они часто появлялись вместе в обществе, ужинали в «Регент-паласе» или в «Семирамиде», посещали кабаре «Абдула» и от случая к случаю казино.

В тот вечер они спокойно беседовали в гостиной Фабиани за стаканом виски.

— У тебя случайно нет причины поехать в Мосул? — осведомился Фабиани, озабоченно глядя на собеседника.

— В принципе мог бы найти… А почему ты спросил?

Эктор д'Эпенуа имел вид пресыщенного отпрыска богатой семьи, привыкшего к жизни космополита. У него были изящные аристократические руки, и когда он свободно говорил с собеседником, он часто соединял кончики пальцев, и этот жест выдавал его непринужденность и раскованность.

— Я тебе рассказывал о записи, присланной четыре дня назад Халидом Раширом, — продолжал вполголоса Фабиани. — Так еще Лемуан прислал мне вчера довольно странный рапорт. Я бы не удивился, если бы существовала прямая взаимосвязь между совещанием в «Рице», в Мосуле, и стычкой, увиденной служащими ИПК на сирийской границе.

Эктор д'Эпенуа поднял брови и постучал кончиками пальцев друг о друга.

— Возможно, но при чем здесь поездка в Мосул? Фабиани наклонился вперед, уперся локтями в колени, раздавил в хрустальный пепельнице сигарету, выкуренную едва до половины.

— Халид, бесспорно, прислал нам информацию первостепенной важности, но недостаточно точную, чтобы использовать ее.