Глава 8

ТЕЛЕВИЗИОННАЯ ПЕРЕДАЧА

Фотографии оказались даже ужаснее, чем можно было предположить. Они были сделаны перед операцией; он лежал без сознания, весь в крови, распухший, челюсть сломана, два передних зуба отсутствовали. Бино пришлось даже вынуть платок и промокнуть выступивший на лбу холодный пот.

– А что, Родж, он действительно тогда меня здорово отделал, – сказал он, закончив изучать сделанные в боль­нице снимки.

Бумаги Виктории Харт были просмотрены уже дважды, но с нулевым результатом. Вся эта махинация Амп Хейвуд – Седрик О'Нил – Мартин Кушбери дала очень мало. Разве что только удалось оз­накомиться с этими жуткими фотографиями, от про­смотра которых скручивало живот и возникал отврати­тельный беспричинный страх. Бино ознакомился с ее предполагаемой стратегией на суде, от которой тоже пользы было мало. Заявление, которым Виктория на­меревалась открыть процесс, было написано, как ему показалось, изобретательно, с изрядной долей драма­тизма, только уж больно пафосно. «На автостоянке «Кантри-клуба» в Гринборо произошло не просто из­биение человека, – собиралась сказать в суде Викто­рия Харт. – При этом были дьявольским образом на­рушены границы того, что присуще человеку. Совер­шено то, на что накладывается категорический императив. Весьма недурно. Она понятия не имела, кто такой Бино, и заранее приписывала ему порядочность и законопослушание. Он прочел вступительную речь проку­рора дважды и не обнаружил ничего, кроме нескольких симпатичных метафор и трех грамматических ошибок. Никаких фактов о преступной деятельности Джозефа и Томми. Но, затевая против братьев Рина Большую афе­ру, Бино отчаянно нуждался в информации. Причем ис­черпывающей. В этих бумагах, которые он заполучил у Виктории Харт, ее было очень мало. Надо же, замах­нулся на главный приз в «Большом шлеме» и в первом же сете проиграл!

Плут Роджер перевернулся во сне на бок, негромко зарычал, гавкнул, а затем засучил лапами. Лежащий в ногах кровати терьер, видимо, переживал сейчас какое-то собачье приключение. Телевизор в комнате работал, но Бино не обращал на него особого внимания, пока вдруг на экране не мелькнуло лицо Виктории Харт. Он соскочил с кровати и устремился к телевизору, чтобы прибавить звук. Пес недовольно поднял голову. Бино успел захватить основную часть интервью, где Виктория Харт сначала наступила на яйца Гилу Гри­ну, а затем повернулась в камеру и пообещала достать Джо Рина.

Бино переждал блок рекламы, затем передача ново­стей продолжилась. За столом ведущего сидели Тед Келендер в голубом блейзере и его напарница, рыжеволо­сая Шелли Септембер.

– Вот это интервью, Тед! – произнесла она, взмах­нув крашеной гривой.

– Да, Шелли. Мы попросили прокомментировать это Гила Грина, и он, в частности, сказал, что позицию мисс Харт Управление окружного прокурора не поддер­живает. Что подобное резкое заявление, возможно, связано с обидой, потому что ее недавно отстранили от долж­ности. Официальное заявление будет сделано завтра.

– Очень странное завершение этой очень странной саги, – шутливо изумилась Шелли, а затем продолжила чтение новостей.

Бино убавил звук и посмотрел на Роджера.

– Какого хрена она это сделала… напала на тако­го монстра? Сама же себе накликает смерть, больше ничего.

Роджер не ответил. Тогда Бино встал и прошел в ван­ную комнату, чтобы ополоснуть лицо. Затем собрал свои парфюмерные причиндалы, перенес в спальню, полез под кровать и вытащил парусиновую сумку. Внутри лежала двенадцатилитровая банка для солений с герметичной крышкой. Сквозь стекло были видны свернутые в руло­ны сотенные купюры. Несколько секунд он скептически обозревал живописный натюрморт из своих денег.

– Ты думаешь, Родж, нам этого хватит? Нет, дружок, то, на что я замахнулся, требует гораздо большего. – Пес зевнул. – Так что необходимо заставить Вики Харт рас­сказать нам, где прячут свои денежки Томми и Джо. И добраться до этой женщины нам нужно раньше,

чем это сделают братья Рина.

Он продолжил собирать вещи. Теперь неплохо было бы послушать голос Гила Грина. Он сегодня появлялся на экране телевизора уже раза три или четыре. Бино при­бавил звук и начал переключать каналы в поисках ок­ружного прокурора, который не переставал комменти­ровать факт прекращения важного уголовного дела. На­конец он был обнаружен на втором канале. Передавали интервью, записанное в управлении сразу же после того, как обвинение выбросило белый флаг.

– Конечно… это было абсолютно ожидаемо, после того как исчезла свидетельница. К тому же мисс Харт в ходе расследования совершила ряд серьезных ошибок, которые мы собираемся внимательно изучить.

Бино прислушался к интонациям речи Гила Грина, мягким, без напряжения, и повернулся к Роджеру.

– Конечно… это было абсолютно ожидаемо, после того как исчезла свидетельница. К тому же мисс Харт в ходе расследования совершила ряд серьезных ошибок, которые мы собираемся внимательно изучить. – Даже мимика Бино была очень похожа на мимику Гила Гри­на, а сдавленный голос и подавно. Причем это удалось с первой попытки. Бино подумал, что, наверное, следует взять чуть выше. Продекламировал еще несколько раз. Наконец Роджер гавкнул.

– Ты считаешь, этого достаточно? – спросил Бино. – Ладно, давай попробуем.

Он двинулся к телефонной книге, нашел Управле­ние окружного прокурора и набрал номер. Ответил ком­мутатор, Бино назвал добавочный Виктории Харт. Пос­ле нескольких гудков разъединился и позвонил в прием­ную в надежде, что она еще не закрылась.

– Привет, кто это? – спросил он мягким, бескон­фликтным, пассивно-агрессивным голосом Гила Грина.

– Донна, – ответила секретарша, ведающая приемом посетителей. – Это вы, мистер Грин?

– Да, Донна, это Гилберт. Боюсь, что я оставил в кабинете свою записную книжку, а мне нужно срочно связаться с Викторией. Прошу вас, продиктуйте мне ее домашний телефон и адрес.

– Но, мистер Грин, – сказала Донна, полная жела­ния угодить начальству, – я не думаю, что она сейчас дома.

– А где же, как по-вашему?

– Скорее всего у родителей в Уоллингфорде, Кон­нектикут. У меня нет номера их телефона, но он навер­няка есть в справочнике.

– А её отец?.. – Бино позволил вопросу театрально повиснуть в воздухе. Ему нравилось это представление. «А что, – подумал он, – иногда я мог бы дать фору даже самому Дейна Карви»[19].

– Ее отец Харри Харт. Харри и Элизабет Харт.

– Очень по-американски, – покровительственно произнес он и положил трубку, даже не попрощавшись.

Через несколько минут у него был номер телефона родителей Виктории. Он набрал его, но никто не отве­тил. Позвонил снова в семь десять, затем в семь сорок и восемь вечера, но у Хартов по-прежнему никто не отвечал.

«Возможно, они поехали куда-нибудь поужинать, – подумал Бино, – а возможно, я уже опоздал».

В аэропорту Уоллингфорда, штат Коннектикут, рес­торан размещался на девятом терминале гражданских авиалиний. Окна, разумеется, выходили на взлетно-по­садочную полосу.

Харри и Элизабет Харт с серьезными лицами слуша­ли рассказ дочери.

Харри, бывший крупный чиновник страховой ком­пании, с румяным лицом и седыми, прежде белокурыми волосами, после ухода на пенсию начал носить вышедшие из моды пиджаки из легкой ткани в полоску и бе­лые льняные брюки, которые, по мнению Виктории, лет десять назад ни за что бы не надел. Харри очень гордил­ся свой дочерью. Считал ее самым замечательным чело­веком в мире.

Элизабет Харт сидела в инвалидной коляске, при­двинутой к столу. Держала под скатертью руку дочери. У самой руки были худые и все в венах. Правая сторо­на лица слегка распухла – последствия последнего инсульта, когда ее парализовало. Однако голова у Элиза­бет Харт по-прежнему была ясной, хотя говорила она невнятно, потому что и прежде глотала звуки на техас­ский манер, а теперь и подавно. Тяжело было для Вик­тории видеть маму в таком состоянии. Ведь она всегда была такой живой, красивой. Мама постоянно угова­ривала стремящуюся к победам Викторию, особенно в юности, не давить так на газ, притормозить и хотя бы немного повеселиться. Это была героическая, однако бесполезная борьба.

– Я полагаю, теперь это уже передали в эфир. Слава Богу, у вас здесь, в Коннектикуте, станция «Трентон-ТВ» не вещает, – сказала Виктория и замолкла, ожидая, пока официант уберет тарелки.

– Виктория, – сказал отец, – ты все сделала пра­вильно. Поступила так, как подсказало сердце. Из твое­го рассказа я понял, что Гил Грин плохой начальник. – Харри Харт был экспертом по бизнесу и больше двадцати лет проработал в Пенсильванской компании страхо­вания жизни на взаимных началах.

– Но, 'арри, он' там раб'т'ла п'чти пять л'т, – не­разборчиво произнесла мать. – Куда он' пойдет? – Мама, как обычно, ухватила самую суть проблемы. Куда дочь пойдет практиковать как юрист после всего этого?

– Ну поживет здесь некоторое время, пока буря утихнет. – Отца понесло. – Займется частной практикой. Я знал многих, которые бросили работу в сходных обстоятельствах. Недвижимость, деловые кон­тракты – кругом полно такой работы.

– Но, папа, я прокурор по уголовным делам. – Прежде чем продолжить, она немного помолчала. – И у меня еще одна проблема…

Оба с тревогой ждали, что она скажет.

– Я… может быть… – Виктория опустила глаза. – Понимаете, я не могу просто так это оставить. Нужно вывести убийц Кэрол на чистую воду. Доказать их вину.

– Пусть этим занимается полиция, – твердо произ­нес Харри. Элизабет же под столом еще сильнее сжала ее руку.

– Но, папа, они на это не способны. К тому же Джо­зеф Рина очень хитрый и изворотливый. Я думаю, един­ственная ошибка, какую он когда-либо совершил, – это избиение Джона Доу[20], или как его там, клюшкой для гольфа в присутствии свидетельницы. Мне нужно как-то добраться до Рина. Полицейское расследование этого сделать не сможет, у них слишком много правил, огра­ничивающих свободу действий, плюс препятствия дока­зательного и процессуального характера. Таким спосо­бом до него никогда не доберешься. Мне нужно приду­мать что-то еще, что-нибудь… – Она замолкла, пытаясь найти нужное слово, затем вдруг вспомнила свое про­звище. – Что-нибудь хитрое.

– Я этого не слышал, – сказал отец. – Если Джо Рина такой, как ты описала, а я уверен, что он именно такой, то тебе ни в коем случае не следует с ним связы­ваться. Меня начинает трясти лишь от одной мысли, что ты подвергаешь себя такой опасности. Этим должно за­ниматься государство, а не ты.

Она посмотрела на отца и молча кивнула.

По пути из ресторана зазвонил ее сотовый телефон. Отец в это время покатил коляску мамы в раздевалку.

– Ты действительно вспугнула мух с помойки, – сказал Дэвид Франфурктер.

– Что, начальство в ярости? – спросила она тихо.

– Ага. Слушай, я хочу сообщить тебе кое-что интересное, это касается Бино Бейтса. То, что мне удалось добыть в файлах Национального центра информации о преступности.

– Теперь это уже не имеет значения, но все равнодавай, послушаю.

– Его отца звали Джейкоб Бейтс. Родственников це­лая куча. Около трех тысяч. В подавляющем большин­стве жулики. Семейство Бейтс, как говорится, широко известно в узких кругах. По ним даже в Информцентре есть особый раздел – все сведения за последние шесть лет, кого за что арестовывали и прочее. Если хочешь, могу заказать материал, но он будет размером с теле­фонный справочник.

– Не нужно. Может быть, позднее, но не сейчас. Это все?

– Нет, основная причина моего звонка в другом. – Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть эффект. – Девичья фамилия матери Бино Бейтса – Сесник.

– Что? – изумилась она. Причем очень громко. Так, что отец с матерью обернулись.

– Кэрол Сесник – его родственница, – закончил Дэвид.

– Ты думаешь, кража документов как-то связана с же­ланием Бейтса отомстить Джо Рина за убийство Кэрол?

– Хм, конечно, он украл их не ради того, чтобы про­сто попрактиковаться, – ответил Дэвид. – Кстати, се­мья Сесник тоже в компьютере. Они американские цыгане. Работают на Среднем Западе, большей частью кар­манные воры, некоторые промышляют гаданием на картах таро и по руке.

– Боже!.. – Это, пожалуй, единственное, что могла сейчас сказать Виктория.

– Я получил фотографии Бино Бейтса. Маленькие, С документов, и те, что в досье. Если хочешь, передам их по факсу на адрес твоих родителей.

– Да. – Она продиктовала ему номер, затем увиде­ла, что к ней приближается отец с коляской, в которой сидела мать.

– Готова? – спросил он.

– Сейчас, папа, – ответила она, и он покатил инва­лидную коляску на выход, где передал служащему парковочный билет.

– Послушай, Вики, – продолжил Дэвид, – я тут обменялся мнениями кое с кем. Бестолково как-то по­лучилось. Я имею в виду эту выходку у Теда Келендера. Храбро, конечно, но, по-моему, не очень умно.

– Я знаю… И теперь уже жалею. Не смогла с собой справиться. Согласна, что глупо, но дело сделано.

– Виктория, не давай этим говнюкам выгнать тебя. Они хотят продавать правосудие оптом и в розницу. Ты одна из немногих, кто им препятствует.

– Спасибо, Дэвид, Не беспокойся, я не сдаюсь, – соврала она.

Они оба знали, что вернуться Гил Грин ей никогда не позволит.

В этот же вечер Джо Рина что-то праздновал в Бар­хатной гостиной фешенебельного ресторана «Трентон-Хаус». За столом сидели: его невеста Стейси Ди Мантия, ее отец Пол, а также Томми и его шлюха, которой он заплатил пятьсот долларов, чтобы она составила ему ком­панию. Французский обеденный зал назывался «La. Reserve»[21]. Официанта звали Жиро Ле Мусан, шлюху – Каллиопа Лав. Она громко смеялась и называла Томми «самым лучшим жокеем, который когда-либо на ней ез­дил». Джо уже начинала сердить ее вульгарность, и он собирался что-то сказать по этому поводу, но прибли­зился метрдотель и прошептал на ухо, что его просят к телефону. Он взял трубку в холле. Звонил Джералд Коэн.

– Просто подумал, что тебе следует знать. Сегодня в вечерней программе Теда Келендера тебя обвинили в убийстве свидетельницы и двух копов.

– Но, Джерри, во-первых, у них нет никаких дока­зательств, а во-вторых, кто этот дурак, который решился на такое?

– – Хитрая Вики. У меня есть запись этой передачи. Я высылаю ее тебе.

– Но она не такая дура, – сказал Джо. – Значит, это ей зачем-то понадобилось.

После ужина Томми и Джо прошли в кабинет управ­ляющего рестораном «Трентон-Хаус» просмотреть запись. По окончании Томми вскипел от злости.

– Чертова сука! Когда она уймется? Я прикончу эту падаль.

– Сейчас же успокойся и перестань скверносло­вить, – проговорил Джо ровным голосом, Затем забро­сил ноги в изящных мокасинах на край стола и уставился на свои светло-коричневые шелковые носки из Гон­конга стоимостью шестьдесят долларов. – Сейчас мы ничего предпринимать не будем. Ты уловил это, Томми?

– Джо, – взмолился Томми, – ведь несчастный слу­чай может произойти с любым. Идет себе человек как ни в чем не бывало, и на него падает, например, сейф… или вот – машина, полная какого-то дерьма, вдруг на­езжает, и трах – получается салат из авокадо.

– Ты ничего не будешь делать. Успокойся, ладно? Я что-нибудь придумаю… мы позаботимся об этом, когда придет время.

Томми считал, что самое подходящее время – это сейчас, но возражать не стал. Они поднялись.

Джо вынул кассету из магнитофона и повернулся к стар­шему брату:

– Теперь о другом, Томми. Эта копилка спермы, которую ты привел с собой… нельзя ли сделать так, что­бы она заткнулась?

Томми посмотрел на красавца брата. Иногда Джо дей­ствовал ему на нервы. Своим великолепным видом, ма­нерами, итальянскими костюмами. С тех пор как ему исполнилось тринадцать лет, единственное, что должен был сделать Джо, – это просто поманить девушку паль­цем. Томми подавил злость. Он знал, что младший брат босс. Так было установлено, когда они были еще подрост­ками, и Томми не собирался сейчас менять порядок ве­щей. Но бывали моменты, когда Джо его по-настоящему злил.

Было только девять вечера, но Виктория чувствова­ла себя уже совершенно измотанной. Она полагала, что это от душевных страданий, от того, что произошло в последние два дня, и радовалась возвращению домой, в свою спальню. Надев старую фланелевую пижаму, в ко­торой спала еще до поступления в колледж, она на миг остановилась у фотографии команды поддержки на ста­дионе. Девятый класс. Она была капитаном команды. Шагала впереди с жезлом в руке, на свитере – большая белая буква W. Единственная на фото, кто не улыбается. Виктория обвела глазами комнату. Здесь она не позво­ляла себе ни минуты безделья. Упорно училась, не под­давалась никаким искушениям, всегда хотела быть толь­ко лучшей. Она попыталась вспомнить хотя бы один момент, который можно было бы назвать приятным, ве­селым. Нет, эта комната не вызывала никаких веселых воспоминаний. Просто рабочее место.

Мама выбрала для нее белые с голубым обои, на ко­торых были изображены танцовщицы, застывшие в различных позах. Они крутились, подняв руки

над головой, выполняя безукоризненные пируэты и па. Виктория вспомнила себя девочкой, когда она, лежа в постели, разглядывала танцовщиц на стене и размышля­ла о том, каково это танцевать вот так, свободно, за­быться во вращении, и никаких забот, страхов и выпуск­ных экзаменов. Она не могла себе этого представить. Вся ее жизнь состояла из сроков предоставления того, сего, пятого, десятого. Она была постоянно что-то должна и никогда не могла оторвать глаз от финишной ленточ­ки. Ни тогда, ни сейчас. «Откуда у меня это, – удивля­лась Виктория, – и какую цену пришлось заплатить?» Родители все время пытались найти для нее какое-ни­будь увлечение помимо учебы. Не важно какое. Но она тут же обязательно ставила перед собой цель и добива­лась ее. Занялась теннисом – и дошла до полуфинала молодежной лиги; стала капитаном команды поддержки болельщиков – и ее команда победила в чемпионате шта­та. Чем бы она ни занималась, все было четко спланиро­вано и исполнено.

Для такой красивой девушки, добивающейся всего упорным трудом, профессия юриста подходила как нельзя лучше. Она поступила в Дартмутский университет и была первой на курсе. По окончании получила несколько пред­ложений работы в престижных адвокатских конторах, ко­торые отвергла, предпочтя Управление окружного про­курора, чтобы пройти там боевую закалку. Ее прозвали Хитрая Вики, но она считала, что «хитрая» определение неточное. Гораздо лучше подошло бы «упорная». Если Виктория была уверена, что подозреваемый виновен, она не сдавалась, пока окончательно его не дожимала. Когда судья отклонял какие-то признания или свидетельства, искала другие ходы. Она могла исследовать материалы дела, изучать и копать до рези в глазах. Часто использо­вала» в работе нетрадиционные методы. И вот теперь, ког­да ей уже тридцать пять, все пошло насмарку из за невысокого кудрявого бандита, который ходит

на цыпочках. Виктория не могла понять, как это про­изошло, что дорога, которую она выбирала с такой тща­тельностью, ровная и вымощенная, могла привести к катастрофе.

Она услышала, как на первом этаже закрылась дверь небольшого лифта. Отец установил его два года назад, после первого маминого инсульта. Лифт загудел, и через несколько секунд кабина остановилась наверху. Затем она услышала за дверью голос мамы:

– 'иктория…

– Да, мам.

– Я м'гу в'йти?

– Конечно. – Она поднялась с постели и включила свет. Мама въехала, после чего установила на коляске тормозные стопоры.

– Детка, я не б'ду г'во'ить, п'чти это. – Мама про­тянула Виктории лист бумаги, исписанный ее дрожащим, но все же разборчивым почерком.

Виктория прочла вслух:

– «У каждого своя судьба, и порой бывает так, что только ты одна во всем мире знаешь, как тебе следует поступить в том или ином случае. Долго жить – это пре­красно… и я желаю тебе долгой жизни, потому что люб­лю тебя, но если ты будешь вынуждена принимать те или иные решения, совершать те или иные поступки под давлением других, тогда такой жизнью жить не стоит».

Они молча сидели, глядя друг на друга. Мать прихо­дила в эту комнату, чтобы помочь ей, наверное, тысячи раз. Сидела вот так же терпеливо, помогая ей с уроками, помогая разобраться в жизни.

Виктория рванулась к матери и крепко обняла.

– Как же мне повезло с родителями!

– Это нам 'овезло, – ответила мать.

В этот момент внизу зазвонил телефон. Виктория даже не обратила на это внимания. Но послы­шался голос отца, он звал ее. Она спустилась в холл к телефону, который стоял на столике, изготовлен­ном во французском провинциальном стиле[22].

– Алло…

– Это Мартин Кушбери. Надеюсь, пятен не оста­лось? Не должно, потому что апельсиновый сок вообще-то следов не оставляет.

– Что вам надо? – спросила она сердито.

– Вики, вы разворошили метлой гнездо сицилий­ских негодяев.

– Мне нужно, чтобы вы вернули мои папки.

– Не уверен, что следовало так прикладывать Джо Рина по телевизору, но вообще представление было от­личное. И Гилу Грину тоже давно пришло время удалить миндалины.

– Я требую, чтобы вы прислали назад мои папки. Для вас там нет ничего полезного. Все. И ни о чем дру­гом разговоры вести с вами я не желаю.

– К чему такая категоричность? Я бы, напротив, предложил встретиться где-нибудь и немного поговорить о братьях Рина.

– Встречаться мы не будем. Вас разыскивает ФБР. И мне не хочется добавлять к списку проколов, которые я допустила на этой неделе, еще и укрывательство лица, скры­вающегося от правосудия, а может быть, даже и соучастие.

– Как вы сказали, ФБР? – Он спросил это тоном, как будто никогда не слышал такого названия.

– Для умного человека вы поступили довольно неук­люже. Оставили на столе свой бокал из-под апельсинового сока. А там отпечатки пальцев. Знаете, когда принтер на­чал распечатку вашего досье, то не хватило бумаги.

– Да, я человек деятельный, – произнес он без на­мека на иронию.

– Ладно вам дурачиться! Мне также известно, что Кэрол Сесник ваша родственница. По этой причине я не собираюсь поддерживать с вами никаких контактов. Потому что после встречи можно отправиться в след­ственную тюрьму под конвоем ФБР.

– Но, Вики, вы вполне можете мне доверять, На­сколько я понял, мы оба желаем одного и того же.

– Пришлите мои папки. Адрес указан на конверте. И больше не звоните. – Она положила трубку, подняла глаза и увидела, что отец стоит в холле, На лице вопросительное выражение, в руке факс от Дэвида Франфурктера.

– Это было в аппарате, – сказал он, протягивая ей.

Виктория быстро просмотрела распечатку материа­лов Национального центра информации о преступности с фотографией Бино. Здесь он был с черными волосами и без усов. Посвящать в это родителей не хотелось. Она молча расцеловала их обоих, затем вернулась к себе, за­бралась в постель и натянула одеяло до подбородка. В ее голове вихрем проносились мысли. «Что же собой представляет этот Бино Бейтс? И насколько он был близок с Кэрол? Просто невероятно, она совершенно не похожа на цыганку, обманывающую обывателей. И мне ничего не рассказала. Почему? Неужели меня просто взяли и обвели вокруг пальца?»