– И правильно, – согласилась я. – А то еще скажут, * будто он съел здесь что-нибудь не то. Ладно, пойду отловлю Тобиаса, а ты поставь пластинку.

– Попробуй отыщи этого проныру в такой толпе, – скептически отозвалась Доркас.

– Что стряслось с твоей головой, дорогая моя подруга? – Я похлопала ее по плечу. – Где еда, там и наш сэр Тобиас.

«…Молочник рассказывал, что она просто замечательно отделала весь дом», – я благодарно улыбнулась леопардовой шляпе, которой принадлежал комплимент. Шляпка же упоенно закружилась на месте, словно ее защемило вращающейся дверью. Погодите, вот отделаю ресторан – тогда ахнете!

«…А мясник мне по секрету шепнул, – продолжал тот же голосок, – что она унаследовала кучу денег. Даже если и так, работу ей лучше не бросать. Сдается мне, скоро она начнет строчить слезные письма Доброй Надежде…»

Мне было страшновато входить в гостиную. Я осторожно просунула голову в дверь и облегченно выдохнула. Вазы с цветами целы и невредимы, портреты мирно висят на стенах. Столы полированного ореха и кремовая обивка диванов так и сияют в мягком свете ламп. Как всегда, портрет Абигайль согрел меня сильнее, чем языки пламени в камине. Свадебный торт нетронутой башней высился на отдельном столике.

Я отвела взгляд. Когда-то я прочла историю про женщину, бывшую в прошлой своей жизни кошкой, – каждый раз, натыкаясь на мышь, она непроизвольно облизывалась. Прожив первую часть жизни ненасытной утробой, я не могла спокойно пройти мимо сахарной глазури. Своротив шею набок и до боли скосив глаза, я быстро проскочила сладкую ловушку.

С десяток гостей, слонявшихся по гостиной, вели себя вполне пристойно. Я даже узнала несколько лиц. Местное юридическое светило, поверенный Шельмус, у буфета беседовал с двумя дамами.

Одной из них было под пятьдесят. Особа цвета беж. Лицо, волосы, уложенные птичьим гнездом, затрапезный костюмчик – все было бежевое. Я узнала секретаршу мистера Шельмуса – видела ее в приемной нотариуса за пишущей машинкой в тот день, когда мы с Беном заглянули в контору, дабы выяснить, чем грозит нам покупка недвижимости, которую мы намеревались превратить в ресторан «Абигайль». Шельмус представил ее нам как леди Теодозию Эдем. Интересно, это шутка? Или же за монохромной внешностью скрывается душераздирающая трагедия былого величия, ныне обращенного во прах? Вторая дама была блондинистой красоткой в стиле незабвенной Мэрилин Монро. Дочь? Фотографию этой особы я видела на письменном столе у Шельмуса.

У противоположного конца стола маячили Чарльз и Анна Делакорт. Чарльз – писаный красавец, если вам нравятся нордические типы с почти неразличимыми белесыми волосами. Он ковырялся в закусках. Навострив уши, я уловила, как он буркнул жене, что, может, удастся выловить что-нибудь не «слишком сомнительное». Анна выглядела безупречно и, как всегда, старомодно. Изумрудно-зеленое платье с ватными плечами и волосы, взбитые пышным коком, делали ее точной копией картинки из журнала мод сороковых годов. Господи, где же прячется Тобиас?.. (Чу! Не «мя-ау» ли послышалось?) Я прикрылась бы котом, и Анна не заметила бы, что подвенечный наряд, который она выискала для меня в коллекции древних одеяний мистера Делакорта, успел подрастерять былую свежесть. Анна увидела меня и слабо улыбнулась. – Ваш муж заваливает нас все новыми и новыми блюдами, и каждое выглядит восхитительно, – заговорила Анна, когда я бочком придвинулась к столу. – Обычно я ем как птичка…

– Совершенно верно, моя дорогая. Как стервятник, – отозвался ее белесый супруг, прекратив на мгновение тыкать вилкой в тартинки с лососем. Глаза Чарльза Делакорта напоминали осколки айсберга. – Хотя поешь ты, как жаворонок. Вы слышали, как моя жена солировала в хоре во время вашего венчания? Настоящая запевала. – Кончиками пальцев он провел по руке жены, словно смахивая пыль веков, и вздернул бесцветную бровь. – Хотите, она споет вашим гостям парочку куплетов? В свое время ты была вундеркиндом, правда, дорогая? Анна выступала со всякими знаменитостями, вроде несравненной Сильвании. Увы, моя Анна – роза, которая отцвела слишком быстро.

Мужественная Анна! Улыбка не дрогнула на ее лице, а мое сердце заныло от сочувствия и восхищения.

– Я бы с огромным удовольствием насладилась вашим пением, – услышала я собственный дурацкий шепот, – но кругом так шумно, что просто несправедливо просить вас петь. Вы знаете, я совсем недавно видела по телевизору отрывок фильма с Сильванией. Вся в блестках, она сидела на рояле с сигаретой в длиннющем мундштуке и чудесным хриплым голосом напевала балладу о милом, который уехал и пропал…

Яростное мяуканье напомнило мне еще об одном бесследно пропавшем. Пожелав Делакортам как следует повеселиться, я подхватила юбки и кинулась дальше.

Меня остановила коренастая особа с круглым, изрядно раскрасневшимся лицом. Жабулька… то бишь Ширли Шиззи.

– Какая вы очаровательная невеста! Я проплакала всю службу. Простите, вы моего Пискуна, случаем, не видели?

– Кого, простите? – Краем глаза я заметила, как зашевелилась скатерть.

– Как глупо с моей стороны! – Жабулька пронзительно хихикнула. – Так я кличу муженька. Бедняжке нужно обязательно успеть на лондонский поезд, вот я и хотела ему напомнить. Он вечно все откладывает до последней минуты, а спешка так вредна в его годы… Хотя мой милый Пискун многих молодых за пояс заткнет. Но я ужасная хлопотунья! Кроме Пискуна и нашей киски, у меня никого ведь нет. Я так скучаю без моей пушистой малышки Кликси! А ваш котик побежал во-он туда. – Спасибо.

Толпа возле ниши с книгами рассеялась, и я разглядела, как Джонас разливает пунш из гигантской круговой чаши восемнадцатого века. Рядом красовался перевернутый цилиндр и лаконичный плакатик: «Благодарствуйте!» Вот проныра! Я встретилась с Джонасом взглядом и губами беззвучно изобразила: «Мяу?» Джонас приставил к уху ладонь – к несчастью, в ней был зажат полный половник. Я продолжила охоту.

Миссис Рокси Мэллой, наша доблестная помощница, тоже охотилась: вытряхивала пепельницы и собирала пустые бокалы в карман фартука. Волосы у нее – чернее черного, а на лице столько краски, что хватило бы на ремонт односемейного домика. Вынырнув из-за дивана, миссис Мэллой смерила меня взглядом.

– Надеюсь, мэм, вы мною довольны? Супружник ваш воцарился на кухне и всех оттуда прогнал. Последний раз я его видела, когда он прихорашивал тартинки с цыплятками. Мужей у меня было что грязи, и никто из них не жаловался. Так что, надеюсь, проблем с оплатой моего труда не будет?

Она удалилась, слегка загребая вправо, за ней тянулся стойкий аромат гвоздичных леденцов, которыми дядюшка Морис отбивал запах перегара. Кстати о Морисе, у камина в елизаветинском кресле похрапывала его дражайшая половина, тетя Лулу. Я на цыпочках кралась мимо нее, когда тетушка шевельнулась. Точнее, шевельнулась ее рука – в мгновение ока конфетница севрского фарфора исчезла в тетушкином ридикюле размером с лошадиную голову, при этом ритмичность храпа ни на секунду не прервалась. Если милая Лулу проспит весь праздник, то в комнате не останется ни одной мало-мальски ценной безделушки.

Скорее бы Бен официально объявил о начале пиршества!.. Должно быть, сейчас он мучается с непослушной веточкой петрушки, которая не желает укладываться как положено… Что ж, все в этом мире должно быть прекрасно…

У окна стояли Фредди и Джилл. Мой беспутный кузен жонглировал сырными крокетами и, конечно же, уронил один. Мелькнула рыжая молния, и вот уже Тобиас гонит желтый шарик аккурат в направлении Чарльза Делакорта. Нельзя терять ни секунды! Я схватила Тобиаса в охапку, придушив его негодующий вопль фатой.

Прадедушкины часы показывали 4:35 пополудни, когда я снова вернулась в холл. Толпа поредела. Патефон наяривал развеселую румбу, несколько пар танцевали. Прямо на меня весело топали рыцарские доспехи, прозванные нами Руфусом. И надо же, ржавые железяки вовсю отплясывали зажигательный фокстрот, но Руфус веселился не один. Доспехи выкидывали коленца в объятиях моей чопорной тети Астрид. Обычно алебастровая физиономия моей родственницы сейчас пылала огнем, элегантная черная шляпа с крапчатой вуалеткой сбилась на ухо.

– Не обольщайся, она скоро протрезвеет. – Руки Бена скользнули по моим плечам, и я едва не упустила Тобиаса.

Объяснив, почему разгуливаю с котом под мышкой, я спросила, как обстоят дела с праздничным угощением.

– Идут как по маслу! Я выкинул Сида из кресла и велел ему разложить салфетки. Элли, родная, – голос Бена дрогнул, – пообещай сегодня не считать калории.

– Конечно, дорогой! – Я не лгала. Ради разнообразия буду считать не калории, а порции. Лишние килограммы потерять невозможно – эти мерзавцы всегда найдут дорогу домой. – Значит, можно приглашать к столу? – спросила я.

– Джонас собирается ударить в гонг. А пока избавься от Тобиаса… и надо что-то сделать с тетей Астрид, пока она окончательно не скомпрометировала беднягу Руфуса. Интересно, а где Ванесса?

В незапамятные времена, точнее, несколько месяцев назад, от этого вопроса мое сердце обратилось бы в кусок льда. Сколько себя помню, мои чувства к кузине можно было описать как чистую, ничем не замутненную зависть. Теперь же я с безмятежностью замужней женщины обронила:

– О черте речь, а он навстречь…

Сунув руки в карманы отороченного лисой жакета, по лестнице спускалась красавица с тициановскими волосами. Мужчины расступались перед ней, как Красное море перед Моисеем.

– Привет, голубки!

Вопреки длящейся с добрый десяток лет юности Ванесса относилась к тем редким экземплярам, что вблизи выглядят еще лучше, чем на расстоянии. Я стиснула Тобиаса, когда кузина, отбросив сверкающим ногтем завиток с лица, распушила нечеловечески прекрасные ресницы и приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать Бена в губы. Мой супруг ответил на поцелуй, как и приличествует женатому человеку.

Ванесса хищно облизнулась и коснулась плеча Бена.

– А когда выйдет твоя чудесная кулинарная книга, дорогой? Она станет моей настольной…

Высший класс! Не мытьем, так катаньем! Из издательства «Чертополох-пресс», куда Бен отправил свою рукопись, не было ни слуху ни духу. Бен клялся и божился, что ему наплевать, издадут книгу или нет. Я, разумеется, не верила – достаточно было посмотреть, как он каждое утро выскакивает навстречу почтальону, точно оголодавший терьер.

– О, Бен! Лучшего спеца по горячим блюдам им все равно не найти! – Ванесса выразительно покосилась на меня. Тобиас, прижатый к моему животу, служил не лучшим дополнением к фигуре, фата свисала клочьями, вдоль подола тянулась игривая полосочка грязи. Ванесса переливчато рассмеялась. Бен открыл было рот, но я его опередила.

– Знаю, дорогуша, я выгляжу замарашкой. Но, с другой стороны, – я нежно погладила лисий воротник Ванессиного жакета, – подвенечное платье сгодится для любой погоды, превратиться в мокрую кошку ему не грозит.

– Ах вы кошечки мои, молочка не хотите? – Бен с трудом сдерживал смех. Темные глаза Ванессы сверкали от ярости.

Ободренная успехом, я сладко пропела:

– Как мило, что ты смогла вырваться! Кажется, уже сто лет, как мы тебя не видели на обложке «Вог».

Я предусмотрительно попятилась. Но Ванесса не полоснула меня своими точеными коготками. Она втянула сквозь зубы воздух и улыбнулась.

– Мир, Элли, мир. Я просто теряюсь от восторга при виде того, как ловко ты смахнула с лица полдюжины подбородков, – она ущипнула меня за щеку, – а потом с проворством фокусника извлекла из шляпы великолепного Бентли. Знаешь, вплоть до сегодняшнего дня я находила Читтертон-Феллс таким же скучным, как бутылка выдохшегося пива, но… – Она осеклась: тетушка Астрид и Руфус на полном скаку врезались в преподобного Роуленда. Ванесса покраснела. – Придется увести маму отсюда.

Странно слышать такое от девушки, которая, провались родительница в трясину, не пошевелила бы пальцем, опасаясь сломать ноготь.

В гостиной раздался грохот. Послышался визг. Фредди пулей вылетел из дверей, прорычав:

– Извини, я там опрокинул стол, но он сам виноват, нечего вертеться под ногами!

Мы с Беном пытались что-то сказать, но тут грянул гонг.

Воцарилась звенящая тишина. Ее пропилил скрипучий голос Джонаса:

– Леди и джентльмены! Кушать подано! Милости просим! Помните, в следующий раз за стряпню мистера Хаскелла вам придется раскошелиться по ресторанным ценам!

Наконец-то мы с мужем оказались в центре внимания. Бен вытащил меня на середину комнаты и, давясь смехом, торжественно поблагодарил гостей. Я висла у него на руке, расточая исполненные супружеской любви улыбки.

– А малый-то – писаный красавчик, а? – раздался женский голос из-под шляпки «цветочный горшок». – Нет в жизни справедливости!

Она, наверное, имела в виду, что красивые мужья всегда достаются другим. Когда-то и я думала точно так же! Гости потянулись к столу, и тут появилась Джилл – лицо как сморщенный кулачок. Даже не оглянувшись на нас, она устремилась к лестнице.

– Бен, я за ней! Если обо мне спросят, скажи, что я решила укоротить платье.

– Скорее возвращайся, Элли! – Потрясающе! Точь-в-точь нетерпеливый муж из «Пылких объятий любви». Все смотрели на нас. – Помни, теперь на твоих плечах лежат обязанности жены!

Глаза Бена засверкали, как темные изумруды, челюсти мужественно сжались… До чего ж трудно оторваться от него! Но мы с Джилл вековечные подруги…

Я заглянула в несколько спален, но не обнаружила ни Джилл, ни Фредди. Зато нашла дядю Мориса и леди Пеструшку – не буду рассказывать, в каком виде. В ванной я застала даму в лиловом шелке, которая изучала содержимое аптечки, обращаясь к другой гостье, сидевшей на крышке унитаза:

– Я пришла только ради малюсенькой надежды поглазеть на наших нелюдимых знаменитостей. Конечно, я знала, что Эдвин Дигби не появляется на праздниках, а Добрую Надежду и вовсе никто в глаза не видал, но на доктора Бордо я все же рассчитывала. Он так красив… этакой измученной красотой. Ну да ладно, я ничуть не жалею, что поддалась на твои уговоры. Здесь было на что посмотреть. Только не говори, что его родители просто не смогли приехать, так не бывает… – Заметив меня через полуоткрытую дверь, дамы онемели и смущенно затеребили брошки с маленькими дроздами на золотистой ветке.

Джилл нашлась за дверью спальни на четвертом этаже. Она стояла на голове. Ее широко распахнутые глаза привели меня в замешательство – трудно беседовать, глядя в перевернутое лицо.

– Что уставилась? – буркнула Джилл. – Я медитирую. Оставь меня в покое.

Я вздохнула и уселась на кровать.

– Догадываюсь, в чем дело: Фредди сделал тебе предложение, а ты отказала, когда увидела его родителей в действии. Еще бы… – Тут я смолкла. Если бы Джилл действительно любила Фредди, она махнула бы рукой на амуры дядюшки Мориса и клептоманию тетушки Лулу.

– Фредди не делал мне предложения. Он объявил, что хочет со мной сожительствовать. Но, Элли, это ведь так банально! А что касается его родителей, то меня их пример вдохновляет. Если эти двое смогли прожить вместе тридцать лет, значит, брак – не пустое дело… А теперь убирайся! Твоя счастливая физиономия действует на меня угнетающе.

– Хорошо, Джилл.

Я отправилась на поиски Фредди, чтобы свернуть ему шею.

Должно быть, мой драгоценный кузен прятался под кроватью, поскольку на глаза мне он так и не попался. Я уже собиралась спуститься вниз, когда услышала музыку. Кто-то играл Моцарта на клавесине. Слегка устыдившись, я бросилась к кладовке. Фредди много лет твердил, что он гений по части музыки, а я не хотела принимать его всерьез. О, что За музыка! Парящие, чистейшие звуки! Распахнув дверь, я собиралась вознести кузена до небес. То обстоятельство, что мне медведь на ухо наступил, меня не смущало.

За клавесином сидела мисс Шип. Пальцы ее порхали над клавишами, плечи еще больше ссутулились, маргаритки выпали из волос, но – чудо! – мисс Шип похорошела! Лицо разрумянилось, темные глаза сияли. Она увидела меня, костлявые пальцы замерли, и органистка снова обратилась в дурнушку.

– Миссис Хаскелл! – Мисс Шип резко вскочила, сделала свой странный книксен и воровато оглядела комнату: стул со сломанным сиденьем и раскладушку, заваленную старыми одеялами. – О, примите мои глубочайшие извинения, миссис Хаскелл! Прибрав пальто, я собиралась вернуться, но вы упомянули этот драгоценный инструмент, – она почтительно коснулась клавиш, – и я не смогла удержаться от искушения. Взглянула одним глазком – и была покорена!

– Я счастлива, что вы нашли клавесин. Вы прекрасно играете.

Говорила я искренне, и если мой голос звучал странно, то только потому, что я заметила, как одеяла шевельнулись. Это был определенно не Тобиас, кот заявился следом за мной и теперь терся о мои ноги. И не Фредди: из-под одеяла сверкнула лысина. Чья? Вспомнила! Внезапно мисс Шип взвизгнула, а Тобиас рванулся вперед, нацелившись на какую-то штуковину, валявшуюся на полу и смахивавшую на черную каракулевую шапку. Органистка схватила меня за руку.

– Простите, миссис Хаскелл, но я так боюсь кошек! Давайте уйдем отсюда!

Меня не надо было просить дважды. Не хватало только, чтобы пьяный бармен проснулся и вскочил со своего лежбища, напугав гостью до смерти. Да и время поджимало. Нужно еще отыскать Фредди и помочь Бену разрезать свадебный торт, а потом кинуться в спальню, сбросить подвенечное платье, схватить чемодан под мышку и отправиться в свадебное путешествие! Я, Элли Саймонс – пардон, Хаскелл! – наконец-то стояла на пороге своей самой прекрасной мечты, в отличие от героини дамских романов, жизнь которой упирается в слово «конец». Сердце мое забилось так сильно, что, когда мы спускались по лестнице, я не слышала голоса мисс Шип. Однако ничто не могло заглушить гомон и музыку внизу.

И тут я увидела такое, от чего сердце мое и вовсе остановилось на миг: в холле Бен разговаривал с человеком в форме.

Полиция!

Бен оглянулся и заметил меня.

– Элли, ничего удивительного, что ты не смогла дозвониться Мамуле. Она уже три дня как пропала, – Бен говорил вполне будничным тоном.

Констебль – молодой, розовощекий и очень усердный – заглянул в свой блокнот.

– У меня тут записаны показания свидетелей. Некая миссис Бетти Лонг, проживающая в доме одиннадцать по Краун-стрит, Тоттенхэм, Лондон, утверждает, что встревожилась, когда утром в среду не увидела свою соседку, миссис Магдалину Хаскелл, которая в эту пору обычно уходит в церковь к утренней службе.

– К мессе, – поправил Бен, – моя мать – католичка.

– Я не хотел вас обидеть, сэр. – Констебль Бикер что-то нацарапал в блокноте и продолжил: – Вышепоименованная миссис Лонг утверждает также, что испугалась, когда заметила, что гардины в доме Хаскеллов задернуты в неурочное время дня.

– Бетти Лонг всегда совала нос не в свои дела. Кто-то вцепился мне в локоть – миссис Мэллой.

– Только не сейчас, прошу вас, – взмолилась я.

– Как вам будет угодно, мэ-э-эм, – надулась она, – но у меня вопрос жизни и смерти.

Констебль Бикер профессионально насторожился, а я взяла Бена за руку:

– Когда мистер Хаскелл заявил, что его жена пропала?

– В том-то и штука, мисс… то есть миссис… Он ничего не заявлял.

Миссис Мэллой сложила руки на груди.

– Хотите верьте, хотите нет, но я не для собственного удовольствия тут протираю каблуками дырки в паркете. Или вам неинтересно узнать, что молодой балбес забрался на башню и грозится сигануть вниз…

– Что?! – констебль рванулся к лестнице.

Ноги у меня сделались ватными, а Бен, казалось, вот-вот расхохочется. Танцоры замерли, но веселая музыка продолжала греметь на весь дом.

– И я говорю вам, как есть, мэм, – грудь миссис Мэллой высоко вздымалась, – я не белю потолки, не чищу канализацию и не смываю мозги с асфальта.

– Добрый вечер, миссис Соллоувей, я рада, что застала вас. Вы меня не знаете, но…

– Простите, не могли бы вы позвонить в другой раз? (Судя по звукам, сморкается в платок и всхлипывает.) – Вы позвонили в неподходящий момент. Сегодня я схоронила своего возлюбленного супруга, и мне не до покупок или подписки на журналы…

– Понимаю. Но позвольте объяснить, я из Вдовьего Клуба, мне доверено стать вашей наперсницей в эти первые, самые трудные недели. Можно оставить вам номер моего телефона? Прошу вас, звоните мне в любое время дня и ночи, когда вам захочется поплакать или просто выговориться.

(Сдавленное хихиканье.)

– Лучше уж скажите – хорошенько посмеяться! Господи, дорогая, не могу вам передать, как я рада вашему звонку! Самое трудное во всем этом – сохранять скорбную мину! Единственный грустный момент в этой истории был сегодня утром, когда по дороге на кладбище мы столкнулись со свадебным кортежем. Юная бедняжка сияла от счастья, что выскочила замуж – на свою голову. Я с радостью как-нибудь поболтаю с вами. Боюсь только, что сейчас нам придется прервать разговор: к дому направляется моя лучшая подруга Вера. Вот уж кто действительно нуждается в утешении: они с покойником были тайно помолвлены!

(Сочувственный смех.)

– Миссис Соллоувей, жду не дождусь, когда мы с вами встретимся и познакомимся поближе. Вы случайно керамикой не интересуетесь? Вот и отлично! Я занимаюсь в кружке керамики. Меня зовут Киттис Порридж, я живу в Жасминовом коттедже. Мой номер телефона есть в справочнике.

– Большое спасибо!

– Я рада нашему знакомству. Да, миссис Соллоувей, маленький практический совет: немного нашатырного спирта на платочек – и глаза покраснеют, а из носа потечет!