Фредди сузил глаза и дернул одну из цепей на шее.

– Элли, старушка, да в чем дело?

Он предпринял попытку проскользнуть мимо меня, но Страш сделал шаг вперед.

– Что-то тут нечисто, но я не собираюсь лезть не в свое дело… только позавтракаю…

– Фредди, – взмолилась я, – если ты хоть немного нас любишь, позаботься об «Абигайль», пока Бен не вернется.

Я захлопнула дверь у него перед носом и навалилась на нее, дрожа всем телом. Такой покинутой я не чувствовала себя с тех пор, как уехали Доркас и Джонас. Где та новобрачная, наивно полагавшая, что супружество – это конец одиночеству?

– Какой чудесный молодой человек! – заметила Примула. – Заботливый, вдумчивый… Мы все ему явно не понравились. А теперь пора составить план. Нельзя тратить день впустую.

Было решено, что я отправлюсь к утренней мессе в храм Святого Ансельма. Обычно я так и делала, и, если миссис Джоппинс не стала медлить с докладом, Основатель, возможно, попытается прикончить меня по дороге к церкви или во время молитвы. Гиацинта последует за мной с дуэльным пистолетом наготове, Страш и Примула останутся с Магдалиной. Моя свекровь очень опечалилась, что в столь трудный час ей придется пропустить утреннюю мессу, но она надеялась, что отец Падински учтет все обстоятельства и отпустит ей этот грех.

Итак, я отправилась в церковь. Отсидела положенный срок и вернулась. Никто не выскочил из-за дерева и не схватил меня за горло, ни одна машина не попыталась спихнуть меня с обрыва. Мой телохранитель Гиацинта ни разу не шепнула, что за нами следят. День тянулся вполне мирно. Никто не звонил и не пытался выманить меня на зловещее свидание. Всякий раз, когда мне приходилось проходить через холл, меня охватывала дрожь. Снизу не доносилось ни звука, но в моем воображении все еще звучал ужасный вопль, с которым Папуля и Бен погрузились в непроглядный мрак своей темницы.

После ленча мы собрались в гостиной, и Страш дал сестрам Трамвелл урок по карманным кражам (насколько я поняла, уроки были регулярными). Мы с Мамулей читали или притворялись, будто читаем. К вечеру я вышла во двор, чтобы отловить Пусю, и меня не сбросили в ров, не всадили пулю в сердце. Когда пробило десять, Гиацинта убрала свое вязанье, Примула отложила пяльцы, а Магдалина очнулась от дремы.

– Элли, не пора ли нам готовиться ко сну? – Глаза Примулы горели, как у ребенка, предвкушающего игру в чудовищ. – Я спрячусь в вашем гардеробе, оставив щелочку, а Гиацинта присмотрит за нашей дорогой Магдалиной. Страш будет обходить дом дозором. – Она повернулась к нему. – Если вы услышите одновременно два крика, бегите на тот, который громче.

– Разумеется, мадам.

Лежа на серебристых простынях, я разглядывала неясные силуэты фазанов на обоях и пересчитывала складки бархатных штор. Что, если все наши надежды напрасны? Что, если Основатель решил подготовиться к убийству без спешки? А вдруг он придумал для меня иное наказание? Или вообще помиловал? Где я стану прятать Бена до скончания дней?!

Наступило утро понедельника. Я поздравила себя с тем, что проснулась целой и невредимой, но нетерпение нарастало с каждой секундой. Наверняка меня с минуты на минуту начнут обвинять в полной никчемности. Когда нервы у всех на пределе, козел отпущения бывает очень кстати.

Рокси ворвалась в дом ровно в восемь утра, но при виде сестриц-сыщиц и Страша она затормозила на всем скаку.

– Неужто постояльцев пустили, миссис X.? – Бухнув хозяйственную сумку на стол, она принялась расстегивать пуговицы на парчовой накидке винного цвета. – Значит, работы вдвое больше прибавится, шваброй махать вокруг всех и каждого, но я не запрошу и пенса сверху.

Только я собралась сказать, что сегодня вообще-то не нуждаюсь в ее услугах, как обнаружила, что Гиацинта сигналит бровями. Если Рокси, паче чаяния, и есть предводительница злодеек, надо предоставить ей полную возможность огреть меня по затылку одной из Мамулиных статуэток, задушить шлангом от пылесоса или спихнуть с лестницы. Сестрицы демонстративно отослали Страша с каким-то поручением и громогласно объявили, что готовы прогуляться по Скалистой дороге, если Магдалина составит им компанию. Стоило двери в сад закрыться, как Рокси зазвала меня в гостиную.

Шторы были все еще задернуты, и комната имела мрачный вид.

– Сюда, сюда, миссис X.! – в голосе Рокси слышалось затаенное злорадство. – Ну, если это вас не доконает…

Меня охватило удивительное спокойствие. Глазами я проследила за пальцем Рокси и обнаружила Пусю – милое создание с наслаждением грызло ножку резного бюро! Я распахнула окно и что было сил запустила Пусю в сад. Она приземлилась на клумбу и недоуменно осмотрелась. В следующий миг из-под шкафа вырвалась рыжая молния – Тобиас, воспользовавшись моментом, кинулся в погоню.

– Замажу дерево лаком! – успокоила я Рокси. – Наверху вроде бы оставалась банка.

В холле я замерла, прислушиваясь к гробовой тишине. Рокси мне нравилась, но, честно говоря, разбираться, кто преступник, а кто нет, изрядно поднадоело. Рокси так Рокси! Банка с лаком мирно стояла в кухонном шкафчике, так что мой маневр предназначался исключительно для Рокси. Ни звука. Я уселась на лестнице, приготовившись к ожиданию, и… заснула. Кто-то схватил меня за плечо, действительно чуть не спустив с лестницы.

– Проснитесь, дорогая Элли! – пролепетала Примула. – Я вне себя от тревоги! Ваш любимец погнался за Пусей, за ним погналась Магдалина, Гиацинта погналась за всеми тремя, а вдогонку я отправила Страша. На всякий случай – вдруг Человек в Плаще где-нибудь поблизости. Увы, результат самый плачевный – никто из них не вернулся. Хотя прошло всего десять минут и у Гиацинты дуэльный пистолет, но мне кажется, надо попытаться их найти, тем более что в доме пока все тихо.

– Так, вы оставайтесь здесь! Я знаю местность и все закутки, куда Тобиас мог загнать Пусю. Если ваша сестра и все остальные вернутся в дом и не застанут нас, они запаникуют. Я вне опасности. Основатель не склонен к импровизациям.

– Элли, мне кажется, остаться лучше вам, а я… Ах ты, господи… так не годится, если миссис Мэллой и есть вы знаете-кто… – Я уже натягивала старый дождевик. Лицо Примулы жалобно сморщилось. – Деточка, у меня дурные предчувствия…

В саду я устроила форменную перекличку:

– Магдалина! Гиацинта! Страш! Тобиас! Пуся!

Ни звука в ответ, ни шороха в кустах. На рассвете прошел дождь, и одуванчики золотились под яблонями и вишнями, за ночь одевшимися в душистые бело-розовые покрывала. Деловито жужжали пчелы. Все оживало после зимы. Меня охватила тоска и – наконец-то! – страх. Куда же все подевались? Три человека, призванные охранять мою жизнь, не станут играть в дурацкие игры.

Что там за возня у ворот? Я вскочила и побежала к воротам, скользя по гравию. Поравнявшись со сторожкой, я увидела, как из-под зеленой изгороди вынырнула Пуся и зайцем сиганула на Скалистую дорогу. Я бросилась следом.

Пуся опережала меня на полкорпуса, но стоило сделать рывок, как она тотчас вырывалась вперед. Может, именно так проклятое животное заманило поочередно Мамулю, Гиацинту и Страша подальше от дома, а потом кружным путем вернулось в сад? Маленькая пройдоха метнулась к кладбищу. Я за ней. – Магдалина! Гиацинта! Страш! Что это? Вздох моря? Вопль чайки? Или голос, зовущий: «Сюда! Сюда!»

Пуся исчезла за надгробием, но звук шел не оттуда. Я взбежала на церковное крыльцо и подергала кованую ручку. Заперто! Ветка царапнула по витражному стеклу: должно быть, этот шорох я и слышала. Сунув руки в карманы, я спустилась по ступенькам. Ладно, пора домой, все уже наверняка вернулись, живые и невредимые. За углом церкви мелькнула какая-то тень – негодная псина юркнула в дверь церковного клуба. Не возвращаться же домой без треклятой Пуси!

Стоило переступить порог клуба, как на меня навалились воспоминания о прерванной кулинарной лекции. В зале стояла густая тьма, я никак не могла нашарить выключатель. Черт! Я уже повернулась, чтобы уйти, но шорох сообщил, что Пуся все еще здесь и жаждет поиграть в прятки. Я ощупью двинулась вдоль стены, мимо рядов стульев, и наткнулась на стол. Наконец-то! Я вскарабкалась на сцену. Теперь-то выключатель от меня не уйдет! Я ухватилась за занавес и снова услышала шепот:

– Сюда, сюда!

По спине пробежал холодок. Что-то здесь было не так. Чего-то не хватало… И тут я вспомнила. Наяда по телефону сказала, что на одиннадцать утра назначена репетиция. Сейчас почти одиннадцать, вот почему дверь в клуб открыта, но зал должен был сиять огнями и звенеть голосами моих подруг по спектаклю. Вместо этого – ватная тишина и пустота. И тут снова откуда-то сверху раздался шепот:

– Сюда… Элли…

Одно из двух: либо кто-то, притворившись Наядой, обзвонил всех участниц шоу и отменил репетицию, либо – мне отчаянно требовалась поддержка, желательно в виде большой плитки шоколада – я была единственной, кому Наяда позвонила…

Вот он, момент, которого я так упорно добивалась. Враг был совсем рядом, а моя гвардия отвлеклась на другие дела. Что же делать? Спрятаться! Притвориться мертвой… это мой единственный шанс. Я поборола соблазн нырнуть в пыльные складки занавеса – именно туда Основатель сунется первым делом. Моя уверенность, что жизнь без любви Бена не имеет смысла, в мгновение ока обратилась в прах. Я отчаянно хотела выйти живой из этого испытания на прочность. Когда прижмет, начинаешь понимать: жизнь в птичьей клетке – лучше, чем ничего. Я шмякнулась на четвереньки и поползла с бешеной скоростью, пока не уперлась во что-то твердое. Дальше ходу не было.

– Сюда, Элли…

Снова этот гнусный шепот. Я лихорадочно ощупала препятствие, и в груди затеплилась искра надежды. Торт! Сработанный милым Папулей для моего выступления. Если я смогу бесшумно вползти внутрь и закрыть крышку, преследователь до меня не доберется, пока не придет… скажем, инспектор церковных залов.

– Сюда, Элли…

Слабая надежда против свинцовой неизбежности. Крышка бесшумно повернулась. Благослови Бог Папулю за смазанные петли. Я скорчилась в непроглядной тьме и приказала своему сердцу не стучать так громко, а то стенки торта начнут вибрировать. Секунды ползли нескончаемо долго.

А потом я услышала шаги и чей-то смех – печальный, как мне показалось. Вслед за смехом раздался стук. Но не моего сердца. Кто-то вовсю орудовал молотком, приколачивая деревянную крышку торта.

Сначала я боролась. Если откинуть голову и упереться ногами… бесполезно. Надо успокоиться, призвать на помощь остатки разума. Внутри хватит воздуха… на несколько минут, а потом мои легкие и сердце разорвутся. Прошла секунда, вторая, третья… о Господи!

Страх улетучился, я почувствовала почти умиротворение. Прочла молитву. Примула с Гиацинтой вытащат Бена из подземелья. Останься я жива, он вряд ли простил бы меня, а так смерть запечатлит мой образ в его памяти ангельски прекрасным, ангельски худым. Трагедия в том, что умираю я зазря. Мерзкие мужеубийцы из Читтертон-Феллс продолжат свои кровавые деяния, Основатель избежит ловушки. Прекрати, Элли! В последние минуты жизни следует думать лишь о приятном. Ты могла бы умереть одинокой старой девой невиданной толщины, а вместо этого познала великую любовь. То, что вы пережили вместе с Беном, поможет ему жить дальше, когда от тебя останется лишь имя на могильной плите. Какое-то время он, конечно, погорюет, а потом некая очаровательная молодая особа придет в восторг от его элегантной манеры обращения с миксером… и простофиля Элли будет забыта. Разве что иногда он небрежно упомянет «мою первую жену». Жену-черновик, на которой Бентли Т. Хаскелл опробовал семейную жизнь.

Похоже, мне все-таки не суждено умереть с миром. Дышать становилось все труднее, но в легких моих клокотала жизненная сила поэффективнее воздуха. Сила воли. Не будет у Бена никакой второй жены! На последнем вздохе я закричу, и торт разлетится в щепки! Мне кажется, дальше замыслов дело не пошло, но мое желание опередить вторую жену оказалось столь сильным, что темница вдруг распалась на части… Или же я умерла и душа любуется на покинутое тело?

– Элли, – прошептал Бен.

Я ангельски улыбнулась. Небеса были прекрасны, как и уверяла библейская реклама. Я лежала на мягком облаке, смахивавшем на подушку, и возлюбленный был рядом как душою, так и, по странной случайности, телом. Свет слепил глаза, я заморгала и погладила руку Бена. На ощупь она казалась почти настоящей.

– Элли, любимая. Не умирай, пожалуйста. Мне все равно, чему там учит твоя религия, но я знаю из самых авторитетных источников, что на небе нет шоколада. – Бен стоял на коленях возле меня и растирал мои руки.

Я попыталась сесть.

– По-моему, у нас коллективная галлюцинация. На самом деле я в торте, а ты в подземелье Мерлин-корта.

– Нет! Я тебя вытащил благодаря Пусе, которая скулила и грызла угол торта. А мы с Папулей удрали из подземелья через потайной туннель, который начинался под кроватью. Папуля прочел о похожем подземелье в одной из книжек Эдвина Дигби. Самое интересное, что наш туннель заканчивается в винном погребе дома Дигби. Старикан Уилфрид Грантэм отлично устроился – раз, и он у сестриц в «Гусятнице». Должно быть, туннель построили еще во времена контрабандистов.

Бен говорил так, словно вернулся с каникул и теперь спешил поделиться впечатлениями. Я содрогнулась и уронила голову.

– Торт был кошмаром, но я пробыла в нем недолго, и клаустрофобии у меня нет… Бен, я не надеюсь, что ты простишь меня. По моей милости ты попал в тюрьму, а потом полз по узкому темному лазу, не ведая, куда он выведет.

– В подземелье было не так уж плохо. Вы там все отлично устроили. Самая жуть была, когда пол вдруг провалился. Я рассвирепел и поклялся убить тебя, как только выберусь наверх, но потом прочел дневник в зеленой обложке и понял, что подобные планы вынашивает кое-кто еще, и мне стало не до клаустрофобии.

Я погладила его лицо, такое встревоженное, такое красивое.

– И со мной случилось что-то похожее. Испугавшись за тебя, я перестала бояться еды. У меня не было времени, чтобы сосредоточиться на голодании.

Бен нежно обнял меня.

– Элли, тебе больше нечего бояться. Мы сейчас же пойдем в полицию. Это чудовище – Основателя – надо остановить. – Он поцеловал меня в шею. – Мы с тобой наломали дров, но это простительно, мы ведь еще новички в семейной жизни. Думаю, я никогда не смогу до конца понять тебя, но, чтобы любить тебя, мне это и не требуется. Я готов был доползти хоть до центра Земли, чтобы спасти тебя, и я не опоздал.

Этот миг был таким хрупким, что я боялась разрушить его неосторожным словом. Откашлявшись, я спросила, в порядке ли Папуля.

– И да и нет. Телом он крепок и бодр, но беспокоится за Мамулю. А кроме того, его гложет совесть – когда земля ушла у нас из-под ног, он от неожиданности заговорил со мной.

– А почему ты стал искать меня именно здесь? – спросила я после того, как Бен помог мне подняться.

– Мы помчались к воротам Мерлин-корта и наткнулись там на мисс Примулу. Она носилась кругами и причитала, что все на свете куда-то пропали. – Бен коснулся пальцем моих губ. – Любимая, все в порядке. Все нашлись. Папуля с ними. Я и не знал, где тебя искать, пока Пуся не потрусила по Скалистой дороге. Мне пришло в голову, что ты отправилась искать ее на кладбище. Когда я свернул к церкви, Пуся меня опередила и привела прямо к торту.

Я содрогнулась – теперь по гроб жизни придется быть обязанной Пусе. Скорее всего, милая собачка прибежала лишь для того, чтобы нагадить на мою могилу. По крайней мере Рокси уж точно так скажет, Ладно, куплю Пусе пожизненную подписку на журнал «Дрессировка хозяина». В голове моей роились вопросы. Столкнулись ли Бен и Папуля с мистером Дигби, когда вылезли из погреба в «Гусятнице»? Что стало с моими соратницами? И… где сейчас Основатель?

Бен потянул меня к дверям.

– Тебе нужно на свежий воздух, любимая.

Стоило нам выйти на лужайку, как ноги у меня подкосились, а полуденное небо накренилось. Основатель мог прятаться за любым из сотни надгробий. Я крепче вцепилась в руку Бена.

На залитой солнцем тропинке стоял мистер Эдвин Дигби. В руке он сжимал пистолет. К собственному великому изумлению, я не хлопнулась в обморок. Все указывало на мистера Дигби, но в вечном своем опьянении он, должно быть, счел себя непобедимым. Герцогиня вперевалочку кружила вокруг хозяина. Мне стало жалко гусыню. Посиневшие пальцы мистера Дигби стискивали пистолет, но целился он не в нас с Беном, а в каменного ангела. Точнее, в того, кто стоял под каменным ангелом.

– Миссис Хаскелл, – он дернул головой в мою сторону, – нижайшие извинения от имени моей дочери Кэрол.

Мы с Беном медленно, как во сне, повернулись.

– Нет! – воскликнула я. – Не может быть… это же Алиса! Алиса Спендер!

Я подозревала, что дочерью мистера Дигби может оказаться Наяда. Возраст соответствующий и кличка вместо имени. Дигби обмолвился, что его дочь живет с каким-то мужчиной, а местные сплетники утверждали, что Лайонел Шельмус и Наяда не женаты. Но Алиса! Какая нелепость!

Хотя, если подумать…

Глаза, которые всегда казались мне слишком взрослыми для девочки ее возраста, скользнули по моему лицу и с ненавистью остановились на мистере Дигби.

– Алиса-Кэрол. – Бен прижал меня к себе. – Гиацинта Трамвелл записала все улики. Фотография в кармане полосатого костюма, который ты одолжила у мистера Дигби, навела меня на мысль, что Алиса и есть его дочь. Помнишь, из кармана выпал брелок – кролик в перчатках и цилиндре… И меня вдруг осенило, что Алиса, она же Кэрол, и есть та, кого мы ищем.

– Она была такой прелестной малышкой, – меланхолично произнес мистер Дигби. – Брелок она подарила мне на память в добрые старые времена, когда мы с ней играли в Страну Чудес. Кстати, это не кролик, а Мартовский Заяц. Мне легче было поверить, что я сам сошел с ума, нежели видеть, что моя Кэрол превратилась в монстра. Последние пять лет я трусливо искал спасения на дне бутылки, но, когда вы, мистер Хаскелл, вместе с вашим почтенным родителем ворвались в мой дом и стали бессвязно бормотать насчет Вдовьего Клуба, я все понял. Я должен был сам остановить свое дитя! – Пистолет задрожал, и мистер Дигби поддержал его другой рукой.

Бен неотрывно смотрел на личико клинышком в обрамлении детских косичек.

– Основатель должен был иметь возможность наблюдать и подслушивать, оставаясь незамеченным. Парикмахер? Адвокат? Секретарша? Домработница? Все это подходящие маски, но разве можно найти лучшее прикрытие, чем личина невинного ребенка?

Алиса улыбнулась, пальцы ее сжали мраморные крылья ангела, словно она хотела их сломать.

– Вы были в «Абигайль» в тот вечер, когда умер Чарльз Делакорт, – продолжал Бен, обращаясь к ней. – У вас был белый пластиковый плащ. Как удобно! Полагаю, вы вошли в кабинет, задушили беднягу плащом и унесли орудие убийства на себе. – Он сделал паузу. – Должно быть, воображение вы унаследовали от отца, а актерский талант – от матери. Она тоже была вечно молодой, как вы?

– Я не умею петь, как мамочка, – сказала Алиса своим жутким детским голоском, – но мне достался ее слух и отменное чувство ритма. Я умею быть эффектной! – Ее смех пронзил меня насквозь. – Я обзвонила всех дам из класса аэробики, притворившись Наядой Шельмус, и отменила репетицию. Потом позвонила Наяде, прикинувшись мисс Шип, и сказала, что церковный клуб сегодня занят. Ловко придумано, не правда ли, миссис Хаскелл? Мне так хотелось оказаться с вами с глазу на глаз! – Она накручивала косичку на палец.

– Когда Анна Делакорт в компании с Элли навестила вас во Вдовьем Флигеле, она узнала в вашей матери Сильванию, которая была идолом ее детских лет, – безжалостно продолжал Бен. – Эта мысль пришла мне в голову, когда я прочитал в записях Гиацинты, что нянюшка зовет вашу мать Вания. Готов поспорить, что на граммофоне стояла пластинка с записью шлягеров вашей матери. От восторга Анна едва не упала в обморок. Два потрясения в один день! Сперва нечаянная встреча с Лайонелом Шельмусом – и вот теперь с кумиром детских лет! – Бен покачал головой. – Глупая Анна! Она совершила роковую ошибку, решив, что Основатель прикидывается калекой, а не ребенком. Она вообразила, будто может попросить об одолжении. Мне думается, Элли, что зеленая машина, просвистевшая мимо тебя, когда ты с мнимой беременностью направлялась в санаторий «Эдем», был «моррис» Анны.

– Я с огромным наслаждением убила ее! – Голос Алисы больше не был детским. В окружении могильных плит слова прозвучали особенно жутко. – Я отлично освоилась с луком и стрелами, когда папочка писал свой шедевр «Робин из Ноттингхилл-Гейт». Симон пытался отговорить меня от убийства миссис Делакорт, сказал, что ее смерть посеет панику среди вдов. Любовь превращает людей в идиотов. Я наслаждалась, наблюдая, как милый доктор пресмыкается передо мной, как когда-то мамочка пресмыкалась перед папочкой.

– Это неправда, Кэрол! – пробормотал Дигби.

– Нет, правда! Блистательная, неподражаемая Сильвания, голос которой сводил мужчин с ума, пресмыкалась перед моим отцом! Она была вечно юной, и она любила тебя, урода. Любила, пока не обнаружила, что ты пытаешься воскресить детский роман с этой бесцветной идиоткой Теодозией Эдем, твоей секретаршей! – Лицо Алисы мгновенно преобразилось в лошадиную физиономию Теодозии. – И из-за твоей измены моя мамочка, моя несравненная мамочка сунула голову в духовку! Только ей не посчастливилось умереть. Она превратилась в пустую оболочку. Я смотрю ей в глаза, зову ее, но она меня не слышит.

Эдвин Дигби шагнул к дочери и снова отступил.

– Неправда, Кэрол! Твоя мать никогда меня не любила. Ее настоящей страстью была карьера. Она тщательно скрывала свое замужество, даже после твоего рождения! Она была помешана на образе недоступной дивы. Это ведь по ее требованию я взял псевдоним Эдвин Дигби, а тебя спрятали в глуши с ее старой нянюшкой!

С развевающейся бородкой и мефистофельскими бровями мистер Дигби напоминал карикатуру на вампира.

– Мы с Тедди в юности были влюблены друг в друга, но Сильвания потребовала, чтобы я порвал все узы с прошлым. Думайте обо мне что хотите, вы все! – Он гневно посмотрел на нас. – Тедди ни в чем не виновата!

Слова словно слетели со страниц его книжек, но по моим щекам текли соленые капли, а дождь соленым не бывает…

– Когда десять лет назад Тедди пришла ко мне из агентства по найму секретарей, она не представляла себе, что ей придется работать со мной. Она-то знала меня под моим настоящим именем, Роберт Берне. Естественно, я не мог писать под таким именем…

– И ты влюбился!

В устах Алисы (она навсегда останется для меня Алисой) эти слова прозвучали как непристойность.

– Клянусь, я не изменял твоей матери. Твоя мать взбесилась, узнав о Тедди. Она рвала и метала. – Губы мистера Дигби искривились в горькой улыбке.

– Значит, – ехидно усмехнулась Алиса, – просьба о разводе не была изменой?

Я решила внести посильный вклад в беседу:

– Мистер Дигби, а почему попугай в кабинете Тедди разговаривает как персонажи из ваших книжек?

– Это мой прощальный подарок ей, миссис Хаскелл. Тедди всегда любила птиц. Я обосновался в Читтертон-Феллс, чтобы быть к ней поближе, хотя мы и решили раз и навсегда прекратить наши отношения. Я завалился на вашу свадьбу, – ветер вздыбил волосы мистера Дигби, – чтобы хоть одним глазком увидеть ее, но опоздал. Впервые за все эти годы я увидел Тедди только в ресторане, когда умер Чарльз Делакорт.

– Тедди столкнулась тогда с вашей дочерью. – Я оторвала взгляд от страшной улыбки Алисы. – Быть может, в первое мгновение она не поверила своим глазам, но потом с ужасом осознала, что перед ней Сильвания… Сильвания, жутко помолодевшая. Ничего удивительного, что Тедди испугалась и нырнула в ближайшую дверь, чтобы собраться с мыслями. Но, к несчастью, в кабинете она наткнулась на труп. Вполне понятно, почему Тедди в тот вечер словно язык проглотила. Не думаю, что она заподозрила вашу дочь в причастности к смерти Чарльза Делакорта, но наверняка снова принялась винить себя в той давней трагедии.

Алиса все улыбалась.

– Я не сумасшедшая и не считаю себя преступницей. Мистер Дигби снова вскинул пистолет. Герцогиня прижалась к его ногам.

– Я не видел Тедди с той самой ночи. Бен смотрел на Алису.

– Уж не деятельность ли вашего отца под именем Доброй Надежды, подсказала вам план мести?

– Это не просто месть! Я хотела помочь другим женщинам, чьи мужья предали их. И когда папа стал Доброй Надеждой, – голос Алисы снова зазвучал по-детски жалобно, – я вспомнила его роман «Веселые вдовушки». И тут все встало на свои места. Убивая неверных мужей, я убивала папу по кусочкам. Я наслаждалась его страданиями! – Она неотрывно смотрела на Герцогиню, которая застыла, расправив крылья. – Милый папочка, ты ведь ни разу не отказал мне в просьбе поместить пару фраз в твоей колонке. Ты предпочитал верить, что я всего лишь играю в веселую игру… Потом ты, конечно, забеспокоился – брошки с воронами, внезапные смерти… Но ведь папина дочка выросла, и ты не мог уже поставить ее в угол. Так что ты просто не видел того, чего не хотел видеть. Какой же ты слабак, дорогой мой папочка! Тебе даже не хватило мужества отстоять свою драгоценную Тедди. Как бы мне хотелось, чтобы она прочитала «Веселых вдовушек» и захлебнулась от раскаяния, но ведь Тедди глупа как пробка, вряд ли она в состоянии связать вымысел с реальностью. Вот в чем твоя беда, милый папочка! Ты ведь был страшно благодарен мне за то, что я нянчусь с мамочкой и время от времени навещаю тебя!

Алиса по-детски хихикнула и обратилась ко мне:

– В тот день, когда вы заявились в «Гусятницу», я была там, и папочка страшно переполошился. Он думал, что я выкину какой-нибудь номер или ваша домработница признает в нем Добрую Надежду. Меня так и подмывало утешить его, сказав, что убью эту идиотку, если она проболтается.

Я сильнее прижалась к Бену. Только шорох деревьев и перьев Герцогини нарушал тишину.

– Мне следовало догадаться, что мистер Дигби и есть Добрая Надежда! Стол был завален рукописями, хотя он давно бросил писать книги. Да и ваши нелепые детские косички должны были навести меня на подозрения – прекрасный способ замаскировать свой возраст. Должно быть, я беспросветно глупа, но лучше быть дурой, чем… обладать таким дьявольским умом, как ваш!

– По-моему, дамочка чересчур разговорилась! Подумать только, а я-то посчитала вас наивной простушкой. Вы мне даже нравились, правда-правда! Подарили мне свой свадебный букет, а я послала вам розы. Но вы сообразили, как заманить меня в ловушку. Вот только она не сработает! – Алиса оторвалась от каменного ангела, вскинула руки и растопырила пальцы, словно разгоняла тучи. – Ничего у вас не получится, потому что мой дорогой папочка не выстрелит! У него кишка тонка. – Она шагнула к нам. – Мне нечего терять, потому что некого любить! Мамочки давным-давно не существует.

Алиса, как всегда, оказалась права. Эдвин Дигби не мог нажать на спуск. Она надвигалась на нас, все ближе, ближе… Герцогиня, почуяв опасность, расправила крылья и зашипела на Алису. Та развернулась и с жутковатым детским смешком запетляла между надгробиями. Мы смотрели ей вслед. Внезапно она споткнулась и с разбегу рухнула в свежевырытую могилу – могилу, предназначенную для Анны Делакорт. Порыв ветра хлестнул по лицу, принеся крики чаек и жалобный стон моря.