– Что-то случилось, Жизель? Я слышала шум.

В другое время я бы непременно спросила Мамулю, в курсе ли она, что перед тем, как войти, следует постучать. Но разве можно сосредоточиться, когда под боком завывает Бен? Словно баобаб, задумавший найти опору в маргаритке, я прижалась к свекрови.

Мамуля мягко оттолкнула меня и склонилась над Беном. Прижав его голову к груди, она забормотала:

– Мой мальчик, мой единственный сыночек. Как он раскраснелся. Наверное, у него жар.

– Вы уверены? Это все бордовые шторы… поэтому он выглядит таким румяным, – слабо пискнула я.

– Почему ты не звонишь доктору, Жизель? – Лицо Мамули прекрасно выражало мои собственные чувства. – Не думай, что я слишком много на себя беру, но в такой момент ребенку нужна его мать. Будет лучше, если ты позвонишь еще и Исааку.

Доктор Мелроуз взял трубку после второго гудка. В Тоттенхэме никто не ответил.

Врач вынес приговор: заражение крови. Укор в глазах доктора Мелроуза был слабым отражением вины, терзавшей меня. Укладывая в саквояж инструменты, доктор заметил:

– Не сомневаюсь, Элли, что Бен сопротивлялся вызову врача, но вы могли применить ту же тактику, что и он, когда пригласил меня к вам. Если бы этот нарыв вскрыли вовремя, то теперь Бен уже выздоравливал бы. А сейчас его состояние очень серьезно.

– Я понимаю…

– Наша деревенская больница переполнена, иначе я немедленно госпитализировал бы его. Однако, – доктор Мелроуз поджал губы, – я думаю, Элли, вы справитесь, если будете ухаживать за ним вместе с миссис Хаскелл.

– А Бен… выживет?

– Естественно, если не будет осложнений. – Доктор нахлобучил шляпу, похлопал меня по плечу и затопал вниз по лестнице.

Я тащилась следом, едва не наступая ему на пятки. Мне не хотелось, чтобы он уходил. Сверху донесся голос Магдалины:

– Не волнуйтесь, доктор. Я не отойду от моего мальчика ни на секунду, буду ему читать и петь колыбельные.

Впервые за время визита глаза доктора Мелроуза потеплели. Он остановился.

– Только не переусердствуйте, дражайшая! Рекомендую вам прогуливаться по саду два-три раза в день.

– Это не для меня, доктор, – потусторонний голос Мамули дрогнул, – свежий воздух не идет мне на пользу!

Бен был настолько болен, что даже не заметил, как свекровь не только закупорила окно, но и плотно задернула шторы. В комнате горел лишь маленький ночник, и спальня словно преобразилась. Мебель, казалось, выросла в размерах, фазаны на обоях обернулись зловещими грифонами. Магдалина уверяла, что воздух вовсе не спертый – из дымохода, дескать, очень даже сквозит.

Остаток той жуткой ночи Бен метался в беспокойном сне, сбрасывая одеяла и зарываясь лицом в подушки. Каждые полчаса он вскакивал, понося маляра или кляня поваренка. Приходилось успокаивать его, лживым голосом обещая, что открытие «Абигайль» состоится строго по плану.

Каждый раз, когда Бен открывал глаза и устремлял на меня взгляд, мои терзания усиливались. Время от времени я на цыпочках пробиралась за спиной Магдалины и пробовала приоткрыть окно, чтобы Бен не чувствовал себя запертым в картофельном ларе. Я не сражалась за место у подушки Бена, раскаяние отправило меня на галерку. На душе становилось легче, когда Магдалина посылала меня вниз за ячменным отваром с лимоном – для Бена – или за чаем для нас. Возвращаясь, я всякий раз натыкалась на запертую дверь – Магдалина опасалась вторжения Тобиаса. Ожидание, иногда по пять минут, когда она услышит мой стук, начинало раздражать. Хотелось объяснить, что достаточно просто прикрыть дверь, Тобиас пока не научился пользоваться дверными ручками, но ночью и весь долгий день нам хватило забот и без перепалок.

В среду к вечеру температура Бена упала почти до нормальной – антибиотики сделали свое дело. Наведавшись к нам в третий раз за день, доктор Мелроуз похвалил нас всех, но больше всего – себя. А Мамуля объявила промыслом Господним, что мы так и не сумели связаться с Папулей. Не желая портить ее отменное настроение, я решила скрыть, что сегодня утром дозвонилась-таки до свекра и пригласила навестить приболевшего сына и пропавшую жену. Папуля тотчас объявил, что приедет первым же поездом, но я убедила его не пороть горячку: не то бы Бен наверняка подумал, что семья подтягивается к смертному одру.

Наутро в четверг Бен уже сидел, опираясь на подушки. Он ни слова не сказал о нашей размолвке, и я испытывала адские муки, гадая, молчит ли мой бывший муж потому, что: а) наши разногласия померкли перед прочими несчастьями, обрушившимися на нас; б) еще слишком слаб, чтобы обсуждать наш развод; в) его мамочка вечно встревает между нами, то поправляя простыни, то нежно вставляя соломинку Бену в рот, чтобы малыш мог насладиться ячменным отваром, не поднимая головы.

И разумеется, Бен страшно тревожился по поводу открытия «Абигайль» – до премьеры оставалось всего тридцать шесть часов!

– Знаю, сынок, ты меня не послушаешь, – Магдалина согнула соломинку, чтобы Бену было легче глотать, – но я всегда говорю, что еда может быть вкусной без всяких выкрутасов. Положись на свою мамулю. Я наделаю бутербродов со шпротным паштетом, купим картофельных чипсов…

Я бросилась Бену на выручку:

– Это было бы замечательно, Магдалина! Но ведь есть Фредди! Надо дать ему шанс проявить себя!

– Элли права, Мамуля, – Бен обессиленно откинулся на подушки. – У нас нет другого выбора, – добавил он мрачно.

8.00. Я вызвала Фредди в кухню и объявила ему, что из статиста он в одночасье превратился в звезду и должен сыграть главную роль.

– Элли, поверь, я всем сердцем рад бы помочь, но я сам на краю могилы…

Я поставила поднос с грязной посудой на край мойки и стала выгружать тарелки.

– Если не ошибаюсь, доктор Мелроуз заверил тебя, что твоя травма на девяносто девять целых и девять десятых процента психическая.

Фредди избегал смотреть мне в глаза. Прислонясь к столу, он вяло помахивал шваброй, отбиваясь от наскоков Тобиаса.

– Старина док прав. Эта царапина со временем заживет. – Он с видом мученика покосился на свое плечо. – Но в душе останется шрам на всю жизнь. Никогда больше я не смогу играть в дартс.

– Не валяй дурака, Фредди!

– Я решил податы на Сида Фаулера в суд и взыскать с него возмещение за нанесенный моральный и физический ущерб. – Фредди сделал еще один выпад шваброй.

– Знаешь, что я думаю? – рявкнула я и в сердцах трахнула чашкой об пол, чтобы подчеркнуть значение своих слов. – По-моему, ты просто боишься опозориться. Презренный трус, вот ты кто!

Фредди опустил швабру, и Тобиас с утробным рыком набросился на нее.

– Как хочешь, Элли, но мой моральный долг перед Джилл – извлечь как можно больше выгоды из этого несчастного случая.

Я вырвала у него швабру, борясь с искушением вколотить в башку Фредди немного здравого смысла.

– Твой моральный долг перед Беном – схватиться за картофелечистку и со скоростью звука нашинковать грибков к завтрашнему вечеру. Не то я нашинкую тебя!

Фредди отнял у меня швабру, швырнул ее в угол и рухнул в кресло-качалку.

– Элли, твои страдания по сравнению с моими ничто! Покушение Сида превратило меня в настоящую развалину, неспособную к труду. Так я и скажу на суде, а ты ведь не хочешь выставить меня лжецом? Представь, что подумают присяжные, когда добрая сотня свидетелей поклянется на Священном Писании, что за обе щеки уплетала тартинки, приготовленные истцом всего через несколько дней после предполагаемого покушения. Я наступила на полоз качалки.

– Позвони-ка мистеру Лайонелу Шельмусу и попроси совета у профессионала.

– Шельмусу?! Ни за что на свете не доверю ему вести свое дело! Этот слизняк вечно принимает сторону женщины.

– В твоем деле нет никаких женщин, Фредди!

– Отнюдь, дорогая кузина. Его женушка, Наряда… пардон, Наяда, – твоя подружка.

– Хватит молоть чепуху! Или ты немедленно принимаешься за работу, или лишаешься всех привилегий!

Фредди зевнул во весь рот.

– Выкинешь меня из коттеджа? Извини, старушка, только через суд.

Стук в дверь спас меня от преступления: я едва не надела цветочный горшок ему на голову. На пороге стоял Сид Фаулер собственной персоной. Несостоявшийся убийца сжимал в каждой руке по букету нарциссов. За спиной Сида, избегая встречаться со мной взглядом, гремел бутылками молочник.

– А-а-а, заявился Иуда с цветочками! – простонал Фредди.

Сид втянул голову в плечи.

– Надеюсь, ты не очень сердишься на меня за столь ранний визит, Элли, но с десяти часов там выстроится вереница клиенток. – Сид мрачно посмотрел на букеты. – Один для Фредди, второй для Бена. Ничего, если я сразу поднимусь в спальню?

Молочник все звенел бутылками.

– Шести пинт на сегодня хватит, хозяйка? Я глубоко вздохнула.

– Лучше дайте-ка две дюжины. Предстоит большая готовка.

Магдалина согласилась держать язык за зубами, но я все равно боялась, что Бен прознает, какую кашу заварил… вернее, НЕ ЗАВАРИЛ, Фредди. Я, конечно, устроила драгоценному кузену концерт, но как же быть с гостями? Что прикажете им подавать? Суп с котом? Так что пришлось закатывать рукава и в одиночку ковыряться в тесте. Я решила, что лучше орудовать дома, чем в стерильной безмятежности «Абигайль», где на кухне тьма духовок и армия электротехники. Дома я смогу каждые полчаса скидывать фартук и вскачь нестись наверх, чтобы поддерживать легенду о том, как наслаждаюсь сладостным бездельем. На мое счастье, в нашей спальне не было телефона и Бен не мог звонить в «Абигайль» и справляться, как продвигаются дела у Фредди.

8.30. В моем мозгу затикал обратный отсчет времени. Я энергично подбоченилась и испепелила Фредди взглядом, он подхватил свои цветочки и проворно ретировался.

8.31. Проводила Сида в спальню к инвалиду. На лестнице Сид поведал, как он сокрушается по поводу истории с Фредди. Замогильным голосом он сообщил, что давно уже ждал от судьбы какой-нибудь пакости. Стоит ему почувствовать интерес к жизни, как та устраивает очередную подлянку. Я сочувственно поцокала языком, но меня не покидало ощущение, что несчастья и катастрофы – хлеб насущный для Сида. Мамуля при виде бывшего соседа едва не подпрыгнула, но вскоре смягчилась настолько, что обратила внимание на его изможденный вид.

– Кожа да кости! – констатировала Магдалина и довольно улыбнулась.

В следующий миг сердце мое едва не лопнуло от радости – Бен взглядом попросил меня остаться. Неужели наша чудовищная ссора показалась ему горячечным бредом? Или он решил, что то был ночной кошмар? Но как я могла остаться? Бен не должен знать, что судьба «Абигайль» в моих руках, иначе ему конец.

8.40. Десять буханок хлеба, помноженные на двадцать кусков, помноженные на восемь, – сколько получается мини-сандвичей? А сколько времени уйдет на то, чтобы сварганить двести рулетов из колбасного фарша, если разделить их на шесть партий, по двадцать минут на каждую?

9.45. Составила перечень блюд, которые нужно приготовить, и список запасов из подвалов «Абигайль», потом позвонила Наяде. Она согласилась привезти хотя бы часть провианта на своей машине при условии, что я приготовлю тысячу маленьких тартинок с цыпленком, имевших на нашей свадьбе бешеный успех. Пожалуйста! Что может быть проще, чем смешать куриное мясо с майонезом и шмякнуть на кусок поджаренного хлеба?! Правда, сначала надо снять с цыпленка кожицу, отделить кости, сварить… Словом, я перезвонила Наяде и попросила купить шесть банок куриного филе в собственном соку.

10.15. Стрелки кухонных часов надо арестовать за превышение скорости! Я закатала рукава и водрузила на стол банки с мукой, сахарным песком и молотыми орехами. Снаружи сосуды были на одно лицо, поди разбери, что где лежит – каждую банку прикрывал вязаный чехольчик. Чертыхнувшись, я сдернула шедевры рукоделия и озадаченно уставилась на белый порошок. Интересно что это – кукурузная мука, сахарная пудра или кокаин?.. Наклейки кто-то предусмотрительно смыл. Пробовать пальцем негигиенично, и к тому же после каждой пробы перепачканный палец придется отмывать, на что уйдет масса времени.

Именно в этот момент на кухне объявилась Мамуля. Она методично собрала раскиданные чехольчики и принялась составлять на поднос чайную утварь.

– Прошу прощения, не подумай, что вмешиваюсь.

Жизель, но тебе не кажется, что лучше сначала отмерить все в небольшие мисочки, а потом уже замешивать тесто?

10.45. Я взлетела наверх, чтобы показаться Бену. Но у самых дверей сообразила, что вся кофта у меня в муке, и замерла на пороге. Бен был так близко и так далеко! Черные волосы и щетина заключенного только подчеркивали бледность лица и круги под глазами. Я хотела было попросить Мамулю оставить нас с Беном наедине на несколько минут, но вместо этого принялась путано врать о том, как протираю пыль в гостиной. Бен притворился, что уснул, да и Магдалина клевала носом. Я предложила ей пойти прилечь, но она повела себя так, словно я вознамерилась выкинуть ее на льдину к голодным белым медведям.

11.00. Выгнала Тобиаса в сад и клятвенно пообещала, что отрублю ему голову, если он попытается вернуться. Передник, косынка на голову… Статуэтки на подоконнике пришлись как нельзя кстати: приятно сознавать, что святые поддержат меня в трудную минуту.

12.35. Сделала перерыв – выпить чашку чая и оглядеть кухню. Не кухня, а вулканический ландшафт, а что толку? Теста, из которого должны были получиться семьдесят слоеных трубочек, хватило лишь на жалких семнадцать штук. К тому же тощих.

Шаги на лестнице! Сердце мое ушло в пятки. Неужели Мамуля утратила бдительность и задремала? Если Бен переступит порог, его хватит удар!

Фу-у-у! Ложная тревога. Это всего лишь Магдалина. Мамуля оглядела поле боя, густо засыпанное мукой, смерила взглядом стол, тесто с которого придется сбивать зубилом, и не сказала ни единого худого слова. Может, не будь она моей свекровью, мы смогли бы подружиться?

12.45. Сунула в духовку сырные палочки. На вид настоящие червяки, но не на вкус же! Чу! Звонок в дверь. Наконец-то Наяда! Чем ее подкупить, чтобы помогла мне раскатывать тесто? В холле я поскользнулась на плитах. Зря я надеялась, что мука, сроднившись со мной, не станет сыпаться по всему дому. Какой длинный, настойчивый звонок… Неужели руки у Наяды так заняты, что она звонит носом?

Должно быть, открывая дверь, я выглядела как спятивший пират. Но на пороге стояла отнюдь не Наяда. Предо мной высилась миссис Амелия Джоппинс, необъятная в шубе и тирольской шапочке. За ее спиной сияла улыбками свита дам из Исторического кружка.

– Привет, привет, дорогая миссис Хаскелл!

– Какая… какая приятная неожиданность! – потрясение выдохнула я.

– Какая уж тут неожиданность, помилуйте. Я позвонила в прошлые выходные, и ваша прислуга заверила меня, что передаст мою просьбу. Надеюсь, она вам сообщила?

– Да-да, разумеется! – Я встряхнула передником, и воздух побелел от муки.

Рокси добросовестно уведомила о нашествии Исторического кружка, только из моей затуманенной простудой головы напрочь вылетел этот факт.

– Замечательно! – Миссис Джоппинс энергично вломилась в холл.

По мановению унизанной перстнями руки за ней последовало стадо вязаных беретов и шляпок всех мастей, в воздухе загудело от голосов. Со всех сторон меня окружили фотоаппараты, блокноты и карандаши. Может, закрыться передником и спрятаться, как героиня викторианских романов? Нет, не самое удачное время для игры в прятки. В первую очередь следует думать о Бене. Впрочем, нет худа без добра: теперь у меня есть более чем веская причина не появляться у постели выздоравливающего мужа весь день.

Я попятилась, чтобы меня не растоптали, и пригнулась, уклонившись от фотоаппарата, болтающегося на чьем-то плече.

– Как приятно, что вы все пришли, – я кокетливо поправила косынку, словно это был последний писк моды для хозяек старинных замков. – Но тут возникла одна маленькая заминка…

– Что такое? – Двадцать пар глаз сверлили меня, и я испугалась, что меня линчуют на месте, если сорву экскурсию.

– Мой муж Бентли болен, и я настоятельно прошу вас соблюдать тишину. Я покажу, куда нельзя заходить, и…

– Интересно, они спят в одной спальне? – донесся голос из первых рядов.

– А как насчет подземелий? – прокурорским тоном вопросила хилая анемичная дама.

– Извините, чего нет, того нет. Подземелья – это средневековая роскошь, которую у нас в Мерлин-корте вряд ли сыщешь.

Вздох разочарования. Две обладательницы шляпок в порыве негодования округлили глаза, затянули пояса на пальто и выскочили вон. Однако им на смену явились две другие дамочки, одна из них моя старая знакомая – церковная органистка, мисс Глэдис Шип.

– Какая прелесть, миссис Хаскелл! Трепещу в предвкушении! Всю ночь от нетерпения не могла сомкнуть глаз! – Мисс Шип изобразила нервный книксен.

Я различила в толпе миссис Гуиннивер из пивной и Жабульку… то есть Ширли Шиззи, супругу Вернона Шиззи, агента по продаже недвижимости. Неужели ее настропалил муженек, не оставивший надежды уговорить нас продать дом?

Толпа распалась на группки по два-три человека. Дамы бродили по холлу, как по музейному залу. Миссис Джоппинс театральным шепотом пророкотала мне в ухо:

– Как трогательно, что Киттис Порридж опекает Ширли Шиззи, правда?

– Ужасно трогательно.

Поддакивание отнимало куда меньше времени… Сырные палочки! Они превратятся в головешки!

– Ширли надо дать орден за то, как мужественно она участвует в общественной жизни, у бедняжки такие тяжелые времена.

Миссис Джоппинс оттащила меня к лестнице и притиснула к Руфусу – нашему железному стражу времен Средневековья.

– Миссис Хаскелл, вы читали во вторничном номере «Оратор дейли», что мистер Шиззи исчез? Он вышел из дома на утреннюю пробежку, и с тех пор его не видели.

– Нет… – В голове завертелась жутковатая пословица. Бог троицу любит.

Ужас! Бедные мистер и миссис Шиззи! Но еще страшнее то, что я гораздо больше встревожена своими сырными палочками, чем трагедией ближних. Если проклятый сыр подгорит, может, удастся замаскировать подгоревшие корочки соусом карри?

13.08. Скатилась вниз по лестнице, наспех объяснив Мамуле, что по дому шляются два десятка чужих баб. «Всяк живет, как знает, Жизель», – все, что я услышала в ответ.

Слава всем святым на кухонном подоконнике – Бен по-прежнему спал.

– Не стесняйтесь, милые дамы, располагайтесь как дома. – Я прикнопила лист бумаги к двери спальни Бена. – И кухня, к сожалению, тоже недоступна. Я пеку кексы… на случай, если заглянет викарий.

Проскользнув мимо Киттис Порридж, я увильнула от Ширли Шиззи. Миссис Джоппинс позировала для фотографии в обнимку с бедным Руфусом. Я понадеялась про себя, что она не раздавит доспехи всмятку.

13.13. Божьи благословения на крашеную головку Наяды! Она пробралась через заднюю дверь. Когда я ворвалась в кухню, Наяда, в леопардовой жакетке поверх черного трико, стряхивала сырные палочки с противня. Может, кинуть ей второй передник в качестве намека на то, что две сотни виноградных листьев ждут не дождутся, когда ее умелые ручки нафаршируют их?

– Слушай, Элли, да у тебя тут веселье на всю катушку!

Мой красавчик Лео будет мною гордиться – он вечно бубнит насчет помощи угнетенным!

13.35. Изобилие припасов оказалось оптической иллюзией. Я купилась на жизнелюбие Наяды – кулинарка похлеще меня, скажу я вам! Нам удалось слепить шестнадцать шпинатных тефтелек размером с теннисный мяч, тринадцать – с грецкий орех и сорок две – с горошину.

14.00. Мы с Наядой обсуждали, где бы раздобыть огромный торт с откидным верхом для моего дебюта в «Капризах аэробики», когда чей-то голос весело прочирикал:

– Не обращайте внимания, я только одним глазком взгляну на кухню… Ба-атюшки!

14.01. Сотрясаясь от ярости – мука сыпалась с меня дождем, – я рванула в холл, дабы высказать дамам из Исторического кружка все, что о них думаю. Как всегда, я проморгала момент. Незваные гостьи сгрудились вокруг Руфуса. Все, кроме Киттис Порридж, которая поудобнее встала посреди турецкого ковра и призывала: «А ну-ка, улыбочку!»

Сверкнула вспышка. Послышались обычные в таких случаях причитания:

– Я не готова!

– А я рот открыла, словно мух ловлю!

Я на цыпочках прошла позади миссис Порридж, опасаясь, как бы меня не призвали в ряды фотографирующихся, и, чтобы выпустить пар, раздраженно забарабанила по полочке в нише у двери в гостиную. Вместо некогда стоявшей здесь египетской урны теперь на полочке красовался неведомый святой с таким же несчастным выражением лица, как у меня.

– Все готовы?

Сердце у меня защемило: я вспомнила, как Доркас фотографировала нас на свадьбе. Тут кто-то ахнул – может быть, я сама. Послышался глухой рокот. Миссис Джоппинс покачнулась, ухватилась за столбик перил и под оглушительный визг исчезла под землей, прихватив Руфуса и двух своих товарок.

Это была удручающая минута. Оставшиеся изо всех сил цеплялись за твердую почву под ногами, со всех сторон неслись вопли отчаяния и ужаса, а им вторил голос, которого я страшилась больше всего… Магдалина, перегнувшись через перила, прокричала:

– Жизель, не могла бы ты попросить своих друзей вести себя чуточку потише? Мой мальчик пытается заснуть.

Нет, я не просто онемела. Я словно раздвоилась, наблюдая, как та, другая Элли перешагивает через ноги распростертых на полу дам.

– Разрешите пройти, – сказала эта другая Элли, приблизившись к самым храбрым членам Исторического кружка.

Дамы склонились над черной бездной размером примерно три квадратных фута, точнехонько с каминную плиту. Экскурсантки испуганно аукали в яму, но из могилы… то есть снизу не доносилось ни звука. Вторая Элли растерянно открыла рот и закрыла. Из мрачного подземелья всплыла каменная плита, и через мгновение провал исчез. Тишина, столь желанная сердцу Мамули, окутала холл.

С ума сойти… Но близкое знакомство с готическими романами пригодилось как нельзя кстати. Первым делом следовало сообразить, как работает устройство. Я припомнила, как располагались дамы в критический момент. Сама я стояла в нише, колотя ни в чем не повинную полку, когда… Так… Я рысью устремилась на насиженное место и прокрутила память назад. Миссис Джоппинс хватается за расшатанный столбик, второй снизу… Расшатанный столбик! Тот самый, на который первым пожаловался Вернон Шиззи, тот самый, который не уставала проклинать Рокси! Но столбик сам по себе не мог вызвать катастрофу. Иначе пол то и дело разверзался бы у нас под ногами. Да, столбик срабатывает в паре с чем-то еще. Пальцы нажали на каменный выступ – и в тот же миг я нашла разгадку.

– Миссис Порридж! – крикнула я. – Не будете ли вы столь любезны повернуть второй столбик?

Миссис Порридж, трясясь всем телом, выполнила просьбу, а я со всей силой огрела полочку в нише. Несколько секунд спустя изумленные возгласы нарушили тягостную тишину. В полу снова зияла дыра.

Киттис Порридж ахнула и прикрыла рот рукой.

– Есть кто-нибудь живой? – проблеяла она в непроглядную тьму.

Гробовая тишина. Потом слабый лучик надежды: глубоко-глубоко во тьме вспыхнул огонек. Кто-то зажег спичку!

– Мы живы! Все в порядке! Даже латы не помялись! – донесся басовитый рев предводительницы Исторического кружка.

Послышался скрип ржавых цепей: устройство поднимало уцелевших наверх.

– Ну вот! – прогремела Амелия Джоппинс. – Мы и нашли подземелья!

Кое-кто из дам пребывал в убеждении, что я знала про подземелье и потайной люк. Они отвели душу, обсуждая, насколько наше подземелье лучше прочих древних катакомб, лишенных страховочной сетки для злополучных жертв, провалившихся в тартарары по прихоти злодея-герцога или барона, изнывающего от скуки.

– Ну же, миссис Хаскелл! – Глаза миссис Джоппинс были как чайные блюдца. – Чтобы открыть подземелье, нужно наверняка не только повернуть столбик! Я не уйду отсюда, пока вы не покажете мне, как открывается эта пещера Али-Бабы.

Выполни она свою угрозу, в одной башенке у меня жила бы Мамуля, а в другой – миссис Джоппинс. Но что-то – назовите это упрямством – не позволяло мне утолить ее любопытство.

– Простите, но прелесть тайны в том и заключается, что она – тайна.

Подбородки затряслись от разочарования, однако миссис Джоппинс не пала духом.

– Ничего, миссис Хаскелл, ничего… Мерлин-корт будет занесен в регистр Исторического кружка, и ровно через год мы вернемся!

Я поборола искушение заметить, что, если они не поторопятся уйти, глядишь, следующий год вот-вот и настанет…

Когда последний берет исчез за дверью, меня захлестнули противоречивые чувства – усталость и восторг одновременно. Давно следовало догадаться, что местная легенда права: нет дыма без огня. Уилфрид Грантам слишком привередливо следил, чтобы дом соответствовал духу Средневековья, и вряд ли мог построить замок без такой естественной детали, как подземная темница. В другое время я бы немедленно помчалась рассказывать Бену о своем открытии. Мимоходом глянула на телефон, подумав, не позвонить ли Эдвину Дигби. Его это может заинтересовать, недаром же он вывел в одном из своих романов коварную повариху Этель… кроме того, это ведь мистер Дигби рассказал мне о похождениях Уилфрида Грантэма с сестрицами Лавинией и Лукрецией…

16.27. Я вернулась в пещеру ужасов, то бишь на кухню. В моем воспаленном воображении все громче тикали часы. Наяда исчезла. Ее передник висел на стуле, а на засыпанном мукой столе было выведено: «Ушла домой – принять роскошную ванну с пеной». Вот, значит, почему она не выглянула в холл посмотреть, что за шум. Но Наяда доделала все тартинки с цыпленком! Они смотрелись очень неплохо, даже те, в которые под видом курятины запихнули консервированного тунца (цыплята иссякли). Все остальное выглядело неуловимо несъедобным, но холодильник теперь был набит до отказа.

И он отказал-таки. Проходя мимо, я услышала треск. Обрушилась верхняя полка! Плоды многочасовых трудов спрессовались в паштет.

Мне захотелось лечь, сбросить туфли и отбросить коньки. Но в заднюю дверь постучали. Неужели Фредди прибыл умолять о прощении? Мысль о том, что можно будет ткнуть его мордой в холодильник, несколько взбодрила меня.

Однако это был не Фредди, на пороге стоял плотный коротышка с большими карими глазами, плешью и пушистой белой бородой, у ног его возле чемоданов скакала визгливая собачонка.

– Элли, мой сын умер?

Этот вопрос отрезвил меня, как пощечина. Мой свекор, Исаак Хаскелл, и я упали друг другу в объятия и зарыдали.

– Нет, что вы, Бену гораздо лучше! – Я вытерла лицо и впустила свекра с собакой.

Тобиас вряд ли обрадуется новому товарищу, но всем нам приходится с чем-то мириться.

– А что, моя жена сбежала в очередной монастырь?

– Нет, но…

– Тогда о чем мы плачем? – проорал Папуля, перекрывая визгливый лай. Он обвел взглядом кулинарный хаос. – А что, миленькое гнездышко. Звезду Давида на стену, и станет совсем уютно.

Он поставил чемоданы на пол и попытался отлепить собаку от ноги.

– Проводи меня к моим родным, Элли, а потом расскажи папуле, чем тебе помочь.

Настал момент выяснить, достались ли Бену кулинарные способности по наследству, но я отвлеклась на чемоданы. Собираясь в гости на уик-энд, столько скарба не тащат.

Я непринужденно хихикнула, ради справедливости надо заметить, что мой звонкий смех изрядно смахивал на икоту. Внезапно вспомнилась самодельная мебель в лондонской квартирке.

– Сделайте мне торт, Папуля! А я из него выпрыгну во время спектакля «Капризы аэробики». Наяда Шельмус умрет от счастья!

ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА.

От Исполнительного Совета миссис Джеральдине Стропп, председателю Комитета по переписке.

Прошу обеспечить доставку двух дюжин чайных роз в субботу, 2 мая, миссис Элли Хаскелл из Мерлин-корта, Скалистая дорога, Читтертон-Феллс. Приложить карточку. Текст на карточке: СОЖАЛЕЮ. Без обратного адреса. Счет представить в бухгалтерию до первого числа.

ПРИМЕЧАНИЕ.

Членов Клуба в известность не ставить. Приказ самого Основателя.