Дороти Кэннелл «Как убить мужчину мечты» Роман /Пер. с англ. Е.А.Полецкой «Фантом Пресс», 1999, Москва
 
      ISBN 5-86471-196-9
      Copyright © Dorothy Cannell, How to Murder the Man of Your Dreams © «Фантом Пресс», издание, 1999

      Никто в деревне и не подозревал, что в жизни мисс Банч есть место мужчине. Она никогда не упоминала о нем, не говоря уже о том, что на работу к ней лица мужского пола отродясь не наведывались. Возвращаясь вечером в сплюснутый с боков домишко в Макрелевом проезде, мисс Банч торопливо выгоняла собаку на прогулку. Потом, заманив пса обратно миской с едой, сама садилась за приготовленный на скорую руку ужин. С облегчением разделавшись с мытьем посуды, она расчесывала волосы перед зеркалом, висевшим над малюсеньким камином, потому что даже грузная и трезвомыслящая матрона желает предстать в наилучшем виде перед тем, кто похитил ее сердце. Мисс Банч садилась в кресло, с благоговением брала книгу, ждавшую на журнальном столике, и, затаив дыхание, переворачивала страницу. Минуту спустя она уже слышала звук его шагов. Он снова был с ней, глубоким ласкающим голосом нашептывал нежные слова, и от одиночества мисс Банч не оставалось и следа.
      Иногда на нем был плащ, подбитый лунным светом, – бесшабашный повеса прошлого века в шляпе с широкими полями и начищенных до зеркального блеска сапогах с серебряными шпорами. Временами его суровые черты были прикрыты маской разбойника с большой дороги, а непокорная грива небрежно перехвачена тесьмой. У горла пенилось жабо из тончайшего французского кружева, а в кармане бриджей лежало захваченное в набеге жемчужное ожерелье. Случалось, он представал в образе арабского шейха, имевшего привычку устраивать бури в пустыне, от которых всем становилось жарко. Движением черных бровей он мог изменить ход истории, а от его улыбки таяли снега Килиманджаро.
      За долгие годы знакомства мужчина мисс Банч переменил множество обличий и имен. Но суть его оставалась неизменной. Он был самым преданным любовником на свете, всегда готовым по первому зову явиться на свидание. Тайное счастье мисс Банч было бы совершенно безоблачным, если бы не жалобный скулеж большого черного пса, – бедолага ворочался, пытаясь свернуться, клубком под низким креслом хозяйки.

      Библиотека Читтертон-Феллс занимает уютный особняк эпохи Тюдоров на углу Рыночной улицы и Мотыжного проезда. Не проходит и недели, чтобы я не заглянула туда хотя бы разок. Если не меняю книги, то наведываюсь к давним любимцам на полках – словно к дорогим родственникам, обитающим ныне в доме престарелых, – пусть знают, что Элли Хаскелл их не забыла. Так что со всей ответственностью свидетельствую: наша библиотека может похвастаться замечательным собранием хорошо пропылившихся книг, мраморным бюстом Уильяма Шекспира и норовистым привидением.
      Предание, лелеемое нашей прибрежной деревушкой, гласит: некто Гектор Риглсворт, торговец чаем и вдовец, проклял на смертном одре библиотеку и поклялся витать призраком над стеллажами до тех пор, пока его земные страдания не будут по справедливости отомщены. Случилось это в самом конце расфранченного девятнадцатого века.
      По рассказам библиотекарши, мятежный мистер Риглсворт был отцом семерых стареющих дев, чей неуживчивый нрав с годами только крепчал.
      Девушки, как их величали в деревне, даже когда головы сестер дружно поседели, не испытывали недостатка в поклонниках. Но, увы, в любом мужчине, поднявшемся по ступенькам усадьбы «Высокие трубы», всегда находился тот или иной изъян. Викарий сморкался прилюдно, банковский служащий страдал тиком, полицейский констебль не смеялся, а ржал, как лошадь, – и так продолжалось до тех пор, пока Гектор Риглсворт не пришел к печальному выводу: головы его дочерей забиты романтическими бреднями, почерпнутыми из книг, которые им поставляла библиотека.
      Может ли мужчина из плоти и крови противостоять отчаянным дуэлянтам в завитых париках или томным байроническим красавцам? Итак, цветение семерых девиц сменилось климаксом, а Гектор Риглсворт все сновал вверх-вниз по лестницам с чайными чашками в руках или прибирался в доме, поскольку больше было некому: последняя прислуга вышла замуж за одного из отвергнутых женихов. В бедном мистере Риглсворте росла обида на судьбу. В последние годы его участь стала еще горше, поскольку дочки завели обыкновение гонять родителя в библиотеку за страстно любимыми романами. Сами девушки, понятное дело, ни на минутку не могли отлучиться из дому, дабы не пропустить появление какого-нибудь мистера Рочестера или мистера Дарси со специальным разрешением на женитьбу и парочкой железнодорожных билетов до Гретна-Грин.
      Однажды, зябким майским вечером, шлепая домой по лужам (погода стояла до отвращения дождливая), удрученный отец подхватил воспаление легких и среди прочего бормотания произнес перед смертью (в присутствии свидетеля – врача) роковые слова, жутким эхом докатившиеся до наших дней: «Я, Гектор Риглсворт, будучи в здравом уме и твердой памяти, налагаю проклятие на библиотеку Читтертон-Феллс. Да обратятся ее стены в прах, да источат черви ее полки, а дабы воля моя исполнилась, мой дух станет бродить по ее комнатам и коридорам, покуда не свершится возмездие».
      Разумеется, нашлись люди – в основном мужского склада ума, – считавшие легенду о Риглсворте пустой байкой. Эти скептики не боялись посещать библиотеку при полной луне, когда вороны черным облаком облепляли верхушку засохшего дуба. Они не вздрагивали, когда дубовые ветви принимались глухо постукивать в окна читального зала на втором этаже. Но, как ни странно, привидение Риглсворта нашло признание и среди тех людей, кто, по общему мнению, отличался здравым умом. Полковник Лестер-Смит, чей возраст – шестьдесят пять лет – вовсе не предполагал старческого слабоумия, был готов спорить на свою пенсию, что привидение присутствует почти на всех заседаниях Библиотечной Лиги, проходивших в читальном зале.
      Каждую неделю по четвергам Лестер-Смит, для которого пунктуальность была одиннадцатой заповедью, первым являлся на эти собрания. Он взял на себя обязанность заваривать кофе и накрывать на стол. Однажды полковник даже принес пакетик имбирных пряников. Угощение пришлось весьма по вкусу членам Лиги, всем, за исключением мистера Глэдстона Шипа (мужа нашей викарисы). Мистер Шип любил попотчевать собрание воздушными бисквитами собственной выпечки.
      Догадываюсь, что в прежние годы, до пришествия радио, не говоря уже о телевидении, Библиотечная Лига насчитывала не менее тридцати человек. Теперь же полковник Лестер-Смит мог в лучшем случае полагаться на компанию из семи любителей чтения, включая меня.

* * *

      Промозглым вечером (язык не поворачивается назвать его весенним в согласии с календарем) полковник Лестер-Смит свернул с Мотыжной улицы и нос к носу столкнулся со мной. Прижимая к груди кипу книг, я во весь опор неслась к библиотеке. От толчка я потеряла равновесие и книги посыпались на землю. Полковник же устоял. Не знаю, дрогнул бы старый вояка даже под натиском танка.
      Лестер-Смит был крепко сбитым мужчиной со здоровым цветом лица, твердым взглядом и кучерявой рыжей шевелюрой. Зеленый плащ военного покроя был застегнут на все пуговицы, кончик пояса аккуратно заправлен. Как обычно, полковник держал в руках начищенный до блеска кожаный портфель (по слухам, он не расставался с ним даже во сне). Ботинки тоже сверкали. Заглянув в них, как в зеркало, я расстроилась. Локоны растрепались, в одном ухе не хватало серьги, а из кармана свисала тесемка от детской соски. Хуже того, я определенно потолстела по дороге из дома в библиотеку. Не отрывая глаз от ботинок, я пыталась вычислить до грамма прибавку в весе.
      – Прошу прощения, миссис Хаскелл. – Высказывался полковник так же, как и выглядел, – невозмутимо. – Боюсь, я замечтался. Мыслями я был уже в библиотеке.
      – Сама виновата. – Я стояла, покачиваясь, одной ногой на крыльце, другой на тротуаре. Последняя книга из кипы, словно раздумывавшая, последовать ли ей за остальными, выпала из рук. – Боялась, что опоздаю, но, очевидно, пришла вовремя, если вы только что подошли. – Я искоса глянула на часы – неплохо бы проверить их на детекторе лжи.
      – Как поживает ваш муж? – вежливо осведомился Лестер-Смит и, поставив портфель на тротуар, проворно нагнулся за моими книгами.
      – Бен? – Я произнесла имя так, словно вдруг вспомнила о письме, которое забыла отправить. – Прекрасно. Занят, как всегда. Но в ресторанном бизнесе иначе не бывает.
      Не то чтобы я не обожала моего изумительного супруга, но, сами понимаете, с детьми, магазинами, не говоря уже о моих общественных обязанностях, могла не вспоминать о нем часами, пока дело не доходило до приготовления обеда или рубашек, отданных в старку. Но, конечно, с появлением швейцарской прислуги все изменится.
      – А как малыши, миссис Хаскелл?
      – Эбби и Тэм – моя радость и гордость! – Я одарила собеседника сияющей улыбкой, намного превышающей в яркости уличный фонарь.
      – Мне, старому холостяку, трудно понять, как вам удается справляться с двумя карапузами.
      Из-за угла налетел резкий порыв ветра, и щеки Лестер-Смита приобрели персиковый оттенок. Начался дождь, капли падали лениво и медленно, словно испытывая наше терпение. Полковник подал мне аккуратно сложенную стопку книг, поднял портфель и тщательно отряхнул.
      – Надеюсь, теперь, когда детки подросли, вам стало полегче.
      – Они как раз вошли в ужасный период обезьянничания, – с плохо скрываемой гордостью сообщила я. Мы поднимались по ступенькам, убыстряя шаг в такт участившимся каплям дождя. – Тэм вознамерился поскорее стать взрослым, и Эбби не собирается от него отставать… Не беспокойтесь, сегодня они не предоставлены сами себе, – поспешила добавить я на тот случай, если полковник вдруг вообразит мое чудесное потомство коротающим вечерок за бутылкой портвейна и дорогими сигарами. – Миссис Мэллой, наша верная помощница, согласилась присмотреть за детьми. Обычно с ними нянчится мой кузен Фредди, но вчера он отправился в мотоциклетный поход по Шотландии и прихватил с собой Джона-са. – Свободной рукой я толкнула дверь библиотеки, чудом удержав на месте стопку книг и улыбку.
      – Джонаса Фиппса? Вашего садовника? – Полковник приподнял рыжую бровь, – Старый перечник! Да ведь он постарше меня будет.
      – У мистера Фиппса есть авантюрная жилка. – Прижав коленом дверь, я ухитрилась не вмазать ею по носу полковника. – Перспектива жить в палатке, питаться консервами и спать в одежде перевесила все, что я могла ему посулить. Конечно, если бы я упомянула о новой прислуге, которую мы ожидаем со дня на день, то, возможно, Джонас призадумался бы, прежде чем вскочить на заднее сиденье мотоцикла. Но я решила не прибегать к подкупу. И откровенно говоря, не знаю, что взяло бы верх – возможность потерроризировать новенькую или мотоциклетный шлем и кожаная куртка.
      – Судя по всему, ваш Фиппс парень не промах. – Полковник вошел следом за мной в вестибюль библиотеки.
      – Миссис Мэллой тоже так думает. Она сказала Джонасу, что он запросто может оставить без работы Каризму, если отрастит волосы на голову и сбреет их на груди.
      – Кари… кого?
      – Его! – Я выхватила книгу из кипы и сунула изумленному полковнику, аккуратно прикрывшему дверь. – Взгляните на лицо, прославившее тысячи любовных романов! – Будучи женщиной воспитанной, я не стала привлекать внимание к бугристой набедренной повязке Каризмы.
      – Хотите сказать, что этот молодой человек и дама, застывшие в чрезвычайно неудобных позах, – реальные люди, а не плод воображения художника?
      Лестер-Смит выглядел потрясенным, с поправкой, конечно, на солдатскую сдержанность; Героиню «Последней из храма девственниц», шедевра Циннии Сельми, от нескромных взглядов защищала лишь ее добродетель. Она обвивала руками мечту всех женщин. Грудь девушки была крепкой и гладкой, как винные кубки, губы нежны и влажны, как розовые лепестки после дождя, волосы струились водопадом, глаза затуманились от желания. Впрочем, любая, не исключая Элли Хаскелл, выглядела бы так же, представься ей возможность прильнуть к бронзовому от загара торсу Каризмы! Так близко, что ресницы переплетаются! Так тесно, что сердце Каризмы разгоняет кровь счастливицы и заставляет ее трепетать от запретной страсти.
      – Что ж, надо же как-то зарабатывать на жизнь, – с сомнением пробормотал полковник.
      Мы стояли в сумрачном вестибюле, освещенном маленькой лампочкой, болтавшейся на голом шнуре.
      – В Каризме есть нечто большее, чем вульгарная сексуальность, – заверила я. – Мой муж, простите за бахвальство, тоже недурен собой, в Лондоне на улицах на него оглядываются. Но никогда бы я не смогла вообразить Бена на обложке книги. Недостает ему этого необузданного, бунтарского… неженатого вида.
      Я рылась в стопке книг, пока мой спутник педантично уничтожал капли дождя на портфеле. Когда он закончил с этим делом, сложил носовой платок и повесил его на пояс просохнуть, я протянула полковнику «Заставь контрабандиста молиться».
      – Каризма невероятно многолик, перед камерой он может перевоплотиться в кого угодно. – Я понимала, что тараторю, как восторженная дурочка, но домохозяйку с малыми детьми иногда обуревает жгучая потребность доказать, что она не отстала от жизни. – Убедитесь сами, правы ли газеты, величающие Каризму королем среди моделей-мужчин!
      Полковник из вежливости попытался изобразить заинтересованность.
      – Замечательно, миссис Хаскелл! Замок на заднем плане очень напоминает Мерлин-корт.
      Я не возмутилась, хотя про себя подумала, что мой дом по части башенок и бойниц, пожалуй, переплюнет своего книжного собрата.
      – Вглядитесь! – не унималась я. – Это не просто мужчина, это же чудо природы! Каризма в одной компании с безбрежным морем, непокорным ветром и первым лучом солнца на горизонте. Здесь он граф Полморган – волосы развеваются, как победное знамя. Дворянин, изгнанный из родового поместья в результате гнусных махинации алчной мачехи, он вынужден стать контрабандистом на Корнуэльском побережье. Врожденное благородство побуждает его заботиться о прекрасной девушке, воспитаннице его отца. Бедняжка вынуждена влачить жалкое существование после того, как ее заставили обручиться с мерзавцем…
      Я задохнулась, вновь переживая прочитанное. Лестер-Смит поспешил воспользоваться заминкой:
      – Ему, наверное, дня не хватает, чтобы высушить волосы после мытья. Кстати о времени, миссис Хаскелл, оно не ждет. Думаю, нам пора подняться в читальный зал. Члены Лиги рассчитывают на меня: к их приходу я должен сварить кофе и разложить протоколы прошлого собрания, – он похлопал по портфелю.
      Размеренным шагом полковник пересек вестибюль, выложенный мозаичной плиткой, и распахнул дверь в библиотечный зал.
      Внутри библиотека выглядела старомодной и ничуть не стеснялась этого. Никаких вертящихся турникетов на входе и выходе, в которых вы застреваете, как белка в колесе. Ни новомодных подставок для журналов. Ни увеличивающих зеркал, приглашающих поучаствовать в поимке воришек. Компьютеры, прикидывающиеся, что обдумывают дела чрезвычайной важности, даже если они всего-навсего хранят информацию о читательских пристрастиях, также отсутствовали.
      Мы с полковником стояли на пороге почти домашней библиотеки – состоятельные джентльмены заводят такие в своих загородных домах для пущего престижа. Посетителей не было, потому что библиотека уже закрылась. В причудливой игре света и тени разделенное арками помещение напоминало лабиринт – отличное развлечение для отпрысков какого-нибудь лорда. У окна, выходившего на Мотыжную улицу, стоял дубовый стол, вокруг него толпились потертые кожаные кресла, приглашая к неторопливой беседе. Несколько гравюр со сценами охоты прекрасно сочетались со шторами приглушенных тонов. Покореженный медный экран сторожил каменный камин. Мраморный бюст Шекспира устроился над аркой, ведущей в секцию документальной литературы, за которой начинались полки с детскими книжками.
      Правда, при ближайшем рассмотрении отсутствие одинаковых добротных кожаных переплетов наводило на мысль, что перед вами не частное собрание. А внушительная регистрационная стойка окончательно подтверждала подозрения, что вы забрели в общественное место.
      Мисс Банч, наша бессменная библиотекарша, жила за этой стойкой. Ходили слухи, что она и родилась за ней, такая как есть, основательного сложения, краснолицая и со стриженными «под горшок» волосами. Из надежного источника (миссис Мэллой) я слыхала, что у мисс Банч нет имени. Должно быть, ее родители с первого взгляда на дитя поняли, что фамильярности оно не потерпит.
      Обычно у меня дрожали коленки, когда я приближалась к стойке, нагруженная просроченными книгами. Мисс Банч в мгновение ока и до мельчайших долей процента вычисляла сумму штрафа. Будучи законченной трусихой, я прихватывала с собой справку от врача, дабы оправдать мою нерасторопность, но сегодня, прижимая к груди восемь томов захватывающих любовных романов, я не почувствовала леденящего взгляда мисс Банч. Увлекшись беседой с полковником, я не заметила самого главного.
      Нынешним вечером наша библиотекарша отсутствовала самым непостижимым образом.
      – Удивительно! – Лестер-Смит перевел взгляд на дверь с табличкой «Администрация» и покачал головой.
      От дальнейших комментариев мой спутник благоразумно отказался, дабы не попасть впросак. И речи не могло быть о том, чтобы библиотекарша отлучилась с поста попить чайку с булочкой или – не дай бог! – навестить туалетную комнату. Мисс Банч скорее бы рассталась с библиотекарской печатью, чем проявила столь недостойную слабость. Предположение о том, что она наводит порядок на задних полках, также не выдерживало никакой критики. У мисс Банч все было расписано по минутам. Сданные книги она возвращала на полки строго с десяти утра до полудня.
      – Видимо, мисс Банч отправилась наверх включить свет в читальном зале, – произнесла я, робко оглядывая комнату.
      Отчего это помещение выглядит таким тоскливым? Наверное, виноваты капли дождя на стеклах и жуткие завывания ветра за окнами.
      – Шутите, миссис Хаскелл, – с подобающей случаю серьезностью возразил полковник Лестер-Смит. – Включать свет, а также запускать кофеварку всегда было моей обязанностью. Вряд ли, несмотря на все свое трудолюбие, мисс Банч нарушит правило.
      По моему мнению, мисс Банч распоряжалась в библиотеке как ей вздумается, но я промолчала и водрузила книги на непривычно пустынную стойку. Тягостные объяснения по поводу пятна от кофейной чашки на странице 342 романа «Ласковый зов» (творение плодовитой Циннии Сельми) отодвинулись на неопределенное время. Значит, пока бояться нечего, и я с легким сердцем двинулась за полковником. Он распахнул дверь на лестницу и посторонился, пропуская меня вперед:
      – После вас, миссис Хаскелл.
      От моего «а-а-ах!» мы оба так и подскочили.
      Неверно истолковав мое восклицание, Лестер-Смит залился румянцем в тон морковной шевелюре и рассыпался в извинениях:
      – Прошу прощения, миссис Хаскелл, но, будучи старомодным чудаком, я все время забываю, что обычная вежливость ныне воспринимается женщинами как оскорбление.
      – При чем тут издержки эмансипации! – Дрожащим пальцем я ткнула в сторону стеллажа с буквами «Н – О». – Видите?.. Вон там… на полу… в конце прохода… – Ветер за окном очень кстати взвыл. – Полковник, в библиотеке валяется тело!
      Я, как всегда, преувеличивала. Никакого тела не было, имелась лишь одна нога, торчавшая из-за стеллажа. Точнее, ступня. Но не логично ли предположить, что если есть ступня, то и тело где-то неподалеку?
      – Это всего лишь тень, миссис Хаскелл.
      – Говорю же вам…
      – Не в обиду будет сказано, миссис Хаскелл, но, мне кажется, вы чересчур увлекаетесь детективами.
      Тем не менее Лестер-Смит поставил портфель на стойку и двинулся по библиотечному лабиринту, желая успокоить мои расшалившиеся нервы.
      – И теперь мерещится всякое, да? – На ватных ногах я потащилась следом за полковником.
      Зловещая ступня наверняка окажется книжкой, оброненной небрежным посетителем. Лестер-Смит ускорил шаг, пока я размышляла, не веду ли себя как последняя дура. Не успеет полковник вернуть книгу на ее законное место, как из-за стеллажа появится мисс Банч и грозно объявит, что виновник будет лишен читательского билета и приговорен к двухнедельным исправительным работам над каталогом.
      На полу действительно валялась книга, беззаботно белея страницами. Но в нескольких сантиметрах от нее определенно находилась чья-то нога в разношенной кроссовке. Ветер душераздирающе вздохнул, когда Лестер-Смит изумленно окликнул библиотекаршу:
      – Мисс Банч, вам нездоровится?
      Полковник проворно обогнул стеллаж и опустился на колени, не пожалев безупречных стрелок на брюках.
      Библиотекарша в юбке бутылочного цвета и таком же свитере лежала на спине. Выглядела мисс Банч как обычно: крупная румяная женщина с воинственным блеском в слегка остекленевших глазах.
      – Мужайтесь, миссис Хаскелл, – прошептал Лестер-Смит, и я послушно привалилась к книжным полкам. – Мисс Банч перешла финишную черту.
      Сколько раз полковник лицом к лицу встречался со смертью на страницах армейских учебников! Однако, будучи джентльменом до мозга костей, он не мог употребить это слово из шести букв в присутствии дамы.
      – Она мертва? – пролепетала я. – Но, может, мисс Банч еще оправится? – Шок неизменно превращает меня в идиотку. – У нее же не перерезано горло от уха до уха и голова не проломлена тупым предметом…
      – Должно быть, сердечный приступ, миссис Хаскелл.
      – Исключено! – Одной рукой я протестующе взмахнула, другой размазала по лицу слезы. – Мисс Банч никогда бы не допустила такой вольности! Только не на рабочем месте. Наша библиотекарша – рьяная поборница профессиональной этики, чувство приличия у нее развито до чрезвычайности (тут я всхлипнула). Никогда не забуду, какую выволочку она устроила мне, когда обнаружила, что я записала номер телефона на форзаце «Сна в летнюю ночь». Карандашом! Да и телефон-то был вовсе не службы знакомств…
      Очевидно, выпученные глаза мисс Банч изрядно потрясли меня, иначе как объяснить, что с моих губ сорвались эти два запретных слова – «служба знакомств». У всех есть свои маленькие секреты. Мой секрет заключался в том, что я заполучила Бена Хаскелла в мужья, предварительно заняв его в агентстве «Сопровождение на ваш вкус» в качестве кавалера. Я собиралась на семейное сборище и не смогла удержаться от соблазна обзавестись чем-то особенным, дабы произвести впечатление на свору любящих родственничков, в частности на мою омерзительно прекрасную кузину Ванессу. Очень кстати на глаза мне попалось объявление, и недолго думая я поспешила в «Сопровождение», которым заправляла миссис Швабухер – пожилая дама, питавшая слабость к розовым шляпкам и бельгийскому шоколаду. Поверьте, в деятельности этой милой женщины не было ничего предосудительного. Двери ее офиса вовсе не были изрешечены пулями, в приемной не валялись груды скабрезных журнальчиков, да и скандальных клиентов не запихивали в машину для резки бумаги. Словом, я осталась вполне довольна визитом к миссис Швабухер. Когда же на моем пороге возник сногсшибательный красавец по имени Бентли Т. Хаскелл, явившийся сопровождать меня в Мерлин-корт, я окончательно убедилась в том, что с «Сопровождением» можно иметь дело.
      Просочись сведения об обстоятельствах нашего знакомства в те времена, когда мы только поженились, я, возможно, пролежала бы несколько часов без сна, а потом махнула рукой. Влюбленным плевать на сплетни. Но теперь надо было думать о близнецах. Какой ужас, если мои дети не смогут попасть в приглянувшийся им детский сад из-за подмоченной репутации родителей! Кроме того (хотя я не из тех, кто относится к себе чересчур серьезно), моя общественная жизнь и карьера дизайнера, которую я недавно решила возобновить, также могли оказаться под угрозой.
      – Миссис Хаскелл! – Полковник Лестер-Смит вернул меня к действительности, то есть к трупу, и участливо спросил: – Голова закружилась?
      – Нет-нет, пустяки, – соврала я. – Почему бы вам не позвонить в «скорую помощь»? А я покараулю мисс Банч. Знаю, это глупо, но не хочется оставлять ее одну, злорадный Гектор Риглсворт только того и ждет. Ш-ш! – Я подняла руку. – Слышите, как он смеется?
      – Это ветер, – ответил полковник, слегка покраснев. – Нельзя позволять воображению распускаться. Верно, иногда я ощущал в библиотеке некое присутствие, но… – Он умолк, когда я, попятившись, нечаянно пнула фолиант, валявшийся на полу.
      – Так о чем вы говорили? – Я подобрала книгу и рассеянно смахнула пыль с обложки.
      – Может, я и подозревал мистера Риглсворта в мальчишеских проказах – как-то раз он отключил кофеварку, а однажды стащил имбирный пряник, – но никогда не поверю, что джентльмен старой закалки станет смеяться над… затруднительным положением, в котором оказалась бедная мисс Банч.
      – У него зуб на женщин. – Я понизила голос и со страхом оглянулась. – Эта книга не зря тут валяется. А что, если мистер Риглсворт, охая и стеная, заманил мисс Банч в дальний угол, а потом устроил так, чтобы книга упала с полки и нанесла библиотекарше смертельный удар по голове?
      – Убийство, миссис Хаскелл, серьезное обвинение против человека, лишенного возможности защищаться. – Лестер-Смит потуже затянул пояс плаща, очевидно полагая, что в данных обстоятельствах следует держать себя в узде. – Уверен, с мисс Банч случился удар или сердечный приступ, а тот факт, что сегодня исполняется сто лет со дня кончины Гектора Риглсворта, не более чем печальное совпадение.
      Услышав новость о юбилее, я тихо охнула и едва не пробормотала: «Косвенная улика», но тут пол под ногами задрожал и я увидела – наяву или в припадке головокружения, – как книги на полках качнулись, словно намереваясь сорваться вниз.
      – Вы абсолютно правы, полковник, – льстиво затараторила я, – в жизни полно совпадений. И люди умирают каждый день без всякого участия призраков. Бедный мистер Риглсворт, ему несладко пришлось в жизни, и не следует чернить его после смерти.
      Избегая ледяного взгляда мисс Банч, я радовалась тому, что сумела задобрить привидение и предотвратить книжную лавину. Внезапно пол снова дрогнул, стены затряслись. Но прежде чем броситься на грудь Лестер-Смиту, я сообразила, что кто-то просто-напросто хлопнул даерью библиотеки.
      Звук шагов возвестил о прибытии членов Библиотечной Лиги. Слышно было, как миссис Давдейл приятным мелодичным голосом беседует с мужем нашей викарисы:
      – Как мило с вашей стороны принести бисквит, мистер Шип. И, насколько я вас знаю, вряд ли вы его купили!
      – Все это очень хорошо, – послышался суровый рокот мистера Паучера, – но я прихожу сюда для того, чтобы насыщать ум, а не брюхо.
      – Да ладно вам, старый ворчун! – вмешалась неугомонная Наяда Шельмус. – Слопаете свой кусок за милую душу, еще и пальчики оближете, как и все мы.
      У меня потекли слюнки – чисто нервная реакция.
      – Пойду сообщу им о несчастье. – Полковник Лестер-Смит строевым шагом двинулся на голоса.
      «Горе нам без мисс Банч, – уныло подумала я. – Она была столпом общества, и библиотека без нее никогда не будет прежней. Остались ли у мисс Банч близкие, чтобы проводить ее в последний путь?» Дождь, не скупясь, орошал оконные стекла, однако сообщение Лестер-Смита не вызвало бурных потоков слез у членов Библиотечной Лиги.
      Правда, сэр Роберт Помрой воскликнул:
      – Чертовски неприятная штука! – Но испортил впечатление, добавив: – Надо полагать, собрание отменяется. А жаль, если учесть, что я как раз собирался внести предложения по усовершенствованию парковки.
      «Он вовсе не такой уж бессердечный», – шепнула я бедной мисс Банч. Разумеется, члены Лиги не могли не испытать шока, особенно робкая Сильвия Бэбкок, которая посреди медового месяца выбралась на собрание из страха получить выговор от грозной библиотекарши за нерадивость. Отныне каждому слову и жесту будет придано особое значение. Кто-нибудь наверняка озвучит версию о причастности к смерти мисс Банч призрачного Гектора Риглсворта. Юбилейную дату женоненавистника причислят к мотивам преступления. А тот факт, что книга, валявшаяся рядом с телом, называлась «Возлюбленный моей мечты», навечно войдет в местные предания.

      – Жаль, что ты не смог вырваться на похороны. – На исходе долгого и весьма насыщенного дня мы с Беном сидели в розовой гостиной Мерлин-корта. – Церемония была чудесной, не хватало только тебя. Дождь не переставал ни на минуту, мы кучкой толпились вокруг могилы под черными зонтами, прямо как в кино. Только в кино, – я откинулась в кресле времен королевы Анны, усталая, но полная впечатлений, – покойник обычно оказывается сомнительной личностью, поправшей все заповеди, кроме одной – регулярно делать маникюр. Однако даже там, на кладбище, я не смогла вообразить мисс Банч мафиозной воротилой. Тем более что, по заключению врача, ее смерть была вызвана естественными причинами.
      – Неужто ты и в самом деле так уверена в безгрешности мисс Банч? – Бен покачал головой, удивляясь моей наивности. – Отец всегда говорил: опасайся женщин с могучим бюстом.
      – Правда, за надгробиями маячил какой-то человек в плаще с поднятым воротником, – уступила я. – Признаюсь, мне подумалось, не является ли он отцом ребенка, которого мисс Банч зачала, будучи послушницей в монастыре Вечного Покаяния, и отдала на попечение жены садовника.
      – Элли, ты сочиняешь.
      – Боюсь, что так. – Я поудобнее устроилась в кресле. – Тот бедняга с поднятым воротником рыскал по погосту Святого Ансельма, перепутав его с кладбищем домашних питомцев. Он пришел отдать последний долг любимому бассету любимой тетушки. Что до мисс Банч, не думаю, что она когда-либо бывала в монастыре, а тем более под одним одеялом с мужчиной. – Я понизила голос, несмотря на то что близнецы уже час как были отправлены наверх спать. – Из ее жизни не составишь цветистого панегирика.
      – Ты чересчур доверяешь внешности, Элли.
      Бен лениво подошел к окну и задернул шторы. Наступала ночь. Муж выглядел таким домашним в фартуке, надетом для купания близнецов, с закатанными по локоть рукавами рубашки и с растрепанными черными волосами.
      – Ядовито-зеленые кофты и мощный бюст заслонили от тебя истинную мисс Банч. – Бен подхватил нашего кота Тобиаса и вернулся к дивану. – Что тебе, собственно, известно о ней как о человеке? – Две чашки кофе после ужина – и Бена тянет пофилософствовать. – Печальная правда, дорогая, заключается в том, что большинство из нас остается загадкой для самих себя.
      – Ох не знаю, не знаю! Мы с тобой понимаем друг друга с полуслова, но, возможно, нам просто повезло.
      В моем голосе прозвучала нотка самодовольства, которую я не сумела заглушить. Уютный дом, уверенность в привязанности Бена – чего еще можно желать! Я уже забыла, когда мы последний раз как следует ругались. И слава богу! Дни сменяли друг друга без прежних глупостей, выбивавших из колеи. Я больше не разражалась потоком слез, если муж забывал о годовщине нашего знакомства. А Бен, непревзойденный повар, уже не дулся, когда я начинала расхваливать бисквиты мистера Шипа. Да, жизнь хороша! Настолько хороша, что смерть потеряла всякую достоверность, переместившись в бабушкины сказки, которыми пугали расшалившихся детей, да и то изредка.
      – Много было народу на похоронах?
      Я нехотя оторвалась от любования желтыми китайскими вазами на камине. Прежде чем отправиться на кладбище, я отмыла их, а также отполировала серебро и сменила лампочки в медных бра. Мое рвение объяснялось просто: я намеревалась пригласить скорбящих после похорон на чашку чая или рюмочку шерри, но выяснилось, что все очень заняты.
      – Церковь не была набита до отказа, – ответила я. – Пришли только члены Библиотечной Лиги. Но в целом мисс Банч не могла бы пожаловаться на свои проводы. Эвдора очень тактично поведала о том, как мисс Банч замечательно управлялась за регистрационной стойкой. – Я не стала упоминать о трудностях, возникших перед Эвдорой, нашей викарисой, при составлении надгробной речи. Эвдора не посещала библиотеку, а покойная бывала в церкви лишь по большим праздникам.
      – Наверняка у мисс Банч были друзья. Бен спустил Тобиаса на пол и потянулся с нарочитой истомой, давая понять, что предпочитает продолжить беседу в спальне.
      – Близких, кажется, не было. – Я встала и принялась собирать кофейные чашки, рыская взглядом по гостиной: не надо ли где взбить подушки или поправить салфетки. – У нее имелась собака, кто-то из соседей временно приютил животное. Но, боюсь, бедняжку придется усыпить, если не найдется доброволец, который даст ей пищу и кров. – Тобиас мстительно ухмыльнулся, весьма убедительно изобразив зевок. – Тебе вовсе нет нужды говорить, чтобы я не смела воспылать желанием…
      – И не собираюсь. – Бен заглянул мне в глаза, и ложечки на кофейных блюдцах задребезжали. – Напротив, я как раз надеялся, что сегодня ты дашь волю своим самым пылким желаниям.
      Муж сгреб меня в объятия, рискуя лишиться кофейного сервиза. В голове моей мелькнула невольная мысль: уж не полистал ли он украдкой библиотечную книжку? Ретивый сэр Гевин Гэлбрайт именно в таких выражениях обращался к Эстер Роузвуд, собираясь лишить ее девственности на бильярдном столе. Но нет, Бен с любовным романом в руках – такая же нелепость, как полковник Лестер-Смит или Глэдстон Шип, пишущие эротическую прозу.
      – Милый, – я воспользовалась прерогативой жены не понимать намеков мужа, – даже мой пыл угасает, как представлю себе осиротевшего пса мисс Банч в нашем доме. По слухам, это огромная буйная дворняга, которой ничего не стоит сожрать близнецов. А я, сколько бы у меня ни было обязанностей, прежде всего мать и…
      – И? – Бен отнял у меня чашки, словно именно они служили главным препятствием к более тесному общению. – Что в твоем списке следует после Библиотечной Лиги, Гильдии Домашнего Очага, семьи и прочих добровольных обществ?
      – Карьера дизайнера! – Если в моем голосе и прозвучал вызов, то только потому, что я вспомнила, как горько разочарована была Эстер Роузвуд, когда сэр Гевин приказал ей оставить должность гувернантки. – Бен, милый, не то чтобы мне не нравится быть домохозяйкой. Но ты ведь знаешь, как я мечтаю завести клиентов и вернуться к драпировке окон и оформлению журнальных столиков! А какие теперь необычные журнальные столики!
      – Знаю. – Брови Бена слились в черную линию, напомнив о днях, когда он всерьез сердился на меня. – Но разве не я предложил взять няню в дом, чтобы ты смогла выйти на работу?
      – Всего на полдня, – уточнила я. – Однако пока наша беседа носит чисто умозрительный характер, поскольку ни одна из кандидаток не пришлась нам по вкусу.
      – Согласен. Обе дамочки оказались из тех, что без раздумий выкинут близнецов из окна, если те утром не доедят кашу. Но у нас есть миссис Мэллой, целых два раза в неделю!
      – Верно. И если б она не соблаговолила посидеть сегодня с близнецами, не знаю, что бы я делала. – Я улыбнулась. – Но ничего, миссис М. непременно намекнет, какое количество купюр приличествует для выражения признательности.
      – А пока, – Бен складывал чашки и блюдца в стопку, – ты собираешься написать ей благодарственное письмо?
      – Вовсе нет. – Я с изумлением уставилась на него. – Думаешь, надо?
      – Мне пришло в голову, любимая, что тебя ждут какие-то неотложные дела, поскольку в ближайшее время ты явно не намерена отойти ко сну.
      Я решила не обращать внимания на жутковатое сходство речей Бена и сэра Гевина и отобрала у мужа посуду.
      – Ну, надо сполоснуть чашки, а заодно уж вымыть голову и подождать, пока высохнут волосы.
      – Надеюсь, тебе не придется развешивать их на веревке?
      Улыбка у Бена получилась немного кривой, что наверняка объяснялось сильной усталостью. Целыми днями он трудится в «Абигайль», нашем ресторане. Несомненно, приглашение к супружеской близости было продиктовано исключительно врожденным великодушием моего мужа, и я была бы законченной распутницей, если бы попыталась поймать его на слове.
      – От фена волосы секутся, – мягко заметила я.
      – Кошмар! – Вздернув левую бровь, Бен вышел.
      – Добрых снов, дорогой! – прокричала я вслед.
      Но Бен уже поднимался по лестнице.
      Я люблю мою кухню по вечерам. Пузатый нагреватель устроился в уголке, как добродушный патриарх, купаясь в отблесках медных кастрюль и веселеньких тарелок в буфете. Кресло-качалка перед открытым камином приглашает к неторопливым раздумьям. Растения в эркере, где полновластно царит Тобиас, выглядят таинственными джунглями в миниатюре. Я и Тобиас – мы царствуем над этой тишиной, которую усиливает, но не нарушает закипающий, урча, как кошка, чайник.
      Заварив чай, я поднялась по лестнице и на цыпочках пробралась мимо спальни в желто-голубую детскую. В бледном сиянии месяца я приблизилась к кроваткам близнецов, откинула прядь со лба Тэма, поцеловала пухлый кулачок Эбби. Счастье переполняло меня, – счастье, смешанное с печалью о мисс Банч, чья жизнь была целиком прожита в библиотеке и чья смерть вызвала лишь вежливое сожаление. Подобрав кролика Питера и сунув его под бочок Тэму, я постояла, пытаясь угадать, что снится моим крошкам, а потом вернулась на кухню.
      Налив себе чаю, я открыла буфет, вынула коробку с печеньем и прошла в гостиную. Для человека, некогда бывшего весьма упитанным ребенком и отнюдь не угловатым подростком, нет более сладостного греха, чем тихий вечер наедине с едой, к которой неприменимы два слова: «овощная» и «постная». Разумеется, Бен не следил за тем, что я ем, и не взвешивал меня до и после трапезы. Моим надзирателем было чувство вины. Оно пугалом маячило у стола, грозя пальцем каждый раз, когда я накладывала себе добавку жаркого, и строго напоминая, что употребление десерта нынче не считается политкорректным. Но тихими ночами даже несносные пугала отправляются спать. И тогда я забываю, что на свете есть люди (вроде моей бесстыдно красивой кузины Ванессы), которые могут слопать дюжину пончиков в один присест и по-прежнему обхватить талию сомкнутыми пальцами.
      Откинувшись на диване с горстью печенья и чашкой, я пару минут наслаждалась невыразимым блаженством, потом раскрыла библиотечную книгу и погрузилась в мир Эстер Роузвуд, преданной гувернантки и убежденной девственницы.
      Позор мне! Должна признаться, я никогда не превозносила девственность сверх меры. К чему превозносить то, что дано всем и каждому, по крайней мере на время? Я надеялась, что переболею девственностью, как детскими болезнями. Но годы шли, и я начала опасаться, что навсегда останусь в этом качестве, если только не займусь верховой ездой и не выпаду удачно из седла. Однако мой ужас перед лошадьми делал маловероятным и такой вариант. К тому времени, когда на сцене появился Бен, – мне было ближе к тридцати, чем к двадцати, – я уже свято верила, что на моём лбу пылает алая буква «Д»…
      Я открыла «Глас ее господина» на заложенной странице, и моя жизнь растаяла в вечерних сумерках – меня ждала Эстер Роузвуд. Глубокой ночью я брела вместе с ней на кладбище. Добравшись до покойницкой, мы слились настолко, что я превратилась в Эстер, девушку с осиной талией и обманчиво неприметной грудью. Это мое сердце колотилось от страха, как бы сэр Гевин не последовал за мерцающим лучом фонаря и не потребовал, чтобы я немедленно вернулась в замок. Это моя душа обливалась слезами в тишине, зная, что он не придет, потому что его больная жена снова прикинулась умирающей.
      Где-то в ветвях черных вязов раздалось уханье совы – тоскливое и пугающее. В своем ли я была уме, когда сбежала от человека, которого боготворила всем своим существом? Смогу ли вернуться в убогое жилище кузины Берты, зная, что никогда больше мое сердце не забьется при звуке шагов возлюбленного?
      В холле прадедушкины часы отбили двенадцать тяжелых ударов. В моем холле, мои часы. А вот раздался телефонный звонок, один, другой… Должно быть, это мой телефон звонит, в мире Эстер телефонов пока не придумали. И кому же я понадобилась в такой час? С досадой вздохнув, я закрыла книгу, слезла с дивана, отхлебнула чаю, холодного как могила, и мужественно приготовилась услышать сообщение Бена о том, что на проводе кто-нибудь из моих полоумных родственников. Причин паниковать у меня не было: родичи, по последним данным, пребывали в добром здравии, а полночь многие из них считали ранним вечером, когда настоящая жизнь только начинается. Посему я не пустилась галопом – бег никогда не был моим любимым видом спорта, – а неторопливо пересекла холл и услышала в трубке мертвую тишину. Ни надсадного хрипа, означавшего, что Бена от какой-то ужасной новости хватил удар. Ни настойчивого требования немедленно подняться в спальню по срочному делу. Либо ошиблись номером, либо звонил один из служащих Бена, запамятовавший, как включать посудомоечную машину. Следовательно, не было ни малейшего резона гасить свет в гостиной и оставлять Эстер Роузвуд в одиночестве на мрачном кладбище.
      Бен, наверное, и не заметил, что меня до сих пор нет в постели. Насколько я его знаю, он пробормотал что-нибудь бессвязное в трубку, перевернулся на другой бок и снова заснул. Подниматься сейчас, рискуя опять разбудить его, было бы нечестно. Лучше прикончить печенье и проводить Эстер подобру-поздорову с церковного погоста. Дела у нее обстояли не блестяще, когда я вновь открыла книгу.
      – Вы дрожите, несравненная мисс Роузвуд. – Он расстегнул пуговицу на вороте своего плаща. – Позвольте согреть вас. Ваша кожа сияет лунным блеском, а ваше дыхание сладостнее ночной прохлады.
      Сэр Гевин не спускал с меня темного неподвижного взгляда. Мускулы на его лице напряглись, а голос вдруг стал пугающе хриплым.
      – Неужели вы думали, что я отпущу вас, моя единственная отрада?
      Он медленно, пуговица за пуговицей, расстегнул плащ, и моему взору предстало обнаженное тело, великолепное в своей мужественности. Я закусила губу, сердце мое затрепетало от восторга, и лишь глубочайшая почтительность к моему господину спасла меня от безумного шага.
      – Остановитесь, сэр, умоляю!
      Я попятилась назад и, стиснув зубы, напомнила себе о дядюшке-епископе, уважаемом члене общества. Честь семьи сейчас была в моих руках.
      – Я хочу лишь смотреть на вас, любоваться вашей широкой грудью, выпуклыми мускулами, крепкими икрами. Позвольте моему взору насладиться мужественной твердостью вашего… подбородка.
      Краем уха я услыхала звонок в дверь. Звонили с такой настойчивостью, что я подскочила с дивана, уронив книжку. Я все еще трепетала в объятиях сэра Гевина, и в первое мгновение мне почудилось, что звонок обрывает его немощная жена, чья безумная ревность грозила оставить честную Эстер Роузвуд без работы.
      Кто мог явиться к нам в дом в полвторого ночи?
      Если бы я соображала нормально, то вооружилась бы кочергой, прежде чем выйти в холл, или подождала бы, пока сверху спустится Бен, продирая заспанные глаза. Меня же хватило только на то, чтобы почувствовать легкое беспокойство. Когда я приблизилась к входной двери, мои волосы растрепались, а лицо раскраснелось – очевидно, от усилий, затраченных на перелистывание страниц.
      – Кто там?
      – Откройте! – раздался истерический голос, и по двери замолотили кулаком.
      – Боюсь, я не расслышала вашего имени. – Моя рука, потянувшаяся к задвижке, замерла.
      Колотившая в дверь особа вполне могла оказаться разнузданной маньячкой вроде жены сэра Гевина. Или же, в лучшем случае, торговкой косметикой, упрямо решившей выполнить дневную норму по продаже губной помады.
      – Господи! – Вопль пронзил дверь, изрядно помятую кулаками. – Еще секунда – и будет поздно! Это чудище с медвежьей головой растерзает меня на куски!
      – Держитесь!
      Слезная жалоба ночной гостьи на монстра, откусившего ей ногу, а теперь пожиравшего сумочку из настоящей кожи, вряд ли побудила бы меня распахнуть дверь. Но я отчетливо услыхала глухой рык, а следом зловещее чавканье.
      Непослушными пальцами я отперла задвижку. В холл ворвалась женщина, едва не сбив меня с ног и опрокинув два комплекта рыцарских доспехов, стоявших у подножия лестницы.
      – Скорей! Скорей! Вы не пускать его!
      Дама плюхнулась на каменный пол и судорожно перекрестилась. Ее руки так дрожали, что крестное знамение пришлось точно на ухо. Слишком поздно! Пока я раздумывала, связать посетительницу или все же отскочить в сторону и захлопнуть дверь, некое существо – чернее, чем ангел смерти, – влетело в холл, взмыло по лестнице, потом стремительно спрыгнуло вниз и замерло, безмолвное, как надгробие, в нескольких сантиметрах от меня.
      – Это собака! – сообщила я незнакомке, которая метнулась к двери и задом захлопнула ее, отрезав нам путь к отступлению. – Не слишком красивая, хотя… – Я заглянула в сверкающие глаза псины и торопливо добавила: – С морды воду не пить.
      Словно в благодарность за ловкую похвалу, животное тут же улеглось, вытянув огромные лапы, и раззявило в улыбке пасть, широченную, как суповая миска.
      – Он выскочил из-за надгробия на кладбище. – Женщина из последних сил встала на колени и вновь перекрестилась, явно надеясь с помощью крестного знамения отправить громадного пса туда, откуда он явился. – Я кричу, бегу, а он гонится за мной и не отстает. То схватит за пятку, то кружит рядом, словно я овца, которую надо загнать в стадо. Плохо он поступать!
      У нее был нездешний акцент, и временами она допускала нелепые ошибки. Иностранка? Быть может, беженка из Трансильвании, где собаки-призраки то и дело нападают на беспечных путников? Я осадила разыгравшееся воображение, когда сообразила, что бедная женщина подвергалась серьезной опасности. В панике она могла свернуть с дороги и сорваться с отвесной скалы, у подножия которой плескалось бездонное море. Слава богу, она благополучно добралась до наших ворот и нашла убежище, прежде чем испустила бы дух от страха.
      – Это дьявол в собачьей шкуре! – Дама не позволила мне поднять ее.
      – Не стоит делать поспешные выводы.
      Я повернулась к собаке. Та насторожила уши в надежде на хорошие новости и смотрела на меня так, словно готова была тотчас порвать с прошлым беспутного зверя и больше никогда не пугать беззащитных женщин. Я не собачница, в основном потому, что мой кот Тобиас не одобрил бы такого увлечения, но собаки никогда не вызывали у меня особой нервозности. – Смотрите, на ней ошейник с биркой. Секунду, не двигайтесь.
      Ободряюще улыбнувшись незнакомке, я нагнулась к медному диску, висевшему на мохнатой шее, и прочла надпись.
      – Боже! – воскликнула я.
      – Его зовут Люцифер? – Дама зажала рукой рот.
      – Нет, Хитклифф! – ответила я. – Что означает…
      – Что? – в испуге переспросила незнакомка.
      – Пес принадлежит или, точнее, принадлежал нашей библиотекарше. Бедная мисс Банч умерла от редкого вируса, заклинившего ее сердце. Иногда жертва вируса-убийцы чувствует симптомы гриппа, но часто вообще не бывает никаких тревожных признаков. Мы пережили шок, а уж Хитклифф тем более, – ласково продолжала я, видя, что собака положила голову на лапы и несколько раз с бесконечной печалью гавкнула, как настоящая плакальщица. – Мисс Банч похоронили сегодня, и эта маленькая сиротка, должно быть, сбежала от приютивших ее людей и последовала за хозяйкой на место ее последнего упокоения.
      – Ее призрак! Я видела привидение, оно летать над землей между надгробий. Женщина, вся в черном, с головы до пят, и только фата белая, похожая на огромную паутину на ветру. И она ломать костлявые руки и разговаривать сама с собой. – Гостья побелела от ужаса.
      – Высокая худая женщина со сгорбленными плечами? – спросила я.
      – Точно!
      – Это не мисс Банч. Та была среднего роста и довольно полной. Очевидно, вы повстречали Иону Танбридж, нашу местную знаменитость. Ей почти восемьдесят, и она бродит привидением, фигурально выражаясь, по кладбищу Святого Ансельма с тех пор, как ее жених не явился в церковь на брачную церемонию.
      Я вдруг поймала себя на мысли, уж не застряла ли навеки на страницах «Гласа ее господина» в наказание за то, что умяла столько печенья? Неужто отныне моя жизнь превратится в сплошную мелодраму?
      – Вот уже почти шестьдесят лет мисс Танбридж не выходит из дома при свете дня, – бормотала я, как заведенная, – но по вечерам ее тянет на кладбище, где она бродит до рассвета. Теперь церковь запирают на ночь, и она уже не может преклонить колени перед алтарем в ожидании шагов нареченного, спешащего объяснить, где же он пропадал полвека.
      – Мужчины! Они хуже корзины гнилых яблок.
      Гостья наконец встала, и я с облегчением увидела, что Хитклифф не нанес ей значительного физического ущерба, как можно было предположить, когда она колотила по моей двери. Сумочка была цела, если не считать порванного ремешка, и опиралась дама на две ноги. Собака приподнялась, но в ее позе не было ничего вызывающего. Напротив, псина протянула лапу и высунула язык с достоинством неверно понятого животного, готового все простить и забыть.
      – Фрау Хаскелл, я вела себя, как трехголовый цыпленок, – пролепетала незнакомка. – Чудо, что я не разбудила вашего мужа и не поставила весь дом на уши.
      – Вы опасались за свою жизнь, – успокоила я гостью.
      До сих пор я видела ее лишь фрагментарно: лицо, перекошенное от ужаса, руки, отгоняющие неминуемую погибель. Но теперь, когда холл, сбросив наваждение студеных покоев замка сэра Гевина, вновь стал самим собой, я с изумлением всмотрелась в гостью. Это была пухленькая женщина лет шестидесяти, волосы цвета «соль с перцем» заплетены в косички и завязаны алыми бантиками, напоминавшими маки. Одета она была в швейцарский национальный костюм: плотный лиф, широкая юбка, вышитый передник, белые чулки и туфли с пряжками. Понадеявшись, что она не заметила моих выпученных от удивления глаз, я торопливо заговорила:
      – У вас есть преимущество передо мной. Вы знаете мое имя, в то время как…
      – Кто я такая? – Полуночная визитерша вцепилась обеими руками в сумочку, ее колени подкосились, видимо в книксене. – Я Герта, ваша новая няня!

      – Чтоб духу ее здесь не было!
      Мой муж вскочил с кровати, прежде чем я успела изложить ситуацию во всех подробностях. В два часа ночи Бен редко бывает в хорошей форме, тем не менее стоило ли вот так, с горящими глазами, носиться по комнате, то и дело ероша и без того спутанные волосы? Не хватало только, чтобы он осведомился, кто здесь хозяин! Фазаны на обоях затрепетали.
      – Дорогой, ты ведешь себя как ребенок! – Бен бегал вокруг каминного коврика, я за ним. – Мы же договорились…
      – Именно! Договорились… – Мой муж остановился как вкопанный. Обернувшись ко мне, он едва не запутался в пижамных штанинах. Они были на пару сантиметров длиннее его ног и упрямо не желали садиться при стирке. Придется все-таки подшить. Бен рывком затянул тесемку на штанах. – Только сегодня вечером я сказал тебе, прямо и без обиняков, что не готов предоставить убежище осиротевшей собаке мисс Банч!
      Я плюхнулась на кровать и прижала ладони к пульсирующим вискам.
      – Это прелестный маленький щеночек, очень пугливый, даже чересчур! Но я-то думала, мы говорим о Герте!
      – А разве не так зовут этого волкодава?
      – Нет! Герта – помощница по хозяйству! – Дабы не запутать мужа окончательно, я не стала уточнять, что милягу Хитклиффа даже с большой натяжкой невозможно причислить к какой-либо породе, на что псу абсолютно наплевать. – Право, Бен, всему есть предел. Ты что, не слушал, о чем я говорила последние пять минут?
      – Слушал и выучил душераздирающую историю этой женщины почта наизусть. – Прошлепав к окну, Бен еще плотнее задернул бархатные шторы винного цвета, то ли для того, чтобы выпустить пар, то ли с целью не оставить луне и щелочки для подглядывания. – Она приехала в Англию из Швейцарии около десяти лет назад вместе с мужем. Они держали кафе в Патни – заведение из тех, что специализируются на домашнем йогурте и капуччино с манговым ароматом. Два дня назад ее муженек объявил, что втрескался в зеленоглазую выдру из магазина поношенной одежды…
      – Выдрой, – суровым тоном напомнила я, – оказался бывший регбист, громила по имени Роберт Мейерс, и, как Герта пояснила со слезами на глазах, у нее не было никаких шансов одолеть его в честной борьбе. В результате бедная женщина оказалась на улице в чем была – а именно, в альпийской рабочей униформе – и с пакетиком кофейных зерен «мокко». Печальная история.
      – Любовь бывает зла. – Бен подсел ко мне на кровать. – Счастье, что Герте хватило мелочи в кошельке, чтобы позвонить Джилл, которая не только пустила ее переночевать, но и подыскала ей работу – у своей старинной подружки, некоей Элли Хаскелл. – Сжав мое лицо в ладонях, он поцеловал меня в губы, утратившие изрядную толику чувствительности в столь поздний час, и прошептал: – Я заслужил награду за прилежание?
      – Да, дорогой, но сегодня я не раздаю призов.
      Упав на подушки, я подумала, не дразню ли мужа, позволяя ему заказывать меня, словно огромный струдель, в простыни. Стыдно признаться, мой пульс учащенно забился вовсе не оттого, что Бен устроился рядом и выключил ночник, но от перспективы в скором времени лакомиться яблочными струделями почти каждый день.
      Повернувшись на бок и переместив руку Бена в более безопасное место, я подумала о Джилл, моей давней подруге, с которой мы когда-то жили по соседству, деля все беды и радости. Вполне в духе Джилл протянуть руку помощи бедняжке Герте. И еще больше в ее духе позвонить в глухую полночь и замогильным голосом сообщить Бену, что с минуты на минуту в Мерлин-корт прибудет новая помощница по хозяйству – приличная во всех отношениях дама, которая отчаянно нуждается в работе и умеет распевать тирольские песни как никто на свете. Именно звонок Джилл слышала я, когда меня соблазнял опытный сэр Гевин.
      Я зевнула во весь рот. Прояви Герта хоть малейшую склонность к серийным убийствам, Джилл вряд ли облагодетельствовала бы нас этой женщиной. Конечно, не грех заглянуть в рекомендации Герты, но я с присущим мне оптимизмом верила, что новая помощница окажется сущим сокровищем. Герта мужественно улыбалась, пока Хитклифф плелся за нами вверх по лестнице, от своей комнаты она пришла в полный восторг и выразила горячее желание поскорее взглянуть на близнецов. Одолжив Герте ночную рубашку и халат, я пожелала ей спокойной ночи и отправилась спать, даже не подумав запереть гостью на ключ.
      С другим ночным посетителем, псом Хитклиффом, пришлось обойтись построже. Скормив псу две миски кошачьей еды под пристальным взглядом Тобиаса (кот взгромоздился на буфет и выглядел так, словно у него вот-вот случится нервный срыв), я заперла Хитклиффа в чулане под лестницей. До сих пор снизу не донеслось ни звука. Пес не выл и не колотился о дверцу чулана, – словом, не стал подражать полицейским, устраивающим облаву на наркоманов.
      – Эта собака на удивление тихо себя ведет. – Бен приподнялся на локте и заглянул мне в лицо, я же проваливалась в мягкое облако сна.
      – Мисс Банч наверняка вышколила его, – пробормотала я, засовывая голову под подушку.
      – И не думай пускать в ход свои женские чары, чтобы заставить меня изменить решение по поводу пса. Верно, иногда я не в силах сопротивляться, когда ты нежно поглаживаешь мою трепещущую плоть, но…
      Опять! Неужто он и впрямь тайком почитывает мои любовные романы? Нет, это абсурд! Если Бен что и читает, так только поваренные книги с красочными картинками, как отделить мясо цыпленка от костей одним мановением руки.
      – Дорогой, – подала я голос из-под подушки, – нам обоим необходимо хоть немного поспать.
      – Ты права, – недовольно согласился супруг и убрал руку и ногу с моего тела. – Зачем еще мы ложимся в постель?
      – Приятных сновидений!
      Выбравшись из-под подушки на свежий воздух, я предвкушала четыре или, в лучшем случае, пять часов отдыха. Говорят, с возрастом потребность в сне уменьшается, и, поскольку через несколько дней наступал мой очередной день рождения, я радовалась, что вскоре смогу проводить ночи в буйных развлечениях без всякого ущерба для здоровья. Но сейчас требовалось немедленно отключиться, иначе утром я приду в ужас, глянув в зеркало. Через две минуты рядом послышалось ритмичное посапывание. Я последовала за супругом в объятия Морфея, и перед моим мысленным взором медленно поплыли знакомые лица. Вот мисс Банч, запертая в тесном гробу, где даже руки как следует не согнешь. Следом за ней из темноты надвинулась Наяда Шельмус: вернется ли она когда-нибудь к мужу? А полковник Лестер-Смит, он холостяк по убеждению или жертва несчастной любви? Потом мимо продефилировали два других члена Библиотечной Лиги – сэр Роберт Помрой и миссис Давдейл, оба недавно овдовели. Порой на собраниях мне чудилось, что во взглядах, которыми обменивается эта парочка, заключено нечто большее, чем любовь к книгам. Что касается чудаковатого мистера Паучера, трудно было вообразить особу, которая смогла бы зацепить его настолько крепко, чтобы сподвигнуть на бунт против властной родительницы. Из членов Лиги, кроме меня, в браке состояла лишь Сильвия Бэбкок. Две недели назад она сочеталась законными узами с нашим молочником. Предсказательница судеб – сиречь моя верная сподвижница по хозяйству миссис Мэллой – объявила, что этот союз долго не протянет. Причина лежит на поверхности: мистер Б. – страстный обожатель собак, а Сильвия не допустит, чтобы какое-то четвероногое существо таскало заразу в ее сверкающий чистотой дом.
      Должно быть, я не заметила, как заснула, потому что вдруг оказалась в карете. Кучер, закутанный в плащ с капюшоном, немилосердно погонял четверку лошадей.
      – Каризма! – вырвался крик из глубин моей души.
      – А я думал, меня зовут сэр Гевин. – Его смех был одновременно язвительным и ласковым.
      – Иногда, – прошептала я. – На страницах любовных романов ты являешься в разных обличьях, но всегда я вижу только тебя – твое лицо, точеные скулы, головокружительную глубину глаз, скульптурный нос и этот изумительный рот, невыразимо нежный, даже когда в тебе просыпается хищник! Я могла бы всю ночь воспевать медь твоих чудесных волос – ах, как бы я желала погрузиться в их сверкающее великолепие! И твое прекрасное тело, которому нет равных, с тех пор как меж простыми смертными перестали разгуливать греческие боги…
      Я протянула к божеству руки и внезапно поняла, что нахожусь совсем одна, а вокруг царит кромешная тьма. До меня долетало лишь зловещее фырканье, и я знала, кто его издает, – призрак Гектора Риглсворта. Тот, кто поставил мертвую точку в библиотечной карьере мисс Банч, бледной тенью маячил в моем сне. И он был не один: чудище, вырвавшееся из самого ада, протиснулось в окно кареты, скаля гигантские клыки. Мне стало нечем дышать…
      – Господи! – Бен подпрыгнул в кровати, нащупал кнопку ночника и в слепящем свете, наполнившем комнату, уставился, моргая, на мохнатую тушу, уютно устроившуюся в нашей постели. – Ты ведь сказала, что заперла проклятого пса в чулане! – Мой муж погрозил пальцем то ли мне, то ли Хитклиффу, радостно вилявшему хвостом.
      – Забыла, что мы имеем дело с фокусником. – Я попыталась сесть, и шершавый собачий язык немедленно прошелся по моему лицу. – Хитклифф здесь только потому, что соседи мисс Банч, приютившие его, оказались растяпами: не смогли предотвратить побег.
      – Везучие люди! – Бен дернул матрас, изрядно просевший под тяжестью пса. – Элли, почему бы тебе не открыть окно и не отвернуться – пусть зверюга выберет свободу? А я с удовольствием ему подсоблю: свяжу простыни в канат и намекну, что снаружи стена увита плющом.
      Хитклифф ничуть не обиделся, он широко улыбнулся, очевидно приняв слова Бена за шутку. Высунув язык, пес принялся лизать кулак Бена.
      – Видишь, ты ему нравишься! – Я была настроена благодушно, ведь пришелец оказался настоящим псом, а не призрачным монстром из сновидения.
      Вероятно, впредь придется отказаться от привычки читать на ночь, кошмары – слишком дорогая плата за полчаса удовольствия. Ведь отказалась же я от сыра за ужином, после него мне тоже плохо спалось. А пока следовало собраться с силами и спихнуть Хитклиффа с постели, прежде чем лопнут пружины на матрасе и Бен пригрозит подвергнуть животное вивисекции.
      – Мне плевать, что ты с ним сделаешь, Элли, но, когда я вернусь с работы, этого мордоворота здесь быть не должно!
      – Слушаюсь, дорогой!
      Уж не знаю, как это случилось, но в попытке стащить пса с кровати сначала за ошейник, потом за уши, я нечаянно толкнула Бена, и тот скатился на пол, исторгнув фонтан ругательств, которые отправили бы на тот свет его Мамулю, ревностную католичку.
      – Если он сожрет кого-нибудь из наших детей, я тебе не прощу, Элли!
      С этими словами Бен вскочил и излил свою ярость на ни в чем не повинный будильник, который лишь делал то, что от него требовалось: хриплым звоном сообщал нам, что сейчас ровно шесть утра. Мрачно изучая кулак, которым заехал по будильнику, ненавистник всего живого потопал в ванную.
      Я горестно взглянула на Хитклиффа. Пес решил, что настал момент слезть с кровати и вцепиться в пояс моего халата, видавшего лучшие дни.
      – Прости, но тебе придется уйти!
      У меня защемило сердце. Однако чувство долга перед мужем и детьми победило, когда, спустившись в холл в сопровождении сами понимаете кого, я обнаружила там пылесос – бедняжку выволокли из чулана. Несчастный (судя по всему, пылесос бился не на жизнь, а на смерть) покоился на спине вверх колесиками, напоминая жертву Джека Потрошителя, – матерчатый живот разорван, а пыльные внутренности вывалены на каменные плиты. Пылесос оказался не единственной жертвой: перевернутый стул с отгрызенной по колено ножкой валялся рядом; ваза, которая еще вчера вечером стояла на столике, теперь кучкой разноцветных осколков лежала на полу. Ничуть не смутившись, Хитклифф переступил через осколки и, радостно размахивая хвостом, последовал за мной в кухню.
      К счастью, ночью ему не удалось туда проникнуть. И надо заметить, мое суровое наставление вести себя прилично и ничего не ломать в течение следующих пяти минут пес воспринял с пониманием. Он растянулся перед камином, приняв позу молящегося буддийского монаха. Однако, наливая чайник и зажигая газ, я бдительно следила за Хитклиффом. Вскоре чайник зашипел, подражая Тобиасу. Тот все еще сидел на комоде, испепеляя непрошеного гостя взглядом, как лазерным лучом. Только я заварила чай и достала чашки с блюдцами, как в садовую дверь постучали.
      Всегда готовый услужить, Хитклифф в один прыжок оказался у двери, вцепился зубами в ручку и сорвал бы дверь с петель, если бы ее не толкнули снаружи, отбросив пса назад.
      – С добрым утречком, миссис Хаскелл.
      – Мистер Бэбкок? Неужели!.. Доброе утро. Я так и осталась стоять с чайником в руках.
      Мое изумление было вызвано вовсе не бесцеремонным вторжением молочника (он частенько вел себя вот так, запросто), но я полагала, что медовый месяц мистера Бэбкока и Сильвии, члена Библиотечной Лиги, еще не закончился.
      – Шесть пинт, как обычно? – Мистер Бэбкок был крупным, осанистым мужчиной; таким животом, как у него, могла бы гордиться беременная женщина. Позвякивая металлической корзинкой, он прошествовал вперед и выставил на стол бутылки. – У вас, как я погляжу, новая собачка. – Молочник с восхищением уставился на Хитклиффа, и выражение его лица не изменилось, когда пес, ухмыльнувшись во всю свою необъятную пасть, принялся с воодушевлением терзать шнурки мистера Бэбкока. – Красавец, ничего не скажешь! Как его зовут?
      – Иван Грозный.
      – Ну, это маленько перебор. – Было непонятно, к кому обращается мистер Бэбкок, – ко мне или псу, принявшемуся за штанину молочника. Я торопливо объяснила, что бедный осиротевший щеночек принадлежал мисс Банч, окрестившей его Хитклиффом, а мы приютили его лишь на время. – Хотите сказать, собачке придется отправляться на все четыре стороны? – Мистер Бэбкок сделал отважную попытку погладить пса, но ему помешали жировые складки, нависавшие над ремнем.
      Хлопоча над чаем для мистера Бэбкока, я пыталась припомнить, сколько ложек сахара он кладет – четыре, пять или шесть.
      – Я лишь хотела сказать, что мы не можем держать Хитклиффа. Он будет все время сбивать с ног Эбби и Тэма и вообще дурачиться на разные лады. Но давайте поговорим о вас, мистер Бэбкок. Я думала, что мне придется мириться с вашим отсутствием по крайней мере еще несколько дней. Разве ваш медовый месяц закончился?
      – Нет, официально я пока в отпуске. – Молочник взял чашку с чаем из моих рук и стоял, помешивая ложечкой сахар. – Но, как говорится, хорошего понемногу. Так что сегодня утром я сказал своей молодой хозяйке, что отправляюсь на прогулку косточки размять.
      – Понятно, – отозвалась я. – Тогда присаживайтесь, выпейте чаю не спеша, если у вас есть свободная минутка.
      – С нашим удовольствием, миссис Хаскелл. – Он уселся на стул и приподнял чашку, салютуя ею, как рюмкой. – Горяченького захотелось… как сказал епископ актрисочке.
      Шутка была, несомненно, навеяна впечатлениями от медового месяца. Я уже собралась предложить гостю обезжиренного печенья, но вовремя спохватилась: вчера вечером я оставила коробку с жалкими остатками в гостиной. Хитклифф никак не мог пройти мимо нее и наверняка вылизал все до последней крошки. Мистер Бэбкок сделал большой глоток чаю, и вдруг моего гостя перекосило.
      – Сахара многовато? – всполошилась я. Мистер Бэбкок помотал головой, с трудом втянул в себя воздух, и его выцветшие глаза полезли из орбит.
      – Значит, опять Хитклифф! – Я представила, как судья с бесстрастным лицом выслушает мои глупые оправдания и приговорит меня к пожизненному заключению за укрывательство пса-людоеда. – Он вздумал позавтракать вашей ногой, мистер Бэбкок?!
      – Нет, песик здесь ни сном ни духом. – Молочник попытался улыбнуться, но вышла гримаса. – Иногда у меня в груди прихватывает. Похоже на несварение, но как находит, так и уходит. Ложку соды на полстакана молока – и я опять как новенький.
      – Вы не переутомляетесь, мистер Бэбкок? – сорвалось с моего языка, прежде чем успела сообразить, насколько бестактен подобный вопрос, обращенный к молодожену.
      – Что вы, миссис Хаскелл! Наоборот, побольше бы так утомляться, – без обиняков сообщил молочник.
      – Надо же! – Я уткнулась лицом в чашку.
      – С тех пор как мой Рексик – равных ему не было! – помер прошлой весной, я почти и гулять-то не выхожу, как на духу говорю вам, миссис Хаскелл.
      – Какая жалость!
      – Когда собака не бежит за мной по пятам, я будто сам не свой.
      – Правда? – С одной стороны, я обрадовалась: мистер Бэбкок явно оправился от приступа, но с другой – меня смущал алчущий взгляд, который молочник устремил на грозу Читгертон-Феллс – Хитклиффа.
      – Как я понял, миссис Хаскелл, вы ищете для малыша Клиффи хозяина?
      – Конечно, подумать страшно, что будет, если Хитклифф станет болтаться по улицам, – осторожно начала я. – Но я не смею навязывать его вам, мистер Бэбкок. Во-первых, этот пес может заменить целый взвод по зачистке местности, а во-вторых, насколько я поняла из разговора с Сильвией, она не любит собак.
      – И вы поверили?! – Молочник налил в блюдце чаю и со счастливой улыбкой протянул псу. – Женщины горазды болтать всякую ерунду. Но я не знаю ни одной, которая бы не размякла, если поведать ей горестную историю про несчастную сиротку. Вот увидите, стоит мне привести этого шалунишку домой, как уже через пять минут моя хозяйка будет без ума от него.
      Зная Сильвию, я позволила себе усомниться.
      – Вы не боитесь, что Сильвия выставит вас обоих из дома и, прежде чем вы успеете извиниться, позовет слесаря, чтобы тот сменил замки?
      «И это еще не самое страшное, что может случиться», – добавила я про себя, наблюдая, как Хитклифф хрустит фарфоровым блюдцем.
      – Не тревожьтесь, миссис Хаскелл!
      Мистеру Бэбкоку легко говорить! А как я посмотрю в глаза Сильвии? Она была из тех, кто заливается слезами, если в комнату влетит муха, кто ежесекундно поправляет прическу, ощупывая каждый завиток. Но… как же обрадуется Бен, когда узнает, что Хитклифф обрел новое пристанище!
      – Вы уверены, что поступаете правильно, мистер Бэбкок? – спросила я, роясь в шкафу в поисках крепкой веревки для поводка.
      – Мы заживем с ним на славу, он и я. – Осушив чашку, молочник привязал веревку к ошейнику пса, подхватил свободной рукой металлическую корзинку и направился со своим новым закадычным другом к двери. – Мне немного не по себе, будто могилу обокрал. Но, надеюсь, та библиотекарша, если она смотрит сейчас на нас с небес, понимает, что ее парнишка попал в хорошие руки.
      – Думаю, вы спасли не одну жизнь, мистер Бэбкок! – с чувством выдохнула я.
      Я стояла на пороге и энергично махала рукой. Прежде чем забраться в молочный фургон, Хитклифф обернулся, дернул головой, словно хотел сказать: «Пока, дружище» (или дурища?), обнажил зубы в улыбке… вот, собственно, и все. Закрыв дверь, я взялась за веник и совок. Не успела смести осколки вазы и поставить стул на оставшиеся три ножки, как в холл спустилась Герта – близнецы держались за ее альпийскую юбку.
      – Доброе вам утро, миссис Хаскёлл.
      Солнце, заглянувшее в окно, позолотило уложенные вокруг головы волосы Герты. Прежде таких нянь я видела только на картинках в детских книжках. На вид ей было уже за пятьдесят, но цвету лица «кровь с молоком» позавидовала бы молоденькая девушка.
      – Посмотрите, я уже подружилась с маленькими зайчиками.
      – У нас новая мамочка? Почему? – Тэм обхватил мои колени и заглянул в лицо. Удивительно, но он все больше становится похожим на отца! Те же сине-зеленые глаза, густые шелковистые ресницы и спутанные темные волосы.
      – Она не новая мамочка, милый! – Я подхватила сына на руки и прижалась щекой к его персиковой щечке. – Ее зовут Герта, и она будет помогать мне нянчиться с вами.
      – Он хороший. Правда, Тэм? – От кудряшек Эбби посыпались искорки, когда она ухватилась за руку Герты и запрыгала на месте.
      – Она, дорогая, – поправила я. – Герта – тетя, и я рада, что она вам нравится.
      – Фрау Хаскелл, я сейчас же дам вам имена и адреса, и вы наведете обо мне справки!
      – Это не к спеху, – отмахнулась я, – тем более что наша общая подруга, Джилл, высокого о вас мнения.
      – Вы должны меня проверить! – Герта так энергично затрясла головой, что одна из кос не удержалась на макушке и повисла канатом. – В наши дни нельзя быть слишком доверчивой. А что, если я не человек, а консервная банка с червями?
      – Вряд ли, – раздался голос Бена.
      Он спускался по лестнице в черном костюме и белой накрахмаленной рубашке – сама элегантность.
      – Не много найдется людей на свете добрее вас, герр Хаскелл!
      Глаза Герты полыхали благодарностью, когда она водружала на место непослушную косу. Я же растаяла: «Хаскеллы приходят на помощь» – и два бездомных существа обрели крышу над головой. Нет, все-таки мы с Беном удачная пара!
      Доказательство нашему семейному счастью я обрела в нежном поцелуе, которым наградил меня Бен, когда я ему рассказала о Хитклиффе, начавшем новую жизнь.
      – Элли, ты творишь чудеса! Проводи меня до машины, пожалуйста, и мы обсудим, как отметить твой день рождения. Он ведь уже завтра!
      – Дорогой, я бы с удовольствием… Но, кажется, идет миссис Мэллой. Герта с детьми проводят тебя, малыши помашут папе ручкой. До вечера, Бен.
      Все мужья одинаковы! Бен словно прирос к полу, с немым упреком глядя мне вслед, когда я бегом возвращалась на кухню. Не сомневаюсь, он не двинулся с места, пока за мной не захлопнулась дверь и Эбби, почувствовав, что идиллия дала трещину, не перестала прыгать. Бен не понимал, как важно было объяснить миссис Мэллой появление Герты, прежде чем обе дамы познакомятся. Моя верная помощница могла легко встать на дыбы при виде конкурентки, претендующей на часть работы по дому и, возможно, часть оплаты.
      – Привет, миссис X.! Ну и денек сегодня, – мрачно произнесла миссис Мэллой.
      Неужто уже пронюхала про Герту?
      – Погода вроде бы неплохая, – пролепетала я, подавив трусливое желание завести речь о необычайно солнечном мае.
      Среди коллег и клиентов миссис Мэллой славилась тем, что терпеть не могла, когда ей противоречили. До сих пор я так и не научилась держаться с домработницей на равных. Частично мое благоговение объяснялось тем, что на службу миссис Мэллой неизменно являлась в леопардовой шубке и шляпке с вуалью, а ноги были втиснуты в невероятно узкие туфли с хрустальными пряжками. Каблуки ниже десяти сантиметров Рокси не позволила себе ни разу. «Когда я на шпильках, никто не посмеет смотреть на меня свысока», – первым делом объявила миссис М., вызвав меня на собеседование, дабы выяснить, гожусь ли я в работодательницы. Миновали долгие недели моего «испытательного срока», прежде чем я заметила искорку добродушия в ее расцвеченных неоновыми тенями глазах с тоннами туши на ресницах. Что уж тут говорить об улыбке! Это явление – когда слой губной помады, которую домработница накладывала малярной кистью, вдруг давал трещину – я наблюдала исключительно по большим праздникам.
      Вот и теперь Рокси Мэллой не улыбалась. Сняв шляпу, она обнажила иссиня-черную шевелюру с фирменным знаком – двумя сантиметрами белых корней волос.
      – Уж такова жизнь, миссис X. – Миссис Мэллой швырнула шляпу на стол, следом полетела огромная сумища, в которой моя верная помощница таскает бутылку джина (на всякий пожарный случай). – Одна пакость за другой.
      Здравый смысл подсказывал, что миссис М. никак не могла прознать о появлении Герты. Тем не менее, схватившись за чайник в надежде задобрить домработницу чашкой душистого напитка, я начала с извинений за то, что имела наглость нанять иностранку, не посоветовавшись с миссис Мэллой.
      – И как же ее кличут? – Черненая бровь миссис Мэллой поползла было вверх, но вдруг устало поникла.
      Рокси погрузилась в кресло-качалку.
      – У нее забавное имя. – Я едва не споткнулась о вытянутые ноги в черных ажурных чулках, так торопилась вручить миссис Мэллой чашку.
      – Что? Чудное имечко? – Последние слова были произнесены с явным отвращением. – Какая-нибудь молодая девка, что двух слов по-английски связать не может, по дому ходит с распущенными лохмами и не знает, в какую сторону вертеть кран на кухне?
      – Это очень милая дама. – Я глянула на Тобиаса, опасаясь, как бы он не замяукал, протестуя. Кот все еще не простил Герту за то, что та привела в дом собаку. – Она немножко старше, чем обычно бывают помощницы-иностранки.
      – Возраст – не помеха! – Миссис Мэллой с мрачным удовольствием причмокнула губами в форме бабочки.
      – Помеха чему? – Я попыталась рассмеяться. – Похищению детей?
      – Скорее, похищению вашего мужа. – Рокси со звоном опустила чашку на блюдце – руки ее сегодня отчего-то не слишком слушались. – Но не мне вас судить, миссис X., все мы грешницы. Я никогда не бросала в ближнего камни, а уж тем более теперь…
      – Да что случилось? – Я выхватила у Рокси чашку, не дожидаясь, пока она ее уронит.
      Миссис Мэллой рукавом платья из черной тафты утерла слезу.
      – Только не надо воображать о себе бог знает что, миссис X.! Позор падет на меня, не на вас. Это на меня станут показывать пальцем на улице, когда пойдут слухи.
      – Какие слухи? – растерянно переспросила я.
      – Что я… – Миссис Мэллой подавилась всхлипом.
      – Да? – осторожно поднажала я, когда Рокси обрела дыхание.
      – Что я в ожидании…
      – В ожидании чего? – Моя мысль металась между пришельцами с Марса и приглашением на обед к королеве.
      – Того самого, что имеют в виду все женщины, когда говорят, что они в ожидании. – Миссис Мэллой откинула свою черно-белую голову, ее глаза в упор уставились на меня. – Ребеночек на подходе, вот о чем я вам талдычу! Плоть от плоти моей, родная кровиночка, плод моего падения на заднем сиденье «ровера».
      – Вы уверены, что не ошиблись? – Я плюхнулась на стул со всего размаха, так что зашумело в голове. Миссис Мэллой было за шестьдесят.
      – Ошиблась?! – Она посмотрела на меня как на идиотку. – По-вашему, я уже сорок лет ошибаюсь? Порой мне становится тревожно за вас, миссис X., вы часто витаете где-то на розовых облачках с плюшевыми мишками. Так вот, довожу до вашего сведения: я ожидаю Джорджа, моего сына, о котором здесь никто ни сном ни духом не ведает, потому что он вырос и уехал, прежде чем я перебралась в Читтертон-Феллс, а я не считала нужным о нем упоминать. Матерью-кукушкой – вот как обзовут меня здешние пустобрехи.
      – Вовсе нет.
      Но Рокси не позволила себя утешить.
      – В последнее время Джордж не давал о себе знать. Но вчера вечером позвонил. Похоже, он женится на шикарной молодой леди и они хотят заявиться сюда, чтобы старая мамуля обняла их и благословила.
      – Но это же замечательно!
      – Вы запоете по-другому, – холодно отозвалась миссис Мэллой, – когда узнаете, на ком он женится.
      – Какая мне разница на ком? – Я засуетилась, накрывая завтрак для близнецов. – Выше голову, миссис Мэллой! Вас ждет счастливое событие, а вы расстраиваетесь. Вы не только не потеряете сына, но еще и обретете дочь.
      – Да мне-то чего расстраиваться, миссис X., я за вас переживаю! – Миссис Мэллой встала во весь рост на своих каблуках-шпильках, распрямила мощные плечи и посмотрела мне прямо в глаза. – Видит бог, я пыталась смягчить удар, столько сил на это положила! Но, похоже, лучше сказать напрямик, и если вы развалитесь на части, значит, так тому и быть. Мой сын Джордж обручился с вашей кузиной Ванессой!

      Определенно, миссис Мэллой хлебнула из заветной бутылочки, прежде чем явиться в Мерлин-корт. Ее единственный сьшок Джордж не мог обручиться с этой гарпией! С моей непристойно великолепной кузиной Ванессой! С той самой особой, что сидела у меня в печенках, с тех пор как нас познакомили в шестилетнем возрасте и она спросила, мальчик я или девочка.
      Ванесса, преуспевающая манекенщица и роковая женщина до мозга костей, лишь однажды глянула на меня с искоркой зависти в глазах. Это случилось в тот славный день, когда я объявила о своей помолвке с Беном. Но кузина быстро оправилась от минутной слабости, сообщив мне, что такой обаятельный красавец, как Бен, женится на мне не иначе как ради денег.
      И вот теперь, после долгого благословенного отсутствия, Ванесса вновь появится в Мерлин-корте. И в ее новом пришествии я не могла не винить миссис Мэллой.
      – По словам Джорджа, – произнесла опечаленная родительница, вылив половину содержимого чайника на цветы в горшках и поставив на огонь остальное, – они познакомились на какой-то вечеринке. Это была любовь с первого взгляда.
      – Ваш сын, должно быть, завидная партия. Я мрачно уставилась в окно. В саду Герта играла с близнецами в салочки. Очевидно, выигрывал тот, кто первый шлепнется. Впрочем, стоит ли предъявлять к людям высокие требования? (Мои моральные устои явно пошатнулись.) Я должна еще радоваться, что няня не умыкнула детей и не держит их пленниками где-нибудь в Альпийсках горах с единственной целью научить малышей распевать тирольские песни. Однако, сделав над собой усилие, я изобразила улыбку. В глубине души я была убеждена, что, если бы миссис Мэллой лучше приглядывала за своим отпрыском, Ванесса никогда бы не наложила на него лапу.
      – Красавчиком моего Джорджа не назовешь. – Рокси выудила из своей хозяйственной сумки бутылку и щедро плеснула джина в чай. – Когда ему было несколько месяцев, я показала его пластическому хирургу, но ничего нельзя было сделать, разве что вывернуть ему лицо наизнанку. Маленький паршивец пошел в отца, который, если мне не изменяет память, был моим вторым… или третьим… мужем. – Сделав это тяжкое признание, миссис Мэллой подала мне чашку и упала на стул. – Когда я вышла замуж в последний раз, то дала Джорджу мою собственную фамилию, и вот как он меня отблагодарил. Обручился с зазнайкой, которая станет, глядя на меня, нос воротить!
      Любопытная мысль! Почему Ванесса, законченная гордячка, опустилась до мезальянса? Ее мать, моя тетушка Астрид – в золотом пенсне и с родословной, как у призового пекинеса, – вряд ли ринулась сломя голову в редакцию «Таймс», чтобы дать объявление о помолвке.
      – Если Ванессу привлекла не внешность Джорджа, – я рассеянно постукивала ложечкой по чашке, – значит, он обладает необычайной сексуальностью.
      – Что-то прежде не замечала. – Миссис Мэллой сложила губы трубочкой и подула на чай. – Чем он обладает, так это деньгами. Куры не клюют!
      – Правда? – Я с отвращением представила камень на обручальном кольце Ванессы размером с Гибралтарскую скалу.
      – Как ни крути, а Джордж молодец, – Рокси добавила себе джина, – сумел выбиться в люди. Несколько лет назад он с приятелем затеял производство какой-то спортивной ерунды и с тех пор купается в бабках. В последней открытке на Рождество он написал, что открывает третью фабрику.
      – Ванесса находит такие вещи очень сексуальными! – ядовито заметила я, не сумев удержаться на шутливой ноте. – Просто обожает пробежаться босиком по лесу, где с деревьев падают хрустящие пятидесятифунтовые бумажки, а птички на ветеях щебечут: «Трать! Трать! Трать!»
      – Да уж, миссис X., вы и впрямь умеете поддержать человека в беде. – Рокси промокнула глаза лиловым платком и тяжко вздохнула. Тобиаса с комода как ветром сдуло. – Больше ни слова, миссис X. Я все поняла: по-вашему, я виновата в том, что Джордж возомнил себя лордом…
      – Чушь! – Уняв дрожь в руках, я принялась собирать посуду. – Я была несправедлива. Тот факт, что мы с Ванессой никогда не ладили, еще не означает, что она не станет замечательной женой вашему сыну, а вы не полюбите ее, как родную дочь.
      – Хотела бы я на это посмотреть! – Миссис Мэллой снова пришлось прибегнуть к носовому платку. – Впервые я увидела ее на вашей свадьбе, и она обращалась со мной, как с домработницей.
      – Она со всеми так обращается, – успокоила я, – но будем надеяться, что для вашего Джорджа кузина сделает исключение. Людей без достоинств не бывает, и если я хорошенько подумаю сутки напролет, то наверняка вспомню случай, когда Ванесса была сама доброта.
      – Вы разрываете мне сердце! – Миссис Мэллой сунула платок в карман черного платья и прижала руку, усыпанную фальшивыми бриллиантами, к мощной груди. – Это мне наказание за то, что я помалкивала о сыне.
      – У всех есть свои секреты.
      Я наполнила раковину горячей пенистой водой. Одно блюдце плавало на поверхности, словно спасшаяся шлюпка при кораблекрушении, а я размышляла о «Сопровождении на ваш вкус» и о том, как мне будет обидно, если коммерческий аспект нашего знакомства с Беном станет достоянием гласности. И кому какое дело, что Бен так и не предъявил к оплате чек, выписанный мною за привилегию отправиться на семейное сборище в его компании? И что на самом сборище мой будущий супруг то и дело нежно косился на меня, отчего Ванесса зеленела в тон кресс-салату на бутербродах? Сплетников Читтертон-Феллс ничто не остановит. А пока они будут трепать языками, что станет с моей уверенностью в преданной любви Бена? Не истреплется ли и она?
      Я отряхнула руки от воды и пены. Стряхнуть бы с той же легкостью и уныние! Я твердила себе, что вероятность столкновения моего прошлого с настоящим ничтожна, и вдруг меня пронзила мысль, что последние двенадцать часов показали, какая неистребимая связь существует между тем, что было, и тем, что есть.
      Сначала появилась Герта, посланная Джилл, с которой мы когда-то обитали в соседних квартирах. А теперь вот Ванесса почти стоит на пороге моего дома, кутаясь в норковое манто. Вытирая руки, я подумала, что, если этот тесный мир немного не расширится, станет опасно показываться в деревне: не ровен час, столкнусь на главной улице с миссис Швабухер, владелицей «Сопровождения». А уж миссис Швабухер, с ее розовыми волосами, нельзя не заметить. И кто не раскроет рот и не вытаращит глаза, когда она с проворством, удивительным для дамы ее возраста, бросится наперерез уличному движению, прижмет меня к боа из перьев розового фламинго и воскликнет: «Элли Хаскелл! Как я могла вас забыть! А как поживает тот симпатичный молодой человек, которого вы наняли на выходные, а потом женили на себе?»
      По кухне пробежал холодок, проникший и в мою душу, но причина была вполне банальна: Герта с детьми вернулись из сада. И какое же веселое трио они составляли! Эбби плясала вокруг няни, словно та была новогодней елкой, привезенной прямо с заснеженных гор, а Тэм радостно визжал и подпрыгивал.
      – Герта, я покажу тебе мой поезд «чух-чух»!
      – Конечно, зайчик! Но сначала мы съедим кашку, сладкую, как конфетка!
      – Ура! – завопили мои крошки. Приятно было сознавать, что дети чувствовали себя настолько в своей тарелке, что не испытывали нужды броситься ко мне и пугливо уткнуться в колени. Герта и в самом деле оказалась сокровищем. Она даже не изменилась в лице, когда Тобиас, вынырнувший как из-под земли, прошмыгнул мимо ее ног к двери в холл. Я представила няню миссис Мэллой, и Герта расплылась в дружелюбной улыбке:
      – Рада познакомиться!
      Герта даже умудрилась воспроизвести книксен, несмотря на то что дети висли на ней, как обезьяны на дереве. Принимая почтительность новенькой как должное, миссис Мэллой снизошла до самой приветливой улыбки из своего арсенала.
      – По крайней мере вы говорите по-английски, а не на какой-нибудь языческой абракадабре. Так что, пока будете помнить, кто здесь главный, проблем у нас не будет.
      – Спасибо, – любезно ответила Герта, но туг же потеряла несколько заработанных очков, добавив: – Миссис Метлой.
      – Мэллой, – быстро поправила я.
      – Хорошее имя. А я буду хорошо работать в этом доме. Милые зайчики никогда не узнают, что моя жизнь разрушена злым мужем, который уже и не помнит, как вкусно я готовлю яблочный струдель. – Герта смахнула слезу и деловито разгладила фартук. – Начинается новый день! Я спрячу мое разбитое сердце под кофтой и примусь за дело. Не возражаете, фрау Хаскелл, если после завтрака мы с зайчиками испечем женевский сливочный пирог, а также мой фирменный тирольский торт с шоколадом, черемухой, вишневой водкой и топлеными сливками?
      О небеса! Что за чудовище я впустила в дом? Я лишь представила себе, как изо дня в день меня станут искушать варварским обилием, калорий, а моя талия уже поползла вширь. Существует ли безопасный способ избавиться от этой няни-ведьмы?
      Дети, не разделяя моей тревоги, весело уселись за стол, и Герта достала из холодильника бутылку молока. Миссис Мэллой сочла своим долгом извиниться за то, что молоко не парное, поскольку мы перестали держать коров после того, как одна из них напала на почтальона. Чувствуя, что на кухне я лишняя и следует поискать приложения энергии в другом месте, я поднялась наверх, окунулась в горячую пенистую ванну, оделась, заправила постель и направилась в детскую наводить порядок. Но там уже все было в полном ажуре. Следующие полчаса я провела весьма насыщенно, размышляя, чем же занять себя до вечера.
      Вспомнила о корзине неглаженого белья, но что-то подсказало мне, что миссис Мэллой, не желая уступать в усердии трудолюбивой тевтонке, уже орудовала утюгом. И наверняка, пока я возилась наверху, Рокси успела протереть полы и отполировать мебель. Словом, неизбежная конкуренция между двумя помощницами оставляла меня не у дел.
      Мои планы вернуться к дизайнерской деятельности все еще пребывали на стадии мечты. В настоящий момент клиенты не обрывали мой телефон и не ждали, затаив дыхание, когда же я велю им сжечь всю мебель и начать новую жизнь. «Следовательно, вот чем ты сейчас займешься, Элли, – сурово приказала я себе, – начнешь рекламную кампанию». Неужто так трудно пойти и заказать дюжину визитных карточек? Доставая кардиган из шкафа, я кое-что вспомнила: преподобная Эвдора Шип намеревалась заменить платяной шкаф в спальне и просила моего совета. Она также начала перетягивать диван в гостиной, но погрязла в сомнениях. Кстати, о диванах, пуфиках и прочем: а не добилась ли Ванесса совершенства своей фигуры с помощью маленьких хитростей вроде силиконового бюста?
      Немного развеселившись, я решила повременить с визитками и сперва заглянуть к настоятельнице, чтобы обсудить шкаф и диван, а заодно и поплакаться на непристойно очаровательную кузину. Ох уж это зеркало! Целыми днями стоит в уголке и от нечего делать тычет мне в нос недостатками моей фигуры. Я гордо отвернулась и ринулась вниз по лестнице, но поспешишь – людей насмешишь. Когда раздался вопль, мне пришлось ухватиться обеими руками за перила, чтобы не полететь кубарем. Пожар? Тэм проглотил кашу вместе с тарелкой? Или Эбби, решив, что никогда не научится петь по-тирольски, навсегда уползла из дома? Я рванулась – вопль не смолкал ни на секунду, словно подпитывался батарейками «Энерджайзер», – и, запыхавшись, ворвалась в кабинет. Слава богу, близнецы были целы и невредимы. Сидя на полу, они завороженно наблюдали за миссис Мэллой и Гертой, которые, стоя у телевизора, испепеляли друг друга взглядами. Вопила Герта, по-немецки или, скорее, по-тирольски, если судить по гортанности звука. Когда дамы увидели меня на пороге, няня рванулась в мою сторону, молитвенно сложив руки.
      – Фрау Хаскелл, вы пришли вовремя!
      – Что случилось? – Я перевела взгляд с Герты на миссис Мэллой, чье лицо потемнело от праведного гнева.
      – Я привела детей в эту комнату, потому что они хотели посмотреть по телевизору «Что увидел динозавр», – Герта изо всех сил старалась говорить спокойно, – и спросила миссис Метлу, не мешаем ли мы ей вытирать пыль…
      Грудь миссис Мэллой под черным платьем раздулась до гигантских размеров.
      – На что, если мне не изменяет память, – Рокси демонстративно обращалась ко мне, – я ответила, мол, плевать, где топчется фрау Корова, лишь бы под руку не лезла, но я буду весьма признательна, если мне дадут посмотреть интервью с мужчиной моей мечты.
      – Неужто?.. – Ноги подкосились, и мне пришлось ухватиться за спинку стула. – Неужто… с Каризмой?
      – Так его зовут! – Герта явно радовалась тому, что я потрясена не меньше, чем она. – На экране показали его фотографию, и я тут же выключила телевизор – щелк! щелк! щелк! Это неправильно, говорю я миссис Метле, зайчики не должны смотреть на этого мужчину в черной коже, у которого на голове столько волос, а на груди нет совсем. Я читала об этом Каризме в «Новостях со всего света». Он внушает женщинам плохие мысли. Он хочет, чтобы они думали, будто он – Прекрасный Принц.
      – И что же в этом плохого, скажите на милость? – Миссис Мэллой сложила руки на груди, увеличившейся еще на пару размеров.
      – Фрау Хаскелл, – Герта затрясла упавшими с головы косами, – наверное, я не должна кричать, но она никак не выключала телевизор, а я знаю, вы не хотели бы, чтобы маленькая Эбби, – дрожащим пальцем Герта указала на мою дочь, радостно колотившую брата пластиковым кубиком по голове, – росла, мечтая о принце, который приедет однажды на белом, как простыня, коне и заберет ее с собой.
      – Конечно, нет, я бы не хотела, чтобы Эбби воспитывалась на подобных идеалах, – твердо заявила я. – Но, думаю, она бы ничего не имела против, если бы ее Прекрасный Принц примчался на «роллс-ройсе», а заодно дал ей порулить.
      Герта не смогла скрыть отчаяния, ее пухлое лицо сделалось похожим на суфле, преждевременно вынутое из духовки.
      – Послушай, цыпочка, – миссис Мэллой достаточно смягчилась, чтобы одарить поверженную противницу добродушной улыбкой, – за версту видать, что с мужчинами у тебя нелады. Но Каризма не такой, как все. Он почти человек, насколько эти паршивцы вообще могут быть людьми. Да вот убедись сама!
      Рокси снова включила телевизор. Как только на экране возникла обложка «Безграничной страсти», я рухнула на стул из опасения, что не смогу устоять на ногах. Женский голос за кадром сообщил, что для этого романа Каризма позировал в образе отважного индейца-апачи: он стоял на одинокой скале, а его роскошные волосы волной накрывали женщину, млевшую от счастья. Неужели эта идиотка дикторша думает, что мы слепые? Или она полагает, что таким, как миссис Мэллой или я, требуется подсказка, а то мы не догадаемся, что перед нами Идеал современного мужчины?
      – Красивый! – восторженно взвизгнула Эбби, доказав, что она моя дочь.
      Однако мать не должна забывать о воспитании.
      – Знаете, Герта, – предложила я, – было бы неплохо, если б вы увели детей отсюда. Это зрелище действительно не для них.
      – Миссис X. имеет в виду, – любезно растолковала Рокси, – что детишкам негоже видеть, как их мамаша сейчас зальется слезами. А вот меня не так-то легко пронять голой мужской грудью! – И миссис Мэллой утерла глаза.
      – Он ее бреет! – Герта подхватила Тэма и протянула руку Эбби, та с неохотой подчинилась.
      – Такую мускулатуру не грех выставить напоказ, – парировала миссис Мэллой, а я испугалась, как бы она не бросилась обнимать экран.
      – Это неправильно, это дурно, это противно тому, чему учит Библия. Знаю, мне не положено так говорить, фрау Хаскелл, но думать я буду что хочу!
      Взгляд Герты говорил яснее слов: для нее я – мамочка-ведьма.
      Оставшись наконец в кабинете одни, мы с миссис Мэллой примостились на краешке дивана и закусили губы, чтобы не застонать, когда следом за фотографией Каризма живьем появился на экране.
      – Добро пожаловать, Каризма! – Ведущая, смазливая блондинка в черном костюме и жемчужном ожерелье, по-хозяйски откинулась на спинку стула. Однако ее пристальный взгляд, устремленный на собеседника, объяснялся не только профессионализмом. – Добро пожаловать в передачу «Доброе утро, Британия»! – Она с трудом оторвала взгляд от Каризмы и глянула в камеру. – Тем, кто подключился к нам только сейчас, сообщаю: я – Джоан Ричардс, и сегодня со мной в студии человек, о котором, как утверждают газеты, мечтает каждая женщина.
      – Спасибо, Джоан. – Каризма тряхнул гривой и улыбнулся своей знаменитой улыбкой, от которой замирают женские сердца.
      Мисс Ричардс прижала руку к горлу, но тут же сделала вид, будто перебирает жемчужины.
      – Каризма, у вас изумительные волосы. Вы часто их моете?
      – Каждый день моей жизни. – Каризма отвечал с обезоруживающей искренностью, приправленной чарующим иноземным акцентом. – Неправда, что я родился красивым. Мои волосы, – он провел по ним рукой, и они заструились сверкающим потоком, – они так выглядят, потому что я всегда пользуюсь шампунем два в одном. Это трудно, нужно соблюдать дисциплину, но я с радостью ей подчиняюсь… потому что я лублюженщин. Всех. Во всем мире.
      – И вот сейчас, в эту самую минуту, – миссис Мэллой вцепилась в подлокотник дивана, – женщины от Огненной Земли до Аляски испытывают оргазм.
      Я сердито глянула на нее. – Хоть вы будьте исключением. Дайте послушать, что он скажет.
      – Каризма, я слышала, – мисс Ричардс сделала вид, что не заметила, как жемчужное ожерелье с легким стуком упало на пол, – что вы уехали из Испании подростком, потому что ваш отец хотел, чтоб вы стали тореадором.
      – Я лублюживотных.
      – А как вы относитесь к критикам?
      – Я лублюих. Для таких, как я, – Каризма пожал плечами, обтянутыми черной кожей, и развел руками – жест одновременно изящный и выразительный, – не бывает плохой рекламы.
      – Значит, вы не обиделись… – Мисс Ричардс положила руку на колено собеседника, но тут же вспомнила, что она на работе. – Значит, вы ни капельки не расстроились, когда бульварная газетенка обозвала вас единственным на свете мужчиной, который съедает все до последней крошки исключительно для того, чтобы полюбоваться своим отражением на дне тарелки?
      – Дело газетчиков – продавать газеты.
      – А в чем заключается ваша работа, Каризма?
      – Обожать женщин, делать так, чтобы каждая из них знала: она сокровище и ее нужно холить и лелеять.
      Речь Каризмы звучала как дивная песнь, не говоря уже о том, что смотрел он прямо в мои глаза. Я медленно погружалась в чудесный мир, в лабиринты наслаждения…
      К сожалению, миссис Мэллой не позволила мне забыться. Она откинулась на спинку дивана, раскинула руки и закричала:
      – Бери меня, Каризма, бери, я твоя! Да уж, от великого до смешного!..
      Я не расслышала, что говорил Каризма о романе «Желание», о новых духах и о своем последнем видео с комплексом упражнений.
      – Ваш календарь имеет бешеный успех. – Мисс Ричардс расстегнула верхнюю пуговицу жакета и теперь обмахивалась ладонью, как веером. – Вы не боитесь надоесть публике?
      На экране возникла июньская страница календаря: Каризма, весь в сверкающих каплях воды, вылезает из бассейна. Узенькая полоска ткани облегала благородные пропорции его тела.
      Мисс Ричардс прекратила созерцать картинку в календаре и вновь обратилась к гостю:
      – Вас не тревожит, что любая сенсация приедается и однажды – возможно, очень скоро – на обложках любовных романов вас сменит другой покоритель сердец?
      Камера наехала – как гнусный бандит, подумалось мне, – на Каризму. Тот пожал плечами и улыбнулся, но до его глаз улыбка не добралась.
      Ведущая рассмеялась, желая показать, что она пошутила.
      – Я слышала, у вас скоро день рождения. И хотя тридцать четыре еще не старость, но правдивы ли слухи, что на обложке «Рыцаря на все времена» – долгожданного продолжения романа покойной Азалии Твайлайт – вас заменит другой молодой человек, не похожий на вас?
      – К чему загадывать? – На мгновение мое сердце замерло: голос Каризмы звучал не по-английски проникновенно и улыбка вновь озарила его прекрасное лицо. – Я здесь, мне хорошо, и я лублюженщин. Что еще сказать? Я не очень силен в английском.
      – Ты говоришь много лучше, чем все иностранцы, вместе взятые, мой дорогой.
      Миссис Мэллой бросила мстительный взгляд на дверь, в надежде, что Герта сейчас подслушивает через замочную скважину. Как не стыдно! Рокси даже не покраснела (впрочем, под толстым слоем румян все равно было бы незаметно), когда няня вошла в комнату.
      – Фрау Хаскелл! – Фартук Герггы был весь в муке, кончики кос тоже. Не использовала ли она их в качестве кулинарной кисточки? – Вас к телефону.
      – Если это мой муж, пожалуйста, скажите, что я перезвоню попозже, когда… э-э… закончу переставлять здесь мебель.
      – Нет, это покойник…
      – Кто?!
      – Покойник Лестер-Смит.
      – Черт! Полковник, Герта, а не покойник!
      Я направилась к телефону, дождавшись, когда Каризму на экране сменил чайный пакетик, плясавший на толстых ножках в дурацких красных башмачках. Чайный пакетик хлопал ресницами, напоминавшими паучьи лапки, и то улыбался, то плакал, – так ему хотелось попасть в пластилиновый чайник, бесновавшийся рядом.
      Нелегко было вернуться к действительности после чудесного общения с мужчиной моей мечты. Однако я попыталась понять, о чем говорит Герта. Мы вышли в холл.
      – Фрау Хаскелл, я устроила большой вонючий скандал из-за того, что вы предпочитать смотреть по телевизору, и мне стыдно.
      – Вы были совершенно правы, Герта: развлечениями детей надо руководить. – Я протянула руку к телефонной трубке, но няня успела первой подхватить ее и обтереть – трубка была густо обваляна в муке, словно куриная ножка.
      – Значит, вы не вышвырнете меня на улицу? Я прикрыла микрофон рукой.
      – Конечно, нет.
      – Тогда, – улыбка разгладила морщины, и личико Герты снова стало пухленьким и гладким, – я иду на кухню, фрау Хаскелл, и расскажу детям историю о старом часовщике и снежных эльфах, а заодно приготовлю мое фирменное жаркое… так, как любить мой злой муж. Мне нелегко говорить о нем. Как представлю его вместе с мистером Мейерсом в Патни, таких веселых, беззаботных…
      – Да, это очень трудно, – подтвердила я.
      – Но я ему отомщу: Эрнст больше никогда не отведает моего густого жаркого с имбирем.
      Мне показалось, что моя талия раздалась настолько, что я уже и ног своих не вижу.
      – Простите, что заставила ждать, полковник, – произнесла я в трубку.
      – Я оторвал вас от дела, миссис Хаскелл?
      – Ничего страшного. Дела могут подождать. – Я решительно вытурила Каризму из темных уголков сознания. – Вы хотели дать мне поручение от имени Библиотечной Лиги?
      – Нет, я по поводу мисс Банч.
      Я тотчас догадалась, о чем Лестер-Смит собирается сообщить: полиция не купилась на медицинскую тарабарщину о якобы естественных причинах смерти; выяснилось, что мисс Банч стала жертвой злоумышленника, и эксгумация тела состоится со дня на день.
      – Я совершенно потрясен. – В голосе Лестер-Смита звучали скорбные нотки.
      – Ну разумеется!
      – Просто неслыханно!
      – Да-да, – согласилась я. – Еще земля на могиле не успела просохнуть.
      – Я еле устоял на ногах, когда вчера после похорон мне позвонил нотариус, мистер Лайонел Шельмус, и объявил, что мисс Банч завещала мне скромную сумму и домик в Макрелевом проезде.
      – Но это же замечательно! – воскликнула я. Или не совсем замечательно? – Вы как будто чем-то обеспокоены, полковник?
      Неужто полиция подозревает, что это он укокошил мисс Банч, позарившись на наследство?
      – Есть одна маленькая проблема…
      – Да? – Я надеялась, что Лестер-Смит не скажет ничего, что позднее может обернуться доказательством его вины.
      – Мисс Банч завещала мне также свою собаку.
      – Не может быть! – Я уставилась на статуэтку Франциска Ассизского, стоявшую в нише над моей головой, и попросила защитника четвероногих помнить, что я действовала в интересах Хитклиффа, как я их понимала. – Так вы узнали, что собака пропала, и расстроились?
      – Пропала?! – Теперь голос полковника звучал много веселее. – Вы уверены? Я голову ломал, что же делать с псом. Я никогда не держал животных – знаете, собачья шерсть на брюках – и хотел узнать, не возьмете ли вы пса… для малышей.
      – Большое спасибо, – поблагодарила я, – но Хитклифф ужасно большой. И когда пес объявился здесь вчера вечером, словно черная грозовая туча, я поняла, что если он поселится у нас, то я останусь без мебели и, по крайней мере, без одного из детей.
      – Так этот пес явился к вам в дом, миссис Хаскелл?
      – И даже без звонка. Но все в порядке, полковник. Я вызволила Герту, нашу новую няню, из его крокодильих челюстей и сбагрила Хитклиффа мистеру Бэбкоку.
      – Не знаю, как вас благодарить! – Вздох облегчения, донесшийся из телефонной трубки, разметал мои волосы. Я почувствовала, что, не будь Лестер-Смит холостяком старой закалки, он бы выразил желание меня расцеловать. – Это тот самый мистер Бэбкок, что неделю назад женился на нашей Сильвии?
      – Да. И будем уповать на то, что Сильвия не сможет отказать молодому супругу и оставит собачку. Я собираюсь отвезти им свадебный подарок, а потом доложу вам обстановку.
      – Вы очень добры, миссис Хаскелл, так добры, что мне даже неловко просить вас еще об одном одолжении. – Лестер-Смит умолк, чтобы набраться храбрости. – Я побывал сегодня утром в доме мисс Банч и боюсь, что не смогу чувствовать себя уютно в такой обстановке. Не подумайте, что я ворочу нос, однако…
      – На вкус и цвет товарищей нет.
      – Именно! – Он так обрадовался моим словам, словно я изрекла величайшую мудрость. – У меня мужской вкус, я люблю простоту и функциональность. Мебель должна быть мебелью, а не памятником. В то же время я понимаю, что для уюта требуются какие-то штрихи. Вот я и подумал, миссис Хаскелл, не согласитесь ли вы осмотреть домик в Макрелевом проезде и дать мне профессиональный совет?
      Мой первый клиент! Если бы я не была респектабельной замужней женщиной, то тотчас выразила бы желание расцеловать Лестер-Смита, как только окажусь с ним наедине в читальном зале.
      – С удовольствием вам помогу! – воскликнула я, а в голове уже вертелась картинка: диван насыщенного синего цвета с темно-красной окантовкой, кожаные кресла и кайма над обоями тоже могут быть темно-красными.
      – Отлично, миссис Хаскелл! И не стесняйтесь требовать свой обычный гонорар.
      – Минус скидка по дружбе!
      – Спасибо! Завтра у вас найдется время взглянуть на дом? Вот еще что, миссис Хаскелл: утром я встретал в парикмахерской сэра Роберта Помроя, и мы решили созвать экстренное заседание Библиотечной Лиги завтра в час дня. Устав не запрещает внеочередных собраний, и мы с сэром Робертом подумали, что Библиотечная Лига должна поскорее увековечить память мисс Банч.
      – Чудесная идея!
      – Сэр Роберт предложил заказать бронзовую статую нашей дорогой усопшей и поставить ее перед главным входом в библиотеку.
      – Вам не кажется, что простая медная табличка будет уместнее?
      Однако Лестер-Смит был пока не готов привинтить благодетельницу к стене и на этом умыть руки.
      – Наверное, придется создать комитет по сбору средств, – сказал он. – Обсудим завтра на собрании. А потом вы могли бы осмотреть дом в Макрелевом проезде.
      Положив трубку, я задумалась: а не сделала ли мисс Банч полковника своим наследником только потому, что он всегда вовремя возвращал библиотечные книги?

      – Бронзовая статуя мисс Банч! – Миссис Мэллой стукнула шваброй об пол, словно ставя восклицательный знак. – И какому же умнику пришла в голову такая идея? Можете не отвечать, миссис X., это был мужчина! Кто же еще выставит на всеобщее обозрение уважаемую женщину (по крайней мере, ничего дурного я про нее не слыхала). Ведь это ж чистое позорище – на бедняжку будут какать птички, и мальчишки станут показывать ей язык.
      Я подозревала, что миссис Мэллой желает видеть на пьедестале только одну женщину – себя, однако высказать вслух свои подозрения не осмелилась.
      – Она будет полностью одета, включая разношенные… хотя нет, бронзовые кроссовки. Библиотечная Лига ни за что не проголосует за обнаженную натуру, мы очень консервативная группа. Не думаю, что среди нас найдется хоть один человек, который любит стихи без рифмы.
      – Наяду Шельмус не назовешь старомодной. – Миссис Мэллой сунула швабру в мойку, словно это было дерево со сложной корневой системой, которое ни в коем случае не должно засохнуть, пока Рокси выливает воду из ведра. – Возможно, вы предпочли запамятовать, но я-то не забыла, как обалдела вся деревня, когда эта мисс Мини-юбка открыла клуб «Женщины, вперед!».
      При упоминании о гибельном клубе здоровья – затее Наяды – я содрогнулась. Мне не только не удалось выявить свой физический и эмоциональный потенциал, но я порадовалась, что вообще выбралась оттуда живой. Однако самую дорогую цену заплатила сама Наяда. К тому времени, как «Женщины, вперед!» развалились, наша предводительница лишилась мужа. Лайонел Шельмус (нотариус мисс Банч) сбежал к даме, упражнявшейся исключительно в постели с чужими мужьями. Дом Шельмусов в голливудском стиле был продан и превращен в отель, и Наяда осталась ни с чем, разве что со спортивным купальником, но не пала духом. Хотя, по ее словам, предприниматели не становятся в очередь, чтобы нанять бывшую хористку, оказавшуюся неудачливой бизнесменшей, она неутомимо меняла одно рабочее место за другим в поисках лучшей доли.
      – Ну чего приумолкли, миссис X.? Защищайте свою Наяду.
      – Она моя подруга! – Я сложила посуду в мойку, после того как миссис Мэллой убрала швабру в чулан. – И Наяда – очень ценное приобретение для Библиотечной Лиги. Надеюсь, она сменит меня на посту секретаря в следующем году.
      – Работа на износ, нечего сказать.
      – К вашему сведению, в прошлом месяце я послала целых две поздравительные открытки бывшим членам Лиги, а также купила и упаковала свадебный подарок для Сильвии Бэбкок и собираюсь лично его доставить.
      – А с сегодняшнего дня вы повиснете на телефоне, умоляя знакомых и незнакомых начать вязать салфеточки, чтобы помочь собрать средства на памятник мисс Банч.
      Миссис Мэллой продегустировала жаркое, оставленное Гертой на плите, затем, проковыляв на шпильках к столу, приложилась к рыбе с овощами и только после этого взяла в руки нож и вилку.
      – Не думаю, что мы станем устраивать распродажу самодельных вещей, – возразила я. – Последняя распродажа Библиотечной Лиги прошла не слишком удачно. Насколько я помню, нам удалось собрать всего пять фунтов.
      – И то только потому, – прочавкала миссис Мэллой, подбирая соус с тарелки кусочком хлеба, – что у вас крыша поехала и вы разорились на пару сабель из фольги и два несуразных сита с кожаными ручками.
      – Это были вовсе не сита, а защитные сетки фехтовальщиков. Но вы правы, они действительно напоминали средневековые дуршлаги. Бен был совершенно очарован, пока не понял своей ошибки. И все-таки я не думаю, что переплатила. Рапиры и сетки поступили из дома Помроев. Когда-то они наверняка фигурировали в какой-нибудь романтической интриге.
      Вытирая посуду, я представила себе одного из предков сэра Роберта Помроя – красавца-повесу в щегольских бриджах и сверкающих ботфортах. Вот он бросает рапиру златокудрой девушке в муслиновом платье и восклицает: «К бою, моя дорогая Арабелла, настало время позабавиться!»
      Увы, миссис Мэллой никогда не даст помечтать. Встав из-за стола, она изрекла:
      – На вашем месте, миссис X., я бы избавила себя и всю Библиотечную Лигу от массы хлопот, купив надувную куклу в человеческий рост в одном из этих похабных магазинчиков. Уверена, Наяда Шельмус знает, куда обратиться. Облить резиновую Лолиточку бронзовой краской – и дело в шляпе, статуя мисс Банч готова.
      – Вряд ли это нам подойдет… – начала я, но вдруг дверь в сад распахнулась и в кухню ворвался мой муж – вот уж кого я меньше всего ожидала увидеть!
      Бен никогда не появлялся дома в обеденное время. Однако вот он стоит, в расстегнутом пиджаке, узел галстука ослаблен, – слишком обыденный вид, чтобы быть продуктом моего утомленного воображения.
      – Таковы все мужчины! – Под мрачным взглядом миссис Мэллой Бен беззаботно прошествовал по только что вымытому полу. – Говорила я вам, миссис X., не надо было брать в дом эту швейцарскую соблазнительницу. Может, по возрасту она ему и в матери годится, но это та самая новая метла, что все подметет. Мы и глазом моргнуть не успеем, как нянюшка оплетет косами вашего муженька и они оба так заголосят по-тирольски, что хоть из дома беги.
      – Вы неисправимая завистница, миссис Мэллой! – Насупленные брови Бена резко контрастировали с улыбкой, которой он одарил домработницу. – Так и не простили меня за то, что я воспротивился вашим попыткам заманить меня в чулан, когда жена отвернулась. А теперь ревнуете, потому что я явился средь бела дня, чтобы похитить Элли. Дорогая, машина ждет нас у ворот. Идем же!
      – Кто? Я?! – Я дико огляделась, словно ожидая, что из тени выступит какая-то другая Элли Хаскелл, кокетливо перебирая пальчиками кухонное полотенце.
      – Приглашаю тебя на обед!
      В два шага Бен оказался рядом со мной, обнял за плечи и подтолкнул к выходу в сад. Миссис Мэллой неуклюже распахнула дверь, решив вдруг проявить услужливость.
      – Но я не могу… – я попыталась увернуться от объятий мужа, – не могу уйти, не попрощавшись с Эбби и Тэмом…
      – Да полно вам! – Миссис Мэллой возмущенно покачала черно-белой гривой. – Малютки спят, а если и проснутся, то с этой нянькой-квочкой могут и не заметить отсутствия мамочки.
      – Герта наготовила столько еды. Вдруг она обидится, если мы не притронемся к ее обеду?
      – Вам же лучше, а то как бы у вас внутренности не скрутило от ее стряпни. Я была голодна, вот и поела, хотя противно было. А теперь думаю, – миссис Мэллой похлопала себя по животу, – зря я не ограничилась старым добрым английским бутербродом. Нисколечко не удивлюсь, если ее муженек сделал ноги, потому что ему надоело мучиться животом, а вовсе не потому, что вдруг воспылал страстью к мужчине.
      – Но я не взяла сумочку, – трепыхалась я, пока Бен вел меня по двору.
      – Она тебе не понадобится.
      – И выходные туфли не надела.
      – Мы едем не в «Абигайль».
      – Нет?
      Мы уже были на мосту, перекинутом через крошечный ров. Мне приходилось бежать рысцой, чтобы не отстать от Бена.
      – Мы едем на пикник, Элли. Разве это не романтично?
      В теории, конечно, да. В теории пикник устраивают в один из погожих деньков, на которые так скупа английская погода. Если на ясно-голубом небе и появляются облачка, то они легки, воздушны, и теплый ветерок весело гоняет их, словно играет в воланчики, а большое оранжевое солнце с одобрением наблюдает за этой игрой. Но сегодняшний день был явно не из таких. Пронзительный ветер норовил соорудить из моих волос удавку. Чувствовалось, что дождя не миновать. Деревья превратились в гигантские ракетки для бадминтона, они швыряли птиц из одного конца сада в другой. Тем не менее я попыталась улыбнуться. Улыбку буквально сдуло с моего лица, когда мы ступили на гравиевую дорожку, где нас поджидала машина, сотрясаясь от холода.
      Бедняжка! Наш старенький «хайнц» за свою многострадальную жизнь успел переболеть всеми автомобильными болезнями.
      – Экипаж ждет вас, миледи! – Бен распахнул дверцу. Ветер, трепавший темные волосы мужа, нисколько не портил ему настроения. Я бочком уселась на сиденье. – Веселье начинается!
      Он обогнул машину. Глупо, конечно, но мне померещилось, что в сине-зеленых глазах сверкнул дьявольский огонек, а в упругой походке скрыта угроза. И уж совсем плохо с моей стороны было надеяться, что мотор «хайнца» сейчас испустит последний вздох, а фары провалятся внутрь машины.
      – Не взять ли нам с собой Эбби и Тэма? – предложила я. – Им бы очень понравился пикник.
      А у меня появилась бы возможность согреться, бегая за детьми и поднимая их с мокрой травы.
      – Прихватим их в другой раз. – Бен в недоумении уставился на меня. – Да что с тобой, Элли? Я думал, ты обрадуешься, если я уйду с работы в обеденное время – самые напряженные часы в ресторане! – чтобы побыть с тобой.
      – Ах, дорогой, я рада! – Я поцеловала Бена в щеку. – Просто чувствую себя немножко виноватой, несмотря на уговоры миссис Мэллой: Герта столько вложила в жаркое, а мы сбежали.
      – Съедим его на ужин, – без особого энтузиазма отозвался Бен. Он предпочитал готовить говядину столь увесистыми кусками, что какой-нибудь отважный ветеринар вполне мог бы сшить из них целую корову.
      – Ты прав. Осталась одна маленькая загвоздка, которая мешает мне настроиться на отдых: я обещала Эвдоре заглянуть к ней, чтобы помочь в благоустройстве дома.
      – Заброшу тебя к викарисе на обратном пути. Мы покончили с проблемами? – Бен тронулся с места, и ни одна дверца не отвалилась и не загромыхала по дорожке. Прежде чем я успела пристегнуться, мы уже катили по Скалистой дороге в сторону деревни. – А может, ты ждала в гости приятеля, Элли, а тут я заявился и все испортил?
      – Глупости! Ты единственный мужчина в моей жизни, всегда был и будешь единственным.
      Я слегка покривила душой. До Бена у меня были маркиз Маршингтон, герцог Дарроу, несколько графов, с десяток виконтов, а уж всех сэров и по именам не упомню. И я не стыдилась моего прошлого. Эти мужчины делили со мной одиночество, спасали от скуки по вечерам, составляли компанию за ужином (без них я коротала бы вечер на пару с Тобиасом за банкой сардин). Они сопровождали меня на ассамблеи в Бат, на маскарады, куда заглядывал принц-регент, на пикники, где всегда сияло солнце, а голубое небо было чистым, как сердце девственницы. Разве справедливо, разве нравственно отправлять этих галантных кавалеров восвояси, когда на сцене (с некоторым опозданием!) возник Бен Хаскелл?
      Муж улыбнулся мне, истолковав мое молчание в свою пользу: решил, что я любуюсь видом из окна машины. И я старалась – честное слово, старалась! – уловить тайную музыку в завываниях ветра, швырявшего машину из стороны в сторону с явной целью сбросить нас с обрыва на острые скалы. За поворотом мелькнуло море. Оно бурлило и пенилось, словно пускало слюни, предвкушая неплохую закуску.
      Не доезжая деревни, мы свернули на просеку в густых зарослях; разбойник, промышляющий на дороге, пришел бы от этих кустов в восторг – лучшего места для засады не сыскать. Дом я увидела, только когда мы почти уперлись в него, – ветхое, необычайно мрачное строение с узкими слепыми окнами. Я была совершенно очарована, пока на заметила множества труб и не прочла надпись на покосившихся воротах.
      – Боже! – Я вцепилась в плечо Бена. Машина вильнула в сторону, отхватив изрядный кусок живой изгороди. Впрочем, ее давно следовало подстричь. – Это же «Высокие трубы», здесь когда-то обитал Гектор Риглсворт!
      – Кто, кто? – Бен дал задний ход и двинулся дальше по просеке. Дом, к моему сожалению, скрылся из виду.
      – Призрак из библиотеки. Тот, что, по мнению Лестер-Смита, напугал до смерти мисс Банч.
      – Я думал, она умерла от вируса.
      – Верно, но нужно уметь читать между строчками протокола о вскрытии. Над мисс Банч потрудился злой дух, чье имя – Гектор Риглсворт.
      Я поежилась. Бен остановил машину на полянке, окруженной деревьями. Посреди одиноко возвышался бук – словно старый, страдающий артритом дворецкий вышел встречать гостей.
      – Вот мы и прибыли, любимая. – Бен неуклюже выбрался из машины и открыл багажник, где лежала корзина с едой. – Как тебе здесь?
      – Довольно… – Я хотела сказать «прохладно», но вовремя спохватилась: мне следовало наконец проявить энтузиазм. – Довольно мило. Надо же, сколько лет живу в Мерлин-корте, но никогда здесь не бывала.
      Бен направился к буку, я поплелась следом. Обернувшись через плечо, я разглядела трубы, возвышавшиеся над деревьями, и, вероятно, чердачное окно дома, принадлежавшего когда-то Гектору Риглсворту. Мне померещилось или в окне действительно что-то мелькнуло? Я постаралась стряхнуть неприятное ощущение и сосредоточиться на предстоящем удовольствии.
      – Правда, отличное место для пикника? – С этими словами Бен поставил корзинку на землю.
      Я решила закрыть глаза на то обстоятельство, что под мышкой у моего ненаглядного не торчит дорожный коврик, который можно было развернуть и бросить к моим ногам. Или горячая грелка. Какая же я зануда! Ну и что, что трава сырая и я заработаю ишиас? Мне вдруг вспомнилось, как Ванесса отвергла предложение отправиться в поход, заявив, что такой отдых может сравниться только с черно-белым телевидением. Боже меня упаси уподобиться изнеженной кузине!
      – Более идиллического места невозможно представить.
      Я опустилась на колени и тотчас почувствовала, как они синеют от холода. Бен принялся разгружать корзинку. Бук над нами ворчливо зашелестел: мы явно нарушали правила пикников – я не захватила зонтик, а скатерть, которую расстилал Бен, не могла заменить дорожного коврика.
      – Дорогой, давно хочу тебе рассказать…
      Дождевая капля шлепнулась мне на нос.
      – Что такое? – Бен мельком взглянул на небо, набухшее шерстистыми серыми облаками, и продолжил вынимать закуски с удвоенной скоростью.
      – О, ничего особенного. – От громового раската ножи и вилки закатились под скатерть, вздыбленную ветром. – Просто сегодня утром я услыхала удивительную новость. Сын миссис Мэллой…
      – Не знал, что у нее есть сын.
      – Оказывается, есть. Так вот, он собирается жениться на Ванессе.
      – Как тесен мир! – Бен прижал волосы тарелкой, чтобы они не лезли в глаза, а другой рукой раскладывал салфетки, не позволяя им улететь.
      – Похоже, – не вставая с колен, я поспешила за убегающими солонкой и перечницей, – Джорджу Мэллою удалось разбогатеть.
      – Как бы то ни было, я полагал, что наша прекрасная Ванесса сыщет себе малого не только с деньгами, но и с титулом.
      – И я так думала.
      – Что ж, первый тост будет за обрученных! – Придавив скатерть по углам тяжелыми камнями, Бен озабоченно рылся в корзинке. – Элли, ты не поверишь! Не могу найти штопора!
      Удивительно, что он вообще мог что-то найти на расстоянии вытянутой руки, когда с неба сыплется густой мелкий дождь. Однако я мужественно вытерла лицо салфеткой и весело заявила, что обойдемся без штопора.
      – Нет, не обойдемся. – Бен злился сразу на все: и на меня, и на себя, и на погоду. – Я привез вино, – он выудил из корзины бутылку, – и, черт подери, мы его обязательно выпьем.
      Поднявшись, он потоптался вокруг ствола сердитого бука и вернулся с крепким на вид прутом, который разломился надвое, как только Бен вонзил его в пробку.
      – Дай я попробую.
      Я отняла у мужа бутылку и ковыряла ножом до тех пор, пока раскрошенная пробка благополучно не утонула в вине.
      Бен недрогнувшей рукой забрал у меня бутылку.
      – Немножко пробки на закуску. – Он наполнил рюмки и попытался улыбнуться: как-никак мы все-таки на пикнике и нам положено веселиться. – Пей, дорогая, пока вино не превратилось наполовину в воду.
      – Ты ведь не знал, что пойдет дождь, – утешила я.
      – Мог бы посмотреть в окно.
      – Пустяки. – Я решительно опустилась на траву, словно плюхнулась в холодную ванну, муж проворно подполз ко мне на четвереньках, и мы чокнулись. – За Ванессу и Джорджа!
      – Пусть они будут счастливы, как мы!
      – Как мы счастливы здесь и сейчас! – согласилась я, отхлебнула вина и едва не подавилась куском пробки.
      На мой кашель зловещим карканьем отозвалась стая ворон, расположившихся на ветвях бука. Кутаясь в кардиган, я пыталась отмахнуться от дурного предчувствия. Однажды, когда мы были детьми, Ванесса сказала, что воронье карканье означает, что кто-то скоро умрет. Любящая кузина предположила тогда, что птицы намекают на меня. Правда, я до сих пор жива, и все же… Я потянулась за едой, чтобы унять стучавшие зубы.
      – Ты ведь помнишь, Элли?
      – То старое поверье о воронах?
      Нет ничего удивительного, что муж читает мысли жены.
      – Нет, закуски! – Улыбка Бена едва виднелась в тумане, сменившем, к моему облегчению, дождь. – Неужто не узнала?
      Я уставилась на скатерть. Разумеется, я всегда могу узнать омара, зеленый салат, булочки с хрустящей корочкой, если мне их показать, но общий смысл натюрморта мне не давался.
      – Наш первый пикник! – Бен пригладил ладонью темные волосы, но они тут же снова свернулись в колечки – особенность, которой могли бы позавидовать многие женщины. – В тот раз я тоже приготовил омара, тушенного в белом вине, охлажденного до нужной температуры и сервированного каперсами и моим фирменным майонезом.
      – Ах, да-да…
      – А я помню все, как вчера. Я еще объяснял тебе, в чем заключается секрет булочек, – чайная ложка патоки, добавленная к дрожжевой основе. И как ты восторгалась салатом под соусом из сладкого вермута с лимоном!
      – Помню, было что-то такое жидкое…
      – Соус не был жидким! – Лицо моего мужа потемнело – должно быть, тень от дерева упала. – Согласен, он был прозрачный, но достаточно густой! Секрет заключается в смешивании ингредиентов. Делать это нужно очень нежно, чтобы не повредить листья шпината и молодые побеги спаржи.
      – Разве я ляпнула «жидкое»? – Я покачала головой, удивляясь собственному неразумию. Видимо, язык поскользнулся на мокрых губах. – На самом деле я хотела сказать, что помню тот первый пикник невероятно живо. Мы сидели… на траве, да?
      – Под буком в саду Мерлин-корта.
      – Точно! – Я просияла, надеясь, что и солнце последует моему примеру, но оно опасливо куталось в грязную шерсть облаков.
      – К сожалению, сейчас сад для нас запретная зона. – Бен раскладывал омара по тарелкам, украшая его розетками из редиски и ломтиками огурца. – Сначала я представил, как мы с тобой уютно расположились под буком, а вокруг нас пляшут Герта с детьми, а потом подумал: почему бы нам не побыть вдвоем?
      – Ты обо всем позаботился!
      Ловко обогнув мокрую скатерть, я скользнула поближе к Бену. На несколько секунд тепло моей любви к этому человеку, которого я недостойна, победило пронизывающую сырость. Мы ели в дружеском молчании, лишь хриплое карканье ворон иногда нарушало тишину. Булочки были не такими хрустящими, как обычно, но я была не в претензии, а Бен не стал извиняться. Похоже, совестливый повар уступил место пылкому возлюбленному.
      Туман рассеялся, но даже если бы он сгустился до консистенции супа-пюре, ему все равно не удалось бы скрыть вполне определенные намерения Бена. Глаза мужа потемнели и стали изумрудно-зелеными, мускулы вокруг рта напряглись. Бен отнял у меня тарелку и медленно, но решительно поставил ее на скатерть. А потом запечатлел на моих губах столь жаркий поцелуй, что я бы сгорела заживо, если бы не атмосферные осадки. Тем не менее поцелуй приятно тлел на губах, и я не стала сопротивляться, когда Бен уложил меня на траву.
      – Наконец-то одни!
      Бен погладил мою щеку, потом шею, легко и нежно. Кто знает, как далеко бы мы зашли! Но, увы, повернув голову в приливе согревающей истомы, я издала пронзительный вопль.
      – Стоп! – Я попыталась сесть, но снова упала на спину и ударилась головой о винную бутылку. – Бен, мы не можем! – Я судорожно застегивала кардиган, дабы обрести респектабельный вид. – За нами следят!
      – Чушь! – Бен стиснул меня в объятиях, но мне удалось вырваться и вскочить на ноги.
      – Говорю же тебе… – Я ткнула пальцем в сторону «Высоких труб». – Кто-то стоит у чердачного окна… Женщина в черном платье с распущенными волосами… или же у нее вуаль такая длинная.
      – Тогда это не призрак Гектора Риглсворта. Или ты забыла сообщить мне, что он трансвестит.
      – Легенда ничего не говорит о его сексуальной ориентации. – Я сделала несколько шагов по направлению к чаще, отделявшей нас от дома, в надежде получше разглядеть видение. – Кроме того, насколько мне известно, призрак хозяйничает только в библиотеке. Разумнее предположить, что в окне одна из семерых дочерей Гектора. Она смотрит на дорогу: не едет ли коляска, а в ней мужчина ее мечты?
      – По-моему, ты несешь околесицу, – произнес Бен с плохо скрываемым раздражением. Подниматься с травы он явно не собирался. – Либо за окном живая женщина, либо ты приняла за человека тень от занавески.
      И правда, когда я снова взглянула на дом, фигура за окном исчезла. Наверное, мне померещилось или же в «Высоких трубах» кто-то жил! Неважно. Момент для любовных ласк был безнадежно упущен. И частично по вине моего супруга, с обидой подумала я, – с какой стати он растянулся на траве, сложив руки на груди, словно труп, приготовленный к погребению? Внезапно поляна показалась мне самым неподходящим местом для пикника, не говоря уж о занятиях любовью. Совершенно ясно, что в стенах «Высоких труб» обитает злой и враждебный дух и его влияние распространяется на чащу и даже на островок зеленой травы, облюбованный нами.
      – У меня такое чувство, что этот бук мог бы порассказать немало жутких историй, свидетелем которых он был, – пробормотала я. – Кто знает? Возможно, одна из семи дочерей Риглсворта, отложив в сторону недочитанный роман, пробралась сюда как-то под покровом ночи, чтобы зарыть под деревом навязчивого поклонника. Например, того, который гордился своими бородавками или же тем, что никогда не мылся. Некоторые мужчины не понимают слова «нет», их гонишь в дверь, они лезут в окно.
      – Намек понял. – Бен вскочил и принялся с бешеной скоростью собирать посуду. Фарфор тоненько позвякивал, предчувствуя свою безвременную кончину. – Нашему неудачному приключению не хватает только достойного финала. – Бен с размаха нахлобучил крышку на масленку. – Хорошо бы из леса выскочил пес-призрак и душераздирающе завыл.
      Глупец! Зря он смеялся над враждебной силой, подчинившей себе это место, потому что мы немедленно услышали лай – земные собаки так не лают. Не успела я схватить обломки прута, которым Бен пытался выдавить пробку, и сотворить из них крест, как на поляну выскочил огромный зверь, больше походивший на волка, чем на собаку. Обнажив клыки величиной с бивни мамонта, зверь бросился на нас – и вдруг прижался к земле и, скуля, заполз под скатерть.
      На полянке возник мистер Бэбкок.
      – Чтоб мне лопнуть, если это не мистер и миссис Хаскелл!
      – А, это ты, Хитклифф? – угрюмо обратился Бен к скатерти, крутившейся у его ног.
      – Ваша хозяйка, добрая душа, сегодня утром отдала мне пса. – Мистер Бэбкок заметно волновался. – И мы с ним сразу же стали приятелями, ей-богу! Вы ведь не станете забирать его обратно?
      – Шутите! – Муж глянул на меня, и в его взгляде вновь засветилась нежность.
      – Кстати, о супругах… Сильвия рада прибавлению в вашем семействе? – осведомилась я.
      Молочник почесал за ухом.
      – Чего не знаю, того не знаю. Сказать по правде, струсил я сразу вести его в дом: мало ли что хозяйке взбредет на ум? Вот и решил после работы немного прогуляться. И право слово, Клиффи шел рядом как миленький! Но вдруг, когда мы поравнялись вон с тем домом, пес прямо обезумел. И то сказать, странный домишко, словно там привидения гуляют. Вот бедняга и перепугался.
      Обеспокоенный мистер Бэбкок, пыхтя, склонился над скатертью, но ухватить ее не смог. Скатерть вертелась волчком, жалобно подвывая.
      – Хитклифф принадлежал мисс Банч, – напомнила я Бену. – И уж теперь даже такой закоренелый скептик, как ты, должен признать, что в легенде о Риглсвортах и «Высоких трубах» есть нечто такое, чего простому смертному не постичь вовеки…

      Десять минут спустя Бен высадил меня у церковных ворот. После путешествия в потустороннюю тьму я искренне радовалась возвращению к обыденной жизни. Что чувствовал Бен, трудно с уверенностью сказать. Оставалось лишь надеяться, что стоит ему переступить порог «Абйгайль» и забросить подальше корзинку для пикника, как он вновь воспрянет духом.
      Я поклялась сегодня же откопать в шкафу кружевную ночнушку цвета морской волны и сто раз провести щеткой по волосам, прежде чем лечь в постель. Супруга надо ублажать, и я не поддамся соблазну просидеть до утра с книжкой – недочитанным «Гласом ее господина». Моя тетушка Астрид, мать несравненной Ванессы, обронила как-то с мрачной гримасой на лице, что ни разу не отказала своему мужу. Хорошо, что она не знает о моем халатном отношении к супружескому долгу, – не хватало только нагоняя от праведной родственницы! Меня разобрал смех: к занятиям любовью с Беном я никогда не относилась как к долгу. Просто всегда дожидалась подходящего момента: когда похудею на один-два килограмма, когда дети подрастут или хотя бы когда разделаюсь с глажкой белья.
      Наверное, размышляла я, подгоняемая холодным ветром, наверное, следует переговорить с Эвдорой: достигло ли мое увлечение любовными романами степени наркотической зависимости? Не пора ли завязать с романтическим чтивом или хотя бы уменьшить дозу?
      Но о чем я совершенно не думала, так это о свежей могиле мисс Банч в темном уголке кладбища под плакучей ивой.
      Я дошла до развилки: тропинка, поросшая мхом, сворачивала направо, к норманнской церкви с высокими, узкими витражами, налево – к дому викарисы, выстроенному в середине прошлого века.
      – Привет, Элли! – Эвдора открыла дверь, когда я преодолела последнюю ступеньку. Под подошвами бесчисленных посетителей ступени стерлись и походили на лесенку из каменных плах с углублениями посередине. – Увидела вас из окна и решила освободить от необходимости звонить в дверь. Глэдстон трудится в кабинете над «Колокольным перезвоном», нашей приходской газетой, а вы ведь знаете мужчин, – Эвдора весело рассмеялась, – они как дети, всегда готовы устроить перерыв в работе.
      – Конечно, не надо ему мешать! – Я понимающе улыбнулась, на цыпочках вошла в холл, увешанный портретами архиепископов Кентерберийских, и как можно тише прикрыла за собой дверь. – Глэдстон удивительно преобразил газету, честное слово, – прошептала я. – Раньше я бросала чтение на первом абзаце, а теперь не могу оторваться, пока не дочитаю по последней строчки. Заметка о свадьбе Бэбкоков растрогала меня до слез. Особенно то место, когда Сильвия плывет к алтарю на облаке, благоухающем розами, а солнце сияет над ее головой, словно золотой нимб…
      – Да-да, помню. Мне казалось, что было бы лучше, если б Глэдстон это вычеркнул.
      Эвдора провела меня в гостиную. Картина над камином изображала парусник, навечно застывший на гребне волны. Фарфор в серванте не поражал оригинальностью – блеклые розочки с листочками. Коричневый диван и кресла утратили форму и напоминали стареющих женщин, вздохнувших с облегчением, когда возраст позволил им выбросить корсеты и расслабиться. В этой комнате ничто не сочеталось ни с чем, но в результате возникала полная гармония. И викариса церкви Святого Ансельма чувствовала здесь себя весьма уютно.
      Эвдора была крупной женщиной – нет, не толстой, просто крепко сбитой. В одежде она предпочитала бежевый цвет, твидовые юбки и прочные туфли, а из украшений – скромную нитку жемчуга. Недавно викариса изменила прическу, предоставив седеющим волосам больше свободы, и они перестали напоминать фетровую шляпку, намертво приклеившуюся к ее голове. Я заметила, что на Эвдоре новые очки – оправа в крапинку подчеркивала приглушенную зелень глаз.
      – Спасибо, что заглянули, Элли. – Эвдора взбила подушку на кресле перед камином. – Устраивайтесь поудобнее, нам есть о чем поговорить. – Повернувшись ко мне спиной, она сдвинула стопку бумаг – по виду, делового содержания – на середину журнального столика и придавила их вазой с нарциссами. – Вот! Так вам будет посвободнее… – Эвдора рассмеялась с легким смущением. Суетливость обычно была ей несвойственна. Я лишь однажды видела, как викариса мечется по дому с безумным блеском в глазах, – когда к ней в гости приезжала свекровь. – Итак, Элли, – Эвдора уселась напротив меня, – я жду от вас совета: как обновить мое жилище?
      – Вот так все и сразу? – пробормотала я. – По-моему, речь шла только о гардеробе в спальне.
      – Сначала – да. Но, знаете, одно цепляется за другое. А теперь, когда наступила весна, – Эвдора оглядела комнату, – все вдруг стало казаться таким потрепанным. Обои совсем выцвели, даже узора не различишь, а мебель… да вы сами видите, Элли.
      – Ничего особенно страшного я не вижу. – Я сдвинулась на край кресла, и оно жалобно застонало, словно предвидя, что конец близок.
      – Должно быть, я созрела для перемен! – Эвдора скосила глаза на журнальный столик, где лежала книжка в бумажном переплете с Каризмой на обложке. Это, несомненно, был он, я могла бы узнать этот водопад развевающихся волос и бугристые мускулы даже на расстоянии пятидесяти метров. – Жизнь не стоит на месте, и если мы не будем стараться идти с ней в ногу… – Эвдора оборвала себя на полуслове. – Словом, не хочу, чтобы меня называли старомодной.
      – Вам это не грозит, – с нежностью произнесла я. – Вы на редкость современная женщина.
      – В некоторых отношениях, да. – Эвдора как-то странно улыбнулась, перевернула книжку Каризмой вниз, а потом сцепила ладони, словно хотела взять себя в руки. – Я постоянно занята приходскими делами, а в результате традиционно «женские» обязанности свалились на Глэдстона. Стряпня, магазины и прочее! И он прекрасно справляется! Но как бы все время находится в моей тени. Удивительно ли, что он ищет способы выразить себя? Какой-нибудь деятельности, которая произвела бы на добрых прихожан церкви Святого Ансельма шокирующее впечатление?
      – Так это он решил обновить ваше жилище?
      – Нет, – Эвдора окончательно смутилась, – это была моя идея. Я про вязание, которым увлекается Глэдстон. Люди любят пройтись насчет ближнего, и Глэдстон страшно огорчится, если, к примеру, члены Библиотечной Лиги станут посмеиваться над ним.
      – Уверяю вас, все понимают его увлечение правильно. Если мужчине нравится вязать или вышивать, это еще не означает, что ему требуется гормональное лечение. Умела бы я рукодельничать, то обучила бы и Эбби, и Тэма.
      – Присылайте их к Глэдстону брать уроки. – Эвдора улыбалась, но уголки ее рта дрожали.
      Я начала беспокоиться за подругу. Помолчав, настоятельница добавила:
      – От всей души надеюсь, что Глэдстона не сочтут неподходящей компанией для детей, когда распространится слух, что он… – Эвдора осеклась. – Что он к тому же обожает штопать.
      Я открыла было рот, но тут мой взгляд упал за окно: на церковном кладбище побитый непогодой полк надгробий замер в ожидании трубного гласа Страшного суда, который освободит их от несения службы. Уж не этот ли мрачный пейзаж расшатал психику моей подруги? Наверное, Эвдоре действительно стоит переменить обстановку, и не только в доме. Пока я размышляла, в каких выражениях посоветовать ей отдохнуть, викариса откинулась на спинку кресла, поправила очки и лицо ее вновь стало прежним – улыбчивым и благожелательным. Так кому из нас мерещится всякое-разное, кому следует обратиться к врачу – мне или ей? Неужто труп мисс Банч, о который я буквально споткнулась, произвел на меня более глубокое впечатление, чем я предполагала?
      – Ну хорошо, Элли! – безмятежным тоном произнесла Эвдора. – Прежде чем мы приступим к обсуждению интерьера, расскажите, как вы поживаете.
      Меня так и подмывало выложить новость о помолвке Ванессы и сынка миссис Мэллой, но я героически удержалась от соблазна. Неминуемое появление моей кузины в Читтертон-Феллс по большому счету не грозило вселенской трагедией. Я знала, чего ждать от Ванессы: она ворвется в Мерлин-корт в облаке дорогих духов, велит мне не таращить глаза на ее бриллиантовое кольцо, а потом станет хвастаться контрактом с Фелини Сенгини. И уж непременно заметит, что после рождения близнецов моя грудь непомерно раздалась. Ничего, выдержу. К тому же привилегия объявить о счастливом событии по праву принадлежит миссис Мэллой.
      Заводить речь о моих читательских пристрастиях также не имело смысла. Книжка на журнальном столике означала, что и Эвдора порой заглядывает в любовные романы. Так стоит ли беспокоиться? Мой брак вне опасности: я не запойная пожирательница романтических бредней, могу бросить в любую минуту.
      – У меня все прекрасно! – объявила я и переключилась на интерьер.
      Для переделки гостиной Эвдоры требовалось составить хитроумный план, чтобы уберечь от свалки большую часть мебели, взиравшей на меня с немым укором. Я размышляла о пестрой обивке для дивана и новом абажуре на торшер, как вдруг зазвонил телефон.
      Извинившись, Эвдора сняла трубку и негромко заговорила. В этот момент в комнату вошел ее муж.
      Глэдстон Шип был седовлас, худощав и сутул, последнее частенько свойственно людям высокого роста. На мир Глэдстон взирал с поразительной доброжелательностью. Когда мы впервые познакомились, я подумала, что из двоих супругов роль священника больше подошла бы мужу, а не жене. Глэдстон, как обычно, был одет в серый джемпер, несомненно связанный им самим.
      – Привет, Элли! Не помешал? – Он замер на пороге, переводя взгляд с меня на жену, все еще говорившую по телефону. – Я могу и уйти, – в его глазах мелькнула улыбка, – и не возвращаться, пока вы все не разложите по полочкам.
      – Мы с Эвдорой обсуждали ваше жилище, – объяснила я.
      – А-а, замечательно! – Глэдстон бесшумно прошел к дивану и сел, благовоспитанно положив ладони на колени. – Вы эксперт в таких делах, Элли, но если хотите знать мое мнение, то, на мой взгляд, воланы, рюши и побольше розового – мне особенно нравится цвет фуксии – весьма оживили бы эту комнату.
      – Да, но… – У меня упало сердце.
      – А что вы думаете, дорогая Элли, – только будьте откровенны! – о зеркале в форме сердца в позолоченной раме?
      Бог смилостивился надо мной: мне не пришлось отвечать, потому что Эвдора, повесив трубку, обратилась к мужу:
      – Глэдстон, звонил твой хирург, мистер Садрани. Он уезжает в отпуск в Индию, и твоя операция переносится на следующий месяц. – Викариса выглядела чрезвычайно расстроенной.
      – Какая досада, дорогая. – Лицо мистера Шипа стало цвета той самой фуксии, которую он так обожал. Глэдстон теребил штанины, старательно избегая моего взгляда. – Очевидно, мне придется набраться терпения и подождать еще немножко. – Он попытался мужественно улыбнуться.
      – Твои родители могли бы решить эту проблему, когда ты был еще ребенком. – С Эвдорой явно что-то было не так: она даже не заметила, как вогнала в краску своего супруга. Мало того, она, видимо, позабыла и о моем присутствии. – Если бы им хватило духу принять разумное решение, тебе бы сейчас не грозила столь рискованная операция!
      – Но операции всегда рискованны, дорогая.
      – Эта чревата особыми последствиями для семейной пары. – Эвдора сдернула очки, растерянно моргнула и водрузила очки на место. – Я не виню тебя, Глэдстон, и понимаю, что ты страдаешь больше всех. Но не могу отделаться от предчувствия, что в скором времени ты будешь спать в комнате для гостей…
      Эвдора подавила рыдание и выскочила в холл, оставив нас с Глэдстоном одних. Слышно было, как тикают часы на камине.
      Глэдстон промурлыкал несколько тактов церковного гимна, отстукивая ритм костяшками пальцев. Я не знала, куда, девать глаза.
      – Пойду-ка заварю чай, – произнес Глэдстон после томительной паузы. – Элли, а почему бы вам не присоединиться к Эвдоре и не продолжить беседу об интерьере? Я знаю, она хочет заменить шкаф в нашей… спальне. – Последнее слово далось ему с трудом.
      – Может, мне лучше совсем уйти?
      – Ни в коем случае! – испуганно воскликнул Глэдстон. Он явно не хотел, чтобы я, как крыса, бежала с тонущего корабля. – Эвдору нужно приободрить, а мне это сейчас не удастся. – Он опустил голову. – В последнее время со мной одни проблемы.
      Моим первым побуждением было выразить ему сочувствие по поводу операции, но, поскольку она явно носила интимный характер, я не стала смущать Глэдстона и ограничилась тем, что просто похлопала его по плечу, а потом тихонько выскользнула из гостиной.
      Поднявшись по лестнице, – третья и пятая ступеньки скрипели так громко, что могли разбудить мертвых на кладбище, – я нашла викарису в тесном коридорчике. Здесь было темно благодаря темно-зеленым обоям и нестройному ряду дубовых дверей. Однако узкое окно пропускало достаточно света, чтобы заметить, что глаза Эвдоры покраснели от слез.
      – Простите меня, Элли, за ужасное поведение. – Она потерла виски, словно хотела стряхнуть невыносимую боль. – Хоть убей, не пойму, что на меня нашло. Глэдстон такой милый и добрый. Многие годы он ставил мою работу выше своих интересов. И вот теперь, когда в нашей жизни что-то должно измениться, я веду себя как трусливая эгоистка. А набрасываться на него в вашем присутствии было уж совсем отвратительно!
      Я обняла викарису.
      – Вы любите его! А когда мы тревожимся о тех, кто нам дорог, то часто стучим кулаком по столу и обвиняем любимых в самых немыслимых грехах.
      – Нет, – Эвдора сжала мою руку, – я думала только о себе. Злилась, потому что он не пошел к врачу много лет назад, когда уже было ясно, что у него проблемы. И обижалась, потому что мне не нравится то, что он собирается сделать. Но Глэдстон имеет права быть самим собой.
      Я не совсем понимала, каким образом предстоящая операция связана с правом Глэдстона быть самим собой, но, вероятно, современная хирургия способна творить чудеса. Я предложила Эвдоре спуститься вниз и, поговорив с мужем, облегчить душу. Однако она попросила пятиминутную отсрочку, чтобы взять себя в руки.
      – Ему не стоит видеть меня такой. Женщину моего возраста и комплекции слезы не украшают. Почему бы нам, Элли, не пройти в спальню? Шкаф – не единственная проблема, в чем вы сами сейчас убедитесь.
      Эвдора двинулась по коридору, но я удержала ее:
      – Может быть, в другой раз? Викариса упрямо покачала головой, и я двинулась следом за ней.
      – Вот, смотрите! – Эвдора включила свет в просторной комнате с большим камином и огромной кроватью времен второй мировой войны. – Когда мы въехали сюда, то даже не поменяли обои. – Она указала на редкие красные розочки на стенах. – Они страшно не сочетаются с желтым покрывалом. Не заменить ли покрывало пуховым одеялом? Будет проще заправлять постель. Только я немного побаиваюсь: у меня аллергия на пух.
      – Мы с Беном спим под одеялом с синтетической начинкой, – сообщила я. – Бен тоже до смерти боится аллергии. Сейчас есть чудесные искусственные заменители. А если вы решите не менять обои и шторы, то белое одеяло с вышивкой – то, что надо. – Я говорила чересчур громко, словно хотела распугать мрачные мысли, одолевавшие викарису.
      – Нет, я хочу поменять здесь все, за исключением камина. – Эвдора грустно рассмеялась и поправила очки. – Надо же когда-то начать новую жизнь.
      – Не лучше ли повременить с большими переменами? – Я с болью наблюдала, как моя подруга рассеянно топчется на месте. – Когда меняешь обстановку в доме, следует запастись хорошим настроением. Иначе можно остаться с черными обоями и гробом вместо журнального столика.
      – Элли, так вам никогда не заработать денег.
      – Но я не хочу попусту тратить ваши.
      – Все дело в том, что мы с Глэдстоном наконец-то можем позволить себе немного потратиться, – с несчастным видом призналась Эвдора. – Наша дочь вышла замуж и переехала в Австралию, а мы всю жизнь экономили. И… в сложившихся обстоятельствах, – Эвдора тряхнула головой, словно собака после купания, – можно позволить себе шикануть. Но вы правы, Элли, лучше подождать, пока все не уляжется.
      – Вот и отлично! А я тем временем разработаю несколько вариантов для гостиной и для спальни, заеду через неделю или даже в следующем месяце, когда операция Глэдстона будет уже позади, а вы сможете перевести дух.
      – Очень разумный подход к делу. – Эвдора улыбнулась, очевидно решив, что хватит пугать меня слезами. – Тогда, пожалуйста, спуститесь в гостиную и попросите Глэдстона поставить чайник. Я присоединюсь к вам через несколько минут.
      – Мне уже пора домой.
      – Нет-нет, без чашки чая и куска бисквита я вас не отпущу. Глэдстон старался все утро. – Эвдора проводила меня до лестницы. – Я только умоюсь и попудрю нос.
      – Не торопитесь, пудрить нос – дело серьезное.
      Я обняла ее и двинулась вниз, на полпути глянула на часы и обнаружила, что дурацкий механизм остановился в час тридцать. Перегнувшись через перила, я сверилась с часами в холле, и, пока заводила свои, в гостиной зазвонил телефон. Послышался взволнованный голос Глэдстона:
      – А, чудесно! Я так ждал вашего звонка! Только вы можете понять, как мне хочется поскорей покончить с этим пороком – быть женщиной в теле мужчины!
      Боже всемогущий! Я поднесла руку ко рту и одеревенела. Если бы я могла заставить ноги двигаться, то все равно не рискнула бы ступить на скрипучую ступеньку. Нельзя выдавать своего присутствия! Бедный Глэдстон, что с ним будет, если он поймет, что я знаю его ужасную тайну!
      – Я больше не в силах притворяться, – продолжал он дрожащим голосом. – Но моя дорогая супруга, естественно, очень обеспокоена. Как ее прихожане поведут себя, когда узнают, что я – женщина? Эвдоре не нравится имя Цинния, слишком жеманное на ее вкус, но я никогда не мог себя представить Алисой или Рут.
      Пока Глэдстон Шип выслушивал ответ своего собеседника, я тряслась при мысли, что Эвдора вот-вот вынырнет из ванной и поймает меня за подслушиванием. Ей и без того приходится несладко. Еще бы, муж собирается лечь под нож и изменить свой пол! Не хватало только, чтобы Эвдора подумала, будто я шпионю. Конечно, когда нанимают декоратора, подразумевается, что не избежать перетряхивания старого белья, хотя бы потому, что все ящики шкафов и комодов будут выдинуты. Однако семейный хаос в этом доме должен оставаться тайной как можно дольше. Я представила себе заголовки в бульварной прессе: Прихожане Читтертон-Феллс потрясены. Не только викариса – женщина, но и ее муж тоже!
      Мне было до слез жаль обоих супругов. В какой же невыносимой ситуации они оказались! Неудивительно, что Эвдора сама не своя. Я бы развалилась на куски, если б Бен вдруг выразил желание стать Бенитой, но отнеслась бы с пониманием: несколько взмахов скальпелем – и человек избавляется от душевных мук, обретая вожделенный женский образ.
      Судя по всему, Эвдора не собирается бросать Глэдстона. Возможно, он переберется в комнату для гостей, но останется в этом доме. Я представила, как они сидят вечером у камина, – Глэдстон, то есть Цинния, с вязанием в руках, Эвдора с книгой. Можно понять, отчего викариса взялась за любовные ррманы, – ей необходима эмоциональная поддержка…
      Внезапно я осознала, что в доме царит тишина. Так Глэдстон уже закончил телефонный разговор?! Я быстренько привела ноги в движение и оказалась в холле одновременно с Глэдстоном, который вышел из гостиной.
      Покраснев до кончиков волос, я промямлила, что Эвдора вот-вот спустится, а пока просит поставить чайник.
      – А, чудесно! – Глэдстон не выразил ни малейшего неудовольствия.
      Настоящий душка в сером джемпере и матерчатых шлепанцах, муж, каких поискать, мрачно подумала я.
      – Я разговаривал с моим приятелем, который тоже пишет… – Глэдстон запнулся, – для приходской газеты.
      – Как хорошо, – пробормотала я, – что у вас есть кому излить душу. Пожалуйста, – я бочком продвигалась к входной двери, – объясните Эвдоре, что мне пришлось уехать домой. Герта, наша новая няня, впервые осталась одна с детьми, и как бы у нее не возникли трудности. Она и так очень переживает из-за неудавшегося брака. Ее муж ушел к другому мужчине.
      Слова вылетели прежде, чем я успела осознать их неуместность. Отлично! Теперь Глэдстон решит, что я – злобная ханжа. Из тех, что тут же начнут трепать языками, стоит ему выйти из больницы после операции.
      – Жизнь – сложная штука. – Мистер Шип покачал головой и двинулся следом за мной. – Мы с Эвдорой непременно помянем этих несчастных в наших молитвах.
      – Какой вы милый! – Я не удержалась и чмокнула его в щеку.
      Утирая слезы, я кубарем слетела с крыльца.
      – Не забудьте, Элли! – Голос Глэдстона звучал почти весело. – Библиотечная Лига собирается завтра в час. Необходимо разработать план по сбору средств для памятника мисс Банч.
      – Буду вовремя!
      Вяло помахав на прощание, я двинулась прочь. Меня словно окутывал туман, хотя в небе сияло солнце. Редкий человек этот Глэдстон Шип, мужчина он или женщина. А я получила хороший урок. Мучаюсь своими дурацкими проблемами, которые и выеденного яйца не стоят. Вот приду домой и прочту детям сказку о принце и принцессе, что жили долго и счастливо. Нет, пожалуй, это не очень удачная мысль: если при чтении будет присутствовать Герта, ей сразу вспомнится, как ее Прекрасный Принц сбежал к Мальчику-с-пальчик. Но, будем надеяться, настанет день, когда даже Герта поверит в новую жизнь. И Эвдора с Глэдстоном тоже… или с Циннией?
      Припоминая перипетии недавно прочитанного романа «Вечный источник любви», я не заметила, как добрела до Мерлин-корта, и с неопределенной улыбкой на губах распахнула дверь кухни.
      Там царила идиллия. Герта суетилась у плиты, в воздухе был разлит аромат имбиря и гвоздики. Близнецы на коврике у камина строили башню из кубиков – шедевр авангардной архитектуры. Я почувствовала себя на вершине блаженства.
      – Привет! – весело воскликнула я и онемела: обернувшаяся ко мне Герта походила на призрак. Пухлые щеки ввалились, а косы зловещими змеями раскачивались из стороны в сторону. – О боже! – Я быстренько захлопнула за собой дверь, чтобы не поддаться соблазну и не улизнуть.
      – Вы расстроились, потому что я ушла из дома, не оставив указаний? Знаю, я поступила беспечно, но миссис Мэллой пообещала объяснить, что мы с мужем решили воспользоваться чудесной погодой и поехали на пикник…
      – Миссис Метла ушла два часа назад.
      Герта указала на часы, словно призывая их в свидетели. – Я с зайчиками дома одна. – Ее била дрожь. Не удержавшись на ногах, няня рухнула в кресло-качалку, едва не перевернувшись вместе с ним. – Мы сидим в кабинете, где телевизор, и вдруг слышим, кто-то вошел сюда. – Она махнула рукой в сторону двери. – Я думаю, это вы, фрау Хаскелл, и говорю деткам: «А ну-ка, крохотульки мои, пойдем расскажем маме, как нам весело втроем!»
      – И что же дальше? – Я озадаченно уставилась на близнецов.
      Эбби тряхнула ячменными кудряшками и с пафосом произнесла:
      – Тэм стукнул меня!
      – Неправда! – возмутился ее брат и одним ударом разрушил башню.
      Мне пришлось подхватить дочурку на руки, иначе она не удержалась бы в образе хрупкого создания и принялась колотить Тэма кубиком по голове.
      – Думаю, Эбби рассказывает сказку. – Герта скручивала косы в канат под подбородком, рискуя удавиться.
      – Так кто же вошел в дом? – в отчаянии спросила я. – Наверное, миссис Метла… то есть миссис Мэллой, вернулась, потому что забыла сумку?
      – Нет! Я выхожу в холл, а там этот незнакомец в черных брюках, воротник плаща поднят до ушей, а поля у шляпы опущены. И он так нагло идет в гостиную. Это не ваш муж. Я знаю походку герра Хаскелла. И тогда я понимаю: это вор! У меня мозги работают быстро: щелк-щелк! – и готово. – Гёрта для убедительности щелкнула пальцами. – А он подходит к каминной полке, берет подсвечники и смотрит, серебряные ли они.
      – Боже праведный! – Эбби крутилась на моих руках, пришлось обхватить ее покрепче. – Что же вы сделали?
      – Я заталкиваю зайчиков обратно в кабинет и закрываю дверь. – Щеки Герты слегка порозовели: как-никак она рассказывала о приключении. – На цыпочках подбираюсь к статуэтке святого Франциска, что стоит в холле, – Герта перекрестилась, – такой хороший святой, я знаю, он поможет мне одолеть злого вора.
      – Дальше! – Я едва сдерживала слезы, потому что Эбби увлеченно щипала меня за щеки.
      – Подкрадываюсь сзади к злому вору – нет, он ничего не украдет у моих добрых хозяев! – и бью его святым Франциском по голове. Чтобы придать себе сил, я думаю о моем муже, как бы я его убила, кровь бы брызнула и череп раскололся. И вор падает, даже не пикнув. Лицом вниз.
      – Тэм ударил меня, – пролепетала Эбби, прижав розовые губки к моему носу.
      Я догадалась, что она уже слышала рассказ Герты и успела придумать свою версию с собственной персоной в главной роли.
      – Вы очень храбрая, Герта. А что сказала полиция?
      – Кто? – Няня тупо уставилась на меня. – Я не звоню в полицию! Разве можно распоряжаться в чужом доме, я ведь здесь не хозяйка. Я закрываю дверь и придвигаю к ней стол. И с тех пор в той комнате тихо-тихо.
      Ничего удивительного. Вор небось давно очухался и сбежал через окно. Опустив Эбби на пол, я направилась к двери в сад. Прежде чем вызвать констебля, надо бы заглянуть в окошко. Однако не успела я распахнуть дверь, как раздался грохот. Кастрюли, висевшие на железной рейке, отозвались жалобным дребезжанием. Тэм и Эбби не шелохнулись, зато Тобиас молнией взлетел на комод, а Герта бросилась в мои объятия. Я услышала разъяренный вопль, неподобающий даме благородных кровей:
      – Элли, я всегда подозревала, что ты ненавидишь меня, но такого свинства я от тебя не ожидала! А я-то намеревалась оказать честь твоему дому!
      – Это вор? – пролепетала Герта.
      – Можно и так сказать, – со вздохом отозвалась я, направляясь в холл, дабы отомкнуть клетку с тигром. – На свете есть только одна женщина, которая способна, переодевшись гангстером, тайком пробраться в дом, чтобы проверить, где я покупаю серебряные подсвечники. И эта женщина – моя кузина Ванесса.

      Забыть о чьем-либо дне рождения, а тем более о своем собственном, – не самое серьезное преступление на свете. Когда на следующее утро Бен вошел в кухню в костюме цвета асфальта (который необыкновенно ему шел) и пожелал мне долгих счастливых дней в кругу семьи, я первым делом с ужасом подумала, что речь идет о Ванессе: неужто кузина вознамерилась обосноваться у нас до самой свадьбы? Неудивительно, что в то утро я соображала с трудом.
      Освободившись из заточения, Ванесса не преминула устроила нам спектакль: величаво и, разумеется, грациозно она рухнула в обморок на каменные плиты холла. Я так понимаю, манекенщицы обучены падать, поскольку узкий подиум таит массу опасностей. Вряд ли Ванесса жаждала обзавестись шишками и ссадинами. Открыв глаза, кузина слабым голосом потребовала, чтобы Герту немедленно отправили в тюрьму, а моих деток – в ближайший приют, потому что от их воплей она на стенку лезет. Жаль, что не из дома бежит.
      Постепенно до меня дошло, что Бен поздравляет меня с днем рождения, однако на благодарность сил не хватило: трудно радоваться тому, что стала на год старше, когда в спальне наверху сладко дрыхнет Ванесса. Кузина забрала мою лучшую ночную рубашку, объяснив, что покинула материнский дом в Лондоне впопыхах, успев прихватить только зубную щетку. Естественно, я не могла выставить себя на посмешище, предложив ей хлопчатобумажный балахон. «Ты стала совсем квочкой» – таков был бы вердикт несравненной кузины. Ванесса и без того целый вечер усердно выискивала во мне недостатки: прихлебывая бренди (якобы для успокоения нервов), небрежно поинтересовалась, зачем я подстригаю ресницы.
      – Бог на небесах, – произнес Бен, поцеловав меня в губы, – а Ванесса, полагаю, все еще в постели.
      – И потому жизнь в данный момент прекрасна! – Я налила нам по чашке кофе. – Одно из лучших качеств моей кузины – это то, что она и утро никогда не сталкиваются. Джордж Мэллой проснется однажды и поймет, что тридцать лет не видел жены при дневном свете. Впрочем, это будет не самая серьезная из его жалоб.
      – Не слишком ли ты к ней строга? – Бен вопросительно приподнял бровь, отхлебывая кофе. – Конечно, Ванесса бывает иногда сущей ведьмой, но после того как мамаша закатила ей истерику по поводу помолвки и выгнала из дома, твоя кузина нуждается в толике сочувствия.
      Я столь энергично размешивала сахар, что едва не смыла рисунок на внутренней стороне чашки.
      – Еще немного, и ты заявишь, что эта гадина явилась в Мерлин-корт, горя желанием подружиться с будущей свекровью! Позволь напомнить, – я гневно взмахнула ложечкой, – что в последний свой приезд Ванесса заявила, будто рабочая кобыла больше похожа на благородную даму, чем миссис Мэллой.
      – Твоя кузина – записная гордячка. – Бен подлил себе кофе. – Но, согласись, несмотря на протесты твоей тетки, она обручилась с Джорджем, хотя в нем нет ни капли голубой крови. Возможно, она любит парня и захочет ему угодить, подружившись с его матерью.
      – Я поверю в это, только когда влезу в платье на размер меньше, чем носит Ванесса.
      – Ладно, оставим этот разговор. – Бен взглянул на настенные часы: стрелки неумолимо приближались к половине восьмого – времени, когда он обычно уходит в ресторан. – Скоро спустится Герта с детьми и драгоценным минутам, когда мы вдвоем, придет конец.
      Поставив чашку, Бен пошуровал в кармане своего плаща и выудил коробку в яркой упаковке. Колечко или браслетик не станут укладывать в такую большую коробку. Не иначе там диадема!
      – Приготовься… На счет «три» можешь разворачивать.
      – Ох, спасибо, дорогой! – Я поцеловала мужа и принялась орудовать ногтями и зубами. Проклятых ножниц в нужную минуту никогда не бывает под рукой. – Чудесно! Именно об этом я и… мечтала…
      – Я знал, что тебе понравится. – Бен повертел подарок так, чтобы тот мог воссиять во всем своем механическом блеске. Отныне я была счастливой обладательницей машинки для варки капуччино. – Она снабжена не только инструкцией, но и видеокассетой под названием «Прелюдия к капуччино».
      – А на вечерние курсы, случаем, не надо? – испуганно спросила я, завороженно глядя на десяток кнопочек и рукояток. С техникой у меня всегда одно и то же – до ужаса боюсь неверным движением запустить очередной прибор в космос.
      – Тут и ребенок управится.
      Бен ласково погладил меня по волосам, но, к счастью, не поцеловал, а то бы заметил, как дрожат мои губы. Для меня включение пылесоса – чрезвычайная ситуация. И я никогда не прикасаюсь к электрическим лампочкам, даже если они мирно лежат в коробке.
      – Вот эта часть выглядит несложной. – Я перевела взгляд на две чашки, прилагавшиеся к адской машинке.
      – Какие отныне нас ждут вечера! – Просто удача, что Бену некогда было вникать в мои переживания, он уже натягивал плащ. – Сначала восхитительная прелюдия, когда мы мелем зерна и вдыхаем бодрящий кофейный аромат. Потом усаживаемся вдвоем в гостиной, смакуем капуччино и брызжем слюной, если вдруг телефонный звонок нарушит нашу идиллию.
      – Теперь я стану с нетерпением ждать вечера! – льстиво отозвалась я и проводила мужа до двери. – Спасибо, дорогой, за чудесный подарок.
      – Да, чуть не забыл, Элли… – Он обернулся с таким видом, словно ему только что пришла в голову гениальная идея. – Приходи сегодня в «Абигайль» к шести, поужинаем вместе. Я бы сводил тебя в другое место, но, право, не знаю, – Бен хитро усмехнулся, – где еще так хорошо кормят.
      – Замечательно! – Я сняла пылинку с плеча мужа. – Но не лучше ли поужинать дома вместе с детьми? Ты мог бы принести что-нибудь вкусненькое из ресторана.
      – Вернемся домой пораньше и прихватим торт для Эбби и Тэма. – Бен уже спускался с крыльца. – Ты ведь идешь на собрание в библиотеку, так почему бы не устроить себе полноценный выходной – пробежаться по магазинам после собрания, а потом завернуть в «Абигайль»? Зачем мы наняли Герту? Разве не для того, чтобы ты почаще выходила в свет?
      – Буду в шесть, дорогой! – пообещала я, закрыла дверь, упаковала машинку для варки капуччино и поставила на полку.
      С воздушной ночной рубашкой и пеньюаром – еще неизвестно, вернет ли Ванесса ту зеленую, что я ей одолжила, – было бы куда меньше хлопот. Но подарки бывают разные – приятные и полезные, напомнила я себе и принялась готовить завтрак для близнецов.
      Неохота, с которой я согласилась поужинать в ресторане, объяснялась тем, что в последнее время почти не видела собственных детей. Герта взяла на себя обязанность будить их и одевать, а также заменила меня в роли банщицы. Но сможет ли Герта понять, как важно для Тэма плескаться в непосредственной близости от крана? И сумеет ли Эбби объяснить няне, что резиновую уточку после купания следует не только обтереть полотенцем, но и обвалять в детской присыпке?
      Проблема в том, размышляла я, взбалтывая апельсиновый сок, что до сих пор нашлись лишь два клиента, заинтересованных в моих услугах дизайнера по интерьерам. А может быть, в глубине души я предпочла бы остаться мамочкой и домохозяйкой? И меня вовсе не радует вмешательство постороннего человека в воспитательный процесс? Разумеется, не ставился вопрос о компетенции Герты. В том, что няня приняла Ванессу за вора и шарахнула ее святым Франциском по голове, представив, как бы славно она расправилась со своим неверным муженьком, я не усматривала никаких отклонений от нормы.
      Многих вполне приличных женщин посещала мысль убить загулявшего мужа, но Герта в альпийском наряде ничуть не походила на хладнокровную убийцу. Вот и сейчас она спустилась на кухню в своем неизменном тирольском платье. За ее руки цеплялись Тэм и Эбби. Я предложила ей покопаться в моем гардеробе, но Герта отказалась, смущенно сообщив, что выстирала бельишко в раковине и высушила его феном.
      – Пожалуйста, Герта, – взмолилась я, – пользуйтесь стиральной машиной и сушкой сколько вам будет угодно. Мы с Беном хотим, чтобы вы чувствовали себя как дома.
      – Вы добрая, фрау Хаскелл. Чудо, что вы не вышвырнули меня за уши на улицу, ведь я так провинилась перед вашей красавицей кузиной.
      – Ей следовало постучать, прежде чем врываться в дом и пугать вас до смерти.
      Я умолчала о том, что сама не раз испытывала желание треснуть Ванессу по башке. Когда Эбби и Тэм бросились ко мне, словно не видели мамочку много лет, я растаяла и распахнула объятия.
      – Вы рисковали жизнью, Герта, защищая детей, и потому заслуживаете премии. Я выпишу вам чек, и вы купите себе что-нибудь из одежды.
      – Нет, фрау Хаскелл! – Слеза скатилась по пухлой щеке няни, Герта утерла ее тыльной стороной ладони. – Я не заслуживаю вашей доброты.
      – Не спорьте. – Я пристроила на своих коленях сначала Тэма, потом Эбби. – Почему бы вам не отправиться в магазин прямо сейчас? В библиотеку мне нужно лишь к половине первого.
      – Мой муж мог бы прислать мне одежду! – фыркнула Герта. – Если б целыми днями не миловался со своей новой пассией.
      – Собирайтесь-ка в магазин! – улыбнулась я Герте. – Автобусная остановка в двух шагах от церкви Святого Ансельма.
      На секунду я испугалась, что у няни ноги прирастут к полу, если она вспомнит о своем первом вечере в наших краях, о встрече с призрачным видением Вечной Невесты и о жутком черном псе-людоеде. Но, похоже, Герта была не склонна бередить память или полагала, что солнечный свет – надежное средство против злых духов и прочей нечисти.
      Мистер Бэбкок успел доставить молоко, прежде чем я продрала глаза. Посему мне по-прежнему было неведомо, как отнеслась молодая жена к появлению Хитклиффа. Пока мы с Гертой усаживали близнецов на высокие стульчики, я раздумывала, не прихватить ли свадебный подарок для Бэбкоков в библиотеку, где и вручить Сильвии, но в конце концов решила, что уместнее будет заехать к ним домой. Сильвия давно зазывала меня на чашку чая, но мне не с кем было оставить близнецов. О том, чтобы взять их с собой, не могло быть и речи. Миссис Бэбкок, боявшаяся лишний раз открыть рот, дабы не подхватить какую-нибудь заразу, вскочила бы на стол и заорала благим матом, увидев в своей сверкающей гостиной ребенка с грязными коленками.
      Утро шло своим чередом, дети мирно играли, а Герта хозяйничала на кухне, упорно противясь моим попыткам выставить ее на прогулку по магазинам. Свое рвение она мотивировала тем, что у миссис Мэллой, нашей железной миссис Метлы, сегодня выходной. Однако в половине одиннадцатого Герта была вынуждена поторопиться на автобус, чтобы успеть купить хотя бы дезодорант, не говоря уже о прочем, и вовремя вернуться домой.
      Когда часы в холле начали бить одиннадцать, в кухню вплыла Ванесса – ни дать ни взять богиня весны в моем пеньюаре цвета морской волны. Драгоценная кузина относилась к числу тех невыносимых женщин, которые даже после полубессонной ночи, продолжавшейся десять-одиннадцать часов, умудряются выглядеть сногсшибательно. А всему виной эти роскошные тициановские волосы, и эта молочная кожа с легким румянцем на точеных скулах, и эти изумительные глаза цвета шерри – легкая заспанность лишь придает им загадочности.
      – Ради бога, Элли! – Ванесса прижала ко лбу пальчики с жемчужными ноготками. – Не могла бы ты вырубить эти проклятые часы? Мне не хватает только головной боли!
      – Выпей чаю. – Перешагнув через Эбби и Тэма, я протянула кузине свою чашку. – Более крепкие напитки принимать пока рановато.
      – Ты имеешь в виду яд? – Ванесса сладко улыбнулась и легким облаком из шифона и кружев опустилась в кресло. – Да, дорогая, я читаю по твоему лицу, как по открытой книге с метровыми буквами, вроде той, что рассматривает этот малыш, забыла, как его звать. – Кузина осторожно ткнула пальчиком в Тэма, словно опасалась, что он сейчас подпрыгнет и откусит ей руку. – Знаю, ты терпеть не можешь, когда я вторгаюсь в твой очаровательный домашний уют. Боже! А это что еще за уродство? Новый прибор для измерения давления на тот случай, если ты вдруг переутомишься, закручивая банки с вареньем?
      – Это кофеварка, – холодно отозвалась я.
      – А-а, должно быть, дорогой Бентли подарил ее тебе на день рождения. – Ванесса отодвинулась подальше от Эбби. Та стояла, не сводя с кузины широко распахнутых голубых глаз. – Я не виню тебя, Элли, честное слово, твое желание избавиться от меня совершенно естественно. И мне даже как-то неловко, что эта женщина-танк не прибила меня до смерти. Ты всегда завидовала мне – самую капельку, конечно! – но тебя можно понять. – Кузина грациозным движением разгладила кружева на безупречной шее. – И наверное, я иногда подливала масла в огонь, напоминая, кто у нас в семье первая красавица. Но, – добавила она великодушно, – я всегда признавала, что у тебя характер лучше.
      – Спасибо!
      – Вот почему, когда мама разозлилась из-за моей помолвки с Джорджем, посинела и закатила дикую истерику, я подумала: ладно, поеду-ка я в Мерлин-корт. Элли забудет прошлые обиды, когда узнает, что моя родительница отреклась от меня. Дорогуша Элли прижмет меня к своей материнской груди, и я почувствую, что не одна на этом свете.
      – У тебя есть Джордж, – напомнила я.
      – Да, и посмотри, как он меня обожает! – Ванесса вытянула левую руку с целью ослепить меня бриллиантом непристойных размеров. – У некоторых зеркала меньше, не так ли?
      – Ага, теперь ты сможешь подкрашивать губы, используя камешек вместо зеркальца, – посоветовала я, глянув на Эбби.
      Дочка все еще как зачарованная глазела на Ванессу.
      – Этот ребенок превратился в соляной столб или она всегда такая?
      – Тетя красивая. – Эбби, словно зомби, шагнула вперед и положила пухлую ладошку на колено моей кузины. – Ты фея?
      – Какая прелесть!
      И тут Ванесса изумила меня: она подхватила Эбби и усадила мою дочь к себе на колени. В глазах ее – о боже! – сверкнули слезы.
      – Какое восхитительное создание! Как же я сразу не заметила, что она похожа на меня! Когда я была маленькой, мои волосы были точно такого же золотистого цвета, как у твоей малютки Эшли. Или ее зовут Элисон? Неважно! В любом случае у нее мой божественный нос!
      Тэм, не пожелавший отставать от сестры, немедленно отшвырнул книжку с картинками и ринулся к Ванессе с воплем:
      – Я тоже тебя люблю!
      – До чего ж умненький мальчик! – Ванесса и его водрузила на шифоновое колено. – О, как же я была права, приехав к вам! Здесь я отдохну после маминых воплей.
      – И познакомишься с миссис Мэллой.
      Я избегала смотреть на своих отпрысков: маленькие предатели!
      – Ах да! С моей будущей свекровью! – Ванесса чмокнула детей в макушки. – Но торопиться с этим нет нужды. Скоро она все равно появится здесь, чтобы убрать дом, так что встреча неизбежна. Думаю, нам будет что сказать друг другу, особенно если она включит пылесос с утра пораньше рядом с моей спальней. Уверена, миссис Мэллой – чудная женщина. Бедняжка, наверное, утратила последний разум, когда узнала, что ее сын женится… – Ванесса игриво похлопала Эбби по щечке, – на фее.
      Нет, без крепких напитков тут не обойтись. Взявшись за чайник, я отогнала подлую мыслишку о том, что кузина отныне может забыть о выгодных контрактах, поскольку брак – дело не менее хлопотное, чем карьера супермодели.
      – Должно быть, ты очень любишь Джорджа Мэллоя, – благодушно заметила я.
      – Дорогая, ты неисправима! Да, я увлечена Джорджем. Он богат и вполне респектабелен. Мне нравится беседовать с ним. Мы хорошо проводим время. И он появился как нельзя… то есть в самый подходящий момент. Но чтобы сгорать от любви к Джорджу Мэллою – нет уж, увольте! И не смотри на меня так, Элли. Я не собираюсь делать мужчине одолжение и влюбляться в него до полного идиотизма. Страсть – вещь недолговечная, а развод пока не входит в мои планы.
      – Ты не права. – Я отхлебнула чаю, но он оказался таким горьким, что пришлось вылить содержимое чашки в раковину.
      – Посмотри на себя и Бена, – вещала Ванесса поверх темноволосой головенки Тэма. Малыш приподнялся и чмокнул тетушку в бархатистую щеку. – Совсем недавно дорогой Бентли был самым красивым и привлекательным мужчиной на свете. И что же? Ты по-прежнему бродишь, как сомнамбула, считая пропащей каждую секунду, когда он не прижимает тебя к своей груди? Нет! Твоя голова занята более возвышенными помыслами – например, как стать идеальной мамашей или как одним махом управиться со всякой домашней ерундой. И прекрасно, Элли, потому что наступит день, когда Бен постареет и поседеет и ты уже не сможешь вспомнить, глядя на него, что же заставляло тебя млеть от восторга.
      – Спасибо, что предупредила, – буркнула я.
      – Не за что. – Ванесса ангельски улыбнулась. В этот момент она походила на Мадонну с лишним младенцем. – Что касается Джорджа, то, когда у него разовьется подагра и он не сможет подняться по лестнице без одышки, у меня не будет причин желать ему провалиться сквозь землю. Романтическую любовь следует приберечь для совершенных мужчин. «Тлен не коснется их, и вечность не уничтожит» – или как там говорится в заупокойной молитве? Те, кому мы отдаем свои сердца, не имеют права стариться и превращаться в зануд, вечно теряющих вставные челюсти.
      – Что ж, – я отсалютовала кузине пустой чашкой, – надеюсь, вы с Джорджем будете счастливы на свой особый манер. Когда же я удостоюсь чести познакомиться с женихом?
      – Бог его знает, дорогая! – Ванесса спустила детей на пол, встала и потянулась в блаженной истоме. – Я звонила ему вчера, он страшно расстроился из-за маминой безобразной выходки, но бедняжка не может пока вырваться, поскольку по уши занят на фабрике.
      – И что же он производит?
      – Спортивный инвентарь. Так я с ним и познакомилась.
      – Ты врезалась в него, крутя педали на тренажере?
      – Джорджу требовалась манекенщица для рекламной кампании. – Ванесса нахмурилась, созерцая ноготь, с которого откололась крупинка жемчужного лака. – Я предложила свои услуги и получила работу. Все просто.
      – Ну да, разве ты нашла б такого жениха, снимаясь для «Вог»? – заметила я, глянув на часы.
      Пора было готовить обед для близнецов, а потом второпях собираться на заседание Библиотечной Лиги. Не следует заставлять коллег нервно постукивать карандашами по столу в ожидании опоздавших. Перед нами стоит серьезная задача: собрать средства на памятник мисс Банч, и тут каждый грамм мозгов на счету.
      Ванесса расхаживала по кухне, близнецы следовали за ней, держась за подол пеньюара.
      – Элли, я вдруг сообразила, что здесь чего-то, вернее, кого-то не хватает.
      – Герта ушла за покупками.
      – Я не о ней. – Кузина потрогала макушку, по которой вчера прошелся святой Франциск. – В доме стало как-то просторнее.
      – Джонас уехал в поход вместе с Фредди.
      – А-а, с нашим драгоценным кузеном. Интересно, Фредди по-прежнему разгуливает с косицей и серьгой в ухе? Помнится, череп со скрещенными костями смотрелся очень живописно!
      Хотя вот уж о ком я напрочь забываю, когда он не маячит у меня перед глазами.
      – Зато он о тебе помнит. – Я снова взглянула на часы: стрелки гонялись друг за другом как сумасшедшие. – Вчера я по телефону сообщила ему о твоем приезде, и Фредди заявил, что пусть его сожжет крапива, но твой визит он пересидит в лесах.
      – Как мило, особенно если учесть, что я, возможно, пробуду здесь вечность! – Ванесса стремительно обернулась ко мне, и Эбби и Тэм, не удержавшись за подол, шлепнулись на пол. – Я подумываю обвенчаться в церкви Святого Ансельма.
      – Правда? – Я едва не рухнула на пол рядом с детьми.
      – Поскольку у меня нет собственной церкви, почему бы не позаимствовать на денек твою? – Она говорила о церкви, словно о ночной рубашке. – Надо же утереть нос мамочке. Свадебный прием устроим в Мерлин-корте. Бен возьмет на себя угощение, а Герта, женщина-граната, перемоет посуду. Что может быть прекраснее меня, в волнах белого атласа и французских кружев нисходящей по лестнице родового поместья? Видение небесной красоты, которое не каждому дано увидеть при жизни.
      Эбби и Тэм, тараща глазенки, захлопали в ладоши в такт свадебному гимну, игравшему в их ушках. В отличие от детей у меня идея кузины не вызвала энтузиазма, но я надеялась, что, польщенная аплодисментами близнецов, она этого не заметила.
      – Ты должна кое-что знать, Ванесса. Над невестами, венчающимися в церкви Святого Ансельма, витает злой рок.
      – Ты имеешь в виду себя и Бена?
      – Я имею в виду Вечную Невесту. Шестьдесят лет назад она ждала в церкви жениха. Но тот позабыл явиться на собственную свадьбу, или обстоятельства ему помешали, однако с тех пор покинутая дама лишилась разума. Ее часто видят у церкви после наступления темноты. Бедняжка, она все еще ждет. Да вот только позавчера Герта столкнулась с ней.
      Поставив жаркое на плиту, я ждала, что скажет Ванесса. Сумела ли я убедить кузину, что каждый камень здешней церкви таит угрозу для молодоженов? Осознала ли она, что лучше умереть, чем венчаться в проклятом месте и тем самым накликать беду (на глаза мне попался агрегат для варки капуччино), например получить кофейник в подарок от мужа на день рождения.
      – Ты лишь подтвердила мои слова, – произнесла Ванесса недрогнувшим голосом. – В тысячу раз легче оставаться безумно влюбленной – даже по-настоящему обезумев – в человека, бросившего тебя у алтаря, чем изо дня в день терпеть рядом любимого мужчину в разных стадиях физической и умственной деградации. Спасибо, что предупредила, милая Элли. Я сегодня же позвоню викарисе и обговорю дату моей свадьбы с Джорджем Мэллоем.
      Передо мной замаячила унылая перспектива таскаться с Ванессой на примерки подвенечного наряда, и каждый раз портниха станет давиться булавками: как же, ведь она шьет на живую легенду – женщину с талией в сорок пять сантиметров! Не намекнуть ли кузине, что Эвдора Шип переживает сейчас кризис в семейной жизни и вряд ли будет искренна, благословляя молодых? Я машинально помешивала жаркое. Нет, нельзя даже заикаться об операции, предстоящей Глэдстону Шипу. Достаточно того, что, когда он выйдет из больницы в облике добродушной дамы, ему придется выслушать немало вульгарных шуточек от людей вроде Ванессы. Мол, шариков у мистера Шипа теперь не хватает не только в голове…
      – Элли, когда ты стоишь у плиты, твое лицо напоминает подгоревший блин, – заботливо сообщила кузина. – Слава богу, Джордж понимает, что от меня, кроме тостов с маслом, иной еды он не дождется. Бедная мамочка, ей бы радоваться, что я отхватила мужа с толстой кубышкой, но она никак не может смириться с необразованностью моего Джорджа.
      Зная тетушку Астрид, железную леди в корсете из китового уса, я не надеялась, что она когда-либо одобрит идею равенства и братства. Мало того, в любой момент тетка могла ввалиться в Мерлин-корт, дабы употребить свою материнскую власть. Поверь я хотя бы на секунду, что матери удастся уговорить дочь обратиться к специалисту, исправляющему дефекты классового сознания, с радостью оплатила бы тете Астрид такси до моего дома и обратно, но если Ванесса что-то решила, ее уже не свернешь…
      Кузина выплыла в холл, чтобы, по ее словам, полюбоваться лестницей, по которой она вскоре спустится в образе божественной невесты. Близнецы потопали было за ней, но я решительно воспротивилась – пора было обедать. Совсем в духе моей кузины, размышляла я, забыть поздравить меня с днем рождения. Конечно, ее голова забита более важными вещами, но дату моего рождения она помнила назубок: в этот день она впервые появилась на страницах журнала «Красота». Странно, однако, что миссис Мэллой не позвонила и не попела мне в ухо скрипучим голосом, от которого у соловья перья выпадают: «С днем рожденья тебя…» Уж не разобиделась ли Рокси, прослышав, что невеста сына уже обосновалась в Мерлин-корте, а кареты у порога дома будущей свекрови все нет и нет?
      Я чувствовала себя виноватой перед Рокси и злилась на Ванессу, зная, что та и не подумает позвонить матери жениха. Но предаваться сожалениям было некогда: только я усадила близнецов за стол, как в кухню ворвалась запыхавшаяся Герта с пакетами из универмага «Маркс и Спенсер».
      – Я не опоздала, фрау Хаскелл?
      – Вы как раз вовремя, – заверила я. – Рейд по магазинам был удачным?
      – Да! Но я осторожно выбирала вещи. – Герта скинула пальто. – Не желаю больше привлекать мужчин, с меня хватит!
      Поручив детей няне, я ринулась наверх и увидела, как Ванесса зеленой волной катится в ванную. Она проведет там час, накладьшая косметику на лицо, не нуждавшееся ни в каких усовершенствованиях, поскольку являло собой произведение искусства. Я же, мало того что всю жизнь искореняю и замазываю различные погрешности своей внешности, теперь вынуждена собираться как солдат: впопыхах натянуть бирюзовое платье, дождавшееся наконец выхода в свет, и заплести «французскую» косу.
      У меня даже не осталось времени – в чем, конечно, сама виновата! – подрумянить щеки. Однако я не забыла сунуть в сумку два блокнота: один для заметок на собрании Библиотечной Лиги, другой для записи гениальных озарений, которые посетят меня, когда буду осматривать дом, унаследованный Лестер-Смитом.
      Погода стояла безоблачная, но прохладная. Тем не менее я опустила стекло в машине, надеясь, что свежий воздух проветрит мои мозги и они выдадут потрясающую идею, как одним махом собрать деньги на бронзовую статую библиотекарши. Но к той минуте, когда я припарковала машину в неположенном месте – в аллее позади библиотеки, – ничего оригинальнее вещевой лотереи в голову мне не пришло.
      Проникнув в библиотеку через служебный ход, я галопом промчалась в читальный зал. Часы свидетельствовали, что я опоздала на одну минуту.
      – Прошу прощения! – пропыхтела я, когда Лестер-Смит открыл мне дверь. – Надеюсь, кофе не ос… то есть я вас не задержала?
      Все были в сборе. Глэдстон Шип сидел за столом с вязанием в руках. На голове Сильвии Бэбкок, молодой жены, завиток, как всегда, льнул к завитку. Миссис Давдейл обносила присутствующих бисквитом. Мистер Паучер привычно хмурился. Сэр Роберт Помрой беспрерывно восклицал: «Что! Что!» Моя подруга, Наяда Шельмус, неунывающая блондинка, выглядела изысканно сексуальной с серьгами, свисавшими ниже подола ее черной кожаной мини-юбки. Наяда подскочила ко мне, громко стуча шпильками, почти такими же высокими, как у миссис Мэллой, и втащила в зал.
      – Элли, помоги убедить этих старомодных чужаков, что моя идея по сбору средств не имеет себе равных! – Наяда вцепилась в меня, а я боялась пошевелиться, опасаясь, что она вот-вот нанюкет меня на свой острый, как шампуры, бюст. – Возможно, я раскатала губу, но чувствую, что, если хорошенько попросить, он приедет!
      – Да кто – он? – Я обвела взглядом членов Лиги в надежде на подсказку.
      – Каризма! – торжествующе выдохнула Наяда.

      Неужто моя мечта станет реальностью! Я не знала, что делать: то ли затянуть песню, как поступают персонажи мюзиклов по поводу и без повода, то ли отчитать Наяду. Если моя подруга воображает, будто я стану рисковать своим здоровьем, – а вдруг, оказавшись в одной комнате с мужчиной моей мечты, я впаду в транс и так из него никогда и не выйду! – то она сильно ошибается. Впрочем, скорее всего я волнуюсь попусту. У короля книжных обложек все дни расписаны на много лет вперед, а его менеджер строго следит за тем, где и когда Каризма радует публику своим появлением. Читтертон-Феллс – безусловно, очаровательная деревушка, так и просится на конфетную коробку, но таких деревушек сотни.
      Голова у меня шла кругом – и неудивительно! Наяда кружила меня все быстрее и быстрее, словно мы были Джинджер и Фред.
      – Потрясающая идея, правда?! – с гордостью осведомилась Наяда и крутанула меня еще разок, так что я отлетела прямиком в объятия Лестер-Смита. – Вчера я смотрела интервью с Каризмой и вдруг подумала, что с радостью отказалась бы от секса до конца моей незадачливой жизни, – Наяда томно вздохнула, – если б мне было дозволено коснуться края его штанины!
      – Очень интересно. – Лестер-Смит отпустил меня, прежде чем его румянец прожег дырку в моей спине.
      – А потом, – Наяда послала Лестер-Смиту воздушный поцелуй, – позвонили вы, дорогой полковник, и предложили поставить памятник мисс Банч. Конечно, я сразу подумала о Каризме. Вот уж с кем мы соберем кучу денег! – Она с улыбкой обвела взглядом всю честную компанию.
      Члены Библиотечной Лиги во все глаза таращились на Наяду, словно массовка в кино, жаждущая получить от режиссера хотя бы малюсенькую роль со словами.
      – Признайтесь, кто из вас не пожертвует всем на свете за пять секунд в объятиях Каризмы?
      Глэдстон Шип перестал вязать и задумался. Сэр Роберт Помрой выпятил грудь и заговорил:
      – Вряд ли я брошусь на грудь Каризме! Что?! Что?! Но ваша идея, молодая леди, не лишена смысла. Даже такой старый пентюх, как я, слыхал о Каризме. На улицах яблоку будет негде упасть от одуревших женщин, если мы сумеем затащить этого малого в Читтертон-Феллс. Моя невестка от него млеет, словно у нее нет мужа, который парень не промах, если он хоть чуть-чуть похож на папашу. – Сэр Роберт игриво усмехнулся.
      Миссис Давдейл, неравнодушная, как я подозревала, к недавно овдовевшему сэру Роберту, подмигнула оратору.
      – Беда лишь в том, что я ума не приложу, как заманить этого молодого человека в нашу деревню. Поклонниц у него и без нас хватает.
      – Не пойму, зачем я сюда пришел! – Мистер Паучер, бесцветный и угрюмый, как туман на йоркширском болоте, сердито фыркнул. – И зачем понадобились ставить памятник старушке Банч. Совсем с ума посходили!
      Наяда не обратила на него внимания.
      – Уверена, Каризма ухватится за предложение помочь нам собрать средства!
      Голубые глаза Наяды сверкали, она положила руки на обтянутые черной кожей бедра и зазывно качнула ими.
      – Почему вы так считаете? – Глэдстон Шип потерял петлю.
      – А потому, дорогуша, – Наяда выдержала паузу, сияя улыбкой, – что у нас есть мощный козырь – библиотечное привидение!
      Сильвия Бэбкок нервно вздрогнула, словно ее плеча коснулась ледяная длань Гектора Риглсворта.
      – О, неужели вы полагаете, что Каризма верит в привидения? Он ведь так часто смотрел смерти в лицо, сражаясь на дуэлях! А сколько горных потоков он переплыл в банановой кожуре!
      – Самому отважному мужчине, миссис Бэбкок, не зазорно допускать возможность невозможного. – Полковник Лестер-Смит глянул на меня из-под рыжих бровей.
      Здоровый румянец исчез с его щек. Я знала, о чем он вспомнил: как мы вдвоем стояли над телом мисс Банч под торжествующее завывание ветра… а может, вовсе и не ветра? Да, полковник! В глубине души мы оба верили, что смерть мисс Банч наступила от неестественных причин. Я не могла забыть книгу, валявшуюся рядом с телом. И кто был на обложке, скажите на милость? Каризма! Так могла ли я со спокойной совестью желать, чтобы любовник всех времен и народов ступил под своды библиотеки Читтертон-Феллс?
      Миссис Давдейл опустилась на стул рядом с Глэдстоном Шипом, который сосредоточенно отлавливал упавшую петлю.
      – Верно, рекламные агенты Каризмы могут клюнуть на эту приманку, – задумчиво произнесла миссис Давдейл. – Конечно, особенно уповать не стоит, но эти люди вполне могут решить, что популярность Каризмы только возрастет, если он посетит библиотеку, проклятую сто лет назад человеком, который ненавидел любовные романы.
      – Вы меня пугаете!
      Судя по виду Сильвии Бэбкок, она была готова искать утешения в объятиях кого угодно, даже мистера Паучера. Ворчание последнего ясно давало понять, что он думает о гениальной идее Наяды. Я уже собралась было заявить, что нельзя подвергать риску Каризму: одержимый навязчивой идеей призрак, по которому давно психиатр плачет, может разъяриться, и тогда… Но тут слово взял Глэдстон Шип.
      – Дорогие друзья, – проникновенно заговорил он, напомнив интонациями свою жену, проповедующую с церковной кафедры. Мистер Шип дал петуха, и я подумала, не сказались ли на его голосовых связках гормоны, которые он наверняка принимает, готовясь к операции. – Должны ли мы потворствовать грубым предрассудкам, жертвами которых становятся порою даже самые богобоязненные люди? По моему мнению, – он снова взялся за вязание, – пригласить этого человека, каким бы красавцем он ни слыл, будет большой ошибкой.
      – Вздор! – выкрикнул сэр Роберт Помрой и стукнул кулаком по столу. Усы баронета воинственно топорщились. – Никогда не верил в привидения. И никто, если у него в голове мозги, а не каша, не верит в такую белиберду. Про особняк Помроев тоже всегда говорили, будто там шастает привидение – то ли женщина в белом, то ли дама в соплях, – никак не могу упомнить. В старинных домах должны быть привидения, это придает им больше шику. Всякие там лабиринты тоже устраивают для шику, только призраки лучше, потому что их не нужно содержать в порядке. Предлагаю: давайте используем эту брехню о Гекторе Риглсворте на полную катушку. Нам необходимо собрать деньги на памятник, а уж смазливый Каризма привлечет в библиотеку кучу народа!
      – Отлично сказано, сэр Роберт! – Миссис Давдейл, владелица бакалейной лавочки, порозовев, улыбнулась сэру Роберту, тот ответил галантным поклоном.
      Эти двое были знакомы с детства. Миссис Давдейл как-то рассказала мне, что в давние времена сэр Роберт, приезжая в отчий дом на каникулы, частенько захаживал в их лавку, чтобы купить кулечек конфет. Тогда за прилавком еще стоял ее отец. Юный лорд казался миссис Давдейл таким же прекрасным и недосягаемым, как коробки с печеньем на самой верхней полке. Любопытно, испытывал ли сэр Роберт интерес к хорошенькой девушке, какой наверняка когда-то была миссис Давдейл? Сожалел ли он о разнице в происхождении, зарубившей на корню робкое чувство, которое могло бы радужным сиянием осветить их жизнь?
      – Что скажешь, Элли? – спросила Наяда.
      – О Каризме? – Я тряхнула головой, возвращаясь к действительности. – Думаю, надо поставить вопрос на голосование.
      – Здравая мысль, – обрадовался Лестер-Смит. В мире уставных норм и поправок он чувствовал себя как рыба в воде. Полковник перебрался во главу стола, где лежал его отполированный портфель. – Прошу всех садиться. Я, как заведено, прочту протокол предыдущего заседания, и, если он не вызовет возражений, поставим вопрос на голосование.
      – Не было никакого предыдущего заседания! – нетерпеливо заявила Наяда, плюхнувшись на стул. – Мисс Банч сыграла в ящик, сломав нам кайф.
      – Я имею в виду заседание, состоявшееся до того печального события.
      Лестер-Смит открыл портфель. Щелчок замка прозвучал как пистолетный выстрел. Сильвия Бэбкок немедленно втянула голову в плечи. Я избегала встречаться с ней взглядом: как-то она управляется с Хитклиффом, сущим дьяволом во плоти?
      – Забудьте о чертовых протоколах! – Сэр Роберт уселся напротив меня. – Давайте приступим сразу к делу. Что?! Что?!
      – Я вношу предложение! – Миссис Давдейл подалась вперед и – вероятно, нечаянно – задела грудью сэра Роберта. – Вношу предложение от имени Библиотечной Лиги пригласить Каризму в Читтертон-Феллс с целью собрать средства для памятника мисс Банч.
      – А я поддерживаю это предложение! – прохрипел мистер Паучер. – Так что давайте поскорей голосовать. Мне пора корову доить, а то у моей престарелой матушки начнутся колики, если она выпьет чаю без молока.
      Полковник Лестер-Смит взял остро отточенный карандаш, дабы записать результаты голосования.
      – Кто «за», прошу поднять руки!
      – Я не знаю, как надо голосовать. – Сильвия Бэбкок робко приподняла руку и тут же опустила. – Я бы с радостью познакомилась с Каризмой, но толпы людей пугают меня до смерти.
      – А вас все пугает до смерти. Как вы еще только живы! – Мистер Паучер решительно поднял руку.
      Его примеру последовали все остальные, замешкались только Глэдстон Шип и я. Меня неудержимо тянуло присоединиться к большинству. Речь сэра Роберта о привидениях отрезвила меня.
      Я принадлежу к тем увлекающимся натурам, которые не столько верят, сколько притворяются, будто верят в нечистую силу, потому что это вносит в их жизнь немножко остроты. Без мистического вмешательства Гектора Риглсворта смерть мисс Банч утратила бы ореол загадочности. Все любят рассказы о привидениях, и мы с полковником Лестер-Смитом поддались искушению стать персонажами саги о библиотечном призраке. Но разве это преступление – немного поважничать перед прочими обитателями Читгертон-Феллс? Не большее, чем забыть о дне рождения знакомого. Члены Лиги до сих пор не вспомнили о моем дне рождения, хотя подобные даты отмечены в нашем календаре. Я чувствовала себя немного уязвленной и, желая скрыть обиду, порывисто произнесла:
      – Голосую «за».
      И тут же у меня закружилась голова и перехватило дыхание: не пройдет и нескольких дней, как я воочию увижу воплощение мечты всех женщин! Каризма приедет в Читтертон-Феллс – я знала это. Он примет наше приглашение – так говорили звезды, сиявшие в моих глазах. Каризма въедет в мою жизнь на белоснежном лимузине в облаке славы. Непокорная грива только подчеркнет благородство его черт. Рот, зовущий к поцелуям, смягчится в улыбке, которая отразится в его чудесных глазах, когда он увидит меня, скромно стоящую в сторонке, – прядь волос выбьется из прически, и я вдруг стану неотразимо прекрасной. «Ангел мой, – нежные слова польются из самых глубин его души, – где же ты была прежде?»
      – Предложение принято большинством голосов, «против» – один. – Лестер-Смит разочарованно поглядел на Глэдстона, тот неутомимо работал спицами.
      – Понимаю, миссис… – Сэр Роберт запнулся и быстро поправился: – То есть мистер Шип. Вам, как мужу викарисы, Каризма и дешевые любовные романчики, на которых этот малый прославился, наверное, кажутся чепухой. А некоторые весьма занятны. Что?! Что?! Я как-то позаимствовал одну книжонку у невестки. Автор – женщина, фамилия у нее, если мне не изменяет память, Сельми, а имя какое-то невозможное – Далия, Фалия или что-то вроде того. Но, полагаю, с именем Дорис или Дороти такого сорта литературу не продашь! Я пролистал книжонку, чтоб посмотреть, отчего моя невестка с ума сходит. Местами, знаете, весьма забористо, аж пот прошибает! Граф Весь-Из-Себя такое проделывал со своей подружкой на шелковых простынях, что при дамах и сказать неприлично.
      Миссис Давдейл с нарочитым изумлением покачала головой.
      – Но, сэр Роберт, любовные романы не все такие противные, уверяю вас! Те, что я читаю, рассказывают про молодых леди из хороших семей. Только, к сожалению, в этих семьях дочерей плохо готовят к откровениям первой брачной ночи и девушки часто бегут в ужасе, когда жених преподносит им кое-что посущественнее красной розы.
      Полковник Лестер-Смит покраснел до корней волос, а Глэдстон Шип наконец открыл рот.
      – Я тронут вашим вниманием ко мне, – он улыбнулся сэру Роберту и миссис Давдейл. – Но я проголосовал «против» вовсе не из-за отвращения к подобным романам. На мое решение повлияли личные причины. Надеюсь, этого объяснения достаточно?
      Мистер Шип побледнел, его пальцы, сжимавшие спицы, задрожали. Конечно, Глэдстону не улыбалось вернуться из больницы в новом облике и застать Читтертон-Феллс кишащим репортерами и фотографами. Но, увы, интересы коллектива победили. Библиотечная Лига единодушно проголосовала за то, чтобы почтить память незабвенной мисс Банч монументом, которому позавидовали бы египетские фараоны.
      – А теперь, – Наяда Шельмус, купавшаяся в лучах славы Гениального Стратега, вскочила на ноги, – почему бы Элли не взять быка за рога и не позвонить агентам Каризмы?
      Я ошалело глянула на подругу.
      – Как, прямо сейчас?
      – Самое время! Что?! Что?! – Сэр Роберт ободряюще похлопал меня по плечу, так что я едва со стула не свалилась.
      – Но почему я?!
      – Вы секретарь Лиги, – угрюмо напомнил мистер Паучер. – Вам и висеть на телефоне.
      – Но, – меня бросало то в жар, то в холод, – я ума не приложу, как узнать номер…
      – В таком случае я много сообразительнее тебя, – объявила Наяда с озорной усмешкой. – Сегодня утром я до тех пор обзванивала издательства, выпускающие книжки с Каризмой на обложке, пока одна добрая женщина не сжалилась и под большим секретом не поведала мне эту тайну.
      – Поздравляю, – промямлила я. – Но, Наяда, честное слово, я упаду в обморок прямо у телефона! А что, если сам Каризма снимет трубку? Нет, право, – я умоляюще поглядела на членов Лиги, – я не могу.
      – Ладно, так уж и быть, я притворюсь тобой. – Стуча каблучками, Наяда направилась к этажерке у окна, где стоял телефон. – Миссис Бентли Хаскелл из Мерлин-корта звучит куда лучше; чем просто Наяда Шельмус.
      – Использование чужого имени карается законом.
      Лестер-Смит вынул устав из портфеля и принялся энергично перелистывать страницы. Шелест бумаги отдавался в моих ушах ревом морских волн. Мистер Паучер снова принялся брюзжать, поминая корову и свою матушку, Сильвия Бэбкок опрокинула чашку, а Глэдстон громко позвякивал спицами. Наяда сделала знак, давая понять, что на другом конце провода ответили. Но кроме «библиотека Читтертон-Феллс… почтем за великую честь,, благотворительный жест», я не расслышала ничего из того, что говорила моя подруга.
      Прошла вечность, прежде чем Наяда положила трубку. Когда она обернулась, вид у нее был растерянный.
      – Ну? – хором спросили члены Лиги.
      – Каризма…
      – Ну же?!
      Я с трудом поднялась со стула и сделала несколько шагов к Наяде. Казалось, ткни сейчас мою подругу пальцем – и она рухнет замертво.
      – Он не приедет в Читтертон-Феллс, – хрипло пробормотала Наяда. – Дама, с которой я разговаривала, была очень вежлива, но сказала, что Каризма чрезвычайно занят. Я попробовала пронять ее библиотечным привидением, но она не заинтересовалась. Что ж, ребята, гениальная идея приказала долго жить!
      Я никогда не видела Наяду такой удрученной. Единственным, кто не утратил дар речи в этот трагический момент, был Глэдстон Шип. Сложив вязание, он произнес:
      – Надеюсь, миссис Шельмус, вы поверите в искренность моего сочувствия. Однако что ни происходит, все к лучшему…
      – Если вы закончили проповедь, – язвительно перебил мистер Паучер, – я предлагаю собранию закругляться. Мы и так заседаем уже три часа, и у меня нет настроения обсуждать, каким узором вязать кашпо для цветов, или выслушивать всякий бред о том, как теперь быть с памятником мисс Банч.
      – Сожалею, что вселил в вас ложную надежду. – Голос Лестер-Смита дрогнул, но полковник тут же сделал вид, будто закашлялся. – Мне вспомнились слова моей учительницы. Мисс Вудкок любила говорить: «Цельтесь в небо и попадете в верхушку дуба, цельтесь в верхушку дуба и уткнетесь в землю». Мы, – он обвел собрание скорбным взглядом, – целились в небо, когда понадеялись увидеть женщину, положившую жизнь за библиотечный каталог, отлитой в бронзе, но уткнулись лицом в землю. – Полковник захлопнул портфель, словно поставил точку в этой грустной истории.
      Наяда Шельмус, всхлипнув, выскочила из комнаты.
      – Но ведь можно как-то иначе собрать деньги, – неуверенно сказала Сильвия Бэбкок.
      – Скорее уж я стану королем Сиама! – Мистер Паучер нахлобучил потертую шляпу и поплелся к двери, распространяя вокруг себя уныние, смешанное с запахом коровника.
      – Надо смотреть в лицо фактам: статуя обошлась бы нам в баснословную сумму. – Сэр Роберт погладил усы. Видимо, он считал, что этот жест делает его похожим на министра в отставке. – А насколько мне известно, в нашей свинье-копилке пять фунтов и четыре пенса.
      – Медная доска, – подхватила миссис Давдейл, – стала бы прекрасной данью памяти мисс Банч.
      Золотые слова! Но после наших грандиозных планов обсуждать простенькую мемориальную доску уже не было сил. Члены Лиги потихоньку потянулись к служебному выходу. Привыкнем ли мы когда-нибудь к новой библиотекарше? И кто, глядя на штрафную полку, не вспомнит со счастливой улыбкой кредо мисс Банч: «Просроченная книга – первый шаг к деградации личности»? Мы с полковником Лестер-Смитом задержались на крыльце, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Полковник осведомился, не утратила ли я желания посмотреть дом, завещанный ему женщиной, чью память он так отчаянно жаждал увековечить.
      – Конечно, с удовольствием посмотрю! – Я порывисто подхватила Лестер-Смита под локоть, рискуя помять ему безупречно отглаженный рукав. – Можем поехать на моей машине. А по дороге вы расскажете о своих пожеланиях: будем ли менять мебель или остановимся на косметическом ремонте.
      – С тех пор как я вышел в отставку, миссис Хаскелл, я все время жил в меблированных комнатах. Мне, собственно, нечего принести в новый дом – ни подушек, ни ковриков. Ничего такого, что создает уют, у меня не водится.
      – Понимаю, – сказала я, заводя машину. – Зачем обременять себя ненужным барахлом?. Легкость на подъем – одно из преимуществ холостяцкой жизни.
      Вспомнив, как накануне убеждала Эвдору не тратить деньги на новую мебель для гостиной, я вдруг сообразила, что если не изменю подход к клиентам, то не заработаю даже на кофе с плюшкой.
      Лестер-Смит пристегнул ремень и аккуратно примостил портфель у себя в ногах. Я уже выруливала на Рыночную улицу.
      – Миссис Хаскелл, – мрачно произнес мой спутник, – боюсь, я очень долго водил вас за нос.
      – Вы решили отказаться от моих услуг? – Я обогнала грузовик, только для того, чтобы резко затормозить у автобусной остановки. Из автобуса вереницей потянулись пассажиры. Столько народу не поместилось бы даже в Ноевом ковчеге!
      Полковник поддернул штанины с острыми, как лезвия бритвы, стрелками.
      – О нет, миссис Хаскелл, я нуждаюсь в вашем профессиональном совете. Но не откажетесь ли вы иметь со мной дело, когда узнаете, что всю мою жизнь в Читтертон-Феллс я постоянно лгал?
      – У всех есть свои маленькие секреты.
      Я покосилась на шевелюру Лестер-Смита, всегда казавшуюся мне необычайно густой для человека, которому перевалило за шестьдесят. Нет, не может быть, это не парик! Автобус тронулся, и я рванула вперед, включив не ту передачу. Ох, бедняга! Сейчас он признается, что присвоил звание полковника и вообще никогда не был в армии. Дабы облегчить моему спутнику признание, я была готова выложить всю подноготную о том, как нашла себе мужа через службу знакомств миссис Швабухер.
      – С самого начала я внушил вам мысль, что никогда не был женат. – Лестер-Смит упорно не сводил глаз со своих коленей. – С моей подачи так думали и другие мои знакомые в Читтертон-Феллс. Однако правда заключается в том, что много лет назад я вступил в брак, закончившийся, не успев начаться.
      – Господи! – Я поперхнулась смехом, едва не задавив нагруженную сумками поселянку. – Но почему вы окутали ваш брак столь глубокой тайной?
      – Это чрезвычайно болезненные воспоминания.
      – Ох, простите, пожалуйста! – Отпустив руль, я виновато глянула на моего спутника, а машина сама собой свернула в Птичий проезд.
      – Понадобились годы, чтобы случившееся перестало причинять мне боль.
      – Полковник, прошу вас, не стоит ворошить прошлое.
      – Но я хочу рассказать вам, миссис Хаскелл. – Лестер-Смит поднял голову, и голос его стал тверже. – В тот вечер, когда мы вместе обнаружили тело мисс Банч, между нами возникла особая связь. Тогда вы удивили меня сочетанием мужества и сострадания, и я больше не мог относиться к вам по-прежнему. Вы перестали быть для меня просто коллегой по Библиотечной Лиге.
      Беда! Сейчас он признается в любви до гроба?
      – Вы стали для меня… другом, миссис Хаскелл!
      – Спасибо! – На волне облегчения я плавно обогнула велосипедиста.
      – И потому я хотел бы поведать вам о моей первой брачной ночи.
      – Правда? – Машину словно придавило к земле, шины завизжали по асфальту.
      – Я познакомился с Евангелиной в отпуске, у моего приятеля по полку. Она дружила с одной из его сестер и… Знаете, как это бывает: одна партия в теннис сменяет другую… словом, через два месяца мы с Евангелиной обручились. Во время нашей романтичной помолвки мы осмеливались лишь на пожатия рук и невинные поцелуи.
      – Так и должны вести себя приличные молодые люди, – вставила я.
      – Евангелина была очень скромной девушкой, миссис Хаскелл, я глубоко ее любил и потому обуздывал свою страсть. Мы поженились в ноябре, холодным непогожим днем, и на медовый месяц отправились в Брайтон. Я оттягивал момент, когда мы ляжем в постель как муж и жена, опасаясь, что зловещие раскаты грома помешают Евангелине расслабиться. Я предчувствовал, что она будет нервничать. Но никак не ожидал того ужаса и – буду откровенен с вами до конца, миссис Хаскелл, – глубочайшего отвращения, которое она выказала, когда я обнажил…
      – Когда вы обнажили перед ней свою душу? – Я не сводила глаз с дороги.
      – С ней случилась истерика! – Глаза полковника словно остекленели. – Она подняла на ноги весь отель! Кто-то взломал дверь, и в комнату хлынули постояльцы, прежде чем я успел кое-как прикрыться портфелем! Крик стоял невероятный. Меня поносили кто во что горазд. Обзывали чудовищем, грязным насильником. А потом леди Хейдельман, с которой мы познакомились за ужином, ударила меня тростью по голове, и, когда я очнулся, Евангелины в комнате уже не было. В следующий раз мы встретились в присутствии священника и адвоката, чтобы аннулировать брак.
      – Как же вам не повезло!
      – Душевная рана так и не зарубцевалась. – Лестер-Смит прижал сложенный платок к губам. – Я снова испытал жгучий стыд и печаль, когда сегодня миссис Давдейл рассказывала об этих любовных романах. О невинных девушках, не ведающих, что их ожидает в первую брачную ночь, и о том, чем это кончается, – бегством куда глаза глядят.
      – А вы не подумывали снова жениться? – мягко осведомилась я.
      – Еще раз подвергнуться такому риску?!
      – А что стало с Евангелиной? – Я затормозила напротив небольшого дома в Макрелевом проезде.
      – С тех пор как брак был аннулирован, наши дороги больше не пересекались. – Лестер-Смит вздохнул и добавил с натужной веселостью: – Ну хватит об этом. Так что вы думаете о моем новом жилище, миссис Хаскелл?
      По правде говоря, это был ничем не примечательный дом с террасой, точно такой же, как у миссис Мэллой. Разве что жилище Рокси выглядело более экстравагантно благодаря обилию пурпурной краски и чахлым кустикам в крохотном саду. Но кто знает, что творится внутри дома мисс Банч? Не ждут ли нас там чудеса дизайна?
      – Не сомневаюсь, этот дом скоро станет вам родным, – пообещала я.
      – Не осмотреть ли вам его в одиночестве? – предложил Лестер-Смит. – Боюсь, мое присутствие может повлиять на ваши впечатления и помешает вольному полету творческой мысли. К тому же наверняка у вас… есть планы на сегодняшний вечер, а без меня вы быстрее управитесь.
      Я подозревала, что, поведав свою горестную историю, полковник чувствовал себя неловко и ему требовалось побыть одному. Забрав у него ключ и получив отказ подвезти моего спутника до меблированных комнат, я распрощалась с ним. Потом по петляющей тропинке прошла через сад размером с носовой платок и отперла входную дверь.
      Холлы в этих маленьких домах такие узкие, что в жилище миссис Мэллой, например, следует входить боком, чтобы не напороться на вешалку или не опрокинуть фарфорового пуделя, в обязанности которого входит придерживать дверь. В доме мисс Банч холл был абсолютно гол – только лестница и бежевые стены; ни ковровой дорожки, ни даже абажура вокруг лампочки, болтавшейся на шнуре. Я деловито вынула из сумочки блокнот, решив начать со второго этажа.
      Поверхностный осмотр выявил, что декоративные чудачества мисс Банч ограничивались розовой губкой вместо мыльницы в ванной и шторой, снятой с окна и, как была, с крючками, наброшенной на кровать. Никаких картин на стенах, ни фотографий на комоде, минимум мебели – минимум пыли. Я спустилась вниз, обуреваемая противоречивыми чувствами: с одной стороны, радовала возможность вернуть это унылое жилище к жизни, а с другой – с грустью размышляла об одиноком существовании нашей библиотекарши.
      Кухня оказалась совершенно такой, какой я и ожидала ее увидеть: стены бутылочно-зеленого цвета, голый стол, один стул и газовая плита, напрочь позабывшая, зачем ей от рождения был дан таймер. Единственной трогательной деталью обстановки были миски Хитклиффа, стоявшие в углу. «Как бы мисс Банч отнеслась к тому, что я отдала ее пса Бэбкокам?» – размышляла я, возвращаясь в холл. Правда, вряд ли Хитклифф задержится у них надолго, учитывая чрезмерную пугливость Сильвии Бэбкок.
      Окно малюсенькой комнаты позади кухни выходило во двор, где хватило бы места разве что на одну бельевую веревку. Дворик был вымощен бетонными плитами, за исключением узкой полоски земли у забора, засаженной кустами. Сама комнатка выглядела столь же непритязательно: комод и раскладной столик напротив. Осталась последняя комната – гостиная, которая вряд ли могла чем-нибудь меня удивить. Делая пометки в блокноте, я уже представляла себе, как будет выглядеть дом, если Лестер-Смит потратит немного денег и согласится придерживаться основной цветовой гаммы: цвет слоновой кости, различные оттенки темно-красного и… Распахнув дверь в гостиную, я застыла на пороге.
      Комната была миниатюрной копией городской библиотеки. Дубовые балки под потолком, шторы из тисненой ткани на окнах, две гравюры со сценами охоты и крошечный камин – все как на рабочем месте мисс Банч. Не обошлось даже без бюста Шекспира. И повсюду книги. На полках, на столах, на двух креслах, даже на полу. Однако в отличие от библиотеки здесь порядок не был главенствующим принципом. Мемуары на полках мирно соседствовали с романами, детективы стояли вперемежку с поэтическими сборниками. Несколько томов лежали раскрытыми, словно старинные друзья, заглянувшие на огонек.
      Слезы выступили у меня на глазах: я вдруг поняла, что мисс Банч была вовсе не одинока в этом мире. У нее было множество друзей, преданных и отзывчивых. Я напрочь позабыла, зачем сюда пришла. Мой взгляд упал на биографию Элизабет Браунинг, лежавшую раскрытой на табуретке, но у меня не было причин сожалеть, что мисс Банч так и не дочитала ее до конца. Судя по обтрепанной обложке, эту книгу библиотекарша проштудировала неоднократно. Я переходила от книги к книге, от полки к полке и вдруг замерла – между «Преступлением и наказанием» и «Краткой всемирной историей» был втиснут «Глас ее господина».
      Сняв с полки потрепанный томик с великолепным Каризмой на бумажной обложке, я едва не расплакалась. На поверку мы с мисс Банч оказались сестрами по духу. И словно по волшебству, книга раскрылась на той странице, где я остановилась в ночь появления Герты в Мерлин-корте. Позабыв о блокноте, полковнике и дизайне, я уселась в низкое кресло у камина и немедленно перенеслась в девятнадцатый век, в мир Эстер Роузвуд и дьявольски неотразимого сэра Гевина.
      – Ангел мой, – прохрипел он, губы его трепетали от страсти. – Я люблю тебя, как не любил ни одну женщину, а их немало перебывало в моей постели. Не отвергай меня долее! Позволь освободить тебя из плена одежд. Дай насладиться твоим молочно-белым телом, чудной выпуклостью твоей груди и…
      Сэр Гевин откинул шелковое покрывало, а я перевернула страницу. Бедная Эстер не совладала с собой, когда руки и губы обольстителя обнаружили наиболее уязвимые точки ее тела. Пылкое вожделение сочилось сквозь бумагу, обжигая мне пальцы. Неужто сварливая жена расстроит-таки их счастье? И сумеет ли сэр Гевин опровергнуть голословные утверждения о том, будто на самом деле он сын хозяина постоялого двора, а вовсе не законный наследник графского титула?
      Я добралась до последней главы, впереди уже маячил счастливый конец, кaк вдруг на камине пропели часы. Взглянув на их улыбчивую физиономию, я похолодела. Вот так же, наверное, чувствовала себя Эстер, когда по приказанию ревнивой жены ее бросили в подземную темницу и предупредили, что сервис там оставляет желать лучшего. Не может быть! Половина восьмого! Я же должна была встретиться с Беном в «Аби-гайль»! В шесть часов!
      Выронив книгу, словно она обожгла мне руки, я схватила сумочку и, позабыв о блокноте, выскочила на улицу. Обычно машина заводилась с пол-оборота, но на сей раз проклятое создание заартачилось, и мне пришлось трясти руль и пинать педали, пока мотор, оскорбленно фыркнув, наконец не ответил на мои просьбы. Я тронулась в путь, но двигалась черепашьим шагом – машины на дороге, казалось, спали на ходу! Наконец я свернула на Рыночную площадь. Хорошо хоть стоянка совсем рядом с «Абигайль»!
      О чем думает сейчас Бен? Одним прыжком я преодолела ступени и на мгновение остановилась под зеленым навесом, чтобы перевести дыхание. Может, мой ненаглядный представляет, как я лежу в придорожной канаве с дырой в черепе? Именно этого я и заслуживаю! С этой благой мыслью я и толкнула дверь.
      В фойе, увешанном старинными портретами, никого не было, если не считать пробежавшего мимо официанта. Однако из большого зала доносились голоса, и я на цыпочках двинулась туда. Но стоило мне переступить порог, как голоса смолкли. Зал, украшенный воздушными шариками, был полон гостей. Члены Библиотечной Лиги при полном параде, друзья, подруги!.. Я вздрогнула, заметив Ванессу с Эбби на коленях. Рядом стояла Герта, держа на руках Тэма.
      – Сюрприз! – раздался голос, напоминавший шампанское, из которого выпустили газ.
      Бен выступил из толпы и протянул мне бокал.
      – С днем рождения, Элли. – Он улыбался, но во взгляде его застыл холод.

      Бен со мной не разговаривал. Возможно, потому, что было четыре часа утра и он крепко спал, зарывшись лицом в подушку, но чувство вины заставляло меня искать враждебность и обиду в каждом его вдохе и выдохе.
      В ресторане я извинялась до тех пор, пока губы не онемели. Однако Бен вел себя очень мило, даже когда попробовал говяжью вырезку, дожидавшуюся меня на плите. На вкус она напоминала лопнувший воздушный шарик. Бен уверял, что вечеринка провалилась по его вине: устраивать сюрпризы в день рождения – детская забава, и ему следовало сообразить, что отныне я деловая женщина, у которой профессия стоит на первом месте. Он отлично понимает, что я не могла покинуть дом мисс Банч, не изучив под лупой каждый сантиметр обоев и не спустив воду в туалете столько раз, сколько было необходимо, чтобы убедиться в непригодности сантехники.
      Бен закончил свою проникновенную речь, только когда полковник Лестер-Смит схватился за столовый нож, дабы перерезать себе горло, – ведь это именно он, несчастный Лестер-Смит, невольно испортил праздник. Уверена, в это мгновение бедняга искренне сожалел о том, что мисс Банч завещала ему свою злосчастную недвижимость. Однако Бен весь вечер хранил невозмутимость, продолжая всячески сопереживать, пока не раздавил меня в лепешку супружеской заботой и участием. Герта вручила мне Эбби и Тэма, и детки, визжа от восторга, вцепились в мамочку, которая без оглядки сбежала от них еще в солнечный день. После моего появления и речей Бена вечеринка вступила в завершающую фазу. Гости вереницей потянулись ко мне с поздравлениями и улыбками. Многие прощались, не успев поздороваться. Какая же я дура! А ведь могла провести чудный вечер! Здесь были и миссис Давдейл, и Наяда Шельмус, и даже сам сэр Роберт Помрой. Они наперебой объясняли, почему не явились Бэбкоки: то ли не с кем оставить собаку, то ли собака не выпускала их из дома, – я толком не разобрала. А мистер Паучер не пришел по двум причинам: во-первых, не мог оставить матушку, а во-вторых, он ненавидит вечеринки. Ну и глупо с его стороны! Мои гости отлично повеселились, им даже уходить не хотелось, но… Их «но» звенели в моих ушах, а Эбби и Тэм оттягивали руки, пока я не почувствовала себя матерью-гориллой… И тут до меня дошло! Горькая истина придавила мои плечи: Бен – лучший среди мужей, а я – жалкое недоразумение, а не жена! Мои глаза наполнились слезами.
      – Ты не заслуживаешь его, милая! – шепнула Ванесса, подтвердив мои подозрения.
      Кузина, как всегда, радовала глаз. Она прибыла на вечеринку в зеленом парчовом платье без рукавов, спины и почти без переда. Ее слова продолжали терзать мою больную совесть, когда я лежала рядом с мужем, который отказывался разговаривать со мной даже во сне. На камине тикали часы, неумолимо приближая рассвет. А на рассвете Бен начнет с того места, на котором закончил вечером, – как он меня понимает да как ему меня жаль. И в конце концов я не выдержу, закричу благим матом и, подобно героине готического романа, брощусь искать скалу, с которой можно упасть в вечность.
      Я заморгала, нога непроизвольно вылезла из-под простыни и потянулась к полу. Нет! Нельзя поддаваться слабости! Я ни за что не выберусь из постели и не спрячусь с каким-нибудь романом (желательно Циннии Сельми) в ванной! Ибо накануне вечером я осознала горькую правду: любовные романы для меня – все равно что спиртное для алкоголика. Я проглатываю их запоем, не в силах остановиться. И если я не изменю своих привычек, на моей совести будет не только загубленная вечеринка. Я потеряю все, что мне дорого, – семью, дом, самоуважение.
      Я содрогнулась, представив себя вонючей бродяжкой: волосы свисают крысиными хвостами, изо рта несет помойкой, но мне на все плевать; я роюсь и роюсь в мусорных баках, пока не нахожу грязную, заляпанную кетчупом книжонку с Каризмой на обложке. Нет! Я не опущусь до такого, потому что знаю, в чем моя проблема, и сумею разрешить ее. Однако нога снова поползла вниз – к чему торопиться, до стадии побирушки мне еще далеко, впереди уйма времени. И я добьюсь большего успеха, если стану действовать вдумчиво и осторожно. Завязать в одночасье – не лучший выход из положения. Куда разумнее постепенно снижать дозу, пожирая за один присест не более одной книжечки… Подобрав подол ночной рубашки, чтобы ни единым шорохом не потревожить Бена, я на цыпочках двинулась к двери, но на пороге обернулась. Мой ненаглядный мирно спал, не чуя беды. Он выглядел таким милым: черные кудри растрепаны, на щеках залегли тени от длинных ресниц. Поперхнувшись рыданием, я выскочила на лестничную площадку и, не взглянув на книжный шкаф, бросилась в ванную. Постояла немного, дабы перевести дух, а потом включила кран и стянула ночную рубашку.
      Холодный отрезвляющий душ сделал свое дело: я снова твердо стояла на ногах. Когда я потянулась за полотенцем, дверь приоткрылась и в проеме возникла голова Ванессы в ореоле рыжих кудрей.
      – Позируешь для «Мира животных», Элли, дорогая?
      – Если только им нужен охотник за головами для разворота! – Я свирепо глянула на кузину.
      – Тебе идет, когда ты злишься, – сладко улыбнулась Ванесса. – Морщины на лбу отлично гармонируют со складками у губ.
      – Извини! – Я схватила зубную щетку с намерением стереть ухмылку с красивого личика. – Хотелось бы несколько минут побыть одной, прежде чем начнется новый день.
      – Разумеется. – Ванесса заглянула через мое плечо в зеркало, чтобы поправить безупречную соболиную бровь коралловым ноготком. – Но не трать попусту время, добиваясь совершенства. Не стоит играть в прятки с матушкой-природой, она все равно выведет тебя на чистую воду. Элли, милая, это всего лишь шутка – Ванесса благоразумно отступила к двери. – Сварю-ка я кофе, надо подкрепиться перед дорогой…
      Перед дорогой? Куда эта безмозглая пташка намылилась в пять часов утра? Злясь на себя, я почистила зубы быстрее, чем обычно. Любопытство чуть не убило кошку, когда я, выскочив из ванной, наступила на Тобиаса. Кот с воплем взметнулся к потолку. Пять минут спустя я вошла на кухню. Ванесса в картинной позе замерла у стола. Она выглядела так, словно снималась в рекламе машинки для варки капуччино. Моей машинки для варки капуччино.
      – Не смотри так, милая! – Обратив ко мне точеный профиль, Ванесса наполнила две малюсенькие чашки кипящей жидкостью, добавила в каждую пенок и положила на блюдечки по серебряной ложечке. – Можно подумать, что я забралась в вашу супружескую постель. А я всего-навсего хотела помочь по хозяйству!
      С моей стороны было бы непозволительным ребячеством топнуть ногой и завопить: «Отдай мою игрушку! Я еще не наигралась с ней в укромном уголке и не разобралась, как работает эта чертова штуковина!» Не хватало только, чтобы Ванесса узнала, насколько уязвленной я себя чувствовала. Посему я соврала, сказав, что если и выгляжу сердитой, то только потому, что умираю как хочу крепкого кофе.
      – Твое здоровье! – Чокнувшись с кузиной, я одним глотком осушила фарфоровый наперсток. Над губой образовались усы из пены.
      – Восхитительно!
      Ванесса уселась на стол, болтая неимоверно длинными ногами и склонив голову набок. Спадавшие волнами волосы умудрялись притягивать к себе весь свет в комнате, переливаясь то бронзовыми, то медными оттенками.
      – Так мы куда-то собираемся?
      Прикрывшись блюдечком, я слизнула кофейные усы и почувствовала себя увереннее. Удивительно, как сближает чайная ложка пены! До кофе я на кузину смотреть не могла, а сейчас была готова составить ей компанию.
      – Да, милая, но не будем торопиться. – Ванесса прижала чашку к несравненной груди, ее лицо излучало покой и безмятежность. – Моя жизнь до недавнего времени была настоящими крысиными гонками. Образно говоря, я жила в бесконечной погоне за чашечкой капуччино.
      – Неужели?
      – Я была мелочной, Элли, и больше интересовалась пеной, чем сутью. – Ванесса окунула палец в пузыристое облачко над чашкой, белая пенка прилипла к коралловому ноготку, и кузина помахала им перед моим носом. – Но клянусь, дорогая, я стала новым человеком, с тех пор как Джордж Мэллой вошел в мою жизнь.
      – Поздравляю! – Кукольные чашка с блюдцем полетели в мойку.
      – Спасибо. – Глаза кузины сверкнули, как дорогое шерри в хрустальном бокале. – Теперь у меня будет все и сразу: красота, вкус и основательность.
      – Можешь смело предлагать себя для рекламы овсяной каши, – дружески посоветовала я.
      – Ну как мне убедить тебя, что я изменилась настолько, что даже родная мать – пусть ее лисьи шубы пожрет модь! – меня не узнает! Возможно, твой скептицизм удастся победить, – с легкостью перышка Ванесса соскочила со стола, – если я прямо сейчас приглашу тебя в церковь?
      – Святого Ансельма?
      – В ту, где я собираюсь венчаться. – Кузина порхнула к двери в сад. – Конечно, я предпочла бы, чтобы нашей фамильной молельней было Вестминстерское аббатство, а герцог Эдинбургский и принц Чарльз передрались за привилегию вести меня к алтарю, но я стала реалисткой, Элли.
      – Но что там делать в такую рань?
      – Знаешь, я всю ночь лежала без сна, представляя себе венчание в волшебной дымке белых кружев, и теперь жажду отрепетировать мой выход.
      – А я тебе нужна, чтобы напеть «Вот грядёт невеста»?
      – Я думала, ты умеешь играть на органе. Должны же у тебя быть какие-то таланты, милая Элли!
      – Но церковь сейчас заперта.
      – Разбудим викарису! Если ее босс доступен в любой час любому смертному, то не понимаю, почему она должна быть исключением.
      Ванесса бросила мне плащ, и, пока я поднимала его с пола и придерживала дверь, чтобы та не ударила меня по физиономии, кузина уже бежала по двору.
      Дождя не было, но плащ пришелся кстати: с моря дул пронизывающий ветер. Путаясь на ходу в рукавах, я поспешила за кузиной. Предрассветные сумерки лишили мир красок, он был черно-белым, как в старом кино, единственное яркое пятно – золотистая шевелюра Ванессы.
      Мое воображение заработало на полную катушку. Я представила Каризму, застывшего в ожидании у церковных ворот. Ветер треплет его полотняную пиратскую рубашку, словно парус корабля, бросившего якорь в бухте Контрабандистов. Лицо Каризмы сурово и непроницаемо, словно камни церкви Святого Ансельма. Но вот Каризма оборачивается и видит Ванессу. В мгновение ока она оказывается в его объятиях, их развевающиеся на ветру волосы переплетаются, губы тоже, и они становятся единым целым…
      – Ты пришла, моя прелестная смутьянка. – Он слегка отстранился от девушки, но не разомкнул кольцо рук. – Никто – ни твоя властная мать, ни слуги короля – не разлучит нас. Мы поженимся, прежде чем пропоет петух.
      – Да уж, церквушка так себе, – недовольно заметила Ванесса, вырывая меня из мира фантазий. – Могла бы быть и побольше.
      – Прихожане Читтертон-Феллс не жалуются, – возмутилась я.
      Миновав ворота, мы двинулись по извилистой тропинке через церковный двор, поделенный между сонным отрядом надгробий и запущенным садом викарисы.
      – О, конечно, для ваших воскресных междусобойчиков она вполне годится. – Кузина взяла меня под руку, вероятно репетируя свой проход по двору с Джорджем Мэллоем. – Но, Элли, дорогая, маленькая свадьба не входит в мои планы. Я не настолько эгоистична, чтобы лишить всех моих друзей и родственников возможности лицезреть чудо красоты, то есть меня. – Ванесса остановилась перед церковью. – Сплошная эклектика: немного старины, немного новизны, непонятные заимствования… Ох, я вдруг осознала ужасную вещь: у меня совсем нет подруг! Ну не ладится у меня дружба с женщинами, не подходим мы друг другу, вот как, например, твои синие туфли не подходят к коричневому плащу. Элли, ты не сочтешь меня страшной нахалкой, если я попрошу у тебя взаймы парочку подружек, всего на один денек?
      – Ладно, – я старалась не обнаружить досады, – но пообещай, что вернешь их в целости и сохранности.
      – Колокольня мне что-то тоже не нравится. – Ванесса задрала голову. – Ужасно дряхлая, правда?
      – Правда. Ее выстроили в 1131 году, – подтвердила я. – Но уверена, Эвдора Шип ради тебя спрячет ее на денек в подвале.
      Поднявшись по осыпающимся каменным ступеням, я собиралась уже проверить, закрыта церковь или нет, как сзади раздался душераздирающий вопль:
      – О боже!
      Я оглянулась в полной уверенности, что Ванесса стала свидетельницей Божьего знамения, но ничего интересного не обнаружила. Кузина ткнула в сторону кустов.
      – Там кто-то есть! Я видела руку, – проблеяла Ванесса. – Такую странную, в черной перчатке, она исчезла за углом.
      – Тебе померещилось.
      – Наверное… – Ванесса закрыла глаза – медленно, чтобы ресницы не спутались, – и последовала за мной вверх по ступенькам. – И все-таки давай зайдем в церковь, пока какой-нибудь упырь с кладбища не начал ко мне приставать.
      – Она заперта, дорогуша.
      – Что?!
      Я споткнулась, вцепилась в локоть Ванессы, и мы рухнули на каменные плиты. Перед нами стояла дама, облаченная во все черное, начиная с громоздкой шляпы с трепещущей вуалью, в каких щеголяли во времена первой мировой войны, и кончая ботами на пуговках. Дама была в возрасте, ей определенно перевалило за восемьдесят, но зеленоватые глаза сияли, как у молодой девушки, а на сморщенных щечках полыхал румянец.
      – Простите мою бесцеремонность. – Незнакомка протянула Ванессе руки в черных перчатках. Кузина помогла мне подняться и спряталась за моей спиной. – Плохи дела, если церковь запирают на ночь.
      – Опасаются вандализма… – промямлила я. Я всегда еле шевелю языком, когда вдруг сталкиваюсь лицом к лицу с человеком-легендой.
      – Что за странные предосторожности. – Дама в черном грустно улыбнулась, словно припоминая времена, когда царили более мягкие нравы. – Церковь, призывающая грешников, не должна чураться хулиганов.
      – Возможно, но я не вижу вреда в том, чтобы не пускать в приличное общество, людей, покупающих одежду на толкучке, – сварливо заметила Ванесса.
      – «Не дорожи земными сокровищами» – так, кажется, сказано в Библии? Хорошо бы священники применили это милое правило к серебряным потирам и прочим церковным штуковинам, как, впрочем, и к земным благам. – Наша новая знакомая качнула огромной шляпой, и я вдруг увидела, как будет выглядеть Ванесса, когда ей стукнет восемьдесят. – Но не беспокойтесь, мои юные леди. – Старушка шкодливо хихикнула. – Мы отопрем дверь. Так случилось, что однажды ночью я подглядела, куда старый глупый служка прячет запасной ключ. Вот он! – Жестом фокусника дама извлекла из кармана ключ.
      – Стоит ли забираться в церковь, когда настоятельница мирно спит, ни о чем не ведая? – возразила я, представив, как меня вышибут из Гильдии Домашнего Очага. – Лучше вернемся в более удобное время и…
      – Ну что ж, беги домой, трусишка, – ехидно сощурилась Ванесса, – а я вместе с нашей новой чудной приятельницей войду внутрь. Если я уж собралась здесь обвенчаться…
      – Обвенчаться?! – перебила дама в черном. – Я тоже собиралась обвенчаться в этой церкви, когда была мечтательной девушкой невиданной красоты и блестящего ума. Мое подвенечное платье из шелка цвета слоновой кости и кружев, выписанных из Парижа, было легче ангельских крыльев. В руках я держала белоснежный букет из цветов яблони, такие же цветы сияли в моем венке, из-под которого выбивались черные кудри… Но, увы, мой красавец жених не явился в церковь. Мне суждено было стоять одной у алтаря, прижимая букет к разбитому сердцу, а органист все играл и играл…
      – Как печально, – без всякого сочувствия отозвалась Ванесса.
      Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу у двери, пока я смахивала слезу и пожимала сухонькую ручку в черной перчатке.
      – Отоприте, пожалуйста! – Дама в черном протянула мне ключ.
      Ее тоскливый вздох эхом отозвался на жалобный скрип тяжелой двери, и мы втроем ступили в непроницаемую тьму, пахнувшую плесенью.
      – Да будет свет! – Кузина протянула руку к стене и была чудесным образом вознаграждена за богохульство тем, что сразу нащупала выключатель.
      Прямо у входа находился стол со стопками буклетов духовного содержания, а на стенах висели ящики для пожертвований. Ни тем, ни другим Ванесса не заинтересовалась и уверенно прошествовала к нефу – еще одно чудо, если учесть, что кузина сто лет не заглядывала в церковь и при этом не пользовалась путеводителем.
      – О Господи! – воскликнула Ванесса, на сей раз призывая Всевышнего к ответу. – Не пора ли Тебе подумать о переезде в другое жилище или по крайней мере отремонтировать это?
      – А я нахожу церковь Святого Ансельма замечательной! – Я стояла в проходе позади кузины, зажатая с обеих сторон скамьями, изъеденными червем. – Некоторые из этих окон датируются тринадцатым веком, и даже викторианские витражи не такие безвкусные, как обычно. А взгляни на алтарь! Изумительная резьба.
      – Как хорошо я ее помню! – прошептала за моей спиной дама в черном. – В тот роковой день я целую вечность не сводила глаз с деревянной розы, той, у которой в сердцевинке отбит кусочек.
      – Если никто не возражает, – вмешалась Ванесса, – давайте не будем отвлекаться от темы: речь идет о моей свадьбе. Я вовсе не эгоистка, – лицемерно добавила кузина, – но в любой момент сюда могут ворваться дикие орды школьников и потребовать переводных картинок для рождественских открыток. В такой обстановке я не смогу сосредоточиться. Надеюсь, вы меня понимаете? – Она сладко улыбнулась даме в черном.
      – Отлично понимаю, моя дорогая, – со вздохом ответила старуха. – Вот уже шестьдесят лет я не могу ни на чем сосредоточиться – такова цена за девичьи грезы.
      Под взглядом Ванессы я не осмелилась достать из кармана носовой платок и утереть слезы. Кузина двинулась по проходу, как по подиуму. Взошедшее солнце подыграло ей: пылинки заплясали в воздухе золотистым шлейфом.
      Ванесса резко обернулась.
      – Эти скамьи нужно передвинуть!
      – И почему раньше никто не догадался? – ядовито откликнулась я.
      – Проход слишком узкий. Я не смогу и шагу ступить, без того чтобы кто-нибудь из любопытных гостей не помял мне платье или не наступил на фату. – Даже предъявляя немыслимые в своей наглости претензии, Ванесса каким-то образом умудрялась выглядеть чистым ангелом, сошедшим с алтаря. – И эти медные вазы на алтаре мне тоже не нравятся. Похожи на те, что мамаша Аладдина таскала на базар, чтобы выменять на постную лепешку.
      – А не убрать ли заодно и крестильную купель? – предложила я. – Если только ты не вздумаешь использовать ее в качестве чаши для пунша. И самое время выбить из викарисы шикарные обои и занавески на окна.
      – Только не надо язвить, Элли, – Ванесса откинула роскошные волосы и изящным жестом положила руку на спинку скамьи. – Я сегодня немного не в форме. Раннее утро хорошо для птиц, но, думаю, даже они иногда не прочь выспаться.
      Прежде чем я успела посочувствовать, Ванесса скользнула в направлении ризницы. Там она наверняка проведет несколько возвышенных мгновений, мечтая, как будет расписываться в книге регистрации браков, а Джордж Мэллой – благодарить Господа за счастье, которое ему привалило.
      Дама в черном дернула меня за рукав.
      – Я не представилась, меня зовут Иона Танбридж, а вы, – быстро шептала она, не позволяя вставить слово, – вы, должно быть, Элли Хаскелл. Не спрашивайте, откуда я знаю ваше имя, у меня свои источники. Открою вам маленький секрет, дорогая: я была на церковном дворе в день вашей свадьбы. Хотя я живу затворницей, однако такие трогательные события выманивают меня из дома. Я пряталась за надгробиями и видела, какой ужас был написан на вашем лице, когда вы входили в ворота.
      – Я опоздала, – объяснила я, с трудом удерживаясь, чтобы не отодвинуться от собеседницы: от запаха лежалой пудры к горлу подступила тошнота. – Я опоздала на полчаса на собственную, свадьбу. Мой кот Тобиас сожрал фату, потом такси не приехало, и я боялась, что Бен устанет ждать у алтаря… – Я осеклась, сообразив, что допустила страшную бестактность.
      Однако на лице мисс Танбридж не отразилось ничего, кроме глубокого сочувствия.
      – Мужчины! – вздохнула она, и меня обдало волной затхлого воздуха, словно открыли дверь, которую полвека не отпирали. – В то утро я ощутила, что у нас с вами много общего, Элли Хаскелл. А на днях я выглянула в чердачное окно и увидела на полянке под буком вас и вашего чернявого мужа. Этот самодур заставил вас устроить пикник на мокрой траве. И тогда моя душа воззвала к вам: «Ударь несносного тирана бутылкой по голове! Пронзи ему сердце столовым ножом! Освободись для вечного блаженства безбрачия!» – Лицо мисс Танбридж посерело от гнева.
      Если б я была достойна моего обручального кольца, то гневно бы возразила, что Бен – ангел, не хуже тех, что вырезаны на алтаре, и я люблю его всем сердцем. Однако, не желая показаться невежливой, я ухватилась за признание, вырвавшееся у мисс Танбридж.
      – Так вы живете в «Высоких трубах»? В доме, где когда-то жил Гектор Риглсворт с семью дочерьми? Простите за любопытство, но вы верите, что его привидение обитает в библиотеке? А в вашем доме его присутствие чувствуется?
      Я могла бы долго продолжать в том же духе, но тут из ризницы вынырнула Ванесса. Она задумчиво уставилась на величественное распятие, висевшее над кафедрой.
      – Эту штуковину придется убрать, Элли! Можешь сколько угодно обзывать меня капризной, но она выглядит чересчур уж дешево!
      Мое возмущенное «ох!» было не единственным ответом на святотатство кузины. Очевидно, Господь не стал мешкать с наказанием для Ванессы, а также для тех несчастных, что оказались вместе с ней. Свет мгновенно погас. Взвизгнув, я неуклюже опустилась на скамью. Чья-то рука коснулась моей, и я услышала шепот мисс Танбридж: «Приходите ко мне, Элли Хаскелл, обязательно приходите! Вы напоминаете мне милую девушку, с которой я дружила в молодости, когда весь мир был моей лужайкой».
      Шепот смолк, я перестала ощущать ледяное дыхание у своего уха, а когда вновь зажегся свет, Ионы Танбридж и след простыл. По проходу быстро шел Глэдстон Шип в свитере ручной вязки и серых брюках. Его седые волосы были взъерошены.
      – Доброе утро, – произнес он, прикрывая ладонью зевок. Голос его звучал тоньше, чем обычно. – Я увидел свет и подумал, что забыл вчера погасить. Вот и зашел, щелкнул выключателем, а потом услышал шорохи. Вы ждете мою жену? – Глэдстон взглянул на карманные часы, и на лице его отразилось изумление. – Элли, вы ничего не перепутали? Наверное, Эвдора назначила вам встречу на пять часов вечера.
      – Мы не договаривались о встрече. – Ванесса одарила Глэдстона обворожительной улыбкой. Стала бы она ему так улыбаться, если б знала, что в скором времени он превратится в женщину! – Я сказала моей кузине Элли, что не могу заснуть, так мне хочется взглянуть на церковь, где собираюсь венчаться, и она предложила прогуляться. К счастью, церковь оказалась не заперта.
      Ванесса выдала эту возмутительную ложь, даже не покраснев. Более того, она выглядела изысканно бледной, порхнув навстречу мистеру Шипу. Какая досада, что Иона исчезла и некому изобличить эту скользкую выдру, которую хлебом не корми, дай выставить меня полной идиоткой. В желудке у меня ныло, и я мечтала только об одном: как бы добраться до дома и поджарить себе яичницу.
      – Я тоже не мог сегодня заснуть, – признался Глэдстон. – Есть одна проблема, которая не дает мне покоя вот уже несколько недель, и я частенько просиживаю до утра за вязанием или пеку бисквиты. А вот сегодня решил прогуляться. Я… точнее, мы с Эвдорой ждем гостя на выходные. Этот визит будет иметь огромное значение для нашего будущего. Элли, ведь Бен не откажется поделиться со мной рецептом фруктового пудинга?
      – Конечно, нет! – заверила я. – Право, Глэдстон, из вас с Беном вышла бы чудесная пара, поскольку вы оба испытываете страсть к кулинарии.
      В моей голове успела мелькнуть догадка, кого ждут в доме викарисы: специалиста по операциям, нагоняющим ужас на большинство мужчин. Потому с языка и сорвалась столь идиотская двусмысленность.
      – Мы бы жили душа в душу.
      Глэдстон подмигнул мне, давая понять, что оценил шутку, и я могла бы вздохнуть спокойно, если бы… Проследив за его взглядом, я увидела собственного мужа, приближавшегося к нам широким шагом. Казалось бы, следовало удивиться – что привело Бена в церковь в такую рань? – а я возблагодарила Господа, что Эвдоры нет рядом: не хватало только, чтобы она приревновала Глэдстона к моему мужу!
      – Элли! – Бен определенно не замечал никого вокруг, кроме меня. Подойдя вплотную, он грозно осведомился: – Ты намеренно решила довести меня до сумасшествия? Я проснулся в холодном поту, обнаружив, что тебя нет в постели. Впустую обыскав весь дом, мне пришлось ворваться в спальню Герты. Разумеется, она закатила истерику. Кое-как успокоив ее, я попросил няньку приглядеть за детьми, пока не вернусь с тобой или без тебя.
      – Зря ты ударился в панику, – пробормотала я.
      Ванесса наблюдала за нами с пристальным интересом.
      – Неужто нельзя было приколоть записку к моей пижаме? Я решил, что ты сбежала к другому мужчине. В последнее время ты какая-то странная, Элли. И как можно было опоздать на собственный день рождения? Что-то тут не так. Уж не завела ли ты интрижку с Лестер-Смитом, этим старым любезником? – Бен разъяренно фыркнул. – Словом, я бросился за советом к Эвдоре: возможно, ты призналась ей, как духовной наставнице. А потом увидел свет в церкви. Что здесь происходит?
      Он устремил гневный взгляд на Глэдстона, словно подозревал беднягу в подлом сговоре со мной. Уж не собирается ли этот гнусный тип вытянуть из меня один из фирменных рецептов Бентли Хаскелла?
      Прежде чем я успела открыть рот, чтобы все объяснить, Ванесса величественно поднялась со скамьи, сделала несколько нетвердых шагов, прошептала, что ей дурно, и грациозно повалилась на моего ненаглядного.
      В следующий миг голова подлой кузины пристроилась на плече Бена, и моего мужа окутало облако золотистых волос. Смотрелись они потрясающе: смуглый разгневанный красавец и поникшая лилия. Картинка, достойная обложки любовного романа. Я была не единственной, кто растерянно и завороженно созерцал это чудесное зрелище. Глэдстон Шип таращился на моего законного супруга так, словно узрел мужчину своей мечты.

      Дьявол водил мною, когда я вернулась домой. Я совершила ужасный поступок: бросила Эбби и Тэма на Герту и завалилась в постель, которая не показалась мне ни слишком жесткой, ни слишком мягкой, но очень даже удобной. На часах было половина седьмого – рановато для послеобеденного отдыха. Совесть попыталась было поднять голову, намекнув, что Бен ушел на работу, но я вспомнила, как он дотащил Ванессу до спальни и заботливо уложил на кровать. Не могла же я потребовать, чтобы он бросил ее прямо у порога? В наше время женщины на грохаются в обморок от малейшего шороха, поэтому Бен, естественно, беспокоился за кузину, хотя та уверяла, что с ней все в порядке и доктора звать не надо.
      Натянув одеяло на голову, я погрузилась в пуховый уют подушки. Полчаса сна наведут глянец на мои достоинства жены и матери. Я буду внимательнее к детям, если сумею наконец выспаться, а вечером приготовлю что-нибудь вкусненькое. Мы поужинаем только вдвоем с Беном… ну еще с Гертой – было бы хамством не пригласить ее. Фазаны на обоях расплылись у меня перед глазами, шкаф отодвинулся куда-то к горизонту, напоминая маяк, окутанный туманом. «Что за ужасная погода для мая…» – засыпая, подумала я, и тут по оконному стеклу застучал град.
      Отлично спалось бы под этот стук, если б не бесцеремонная настойчивость телефонных звонков. Я зажала подушками оба уха – все напрасно. Пришлось встать, и проклятый телефон, конечно же, тотчас заткнулся. Я тупо глянула в окно, по которому продолжал колотить град, и обомлела. На улице сияло яркое солнце. Какая же я идиотка! Все обстояло гораздо проще – какой-то придурок обстреливал окно спальни галькой. Должно быть, это Гёрта, сердито подумала я. Вывела детей на прогулку и спохватилась, что забыла получить у меня подробные инструкции. Может ли Эбби раздеть свою куклу? А вдруг на пластиковую попку польстится какой-нибудь сексуальный маньяк?
      Я выдавила улыбку (боюсь, вместо улыбки получился оскал, который напугал бы деток до смерти), отдернула шторы, открыла окно и гаркнула:
      – Прекратить огонь! Я не вооружена и сдамся без боя!
      Как иногда легко попасть впросак! Человек, стоявший внизу, был мне совершенно незнаком. Приземистый рыжеволосый тип довольно потер руки и пронзительно свистнул – такому звуку позавидовал бы полицейский свисток.
      – Вот она, моя красавица! Ну просто пальчики оближешь! – Я видела, как пульсирует его адамово яблоко. – А какие буфера!
      – Убирайся из моего сада, извращенец! – Я едва не задохнулась, кутаясь в бархатную штору. На поживу этому похотливому животному открытым остался только нос. – Начинаю считать! На счет «раз» звоню в полицию!
      – Ну, девочка, ты даешь! – Рыжеволосый маньяк плотоядно усмехнулся и раскрыл объятия. – Любишь подразнить меня! Давай, Несси, дорогуша, прыгай! Хочу узнать, точно ли ты соскучилась по бедному Джорджи-Порджи!
      – Несси?!
      Ну и ну! Несси – это что, уменьшительное от Ванессы?! Выходит, я оказалась участницей классической сцены с перепутанными дамами?
      – Мне очень жаль, но вы ошиблись окном. Я вовсе не Ванесса, а ее кузина Элли. Но не смущайтесь: мне лестно, что вы заметили фамильное сходство. Должно быть, всему виной солнце. Рада познакомиться, мистер Мэллой!
      – Какой же я кретин! – Жених кузины так стукнул себя по лбу, что звук эхом докатился до моего окна. – Я вычислял, в какой комнате спит Несси, и решил, что там, где задернуты шторы. Сон красоты для моей кисоньки – первое дело!
      – Ванесса вообще человек дела. – Любезность далась, мне на удивление легко. – Ее спальня на другой стороне, но забудем о недоразумении. – Я покосилась краем глаза на… мои «буфера». – Вы задумали романтический сюрприз, и остается только пожалеть, что Ванессе не удалось сыграть роль Джульетты.
      – А вы молоток, миссис Хаскелл! – Джордж Мэллой утер пот с лба. – Но все равно, я повел себя как последний дурак. Надо было зайти с парадного хода, как и подобает приличному человеку. Мамаша за такое посадила бы меня в чулан. Она уже устроила мне выволочку – мол, я встрял в ваши с ней отношения. И где-то она права: получается, что я женюсь на Ванессе, а мамаша прибирается в доме ее кузины.
      – Ваша мать не прибирается в Мерлин-корте, а наводит здесь железный порядок, – сообщила я. – Однако я отнесусь с пониманием, если она решит вычеркнуть меня из списка ее клиентов. Но вы тут ни при чем! Не унывайте! Сейчас я спущусь вниз и открою вам дверь на кухню.
      Поскольку я рухнула в постель, не раздеваясь, вид у меня был удручающе помятый, но вряд ли Джордж Мэллой обратит на это внимание. А если и обратит, то лишь мельком. Его Несси наверняка объяснила ему, что все запасы красоты, накопленные в роду за долгие века, давно поступили в ее безраздельное пользование. Несси! Я весело хихикнула. «Какая пошлость!» – фыркнула бы тетушка Астрид. Так кличут служанку, выросшую на задворках какого-нибудь романа Кэтрин Куксон. Помолвка Ванессы, ее образцово-показательной дочурки, с неотесанным мужланом наверняка сидела занозой в королевских окороках тети Астрид. Несси! И, однако, Джордж Мэллой произносил это имя с удивительной нежностью.
      – Привет! – воскликнула я. – Входите и чувствуйте себя как дома.
      – Ловлю вас на слове. – Джордж вынул руки из карманов и так долго вытирал ноги у порога, словно тренировался на механической беговой дорожке.
      – Герта, наша няня, видимо, купает детей, а Ванесса еще в постели.
      При ближайшем рассмотрении внешность Джорджа Мэллоя была слишком невыигрышной, чтобы внушить мне настоятельную необходимость извиниться за то, что не уродилась писаной красавицей. И стало понятно, почему миссис Мэллой не устраивает иконостас из фотографий сыночка в каждом доме, где убирает. Джордж был коренаст и склонен к полноте, а лицо принадлежало к тому типу массовой продукции, которую родители штампуют, не особо утруждаясь. Его рыжая шевелюра напоминала шерсть симпатичной, но дворовой кошки.
      Кстати, о кошках. Тобиас, почитавший себя королем среди собратьев, уничижительно фыркнул, разглядывая гостя с высоты комода, но мне Джордж начинал нравиться.
      – Честное слово, – произнес он, – встреть я вас в лондонской толпе, сразу бы смекнул, что вы родня Несси.
      – Правда?
      Я пододвинула гостю стул и принялась наблюдать, как он на нем устраивается: сначала скрестил ноги, потом поменял их местами и, наконец, решился поставить обе ступни-лопаты на пол.
      – У вас такой же приветливый вид и добрая улыбка. Простите, что разговариваю с вами вот так, запросто, миссис Хаскелл.
      – Элли, – дружелюбно поправила я. – В конце концов, мы ведь скоро станем родственниками.
      – Только через мой труп!
      Столь не по-родственному суровое заявление миссис Мэллой подкрепила действием, шарахнув входной дверью. Черные волосы Рокси напоминали грозовую тучу, а каблуки были еще выше, чем обычно. Очевидно, сегодня она намеревалась дотянуться пыльной тряпкой до небывалых высот. Рокси с самого первого дня дала понять, что на стремянку в жизни не полезет.
      – Лично против вас я ничего не имею, миссис X., хотя выбирать родственников тоже надо с умом. – Миссис Мэллой бросила хозяйственную сумку на стол, едва не сбив с ног сына, попытавшегося подняться навстречу матери. – И нечего умильно пялиться на меня, Джордж! Я скорее сама выкопаю себе могилу, чем соглашусь на твой брак с этой расфуфыренной гордячкой. Она всегда обращалась со мной как с половой тряпкой. Если б Ванесса хоть что-нибудь смыслила в приличиях, то давно бы уже набрала номер и спросила, нужна ли мне такая невестка.
      – Несси очень робкая! – Джордж, застывший в полусогнутом положении, отважился на защиту нареченной.
      – С детства, – соврала я. – Ванесса всю жизнь тревожится, как бы за ее яркой внешностью не проглядели тонкую душу.
      – Как всегда, речь идет обо мне?
      Моя кузина умеет выбрать момент для эффектного появления на сцене. Она вплыла прелестным видением, облаченная в некогда бывший моим пеньюар. Однако миссис Мэллой не растаяла при виде такой красоты. В отличие от своего сынка, который засиял как медный таз. Рокси же явно нуждалась в тройной порции джина.
      Ванесса, раскинув руки в кружевах, двинулась на будущую свекровь.
      – Мамочка! Вы ведь позволите вас так называть? Я чувствую, что мы страшно близки, вы – та женщина, что дала жизнь моему обожаемому Джорджу.
      – Она чудо, моя Несси, – молитвенно пробормотал Джордж.
      Пурпурные губы миссис Мэллой побелели, когда Ванесса чмокнула ее в напудренную щеку.
      – Если вы полагаете, что я сильно мучилась, когда рожала моего Джорджа, то ошибаетесь. Он выскочил, как пробка из бутылки. Акушерка в это время перекуривала в дальнем углу и едва успела подхватить младенца, а то бы он плюхнулся в таз с кипятком. Скажете, ему повезло? А вот у меня на этот счет бывают разные мнения.
      – Какая захватывающая история! – встряла я.
      – Да-да, просто очаровательная! – Ванесса вскинула руки – такими длинными ногтями можно было бы без труда препарировать лягушек – и провела по волосам, которые сверкающим водопадом упали ей на плечи. – Ах, какое блаженство принадлежать вам обоим, быть центром нашей маленькой семьи…
      Кузина протянула одну руку Джорджу, другую – миссис Мэллой. Та немедленно метнулась к столу и начала рыться в своей котомке.
      – Ты из меня прямо слезу вышибаешь, киска. – Рокси извлекла из сумки бутылку с очистительной жидкостью, то есть с джином. – Но мы обе знаем, почему ты выходишь за Джорджа, – потому что у него денег куры не клюют. Если б не денежки… – Миссис Мэллой плеснула в крышечку от бутылки и выпила, изящно отставив мизинец. – Если б не бабки, ты бы разок глянула на Джорджа и тут же отворотила нос.
      – Вот что, мамаша, я этого не потерплю! – Единственный сынок, свет очей миссис Мэллой, решительно встал на сторону нареченной.
      Ванесса незамедлительно приникла к любимому и наверняка склонила бы златокудрую головку на мужественное плечо, если бы Джордж не был на голову ниже невесты.
      – Не хочу затевать свару, мамаша, но никому, даже тебе, не позволю обижать мою Несси. Бедняжке и так досталось, когда ейная родительница выперла ее из дома, потому что я, видите ли, ей не показался.
      – Мамочка не поверила, что я обожаю тебя, милый. – Ванесса прижалась бестрепетными губами к губам жениха.
      Я занялась чаем, не желая наблюдать, как кузина играет на добром малом, как на флейте.
      – И это так обидно, – продолжала трещать Ванесса, – потому что мы с мамочкой всегда были лучшими подружками, одалживали друг у друга шубки и украшения, словно беззаботные школьницы. Теперь, поссорившись с мамочкой, я чувствую себя сиротой.
      Вот уж кого я бы никогда не назвала «беззаботной школьницей», так это тетушку Астрид. Более крутой дамы я в жизни не видывала и давно подозревала, что по утрам для пущей крепости тетушка принимает душ из уксуса.
      Душераздирающий стон, огласивший кухню, исходил не от Ванессы. Свисток время от времени издавал на редкость странные звуки, зарождавшиеся в утробе чайника. Пока я накрывала на стол, Джордж баюкал возлюбленную на своей мощной груди.
      – Ну-ну, лапуля, я с тобой всегда и везде, и если мамаша не признает тебя моей женой, пусть пеняет на себя.
      – То есть ты перестанешь присылать мне несколько монет на день рождения и мне придется зарабатывать на жизнь мытьем полов? – уточнила миссис Мэллой таким тоном, словно сейчас она зарабатывала на жизнь иным способом. – Отлично!
      Рокси с воинственным видом закрутила пробку на бутылке, и я решила, что в следующий момент она подхватит свою хозяйственную сумку и выйдет вон, чтобы никогда сюда не возвращаться.
      – Что отлично? – Мрачно переспросил Джордж.
      Миссис Мэллой распрямила плечи, обтянутые черной парчой, и гордо подняла голову, словно под прицелом расстрельной команды.
      – Не стану утверждать, что мы с сироткой Ванни подружимся, но если ты уперся и хочешь жениться на ней, то я готова взять Ванни в невестки. Но только с испытательным сроком. Через полгода ясно будет, на что она годится.
      – Как скажете, мамочка Мэллой! Отлепившись от жениха, Ванесса закружилась в волнах шелка и кружев, выражая таким образом благодарность будущей свекрови. Веки невесты трепетали, а на губах играла застенчивая улыбка. Закончив пируэт, Ванесса торжественно подняла чашку.
      – Предлагаю тост за любовь во всех ее обличьях!
      Лично я предпочла бы тост с маслом и мармеладом. Тем не менее благодушно присоединилась к общему веселью и даже выразила протест, когда миссис Мэллой заявила, что пора ей приниматься за работу, поскольку вскоре предстоят убийственные траты на новое платье для свадебного приема.
      – Возьмите выходной, – посоветовала я Рокси. – Почему бы вам втроем не пойти куда-нибудь пообедать, в «Абигайль» например, за счет заведения?
      – Спасибо, миссис X. – Миссис Мэллой выразительно глянула на меня из-под небесно-голубых век. – Но пусть уж молодые прогуляются вдвоем. Уверена, многое из того, о чем они шушукаются наедине, не предназначено для моих ушей.
      Джордж просиял, обнаружив в матери несвойственную ей прежде деликатность.
      – И то правда, мама. Мне не терпится потолковать с Несси с глазу на глаз об одной штуковине. Новом велосипедном тренажере на подвеске, собираюсь запустить его в производство в следующем месяце. По-моему, это гениальная идея – велосипед будет парить в воздухе, создавая чувство свободного полета. Вот я и надумал спросить мою любимую манекенщицу, готова ли она вернуться в седло ради нашей рекламной кампании.
      Ванесса ответила рассеянной улыбкой, и я ее не осудила: подобную работу нельзя было назвать привлекательной, в основном по причине этих обязательных съемок «до» и «после». Сначала вероломная камера каким-то образом превращает модель в расплывшуюся квашню, а ровно через пять секунд возвращает ей облик худышки, и все ради того, чтобы уломать отчаявшихся толстух купить станок для пыток.
      Я предполагала, что кузина поспешит исчезнуть в своей комнате, где и проведет весь световой день, наряжаясь для интимной беседы с Джорджем, однако она вышла с женихом в сад. Несомненно, эта нимфа в прозрачных одеждах заставит Джорджа переключиться с велосипеда на свадебные колокола, прежде чем парочка доберется до подвесного моста.
      – Значит, таковы наши дела. – Миссис Мэллой закрыла дверь и, пошатываясь, вернулась к столу. С величием низложенной царицы в греческой трагедии она опустилась на стул. – Голова раскалывается. Хорошо бы мокрую тряпку на лоб, если вас не затруднит, миссис X.
      – Сию минуту!
      Я торопливо смочила посудное полотенце в холодной воде и отжала его на возмущенного Тобиаса, забравшегося в раковину – поближе к окну, чтобы позагорать. Подражая сестрам милосердия из фильмов про Крымскую войну, я соорудила повязку вокруг головы Рокси и спросила:
      – Ну как?
      По щекам миссис Мэллой ручьем струились слезы, увлекая за собой разноцветный макияж. Я решила, что Рокси до глубины души тронута моей заботливостью.
      – Надо было отжать покрепче! – проскрипела она. Потоки воды смывали нарисованные брови.
      – Простите…
      Я взглянула на часы. Странно, куда запропастилась Герта с детьми? Давно пора завтракать.
      – Ладно, будем считать, что вы хотели утопить мои печали. И зачем люди заводят детей, миссис X.? Когда они маленькие, то бьют все, что под руку попадется, а когда вырастают, разбивают наши сердца. – Миссис Мэллой приподняла ноги в черных ажурных колготках. Я поняла намек и подставила под них скамеечку. – Надо же такому случиться: мой Джордж женится на этой женщине! А что мать может сделать? Он совершеннолетний, и нет на него управы.
      – Но я уверена, он любит Ванессу. – То была героическая попытка с моей стороны проявить милосердие.
      – Надо же быть таким идиотом, вы это хотите сказать?
      Миссис Мэллой передернуло, посудное полотенце шлепнулось на пол. Я подняла его и направилась к раковине.
      – Самое главное, чтобы ваш сын был счастлив. И утешайтесь тем, что все могло бы обернуться куда хуже.
      – Попали в самую точку, миссис X., что с вами редко бывает. – Рокси мрачно ухмыльнулась. – Такая жизнь пошла, что мой Джордж мог связаться с какой-нибудь шантрапой, оттрубившей срок за убийство дюжины женихов, а потом подрядившейся на службу в бюро знакомств.
      – Точно, – еле слышно подтвердила я, вспомнив о нашем знакомстве с Беном.
      Миссис Мэллой не хотела меня задеть. Она не знает о том, где я нашла Бена; никто в Читтертон-Феллс не знает, и уж тем более Ванесса. Я убила бы ее, попробуй она что-нибудь разнюхать.
      – Что это вы так раскраснелись, миссис X.?
      – Ничего… То есть… э… солнце припекает.
      Сегодня, наверное, будет жаркий день.
      Не успела я закончить с предсказанием погоды, как садовая дверь распахнулась, словно от порыва ураганного ветра, и на пороге возникла Герта. Близнецы приклеились к ее юбке и походили на хвосты воздушного змея. Мне понадобилось не меньше минуты, чтобы разобрать, на каком языке она говорит – английском или швейцарском. Герта тараторила так, что уши закладывало, а дети, визжа от восторга, прыгали вокруг меня, словно не видели мамочку с самого рождения.
      – Герта, повторите, пожалуйста. – Я обращалась к косицам, уложенным на макушке, поскольку близнецы, успевшие взобраться ко мне на колени, почти полностью загораживали фигуру няни.
      – Я вызвала полицию, миссис Хаскелл.
      – Что вы сделали?!
      Эбби не удержалась на моем колене и полетела на пол. Ее подхватила миссис Мэллой – наверняка теперь потребует лишний фунт за услугу.
      – Такой ужас, такой ужас… – Герта прислонилась к столу, собираясь с силами.
      Тэм душил меня в объятиях. С трудом, но я сообразила: вероятно, Герта обнаружила пропажу мыла из ванной и решила, что дело тут нечисто.
      – Фрау Хаскелл, вокруг дома бродит сумасшедший!
      – Думайте, что говорите! – подала голос из чулана миссис Мэллой, куда она удалилась за ведром и шваброй. – Мистер X. на работе. Сама видела, как он входил в ресторан, когда ждала автобус.
      – Это не он! – Герта столь энергично затрясла головой, что косы попадали с головы. – Я увидела этого безумца из окна детской. Он сидит на ветке большого дерева, руки вытянул и болтает ногами, будто едет на велосипеде. И все время что-то говорит, говорит… Я услыхала «ангел мой» и чуть из окна не вывалилась, но никого больше не увидела.
      – Это был сын миссис Мэллой, – пустилась я в объяснения, не дожидаясь, пока оскорбленная мать выскочит из чулана со шваброй наперевес. – Он, очевидно, демонстрировал возможности подвесного велосипеда и обращался к Ванессе, а она стояла за деревом, потому вы ее не заметили.
      – Опять я села на лужу! – Дрожащими руками Герта закалывала косы. – Сумасшедшая тут я, вот что вы думаете, фрау Хаскелл! Сначала путаю вашу кузину с грабителем, а теперь вот опять…
      Огромная слеза покатилась по ее щеке. Тэм подошел к няне и обнял ее за колени. У таких вот темноволосых, молчаливых мальчиков часто доброе, отзывчивое сердце!
      – Позвоню-ка в полицию, – спохватилась я, – и предложу им перенести визит на более удобное время.
      Особа из полицейского участка разговаривала со мной столь едким тоном, что я испугалась, как бы ее голос не прожег лишние дырочки в моей телефонной трубке. Если бы перерыв на чай, сообщила она, не был в полном разгаре, к нам бы уже мчался инспектор. Я кисло извинилась за ложную тревогу – надеюсь, сливки к чаю не свернулись от моего тона – и повесила трубку. Меня разрывали противоречивые чувства: радость, что избежала месячного срока общественных работ за ложный вызов, и злость на Герту.
      Пришлось напомнить себе, что после семейной катастрофы Герта не может относиться к мужчинам иначе, чем как к животным. Только тогда я нашла силы изобразить улыбку и вернуться в кухню.
      Герта, нацепив фартук, энергично раскатывала тесто, которое напоминало скорее крышку канализационного люка, чем будущий пирог. Няня напевала себе под нос песенку, отнюдь не способствовавшую поднятию настроения: о том, как неверный пастушок сидит на разноцветном лугу и наяривает на гармошке, а в это время обманутая им красотка топится в ближайшем горном ручье.
      Близнецы прятались под столом, зажав уши. Глянув на миссис Мэллой, я всерьез задумалась, не присоединиться ли и мне к деткам.
      Рокси, на чью долю в последнее время выпало столько испытаний, закрутила кран и вынула из раковины ведро.
      – Если эта идиотка не заткнется сию секунду, я суну ее башку в ведро и буду держать до тех пор, пока она не сообразит, что утопленники – не тема для песен.
      – Предоставьте это мне, – торопливо перебила я, а Герта затянула следующий куплет про то, как пастушок сам превратился в гармошку после стычки с отцом прекрасной самоубийцы. – Я имела в виду, что займусь делами на кухне, а вы, миссис Мэллой, начинайте убирать наверху.
      – Как хотите, а то укокошила бы ее задарма!
      Рокси покачала головой, осуждая мою недальновидность, и удалилась, расплескивая воду. Эбби и Тэм бросились ловить мыльные пузыри. К счастью, к тому времени, как я поймала разбойников и засадила их в высокие стульчики, посулив завтрак, Герта завершила свое вокальное выступление.
      – Эта миссис Метла, она меня ненавидит.
      – Нет-нет, ничего подобного. – Я поставила перед Тэмом миску с кашей, и Эбби тут же поползла по столу к сахарнице, решив позавтракать из нее. – Просто сегодня она немножко нервничает из-за сына: то он хочет жениться против ее воли, то его чуть не арест… – Я прикусила язык. Выдав дочке ее порцию, скомандовала детям «кушать» и только тут сообразила, что не дала ложек. Исправив оплошность, я обернулась к Герте. По щекам няни ручьями струились слезы, капая на тесто, отчего приходилось то и дело подсыпать муки. В конце концов воздух побелел, а мои дети превратились в снеговиков.
      – Я вам в тягость, фрау Хаскелл!
      – Не говорите ерунды, – произнесла я с убедительностью, на которую только была способна. – Вы – настоящий подарок, ваша стряпня бесподобна, и дети вас любят!
      – Я люблю! – В подтверждение своих слов Эбби треснула ложкой по столу и радостно взвизгнула.
      Тэм, добрая душа, выразил свои чувства к няне более основательно: он перевернул миску, и каша разлетелась по кухне. После столь убедительных доказательств привязанности детей Герта выглядела много веселее.
      – Значит, вы не выгоните меня с котомкой на улицу?
      – Конечно, нет.
      – Для вас, фрау Хаскелл, и зайчиков, – Герта смяла тесто в шар, – я собью руки в кровь. Испеку струдель, пончики и…
      – Не стоит нас баловать… – К горлу подкатила тошнота. Я отняла у Тэма липкую миску.
      – Для вас я на все готова! – Герта просияла и вновь принялась орудовать скалкой. – На всю жизнь останусь у вас прислугой, пусть за самые скудные грошики. А когда состарюсь, и волосы у меня побелеют, и спина согнется, я все равно буду жить в этом счастливом доме. Буду нянчить праправнуков, готовить для вас, убирать, подходить к телефону… – Герта осеклась.
      Скалка выскользнула из ее рук и с грохотом упала на пол, к вящей радости Тобиаса: кот проворно закатил ее под шкаф.
      – Что случилось, Герта?
      – Теперь вы позволите миссис Метле убить меня! И я ни слова не скажу в свою защипу. Когда вы легли спать сегодня угрюм, вам позвонили, это была женщина по имени…
      – Да? – вставила я ободряющим тоном.
      – Не помню. Напрочь забыла. – Герта схватилась руками за голову..
      – А на какую букву начиналось ее имя?
      – Кажется, на «Б»! – Лицо Герты просветлело. – Могу поклясться на вашей могиле, буква «б» точно была.
      Вытирая личико Тэма, а потом стол, я рылась в памяти.
      – Бэбкок? Сильвия Бэбкок? Так она представилась?
      – Похоже…
      – Ладно, неважно. – Я вытащила близнецов из стульчиков и подтолкнула к корзине с игрушками. – Она перезвонит.
      – Но не до обеда.
      – Все равно когда, – рассмеялась я. – Я не умру от любопытства, могу и потерпеть.
      – Вы не поняли, фрау Хаскелл. – Герта чуть не выпрыгнула из фартука, бросившись за мячиком, пущенным Тэмом. – Эта женщина сказала, что будет ждать вас в ресторане мистера Хаскелла. К обеду.
      У меня упало сердце. Звонила наверняка Сильвия Бэбкок. Неужто она собирается устроить прилюдное представление и, заливаясь слезами, попросить меня забрать несчастного Хитклиффа?! Расчет наверняка – вряд ли я стану выставлять себя на публике жестокосердным чудовищем.
      – Она сказала, что обедает в полдень, – услужливо добавила Герта.
      Черт! Часы показывали половину двенадцатого. Мне оставалось лишь поблагодарить Герту. Значит, на меня опять свалится Хитклифф, а также обязанность искать ему приемных хозяев, – что ж, бывают ситуации и похуже. Бен, конечно, не обрадуется, но брак и не должен быть сплошным весельем.
      Джордж Мэллой пока явно не осознал эту истину: он вошел в дом следом за Ванессой, легкомысленно приплясывая. Лицо его, ставшее одного цвета с волосами, пылало, как печка.
      Я представила Джорджа Герте, и няня немедленно сбежала, под тем предлогом, что пора сажать близнецов на горшок. А затем я в течение битых пяти минут выслушивала, как этот безумец превозносил до небес доброту души своей невесты: какая замечательная идея устроить свадьбу для пятисот самых-самых близких друзей! Бен приготовит угощение, а мы с миссис Мэллой будем в поте лица драить посуду. Заманчивая перспектива, что и говорить! Пока я подпрыгивала от восторга и поддакивала, Ванесса изображала парковую скульптуру, сжимая в лилейных ручках букетик цветов. Внезапно обед с Сильвией Бэбкок, с которой мы никогда не были закадычными подружками, показался мне заманчивым предложением.
      Без пятнадцати двенадцать я выбежала за дверь, зажав под мышкой свадебный подарок для Сильвии, и села в машину. Я покидала дом в полной уверенности, что близнецов накормят и уложат спать, и с трепетной надеждой, что у миссис Мэллой достанет выдержки до моего возвращения не пропустить Герту через мясорубку. Проезжая мимо церкви, я заметила в саду Эвдору. Она была в бежевой юбке и кофте ручной вязки – странный наряд для столь тёплого дня.
      Паркуясь у ресторана, я почувствовала укол совести: наверное, надо было остановиться и перекинуться с Эвдорой парой слов, но чем утешить женщину, муж которой вознамерился сменить пол? Стать поживой для бульварных газет, размышляла я, входя в ресторан, – такого врагу не пожелаешь, разве что помешанной на своей славе знаменитости. Однако даже знаменитость, если на нее непрерывно светить прожекторами, может зачахнуть… «Что тебе, Элли, не грозит», – заключила я, глянув в зеркало, висевшее у стойки администратора.
      Давно надо посоветовать Бену избавиться от этого гадкого стекла и не отпугивать клиентов – зачем человеку обедать, если зеркало подсказывает сесть на диету? И тут на пороге зала возник мой муж собственной персоной. Взгляд его оживился, и он направился ко мне, вытянув руки.
      – Элли! Какой чудесный сюрприз. Меня не предупредили, что ты приедешь. – Бен глянул на девушку за стойкой.
      Ее полосатое платье столь идеально сочеталось с обоями, что вначале я приняла ее за торшер.
      – Я не заказывала столик, – торопливо пояснила я, поскольку девушка в испуге уставилась в книгу заказов. – Надеюсь, Сильвия Бэбкок догадалась сделать это. Кажется, у тебя полон зал?
      – Значит, тебя привел сюда не внезапный порыв отобедать с законным супругом? – Бен грустно улыбнулся, но продолжал сжимать мои руки и заглядывать в глаза.
      Никогда он не выглядел столь безупречно красивым. Убранство фойе, выдержанное в стиле восемнадцатого века, лишь подчеркивало его стать и элегантность. Чувствуя себя тварью ползучей, я сказала:
      – Мне нужно встретиться с Сильвией, чтобы вручить ей подарок. – Я указала на пакет. – Но, думаю, она пригласила меня на обед с целью вернуть Хитклиффа.
      – Этого жуткого пса?! – Огонек любви в глазах Бена тотчас погас. – Или, точнее, этого битюга? Элли, если он въедет в дом, я перееду в конюшню.
      – Бэбкок… Бэбкок… – бормотала девушка за стойкой, водя пальцем по странице. – Здесь нет такого имени. Не воспользовалась ли она…
      – Вымышленным? Вряд ли. – Я покачала головой. – Может быть, вы записали ее на «с»? Сильвия…
      – И здесь ее нет. Но иногда я сама не могу разобрать свой почерк, особенно когда пишу левой рукой, потому что в правой держу трубку. – Признание было сделано дрожащим голосом, поскольку от Бена повеяло ледяным холодом.
      – Неважно. Пока твоя подруга не появилась, мы можем посидеть вдвоем за бокалом вина. – Чело Бена разгладилось, и он обнял меня:
      Однако я продолжала все портить.
      – Дорогой, я бы с удовольствием, но уже двенадцать часов..
      Бен чопорно поклонился, словно освобождая меня от обещания станцевать с ним менуэт, и удалился в зал – проверить, готов ли столик для меня и Сильвии.
      Я смотрела ему вслед, испытывая, как ни странно, раскаяние и чувство утраты. И вдруг услышала шаги. Обернулась и увидела розоволосую даму, давно оставившую позади счастливую пору третьей молодости. Она направлялась ко мне, широко улыбаясь, перья на розовом боа слегка трепетали. У меня сжалось сердце, когда я поняла, что не буду обедать с Сильвией Бэбкок. В имени дамы, пригласившей меня разделить с ней трапезу, точно была буква «б». Моя старая знакомая, миссис Швабухер, владелица агентства «Сопровождение на ваш вкус», прибыла в Читтертон-Феллс!

      – Жизель Хаскелл! Вот мы и снова встретились!
      Дама, которая некогда свела нас с Беном (сдав мне его в аренду), порывисто устремилась ко мне, перья на боа переливались всеми оттенками розового.
      – Не ожидали? Удивляетесь, как меня занесло в Читтертон-Феллс? Сейчас все объясню, как только красавец Бентли найдет нам столик в укромном уголке. Надеюсь, мой телефонный звонок не оторвал вас от чрезвычайно важных дел? – Ее глаза сверкнули, а на щеках появились ямочки, на мгновение превратив миссис Швабухер из старушки в задорную девчонку.
      – Рада вас видеть…
      Я выдавила улыбку, шаря глазами по обеденному залу. Слава богу, никого из знакомых, кроме мужа, я там не обнаружила. Бен разговаривал с официантом. Обернувшись, он поспешил к нам.
      – Миссис Швабухер! Какая радость! – заорал Бен. Голос у моего мужа, как у средневекового глашатая. – Элли, мы удостоились великой чести принимать в «Абигайль» нашего собственного Купидона.
      – Милый Бентли! – Миссис Швабухер обхватила пухлыми лапками руки Бена и озорно прищурилась, разглядывая моего мужа. – Неотразим, как всегда. Ни морщинки, ни седого волоска в черных кудрях – замечательно! Брак вам к лицу, и я это предвидела. Стоило Жизель войти в мою контору, как я перебрала в уме всех моих сотрудников мужского пола и тут же решила, что Бентли Хаскелл – тот самый парень, который нежным поцелуем разбудит эту спящую красавицу. – Миссис Швабухер одарила меня широкой улыбкой. – И никуда вам было не деться, дорогие мои. Не зря же тетушка Эви взмахнула волшебной палочкой!
      – Мы очень счастливы, – промямлила я. Подарок для Сильвии кочевал из одной моей руки в другую, а ноги сами собой отплясывали нечто вроде чарльстона. К счастью, девушку, за стойкой отозвал официант, но все равно меня грызло предчувствие, что отныне мое бурное прошлое станет всеобщим достоянием и к вечеру даже глухие в Читтертон-Феллс услышат байку о том, как Элли Хаскелл познакомилась с мужем. Надо мной станут потешаться, а Бена – я вздрогнула, когда он по-супружески обнял меня за плечи, – обзовут жиголо!
      – Прекрасно, что вы заглянули к нам, миссис Швабухер, – произнес Бен с воодушевлением, которого мне катастрофически недоставало. – Хотелось бы думать, что одной из причин вашего появления в «Абигайль» стала молва о нашей восхитительной кухне, она-то и привела вас сюда из Лондона.
      – Я в курсе ваших успехов, можете быть уверены, мой дорогой мальчик. Заведение чудесное. – Миссис Швабухер восхищенным взором обвела интерьер эпохи Регентства и снова переключилась на нас. – Но правда заключается в том, дети мои…
      – Что причина вашего приезда совсем в ином! – несколько сварливо подхватила я.
      – Верно! – Миссис Швабухер радостно затрясла розовой головой. – Страшно не хочется отнимать у малыша Бентли конфетку, но я приехала сюда с целью встретиться с вами, Элли, чтобы обсудить одно дельце. Но это вовсе не означает, мой дорогой мальчик, – она помахала кончиком боа перед носом моего мужа, – что я откажу себе в удовольствии выпить с вами бокал вина перед обедом.
      Спасибо, но боюсь отнять у вас время. – Бен был учтив, как никогда. – Не сомневаюсь, вы – человек занятой и вам не терпится побеседовать с моей женой, а вашего покорного слугу, словно библейскую Марфу, ждут на кухне. – Он предложил руку гостье, бросив на меня полный любопытства взгляд. – Если позволите, я провожу моих самых почетных гостей до столика и более не стану вам докучать.
      Проход по обеденному залу длился дольше, чем путешествие по Сахаре на верблюде, который укладывается на каждом шагу и норовит сдохнуть. Дельце?! О каком дельце могла идти речь? Только об одном: миссис Швабухер замыслила использовать мое имя и фотографию для какой-нибудь рекламной кампании! Мое лицо с треми подбородками, налепленное на стены лондонской подземки! Мужчины, женщины, дети пялятся на меня, спускаясь и поднимаясь по эскалаторам! « Дамочка так хотела похудеть, что пошла ради этого на все, вплоть до покупки мужа» Жуть! Про-бираясь меж накрытых столиков на ватных ногах, я споткнулась о стул и вяло извинилась перед джентльменом, облившимся супом. Ему бы мои заботы! Если кампания миссис Швабухер будет развиваться успешно, то не появится ли моя физиономия на автобусах и рекламных щитах в Читтертон-Феллс?
      Бен очень вовремя усадил нас за столик у окна, выходившего на Рыночную улицу, поскольку у меня подкосились ноги. Миссис Швабухер розовым пятном расплывалась перед моими глазами, но я не смела повернуть головы, опасаясь увидеть за окном работягу на приставной лестнице, расклеивающего на стене склада огромный плакат с унылой толстухой Элли.
      Боже… Жизнь кончена! Однако Бен, как это часто бывает с мужчинами, явно не улавливал сути происходящего. Я искоса наблюдала, как он хлопочет над миссис Швабухер: отодвигает бокал от пирожковой тарелочки, укладывает поаккуратнее десертный нож и вилку, переставляет вазу с цветами, чтобы она не закрывала доступ к солонке и перечнице, и, наконец, раскланивается. Никогда прежде я не чувствовала себя такой одинокой в комнате, заполненной людьми. Вот-вот мое жирное прошлое поднимет свою омерзительную голову, и все, кому не лень, станут судачить о том, сколь толста я была еще совсем недавно и как нанимала кавалеров за отдельную плату.
      – Извините! – Я вскочила, сжав рукой горло, – Кажется, я потеряла в фойе жемчужную брошку моей бабушки! Пойду поищу. Если официант подойдет в мое отсутствие, не стесняйтесь и сделайте заказ для нас двоих на ваше усмотрение.
      – Не спешите, Жизель, голубушка, я подожду.
      – Вы очень любезны.
      Я наступила на подарок для Сильвии Бэбкок и едва не упала, запутавшись в ремешке собственной сумки, висевшей на спинке стула. К счастью, прочие клиенты «Абигайль» припрятали свои пожитки и мне удалось без приключении добраться до кухни. Официанту, попавшемуся на моем пути, повезло меньше: от столкновения со мной он завертелся волчком, так что на чемпионате по фигурному катанию высшие баллы ему были бы обеспечены.
      К моему великому облегчению, Бен был на кухне один. Здесь, в царстве нержавейки и пластика, каждая кастрюля и сковородка знала свое место – либо на рейке, либо на плите. Самой наглой мухе хватило бы одного взгляда на это хромированное великолепие, чтобы с позором улететь прочь. Соус на плите пару раз булькнул, распространяя изумительный аромат, и кухня вновь погрузилась в безмятежную тишину. И это в обеденное время! Поистине, мой муж – гениальный организатор! Я вдохнула запах, напоминавший об оливковых садах, пронизанных солнцем, и деревенских кухнях Прованса, и весь мой страх вдруг улетел прочь… словно перышко из розового боа.
      – Элли, милая! – Бен обнял меня и нежно поцеловал в губы. Я погладила его гладко выбритую щеку. Такое мгновение следовало длить и длить, если бы не обстоятельства.
      – Бе, у нас проблема…
      – Ага, значит, вот в чем дело. – Бен сделал шаг назад, но руку мою не отпустил. – Ты пришла сюда, чтобы подразнить меня, но потом тебе стало стыдно. А зря! Глупая женщина, разве ты не знаешь, что я – законченный прохиндей? И давно специализируюсь по замужним женщинам.
      – Бен… – снова начала я.
      – А, кажется, я начинаю прозревать! – Бен нахмурил брови в притворном гневе, отпустил мою руку, а свою вытер носовым платком. – Ты обнаружила, что забыла кошелек, и теперь хочешь меня умаслить. Не выйдет, Элли? Однако мы могли бы договориться об ином способе удовлетворить мои прихоти…
      – Прошу тебя, – я выхватила у мужа платок и бросила ему в лицо, – не будь идиотом! Ты отлично знаещь, что если меня хоть раз попросят заплатить за обед в «Абигайль» я сожгу кухню. Пожалуйста, скажи, как нам быть с миссис Швабухер?!
      – О чем ты, Элли? – Бен прислонился к сверкающему столу и скрестил ноги – воплощение бесстрашия.
      – Ты ведь слышал, что она сказала! – Я откинула волосы с вспотевшего лба. – Она приехала, чтобы обсудить со мной некое дельце. Что может означать только одно: миссис Швабухер намерена использовать меня для рекламы своего агентства! Мол, даже самая толстая женщина, полюбив, способна похудеть! Отличный девиз для брачной конторы! Конечно, вряд ли она станет шантажировать нас, но…
      – Действительно, маловероятно. – Глаза Бена потемнели: бирюза превратилась в изумруды. – Но ведь нам нечего стыдиться… Или ты думаешь иначе, Элли?
      – Разумеется, нечего, – согласилась я. – Но полагаю, ты не хотел бы появиться на рекламном плакате ее фирмы?
      – Что скажут соседи!
      – Верно! – Я вздохнула с облегчением. Наконец-то до него дошло.
      – Или члены Библиотечной Лиги, – продолжал Бен сладчайшим тоном. – Боже упаси нас шокировать полковника или напыщенного лорда Помроя. Да, дорогая, теперь я понимаю. Как же, нас свели в …
      – Ты все переворачиваешь с ног на голову! – разозлилась я. – И к тому же бьешь мимо цели: мне не стыдно за то, как мы познакомились, но ведь я была толстая! А тебя станут обзывать жиголо!
      – Меня это не волнует.
      – Неужели тебе плевать на то, что о нас станут говорить гадости?!
      – Элли, милая, я всегда считал, что наш брак – исключительно наше личное дело. Ты меня удивляешь, дорогая. С каких это пор тебя стала беспокоить такая ерунда? – Бен подошел к плите и помешал соус. – Что мне в тебе всегда нравилось, Элли, так это твоя готовность послать всех к чертям собачьим.
      – Но мы должны думать о детях!
      – Верно, и пусть миссис Швабухер болтает сколько ей будет угодно. Никто из твоих знакомых не поверит, будто ты способна нанять какого-то сомнительного типа на выходные, а потом выскочить за него замуж.
      – Огромное спасибо! – Смахнув слезу, я распахнула дверь, поставив шишку незадачливому официанту, спешившему на кухню, и решительно двинулась в зал.
      И вдруг замерла как вкопанная: в фойе стоял полковник Лестер-Смит с портфелем в руке. Он оживленно беседовал с высоким широкоплечим мужчиной, самым уважаемым нотариусом в нашей деревушке и бывшим мужем моей подруги Наяды, – Лайонелом Шельмусом. Оба приветливо со мной поздоровались, и Лестер-Смит добавил, что они с нотариусом решили обсудить за обедом кое-какие детали завещания мисс Банч.
      – Миссис Хаскелл согласилась заняться моим новым домом, – весело объявил полковник.
      – Прекрасно! – Мистер Шельмус склонил красивую серебристую голову. – Значит, вы теперь будете очень заняты, ведь у вас еще есть семья. Вероятно, даже слишком заняты, – он откашлялся, – чтобы видеться с Наядой.
      – О нет! – Я старалась дышать ровнее и не коситься то и дело на миссис Швабухер. – Я собираюсь встречаться с Наядой так же часто, как и прежде.
      – Миссис Шельмус – незаменимый член Библиотечной Лиги, – вставил полковник.
      – Чудесно! – воскликнул Лайонел, глядя в пространство и ни к кому конкретно не обращаясь. – Рад, что моя бывшая жена не скучает. Вы, случайно, не знаете, миссис Хаскелл, она с кем-нибудь встречается?
      – Вы имеете в виду – с мужчиной? – уточнила я.
      – Не хочется играть роль собаки на сене. – Избегая смотреть на меня, Лайонел Шельмус рассеянно водил глазами по обеденному залу, пока его взгляд не остановился на миссис Швабухер.
      Лестер-Смит глянул в ту же сторону.
      – Эта дама в розовом… – полковник нагнулся, поднимая упавший портфель, – она… Осмелюсь заметить, миссис Хаскелл, весьма интересная женщина. Я не знаток моды, но боа из перьев обращает на себя внимание.
      Похоже, боа миссис Швабухер сразило Лестер-Смита наповал. Разогнувшись, полковник с трудом переводил дыхание, и я подумала, уж не довелось ли мне стать свидетельницей того, без чего не бывает ни одного любовного романа, – пылкой страсти с первого взгляда. Господи, а вдруг Лестер-Смит, обнаружив, что я обедаю с миссис Швабухер, смиренно попросит познакомить его с этой Розовой Венерой. Положение спас Шельмус. Пошушукавшись с официантом и выяснив, что ни один из столиков не освободится в ближайшие полчаса, нотариус предложил своему спутнику попытать счастья в «Темной лошадке», соседней пивнушке.
      – Тогда нам надо поторопиться, иначе вы опоздаете в контору, Лайонел, – с ноткой облегчения в голосе произнес Лестер-Смит.
      Я заподозрила, что мужество изменило бравому полковнику и он предпочитает вздыхать о прекрасной даме на безопасном расстоянии.
      Миссис Швабухер увлеченно изучала меню в кожаном переплете и оторвалась от него, только когда я села за столик и расправила салфетку на коленях. Если она и заметила, что я беседовала с двумя мужчинами, то не подала виду, а я напрочь позабыла о полковнике, всматриваясь в добродушное лицо моей гостьи.
      – Вернулись, Жизель? – Миссис Швабухер отхлебнула воды из бокала. – Нашли брошку?
      – Что? Какую?
      – Ту, что принадлежала вашей бабушке.
      – Ах, эту. – Моя рука потянулась к воротничку блузки. – Я, должно быть, просто забыла ее дома.
      – Весьма вероятно, но вы все еще беспокоитесь, а, дорогая? Раскраснелись, что, впрочем, неудивительно в такую жару. Выпейте холодной воды. Официант, очень милый молодой человек – этакий красавец в итальянском стиле, – принял наш заказ: фазан, жареная картошка и оладьи из пастернака. Сегодня считать калории запрещается, таковы распоряжения тетушки Эви. Если бы Бен хотел тощую жену, он бы не женился на вас, правда, дорогая?
      – Возможно, – пробормотала я, содрогнувшись.
      – Он любит вас такой, какая вы есть. Всегда помните об этом и не пытайтесь измениться. Время сделает это за вас. Не успеете оглянуться, как вдруг обнаружите, что буквально за одну ночь вы оба постарели и поседели…
      – Миссис Швабухер! – Отчаяние побудило меня прервать ее плавно текущую речь. – Я останусь навеки благодарна вам и «Сопровождению», но хватит ходить вокруг да около! Участие в рекламной кампании на всю страну меня не интересует!
      Сначала я подумала, что она поперхнулась, но потом поняла: миссис Швабухер хихикнула.
      – Какая же я глупая! Мне следовало сообразить, Жизель, что, когда я намекнула о дельце, вы сразу решили, будто речь пойдет о «Сопровождении». Однако я рассталась с этим бизнесом несколько лет назад, продав контору за кругленькую сумму. И пустилась в новое приключение.
      – Правда?!
      – Я разочаровалась в этом деле. – Миссис Швабухер разрезала булочку и щедро намазала ее маслом. – За редким исключением вроде вас и Бентли, моему бизнесу не хватало романтики, а я, как вы наверняка заметили, романтична до мозга костей. – Гостья прижала пухлую ладошку к розовому жакету. – В конце концов я перестала с замиранием сердца листать папки в поисках достойного джентльмена для печальной вдовушки, пожелавшей отправиться в театр. – Она озорно улыбнулась мне. – Будьте добры, передайте соль и перец.
      Все еще не оправившись от изумления, я выполнила просьбу и автоматически схватилась за вилку.
      – Но… расскажите о вашей новой затее.
      – Как говаривал мой покойный муж Реджинальд, – миссис Швабухер с воодушевлением принялась терзать фазана, – мы учимся скорее не на ошибках, а на достижениях. «Сопровождение» научило меня, как использовать потенциальную привлекательность мужчины в коммерческих, но исключительно романтических целях. Я стала менеджером у молодого человека, жаждавшего сделать карьеру в качестве модели для книжных обложек. Остальное, как говорится, известно всему миру. И уверена, вы согласитесь со мной, Элли, что никто так изумительно не смотрелся на обложках любовных романов, как необычайно прекрасный…
      – Каризма!!!
      – Теперь вы знаете, чем я занимаюсь, Жизель. – Миссис Швабухер умудрилась умять большую часть фазана, пока я с восторгом пялилась на нее: передо мной сидела женщина, подтолкнувшая мужчину всеобщей мечты к вершинам славы. – Когда вчера вы разговаривали с моим секретарем, меня не было в конторе. Но, узнав о вашем звонке, я страшно расстроилась. Потому что просьба, исходящая от вас или от дорогого Бентли, – это особый случай.
      – Я член Библиотечной Лиги…
      – Не сомневаюсь, почтенная организация. – Миссис Швабухер отложила нож и вилку. – И разумеется, дорогая Жизель, я тотчас сообразила, что смогу не только оказаться вам полезной, но и сама попросить вас об одолжении: тот прелестный замок, в котором вы обитаете, послужил бы замечательным фоном для съемок Каризмы. Часть снимков мы могли бы использовать в «Календаре идеального мужчины» или даже издать их отдельной книгой. Вот что я предлагаю, милая: Каризма приедет сюда по приглашению вашей Лиги и остановится в Мерлин-корте вместе со мной, парикмахером, спортивным тренером и фотографом. Готовить для него не надо. Каризма ест только здоровую пищу, богатую клетчаткой и напрочь лишенную протеинов, поэтому держит личного повара. Я упомянула, что Эммануэль также приедет? А теперь скажите, дорогая Жизель, вас устраивают наши условия?
      Устраивают ли они меня?! Каризма, мечта каждой женщины, станет гостем в моем доме?! И я смогу вдоволь глазеть на это умопомрачительное лицо и несравненную мускулатуру?! Я впилась ногтями в мокрые ладони и обрадовалась боли: она доказывала, что я не сплю… С некоторым опозданием я заметила, что вот-вот задохнусь.
      – Миссис Швабухер… Мы с Беном почтем за честь… вы уже наметили дату? Надеюсь, она не совпадет с каким-нибудь важным мероприятием? Я должна предупредить Библиотечную Лигу. И разумеется, нам надо знать, какой гонорар ваш подопечный запросит за выступление.
      – Мы уже обсудили этот вопрос, и, учитывая мои особые взаимоотношения с вами и дорогим Бентли, Каризма с радостью откажется от своего обычного гонорара. Не стану называть вам сумму, Элли, чтоб вы ненароком не свалились со стула. Впрочем, ничего удивительного, ведь речь идет о национальном достоянии. – Миссис Швабухер поправила боа и благодушно улыбнулась официанту, убиравшему тарелки. – Вы не проглотили ни кусочка, Жизель, – упрекнула она. – По-прежнему следите за весом, дорогая? Вот и глупо! Мой любимый Каризма непременно скажет вам, что для него все женщины прекрасны, невзирая на их формы, размеры и возраст. – Ее глаза затуманились. – Поистине, мужчина на все времена!
      – Как глубоко он понимает женщин! – дрожащим голосом пробормотала я.
      – Уникальный человек, – с гордостью подтвердила миссис Швабухер. – И вы сами в этом убедитесь, Жизель, в ближайшую субботу.
      – То есть завтра?!
      – Знаю, следовало предупредить заранее, – безмятежно продолжала моя гостья, – однако у Каризмы все расписано на многие десятилетия вперед, и просто счастливая случайность, что в эти выходные он оказался свободен. План таков: он проведет субботу в Мерлин-корте, позируя перед камерой, а в воскресенье днем посетит вашу необычную библиотеку. После утренней службы, – добавила миссис Швабухер, открывая сумочку. – Каризма – глубоко верующий человек, Жизель.
      – Нет проблем! – заявила я. – Церковь Святого Ансельма в двух шагах от Мерлин-корта. Но, боюсь, мы не успеем оповестить Читтертон-Феллс о выступлении Каризмы и собрать достойное число зрителей. Что было бы несправедливо по отношению к вашему подопечному и… – я немного устыдилась своей меркантильности, – помешало бы нам собрать как можно больше денег на памятник мисс Банч, нашей безвременно почившей библиотекарше.
      – Не тревожьтесь, – миссис Швабухер беззаботно отмахнулась от моих страхов. – Слух о появлении Каризмы распространяется со скоростью пожара. Мой вам совет: организуйте сегодня вечером собрание вашей библиотечной группы, и все тут же встанет на свои места. Если хотите, я отложу свой отъезд в Лондон и отправлюсь на собрание вместе с вами…
      Она не закончила: у столика возник официант с переносным телефоном и сообщил, что миссис Швабухер спрашивает некий джентльмен. Поблагодарив официанта улыбкой, обещавшей щедрые чаевые, мадам взяла трубку.
      – Каризма, это ты, мой нетерпеливый? – Она ласково усмехнулась, подмигнула мне и стала внимательно слушать. – Да-да, все устроено. Милочка Жизель в полном восторге, просто на седьмом небе от счастья. Мы остановимся в Мерлин-корте, что может быть лучше!… Нет, я пока не расспросила ее, кто есть кто в Читтертон-Феллс, но уверена, мы познакомимся здесь с удивительными личностями, и, возможно, нас даже пригласят на чай к викарисе. Читтертон-Феллс – очень милая деревушка. До свидания, мой… Да, она сидит напротив меня, секундочку. – Миссис Швабухер протянула мне трубку. – Каризма хочет сказать вам несколько слов.
      – Он хочет говорить со мной? – Едва не падая со стула, я ухватилась за трубку, как утопающий за соломинку, и просипела: – Алло?!
      – Жизель… какое красивое имя! – Низкий голос с хрипотцой звучал сладостной музыкой. – Я уже считаю часы до нашей встречи, потому что не сомневаюсь, вы столь же прекрасны, как и добры. Вы стали моей мечтой, которая в субботу обернется явью.
      Это было уже чересчур: я отчетливо представила, как он целует кончики пальцев. Голова пошла кругом, и, прежде чем я наговорила в ответ восторженных глупостей, в трубке раздался щелчок и послышались короткие гудки.
      Я благоговейно положила трубку и попыталась сосредоточиться на миссис Швабухер.
      – Невероятно!.. Великий Каризма настолько беспокоится о выступлении в деревенской библиотеке, что звонит вам, чтобы узнать, все ли в порядке!
      – Я говорила ему, что собираюсь пообедать с вами в «Абигайль». Впрочем, он всегда такой внимательный. Золотое сердце.
      – Уверена, он предан вам. – Я все еще витала в облаках. – Вы, наверное, заменили ему мать.
      – Ну, я бы так не сказала. – Миссис Швабухер рылась в сумочке. – Честно говоря, во мне нет материнской жилки. У нас с Реджинальдом своих детей не было, хотя я воспитала трех его отпрысков от первого брака и подружилась с ними. Реджи, старший, названный в честь отца, все время норовит опекать меня, когда речь заходит о бизнесе. Чудесный человек, но мнительность состарила его прежде времени, и, боюсь, у него возникнут те же проблемы с сердцем, что донимали его отца. Поверьте, Жизель, старость может быть жалкой, но я борюсь с этой ржавчиной беспощадно. – Миссис Швабухер поправила пальчиком розовый локон и добавила ровным тоном: – Однако замуж я снова не собираюсь. Такой старой зануде, как я, не пристало впадать в детство! – Она вытряхнула из сумочки груду вещиц. – Это вам, маленькие подарки от Каризмы: кассета с его комплексом упражнений «Будь красив телом», фотография в форме сердечка с автографом, календарь, и фирменные духи «Желание».
      – Нет слов! – охнула я, пытаясь взять в руки себя и подношения.
      А кто этот темноволосый мужчина, направляющийся к нашему столику? Неудивительно, что в буре эмоций, захлестнувших меня, я позабыла о перепалке с Беном на кухне.
      К сожалению, вечер будет занят чрезвычайным заседанием Библиотечной Лиги, но я поклялась, вставая из-за стола, что как только уик-энд со знаменитостью окончится, все свободное время я посвящу мужу. Бен любезно осведомился, как нам понравился обед, но его улыбка отдавала холодом. Что-то удержало меня от сообщения о грядущем визите Каризмы. Еще будет время обнаружить – и пусть это случится, когда мы останемся наедине, – что Бену невдомек, какая великая честь свалилась на нас и наше скромное жилище. Будучи человеком практичным и к тому же мужчиной, Бен вряд ли с энтузиазмом воспримет мое требование отремонтировать замок за одну ночь.
      – Торопитесь обратно в Лондон, миссис Швабухер? – спросил Бен, провожая нас в фойе.
      – До вечера я останусь здесь. – Наша гостья семенила за Беном, напоминая экзотическую птицу с розовым оперением. – У нас с Жизель грандиозные планы…
      – На сегодняшний день, – вклинилась я. – О черт! Забыла подарок для Сильвии под столом! Бен, будь добр, сходи за ним.
      – Мой удел – служить другим, – недовольно буркнул мой ненаглядный и удалился.
      Я наскоро объяснила миссис Швабухер, что недавно сочетавшаяся браком Сильвия – тоже член Библиотечной Лиги и что мы убьем сразу трех зайцев, если заедем к ней, отдадим подарок, пока я его окончательно не потеряла, и расскажем о визите Каризмы и экстренном собрании.
      С Беном мы распрощались довольно коротко. Он не стал вовлекать меня в трехминутный раунд поцелуев, который мог бы прервать только свисток рефери. Когда мы с миссис Швабухер сели в машину, мне вдруг пришло в голову, что Бен сегодня всем своим поведением напоминал какую-то весьма неприятную личность, но я не могла вспомнить, кого именно. Как и не могла понять, почему чувствую себя столь неуютно, словно мне грозит беда.
      Беспокойство оставило меня, только когда мы свернули на улицу, где жили Бэбкоки. По обе стороны вытянулись одинаковые дома, плотно прижатые друг к другу, с одинаковыми кружевными занавесками на окнах и крошечными садиками. Справа и слева мелькали имена владельцев вроде Дон Ромино или Мышатов. Было жарко. Зверски жарко. В машине припекало, как в духовке, и я чувствовала, как моя кожа стремительно превращается в хрустящую корочку йоркширского пудинга.
      Типично английское лето: единственный немилосердно жаркий день, чтобы оправдать покупку шорт и маек. Завтра мы снова вернемся к серенькому небу и моросящему дождю, но сегодня солнце раскалило небеса, листья на деревьях тяжело вздыхали, а розовые кусты в саду Бэбкоков готовились уползти под крыльцо в поисках тени. Газеты наверняка выйдут с заголовками «Самый жаркий день за двадцать пять лет». Такие заголовки появляются каждое лето.
      Миссис Швабухер даже сняла боа, выходя из машины. Мы брели по дорожке, словно двое пожарников, и боа тянулось за нами пожарным шлангом. Из последних сил я нажала на звонок и привалилась к моей спутнице, растекавшейся по крыльцу.
      Но в забытьи мы пробыли недолго. Дикий лай сотряс стены, несколько черепиц свалилось с крыши, едва не угодив нам по голове. Черный кудлатый зверь бился о дверь, страшные когти царапали небольшое смотровое окошко. За отчаянным женским воплем последовала испуганная мольба:
      – Спешу, спешу! Не двигайтесь, а то он набросится на меня! Точно набросится!
      Сильвия Бэбкок, открывшая дверь, являла печальное зрелище. Она была, как всегда, аккуратна и подтянута: на платье с цветочками ни морщинки, локоны плотно пригнаны один к одному и помада не размазана по губам. Но ее руки тряслись, а глаза напоминали глазки-бусинки плюшевых мишек. Хитклифф же, завидев меня, сам тут же оборотился огромной плюшевой игрушкой. Он уселся, вывалил язык, склонил голову набок и широко ухмыльнулся, словно говоря: «А, это ты, добрая женщина, приютившая сиротку и подыскавшая мне теплый дом! Входи, входи, и подружку свою прихвати! Моя конура – твоя конура!»
      – Привет, Сильвия, – произнесла я, сильно сомневаясь, что хозяйка рада встрече. – Это миссис Швабухер. Она менеджер Каризмы. Миссис Швабухер уговорила своего подопечного помочь нам в сборе средств для памятника мисс Банч. Невероятное везение, правда?
      – Замечательно, – еле прошелестела Сильвия. – Мы с Альбертом только что вернулись из магазина, вы могли бы нас не застать. – Она подпрыгнула, а ее стеклянные глазки едва не выскочили из орбит, когда Хитклифф хвостом ударил хозяйку под зад, давая понять, что пора бы вспомнить о приличиях и пригласить гостей в дом. – Входите. – Сильвия чуть пошире приоткрыла дверь.
      Чувствуя, что мне следует восстановить свою репутацию в глазах хозяйки, я, переступив порог, немедленно протянула Сильвии сверток. Черт! Надо было сначала объяснить, что это свадебный подарок. Хитклифф с благодарным лаем подпрыгнул, вырвал сверток из моих рук и понесся в глубь дома.
      – Отдайте его в собачью школу, – посоветовала практичная миссис Швабухер, войдя следом за мной. – Хорошая собака – воспитанная собака.
      – Хорошая собака – мертвая собака! – отозвалась Сильвия с несвойственной ей злобой. – Но я боюсь выпустить его на дорогу под колеса машин, потому что Альберт души в нем не чает.
      Бедная Сильвия, она действительно боялась всего – от пауков до шелеста страниц, если эти страницы переворачивали слишком быстро. Мне вспомнился один прискорбный случай, приключившийся на собрании Лиги, когда лорд Покрой выпустил газы и Сильвия бросилась искать укрытия, словно ее настиг ураган. А теперь благодаря мне – вечно я лезу куда не просят – вновь обретенное семейное счастье Сильвии с добродушным мистером Бэбкоком подвергалось суровому испытанию.
      – Что ж, милая, приходится ставить благополучие супруга выше своего собственного. – Миссис Швабухер, все еще изнемогая от жары, обмахивалась рукой в перчатке. – Жизнь научила меня, иногда дорогой ценой, что женщина должна быть готова на любую жертву ради того, кого любит.
      Сильвия не только не обиделась на незнакомку, учившую ее уму-разуму, но ее аккуратненькое личико вдруг просветлело.
      – Вы правы! Альберт – настоящий подарок, соль земли, мужчина, которого я ждала всю жизнь. И я не должна кипятиться, если он забывает снять башмаки или криво вешает туалетную бумагу. Альберт никогда не подведет… даже если не всегда уберет одежду на место.
      – Кстати, о вещах в неположенных местах, – встряла я. – Не отнять ли у Хитклиффа свадебный подарок? Мне как-то не пришло в голову застраховать его при покупке.
      – А потом мы обсудим визит моего великолепного Каризмы. Он не только соберет кучу денег на ваш мемориал, но и прославит Читтертон-Феллс на весь мир. Замечательная перспектива, не так ли? – Миссис Швабухер, как истинно деловая женщина, не собиралась попусту тратить время.
      Сильвия, приободренная нашим обещанием не засиживаться, провела нас на кухню.
      Крошечная кухня, не больше садика перед домом, сверкала чистотой, как и все, к чему прикасалась Сильвия. Хитклифф, устроившись под столом, бережно теребил ленточку на свадебном подарке. Благостное впечатление, как это ни грустно, портил лишь мистер Бэбкок. Судя по его виду, он уже раз пятнадцать сбегал к машине и обратно, таская огромные сумки с продуктами и упаковками «Комета» и «Тайда».
      Молодожён только что сделал очередную ходку – волосы прилипли ко лбу, по багровому лицу струился пот. Одну сумку он поставил на стол, а другую водрузил на выпирающий живот. Сильвия была права, мистер Бэбкок – чудесный малый. Объясняя жене, что большую часть продуктов он уже рассовал по чуланам и холодильникам, хозяин не забыл любезно поприветствовать меня и выразить удовольствие от знакомства с миссис Швабухер.
      – Сумасшедшая погодка, а? – Мистер Бэбкок вытер рукавом пот.
      Пудовая сумка не удержалась у него на животе и упала на стол, перевернув свою товарку. Кусок говядины и огромный кочан цветной капусты грохнулись на пол, увлекая за собой банки с фасолью и супом из бычьих хвостов.
      Сильвия, жалобно уговаривавшая Хитклиффа отдать подарок, пронзительно вскрикнула. Пес, принявший вопль за боевой клич, выскочил из-под стола и, отпихнув миссис Швабухер, погнался за банкой с ананасами. Но тут ему на глаза попалась говядина. В прыжке он настиг ее и замер.
      – Ну-ну, Клиффи! – Мистер Бэбкок не слишком уверенно похлопал себя по толстой ляжке. – Хорошая собачка, иди к папочке.
      К чести Хитклиффа следует отметить, что он приподнял-таки одно ухо, но охотничий инстинкт взял свое, и, прежде чем рассвирепевшая хозяйка успела испустить очередной вопль, пес с говядиной, зажатой в мощных челюстях, выскочил в палящий зной сада.
      – Беги за ним, Альберт! – взвизгнула Сильвия. Естественно, хозяйка вышла из себя: она не только лишилась мяса, но и получила вмятину на полу кухни. – Это наш воскресный обед, Альберт!
      Мистеру Бэбкоку не надо было повторять дважды. Сомневаюсь, слышал ли он меня, когда, вытащив из-под стола подарок, я предложила выменять у пса говядину. Пыхтя и отдуваясь, мистер Бэбкок вылетел из кухни. Прилипнув к окну, мы с миссис Швабухер наблюдали героическую битву: человек и зверь под раскаленным солнцем. Это было захватывающее зрелище, бой не на жизнь, а на смерть. Противники сражались на равных, не уступая друг другу ни грамма мяса, но вот… Да, определенно, мистер Бэбкок потихоньку брал верх! Я уже собралась приветствовать победителя, как вдруг он разжал хватку, покачнулся и медленно осел на газон.
      В ужасе я глянула на миссис Швабухер и словно прочла ее мысли: бедняга, что за нелепая смерть, и из-за такого пустяка!

      – Еще одна душа отлетела. – Ванесса прибила муху подушкой и теперь с удовлетворением разглядывала свою жертву.
      Мы находились с ней в кабинете, обшитом деревянными панелями. Герта, словно одержимая, пекла на кухне картофельное печенье, дети спали, а миссис Швабухер, на которую внезапная кончина моего приятеля-молочника произвела глубокое впечатление, – слишком глубокое, если учесть их пятиминутное знакомство, – отдыхала в спальне наверху.
      Я и сама чувствовала себя паршиво. Пока не приехала «скорая», а с ней и пожарная команда, пришлось удерживать Сильвию на руках, дабы та не грохнулась и не изувечила себя или кухонный пол. Но когда за дело взялись профессионалы, я с огромным облегчением в двух словах поведала, что видела и слышала, после чего, сообщив свой адрес, сбежала вместе с миссис Швабухер в Мерлин-корт.
      – Вот так-то. – Ванесса отшвырнула подушку. – Устраивайся поудобнее, Элли, и перестань трястись. Глядя на тебя, можно подумать, что покойный был твоим мужем. Хочешь шерри?
      Шерри – любимый напиток кузины, потому что он отлично сочетается с цветом ее глаз. Позвенев графинами на столике, она плеснула в бокал изрядную порцию.
      – Нет, спасибо. – Я отмахнулась от предложения, прислонила к спинке кресла раскалывающуюся от боли голову и мрачно уставилась в окно.
      Солнце, выполнившее месячную норму по бедствиям, решило, что пора закругляться, и спряталось в облаках, невесть откуда появившихся на небе.
      – Выпей! – Кузина сунула бокал мне под нос.
      Я недолго изумлялась несвойственной Ванессе заботливости: на руке, державшей бокал, сверкнуло обручальное кольцо. Похоже, с тех пор как я последний раз его видела, бриллиант вырос вдвое.
      – Как тебе колечко? – Кузина примостилась на подлокотнике и, склонив тициановскую головку, положила руку с кольцом на колено. – Душка Джордж вывел меня сегодня прогуляться и купил мне эту безделицу в очень недешевом магазинчике на Рыночной улице.
      – Но у тебя уже было кольцо…
      – Верно. – Кузина дыхнула на бриллиант и протерла его подолом юбки. – Но ты ведь знаешь мужчин! Джордж уперся, по его мнению, я заслуживаю в два, а то и в три раза большего. А я не из тех, кто перечит жениху. Из прежнего камешка Джордж собирается сделать кулончик ко дню нашей свадьбы. Ну разве он не прелесть?
      – Соль земли, – пробормотала я и снова погрузилась в размышления о покойном мистере Бэбкоке.
      – Ну вот опять, всегда ты подольешь ложку дегтя в мою бочку меда. – Ванесса соскользнула с кресла и отошла к письменному столу, где в строгом порядке были разложены профессиональные принадлежности Бена: написанные от руки рецепты, разноцветные карандаши, ручки и стопки журналов для гурманов.
      – Я лишь сказала…
      – Да, но какты это сказала. – Кузина прикрыла глаза – ресницы веером легли на ее бархатистые щеки. – Догадываюсь, о чем ты думаешь, Элли: прах к праху и прочая жуть. Но разве я виновата, – она с обидой глянула на меня, – в том, что этот Бэбкок сыграл в ящик? И пусть я буду выглядеть в твоих глазах бессердечной эгоисткой, но выскажусь до конца: ты тоже ни в чем не виновата.
      – Неправда! – Я залпом проглотила шерри и поставила бокал на журнальный столик. – Если б я не навязала бедняге этого пса, мистер Бэбкок был бы жив!
      – Чушь! – Ванесса снова наполнила бокал и протянула мне. – Наверняка у него было больное сердце, и он все равно бы долго не протянул.
      – Возможно, ты права, – согласилась я. – Помню, в тот день, когда он забрал Хитклиффа, ему вдруг стало дурно. Он попытался отшутиться, но видно было, что со здоровьем у него не все в порядке.
      – Вот видишь! И если хочешь знать мое мнение, – Ванесса снова разливала шерри, теперь уже в два бокала – себе и мне, – испытывать муки совести должна его жена, а не ты. – Глаза кузины вспыхнули злорадством. – Если только твоя подружка Сильвия не вышла за старого дурака из-за страховки. А вдруг она, зная, что в любой момент муженьку светит инфаркт, специально отправила его гоняться за собакой под палящим солнцем? Возможно, эта хитрая дрянь теперь смеется про себя, размазывая по лицу горючие слезы.
      – Тебе всюду мерещатся гадости. – Отхлебнув шерри, я выпрямилась в кресле. – Уверена, Сильвия обожала своего мужа.
      – Даже когда он приволок в дом собаку? Право, дорогая, – Ванесса грациозно опустилась на скамеечку у камина, – порою я удивляюсь твоей наивности. Еще немного, и ты заявишь, что я люблю Джорджа. Но самое удивительное, что на этот раз окажешься права. Я говорю не о той любви, что связывает вас с Беном, по крайней мере связывала в самом начале, когда ваши головы кружились и скрипки пели в небесах. Но, как ни странно, я довольна своим положением. Мы с Джорджем подходим друг другу. Мне даже не жаль потратить несколько минут на пустые разговоры – то есть не обо мне.
      – Я рада за тебя, Ванесса.
      Обхватив левой рукой правую, кузина изучала бриллиант.
      – Честное слово, я не вымогала у него новое кольцо. Подозреваю, Джорджа иногда заедает его низкое происхождение и он начинает беспокоиться, как бы вдруг из-под земли не вырос шикарный малый и не умчал меня прочь на крыльях страсти. Но пока я в Читтертон-Феллс, моему жениху нечего опасаться.
      – Как сказать…
      – И даже если на пороге этого дома возникнет мистер Смуглый Красавец, я твердо решила, Элли, послать его подальше. С нынешнего дня я намерена сменить амплуа и стать хорошей. Разумеется, придется много работать над собой. Что ж, время от времени буду брать выходные, отпуск два раза в год, а в шестьдесят пять выйду на пенсию и проживу лучшие годы законченной стервой. – Ванесса умолкла, мечтательно вглядываясь в будущее, а потом добавила: – Кажется, я только что грубо перебила тебя? Прости за бестактность, дорогая, и продолжай, о какой бы ерунде ни шла речь.
      – Действительно, ничего особенного. – Я встала и с радостью обнаружила, что крепко держусь на ногах. – Просто, когда ты упомянула о возможности появления в Мерлин-корте умопомрачительного красавца, я вспомнила, что забыла сообщить тебе, зачем приехала миссис Швабухер. А поскольку ты сама модель, тебе, вероятно, интересно будет узнать, что она – менеджер Каризмы, знаменитого…
      – Я знаю, кто это такой. Тот малый, что в набедренных повязках красуется на обложках дурацких любовных романов. – Ванесса сморщила носик. Я еле удержалась, чтобы не запустить в нее подушкой.
      – Так вот, Каризма, несмотря на свою безумную занятость, пошел на великую жертву, выкроив время, чтобы приехать сюда и помочь нам собрать денег на памятник мисс Банч.
      – Кому, кому памятник?
      – Библиотекарше, рухнувшей замертво на рабочем месте. Десятилетиями она верой и правдой служила читательской общественности, среди которой, между прочим, попадаются и любители романтической литературы, вроде меня. Хитклифф принадлежал мисс Банч. – Я с размаху плюхнулась в кресло, так что голова пошла кругом и мысли тоже закружились в беспорядочном хороводе. – Не знаю, почему я сразу не вспомнила о проклятии Риглсворта, когда сегодня стряслась очередная трагедия…
      – Что ты несешь, дорогая! – Ванесса заткнула пробкой графин, давая понять, что шерри с меня хватит.
      – Бедная Сильвия Бэбкок – член Библиотечной Лиги, и я заехала к ней, чтобы обсудить предстоящий визит Каризмы. Блестящая перспектива познакомиться с мужчиной, которого Бог создал на радость всем женщинам, ослепила меня. А надо было сразу догадаться, что мы навлекаем беду, приглашая его сюда! Ведь только вчера я говорила членам Лиги, что старина Гектор не из тех застенчивых привидений, что предпочитают тихонько вздыхать за стенкой!
      – Не болтай глупостей, Элли, – взмолилась кузина. – Без косметики ты и впрямь вылитый мертвец, но поверь мне, ты все еще пребываешь в стане живых.
      – Чего нельзя сказать о мистере Бэбкоке, – угрюмо заметила я. – И только Господу ведомо, кто станет следующей жертвой.
      Похоже, Ванесса вправду решила стать другим человеком. Очень мягко, словно успокаивая ребенка, она попросила рассказать все по порядку. Не скупясь на подробности, я поведала о Гекторе и его семи дочерях, о проклятии на смертном одре и о жутком совпадении – если это, конечно, было совпадением – кончины мисс Банч и столетней годовщины смерти Риглсворта. Пока я говорила, мне постепенно становилось легче. К концу повествования я уже жалела, что не озаглавила мою байку «Новый Фантомас», и потому не обиделась на кузину, когда та вынесла вердикт.
      – Не знаю, как насчет шерри, – заявила Ванесса, – но готических романов ты определенно перебрала. «Безголовая женщина мечется среди бела дня по замку, а по ночам гремит цепями, в то время как кладовая дворецкого пополняется трупами». Я не утверждаю, что такие книжки читать вредно, – отчего бы не повеселиться иногда, особенно если Каризма на обложке? Но, право, дорогая, ты меня удивляешь. Неужто ты веришь в эту ерунду? А что скажет викариса? Ладно, не вешай нос, клянусь, я ни словом тебя не выдам. Не хватало только, чтоб тебя изгнали из прихода и не пустили в церковь на мое венчание. Было бы слишком ужасно, если бы толпа в церкви лишилась возможности сравнить нас и сделать выводы. – Кузина намотала на пальчик шелковистую прядь, и взор ее затуманился от предвкушения атласно-кружевного счастья. – Я должна научиться краснеть и робко улыбаться. – Она вздохнула. – Сколько же обязанностей у невесты!
      Из-за облаков выглянуло солнце. Я решила, что это дурной знак. Смерть мистера Бэбкока не была случайностью. Я всем сердцем жалела Сильвию и вновь осиротевшего Хитклиффа. За несколько секунд до того, как душа хозяина покинула тело, пес вырвался из сада через щель в заборе и теперь наверняка скитается по улицам. Животное без роду, без племени. Впрочем, весь мир идет к тому же состоянию, и, заметьте, без всякого участия потусторонних сил.
      – Спасибо, что не бросила в трудную минуту, Ван, – поблагодарила я.
      – Почему бы нам немного не развлечься? – Кузина опять принялась работать над собой. – Можно нагрянуть в «Абигайль» и устроить Бену сюрприз. Джордж заплатит, если я позволю ему съесть десерт. Я даже соглашусь прихватить с собой его мамашу, твою розоволосую подружку и маленьких негодников.
      – Не могу. – Взглянув на часы, я обнаружила, что уже пять. – Мне надо сесть на телефон, организовать собрание Лиги, а потом мчаться в библиотеку вместе с миссис Швабухер.
      – Как хочешь. – Ванесса пожала плечами. – Лично я не намерена травиться клецками Герты. Кстати, о проклятиях. Если таковые и водятся в природе, то эта няня и есть самое настоящее проклятие. У нее явно не все дома, а к плите ее просто подпускать нельзя. О, не смотри на меня так, Элли! Я же не утверждаю, что Герта ненароком сварит из близнецов супчик, если за ней не уследить. Но очень уж она напоминает…
      – Скороварку, готовую взорваться? – Я закусила губу. – Возможно, ты права, а я, видит Бог, не могу рисковать детьми, хотя сочувствую Герте в ее семейных проблемах. Может быть… Да, точно! Завтра утром я скажу ей, что по случаю приезда Каризмы и его свиты будет лучше, если она переберется в коттедж… Пусть поживет там спокойно несколько дней, а я тем временем придумаю, как ее отстранить и одновременно не выкинуть на улицу. Не хочу, чтобы она повторила судьбу бедного Хитклиффа.
      Ванесса покачала головой.
      – Ты ужасно сентиментальна. Но дабы доказать, что я тоже могу быть самой добротой, приглашу-ка Герту на обед, только с условием, что она не станет из экономии собирать объедки со стола.
      Я поблагодарила кузину и, заслышав шаги за дверью, вышла в холл. По лестнице спускалась миссис Швабухер. Она выглядела много лучше и жаждала подкрепиться чашкой чая и ломтиком поджаренного хлеба, прежде чем отправиться в библиотеку. Со стыдом я призналась, что все еще не удосужилась обзвонить членов Лиги.
      – Вы пережили неприятное потрясение, Жизель, – успокоила миссис Швабухер, – а тут я вдобавок расклеилась, словно потеряла близкого человека. Реджинальд, царствие ему небесное, всегда считал, что я слишком чувствительна. По правде говоря, смерть этого мужчины живо напомнила мне о том, как отходил мой собственный муж! Но даже если, – бодро продолжала старая дама, – мистер…
      – Бэбкок, – подсказала я.
      – Точно. Так вот, даже если кончина этого господина была нелепой, то по крайней мере мгновенной. Последние месяцы Реджинальда превратились в сплошную муку. К нему было прикреплено столько трубочек, что он больше походил на пожарную машину, чем на живого человека.
      – Мне очень жаль. – Я сочувственно коснулась розового плеча.
      – Глупо разглагольствовать о таких вещах, Жизель, но не думаю, что я смогу снова пройти через этот ад. Когда мистер Бэбкок вдруг посинел, я поняла, что прежней крепости во мне уже нет. Смерть всегда выглядит отвратительно. Но хватит болтать, дорогая. Вам нужно позвонить друзьям, а мне – поправить макияж: не хочу выглядеть столетней старухой.
      Пока миссис Швабухер подкрашивала губы и подводила глаза, я позвонила миссис Давдейл в ее бакалейную лавочку. Мне повезло: еще минута, и она бы опустила жалюзи на двери и ушла домой. Бакалейщица с восторгом восприняла новость о приезде Каризмы, изумилась тому, что нас не предупредили заранее, не стала интересоваться, почему агент Идеального Мужчины предпочла общаться лично со мной, и великодушно предложила обзвонить остальных.
      И только положив трубку, я сообразила, что ни словом не обмолвилась о трагедии у Бэбкоков. Попытки перезвонить не увенчались успехом: в течение следующего получаса линия миссис Давдейл была намертво занята. А когда я потискала близнецов, напоила миссис Швабухер чаем, восхитилась ловкостью, с какой Ванесса накрыла на стол, и переговорила с Гертой, звонить уже не имело смысла. Миссис Давдейл наверняка покинула лавочку, чтобы подкрепиться перед собранием.
      Герта восприняла мое предложение переселиться на выходные в коттедж с похвальной сдержанностью. Ни восклицаний вроде «Вы избавляться от меня!», ни бурных рыданий. Она согласилась, что с приездом Каризмы и его свиты в доме будет негде яблоку упасть, и призналась, что хорошо в таких обстоятельствах иметь собственный угол. К концу беседы я чувствовала себя кровавым палачом. Когда мы вышли из машины и направились к библиотеке, я все еще размышляла: уж не началась ли у меня паранойя с подачи Ванессы? Существуют ли сколько-нибудь веские основания, чтобы подозревать няню в черных замыслах?
      Я предпочла бы войти в библиотеку через служебный вход, дабы избежать встречи с дамой, сменившей мисс Банч за стойкой, однако было невежливо не представить ей менеджера Каризмы и не объяснить, зачем миссис Швабухер приехала. К несчастью, миссис Харрис оказалась женщиной во вкусе Гектора Риглсворта. Новая библиотекарша призналась, что никогда не слыхала о самом знаменитом в мире мужчине, когда-либо позировавшем для книжных обложек, поскольку читает только серьезную литературу, и выразила надежду приохотить читателей к книгам возвышенного содержания.
      После такого приема миссис Швабухер не стала тратить время на обмен любезностями, и, порывшись на полках в поисках книг с Каризмой на обложке, мы прошли в узкий коридор, откуда вела лестница в читальный зал. В этот момент через служебную дверь вошла миссис Давдейл. Улыбчивая физиономия бакалейщицы вспыхнула, когда я представила ей миссис Швабухер. Увы, успехи самой миссис Давдейл нельзя было назвать блестящими.
      – Я страшно расстроена, Элли, но мне не удалось собрать всю группу. Глэдстон Шип сказал, что весь вечер будет занят на кухне, потому что они с Эвдорой ждут гостей на выходные, а Лестер-Смита я так и не застала. Правда, его домработница обещала передать ему про собрание. Что до Сильвии Бэбкок, – миссис Давдейл удрученно вздохнула, – то она меня просто огорошила. Я с трудом до нее дозвонилась, а когда она наконец взяла трубку, я не поверила своим ушам. Чудовищная новость! Оказывается, ее муж упал замертво сегодня днем! – Добрые серые глаза бакалейщицы наполнились слезами.
      – Я должна была вас предупредить, – виновато пробормотала я.
      – Вы были в шоке, – вмешалась миссис Швабухер, – а в такие минуты память как бы заклинивает. – Она взглянула на миссис Давдейл. – Мы были в доме Бэбкоков, когда все это случилось. Пес выскочил во двор с воскресным куском мяса, и тут мистер Бэбкок совершил фатальную ошибку – побежал за ним, а солнце палило так, что на нем можно было и говядину поджарить, и самому обуглиться.
      – Пес? – переспросила миссис Давдейл. – Не могу представить, чтобы Сильвия завела собаку. Она так гордится своим домом, а животные, даже самые воспитанные, всюду оставляют шерсть и скребут мебель. Мне ли не знать – у меня полдюжины кошек.
      Слова бакалейщицы отозвались немедленным эхом: входная дверь сотряслась от удара и чьи-то огромные когти прошлись по дереву. Попятившись, я наступила на кончик боа, соскользнувшего с плеча миссис Швабухер. Пока я суетилась и успокаивала гостью, миссис Давдейл шагнула навстречу неизвестности и открыла дверь. В библиотеку ворвался Хитклифф. Уж не состоит ли он на побегушках у старухи с косой? И без того тесный коридор уменьшился до размеров обувной коробки.
      – Он убежал, когда умер хозяин, – пролепетала я, стараясь ожесточить свое сердце против пса. Тот распластался на полу и, будучи не самой умной собакой на свете, прикинулся ворсистым черным ковриком. – Наверное, сначала он отправился к дому мисс Банч. И что теперь с ним будет?
      – Я бы взяла его, – в голосе миссис Давдейл звучала неподдельная жалость, – но мои кошки уже немолоды, и по отношению к ним это будет несправедливо. Да и по отношению к Хитклиффу тоже. Может быть, сэр Роберт приютит его. – При упоминании этого имени глаза миссис Давдейл затуманились, и я еще раз убедилась, что она по уши втрескалась в нашего коллегу. – Он такой добрый… Что с вами, мисок Швабухер? Вы сильно побледнели.
      – Пустяки, милочка, – бодро ответила миссис Швабухер, однако румянец на щеки еще не вернулся. – Глупо, но за несколько секунд до того, как собака принялась царапать дверь, у меня возникло странное чувство, будто кто-то стоит в том темном углу и потешается над нами.
      Если бы не увещевания Ванессы, я бы непременно поведала лондонской гостье легенду о Гекторе Риглсворте, тем более что мне тоже померещилась в углу под лестницей какая-то тень. Но вместо этого я предложила подняться в читальный зал и выпить кофе. Вопрос о том, куда сейчас девать Хитклиффа, отпал сам собой: пес завилял хвостом, давая понять, что готов следовать за нами по пятам, а заодно и угоститься имбирным пряником, если мы не против.
      – Чудно приходить первыми, до Лестер-Смита, – обронила миссис Давдейл, когда мы, поднявшись по лестнице, ступили в читальный зал. – Он всегда следит за тем, чтобы к началу собрания все было готово, включая кофе. Надеюсь, с ним ничего не случилось. Его домработница сказала, что он выглядел сегодня немного странно.
      – В «Абигайль» он сегодня не обедал, – шутливо заявила я, споткнувшись о Хитклиффа. Пес беззвучно прижался к полу, словно мы прятались от полиции и наши жизни зависели от того, залает он или нет. – Днем я встретила полковника в ресторане вместе с Лайонелом Шельмусом, но все столики были заняты, и они отправились в другое место. Возможно, вот он идет.
      Кто-то поднимался по лестнице, но это оказался не полковник Лестер-Смит.
      К нам присоединился пышущий здоровьем сэр Роберт Помрой. Пока я знакомила его с миссис Швабухер, подошла Наяда Шельмус, а Хитклифф, пронюхав, где хранятся кофейные принадлежности, терся около шкафа.
      – С ума сойти! – объявила Наяда. Ее кудри вились мелким бесом, словно она только что выскочила из-под душа, глаза игриво блестели, а руки упирались в бедра, обтянутые сверхтесными джинсами. – Увидеть Каризму живьем! Держите меня! Как вы думаете, влюбится он в меня с первого взгляда и трахнет не сходя с места, а? Мамочка всегда советовала надевать чистое белье на тот случай, если вдруг возникнет чрезвычайная ситуация. Но я до сих пор не оправдала затраты на стиральный порошок. – Наяда хихикнула и протянула руку миссис Швабухер. – Я бывшая миссис Шельмус, – представилась она. – А вы, должно быть, та дама, что ворочает делами неотразимого красавца. Ух, какое шикарное боа? Не оставляйте его без присмотра, а то как бы я не поддалась искушению и не прибрала его к рукам – очень уж напоминает золотые денечки в стриптиз-шоу. Я там отиралась, пока не подцепила Лео.
      – Могу одолжить его вам в любой момент, дорогая.
      – Мы как раз говорили о Лайонеле. – встряла я. – Я встретила их с полковником в «Абигайль». И он расспрашивал о тебе, Наяда.
      – Да пошел он! – Глаза Наяды сердито сверкнули, но губы дрогнули в улыбке. – Как он выглядит?
      – Красив, как всегда.
      – Не почернел от раскаяния?
      – Он показался мне немного грустным.
      – Но волосы на себе не рвал, так ведь? – Наяда поджала губы. – Ну и черт с ним! Парень бросает меня ради церковной органистки, а когда с той начинаются нелады, задумывает снова переметнуться ко мне. Бросил и опять подобрал? Не выйдет! Обойдусь без него!
      – А нам, видимо, придется обойтись без мистера Паучера и полковника. Пора бы сэру Роберту объявить собрание открытым.
      Наяда облизала губы и, виляя бедрами, двинулась вокруг стола, где миссис Давдейл и сэр Роберт расставляли чашки. Наш благородный лорд шушукался с миссис Давдейл, и кому из этой парочки интимная беседа приносила большее удовольствие, сказать было трудно. Мне пришлось несколько раз окликнуть сэра Роберта, прежде чем они вернулись к действительности.
      Глядя, как миссис Давдейл смущенно возится с блюдцами и чайными ложечками, я подумала, что, быть может, теперь они с сэром Робертом забудут о классовых различиях и возродят былую любовь. Или им уже поздно начинать все сначала, как и Наяде и Лайонелу?
      – Что! Что! Меня призывают на ристалище? – Сэр Роберт надул румяные щеки, похлопал себя по вырезу жилетки и занял кресло председателя. – Дрянная история приключилась с мужем Сильвии Бэбкок, – произнес он, пока остальные рассаживались. – Это уже становится не смешно: один труп за другим. Сначала мисс Банч, теперь молочник. Уходит понемногу старая гвардия, уходит. Однако мы должны послать венок.
      – А я и не заметила, что Сильвии нет, – удивилась Наяда. – Но ведь ее не назовешь душой компании, правда? Черт, бедняга и месяца не пробыла замужем! Как это случилось?
      В который раз я поведала о смерти мистера Бэбкока. Моя речь текла без сучка без задоринки, однако мне потребовалось целых пятнадцать минут, чтобы осветить все детали трагедии. В основном потому, что миссис Швабухер вставляла пространные замечания, касавшиеся ее покойного мужа. Когда я закончила, никто не помянул вслух Гектора Риглсворта. Наконец мы приступили к делу – организации визита Каризмы, посвященного памяти мисс Банч.
      – Да у нас совсем мало времени на подготовку. Что! Что! – Сэр Роберт хлопнул миссис Швабухер по плечу, взъерошив перья на ее розовом боа.
      – Мне очень жаль, но, как я уже объясняла Жизель, это чудо, что у Каризмы выдался свободный выходной.
      – Какие мы везунчики! – просияла Наяда. – Вчера он отказался приехать, а сегодня мы считаем часы до его появления. Можно подумать, кто-то дернул за потайную веревочку. Элли! Признавайся!
      Миссис Швабухер игнорировала мой умоляющий взгляд.
      – Действительно, я познакомилась с Элли и дорогим Бентли несколько лет назад в Лондоне и знала, что они поселились в Мерлин-корте. И когда секретарь передала мне, что звонила некая миссис Хаскелл из библиотеки Читтертон-Феллс с просьбой об участии Каризмы в благотворительном мероприятии, я немедленно перекроила наш график. Ловко миссис Швабухер все объяснила. Правда, она ни словом не заикнулась о привлекательности Мерлин-корта в качестве антуража для съемок Каризмы, но что с того? Если миссис Швабухер хочет казаться филантропкой, я не возражаю. Мое доброе имя она защитила и к тому же обеспечила мне благодарность всех членов Библиотечной Лиги.
      – Значит, этим счастливым случаем мы обязаны вам, Элли. – В награду миссис Давдейл подлила мне кофе. – Отныне, когда люди будут судачить о сборе средств на памятник мисс Банч, неизменно станут поминать вас.
      – Спасибо. – Я с удовольствием глотнула горячего напитка.
      В комнате похолодало, что означало приближение ночи. Время и не думало ждать нашу исполненную добрых намерений, но нерасторопную группу. Поймав мой взгляд, сэр Роберт подул в усы и выступил с несколькими остроумными идеями, как заманить толпы на встречу с Каризмой и вынудить каждого заплатить пять фунтов за удовольствие. Он лично позвонит на радио, а также организует анонс предстоящего события в вечернем выпуске завтрашнего «Оратор Дейли».
      – И если вас не затруднит, – нежный взгляд в сторону миссис Давдейл, – хорошо бы повесить объявление в окне вашего магазина.
      – С радостью это сделаю, – ласково улыбнулась бакалейщица.
      – А Глэдстон Шип пусть напечет бисквитов, – восторженно затараторила Наяда, – я возьму у него список прихожан и разнесу угощение по домам. Нельзя же оставлять Шипа за бортом, правда?
      Наверное, она позабыла, что Глэдстон был против приглашения Каризмы, а я чувствовала себя не вправе объяснять, что у него есть более неотложные заботы, посему лишь сказала, что повешу объявление в окне «Абигайль» и попрошу мою парикмахершу сделать то же самое. Возможно, я придумала бы что-нибудь еще, столь же гениальное, если бы ход моих мыслей не нарушил появившийся мистер Паучер.
      – Ха! – Он навис над столом, потирая руки.
      Выглядел мистер Паучер (я припомнила выражение миссис Мэллой), как дождливая неделя, в которой одни понедельники.
      – Выходит, я не опоздал, если Лестер-Смита все еще нет. И вряд ли пропустил что-нибудь важное. Опять небось трепали языками не по делу. – Мистер Паучер не отрывал мрачного взгляда от миссис Швабухер, по чьей вине его вытащили из дома. – У моей матери опять случился припадок, я целую вечность ее усыплял, пришлось даже в молоко кой-чего подсыпать. Но она-то еще поживет, прости господи, и не раз задаст мне жару. А вот муж Сильвии Бэбкок, по слухам, уже никому ничего не задаст.
      Я совсем забыла про Хитклиффа. Пристроившись под столом, он не издавал ни звука, но, услышав имя хозяина, выскочил на середину комнаты, словно черная шаровая молния. Надо отдать псу должное: он помнил, что в библиотеках не любят громких голосов, поэтому нашел иной способ выразить свои чувства – опрокинув мистера Паучера, словно кеглю, Хитклифф уселся на его груди.
      – Хорошая собачка! – Миссис Давдейл пыталась вызволить мистера Паучера, помахивая у носа пса имбирным пряником. – Он заявился следом за Элли, и у нас не хватило духу выгнать бедняжку на улицу.
      – У вас всегда было золотое сердце. – Сэр Роберт явно расчувствовался. У него даже голос слегка сел.
      В надежде, что он предложит сироте стол и кров, я принялась рассказывать печальную историю Хитклиффа. Очевидно, я умею разжалобить, потому что мистер Паучер вдруг огорошил всех заявлением: он берет собаку.
      – Я уже привык к тому, что меня грызут с утра до вечера, – продолжал мистер Паучер, поглаживая мохнатую тушу на своей груди. – А главное, он не захочет на мне жениться, так что мамаше нечего будет возразить. Слезай, парень, сейчас прихватим шнур от кофеварки, а завтра я куплю тебе настоящий ошейник.
      – Надо понимать, собрание окончено? – прошептала мне в ухо миссис Швабухер, когда члены Лиги собрались вокруг новоиспеченного владельца животного, наперебой давая советы по уходу за собаками.
      – Не знаю, – ответила я. – Обычно Лестер-Смит вносит предложение завершить собрание, но поскольку полковника нет, то некому блюсти правила.
      Впрочем, мы, похоже, неплохо обошлись и без правил. Помогая мистеру Паучеру надеть на пса самодельный ошейник, миссис Давдейл пообещала доставить в библиотеку безалкогольные напитки и пирожные. Явно растроганный сэр Роберт вызвался обеспечить мероприятие бумажными салфетками, чашками и тарелками. Наяда заявила, что поможет всем, кому потребуется помощь, и, заподозрив, что грымза за регистрационной стойкой не обрадуется липким пальцам и крошкам от пирожных, предложила подать угощение и выпивку в читальном зале. В конце концов самый важный вопрос задал мистер Паучер:
      – Кто-нибудь скажет мне, в котором часу начнется эта свистопляска?
      Мы с миссис Швабухер хором ответили:
      – В два!
      Все согласились, что время выбрано удачно – как раз между обедом и ужином, и начали расходиться. Хитклифф устроил было переполох, задрав ногу у шкафа, однако новый хозяин быстро уволок его, пообещав по дороге домой останавливаться у каждого фонарного столба. За ними последовали все остальные. Мы с миссис Швабухер также не собирались задерживаться, но я вдруг сообразила, что, решая глобальные проблемы, никто не подумал вымыть посуду.
      Ну что ж! Мы засучили рукава, и через пять минут стол был чист. Я запихивала посуду в шкаф, когда на лестнице раздались шаги. Неужто у преемницы мисс Банч лопнуло терпение и она поднимается, чтобы закатить нам скандал? Или кто-нибудь из группы вернулся за забытой вещью? Миссис Швабухер накидывала боа на плечи, когда в комнату вошел тот, кого я уже не чаяла сегодня увидеть, – полковник Лестер-Смит.
      Он застыл на пороге, и я сразу почувствовала, что с ним что-то не так. Портфель, неотъемлемая принадлежность туалета полковника, отсутствовал. И смотрел старый вояка сквозь меня, словно я была привидением Гектора Риглсворта. Его тоскливый взгляд был направлен на миссис Швабухер.
      – Давненько мы не виделись, Евангелина, – произнес полковник.
      – Вам придется освежить мою память… – Пухлое личико гостьи расплылось в улыбке, но глаза выражали недоумение. – Боюсь, я не припомню, где мы встречались.
      – Странно, – отозвался Лестер-Смит, и его рот сложился в горькую усмешку. – А я сразу тебя узнал. Стоило мне заглянуть в переполненный зал «Абигайль», как я тут же увидел за столиком у окна девушку, которую когда-то любил.
      – Не может быть… – Боа соскользнуло с плеч миссис Швабухер, словно ворох розовых девичьих грез.
      – Да, – хрипло подхватил полковник. – Я тот человек, за которого ты, Евангелина, много лет назад вышла замуж.

      – Она не признала собственного мужа?!
      Окна гостиной были распахнуты настежь, комнату наполнял теплый вечерний воздух. Бен растянулся на диване. Вероятно, долгий рабочий день вымотал его: мое подробное повествование о роковой встрече он слушал явно вполуха.
      – Я же говорила, – повторила я, – их брак был аннулирован, когда нас еще и на свете не было.
      – Все равно, бывший муж – не случайный знакомый! Они жили вместе, спали в одной постели, занимались любовью.
      – Не занимались! – Я потихоньку начинала закипать. – Их брак остался на бумаге. В первую же ночь Евангелина сбежала из супружеской постели, чтобы никогда в нее не вернуться.
      – Совсем чокнутая! За такой нужен глаз да глаз. И как ты только отпустила ее одну в Лондон?
      – Ты несправедлив к миссис Швабухер! – возмутилась я. – Она вышла за полковника тридцать лет назад. Тогда была другая эра. Евангелина, домашняя девочка, ничегошеньки не знала о жизни.
      – Я тоже. – Бен сложил руки на груди и задумчиво уставился в потолок. – Но я ведь не распустил нюни в нашу первую ночь и не стал звать мамочку.
      – Неудачная шутка. Лестер-Смит много добрее тебя. Он понял, что пережила его невеста. Юная девушка полагала, что супружеская близость означает всего лишь воздушный поцелуй, перед тем как пожелать друг другу спокойной ночи, а в одной постели супруги спят исключительно из соображений экономии.
      – Бедняга Лестер-Смит! Неудивительно, что он больше не женился, с него хватило и одного раза. – Бен встал и теперь прохаживался перед камином. – И как жестоко посмеялась над ним судьба! Через много лет он встречает свою перепуганную девственницу и узнает, что она нашла себе другого мужа и как-то сумела к нему приноровиться. Или ты станешь утверждать, – он насмешливо приподнял бровь, – что и этот брак оставался браком только на бумаге?
      – Разумеется, нет. – Я подложила подушку под голову и поджала ноги. – Но, когда полковник ушел, миссис Швабухер рассказала, что Реджинальд, ее второй муж, был вдовцом и в новой жене хотел видеть прежде всего друга. Он был добрым и чутким, не торопил события и никогда не предъявлял чрезмерных требований.
      – Каков молодец!
      – По-моему, он был хорошим мужем.
      – Тебе бы такого, да? – Бен стоял, опершись рукой на каминную доску, и его тон мне не понравился.
      – Не о нас речь.
      – Прости, с языка сорвалось. Но что любопытно, каким образом миссис Швабухер оказалась во главе службы знакомств? Вот уж не думал, что такой бизнес подходит наивной закомплексованной даме.
      – Тебе ли не знать, – терпеливо пояснила я, – что в «Сопровождении на ваш вкус» никогда не было никакой пошлятины. Наверное, миссис Швабухер воображала себя доброй феей, которая не допустит, чтобы кто-нибудь из ее подопечных отправился на бал, в театр или на вечеринку в одиночку. Она очень милая женщина, и мне казалось, она тебе нравилась, когда ты у нее работал.
      – И сейчас нравится, ведь она познакомила меня с тобой; – Бен потер лоб. – Прости, Элли, что-то я разворчался сегодня. Наверное, усталость сказывается, что, однако, не дает мне права срывать на тебе дурное настроение. У тебя был нелегкий день. Ванесса ужинала в «Абигайль» и сказала, что умер муж твоей приятельницы Сильвии. Я не мог расспросить ее подробнее, потому что ресторан был полон, но, как я понял, речь шла о нашем молочнике. А в каком состоянии миссис Швабухер отбыла в Лондон?
      – Она так и не сумела до конца оправиться от потрясения.
      – Возможно, следовало пригласить ее переночевать.
      – Я приглашала, но ей надо было срочно обсудить программу ближайших выходных с Каризмой.
      – С кем?
      – О черт! – Я вскочила и виновато уставилась на мужа. – Я не сказала тебе самого главного. Ты ведь даже не знаешь, зачем приезжала миссис Швабухер!
      – Значит, не затем, чтобы шантажом и угрозами втянуть тебя в рекламную кампанию?
      – Нет, я ошиблась, и прости, что устроила тебе сцену в «Абигайль». Дело в том, что миссис Швабухер оставила службу знакомств. Теперь она менеджер…
      – Этого малого с нелепым именем?
      – Да.
      Я объяснила, как случилось, что теперь сбор средств на памятник мисс Банч пройдет на ура.
      – А нам придется развлекать этого Адониса все выходные! – Редкая возможность принимать в гостях знаменитость не слишком вдохновила Бена. Вероятно, он опасался, что ему станут ненавязчиво советовать, как развить мускулатуру и правильно питаться. – Просвети, чего мне ждать от нашего гостя. Например, носит ли он нормальную одежду или разгуливает по дому в одной набедренной повязке?
      – Не говори глупостей! – Я отвернулась, чтобы скрыть румянец, заливший щеки. – Если ты боишься, что Каризма поставит весь дом на уши, то ошибаешься. Нам не придется даже ему готовить. С ним приедут повар, тренер, парикмахер и еще куча народу.
      – Ты права, дорогая, нам совершенно не о чем беспокоиться. – Бен подошел ко мне и положил руку на плечо, желая меня ободрить. – Наверное, я должен отправиться в сад и попрыгать с ветки на ветку, как Тарзан, дабы потом было что обсудить с нашим гостем. Но я лучше поднимусь наверх и посмотрю, заснули ли дети. Ванесса помогла Герте уложить их и дождалась моего прихода, прежде чем уйти развлекаться с женихом, но мне как-то не по себе, оттого что я не успел пожелать им спокойной ночи. – Он задержался в дверях и улыбнулся. – Как ты думаешь, вдобавок к прочим своим достоинствам Каризма – впечатлительный малый?
      Что-то сжалось у меня внутри, но я не успела ответить: Бен вышел. А когда шагнула следом за ним, за дверью раздались голоса и в комнате появилась Герта. В шерстяном халате, с косами, уложенными вокруг головы, она выглядела такой благостной, а главное, абсолютно разумной. Скорее это у меня случилось временное помешательство, когда я поверила коварной Ванессе, будто мы держим в доме полоумную няньку.
      – Фрау Хаскелл, – начала Герта. Ее голос был тих и спокоен, отчего мои угрызения совести зазвучали еще громче. – Простите, что беспокою вас так поздно, но я спускаться, чтобы согреть себе молока и вижу герра Хаскелла, и он говорить, что вы сейчас одна.
      – Кузина все еще не вернулась со свидания с Джорджем, – пояснила я. – Пожалуйста, садитесь, Герта, и расскажите, как прошел ужин в «Абигайль».
      – Чудесно. – Герта села на диван, сложила руки на коленях и улыбнулась. – Эбби и Тэм веселились и съели все, что было на тарелке. Миссис Метла выглядела довольной. Думаю, она начинать любить вашу кузину, которая даже ко мне очень добра. Мистер Мэллой много шутить о том, как я принять его за сумасшедшего и звонить в полицию. Мы все много смеяться, и я даже позабыть на время о своих бедах.
      – Вот и хорошо. – Я села рядом с ней.
      – Но боль все еще здесь, – Герта приложила ладонь к сердцу, – и я рада, что вы удаляете меня из дома до приезда этого человека.
      – Каризмы?
      – Да, фрау Хаскелл. – Косы не удержались на положенном месте и упали на согбенные плечи. – Теперь я вижу ясно как день, что вы хотели спасать меня.
      – От чего?
      – Миссис Метла иметь с собой книжку с этим голым мужчиной на обложке. В сумочке. И когда ваша кузина сказать, что он приезжать к вам, она показать книжку мне. Слезы едва не хлынуть из моих глаз.
      – Мне очень жаль, – пробормотала я.
      – Он – вылитый мой муж.
      – Неужели?
      – Только волосы у него длиннее, и мой Эрнст носит брюки как положено, а не спускать их до пупка, но в остальном – одно лицо.
      – Боже правый! (Уж не была ли Ванесса все-таки права?) Вы ни словом не упомянули об их сходстве, когда увидели Каризму по телевизору вчера утром.
      – Я была слишком расстроена, потому что миссис Метла не давала детям смотреть на динозавров, и ничего не видеть перед собой. Большое спасибо вам, фрау Хаскелл, вы спасли меня от безумия.
      – Правда?
      – Истинная правда. – Герта взяла мою руку и как ни в чем не бывало поцеловала ее. – Вы помнить, что я рассказывать о моем Эрнсте. А то, что с этим неодетым мужчиной приезжает много слуг и мне будет лучше пожить в тишине и покое, – это ваше доброе сердце подсказывать, как повести речь. Никаких струделей и клецек не хватит, чтобы отблагодарить вас.
      Я не знала, что ответить, а если бы и попыталась, то мои слова не были бы услышаны. Герта резко обернулась к окну и заорала так, что стекла едва не полопались.
      – Вон он! – Она вскочила и закрыла лицо руками. – Я бежать в коттедж, иначе навсегда потерять разум!
      – Каризма приезжает только завтра вечером, – попыталась я образумить нянку. Ее эмоциональность меня определенно пугала. – Наверное, вам померещилось или Бен вышел в сад на минутку. Темнеет, так что неудивительно, что вы приняли его за человека, о котором мы только что беседовали.
      Нет, не видать мне сегодня покоя! Не успела я договорить, как в комнату ворвался Бен – брови взметнулись до середины лба, из ноздрей валил пар.
      – Что, черт побери, за дикие вопли! Я поднимался по лестнице, и вдруг словно сирена взвыла!
      Значит, Бен не выходил в сад. Мы с Гертой разом открыли рот, чтобы объясниться, но тут раздался звонок в дверь.
      – Должно быть, Ванесса с Джорджем вернулись, – произнесла я, но сердце вдруг бешено забилось. – Больше ведь мы сегодня никого не ждем?
      Мне не ответили, и внезапно я осталась в комнате одна. Герта сбежала, дрожа и стеная, а Бен отправился открывать парадный вход.
      – Добрый вечер. Надеюсь, я не слишком поздно.
      Я узнала этот низкий, невероятно чувственный голос так же легко, как и свою физиономию в зеркале над книжными полками. К зеркалу я метнулась, чтобы лихорадочно пригладить волосы и облизать губы, дабы к ним хотя бы краешком был приложим эпитет «желанные». Вчера по телевизору я не впервые услыхала этот голос. Он звучал в потайном уголке моего сердца с незапамятных времен. По крайней мере с того времени, как я стала читать «Журнал для девочек».
      – Элли, угадай, кто приехал! – нарочито весело произнес мой муж, появляясь в гостиной.
      Кажется, его лицо выражало несколько иные чувства, но я не стала приглядываться. Я смотрела мимо супруга на воплощение моих девичьих грез – на Каризму! В голове не осталось ни одной мало-мальски связной мысли. Вот он передо мной во всем своем великолепии: высокая статная фигура, мощный разворот плеч, густая грива и эти глаза! Они смотрели в глубь моей души, словно Каризма тоже сто лет ждал нашей встречи. Он и впрямь был олицетворением мужественности и – мое сердце отбивало тяжелые удары, как молот по наковальне, – нечеловечески красив.
      – Привет. – Я протянула руку гостю. Странно, что я еще могла стоять на ногах и шевелить руками. Только сейчас я обратила внимание на его костюм – синие джинсы, черный кожаный пиджак, застегнутый на одну пуговицу, и никаких признаков рубашки. Одежда сидела на Каризме как влитая.
      – Жизель… – Его улыбка могла бы растопить вечную мерзлоту. Гость наклонился и поцеловал кончик каждого пальца на моей руке. – Сердечное спасибо вам и вашему супругу за приглашение. Но я совершил ужасную оплошность, – Каризма трогательно вытянул губы в трубочку и в его речи проскользнул иностранный акцент, – явился к вам раньше времени.
      – Они с миссис Швабухер не поняли друг друга, – встрял Бен, напомнив о своем присутствии. – Но я заверил мистера Каризму, что все в порядке. Приготовить комнату для гостя займет не более часа, в любом случае я не собирался ложиться спать в ближайшие пять минут.
      – Я помешал вам… – Глаза Каризмы скорбно потемнели.
      – Ерунда. И как вам такое могло прийти в голову? – Бен махнул в сторону дивана. – Устраивайтесь поудобнее! Свяжетесь с миссис Швабухер, когда она доберется до дому, а пока почему бы вам с Элли не присесть и не выпить чего-нибудь. Шерри, дорогая? – тоном преданного супруга осведомился Бен, но взгляд его был непроницаем. – А вам что налить, сэр?
      Каризма стоял у зеркала, расчесывая пятерней свою бронзовую шевелюру. Он растерянно обернулся.
      – Простите, я не расслышал ваших слов.
      – Выпьем? – Бен плеснул в стакан шерри из хрустального графина. – Могу предложить вам вполне приличный бренди. Или вы предпочитаете виски?
      – Вы так добры, но, если не трудно, я бы предпочел стакан овощного сока прямо из соковыжималки. – Истолковав молчание как отказ, Каризма произнес: – Или выпью минералки.
      – Из наших собственных источников. – Скромная шутка моего мужа явно не дошла до гостя.
      Принимая стакан с «Перье», Каризма с полной серьезностью заметил, что это лучшая минеральная вода, которая сейчас есть в продаже. Или же он просто старался проявить вежливость? Самый прекрасный мужчина на свете загадочен и оригинален, напомнила я себе, во всех отношениях, кроме одного.
      – Я лублюженщин, – поведал гость. Бен, не оценив столь изысканной тонкости чувств, в ответ лишь приподнял бровь.
      – Они мой тонизирующий напиток. – Каризма подался вперед, затмив собою все вокруг. Он раздвинул гостиную до размеров вселенной. Он сам был этой вселенной. – Для меня все женщины прекрасны. Они питают мой дух, разжигают мою мужественность, благодаря им в моем сердце всегда звучит музыка.
      – Пожалуй, я налью себе еще, если не возражаете.
      Я рассердилась: Бен явно полагал, что гость несет полную ахинею, однако мог бы быть и поделикатнее. Впрочем, Каризма ничего не заметил. Он смотрел на меня так, словно я была целым оркестром, игравшим в его сердце.
      – Женщины во многом превосходят мужчин. – Лицо Каризмы осветила глубокая нежность, что только подчеркнуло физическую мощь его тела. – Они обладают даром дружбы. Стоило мне заглянуть в ваши глаза, Жизель, как я сразу понял, что вы из тех, чьи объятия открыты страждущим.
      – У нее есть я. – Бен закрыл графин пробкой. Звук напомнил выстрел, я встрепенулась и обрела голос.
      – Очевидно, Каризма имел в виду близких друзей, – произнесла я со всей благожелательностью, на какую только была способна. – И нам везет на друзей, правда, милый? Здесь, в Читтертон-Феллс, нас окружают очень симпатичные люди. Члены Библиотечной Лиги, например… И все они невероятно признательны, Каризма, за то, что вы смогли уделить нам частичку вашего драгоценного времени, чтобы помочь в затруднительном положении.
      – Нет проблем. – Гость скромно уклонился от дальнейших выражений благодарности. – У вас очень красивый дом. Он похож на крепость легендарных рыцарей, как и говорила миссис Швабухер.
      Бен небрежно пожал плечами.
      – Знаете старое присловье «Крепость англичанина – его дом»?
      – Да, я слыхал эту поговорку. – Каризма двинулся к окну, за которым в аметистовых сумерках все еще можно было разглядеть очертания сада. – Какие красивые деревья и как тихо кругом! Рядом с вами никто не живет?
      – Церковь и дом викарисы неподалеку, – произнесла я, любуясь широкой спиной гостя. С грацией дикого животного он оперся рукой на раму.
      – И вы дружите с соседями?
      – Эвдора и Глэдстон Шип – удивительные люди. Эвдора – очень совестливая настоятельница…
      – А ее муж – отличный повар. – Бен осушил бокал с бренди. – Конечно, найдутся люди, которые не назовут выпечку бисквита ярким проявлением мужественности, но я сам повар – хотя вряд ли эта профессия высоко котируется в вашем шикарном мире – и всегда прихожу в восторг, если парень способен отделить желток от белка.
      Будь мой муж в возрасте Эбби и Тэма, я бы отправила его спать, предварительно хорошенько отчитав. Но, поскольку деваться от Бена было некуда, мне осталось лишь попытаться сгладить его резкость.
      – Глэдстон также пишет в «Колокольный перезвон», нашу приходскую газету, – оживленно затараторила я. – Он превратил ее в настоящий триллер. На прошлой неделе я как на иголках дожидалась свежего выпуска: так не терпелось узнать, что же было в старинных церковных записях, найденных в коробке из-под печенья. А саму коробку обнаружили в ризнице… – Я умолкла на полуслове, сообразив, как скучны должны быть Каризме наши деревенские новости.
      – Я буду с-с-ч-частлив познакомиться с вашими друзьями, милая Жизель.
      Каризма повернулся спиной к окну, чернеющие сумерки легли плащом на его плечи. Он походил на благородного изгоя, за которым гнались королевские псы, и в поисках убежища он запрыгнул в наше распахнутое окно.
      – Не навестить ли их завтра утром? – продолжал наш гость. – Я подарю им свой снимок в полный рост, на котором запечатлен в купальном ансамбле.
      – Викариса с мужем будут в экстазе. – Реплика Бена прозвучала достаточно искренне.
      – Кстати, о снимках, Каризма, – вспомнила я. – Миссис Швабухер говорила, что вы привезете с собой фотографа и других членов вашей команды. Но вы приехали один.
      – Не совсем, – опять встрял мой несносный муж, – в холле лежит не меньше пяти десятков чемоданов и сумок.
      – Возникли небольшие сложности. – Каризма отбросил непокорную прядь с благородного лба. – Желудочного характера. Повар приготовил обед для себя, тренера и стилиста. Меня не было, я уезжал на съемки. А когда вернулся, был страшно потрясен. Они все ползали по полу в столовой. Это было ужасно – стоны, крики. Бедный By Линь поклялся, что, когда ему немного полегчает, он убьет себя. Ничего подобного с ним прежде не случалось. Он говорит, что, должно быть, обидел жену кухонного бога и теперь она наложила проклятие на мой дом.
      – Жизель не верит в проклятия, – раздался мелодичный голос.
      Ванесса вплыла в комнату, следом плелся Джордж Мэллой. Никогда еще кузина не выглядела такой красивой. Янтарное шелковое платье было оснащено умопомрачительным декольте. Румяная, словно июньская роза, Ванесса ступала по полу босыми ногами, и я вдруг осознала, что очень рада ее видеть.
      – Элли, ты ведь говорила, что он приезжает завтра! – Подойдя почти вплотную к Каризме, Ванесса вытянула шею и провела жемчужным ноготком по ладони гостя. – Как интересно: у нас волосы почти одинакового цвета. У моих цвет естественный, – кузина задумчиво улыбнулась, – а у ваших?
      – Несси! – ужаснулся Джордж, выронив одну из босоножек невесты, которые держал в руках.
      Даже Бен немного смутился, когда Каризма застыл изваянием самому себе. Я сочувствовала ему всем сердцем, хотя этот мужчина мог бы стать самой прекрасной статуей на свете.
      – Моя кузина Ванесса – большая шутница, – попыталась я рассмеяться, но смех заплутал в голосовых связках. – А сейчас, Каризма, она особенно склонна к веселью, потому что недавно обручилась с Джорджем Мэллоем. Кстати, миссис Мэллой, мать Джорджа, ваша преданная поклонница. – Я ухватила краснолицего жениха за руку и подвела к гостю. Тот уронил вторую босоножку, но я продолжала стрекотать: – Джордж производит спортивное снаряжение, и Ванесса позирует для его телевизионной рекламы.
      – Значит, мы занимаемся одним бизнесом? Может быть, как-нибудь поработаем вместе? – Каризма вышел из оцепенения. – Например, вот так!
      Плавным движением он привлек к себе Ванессу и перекинул через руку. Волосы кузины почти касались пола, грудь круглилась над вырезом платья. Парочка словно сошла с обложки романа Циннии Сельми, но мое сердце замерло не от этого потрясающего зрелища: я глянула на Джорджа. Он тоже являл собой иллюстрацию – глубочайшего уныния. Рядом с таким соперником бедняга не мог не чувствовать, какой он толстый, неказистый и скучный, как бухгалтерская книга. Бен, хотя и не дотягивал до героя любовного романа, был по-своему привлекателен и в присутствии Каризмы держался вполне раскованно – на мой вкус, даже слишком.
      Такие ситуации, когда третий лишний, всегда пугают меня до тошноты. Я быстро отвела взгляд от Джорджа, напоминавшего раненое животное, и прощебетала, что хочу проведать детей. Бен поспешно двинулся следом.
      – Ванесса просто невыносима, – прорычала я, когда мой ненаглядный закрыл на нами дверь, – а ты не многим лучше.
      – Этот малый достанет кого хочешь.
      – Тихо! Он может услышать.
      – И пусть! Изнеженный болван! Он не разговаривает, а изрекает! Думаешь, он подошел к окну, чтобы полюбоваться видом? Парень любовался своим отражением в стекле!
      – Как ты можешь быть таким злым? – прошипела я, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать. – Он знаменитость! А знаменитости непохожи на нас с тобой. У них тонкая душевная организация, они непредсказуемы и…
      –  Каризма! – простонал Бен. – Что за дурацкое имя? Всякий раз, когда произношу его, чувствую себя последним идиотом. И зачем человеку – будь то мужчина или женщина – столько волос? После него мы будем месяц пылесосить дом!
      – Он здесь с благотворительной миссией.
      – Потому что он лубитбиблиотеки? Ради бога, Элли!
      – На что ты намекаешь?
      – А ты приняла его россказни за чистую монету? Так вот: у него наверняка есть более веская причина, чтобы заявиться сюда.
      – Ты прав. – Я оскалила зубы в улыбке. – Миссис Швабухер показала Каризме мою фотографию и поведала, как мужчины валятся штабелями. После чего Каризма решил, что не сможет прожить без меня и дня.
      – Моя версия несколько иная. – Бен отступил на шаг и споткнулся о гору чемоданов. – Красавчику пришлось покинуть Лондон, потому что на него подали в суд за манеру одеваться, подрывающую моральные устои нации. Элли, взгляни в лицо фактам! Он не дал вам времени хорошенько подготовиться к его визиту. Мало того, приперся на день раньше. А его багаж! Да мне придется вынести всю мебель из комнаты, чтобы запихнуть туда эту кучу барахла!
      – Ему потребуется переодеваться во время съемок. – Подперев плечом, я удержала верхний чемодан от падения. – Из слов миссис Швабухер я поняла, что он намерен провести большую часть времени перед камерой.
      – Если фотограф появится.
      – Конечно, появится, – холодно отвечала я. – Я жду его завтра вместе с миссис Швабухер. А теперь, если у тебя нет в запасе других гадостей, я возвращаюсь в гостиную. Неловко бросать гостя в первый же вечер.
      Взгляд Бена смягчился.
      – Прости. – Он потер лоб, а потом устало опустил руку. – Не пойму, с чего я так взбеленился. Понимаю, затея с памятником очень важна для тебя, а я не рассыплюсь на куски, если приму гостя как полагается. Обещаю.
      Бен пристроил дорожную сумку под мышкой, подхватил три огромных чемодана и начал взбираться по лестнице. Мне вдруг захотелось броситься за ним. Но Бен уже добрался до верхней площадки, и пришлось напрягать слух, чтобы разобрать его слова:
      – Даже выжму ему сок из овощей на завтрак…
      Я поспешила в гостиную, тотчас позабыв про своего законного супруга. И лишь Тобиас, метнувшийся под ноги у самой двери, слегка привел меня в чувство. Я осознала, что мне позарез надо выбраться из дома. Хотя бы на четверть часа.
      Схватив пушистого друга на руки, я приоткрыла дверь в гостиную и просунула голову в щель. Картину можно было бы назвать вполне заурядной, будь на месте Каризмы и Ванессы другие люди. Они не делали ничего особенного, просто стояли у окна и беседовали, но во встрече супермужчины и неотразимой красавицы больше драматизма, чем в иной трагедии в пяти актах. Джордж Мэллой тоже торчал в гостиной – с несчастным видом топтался у камина.
      – Привет! – Деланная веселость, с какой я произнесла это слово, заставила даже меня вздрогнуть. – Нужно выгулять кота, но я скоро вернусь.
      – Вы идете одна?! Так поздно? – Каризма шагнул ко мне. – Я пойду с вами, а по дороге мы поговорим, хорошо? Ванесса хихикнула.
      – Элли, разве не об этом ты мечтала: гулять под луной с самим мистером Идеалом, укрываясь от дождя под копной его волос!
      Тут бедняга Джордж не удержался и подал голос:
      – Несси, она ведь замужняя женщина!
      – Спасибо, Каризма. Справлюсь сама.
      Я поспешно прикрыла дверь, пока Тобиас не вырвался из рук. Он не любил, чтобы им руководили, и стоило нам выйти в сад, как кот яростным мяуканьем дал понять, что думает обо мне и моих блестящих идеях. Спустив животное на землю, я пересекла подвесной мост и зашагала по гравиевой дорожке. У коттеджа замедлила шаг. Впервые с той минуты, как Герта с испуганным воплем сбежала из гостиной, я вспомнила о няньке. Постучать и спросить, как она? Нет, лучше не надо. Наверняка Герта уже легла спать.
      Что со мной происходит? – размышляла я, выходя на Скалистую дорогу. Почему я испытываю непреодолимое желание схватить валун и с диким криком швырнуть его в пропасть? Почему не схожу с ума от радости? Любая женщина, даже самая распоследняя красавица и знаменитость, позавидовала бы мне. Я принимаю в гостях неотразимого Каризму! Он говорил со мной, целовал руку, смотрел на меня так пылко, что едва не опалил мне ресницы. Конечно, проще всего свалить вину на Бена – почему он не разделяет моего невинного энтузиазма? Но, поравнявшись с темным домом викарисы, я решила, что дело в Ванессе. Меня бесило ее кокетство с Каризмой. Джордж тосковал и маялся, а чужие страдания никогда не доставляли мне удовольствия.
      А еще Герта, сурово напомнила я себе. Как можно блаженствовать, когда бедняжка сослана в коттедж? Завтра она побоится высунуть нос на улицу из опасения столкнуться с Каризмой. Хотя, разумеется, он ни капельки не похож на ее мужа – только Герте мог втемяшиться в голову подобный бред. Выходит, поводов для расстройства у меня более чем достаточно, подытожила я, спускаясь по холму в полной темноте. Но что-то не давало покоя, что-то подсказывало: истинная причина дурного настроения кроется совсем в другом. Но в чем?!
      Кошка перепрыгнула через живую изгородь и метнулась в тень. Неужто Тобиас крался за мной по пятам? Иногда он выказывает сверхъестественную способность подслушивать мои самые потаенные мысли. Но на сей раз это был не Тобиас. Животное, присевшее под деревом, было не таким осанистым, как мой кот, и к тому же черным, как ведьмина юбка.
      – Кис-кис-кис!
      Я настолько одурела, что поначалу мне почудилось, будто эти звуки издаю я. Но тут в проеме калитки возникла человеческая фигура и побрела в мою сторону. Только когда фигура приблизилась почти вплотную, я определила, что передо мной женщина. Она, как и ее питомец, была черная, худая как щепка, и от нее исходил знакомый, не слишком приятный запах плесени. Я изумленно уставилась на нее.
      – Мисс Танбридж… Как странно… Мы сталкиваемся с вами второй раз за день!
      – Миссис Хаскелл? – Дама подалась назад, чтобы получше меня разглядеть, и я увидела смоляные – наверняка крашеные – кудельки надо лбом. – Значит, вы все-таки решили навестить меня. Очень мило. Подождите секундочку, дорогая, пока я изловлю моего несносного котика. А потом зайдем ко мне и выпьем чайку. Или винца из ревеня…
      – Но уже поздно… Я хотела всего лишь прогуляться перед сном…
      Только сейчас я догадалась, что дом, видневшийся за деревьями, – это «Высокие трубы». Теперь в усадьбе Гектора Риглсворта обитала мисс Иона Танбридж.
      – Зайду в другой раз, – пообещала я. Старуха нагнулась и схватила кота, изготовившегося снова дать деру.
      – Но я хочу сейчас! – капризным тоном протянула мисс Танбридж.
      Деваться было некуда… К тому же я умирала от любопытства – так мне хотелось заглянуть в дом, откуда вылетело наше легендарное привидение.
      – Не разочаровывайте меня, миссис Хаскелл, – старая дама уже направлялась к калитке, – не люблю, когда мне перечат! – Она усмехнулась, а я поежилась – наверное, от дуновения свежего ветерка. – Мы были обречены на знакомство. Я знала это с того дня, как увидела вас в свадебном платье, спешащей к церкви. Вы казались такой испуганной. Я обливалась слезами, глядя на вас, дорогая.
      – Я опаздывала, – напомнила я. Ранним утром в церкви мы уже касались этой темы.
      – Ваш муж очень красив. – Должно быть, виной тому порыв ветра, но комплимент прозвучал как обвинение.
      Деревья обступали нас со всех сторон, почти полностью закрывая небо, – идеальные условия для призраков. Мисс Танбридж ступила на крыльцо, заросшее плющом, а мне вспомнился недавний пикник с Беном. Что я чувствовала тогда, сидя на траве и глядя на дом? Трудно определить это чувство одним словом, хотя оно не изгладилось из памяти. В нем смешалось слишком много всего: раздражение, злость, обида и, более всего, скука.
      – Вот мы и пришли! – Мисс Танбридж открыла дверь в узкий холл с очень темными обоями и винтовой лестницей у стены.
      Внутри одуряюще пахло кошками и мышами. Думаю, Кис-кис, несмотря на грозный вид, вполне мирно уживался с мышиным племенем. Мне почудилось, что из-под плинтусов на нас таращатся сотни глаз-пуговок.
      Пыль и разруха были основным декоративным мотивом малюсенькой гостиной, куда провела меня хозяйка. Обои отваливались от стен, шторы свисали клочьями, но, как ни странно, дом начинал мне нравиться. Мебели хватило бы на небольшой комиссионный магазин. Я с трудом протиснулась к креслу и села, рискуя сломать ногу, – свою или кресла.
      – Сейчас будет угощение!
      Мисс Танбридж ловко пробралась сквозь нагромождение мебели и сняла с книжной полки пыльную бутыль. Мое воображение заработало на полную катушку: вот одна из дочек Гектора Риглсворта, подобрав длинные юбки, проворно взбирается по стремянке в поисках любимого романа одной из сестер Бронте… Увы, к ужасу мисс Риглсворт, другая сестра уже завладела книгой и скрылась с нею в укромном уголке. И тогда бедного Гектора Риглсворта выгоняют под пронизывающий ветер: он должен отправиться в библиотеку и принести другой экземпляр… Мисс Танбридж вернула меня к действительности.
      – Ума не приложу, куда подевались рюмки. Что, если я предложу вам эту маленькую вазочку?
      – Прекрасно.
      – А себе налью в пузырек от аспирина, вот только выброшу таблетки. – Старая дама радовалась, как ребенок. Разлив вино, она уселась в бугристое кресло. Нас разделяло два больших стола и один маленький. – Обожаю принимать гостей! Когда мои родители были живы, мы часто устраивали приемы, и я не забыла, как это делается. Я была единственной дочкой и ни в чем не знала отказа, миссис Хаскелл.
      – Пожалуйста, зовите меня Элли.
      – Вы просто душка! – Мисс Танбридж сжала ладошки, напоминавшие лапки ящерицы. Пузырек с вином упал на подол порыжевшего платья, но хозяйка ничего не заметила. – Мне не понравилась женщина, что была с вами в церкви сегодня. Она очень красивая, почти как я когда-то. Но даже на склоне лет, дорогая Элли, я не желаю иметь соперниц.
      – Ванесса скоро выходит замуж, поэтому захотела осмотреть церковь.
      Я едва не добавила: «Помните?» Вопрос прозвучал бы бестактно и скорее всего остался бы без ответа. Похоже, мисс Танбридж жила в другом измерении. Тем не менее я не удержалась и спросила о прежних обитателях дома.
      – Риглсворты? – Хозяйка презрительно скривилась, добавив морщин и без того скукоженному личику. – Не пойму, почему вокруг них поднимают столько шума. Я видела фотографии дочерей, вполне заурядные физиономии. Старый Гектор дал бал, когда младшей исполнилось семнадцать, но, по слухам, праздник удался так себе.
      Когда моиродители затевали бал, о нем говорило все графство.
      – Чудесно!
      – Да, то было чудесное время! – Мисс Танбридж встала и принялась охорашиваться, словно стояла в спальне перед зеркалом. – Я была невероятно, безумно очаровательна! Все так и говорили. На том балу я получила четыре предложения руки и сердца. И от весьма достойных джентльменов, но… – ее голос понизился до шепота, – совершила роковую ошибку, согласившись выйти за Хью.
      – Вам, наверное, было очень больно, когда Хью не явился на свадьбу.
      Воспоминание об этой горестной истории заставило меня повременить с просьбой осмотреть дом. Однако ответ мисс Танбридж убедил меня в том, что затягивать визит не имеет смысла.
      – Но почему же? Хью появился за час до церемонии… и признался, что влюбился в подружку невесты. Он выразил надежду, что я восприму эту новость, как и подобает благородной леди. И действительно, я была очень хорошо воспитана. И слезинки не проронила, когда ударила его кочергой по голове и он рухнул замертво. Мои родители жалели и оберегали меня. Они закопали труп в роще и поклялись, что никогда-никогда ни единым словом не упомянут об этом прискорбном случае. И вот тут они сглупили, не так ли? – Мисс Танбридж взирала на меня с блаженной улыбкой. – Как можно таить такое про себя и сохранять здравый рассудок?

      – Где он? – Миссис Мэллой ворвалась в кухню, оглушительно стуча каблуками.
      За окном сияло утреннее солнце, и я кормила близнецов завтраком.
      – Кто? – спросила я.
      Рокси так грохнула дверью, что у меня ложка выпала из рук.
      – Каризма, кто же еще!
      – Они с Беном поехали на станцию встречать миссис Швабухер. – Я вымыла ложку и сунула ее Эбби. Она уже начала возмущаться, наблюдая, как брат обгоняет ее в состязании «кто быстрее съест яйцо». – Сожалею, миссис Мэллой, но вы не сможете броситься сию секунду в объятия Каризмы. Придется немного подождать.
      – Уж я брошусь на него, не сомневайтесь, и придушу.
      Господи, что это с ней? Неужто стала нюхать клей или – о ужас! – надышалась пудрой, когда второпях наводила марафет? Румяна были размазаны по всему лицу, а брови подведены ярко-фиолетовой губной помадой.
      – Вот, – я выдвинула стул, – похоже, вам необходимо присесть.
      Близнецы перестали есть и замерли, приоткрыв рты и во все глаза таращась на Рокси.
      – Уж лучше постою. – Миссис Мэллой еще больше помрачнела и глянула на свои «лодочки», одна из которых была коричневой, другая синей. – Если сяду, то не встану. Когда женщина в моем возрасте всю ночь не смыкает глаз, ей не до пустяков. Об одном только никогда не забываю – корсет напялить. Но сегодня я была в таком раздрае, что надела тот, что принадлежал когда-то моему третьему мужу. А он, – миссис Мэллой презрительно хмыкнула, – ни в чем толком не разбирался.
      – Что же вам помешало выспаться? – Я отобрала у Тэма тарелку, прежде чем он успел использовать ее как шлем.
      – И вы еще спрашиваете! Будто не ведаете, что творилось здесь вчера вечером. Мой мальчик пришел домой и всю ночь рассказывал, рассказывал, пока солнце не взошло.
      Наконец-то ситуация начала проясняться.
      – А… Джордж огорчился, потому что Ванесса болтала с Каризмой и почти не обращала на него внимания?
      – Это вы называете огорчением? – Миссис Мэллой распирало от возмущения, пурпурная блузка так и трещала по швам. – Бедный ягненочек рыдал на моей груди до самого рассвета! – Она перехватила мой недоверчивый взгляд и уставилась в потолок. – Ну ладно… Но глазки у него были немного грустные, а мать знает, когда ее ребенку плохо. Наверное, я удивлю вас, миссис X., – она провела ладонью по лицу, смазав бровь, – но ваша кузина здесь ни при чем.
      – Разве? – Я попыталась скрыть разочарование.
      – Я ошибалась в ней. – Тон миссис Мэллой давал ясно понять, кто, по ее мнению, виноват во всем, что случилось. – Когда мы вчера ужинали в ресторане, она обращалась со мной как с хрустальной вазой, даже попросила прощения за то, что прежде сторонилась. Вроде бы кто-то внушил ей, будто я смотрю сверху вниз на людей, которые не дотягивают до моего интеллектуального уровня.
      – Ванесса тоже рыдала у вас на груди?
      – А вот иронию лучше оставьте при себе, миссис X.! Короче, Ванесса пообещала быть примерной невесткой, и я убедилась, что Джордж ей очень нравится. Он-то по уши в нее втрескался, не мне вам рассказывать. Вот почему я готова разрезать этого Каризму на куски, чтоб больше не совался куда не просят.
      – Как меняются люди! А я думала, вы обожаете Каризму. Помните, как вы чуть не залезли в телевизор, когда он появился на экране?
      – Ум за разум зашел! – Миссис Мэллой наблюдала, как я утираю личики детям и спускаю их на пол. – Такое случается, и не со мной одной. Вот вы, например, не отказываетесь от этой дурацкой затеи с памятником! Если б вам было не наплевать на моего мальчика, выставили бы этого козла Каризму за дверь еще вчера.
      – Он не совершил ничего предосудительного. – Я собрала посуду со стола и направилась к мойке. – Каризма не виноват в том, что безмерно красив. Даже Бен надулся, хотя я вовсе не вешалась гостю на шею. По-моему, – я плеснула «Фейри» в раковину, – Каризме не очень понравилась Ванесса: она довольно вульгарно пошутила насчет его волос. Впрочем, как закончился вечер, я не в курсе. Пошла прогуляться, а когда вернулась, Джорджа уже не было.
      – И во сколько же вы приволоклись домой? – сурово осведомилась миссис Мэллой. Очевидно, материнский инстинкт разгорелся в ней не на шутку.
      – Поздно. – Я оставила посуду мокнуть, вытерла руки и уселась на ближайший стул, припоминая, как бежала домой, шарахаясь от каждой тени и вздрагивая от каждого шороха.
      – Так со старшими не разговаривают.
      – Извините, но я сегодня тоже плохо спала.
      – Да ну! – Миссис Мэллой решила больше не утруждать ноги и опустилась на стул. – Мистер X. показывал фокусы, которые припас в рукаве пижамы, чтоб вы знали, кто тут настоящий мужчина, он или Каризма?
      – Ничего подобного, – торопливо заверила я, надеясь, что дети, занятые разбивкой лагеря в чулане, не обратили внимания на фривольное замечание миссис Мэллой. – Бен спал как убитый, когда я пришла. Кстати, об убитых: причина, по которой мне плохо спалось… – Я медлила, не зная, вправе ли раскрывать тайну мисс Танбридж.
      – Да не тяните, так мы тут до второго пришествия просидим! Впрочем, догадываюсь, о чем вы. – Лицо миссис Мэллой внезапно оживилось. – Вся деревня судачит о мистере Бэбкоке, и мне ох как не нравится, когда человека призывают к вратам небесным меньше чем через месяц после свадьбы. Прикиньте, миссис X., эта его молодая женушка не первой свежести появилась в наших краях всего год назад. Мы о ней ничего не знаем. А вдруг она леди Макбет?
      – Чушь! – возразила я. Ванесса тоже намекала на нечто в этом роде, но кузине везде мерещатся гадости. – У мистера Бэбкока было больное сердце.
      – Пошевелите мозгами! – Миссис Мэллой покачала головой, удивляясь моей наивности. – Бэбкока считали завидной партией, однако бедняга был больнее некуда. Никому и в голову не придет подозревать неладное, если жена легонько подтолкнет его к могиле. Помяните мои слова: ваша подружка вырядится во все черное с головы до пят, да еще вуальку на морду спустит – верный признак, что совесть нечиста… Чего вы так на меня уставились, миссис X.?
      – Прошлой ночью мне не спалось, потому что я встретила Иону Танбридж, Вечную Невесту, или еще ее называют Дамой в Черном. Она пригласила меня к себе на рюмку вина…
      – И рассказала, как прикончила жениха в день свадьбы, которая так и не состоялась, потому что тот втюрился в подружку невесты, да? И его косточки, мол, до сих пор гниют под елочкой в саду? – Миссис Мэллой приподняла фиолетовую бровь, ту, что еще оставалась в целости и сохранности, и самодовольно ухмыльнулась.
      – Значит, это не секрет?
      – А вы, похоже, вообразили, будто старуха не знала, с кем поделиться страшной тайной, и наконец выбрала вас. За красивые глазки или еще за что. Не хочу отнимать у вас конфетку, милая моя, но Иона Танбридж рассказывает эту историю уже полвека и до сих пор разгуливает на свободе. К чему бы это?
      – К тому, что полиция занята исключительно патрулированием на дорогах и до сих пор не удосужилась допросить мисс Танбридж.
      – Не надо умничать, – наставительно произнесла миссис Мэллой. – По слухам, полицейские обшарили дом, нашли лопаты и кирку. Но сообразили, что им вряд ли удастся припереть дамочку к стенке. Старая ворона выдала им аж три версии пропажи жениха. Замучаешься проверять.
      – Из этого не следует, что она его не убивала.
      – Послушайте мудрого человека, миссис X. – Рокси обращалась ко мне, словно святой Павел к коринфянам. – Голову даю на отсечение, парень сбежал с подружкой невесты и поменял фамилию. Потому как в те времена того, кто кинул невесту в день свадьбы, больше не приглашали на чай к викарию. А Иона Танбридж прожила всю жизнь, сожалея, что не придушила изменника.
      – Мне она сказала, что ударила его кочергой.
      – То-то и оно, миссис X.! – снисходительно улыбнулась миссис Мэллой. – Эта Танбридж не помнит, кому чего плетет. Но вам-то что за дело до выжившей из ума старухи?
      – И дом, и сад, и лес вокруг, – я встала, чтобы взглянуть, чем заняты дети, – все выглядит таким унылым и враждебным. Даже днем… Мы с Беном устроили недавно там пикник. Теперь я думаю, – нагнувшись, я поймала игрушечную пожарную машину, – что причина в бывших владельцах – Гекторе Риглсворте и выводке его дочерей. Хотя я твердо решила больше не верить в привидения, все это глупые предрассудки.
      – Не стоит давать волю воображению, оно может далеко завести! Но не вешайте носа, дорогая, многие впадают в этот грех.
      – Вы имеет в виду свои фантазии насчет Сильвии Бэбкок?
      – Ее я как раз не имела в виду и от своих подозрений не отказываюсь. Помяните мое слово: все эти охи-вздохи из-за каждой пылинки в доме – чистой воды притворство. Внутри эта жеманная куколка – настоящий кремень. Пичкает свои жертвы пирожными и жирными пудингами вопреки предписаниям врача, уверяя, что мужчина должен копить силы для секса, пока – трах-бах! – он не валится замертво. Я читала в газете о дамочке, которая подменила таблетки мужу-сердечнику. Понятное дело, этот олух ничего не заметил, глотает лекарство, а ему только хуже становится. Спрашивается, что мешало Сильвии Бэбкок сделать то же самое. А теперь она, обливаясь слезами, приберет к рукам страховку покойника. Страшно подумать!
      – Вот и не думайте! – Я усадила Эбби в кресло-качалку рядом со спящим Тобиасом. – Забудем о Сильвии Бэбкок, миссис Мэллой.
      – А кто начал этот разговор? – с оскорбленным видом осведомилась домработница. – Я что хотела сказать, прежде чем кое-кто завел нас в дебри… Небось у моего Джорджа воображение разыгралось, вот он и решил, будто Каризма приударяет за Ванессой. Сдалась ему ваша кузина! Просто у парня работа такая – привораживать дамочек.
      – Мне он поцеловал руку, – сообщила я (надо же было с кем-нибудь поделиться!).
      – Вот видите! (Я слегка обиделась: миссис Мэллой могла хотя бы для вида усомниться в том, что вчера вечером Каризма не отдыхал, а трудился на износ.) Держу пари, вы тут же растаяли. А расстегни он рубашку – сразу решили бы, что делает вам предложение.
      Я собиралась оспорить этот пункт, но дверь отворилась, впуская бога любви собственной персоной; за ним следовали Бен и миссис Швабухер. Кухня сразу уменьшилась вдвое. Занавески на открытых окнах затрепетали, и не только они. Ни книжные обложки, ни вчерашнее общение в сумерках не подготовили меня к встрече с Каризмой при ясном свете дня. Его совершенство поражало воображение. Гипнотизирующий взгляд, скульптурная челюсть. Грубо говоря, без малого два метра необузданной сексуальной мощи.
      – У меня засосало под ложечкой, – прошипела мне в ухо миссис Мэллой.
      – Надо было позавтракать, – заметила я и поняла, что тот же совет могла дать себе.
      Утром я успела проглотить лишь бутерброд и выпить чашку чая без сахара. Очевидно, поэтому мне вдруг почудилось, что в жизни чего-то очень сильно недостает. Но сейчас было не время для самокопаний. Конечно, рядом с Каризмой невозможно выглядеть хорошо – смуглый Бен, например, казался бледным призраком, – и тем не менее с миссис Швабухер явно было что-то не так. Одетая, как обычно, в свой фирменный цвет, сегодня утром она не смотрела на жизнь сквозь розовые очки.
      – Вам изрядно досталось: два дня подряд вы ездите туда-сюда. – Если я немного задыхалась, то только потому; что приходилось поддерживать миссис Мэллой.
      – Я вздремнула в поезде, – улыбка миссис Швабухер вышла грустной, – и как было приятно увидеть на вокзале Каризму и…
      – Хватит заниматься пустой болтовней! – встрял хозяин дома, демонстрируя полную неискушенность в обращении с высокими гостями. Он всучил мне Эбби, и миссис Мэллой осталась без моей поддержки. – Я запру дверь на засов, а другие пусть забаррикадируют окна. Жаль, что в чулане не осталось старых ружей. Ладно, попробуем обойтись водяным пистолетом Тэма.
      – О чем он говорит? – Я глянула на Каризму.
      Глаза гостя потемнели, отражая напряженную работу мысли.
      – Наверное, он шутит.
      – Вот как! Значит, у нас с вами разное чувство юмора. Лично мне было не до смеха, когда орды ваших поклонниц с дикими воплями провожали нас с вокзала. Я даже опасался, как бы кто-нибудь не бросился под колеса. Но хуже всех оказались те, что, вскочив в собственные машины или угнав чужие, преследовали нас вплоть до ворот дома.
      – Я лублюэтих женщин. – Каризма откинул назад роскошные волосы и заговорил в невидимый микрофон: – Я всегда готов дарить им радость, но мой ангел-хранитель, – тут он с нежностью глянул на миссис Швабухер, – моя дорогая Евангелина велела не раздавать автографов до завтрашнего собрания в библиотеке.
      – И правильно! – Бен поднял на плечо Тэма, требовавшего внимания. – Пусть дамочка, которой захочется иметь вашу подпись на нижнем белье, заплатит за удовольствие пять фунтов, но сначала отстоит в очереди вместе со всем женским населением Читтертон-Феллс.
      А не стоит ли мне… – Рокси внезапно оживилась, ее навакшенные ресницы затрепетали.
      На секунду я пришла в ужас: вдруг она сейчас сорвет с себя корсет и с застенчивой улыбкой попросит Каризму на нем расписаться? Но я ошиблась.
      – Не стоит ли мне выйти да шугануть нахалок?
      – Вы храбрая женщина! – Каризма схватил ее руку и прижал к своим несравненным губам, не дожидаясь, пока я представлю ему миссис Мэллой по всей форме.
      Опасаясь, как бы Рокси не лишилась чувств, я проводила ее во двор. Над изгородью, отделявшей наш участок от дороги, торчали женские головы.
      – Они напоминают мне обезглавленных жен Генриха Восьмого, – заметила я, но миссис Мэллой меня не слушала.
      Набрав воздуха в легкие, она завопила что было мочи. Суть ее воплей сводилась к следующему: мол, если вертихвостки немедленно не уберутся, она спустит с цепи собак, чтобы те наставили дамочкам автографов на мягком месте.
      – У нас нет собак! – напомнила я, после того как изгородь в мгновение ока очистилась.
      – А кто в этом виноват? – Миссис Мэллой оттянула воротник блузки и дунула в вырез, дабы освежиться после битвы. – По дороге к автобусной остановке я узнала от миссис Давдейл, что вы опять сбагрили псину библиотекарши, на этот раз мистеру Паучеру, и вот помяни черта…
      – Хитклиффа?
      – Нет, мистера Паучера. Вон тащится… И если глаза меня не обманывают, волочет за собой мамашу. Старая карга. Ей уж под девяносто, и до недавнего времени ее считали бессмертной. Однако, говорят, старуха начала сдавать, так что есть надежда, – с материнской заботливостью добавила Рокси, – мистер Паучер еще разгуляется во всю свою молодецкую прыть.
      Учитывая, что джентльмену перевалило за шестьдесят, я с трудом могла представить его беззаботно скачущим на дискотеках, но не осмелилась возразить Рокси: мать и сын приближались и могли нас услышать. Однако это соображение не остановило миссис Мэллой.
      – Смекаете, о чем я? – Она ткнула меня локтем под ребра. – Морда у нее словно обглоданная. – К сожалению, это было правдой. Кости на лице миссис Паучер так заострились, что о них можно было порезаться. – Но это еще что… Погодите, пока старая курица откроет рот, – Миссис Мэллой явно не собиралась закрывать собственный. – По сравнению с ее голосом сверло дантиста поет, как канарейка.
      – Ш-ш, – предостерегла я и в ту же секунду сменила сердитую гримасу на доброжелательную улыбку, поскольку Паучеры добрались до нас и поздоровались.
      Не сомневаясь, что обязана их визитом Хитклиффу, я приготовилась выслушать, куда и зачем следует послать бедного пса. Но ошиблась. Стоило мне робко заикнуться о собаке, как миссис Паучер, к моему изумлению, сложила тонкие губы в подобие улыбки и проскрипела:
      – Не морочьте себе голову! Я немножко поругала сынка за то, что приволок псину без спросу, но зверюга славный. В наше время, когда в газетах столько пишут про воров да разбойников, старой больной женщине охрана не помешает. А сегодня утром, когда я готовила себе клизму, мне пришло в голову, что мы можем заработать кучу денег, отдавая его на случку. Вот и вернем денежки, что тратим на его кормежку.
      – Он дворняга, мамаша! – мрачно, но твердо заявил мистер Паучер.
      Ответный взгляд матери не предвещал ничего хорошего: как бы сыночку сегодня не запретили смотреть телевизор. Неудивительно, что у мистера Паучера всегда унылая физиономия. Наверное, только на собрания Библиотечной Лиги он ходит с легким сердцем, не чувствуя себя нерадивым сыном. Интересно, шутил он или нет, когда говорил накануне, что подлил в молоко для родительницы какого-то снадобья? По выражению лица миссис Мэллой было понятно, что уж она-то в этом вопросе не испытывает и намека на сомнения. Но если мистер Паучер много лет назад не укокошил матушку, что можно было хоть как-то оправдать, то зачем теперь, когда здоровье древней старухи пошатнулось, торопить события?
      – Извините, – улыбнулась я мистеру Паучеру, – не расслышала, что вы сказали…
      – А все потому, что он мямля! – рявкнула миссис Паучер. Голос такой силы мог бы снести крышу с дома. – Так и не научился говорить по-человечески. А сколько я сил положила, чтобы заработать на логопеда! – Трубы на крыше слегка накренились. – Страшно подумать, сколько денег на него истратила! Надо тебе, голубчик, вставную челюсть? Пожалуйста! И тут он вдруг заартачился, словно я попросила хрустальный дворец в подарок. А я всего-навсего хотела повидать знаменитость, которую все на руках носят.
      – Вы пришли познакомиться с Каризмой?! – Я не смела взглянуть на миссис Мэллой.
      – Точно, – буркнул мистер Паучер. – Мамаша целыми днями лежит в постели, а сегодня я не мог за ней угнаться. Оставил Хитклиффа дома, побоялся, что пес язык свесит на плечо, такой мамаша взяла темп.
      – Прошу в дом. – Я старалась улыбаться как можно приветливее. – Каризма будет рад познакомиться с вами.
      – Я ухожу! – объявила Рокси. – Джорджу пора чего-нибудь перекусить, а мне – вздремнуть. Да и то сказать, порядочным женщинам определенного возраста неприлично суетиться вокруг секс-символа. – Она говорила с таким апломбом, словно только что во все глаза не пялилась на Каризму.
      Поддев локтем миссис Паучер, миссис Мэллой двинулась к воротам, а я повела гостей на кухню, где мы застали мужчину, по которому сохли миллионы женщин, в гордом одиночестве.
      Методично целуя руку старухе, Каризма довел до моего сведения, что миссис Швабухер, сославшись на неважное самочувствие, прилегла, а Бен отправился наверх с близнецами.
      – Мистер Паучер – член Библиотечной Лиги…
      Не успела я договорить, как дверь в сад отворилась и в кухню впорхнула Наяда Шельмус. Она была одета в столь короткую юбку, что ее можно было назвать совсем уж мини, на плече болтался фотоаппарат, а в руках моя подруга держала блокнот.
      – Простите, что явилась без приглашения, – пропела Наяда.
      Со всей очевидностью Наяда лгала: виноватой она себя явно не чувствовала. Миссис Паучер встретила ее ледяным взглядом, и немудрено: в длинноногой блондинке ей почудилась соперница посерьезнее меня. Бедный Каризма! Я вдруг в смятении обнаружила, что жалею его. Какое же надо иметь терпение, чтобы с утра до ночи трясти роскошной гривой и заглядывать в душу каждой женщине, попавшейся на пути? Не возникает ли ощущение, что тебя растаскивают по кусочкам, да еще требуют поставить на каждом кусочке автограф? И стоят ли того слава и деньги? Неужто ему не хочется – хотя бы иногда! – забиться в уголок, как мистер Паучер, и отгородиться от всех угрюмым молчанием?
      Наяда приплясывала вокруг Каризмы, жадно разглядывая его. Знаменитый гость мило улыбался в ответ, а миссис Паучер злобно насупилась.
      – Слов нет! (Очередная ложь: Наяда тараторила без умолку.) Честное слово, Карри, в жизни ты еще краше, чем на книжных обложках или даже в телике. Черт возьми, хорошо, что я разведена! Почему бы нам не пожениться, а? Шучу, шучу! – Ее смех рассыпался переливчатым звоном. – Хотя, если ты настаиваешь, мы могли бы переговорить с викарисой и узнать, когда она свободна.
      – Я был бы с-счастлив-в. – Каризма говорил с придыханием, глаза его горели, и Наяда, повесившая мозги на гвоздике у двери, могла всерьез вообразить, что добилась успеха там, где миллионы до нее потерпели крах.
      – Элли! – Она резко обернулась ко мне. – Будешь подружкой невесты. Но не вздумай тратиться на платье. На свадьбе все будут смотреть только на жениха.
      – Не болтай глупостей, – прорычала я, прежде чем миссис Паучер схватила разделочный нож. – Каризма вовсе не жаждет на тебе жениться. Он хочет взглянуть на церковь Святого Ансельма и познакомиться с викарисой и ее мужем.
      – О-о! – Наяда очаровательно надула губки. – Ладно, с этим я еще могу смириться, поскольку Глэдстон – член Библиотечной Лиги. Было бы куда хуже, если б ты, Крис, оказался религиозным фанатиком. Волосатая грудь – это по мне, но власяница была бы перебором. – Она пристально изучала лицо Каризмы, явно пытаясь понять, действительно ли их свадьбе не бывать.
      Я решила, что сейчас не время повторять слова миссис Швабухер о том, что ее подопечный – глубоко верующий человек, не пропускающий ни одной церковной службы. В этот момент миссис Паучер бесстыдно объявила, что находит богобоязненных мужчин невероятно сексуальными. Ее сын отозвался невнятным бурчанием, а Каризма, которого, как и Наяду, трудно было смутить, на целую минуту лишился дара речи.
      После томительной паузы, во время которой миссис Паучер пожирала моего гостя глазами, а Наяда скакала вокруг него как заведенная, Каризма заговорил:
      – По дороге на вокзал ваш супруг, милая Жизель, любезно остановился у дома викарисы. – Его чудный взгляд выделил меня среди остальных, но теперь этому взгляду недоставало огня. – Я позвонил в дверь и постучал, но никто не отозвался.
      – А, красавчик не привык, когда ему дают от ворот поворот! – с довольной усмешкой фыркнул мистер Паучер. Его даже не остановил испепеляющий взгляд родительницы.
      – Они ждали гостей на выходные, – объяснила я и тут же пожалела о своих словах.
      Возможно, я ошибалась и их гость не имел отношения к операции Глэдстона, но чем меньше разговоров, тем лучше.
      – Денек сегодня хороший, так что они могли отправиться на прогулку или на пляж! – Разобравшись с викарисой, Наяда вновь приободрилась. – А теперь перейдем к делу! – Она потрясла фотоаппаратом и помахала блокнотом перед чеканным профилем Каризмы. – Я пришла сюда не для того, чтобы глазеть, мне нужно взять интервью для нашей рекламки. Собираюсь развесить листовки в парикмахерской и прочих злачных местах.
      – Я к вашим услугам.
      – Так, дайте подумать! – Наяда выудила карандаш из футляра камеры.
      – Спроси его, надевает ли пижаму, когда ложится спать! – проскрипела миссис Паучер, заливаясь свекольным румянцем.
      Наяда, как подобает истинной профессионалке, отвергла помощь презренного любителя.
      – Карри, дорогуша, расскажи-ка о своих политических взглядах.
      – Я лублюженщин. – Жестом, исполненным благородного изящества, Каризма расстегнул несколько пуговиц на рубашке.
      – А хотел бы ты, чтобы в правительстве было больше наших сестер?
      – Я желаю с-сч-частъявсем женщинам на свете.
      – Прости, Наяда, – вмешалась я, – ты ведь не статью для «Космополитен» пишешь, а всего лишь объявление о благотворительной акции. Не стоит попусту отнимать у Каризмы время. С другой стороны, – добавила я, заметив, как у Наяды дрогнули губы, – было бы неплохо, если б ты сфотографировала его, и лучше не здесь, а в саду.
      – Чудесная идея! – Каризма излучал восторг.
      – Мы не должны забывать, – улыбнулась я в ответ, – что у вас были личные причины приехать сюда. Миссис Швабухер ясно дала понять, что ее главная цель – снять вас на фоне нашего дома.
      – Да-да, вы правы.
      – Жаль, что ваш фотограф до сих пор не появился, вы потеряли целое утро. Но Наяда с радостью сделает несколько снимков.
      – Пусть она щелкнет меня с Каризмой в обнимку, – настырно потребовала миссис Паучер, и ее долготерпеливый сынок не стал возражать.
      Не мешкая, гости вывалились в сад, а я осталась на кухне перевести дух. Но передышка оказалась недолгой: спустя тридцать секунд зазвонил телефон. Я надеялась, что Бен ответит на звонок, однако желанная тишина все не наступала, и я догадалась, что близнецы держат отца пленником в детской. Пришлось выйти в холл и снять трубку.
      – Элли, – услыхала я торопливый шепот Эвдоры, – мне необходимо переговорить с вами! У вас найдется сейчас свободная минута?
      – Конечно. Насчет интерьера?
      – Нет, совсем не об этом.
      – Отлично, потому что неделя выдалась суматошная, и я так и не начала разрабатывать варианты для вашей спальни…
      – Понимаю, у вас хлопот полон рот, особенно сейчас. – Эвдора помолчала, и я ясно увидела, как она покусывает нижнюю губу. – Ваш гость заезжал к нам сегодня утром. Глэдстон случайно увидел его в окно, и, к моему стыду, мы не открыли дверь.
      – Наверняка у вас были на то причины. (А что еще я могла сказать?)
      – И я хочу поведать о них, Элли, но не по телефону. Вы можешь заехать на полчасика?
      – Буду через пять минут! – пообещала я. Только я положила трубку, как в холл спустился Бен с детьми.
      – Прости, что не взял трубку, – извинился мой ненаглядный. – Эбби сидела на горшке, а Тэм скакал рядом, дожидаясь своей очереди.
      – Звонила Эвдора.
      – Что-нибудь случилось?
      – Не думаю. – Я положила голову на плечо мужа – пожалуй, в тихих семейных буднях есть что-то невыразимо приятное! – Я пообещала заглянуть к ней.
      – Тогда езжай. – Бен погладил меня по щеке.
      Он, как и я, понимал, что Эвдоре, всю жизнь вникающей в чужие проблемы, иногда необходимо выговориться самой. Выйдя через парадную дверь, я избежала столкновения с Каризмой и неловких объяснений, почему не беру его с собой к викарисе.
      Проезжая мимо коттеджа, я виновато вспомнила о Герте. Оправилась ли она от вчерашних страхов? Я проявила преступное равнодушие, не заглянув к няне утром. На обратном пути непременно постучу к ней, а если не откроет, влезу в окно.
      Эвдора не дала мне потренироваться – она распахнула дверь, прежде чем я успела позвонить.
      – Спасибо, Элли! Мне кажется, я никогда так не нуждалась в друге. – Викариса обняла меня и повела в уютную старомодную гостиную. – Вы, наверное, заметили в прошлый раз, что я была сама не своя.
      – Я почувствовала – что-то не так, но надеялась, что все обойдется. Мы… то есть Бен и я, мы очень любим вас с Глэдстоном.
      – Спасибо, дорогая. – Эвдора застенчиво улыбнулась и жестом пригласила меня сесть. На столе стояли две чашки кофе и бисквит – очередное творение ее мужа. – Именно о Глэдстоне я и хотела с вами поговорить.
      Моя подруга села напротив и уставилась в пустой камин.
      – Почему-то я так и думала.
      – Обычно я держу свои проблемы при себе, но на сей раз они касаются и вас тоже, Элли…
      – Правда? – Я отдернула руку, потянувшуюся было к кофейной чашке.
      – Речь пойдет о вашем муже. – Эвдора обернулась ко мне и произнесла с деланным весельем: – Видите ли, Элли, Глэдстон всегда восхищался Беном, они оба обожают стряпать, а это как-то сближает мужчин. А потом, когда Ванесса упала в обморок в церкви и Бен подхватил ее, словно пушинку, Глэдстон вдруг осознал, как невероятно красив Бен. Мой муж вдруг понял, что отныне хочет только его, и никого больше!
      – Ну нет, Бена он не получит! – воскликнула я, позабыв о трудностях Эвдоры.
      – А я-то думала, – она смущенно рассмеялась, – что вас эта идея позабавит.
      – Неужели? – Я начинала злиться не на шутку. Одно дело относиться с пониманием к желанию супруга сменить пол, и совсем другое – сватать ему мужа подруги.
      – Вы ведь современная женщина, Элли, не чета мне, и любите женские романы. Простите, если обидела вас, но мне подумалось, что вы обрадуетесь, если Бен появится на обложке сногсшибательного бестселлера. По крайней мере, издатель Глэдстона уверяет, что эта книга побьет все рекорды по продаже. – И викариса кротко улыбнулась.
      – Ничего не понимаю, – растерянно пробормотала я. – Пожалуйста, Эвдора, начните сначала и объясните, чем занимается ваш муж, когда он не печет бисквиты и не сочиняет заметки в приходскую газету.

      – Цинния Сельми! – Бен сидел на кровати, натягивая носки. Наступило утро воскресенья. – Что за имечко для мужчины!
      – Зато оно хорошо продается. – Я водила щеткой по волосам. В последнее время, к своему стыду, я пренебрегала этим упражнением, и теперь, взмахнув щеткой пятьдесят раз, совершенно выдохлась. – Она… э-э… Глэдстон Шип – один из самых популярных авторов любовных романов. Его… ее книги продаются тоннами.
      – В бумажных обложках? – Бен занял мое место у туалетного столика и причесался, даже не запыхавшись.
      Нам не было нужды торопиться, потому что Ванесса, упорно работавшая над своим новым имиджем, вызвалась присмотреть за детьми, пока мы не спустимся вниз.
      – Нечего задирать нос, – сердито обратилась я к отражению мужа в зеркале.
      – Я и не задираю.
      – Неправда! Ты, как и многие другие, полагаешь, что любовные романы – не настоящая литература. Вот если герой на протяжении шестисот страниц созерцает свой пупок – тогда это шедевр словесности. А потом больше трех экземпляров этого шедевра не продашь, потому что лишь самые высоколобые интеллектуалы способны продраться сквозь название.
      – Элли! – Бен подкрался ко мне сзади и закрыл ладонью рот. – Я вовсе не принижаю творчество Глэдстона Шипа. Когда мы с тобой познакомились, я пытался написать эротический роман, помнишь? И мы знаем, что из этого вышло.
      – Ты издал кулинарную книгу. И очень даже хорошую.
      – Спасибо, любимая. Но я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь не спал ночь, переворачивая страницы, чтобы узнать, выйдет ли говядина по-веллингтонски из духовки целой и невредимой. Если честно, я немного завидую старине Глэдстону.
      Вот я и дождалась подходящего момента, чтобы сообщить Бену самое главное: если не существует романа, на котором он мог бы поставить свое имя, то, возможно, стоит воспользоваться случаем и запечатлеть собственную физиономию на обложке нового бестселлера Циннии Сельми. Но что-то удерживало меня. И я заговорила о том, как была изумлена, узнав, что одна из моих любимых писательниц – наш добрый знакомый.
      – Что меня удивляет, – Бен застегивал пуговицы на манжетах рубашки, – почему ты не рассказала мне об этом еще вчера. Насколько я тебя знаю, ты должна была ворваться в дом и с порога объявить новость.
      Я отвернулась от мужа и принялась заправлять постель.
      – По дороге домой, я заглянула в коттедж проведать Герту. Она была такой унылой, что я битый час уговаривала ее пообедать с нами. Но эта странная особа упорно твердила, что, если столкнется с Каризмой, который как две капли воды похож на ее мужа, нервный срыв ей обеспечен.
      – По-моему, она уже сорвалась со всех катушек.
      – Я беспокоюсь за Герту. Она показала мне фотографию своего Эрнста – приземистый лысый мужичонка, ни капли сходства с Каризмой, как я ни вертела снимок. Но любовь зла. И я подумала, может быть, лягушонок вовсе не превратился в прекрасного принца, когда та девушка из сказки поцеловала его… То есть превратился, но только в ее глазах. И все пятьдесят лет счастливой совместной жизни, пока он наконец не испустил дух, лягушонок спал на кувшинке в ванной. А она всюду представляла его как своего красавца мужа, косая сажень в плечах. Женщины каменели, опасаясь, как бы он не прыгнул им на юбку, а мужчины клялись, что больше никогда не притронутся к виски.
      – Ква-ква!
      Вот так всегда: на меня находит озарение, а Бен все сводит к детской забаве.
      – Я вовсе не тебя имела в виду. Все вокруг только и твердят о том, какой ты красивый. Если в нашей семье и есть лягушонок, так это я.
      – Теперь тебя одолел приступ ложной скромности?
      – Но ведь никто никогда не предлагал мне сняться для…
      – Ты это о чем?
      – Так… ни о чем. – Я лицемерно улыбнулась. – Просто немного отвлеклась. Но давай вернемся к тому, почему я не рассказала тебе про Глэдстона еще вчера. Если помнишь, после того как я вернулась домой, мы с тобой ни на секунду не оставались одни. Хорошо хоть Наяда и Паучеры ушли. Но то Ванесса сидела с нами, то я успокаивала миссис Швабухер – бедняжка до сих пор не может оправиться после встречи с Лестер-Смитом. Дети постоянно требовали внимания. И конечно, Каризма! Нельзя же было, предоставить его самому себе – мол, пусть себе стоит перед зеркалом и трясет гривой сколько душе угодно. День выдался утомительный, и к вечеру я уже спала на ходу.
      – Все-таки странная эта история с фотографом. – Бен натягивал свитер, и его голос звучал приглушенно.
      – То, что он так и не появился?
      – Именно. По словам миссис Швабухер, съемки на фоне Мерлин-корта были основной целью визита Каризмы. Отважный рыцарь защищает замок от врагов королевства. Но прошли все сроки, а фотографа нет как нет. И я не сказал бы, чтобы Каризма или миссис Швабухер особенно переживали по этому поводу.
      – Согласна. Но миссис Швабухер сама не своя в последнее время, и, наверное, это как-то действует на Каризму, который, судя по всему, к ней очень привязан. И как же ты объясняешь отсутствие фотографа?
      – Подозреваю, что разговоры о съемках служили дымовой завесой. – Бен плюхнулся на кровать, заложил руки за голову. – Не связано ли желание Каризмы участвовать в сборе средств для вашей затеи с Глэдстоном и его книгами?
      Весьма уместный вопрос. Момент истины приближался, и я сожалела, что так долго ходила вокруг да около. Дети, гости – все это пустые отговорки! Могла бы еще вчера ввести Бена в курс дела. Но как же не хочется признаваться в том, что тебя облапошили!
      – Когда миссис Швабухер заявила, что Каризма свободен только в эти выходные, – я накручивала край простыни на палец, – мне и в голову не пришло подвергать сомнению ее слова. Я была безумно благодарна, что он вообще согласился приехать. Времени на подготовку нам дали в обрез, но в таких местах, как Читтертон-Феллс, слухи распространяются со скоростью лесного пожара. – Я горестно вздохнула. – Надо же быть такой доверчивой! Я была тронута, когда миссис Швабухер сказала, что Каризма захочет пойти в церковь. И сирена не взвыла в моей голове, когда он спросил, дружим ли мы с соседями. Теперь-то понятно, что он частенько наводил разговор на Глэдстона Шипа, надеясь, что я предложу свести их.
      – Но почему он выбрал именно эти выходные? – Бен придвинулся ближе и взял меня за руку.
      – По словам Эвдоры, Каризма подгадал к визиту издателя. Именно его Глэдстон ждал в гости, собираясь обсудить книгу, которая вот-вот выйдет. «Рыцарь на все времена» – продолжение романа покойной Азалии Твайлайт, имевшего бешеный успех. Издатель отказывался до поры до времени называть имя автора, и в прессе шли горячие споры, доходившие до взаимных оскорблений, кто же получил заказ на этот лакомый кусочек. Да и то, что под именем Циннии Сельми скрывается Глэдстон Шип, также большой секрет.
      – И каким же образом Каризма стал обладателем этого секрета?
      – Ему предложили сняться для обложки.
      – Надо полагать, предложила женщина. – Бен откинулся на спину и искоса глянул на меня. – Какая-нибудь экзальтированная идиотка. Но почему Каризма, имея в кармане контракт на «Рыцаря», из кожи вон лез, чтобы познакомиться с Глэдстоном?
      – Причин могло быть сколько угодно!
      – Согласен. Но что об этом говорит Эвдора?
      – Глэдстон категорически не желает, чтобы Каризма украсил обложку его книги. Он уверяет, что Каризма совершенно не похож на героя и обложка не должна вводить читателя в заблуждение. Вроде бы персонаж Глэдстона, кроме приятной внешности и величия души, обладает еще и утонченностью, поэтому необузданность Каризмы автору претит. Рыцарь Глэдстона – среднего роста, с черными вьющимися волосами, довольно коротко подстриженными, а глаза его меняют цвет от изумрудного до темно-синего.
      – Следовательно, – здравомыслящий Бен даже не моргнул, – Каризме придется напялить парик, костюм-тройку и встать на колени.
      – Не говори глупостей! – рассердилась я. – Он не может поступиться своей внешностью, да и Глэдстон все равно бы не согласился. Эвдора говорит, что муж часами – нет, целыми днями! – вчитывался в контракт с издательством в надежде найти лазейку. Но у него нет права вето на обложку.
      Переведя дух, словно после тяжелой работы, я припомнила документы на журнальном столике в гостиной Эвдоры. Тогда, дав волю своему воображению, я решила, что эти бумаги имеют отношение к медицине.
      – По словам Эвдоры, Глэдстон страшно переживал. А когда Библиотечная Лига вздумала пригласить Каризму, он подумал, что его преследует злой рок. А еще эта необходимость лечь в больницу.
      – Что-нибудь серьезное?
      – Ему сделают обрезание.
      – Ох-х, – отозвался Бен.
      – Эвдора говорит, он давно должен был это сделать, и она очень расстроена… то есть не из-за обрезания, а потому что на мужа навалилось все и сразу.
      – Ты хочешь сказать, что Каризма примчался в Читтертон-Феллс, потому что лишился сна из-за нежелания Глэдстона видеть его на обложке романа? Неужто у нашего красавчика столь трепетное сердце?
      – Уж не знаю, какое у него сердце, но несколько дней назад Каризму известили, что этой работы ему не видать как своих ушей.
      – Элли, я что-то не улавливаю.
      – Все просто, как дважды два. Глэдстон впал в самую настоящую депрессию. Спицы и кастрюли валились у него из рук, и он пошел на крайний шаг: объявил издателю, что не считает себя более обязанным хранить в тайне свое настоящее имя. Пригрозил, что публично объявит, что он и есть Цинния Сельми. И ситуация немедленно приняла совсем иной оборот.
      – Наш друг сделал умный ход.
      – Издатель, – продолжала я, – умолял Глэдстона передумать, мол, тиражи «Рыцаря на все времена» катастрофически упадут, если станет известно, что автор романа мужчина. Мало того, мужчина, который носит серые вязаные джемперы и пишет в приходскую газету. Но Глэлстон уперся. Даже огромный букет, присланный издателем, и обещание повысить гонорар за следующую книгу Цинни Сельми не смягчили его. И позавчера Глэдстон получил следующее предложение: если он сохранит тайну своего псевдонима, Каризма не появится на обложке.
      – И миссис Швабухер тут же села в поезд и на всех парах двинула сюда, чтобы угостить тебя обедом в «Абигайль»! – Бен вскочил. – Не кажется ли тебе, дорогая, что она и ее обворожительный клиент проделали довольно грязный трюк?
      – Ну… Каризма тут ни при чем.
      – Ну разумеется!
      – По-твоему, получив щелчок по носу, он должен был смиренно отойти в сторонку?! Была задета его профессиональная гордость. Он – самая знаменитая модель в книжном мире, а «Рыцарь» непременно наделает много шума. Но… я немного обижена на миссис Швабухер: она могла бы рассказать мне о своих трудностях.
      – Утешайся тем, – ласково напомнил Бен, – что ее план провалился.
      – Их план не задался с самого начала: то свита отравилась, то фотограф куда-то пропал. Думаю, Каризма действительно хотел сниматься здесь. Глэдстон поселил своего героя в доме, очень похожем на наш. Если бы Каризма сфотографировался на фоне Мерлин-корта, у него, возможно, появился бы шанс уговорить Глэдстона.
      – А вчера ему опять не повезло. Когда он постучался к викарисе, никого не оказалось дома: – Бен был далек от сочувствия.
      – Он собирается сегодня на утреннюю службу, – вспомнила я. – Но Эвдора сказала, что Глэдстона в церкви не будет: он обедает с издателем, а нам, Бен, надо серьезно поговорить.
      – О меню их обеда?
      – Нет, об издателе. – Я с размаху села на стул, вытянула ноги и уставилась на носки шлепанцев. – Глэдстон хочет, чтобы ты познакомился с этим человеком и убедил его в своей невероятной фотогеничности. Что ты таращишь глаза? – Я старалась придерживаться добродушно-игривого тона. – Неужто до сих пор не сообразил, к чему я клоню? Издатель жаждет помириться с Глэдстоном и согласится на все. А Глэдстон желает, чтобы на обложке «Рыцаря» был ты!
      – Шутишь?!
      – По мнению Эвдоры, у тебя истинно геройская внешность.
      – У меня? – Бен с довольной улыбкой принялся изучать свое отражение в зеркале. Звездная болезнь уже началась?
      – Глэдстон сделал это потрясающее открытие, когда Ванесса шлепнулась в обморок в церкви, а ты подхватил ее.
      Я содрогнулась. И как это раньше до меня не дошло! Бен и Ванесса! Вот ключ ко всему. А как же я? Неужели окажусь на обочине жизни?! Бен затмит Каризму, а уж хищная Ванесса постарается почаще вертеться рядом с моим мужем. И тогда…
      – Итак, – мои глаза были закрыты, – тебя интересует это предложение?
      – Надо подумать. – Бен подошел ко мне сзади и чмокнул в макушку. – Что тебе известно о герое этой книги?
      – Вначале он пребывает где-то далеко от Мерлин-корта, или как там называется его дом в романе, – забормотала я, изо всех сил стараясь изгнать из головы образ Ванессы, млеющей в объятиях Бена. – Его корабль потерпел крушение, и он храбро обживает голый остров, заросший кокосовыми пальмами. С корабля он ничего не успел прихватить, если не считать роскошной блондинки. – Я снова вздрогнула.
      – Так мне придется позировать голышом?
      – Нет… По крайней мере черной повязкой на глаз тебя обеспечат.
      – Очень лестное предложение. Но я должен считаться с твоими чувствами, дорогая. Тебе понравится, если миллионы женщин станут пялиться на мою мускулистую грудь и укладываться со мной в постель?
      – Это было бы забавно, – соврала я, выдавив улыбку. – Ты ведь заработаешь кучу денег. И речь не идет о том, чтобы заниматься этим всю оставшуюся жизнь.
      – Верно! – Бен привлек меня к себе. – Да и стань я профессионалом, все равно не бросил бы ресторан. Надо быть реалистом, Элли: стоит появиться парочке морщин, как спрос на мои услуги покатится вниз. Хотя, – Бен внезапно разомкнул объятия, вернулся к зеркалу и втянул щеки, – я мог бы продлить свою карьеру модели, выкрасив волосы и сделав подтяжку лица.
      – Зачем останавливаться на полумерах? – Я уперла руки в бока, чтобы унять дрожь в пальцах. – Молодеть, так уж на всю катушку: сделать липосакцию, подтянуть живот. Но не будем забегать вперед. Прежде тебе необходимо встретиться с издателем, хотя, по словам Эвдоры, это всего лишь формальность. Обед назначен на час, и…
      – Ничего не выйдет. – Бен перестал строить глазки своему отражению и обернулся ко мне. – Я опоздаю на благотворительную акцию в библиотеку… если вообще смогу там появиться.
      – Тебе не обязательно туда идти. Правда, я не обижусь. Единственная проблема – близнецы. Я собиралась попросить… Ванессу остаться с ними, но вряд ли это получится.
      – Почему?
      – Потому что, – каким-то образом мне удалось взять бодрый тон, – Глэдстон пригласил на обед и Ванессу тоже. Он хочет, чтобы вы воссоздали ту позу, что дала вам золотой шанс. Ванесса – профессиональная модель, и, кто знает, возможно, ей предложат воплотить героиню. Не сомневаюсь, блистать на книжной обложке моей прелестной кузине понравится куда больше, чем кувыркаться на спортивных снарядах Джорджа Мэллоя.
      Бен не успел ответить. Дверь в спальню отворилась, и – помяните черта! – в комнату скользнула Ванесса – чудным видением, которое вернуло бы к жизни любого мужчину, потерпевшего кораблекрушение.
      – Ах, простите, – промурлыкала она, – я надеялась застигнуть вас в особо неприличный момент.
      Я улыбнулась кузине.
      – Тебе это удалось, мы как раз говорили о тебе.
      – Ну вот, опять я не вовремя, – Ванесса издала столь глубокий вздох, что ее абрикосовая юбка всколыхнулась, словно от порыва ветра, – но тебя просят к телефону, Элли. Некий полковник Лестер-Смит. Голос у него совершенно несчастный, так что поспеши его утешить, а Бен тем временем расскажет, каким образом я оказалась увлекательной темой вашей беседы. О детях не беспокойся, – кузина с насмешливым видом распахнула передо мной дверь и сделала книксен, – их ублажает целая компания. Прибыли Джордж с мамашей, и Каризма спустился вниз десять минут назад.
      – Элли, думаю, мы должны закончить разговор, – произнес мне вдогонку Бен.
      – А я думаю, – свирепо бросила я через плечо, – что ты должен переговорить с Ванессой, если не хочешь упустить свой шанс!
      Какое благородство с моей стороны! Вся беда в том, что мне ничего больше не оставалось, как демонстрировать благородство. Бен получил умопомрачительное предложение, такой шанс выпадает раз в жизни, и нет никаких надежд, что он им не воспользуется. И у меня даже нет ни малейших оснований осуждать Ванессу. Если она появится, на обложке «Рыцаря на все времена», то вовсе не потому, что гонялась за этой работой. Очаровательная кузина не виновата, что исключительно грациозно и женственно рухнула в обморок прямо на руки моему мужу.
      Боже! Должно быть, в эту минуту Бен и Ванесса репетируют выигрышную позу в моей спальне. И надо быть последней скотиной, чтобы не восхититься их трудолюбием. С такими мыслями я и схватила телефонную трубку.
      – Алло, – прощебетала я, как и подобает благородной, отказывающей себе во всем жене.
      – Простите, миссис Хаскелл, если оторвал вас от чего-нибудь важного. Холостяки частенько забывают, что в домах других людей кипит жизнь, – бесконечно печальным голосом произнес Лестер-Смит.
      Как бы мне хотелось развеселить его, поведав в красочных подробностях об изумительных диванных подушках из шотландки, которые украсят его новый дом, унаследованный от мисс Банч. Но, увы, я могла лишь пообещать, что займусь его жилищем в ближайшие дни.
      – Я звоню не по этому поводу, миссис Хаскелл.
      – Я так и думала.
      – Встреча с Евангелиной немного выбила меня из колеи. Я рад, что ее жизнь сложилась удачно. Она нашла в себе силы снова выйти замуж, и вроде бы за приличного парня. А теперь вот стала менеджером мировой знаменитости и, похоже, души в нем не чает.
      – Да, – пробормотала я.
      – Впрочем, чему тут удивляться.
      – Вы о Каризме?
      – Нет, о том, как она смотрела на меня тогда… в библиотеке. – Голос Лестер-Смита дрогнул. – Она смотрела на меня словно на совершенно чужого человека. Конечно, мы были женаты очень недолго. Обошлись даже без шумного развода. Брак под сурдинку аннулировали, и вся недолга.
      – У вас почти не было времени, чтобы подготовиться к встрече с миссис Швабухер, – осторожно проговорила я, опасаясь, как бы старый вояка не подумал, будто я утешаю его, словно малое дитя. – Что до Евангелины, когда вы внезапно появились в библиотеке, у нее, наверное, голова пошла кругом. На собрании мы вспоминали вас, но как «полковника», не называя фамилии. Уверена, ее реакция была вызвана шоком, а не тем, что она не могла…
      – …припомнить, кто я такой? Сожалею, миссис Хаскелл, что не оправдываю ваших ожиданий, но, боюсь, на благотворительной акции в память о мисс Банч меня не будет. Я не уверен, что смогу держаться как подобает офицеру и джентльмену.
      – Понятно, вы расстроены…
      – Вовсе нет, – удивился полковник. – Уж скорее, простите за выражение, чертовски зол. Подозреваю, что зря я деликатничал в нашу первую брачную ночь. Если бы я повел себя, как дикий вепрь, Евангелина без труда бы вспомнила, где мы встречались раньше. У алтаря.
      – Думаю, вы совершаете ошибку, отказываясь прийти в библиотеку. – Я сочувствовала полковнику всем сердцем. – Во-первых, никто из членов Лиги не умеет так ловко обращаться с кофеваркой, как вы, а во-вторых, что более важно, по-моему, вам необходимо снова увидеть миссис Швабухер, чтобы разобраться в своих чувствах. Обещайте, что подумаете!
      Торопливо распрощавшись, дабы Лестер-Смит не вообразил, будто на него давят, я положила трубку. И, как оказалось, очень вовремя.
      Из своей спальни вышла миссис Швабухер в розовом халате и такого же цвета сетке на голове.
      – Вас разбудил телефон? – осведомилась я.
      – Звонок послужил сигналом, что пора мне, лежебоке, продирать глазки. – Миссис Швабухер опустила взгляд на свои пушистые розовые шлепанцы. – В такое чудесное утро Каризма наверняка захочет взять меня с собой в церковь.
      – Увы, но мужа викарисы, Глэдстона Шипа, не будет на утренней службе. – В голосе моем помимо воли звучала вселенская скорбь. – Да и вообще, миссис Швабухер, даже если вы откроете свои карты и отправитесь к Глэдстону с визитом, боюсь, толка не будет.
      – Жизель, – миссис Швабухер затрепетала, словно перышки на ее любимом боа, – как вы узнали о моей маленькой хитрости?
      – Викариса рассказала мне о «Рыцаре на все времена». Мне очень жаль, что в Мерлин-корт вас привела корысть, но я не держу обиды.
      – Простите меня, Жизель, – пробормотала миссис Швабухер с удрученным видом. – Я вовсе не собиралась брать вас за горло и требовать, чтобы вы замолвили за нас словечко перед настоятельницей. Лестер-Смит может подтвердить, я робкая женщина.
      Я слушала вполуха, в висках у меня пульсировало. Что-то там поделывают Бен с Ванессой?! Если так будет продолжаться, то моего благородства хватит ненадолго.
      – В этом моя сила и слабость, как деловой женщины, – продолжала бубнить миссис Швабухер. – Стоило мне взглянуть на вас с Беном, как я поняла, что вы созданы друг для друга. Сказка о Золушке стала былью. (Я стиснула кулаки.) Но вы должны понять, я всего лишь хотела помочь моему дорогому мальчику. Если он не получит этот контракт, его получит кто-то другой и в модельном бизнесе появится новая восходящая звезда. И тем не менее Каризма, добрая душа, – глаза миссис Швабухер затуманились, – испытывал угрызения совести, глядя, как я действую.
      – Не сомневаюсь! – Мой голос дал петуха, с такой страстью я выкрикнула эти слова. – Каризма не стал бы мечтой каждой женщины, если бы под его феноменальной внешностью не скрывалось отзывчивое сердце.
      – Так вы нам поможете, Жизель, голубушка? – умоляюще прошептала миссис Швабухер.
      У меня сжалось сердце. Мне было бесконечно жаль эту розоволосую старушку, мне не верилось, что отныне жгучие глаза Каризмы перестанут взирать на меня с обложек любовных романов, но больше всего мне было жаль себя. Я собственными руками толкнула Бена в объятия Ванессы!
      – Бесполезно. Глэдстон хорошо знает, как выглядит Каризма. И… – я запнулась, – по словам его жены, он отдал свое сердце другому.
      Лицо моей гостьи порозовело в тон халату.
      – Кому?! – выдохнула она.
      – Новичку. – Я судорожно сглотнула. – Надо ли полагать, что теперь мы не можем рассчитывать на помощь Каризмы в сборе средств?
      – Каризма выполнит свое обещание. – Сетка на голове миссис Швабухер теперь смотрелась царской короной.
      – Если вас беспокоит присутствие Лестер-Смита, так это он звонил пять минут назад и сказал, что не намерен приходить в библиотеку. Хотя он может и передумать.
      – Лучше бы его не было. Знаете, Жизель, когда я увидела, как изменило его время… вместо прежнего статного красавца – старый сухарь! – Миссис Швабухер поежилась. – Я даже уронила боа и забыла его в библиотеке.
      – Не сомневаюсь, оно дожидается вас в читальном зале. – Я умолчала о том, что грымза, сменившая мисс Банч, может потребовать внушительный штраф за подобную небрежность.
      Пробормотав нечто невнятное о моих материнских обязанностях, я оставила миссис Швабухер снаряжаться для будущих подвигов.
      На кухне сидела другая грымза, у которой библиотечная особь могла бы кое-чему поучиться. Миссис Мэллой прихлебывала какую-то жидкость из чашки.
      – Доброе утро, миссис X. – Рокси оглядела меня с головы до ног. – Или уже добрый день?
      – Где все, миссис Мэллой?
      – Космический корабль приземлился перед домом. – Рокси величественно встала и огладила обтянутые бархатом бока. – Джордж схватил детишек и забрался на борт, а мистеру Великолепному, Каризме то бишь, пришлось ухватиться за хвост машины. Не успела я и глазом моргнуть, как они исчезли в зеленом дыму.
      – Вы пьете чай или…
      – Я жалею ваши нервы.
      – Зачем? – Я ухватилась за спинку стула. – Что-нибудь случилось с детьми?
      – Ничего, разве что вы напугали их до смерти. – Миссис М эллой сурово глянула на меня из-под неоновых век. – Орали наверху как резаная.
      – Орала?!
      – Орали, орали. Так что я велела мужчинам вывести детей в сад, пока тарелки с полок не попадали и не поранили кого-нибудь. И кто же, – игривым тоном осведомилась Рокси, – вас так завел, миссис X.? Только не говорите, что невеста моего Джорджа. Я прямо-таки полюбила эту девушку, после того как она пообещала подарить мне шубу, купленную в прошлом году. Похоже, норка ей приелась. И уж конечно, не муженек вас разозлил. Мужчины такие нежные создания! Каризма сегодня любовался своим отражением в тостере. Я сказала, что с него и пенса не возьмут, если он выйдет в холл и встанет перед большим зеркалом. Так, не поверите, он жутко смутился!
      – Я беседовала с миссис Швабухер… – Со стыда можно сгореть! Неужели я до такой степени не в состоянии контролировать себя?!
      – Да? – Миссис Мэллой жадно пожирала меня глазами.
      Пока я размышляла, следует ли удовлетворить ее ненасытное любопытство, в кухню вошел Джордж. Его физиономия горела ярче рыжей шевелюры. Джордж оглядел нас и загадочно проговорил:
      – Дамы, не желаете ли посмотреть на дуэль?
      – На что?
      – Пусть ребятки порезвятся! – Завидев сыночка, миссис Мэллой расплылась в блаженной улыбке. Сейчас она изрядно напоминала деревенскую дурочку. – Устроят нам спектакль, ну как в кино про благородных разбойников. А что тут плохого? Вчера вечером я рассказывала Джорджу про сабли…
      – Они называются рапирами, мамаша. Рокси ткнула меня в бок.
      – Вот что значит образование. У моего сынули мозги первый сорт, что правда, то правда.
      – В чем нам и предстоит убедиться, когда он споткнется и ему продырявят голову, – сурово заметила я.
      – Чушь! – Миссис Мэллой бросила на меня уничтожающий взгляд. – Так вот, вчера я рассказывала Джорджу о рапирах…
      – Ты в это время мыла морковку в дуршлаге, – встрял ее ненаглядный отпрыск, плоть от плоти своей родительницы.
      – Верно. – Тон миссис Мэллой ясно давал понять, что материнской гордости есть предел: как бы ни был смышлен малец, но старших перебивать нельзя. – Дуршлаг меня и навел на мысль об этих сетчатых масках, что мистер X. купил на ярмарке. Помните, миссис X., мы на днях об них вспоминали. Короче, когда Каризма спустился на кухню, я сказала, что стыдно двум молодцам сидеть взаперти в такое чудесное утро и почему бы им не выйти на улицу и не поиграть в пиратов.
      – А мне вы сказали, – холодно произнесла я, – что выгнали всех во двор, потому что я «орала»!
      – Я всегда говорю правду. – Рокси поспешно вытолкала сына в сад, посулив, что мамуля сию минуту выйдет посмотреть на его забавы. – Смолчала только о том, что Джордж и Каризма взяли сабли и прочие погремушки. У вас была такая физиономия, будто вы сейчас разорвете всех в клочья. Так что стряслось-то?
      – Кстати, о нездоровых порывах. – Я выглянула в окно, но ни дуэлянтов, ни детей нигде не было видно. – Зачем вам понадобилось стравливать этих молодых людей? Вы что же, подговорили Джорджа дать выход его ревности?! – Последнее слово далось мне с трудом.
      Миссис Мэллой напустила на себя возмущенный вид.
      – Да у меня и в мыслях ничего такого не было! Я не из тех, кто копит злобу, а уж тем более на мужчину, при виде которого просто зуд начинается – не будем уточнять, в каких местах.
      Она договаривала уже на бегу. Я выскочила во двор вслед за Рокси. Небеса сияли пронзительной синевой. Лживое притворство с их стороны, злобно подумала я. Уж каким-каким, а «добрым» это утро никак назвать нельзя. Мало того что Бен вознамерился бросить меня и сделать карьеру секс-звезды, так еще сейчас явно назревает какая-то гадость. Подавленность, которую я ощущала на пикнике с Беном или в саду «Высоких труб», была сущим пустяком по сравнению с тем чувством, что одолевало меня сейчас.
      Эбби и Тэм ковыляли мне навстречу по каменным плитам. Я бы подхватила обоих, если бы миссис Мэллой не опередила меня. Пришлось довольствоваться одним Тэмом. Так я не только последняя ревнивица, но еще и плохая мать! Бросить близнецов на попечение чужих людей!
      А что, если б малыши направились ко рву? Правда, утонуть в нем нельзя, потому что, готовясь к рождению детей, мы благоразумно осушили канаву. Крутых обрывов также не наблюдалось, поскольку ров служил не практическим целям, а декоративной деталью.
      Рокси явно не разделяла моих страхов. Устроившись на скамье, походившей на саркофаг, и усадив Эбби на колени, она благодушно обронила:
      – Ой, ну просто глаз не отвести! Миссис Мэллой имела в виду не красоты природы, не яркое солнце в лицемерно голубом небе, не цветы, испускавшие одуряющий аромат, и даже не дымчатую зелень деревьев. Ее взгляд был прикован к мужчинам, скрестившим клинки в глубине двора. Один – прирожденный танцовщик, непревзойденный исполнитель менуэта смерти, неуязвимый герой, чьи волосы развевались, как победное знамя, еще до того, как был нанесен первый удар. Другой – неотесанный мужлан, которого сейчас проткнут, как спелый помидор, подденут на острие рапиры и швырнут к ногам удрученной мамаши.
      – Что скажешь, мам? – крикнул Джордж. – Не пора ли скомандовать «На старт, внимание, марш»?
      – Миссис Хаскелл, окажите великую честь быть моим секундантом! – Каризма отвесил изящный поклон.
      – Вы затеяли глупую игру, – попыталась крикнуть я, но локоны Тэма заткнули мне рот.
      – Давайте, ребята, чего тянуть! – отдала приказ миссис Мэллой.
      – Верно, я не хочу опоздать в церковь, – с достоинством произнес Каризма, вытянул руку с рапирой и проделал несколько виртуозных танцевальных па.
      – Торопитесь в церковь? – загоготал Джордж. – Или на церковное кладбище?
      – К бою! – последовал ответ, и не успела я перевести дух, как дуэль началась.
      Блики на сверкающей стали резали глаза, но я была не в силах отвернуться. Здравый смысл по крохам возвращался ко мне. Я настойчиво убеждала себя в правоте миссис Мэллой, мол, дуэль – развлечение вполне безобидное, как вдруг Джордж поскользнулся, выкрикнул: «Задет!» – и плюхнулся на спину в нескольких сантиметрах от рва.
      Не успела его мамаша побледнеть, как он вновь вскочил на ноги, готовый продолжить драку. Наблюдая за Джорджем, я поняла, что, благодаря привычке лично испытывать свою продукцию, он находился в хорошей физической форме. Однако сумел ли этот нескладный человек одолеть Каризму, профессионала в фехтовании, так и осталось невыясненным.
      Как вы думаете, кто в самый критический момент летним ветерком ворвался во двор? Конечно же, Ванесса! Замерла ли она как вкопанная, увидев, что жених размахивает клинком? Разумеется, нет. Ванесса пронеслась по двору, даже не взглянув на будущую свекровь, кузину и племянников, и похлопала Джорджа по плечу, словно тот не бился на поединке, а болтал с соседом через забор.
      – Дорогой! Ты не поверишь!!!
      – Несси, погоди! – Джордж парировал удар с похвальной точностью. – Я занят…
      – Но я так взволнована, – щебетала Ванесса, не замечая сверкания клинков. – У меня удивительные новости. Оказывается, старый пень, что женат на викарисе, пишет любовные романы И хочет, чтобы Бен позировал для обложки книги под названием «Рыцарь на все времена». А у меня есть шанс получить роль героини!!!
      – Что?! – Джордж замер и выронил рапиру. Но, к счастью, опасности он больше не подвергался.
      Каризма, впав по понятным причинам в рассеянность, сделал шаг назад и рухнул в пустой ров.

      – Только не надо, Эвдора!
      – Вы о чем, Элли?
      – Только не говорите, что ничего страшного не произошло.
      – Элли, как вы могли подумать…
      Моя подруга, наша викариса, выглядела замечательно в нежно-розовой блузке и таком же пуловере.
      – Успокойтесь, вы всего лишь человек, а потому имеете право недолюбливать парня, из-за которого Глэдстон едва на стену не лез.
      – Но это не значит, что я должна радоваться, когда этот парень падает в ров.
      – Он легко отделался: всего-навсего шишка на голове и царапина на шее – поцарапался рапирой, когда летел вниз.
      – И это все? – Эвдора наклонилась ко мне и прошептала в ухо с очаровательным ехидством: – А его самомнение не пострадало?
      Библиотека была битком набита: девяносто девять процентов женского населения Читтертон-Феллс сгорало от нетерпения, ожидая явления Короля Книжных Обложек. Нас с Эвдорой прижали к окну, выходившему на Рыночную улицу. Наверху, в читальном зале, Наяда и миссис Давдейл раскладывали угощение – миниатюрные пирожные – и разливали лимонад. Поначалу возникла паника: не обнаружили на месте шнур от кофеварки, потом вспомнили, что мистер Паучер использовал его как поводок для Хитклиффа. Сэр Роберт Помрой заметил с удивительной прозорливостью, что жидкости в кофеварке хватит самое большее на десять чашек, потому от нее все равно мало толку. Хотя это обстоятельство не извиняет мистера Паучера: негоже разбазаривать библиотечную собственность.
      – Что! Что! – заключил сэр Помрой.
      Будь мисс Банч жива, она наложила бы на виновника штраф и, кроме того, обязала бы его в течение месяца наводить порядок на книжных полках. Похоже, новая библиотекарша, миссис Харрис, придерживалась не менее суровых взглядов. Прокладывая себе путь острыми локтями, миссис Харрис добралась до нас с Эвдорой. Стекла ее очков воинственно поблескивали, предвещая страшную кару тому, кто утаивал правду о похищенном шнуре.
      – Хочу обратить внимание, что во вверенном мне учреждении зафиксировано серьезное нарушение правил. – Пронзительный голос библиотекарши явно противоречил объявлению, висевшему на стене: переговариваться разрешалось исключительно шепотом, даже в случае пожара или вооруженного ограбления. – Если подобное повторится, – грымза свирепо глянула на меня, – мне ничего не останется, как запретить Библиотечной Лиге проводить собрания.
      – Что повторится? – Эвдора подавила улыбку.
      – Позавчера в читальном зале я обнаружила боа!
      Две дамы, стоявшие рядом, испуганно взвизгнули. Еще секунда, и толпу охватила бы паника, дамы рванули бы к выходу, насмерть затаптывая друг друга. Поэтому я поспешила оповестить всех, кто мог меня слышать: речь идет не о страшном удаве, а о предмете туалета.
      – Боа принадлежит миссис Швабухер, менеджеру Каризмы, – добавила я.
      – Хоть королеве-матери! – не унималась грымза. – Передайте владелице, миссис Хаскелл, что здесь библиотека, а не бюро находок. Надеюсь, когда эта бесстыдная гулянка закончится, у меня больше не возникнет поводов для жалоб. Записывает ли кто-нибудь имена посетителей? Если вдруг обнаружится пропажа книг, нам потребуется список подозреваемых.
      – Сэр Роберт Помрой собирает входную плату, – ответила я.
      – И когда вы ожидаете мистера Каризму?
      – Минут через пятнадцать.
      – Хочу сразу предупредить, миссис Хаскелл, к регистрационной стойке я его не подпущу! Раздавать автографы он может за любым из столов для читателей. И надеюсь, мистер Каризма захватит с собой ручку, дабы не переводить наших чернил. Бюджет библиотеки строго ограничен.
      – У этой особы просто дар портить настроение, – заметила я, когда грымза растворилась в толпе.
      – У нее была грозная предшественница, и, возможно, после мисс Банч она боится показаться слишком уступчивой. – Моя подруга провела ладонью по седеющим волосам. – Элли, я хотела спросить, как вы относитесь к тому, что ваш муж, возможно, появится на обложке «Рыцаря на все времена»?
      Я растянула губы в лицемерной улыбке.
      – Бен будет счастлив. Значит, и я тоже.
      – Увы, я чувствовала себя совсем иначе, когда Глэдстон решил раскрыть тайну своего псевдонима. Я думала только о себе, о том, каково мне будет, когда все узнают, кто автор этих книг с весьма откровенными сексуальными сценами. Вы ведь сами стали свидетелем, как я чуть не закатила Глэдстону скандал. Стыдно сказать, но я пребывала в таком состоянии не один день… Теперь я молюсь только об одном: как бы мне загладить свою вину перед мужем.
      Я обняла подругу, что было непросто в такой толчее.
      – Стоит ли так переживать? Я понимаю, люди с ограниченным кругозором, включая, возможно, епископа, могут косо посмотреть на служительницу церкви, чей муж пишет знойные романы.
      – Дело не в этом. – Эвдора уставилась прямо перед собой. – Меня больше беспокоило другое… Я буду стоять на церковной кафедре и читать проповедь, а мои прихожане станут не столько слушать меня, сколько гадать, что Глэдстон выдумал, а что списал с натуры. Ни один мужчина, Элли, не обладает таким богатым воображением.
      – Понятно, – кивнула я, а перед глазами встала картина: Эвдора в пылу страсти, не подобающей служительнице церкви, отдается возлюбленному на бильярдном столе. Я помотала головой, чтобы стряхнуть наваждение. – Но ведь все обошлось. Издатель согласился не приглашать Каризму, а Глэдстон взамен пообещал не раскрывать тайну псевдонима.
      – Будем надеяться, Элли, что он сумеет сохранить эту тайну.
      – Бену и Ванессе я велела помалкивать. Миссис Мэллой и ее сын в курсе, – призналась я. – В любом случае их не удалось бы держать в неведении, потому что Ванесса выходит замуж за Джорджа. Но они поклялись, что никому не скажут ни словечка. Не сомневаюсь, на них можно положиться.
      Глаза Эвдоры сузились.
      – Хотела бы я быть столь же уверенной в Каризме. Не думайте, Элли, я не преувеличиваю. Каризма вряд ли рискнет подгадить издателю Глэдстона, публично объявив, кто такая Цинния Сельми. Но он вполне способен намекнуть об авторстве Глэдстона кому-нибудь из обитателей нашей деревни.
      – А вы не наговариваете на него?
      – Элли, этот человек – змея!
      Последнее слово было подхвачено дамой, стоявшей в двух шагах от нас. Она зашипела на ухо соседке, но та ответила, что уже слыхала о боа-констрикторе, выпущенном в читальный зал, но полагает, слух был пущен какой-нибудь ярой поклонницей Каризмы, чтобы распугать других охотниц за автографом.
      – Привет, девочки! – Перед нами словно из-под земли выросла Наяда. Она сияла как медный грош. – Отныне наша жизнь в наших руках! Публика на взводе, и за место поближе к Каризме может начаться смертоубийство. Мой экс-муж вряд ли примет участие в битве, о чем, думаю, вы и сами догадывались. Лео дал ясно понять, что явится только затем, чтобы отдать пять фунтов на благое дело. Он ведь у нас знатный филантроп и отвратительный скептик. Ни на грош не поверил, что Каризма пришел в восторг от моих фототалантов и предложил контракт! – Наяда качнула бедрами, толкнув даму, стоявшую рядом, та упала на соседку, и так по цепочке.
      – Каризма и вправду одобрил снимки? – спросила Эвдора.
      – Куда там! – Наяда озорно хихикнула. – Миссис Паучер лезла в кадр как помешанная. А уж как она на него пялилась, как охала и вздыхала, словно прыщавая школьница. Просто убила бы ее! Но вы ведь меня знаете: из любого положения найду выход. Вот я и намекнула по-дружески мистеру Паучеру – бедняга, и почему он не дал деру от мамаши, едва научившись ходить! – что я ему неплохо заплачу, если он спихнет старую каргу в ров. Что ты на меня так странно смотришь, Элли?
      – Сегоддя утром в Мерлин-корте произошел несчастный случай.
      – Черт возьми! – огорчилась Наяда. – А я тут несу всякую ерунду. Что-нибудь с Беном? Почему он не пришел?
      – С ним все в порядке, – заверила я.
      – У моего мужа нашлось к Бену серьезное дело, – вмешалась Эвдора. – Оно касается Сель… нашего прихода.
      Моя подруга почти не покривила душой: тайна Циннии Сельми действительно так или иначе затрагивала всех прихожан.
      – Вдруг срочно понадобилось кое-что обсудить, – вставила я.
      – Глэдстон не из тех, кто с легкостью забывает о своих обязанностях. – Его верная жена повысила голос, чтобы ее слышали соседи, занятые оживленной беседой. – Я здесь в качестве его заместителя и буду только рада сделать все, что в моих силах.
      – Огромное спасибо, Эвдора. – Наяда фамильярно хлопнула ее по плечу. – Думаю, миссис Давдейл доверит вам разливать лимонад. А если справитесь с этой работой, у вас появится хороший шанс получить более ответственное задание – например, подсчитывать выручку вместе с сэром Робертом. Только не надейтесь, – она тряхнула светлыми кудряшками, – на место ассистентки Каризмы. Я его уже забила: буду стоять рядом, когда он начнет раздавать автографы, и вытирать ему пальцы, если потекут чернила.
      – Кстати, о нашей знаменитости, – я сочла необходимым вернуться к незавершенной теме, – несчастный случай произошел именно с ним… Не волнуйся, он почти не пострадал. Наяда вытаращила глаза.
      – Что случилось?!
      – Он упал в ров.
      – Не по своей вине, – добавила Эвдора, удивив меня несвойственной ей язвительностью. – Этот молодой человек вовсе не имел намерения пройтись по воде.
      – Во рву нет воды, – возразила я. – И, обещаю, дуэлей в Мерлин-корте тоже больше никогда не будет.
      – Чего-чего не будет? – Голос Наяды перекрыл общий гул.
      Я в двух словах объяснила, что произошло, и добавила, что не смогла как следует рассердиться на Джорджа Мэллоя: искренне раскаиваясь, он вызвался понести наказание – посидеть с детьми, пока мы с Беном не вернемся.
      – Надо отдать справедливость Джорджу, – подытожила я, – главным зачинщиком этого безобразия была его мать. Она подала сыну идею затеять дуэль, чтобы излечиться от ревности к Каризме.
      – Вроде как мальчишки подрались на школьном дворе, да? – уточнила Наяда.
      Я кивнула.
      – По словам миссис Мэллой, бедный Джордж весь извелся, потому что вообразил, будто Каризма приударяет за его невестой.
      – Какая чепуха! – воскликнула Эвдора. – Мистер Великолепный давно и крепко влюблен и ни разу не был замечен в неверности.
      – Вы разрываете мне сердце! А почему бульварные газеты об этом ни гу-гу? – Наяда выпятила нижнюю губу и потерла кулачками глаза.
      – Я говорю о непреходящей страсти Каризмы к самому себе. Простите за столь жесткое высказывание.
      – До меня дошло! – Наяда подмигнула мне. – Нашу подругу раздирает ужасное противоречие. Она никак не может примирить острое физическое влечение к секс-символу со служением церкви и замужеством. Теперь все ясно как День.
      – Что ясно? – осведомилась я.
      – Почему Глэдстон не подпрыгнул от восторга, когда Библиотечная Лига решила пригласить Каризму. И почему он сейчас обсуждает с Беном приходские дела, вместо того чтобы угощать публику своими бисквитами. Беднягу трясет от ревности, как и Джорджа Мэллоя! – Наяда сочувственно вздохнула. – Но вы не должны себя корить, Эвдора, если во сне шепчете имя этого божества. Вы – женщина, даром что настоятельница! Видели бы вы миссис Паучер! Старушенции место в археологическом музее, но как же она увивалась вокруг Каризмы! Держу пари, как только она оторвалась от него, немедленно вскочила в автобус и рванула в магазин за вибратором.
      – Наяда! – Я смущенно огляделась, надеясь, что шум толпы заглушил последнее замечание моей подруги.
      – Наверняка старая курица соврала, что у нее атрофия мускула или защемление нерва, и потребовала последнюю модель, – как ни в чем не бывало продолжала Наяда. – Эту штуковину сейчас во всех журналах рекламируют как первоклассное средство от разного рода неудобств.
      – Мне следует расширить круг чтения, – улыбнулась Эвдора.
      – Вы занятой человек! – махнула рукой Наяда. – Честное слово, удивляюсь, как вы вообще находите время читать другие книги, кроме Библии. Ведь она такая толстенная! Вообще-то я сама собиралась прочесть Священное писание, – на секунду Наяда приняла добродетельный вид, – но кто-то испортил мне все удовольствие, рассказав, чем дело кончилось. И должна сказать, Эвдора, – вы уж не обижайтесь! – никогда бы не подумала, что вы читаете любовные романы. Какие вам больше нравятся? Исторические? Или про доктора и медсестру? Она – младшая медсестра, которую немилосердно гоняет старшая за то, что красотка форменную шапочку носит не по правилам, а он разъезжает на «роллс-ройсе», и в доме всем заправляет старая нянюшка.
      Эвдора открыла рот, но Наяда игриво рассмеялась:
      – Только не говорите, что вы обожаете самые крутые, вроде тех, что строчит Цинния Сельми! Меня не назовешь наивной девочкой, но даже я, читая ее книги, открыла для себя кое-что новенькое!
      В этот миг мы с Эвдорой дружно осознали, что ведем себя непростительно, – бездельничаем, в то время как наблюдается очевидная нехватка рабочих рук. Мистер Паучер пока отсутствовал.
      На появление только что овдовевшей Сильвии Бэбкок я даже не рассчитывала, как и не надеялась, что полковник Лестер-Смит изменит решение и придет.
      Пора было продраться сквозь густую толпу и помочь миссис Давдейл и сэру Роберту в последних приготовлениях!
      Когда мы добрались до регистрационной стойки, Наяда покинула нас, сказав, что направляется в читальный зал проверить, не выдохся ли лимонад. Эвдора направилась к главному входу – помочь сэру Роберту собирать входную плату, а я нос к носу столкнулась с мистером Паучером.
      Похоже, он не слишком обрадовался, увидев меня. Собственно, никогда прежде мистер Паучер так сильно не напоминал пасмурный ноябрьский денек. Плащ болтался, словно его обладатель со вчерашнего дня похудел на два размера, глаза ввалились. С застывшей миной, словно подернутой ледком, коллега прошаркал мимо меня.
      – Здравствуйте! – Я схватила его за локоть.
      – А, это вы, – тусклым голосом произнес мистер Паучер и тупо уставился в пространство. – Я опоздал, но вряд ли вы считали минуты до моего прихода. Кому я тут особенно нужен…
      – Что случилось? – Он побрел, спотыкаясь, сквозь толпу, я не отставала от него. – Хитклифф… – Я с ужасом представила, как пес, полакомившись престарелой мамашей мистера Паучера, долго и нудно мучается животом. – С Хитклиффом возникли проблемы?
      – С псом все в порядке; он у меня одна отрада. – Мистер Паучер наступил на ногу даме и даже головы не повернул, когда та взвыла от боли. – А проблемы у меня давно возникли, и вы, миссис Хаскелл, знаете с кем – с мамашей.
      – Как она себя чувствует? Не заболела ли?
      – Хуже!
      – Ох, мистер Паучер! – Я схватилась рукой за горло. – Примите мои соболезнования.
      – Да уж, соболезнования мне не помешают! – Мистер Паучер протяжно вздохнул и пролил наконец свет на свои печальные обстоятельства. – У мамаши случился тяжелый рецидив. Она совершенно выздоровела!
      – Что?
      – Сегодня утром она вскочила с постели, словно молоденькая девчонка, и с тех пор не ложилась. Напевая, как жаворонок, отскребла пол в кухне, потом прибралась в гостиной, постирала занавески, натерла до блеска серебро, напекла картофельных лепешек, подоила корову, выполола сорняки в саду, – и все это до того, как я успел побриться!
      – Потрясающе!
      – А потом, когда мы сели перекусить, мамаша начала угрожать. – Мистер Паучер почернел, как туча. Я испугалась, что он вот-вот разразится дождем, то бишь слезами. – Мол, ей надоело лежать и помирать, и, если я не буду ее слушаться, она возьмет и вообще никогда не умрет.
      Я растерянно молчала.
      – И мы с вами, миссис Хаскелл, знаем, кто довел мамашу до такого состояния!
      – Ее врач?
      Мистер Паучер покачал головой с таким видом, словно это мне требовалась медицинская помощь.
      – Этот козел Каризма! Он во всем виноват. Любезничал и суетился вокруг мамаши, словно она – весенняя розочка. Соплей напустил. Тошно было слушать, как он любит всех женщин. Мамаша уверяет, что он вернул ее к жизни поцелуем, как прекрасный принц Спящую Красавицу. Это ж надо такое учудить! – Мистер Паучер свирепо вздохнул. – Ну я ему покажу, как вмешиваться в чужую жизнь!
      Не успел мистер Паучер разжать кулаки, как по комнате шквальным ветром пронесся безумный рев:
      – Каризма!!!
      Толпа подалась к входной двери. Так язычники поклоняются своим идолам, мелькнуло у меня в голове. Я безуспешно искала глазами миссис Швабухер.
      Мистер Паучер тоже исчез, и я напрочь забыла о нем, поскольку, к моему вящему изумлению, заметила неподалеку Сильвию Бэбкок. Я не подошла к ней сразу же, потому что библиотекарша, явно подражая охранникам в концлагерях, взобралась на регистрационную стойку, широко расставила ноги и дунула трижды в свисток, принадлежавший мисс Банч. Покойная держала его, чтобы пугать воришек: подразумевалось, что, заслышав свист, нарушитель выронит добычу из рук.
      Восстановив порядок и строго предупредив публику о недопустимости бесчинств, суровая миссис Харрис заняла свое место. Выпятив живот, сэр Роберт Помрой провел Каризму через расступившуюся толпу. Стол находился справа от арки, над которой возвышался бюст Шекспира. Мне показалось забавным, что Уильям Шекспир станет взирать на мускулистые плечи Каризмы, раздающего автографы. Забавным и…
      Я так и не смогла определить, что еще почувствовала, потому что дама в шляпке с блестками и платье из жатого бархата свирепо глянула на меня из-под нарисованных бровок и пригрозила, что если я попробую втиснуться без очереди, то мне несдобровать.
      – Миссис Мэллой! – На всякий случай я подалась назад: вдруг она захочет подкрепить свое заявление действием и шарахнет меня по голове кипой книг, которую прижимала к необъятной груди. – Вот уж не ожидала увидеть вас здесь.
      – Надо понимать, мне здесь не место, миссис X.?! – Рокси распирало от возмущения. Пуговица отлетела от платья и точно поразила цель: дама, стоявшая перед нами, выпала из очереди, и на одного человека стало меньше.
      – Напротив, я рада, что вы пришли!
      – Ну спасибо, сняли камень с души. – Мощный вздох, вторая пуговица не удержалась на месте, и мы снова продвинулись вперед. – А то мне вдруг померещилось, будто вам неприятно меня видеть, потому что мой Джордж вышел победителем из той заварушки с саблями. По-вашему, небось я должна была уговорить сыночка поддаться, потому что у его противника не было за спиной любящей мамочки, готовой ему подсобить в случае чего.
      – Ничего подобного! Я лишь подумала, что вы предпочтете провести день с Джорджем. Тем более что Ванесса ушла, а ваш сын благородно вызвался посидеть с детьми.
      – И пропустить развлечение?! – Рокси была явно шокирована. – Странные у вас понятия о родительском долге! Но я не из тех мамаш, что портят ребенка баловством. Рано или поздно, миссис X., маме-пташке приходит пора вылетать из родного гнезда.
      – И не оставлять адреса. Вы совершенно правы, миссис Мэллой. Поверьте, я жду не дождусь, когда смогу оторвать близнецов от подола.
      Очередь постепенно укорачивалась, впереди замаячил стол, за которым сидел Каризма. Какая-то дама в ярко-оранжевом платье навалилась грудью на стол, сгребла в горсть волосы Каризмы и прижала их к своей щеке.
      – Не могу поверить, что вижу вас живьем! – То ли она задыхалась от волнения, то ли волосы кумира забивали ей рот. – Вы еще прекраснее, чем на фотографиях! Я прочла все книги с вами на обложке. Мисс Банч, бывало, звонила мне, когда поступала новинка. Подружка подарила мне на Рождество кассету с вашими упражнениями. А теперь я плюну на все и куплю ваш календарь.
      – Когда его издадут карманным форматом. – Миссис Мэллой пихнула меня в бок.
      – Я лублюженщин.
      Каризма напоминал заезженную пластинку. Но кто его осудит? Уж конечно, не дама в оранжевом платье, которая поведала Идеальному Мужчине о том, как он помог ей пережить неудачный брак, смерть любимого пекинеса и свару с соседкой. В конце концов – вероятно, получив коленом по мягкому месту, – оранжевая дама уступила Каризму другой, не менее словоохотливой поклоннице.
      – Я начинаю думать, что мытьем полов легче заработать, – вздохнула миссис Мэллой. – У знаменитостей, похоже, не такая уж развеселая жизнью А я было собралась податься в кинозвезды. Строго между нами, миссис X.: я не подала виду, но, когда Каризма грохнулся в яму, у меня аж сердце остановилось.
      – Счастье, что он серьезно не пострадал.
      – Зато я пострадала! – В гневном взгляде миссис Мэллой ясно, читалось, что она думает о моей бесчувственности. – В этот момент что-то внутри меня умерло, да только вам этого не понять.
      – Еще как понять! – рассердилась я. – С тех пор как он появился в нашем доме, я все время испытывала странное чувство. Но только когда Каризма свалился в ров, поняла: познакомившись с ним лично, я потеряла мою самую большую любовь. – Я моргнула, чтобы смахнуть слезу. – Самое замечательное в отношениях с возлюбленным вашей мечты – это полное отсутствие риска. Если он вас разозлит или вдруг на минутку наскучит, вы просто закрываете книгу – и все! Мало того, ваши отношения длятся не более нескольких сотен страниц!
      – А я вот теперь думаю: есть ли у Каризмы мать, которая понимает его? – Очередь миссис Мэллой продвинулась на шаг. – Да-да, я знаю про миссис Швабухер, но это не одно и то же. Кстати, где она?
      – Где-то поблизости.
      Я пошарила глазами в толпе, но не увидела ничего розового, кроме пуловера Эвдоры. Очевидно, на подобных мероприятиях миссис Швабухер предпочитает держаться в тени. Я уж собралась поделиться этим умозаключением с миссис Мэллой, как она снова ткнула меня в бок.
      – Вот это сюрприз!
      – Вы о чем?
      – Раскройте глаза, миссис X.! – Рокси раздраженно фыркнула. – Иона Танбридж, вся в черном, как всегда, впереди нас на двенадцать голов. Надо же, появилась на людях средь бела дня! Никак, ваши трогательные речи, миссис X., сподобили старую ворону малость почистить тот чердак, где у нее мозги хранятся.
      – Одна легендарная личность встречается с другой. – Я наблюдала, как мисс Танбридж подошла к столу и склонила голову, беседуя с Каризмой.
      – Похожа на стервятника! – Миссис Мэллой переложила книги в другую руку. – Держу пари, у нее под нитяными перчатками когти длиной в ладонь… А чего это вы переменились в лице, словно привидение увидали?
      – Пожалуй, я созрела для пирожного! – пробормотала я, не желая дискутировать на тему, не тянется ли шлейфом за мисс Танбридж разрушительный дух «Высоких труб».
      Как ни странно, до этой минуты я не вспоминала о Гекторе Риглсворте. И на то были причины. Когда Каризма упал в ров, я была уверена, что он погиб. Но, выяснив, что, кроме шишки и царапины, никаких увечий нет, испытала невероятное облегчение, лишь наполовину вызванное чудесным спасением Каризмы. Я наконец могла сказать себе, что смерть мисс Банч и мистера Бэбкока была прискорбным, но обыденным явлением, никак не связанным со столетним проклятием. И вот опять рецидив. Надо побыстрее выбраться из очереди, решила я, и не забивать себе голову вопросом, правду ли говорила мисс Танбридж о том, что убила жениха и закопала его в земле, когда-то принадлежавшей Гектору Риглсворту. Хотя – я воспрянула духом, – по всем правилам, трех смертей привидению достаточно, и отныне Гектор Риглсворт должен забыть старые раздоры и навсегда переселиться в мир иной.
      Я объяснила Рокси, что автограф мне не нужен, стояла я с ней только за компанию, а теперь пора помочь коллегам накрыть на стол. Угощение должно быть готово к тому времени, когда Каризма закончит надписывать книги. Домработница не только не стала умолять меня остаться, но отнеслась к моим словам совершенно равнодушно. Что угодно, но только не равнодушие ощутила я, когда, пройдя несколько шагов, наткнулась на Сильвию Бэбкок и увидела, кто стоит сразу за ней.
      – Герта! Что заставило вас прийти сюда?
      – Сегодня утром я делала струдель на кухне в коттедже и поняла, что нельзя всю жизнь сидеть в одном углу. – Щеки Герты ярко горели – такого румянца не купишь ни в каком магазине. – Слез больше нет. Я должна смотреть правде в глаза: моя семья и Эрнст – теперь прошлое. Но прежде чем забыть, я хочу в последний раз хорошенько вспоминать.
      – Значит, вы решили как следует наглядеться на Каризму, который, – добавила я ради Сильвии Бэбкок, пребывавшей в неведении, – сильно напоминает вам вашего мужа? Вы храбрая женщина, Герта!
      – Не так уж это и трудно. – Герта улыбнулась, на щеках ее заиграли ямочки. – Фрау Бэбкок страдает куда сильнее, а тоже приходить.
      – Мне надо было выйти из дома! – Завитки Сильвии, как обычно, лежали один к одному, на бело-зеленом платье ни морщинки. Правда, голос ее дрожал, угрожая сорваться на истерический визг. – Я надеялась, что среди людей станет легче, но меня трясет. Все вокруг только и говорят о том, как жаль, что Альберт умер, едва успев жениться… Не знаю, сколько я еще выдержу. Почему бы им всем не заткнуться!
      – Люди иногда бывают бестактны. Принести вам стакан лимонада? – предложила я и поспешила к двери.
      Второпях я едва кивнула импозантному Лайонелу Шельмусу. Сбоку мелькнуло розовое пятно – миссис Швабухер в элегантном бледно-розовом костюме беседовала с полковником Лестер-Смитом. Значит, полковник передумал! Замечательно.
      На середине лестницы я столкнулась с мистером Паучером. Он уже миновал меня, когда я обернулась (чего, по словам миссис Мэллой, свято верившей в приметы, делать категорически не рекомендуется, иначе накличешь беду) и спросила, принес ли он шнур от кофеварки.
      – Он у меня в кармане плаща, – пробормотал мистер Паучер и проворно сбежал вниз. – Некогда мне болтать, миссис Хаскелл! Я только что увидел в окно Хитклиффа – он роется в мусорном баке!
      – Выходит, пес увязался за вами?
      У меня подкосились колени: мне вдруг пришло в голову, что Хитклифф вот уже дважды являлся вестником смерти. Дабы скрыть свой нелепый испуг, я попыталась пошутить: мол, я-то думала, что миссис Паучер скорее вызовет псу такси, чем позволит проделать долгий путь от фермы на своих четырех.
      – Подозреваю, что мамаша беднягу специально не покормила.
      Мистер Паучер открыл служебную дверь. Сознавая, где он находится, Хитклифф воздержался от заливистого лая, лишь тихонько скулил и терся о ноги хозяина.
      – Обещаешь вести себя хорошо, если я отведу тебя наверх?
      Заручившись честным «гав», мистер Паучер нерешительно глянул на меня:
      – Самое разумное – спрятать его за шкафом в читальном зале, только вы, миссис Хаскелл, никому ни слова!
      – Буду нема как рыба, – заверила я, поборов свои глупые страхи. – Но если миссис Харрис обнаружит пса, нам всем не поздоровится.
      Без особого шума мы затащили Хитклиффа наверх. Сэр Роберт и миссис Давдейл замерли у стола, накрытого, как для свадебного приема. Но эта парочка не представляла опасности, поскольку не замечала ничего и никого, сплетясь в тесном объятии. Мистер Паучер на цыпочках пересек читальный зал и запихнул пса за шкаф, на котором покоилось розовое боа миссис Швабухер. Мой сообщник недаром торопился – секунду спустя сэр Роберт и миссис Давдейл резко отпрянули друг от друга, поскольку в комнату, словно орда диких завоевателей, ворвалась толпа.
      Следующие десять минут мы вместе с миссис Давдейл лихорадочно разливали лимонад. Первой, кому я подала стакан, оказалась миссис Швабухер. Я спросила, не дать ли ей еще один для Каризмы.
      – Не стоит, Жизель. Я не знаю, где он. – Она выдавила улыбку. – А пока разыщу его в этой толчее, расплещу весь лимонад.
      – Все прошло замечательно. Спасибо вам и Каризме. Без него нам бы не собрать денег на памятник мисс Банч.
      – Приятно слышать, милочка.
      В поведении миссис Швабухер чувствовалась скованность. Должно быть, беседа с полковником далась ей нелегко. Когда миссис Швабухер уже отчаливала от стола, я сказала, что ее боа лежит на шкафу.
      – Я не вижу его, Жизель, – миссис Швабухер повертела головой. – Наверное, кто-нибудь переложил в другое место. Пойду поищу.
      – Удачи! – крикнула я вслед.
      Неужто это глупый пес принял пушистое боа за дичь и утащил в свою берлогу? Да нет, будем надеяться, что миссис Швабухер найдет свое бесценное сокровище целым и невредимым. Скорее всего, она просто близорука.
      Дамы, которым я раздавала лимонад, шептали одно-единственное слово: «Каризма!»
      – Каризма!!! – неслось со всех сторон. Комната трещала по швам, и вскоре у меня возникло чувство, будто смотрю в калейдоскоп. Предметы и люди превратились в разноцветные стеклянные треугольнички, они распадались и снова складывались в различные фигуры. Поначалу я напряженно пыталась соединить фрагменты в знакомое лицо, но через пять минут даже те, что стояли напротив, превращались в абстрактную головоломку.
      Бен страдает клаустрофобией. Мы редко вспоминаем об этом, поэтому я не сразу поняла, что со мной происходит. Решив глотнуть свежего воздуха, я принялась продираться сквозь толпу. И тут зал взорвался: шум, дикие крики и собачий лай.
      В тот же миг ко мне вернулось нормальное зрение. Сначала я увидела Хитклиффа. Пес запрыгнул на стол, перевернул кувшин с лимонадом и принялся безжалостно топтать пирожные и бутерброды. Вторым живым существом, на которое пал мой взгляд, была эта ведьма библиотекарша. Она громко вопрошала, кто допустил подобное бесчинство. Ее голос перекрывал даже тоскливый собачий вой.
      А где же мистер Паучер? Почему он бездействует? Съежившись под взглядом библиотекарши и чувствуя себя участницей преступления, поправшей все законы, я бросилась на поиски хозяина Хитклиффа. У самой двери я нос к носу столкнулась с Сильвией Бэбкок. Она схватила меня за руку.
      – Элли! Мое бедное сердце сейчас разорвется. Жуткая собака! Она вдруг выросла передо мной словно из-под земли! Почему она так воет, Элли?.. Будто увидела привидение!
      – Сильвия, – я старалась говорить как можно убедительнее, – глупый пес, должно быть, просто что-то услышал и испугался. Дверь хлопнула или половица скрипнула. У животных слух много тоньше, чем у нас. Сейчас я найду его нового хозяина, мистера Паучера, и Хитклифф утихомирится.
      – Нового хозяина… А прежнего убила я! Так вы думаете? – запричитала Сильвия. – Так все думают?
      – Чушь! Перестаньте себя винить. Если бы моя собака сперла кусок говядины, я бы тоже приказала мужу спасти наш воскресный обед. Но вам не стоит оставаться в одном помещении с Хитклиффом. Лучше помогите мне найти мистера Паучера.
      Сильвия потащилась за мной. Когда я, нигде не обнаружив хозяина пса, сказала, что спущусь вниз, миссис Бэбкок прилепилась к Герте. Та стояла под портретом библиотекарши, заправлявшей здесь задолго до мисс Банч. Что могло испугать Хитклиффа? – удивлялась я. Что такого странного он увидел… или кого? Сильвия, разумеется, подразумевала покойного мистера Бэбкока, когда говорила о привидении, но… Нет, долой нелепые предрассудки!
      Мужественное решение не спасло меня, когда из туалета под лестницей вынырнула Эвдора. Я так и подпрыгнула: викариса была бела как мел, остекленевший взгляд упирался в стену. Эвдора дрожала всем телом.
      – В чем дело? – быстро спросила я. – Вы услышали шум наверху и подумали, что произошла катастрофа? Это всего лишь мистер Паучер тайком провел Хитклиффа в читальный зал, а пес вдруг взбесился. Вот и все!
      – Нет, не все, – судорожно выдохнула моя подруга. – Погодите, Элли, не торопите меня, дайте отдышусь. Наверное, это шок, хотя раньше со мной никогда такого не случалось. Элли, произошло страшное несчастье. Не знаю, как вам сказать. Каризма мертв!
      – Не может быть… – Я в ужасе отпрянула.
      – Он там… лежит на полу.
      – Должно быть, он медитирует. – Собственный голос доносился до меня, как из стереофонических наушников. – Некоторые люди умеют впадать в глубокий транс.
      – Нет, Элли… – Эвдора прижала ладонь ко лбу. – Я хотела объяснить Каризме, почему Глэдстон решил отказаться от его услуг. Но мне не удалось поговорить… Я нашла его распростертым на полу около стола, за которым он раздавал автографы. Бюст Шекспира валялся рядом. Очевидно, бюст упал с подставки и ударил Каризму по голове.
      – Так это был несчастный случай? – пробормотала я.
      Эвдора сделала шаг ко мне и замерла на месте.
      – Элли… а что же еще это могло быть?
      – Убийство!!!
      Этот исполненный невыразимой тоски вопль обрушился на нас с верхней ступеньки лестницы. Мы подняли глаза и увидели миссис Швабухер. Она медленно покачнулась и впала в спасительное забытье.

      – Миссис Мэллой сказала, что даже мертвый Каризма был чудо как хорош и зря его не засняли для обложки… последней обложки… – Мой голос дрогнул, я глянула на мужа, и он быстро сунул мне стакан бренди. – Бен, он выглядел таким красивым! Трудно было поверить, что его не специально уложили в такую изящную позу, разметали волосы, чтобы они напоминали реку, освещенную солнцем, а потом, любуясь, щелкнули, – прекрасная иллюстрация к смерти героя!
      – Выпей, дорогая! – Бен сел рядом со мной на диван.
      Я столько плакала, придя домой, что мое лицо было мокрым от лба до подбородка. Пробило семь вечера, но мысли о еде вызывали тошноту, хотя по опыту я знала, что бутерброды придают больше сил, чем алкоголь.
      – Прости, совсем расклеилась. – Рискуя залить диван бренди, я откинулась на подушки и закрыла глаза. – Наверное, нужно позвонить миссис Швабухер в отель. Мне кажется, я была недостаточно настойчива, уговаривая ее переночевать у нас.
      Бен убрал волосы с моего лба.
      – Очевидно, миссис Швабухер хотела побыть одна.
      – Взгляну на детей.
      – Они крепко спят. Ванесса обещала регулярно к ним наведываться.
      – В последнее время она ведет себя как настоящий ангел…
      – Просто наша тигрица решила поменять шкуру.
      Бодрый тон супруга неприятной тяжестью отозвался в пустом желудке. На секунду я позабыла о печальной участи Каризмы. Чем же все это время занимались Ванесса с Беном? Они ведь собирались пообедать с Глэдстоном. Ужасная новость ненадолго заставила забыть про ревность и образ благородной жены, но теперь настал момент истины: пусть мой муж знает, что, какую бы трагедию я ни переживала, прежде всего я чуткая жена.
      – Так вы с Ванессой появитесь на обложке «Рыцаря на все времена»? – Я потянулась к тарелке с бутербродами.
      – Издатель Глэдстона рассматривал нас с одобрением, но поговорить об этом решили позже. В отличие от бедного Каризмы, – Бен вновь принялся гладить мои волосы, – впереди у нас целая жизнь.
      – Верно. – Я отдернула руку от бутерброда. – Невозможно поверить, что он умер.
      – Как и в то, что это было убийство.
      – Не знаю… – я поежилась. – После того как миссис Швабухер упала в обморок, все завертелось. Вдруг откуда ни возьмись появился мистер Паучер и оттащил ее на диван. Эвдора побежала за стаканом воды. Потом возник Лестер-Смит и объявил, что сам позаботится о миссис Швабухер. Затем поднялся такой гвалт… Тут же приехала «скорая» – ее вызвал сэр Роберт. А новая библиотекарша старалась вовсю, не подпуская толпу к… телу. До этого момента я помню события довольно ясно, но потом сплошной туман: какие-то мужчины бегали с носилками, приставали с расспросами, особенно к Эвдоре… Это ведь она нашла Каризму. Мне казалось, мы просидели в библиотеке целую вечность. Разумеется, будет вскрытие, но я почти уверена, что смерть Каризмы признают несчастным случаем.
      – Однако ты так не думаешь?
      Бен сунул бутерброд в мою руку и приказал съесть его, прежде чем ответить.
      – Не знаю, что и думать. – Я послушно жевала. – С чего бы это бюсту Шекспира падать? Я твердо решила придерживаться здравого смысла и все-таки не могу полностью исключить возможную причастность к этому делу Гектора Риглсворта.
      – Привидения?
      – Говорят, он поклялся навещать библиотеку Читтертон-Феллс до тех пор, пока не насладится местью. Всю жизнь он провел в рабском служении дочерям, помешанным на любовных романах. А Каризма – живое воплощение героев таких книг… то есть был живым воплощением.
      Бен покачал головой.
      – Элли, ты пережила глубокое потрясение и теперь немного заговариваешься.
      – Просто пытаюсь смотреть фактам в лицо, – возразила я. – В этом году исполнилось сто лет со дня смерти мистера Риглсворта. И что же? В день юбилея мисс Банч, за которой сроду не водилось никаких хворей, падает замертво на рабочем месте, а рядом с ней находят книгу под названием «Возлюбленный моей мечты». Потом мистер Бэбкок, молодожен и член Библиотечной Лиги, отправляется в мир иной. Кроме того, – я потянулась за следующим бутербродом, – происходят иные странные вещи. Например, свита Каризмы выбывает из строя в результате пищевого отравления, оставляя его без присмотра.
      – Рядом с ним была миссис Швабухер.
      – Верно, – согласилась я. – Но и ее подкосила неожиданная встреча с человеком, от которого много лет назад она сбежала в первую брачную ночь. Миссис Швабухер настолько была выбита из колеи, что даже забыла в библиотеке свое драгоценное боа.
      – При чем тут боа? – Бен налил себе еще бренди.
      Недогадливость мужа начинала меня злить, но я старалась не подавать вида.
      – Пока миссис Швабухер разыскивала любимую вещь в читальном зале, внизу на Каризму падал бюст. Окажись она в тот момент рядом со своим подопечным, беды бы не случилось. Миссис Швабухер грудью бы защитила Каризму и, не задумываясь, отдала бы жизнь ради него. Но Гектору Риглсворту она мешала, следовало ее на время устранить. И он спрятал боа…
      – Если в твоих словах есть хоть какой-то смысл, то почему же тогда призрак не нанес удар по Глэдстону Шипу? С его точки зрения, вина Глэдстона должна быть куда большей. В конце концов, ведь это он пишет любовные романы!
      – Я думала об этом. Но, возможно, старый Гектор готовит для нашего друга Глэдстона какую-нибудь другую месть. Ту, что хуже смерти. Если Эвдору обвинят в убийстве Каризмы, – запинаясь, продолжила я, – и признают виновной, не знаю, захочет ли Глэдстон жить дальше.
      – Элли, куда ты клонишь? – мягко осведомился Бен. – Только что ты сказала, что бюст Шекспира не мог упасть просто так…
      – Но я вовсе не утверждаю, что Эвдора подтолкнула его. – Я потерла лоб, отгоняя головную боль. – Уверена, она не делала ничего подобного. Но полицейские плохо думают о ближних и подозревают во всех смертных грехах. Их может насторожить то обстоятельство, что Эвдора оказалась ближе всех к телу, в то время как прочая публика толпилась наверху. Полиции также может не понравиться, что Эвдора не побежала сразу рассказывать о происшествии, а сначала отправилась в туалет.
      – Вполне естественное поведение. – Бен внимательно изучал мое лицо. – Не пойму, что тебя беспокоит.
      – А что, если кто-нибудь подслушал, как мы с Эвдорой обсуждали в библиотеке падение Каризмы в ров? Она тогда несколько раз пошутила по этому поводу, и эти шутки могут быть истолкованы как угодно. Мало того, если ее спросят, Эвдоpa честно признается, что искала Каризму, чтобы убедить его прекратить преследовать Глэдстона. – Она была на него обижена.
      – По-моему, миссис Мэллой подозревает, что я по уши втюрилась в Каризму. Сегодня утром она подслушала, как мы разговаривали с миссис Швабухер. Эту историю могут раздуть до невероятных размеров. Мол, я обезумела от любви и в порыве страсти прикончила бедного молодого человека. Чтобы не делить его ни с кем.
      – Это правда? – ровным тоном осведомился Бен.
      – Что я взбесилась и стукнула его Шекспиром?
      – Нет… что ты… втюрилась в него.
      – Да я его едва знала!
      – И ты ведь счастлива в браке, так?
      Перед моими глазами возникла жуткая картина – Бен сладострастно сжимает в объятиях невыразимо прекрасную Ванессу. Я быстро забормотала:
      – Выкрикнув, что это убийство, миссис Швабухер в упор посмотрела на меня. А потом потеряла сознание. А вдруг она сошла с ума от ревности? И навоображала бог знает что?
      – Какая же ты у меня дурочка, Элли! – Бен привлек меня к себе, я вздохнула и поудобнее пристроила чугунную голову на его крепком плече.
      – Поверь, мне так не хочется, чтобы Эвдору поволокли в участок, – прошептала я. – Но как подумаю, что меня запрут на всю оставшуюся жизнь, разлучат с тобой, с детьми… Ужасно, но я не могла унять слез не столько из-за смерти Каризмы, сколько из-за обвиняющего взгляда миссис Швабухер.
      – Стоит ли придавать значение какому-то там взгляду, – увещевал меня Бен. – Миссис Швабухер была в шоке. Да наверняка она тебя даже не видела.
      – Ты прав, – неуверенно согласилась я.
      – Я вот что думаю, Элли: если она и имела в виду кого-нибудь конкретно, то скорее уж Лестер-Смита. Полковник, наверное, до сих пор не простил ее, и миссис Швабухер могла вообразить, будто бывший муж решил наказать ее за давнее оскорбление.
      Я выпрямилась.
      – Но Лестер-Смит милейший человек, он не способен не жестокость!
      – Не хочешь обвинить полковника, – услужливо продолжил Бен, – тогда как насчет миссис Мэллой? Рокси ведь тоже там была. А Ванесса сказала, что ее будущая свекровь слегка охладела к Каризме. Мол, вбила себе в голову, будто тот мешает ее Джорджику.
      – Так мы договоримся до полной чепухи! – Я вскочила, но тут же снова села.
      – Не сердись, Элли, я лишь хочу донести до тебя простую мысль: когда кого-нибудь убивают, – а мы даже не знаем, было ли это убийство, – у всех, кто имел отношение к жертве, пусть самое отдаленное, найдется причина совершить преступление.
      – Мистера Паучера я тоже подозревала, – созналась я. – Он был чрезвычайно расстроен. Оказывается, его матушка, пообщавшись с Каризмой, неожиданно и бесповоротно выздоровела. К тому же мистер Паучер не мог толком объяснить, где он был, когда Хитклифф устроил переполох в читальном зале.
      – Вот видишь. – Бен ласково улыбнулся. – Список подозреваемых можно длить до бесконечности. Но хватит обсуждать кандидатуры на звание убийцы. Лучше прими теплую ванну, а я тем временем разогрею суп. Потом ложись в постель и расслабься.
      Предложение показалось мне заманчивым, но, как тут же выяснилось, я неправильно поняла Бена.
      – Возьми с собой книги по дизайну, полистай, почитай, пока не заснешь.
      – Неплохая идея, – одобрила я. – Каталоги очень успокаивают. Поищу образцы одеял для Эвдоры и… – на секунду я забыла, о чем говорю, – и ткань на шторы для Лестер-Смита.
      Я нежно поцеловала Бена. Именно в этот момент дверь отворилась и в комнату впорхнула Ванесса.
      – Извините, голубки, – проворковала кузина, – но тебя, Элли, просит к телефону Эвдора Шип. Она какая-то странная сегодня: ни словом ни упомянула о моей свадьбе, не говоря уже о моей карьере модели. Но, – продолжала Ванесса, когда я ринулась в холл, – на сей раз с моей стороны никаких претензий. Я сама закружилась в водовороте приятных событий и только сейчас вспомнила, что просила передать Герта, ваша бесценная нянюшка. Она заходила сегодня и предупредила, что уезжает в Лондон за своими вещами.
      Я уже не слышала Ванессу. Схватив трубку, я, задыхаясь, спросила Эвдору, как у нее дела.
      – Меня огорчил звонок сэра Роберта, – скорбно ответила викариса. – Он заехал к мистеру Паучеру по дороге из библиотеки и узнал, что умерла старая миссис Паучер. Врач сказал, что причина смерти самая банальная – возраст. Похоже, старушка слишком рьяно трудилась с утра и переоценила свои силы.
      – Еще одна смерть… – прошептала я.
      – Да, словно у нас эпидемия чумы, – ровным тоном отозвалась Эвдора. – Вот поэтому сэр Роберт и позвонил мне. Он посоветовался с миссис Давдейл, та в свою очередь переговорила с Наядой, и все они убеждены, что в Читтертон-Феллс завелась нечистая сила. Сэр Роберт попросил меня срочно провести в библиотеке сеанс экзорцизма, дабы избавиться от призрака Гектора Риглсворта.
      – Что? Прямо сейчас?
      – Элли, мне следовало бы получить разрешение епископа, но его нет на месте, а Глэдстон полагает, что откладывать нельзя: Читтертон-Феллс может охватить паника. Поэтому самое разумное, что я могу сделать, – это немедленно отправиться в библиотеку и провести там службу, дабы Господь упокоил наконец душу мистера Риглсворта.
      – Все члены Библиотечной Лиги соберутся на эту службу?
      – Глэдстон, разумеется, будет меня сопровождать, – ответила Эвдора. – И наверное, остальные тоже придут. Вы сможете подъехать, Элли? В вашем присутствии я бы чувствовала себя увереннее.
      – Выезжаю немедленно! – пообещала я и добавила, что захвачу бутылку святой воды, подаренную мне свекровью, истовой католичкой. В таком трудном деле следует использовать любые возможности.
      Вернувшись в гостиную, я поведала Бену о последних событиях. Он заявил, что в жизни не слыхал большей чепухи, но вызвался составить мне компанию. Ванесса с кроткой улыбкой согласилась присмотреть за Эбби и Тэмом, несмотря на то что намеревалась пообедать с Джорджем. Ее жених все еще немного опасался, что из-за нелепой дуэли двери Мерлин-корта отныне будут для него закрыты. Но я сказала, что поеду одна, так как по дороге хочу спокойно все обдумать.
      К счастью, Бен понял, в каком я состоянии. Он проводил меня до машины и не настаивал ни на чем, кроме одного: не подвозить до дому кого бы то ни было, знакомых или незнакомых. Он также взял с меня обещание позвонить, если случится нечто из ряда вон выходящее. Впрочем, мой муж не верил, что сеанс изгнания духа приведет к впечатляющим результатам. Это только в кино несчастные призраки при виде креста начинают выдыхать какую-то зеленую гадость и корчиться в судорогах.
      Входя в библиотеку через служебный ход и поднимаясь – в который раз за день! – в читальный зал, я понятия не имела, чем кончится наша затея. Через минуту, к моему изумлению, следом за миссис Давдейл в читальный зал вплыла миссис Мэллой. Рокси объяснила, что встретила бакалейщицу на автобусной остановке и решила поехать тоже, дабы морально меня поддержать.
      – Вид у вас был уж очень нервозный, когда вы явились сегодня домой, – продолжала миссис Мэллой. – Вот я и посидела немного с Джорджем, выпила чайку, а потом сказала, что неплохо бы заглянуть в Мерлин-корт и посмотреть, как вы там. И хорошо, что столкнулась с миссис Давдейл, а то бы зря потратилась на автобус.
      – Большое спасибо, миссис Мэллой.
      Сэр Роберт и Наяда, обсуждавшие, уместно ли будет подать имбирные пряники, поздравили миссис Давдейл с отличной работой: она навела порядок в комнате после печально окончившейся благотворительной гулянки. Я отвела Рокси в сторонку и заметила, что она сегодня не в лучшей форме.
      – Должно быть, новые румяна виноваты, – решила Рокси. – Зря я послушалась Ванессу, надо было и дальше мазаться «Коралловым рифом». Это, конечно, не значит, что она хотела меня состарить, чтобы все говорили, будто я Джорджу в матери гожусь. Девчонка хорошо ко мне относится, на свой лад разумеется. Я не стала рассказывать ей про мои глупые страхи…
      – Так я и знала: неспроста вы сюда явились!
      – Чушь, с чего мне беспокоиться! Просто лезут в голову всякие мысли. – Рокси глянула на меня так, что я не осмелилась возразить. – Все думаю: когда Каризма в ров свалился, не ослаб ли он после этого? Башка-то у него уже была помята, вот статуя и доконала. Смекаете, о чем я? Как бы Джорджа не признали виноватым. Сроду не мечтала навещать сына в тюрьме.
      – Да будет вам, – ответила я, а про себя подумала: возможно, в рассуждениях миссис Мэллой есть зерно истины.
      Стыдно признаться, но я обрадовалась. Пусть уж причиной смерти Каризмы окажется серия ударов по голове, чем происки сверхъестественного Гектора Риглсворта.
      – Каризма упал в ров, потому что оступился, – твердо заявила я. – И никто не сможет обвинить Джорджа в случившемся.
      – Еще как смогут, цыпочка! – Миссис Мэллой промокнула глаза платочком. – Миллионы женщин примутся искать козла отпущения, когда услышат о смерти своего идола. И тут же прокатится слушок, будто мой мальчик взревновал Ванессу к покойному. – Рокси судорожно вздохнула. – Есть только один способ уберечься: переложить вину на кого-нибудь другого.
      Мне не понравилось, как Рокси при этом на меня посмотрела, но нам пришлось прервать беседу – в комнату вошли Эвдора и Глэдстон, за ними следовала Сильвия Бэбкок. Лестер-Смит до сих пор не появился. Опасается снова наткнуться на миссис Швабухер? Зато прибыл мистер Паучер с черной повязкой на рукаве.
      – Вот кого мне больше всех хотелось видеть. Что! Что! – Усы сэра Роберта воинственно топорщились, когда он двинулся навстречу мистеру Паучеру. – Будьте любезны, старина, верните шнур от кофеварки.
      – Да заберите эту чертову штуковину! – Мистер Паучер извлек шнур из кармана плаща. К его обычной мрачности добавилась еще и злость. – Знаю, что вы думаете. Не такой я кретин, чтобы поверить в этот бред про изгнание духа. Вы просто решили заманить меня сюда и расколоть. Но не я разукрасил шею мертвецу. Могу поклясться на могиле матери, – улыбка скривила его губы, – никаким шнуром я Каризму не душил.
      – Разумеется, нет, голубчик, – ласково произнесла миссис Давдейл. – Красная полоса была у него с самого начала, ее все заметили.
      Мы с миссис Мэллой переглянулись, но тут Эвдора решительно заявила, что царапина на шее Каризмы никак не связана с его смертью. Глэдстон дружелюбно добавил, что и не думал подозревать мистера Паучера, а Наяда пропела, что шею Каризмы не разглядывала, предпочитая любоваться иными частями его тела.
      – Что ж, тогда, – сэр Роберт перешел на шутливый тон, – почему бы не включить кофеварку и не выпить по чашечке, прежде чем приступать к изгнанию духа? Что? Что?
      Предложение было принято с радостью. Эвдора застенчиво улыбнулась, когда я передала ей бутылку со святой водой. Сильвия Бэбкок подсела к миссис Мэллой, и дамы завязали оживленную беседу. Лишь Наяда выглядела мрачнее обычного.
      – Поганое это дельце, Элли, – шепнула она мне.
      – Да уж, никогда не знаешь, чего ждать от таких опытов.
      – Я не об этом. – Наяда взъерошила светлые локоны. – Я слышала, как миссис Швабухер заявила, что Каризму убили, и с тех пор меня не отпускает жуткое чувство, что убийца – мой экс-муженек.
      – Лайонел? Он уважаемый адвокат.
      – Ну и что с того? – всхлипнула Наяда. – Он все еще меня любит, уж я-то знаю. Окажись он сейчас здесь, я бы показала ему, как трепать мне нервы. С тех пор как мы развелись, он все вынюхивал, не завела ли я себе кого. А я тоже дура набитая. И кой черт меня дернул сказать ему сегодня, будто Каризма ужом вокруг меня вьется.
      – Ради бога, Наяда! Ты заводишься из-за ерунды. Лайонел не идиот. Он понял, что ты все выдумала.
      – Спасибо, подружка.
      Конечно же, миссис Мэллой не могла не вклиниться в нашу беседу. Сценическим шепотом, который был слышен за милю, она объявила, что знает, как и почему «скопытился» Каризма. К сожалению, Рокси не успела удовлетворить нашего любопытства: сэр Роберт постучал ложечкой по кофеварке, предлагая всем угоститься кофе с имбирными пряниками, а потом полагалось рассесться вокруг стола.
      – Или я, старая перечница, путаю экзорцистов с медиумами?
      Миссис Давдейл с бесконечно терпеливой улыбкой попыталась растолковать Рокси разницу: экзорцисты – это те, что приказывают злым духам сгинуть, а медиумы, наоборот, зазывают их в гости.
      Глэдстон, безмятежно работавший спицами, поднял голову.
      – Остается лишь надеяться, – мягко заметил он, – что если Гектор Риглсворт не разберет, с кем именно он имеет дело, то по крайней мере вспомнит о хороших манерах и не притронется к пряникам. Их и нам-то едва хватает. Я спрашивал Эвдору, – он ласково глянул на жену, – позволяют ли правила лакомиться бисквитом в процессе изгнания духов, и она решила, что не стоит превращать нашу сегодняшнюю встречу в обычные посиделки. Сие вовсе не означает, сэр Роберт (перезвон спиц не умолкал ни на секунду), что мне не по вкусу ваши имбирные пряники.
      – Это не его пряники, – вспыхнув стыдливым румянцем, вступилась за своего соседа миссис Давдейл. – На прошлой неделе их принес полковник Лестер-Смит.
      – Кстати, будем его дожидаться? – осведомилась я. – Или сами разберемся с неугомонным Гектором?
      – Если честно, не думаю, что Лестер-Смит придет. – Наяда передала мне чашку кофе. – Похоже, ему не хочется оставлять миссис Швабухер в одиночестве.
      – Разве она с ним?
      – Я так поняла. – Наяда взглянула на миссис Давдейл, и та утвердительно кивнула.
      Я немного растерялась.
      – Но она же говорила, что собирается в отель! Должно быть, миссис Швабухер передумала уже после того, как мы расстались. Но почему она поехала именно к Лестер-Смиту?
      – Я слышала их разговор, – подала голос Сильвия Бэбкок. Она стояла в дальнем углу комнаты, словно не совсем понимая, зачем здесь находится. – Полковник был очень настойчив. И в конце концов добился своего. Да у нее и не оставалось сил сопротивляться.
      – Как было бы чудесно, – миссис Давдейл улыбнулась сэру Роберту, – если бы это ужасное событие имело хорошее продолжение и два человека нашли счастье в объятиях друг друга.
      Было не совсем понятно, кого она имеет в виду, но, будучи натурой романтической, я тотчас пожелала миссис Швабухер и Лестер-Смиту воссоединиться. А почему бы и нет? Если сидящий напротив Глэдстон – Цинния Сельми, автор самых чувственных любовных романов, то в этой жизни все возможно.
      Не успела я собраться с мыслями, как сэр Роберт по совету миссис Давдейл задернул шторы. Бакалейщица вспомнила передачу по телевизору: экзорцист обязан биться со злом на территории последнего, то есть в царстве тьмы. Комната погрузилась в густой мрак, все на ощупь заняли места за столом. Моей соседкой справа оказалась Эвдора, о чем я узнала, только услыхав ее голос над ухом.
      – Дорогие друзья, я предлагаю помолиться Отцу нашему небесному. Да смилостивится Он над Его слугами, да принесет Его любовь вечная и всепрощающая покой душе Гектора Риглсворта.
      – Этим мерзавца не испугать! – прошипела миссис Мэллой в левое ухо.
      На дальнем конце стола раздался писк. Он исходил явно не от Гектора Риглсворта, если, конечно, за долгую жизнь со сварливыми дочками у старины Гектора не обабился голос. Я могла бы держать пари: пискнула Сильвия Бэбкок.
      – Как насчет святой воды, дорогая? – напомнил Глэдстон.
      – Вот она! – Голос викарисы звучал напряженно и торжественно: – Изыди, Гектор Риглсворт, из этой земной юдоли! Оставь библиотеку Читтертон-Феллс попечению живущих!
      Все-таки это несправедливо, подумала я. Мы ничем не рискуем, а Эвдора может остаться без работы, если ее начальство – англиканский епископ – прознает про католическую воду. Капля попала мне на щеку. Снова раздался визг. Теперь я была совершено уверена: тишину нарушала Сильвия Бэбкок. Я нервно вздрогнула, моему примеру последовала миссис Мэллой, словно мы разыгрывали хорошо отрепетированную пантомиму.
      От двери потянуло сквозняком, который я приняла за ядовитые испарения. Тьма немного рассеялась, и я увидела бледные овалы лиц – все смотрели на дверь.
      – Это он? – дрожащим голосом вопросила миссис Давдейл.
      Мужественная рука сэра Роберта легла на ее плечо.
      – Он пришел за мной! – Сильвия вскочила и заметалась пятном лунного света. – Он пришел, чтобы забрать меня в ад, потому что я убила мужа из-за страховки.
      – Ради бога, женщина, заткнись! – проворчал мистер Паучер.
      – Но это правда! Я давала Альберту сахарин вместо таблеток от сердца. Я не думала, что это убийство, он и так стоял одной ногой в могиле. Но дьявол не оставил меня в покое. Сначала он явился в облике черной собаки. А теперь вот опять вернулся и ухмыляется мне в лицо!
      Сильвия истерически зарыдала. Тем временем сэр Роберт и мистер Паучер отдернули шторы. В комнате стало достаточно светло, чтобы различить фигуру в черном, замершую у порога.
      – Добрый вечер, – светски произнесла Иона Танбридж. – Простите, что помешала вам, но мне так понравилось сегодня в библиотеке. Я чудесно провела время и решила, что, пожалуй, чересчур потакала своей склонности к одиночеству. Вот и вернулась вечерком, чтобы взять книгу, а библиотекарша – прелестное создание! – сказала, что мне самое, место в Библиотечной Лиге.
      – Вы как нельзя вовремя, мадам. – Сэр Роберт продолжал играть роль радушного хозяина.
      – Не надо обманывать, шалунишка вы этакий! – Мисс Танбридж игриво хихикнула и погрозила сэру Роберту костлявым пальцем в черной перчатке. – Я отлично понимаю, что явилась в самый неподходящий момент. Эта милая молодая дама, – мисс Танбридж уставилась на безутешно рыдавшую Сильвию, – рассказывала горестную историю, а я прервала ее на самом интересном месте. Я сама совершила убийство, правда одно-единственное, и не могу считать себя таким уж экспертом. Но мне хорошо известно: необходимо рассказать людям о том, что вы сделали. Иначе обречены всю жизнь носить в себе эту гадкую тайну.
      Она проковыляла к Сильвии и обхватила тощими ладонями ее щеки. Сильвия наверняка заголосила бы, да не смогла рот открыть.
      – Неважно, поверят вам или нет, дорогая. Полиция сочла мой рассказ выдумкой. Но это их проблемы, не так ли?
      – Я же говорила, она его прикончила! – торжествующе провозгласила миссис Мэллой, хлопнув меня по плечу. – Да, признаю, про мисс Танбридж я думала, что она набивает себе цену, но вашу Сильвию раскусила сразу. На самом деле, миссис X., именно это я имела в виду, когда сказала, что знаю, отчего помер Каризма. Проще простого, да не всякий догадается.
      – О чем?
      – Ну же! – Она больно двинула мне локтем под ребра. – Пошевелите мозгами, если они у вас есть. Наша миссис Бэбкок жутко тряслась, как бы ее не вывели на чистую воду, вот и пристукнула Каризму, чтобы все подумали, будто здесь орудует серийный убийца. Вы меня слушаете, миссис X.?
      – Слушаю, – ответила я. Голос мой звучал равнодушно.
      – Так что будем делать?
      – Звонить в полицию. – Я двинулась к двери. – Сэр Роберт сегодня за главного, значит, мы можем предоставить это право ему.
      И я выскочила в коридор.
      – А куда это вы намылились? – крикнула мне вслед миссис Мэллой.
      – Навестить друга!
      На улице было прохладно. По спине побежали мурашки, и я на секунду остановилась под фонарем. Возможно, надо было предупредить Рокси о том, куда я иду, и, если не вернусь через час, пусть она вызывает полицию. Но доверься я миссис Мэллой, она обязательно увязалась бы за мной. Не следовало подвергать ее риску, если таковой, конечно, имелся. Так же как и Бена, хотя больше всего мне хотелось сейчас, чтобы он был рядом. Может, отправиться прямиком в полицейский участок и выложить свои соображения об убийстве? Нет, не имеет смысла. Догадки мои были весьма туманны и никак не тянули на свидетельские показания. Но если я ничего не предприму, то человек, которого хорошо знаю, может оказаться в страшной опасности.
      Я бежала по Рыночной улице по направлению к Барбарисовой аллее. Шаги отдавались гулким эхом. Высокий, узкий дом возник передо мной совершенно неожиданно, и не успела я опомниться, как уже стояла на выскобленной каменной ступеньке и звонила в дверь.
      Прошло не более полуминуты, но мне показалось, что я торчала целый год на каменном крыльце, прежде чем женщина в фартуке открыла дверь. Из-под вязаного платка виднелась полоска седых волос.
      – Здравствуйте. – Я старалась успокоить дыхание. – Полковник Лестер-Смит дома?
      Она недоверчиво оглядела меня.
      – Дома.
      – Могу я войти и поговорить с ним?
      – Ну, я не знаю… – Можно было подумать, что я попросила о чем-то из ряда вон выходящем. – Он исправно платит за жилье и никогда не устраивает шума. Но у него в комнате уже есть одна дама, что совсем не в его правилах, доложу я вам.
      – Именно с ней я и хотела встретиться!
      – Тогда другое дело. Вы не похожи на тех, что шляются по домам и зря тревожат людей. – Она посторонилась и впустила меня в дом. – Комнаты полковника крайние справа, и уж, пожалуйста, ступайте потише, иначе другие жильцы мне покоя не дадут.
      – Спасибо.
      Поднимаясь на цыпочках по узкой лестнице, я пыталась унять сердце, отбивавшее оглушительную барабанную дробь. С трудом подняв свинцовую руку, я постучала в дверь Лестер-Смита. Полковник тут же открыл дверь и с выражением мягкого удивления воззрился на меня.
      – Вот не ожидал! Добрый вечер, миссис Хаскелл.
      – Мне нужно поговорить с вами.
      – Прошу. – Лестер-Смит впустил меня в блиставшую чистотой гостиную. Комната выглядела вполне уютной, несмотря на царивший в ней казарменный порядок. – Вы насчет ремонта того дома?
      Я опустилась на предложенный мне стул.
      – Нет. Я насчет смерти Каризмы. Мне очень жаль, полковник, но я склонна согласиться с миссис Швабухер: это не был несчастный случай.
      – Понятно. – Лестер-Смит сел напротив меня и аккуратно поддернул штанины. – Евангелина в спальне. – Он кивнул в сторону двери слева от камина. – Она там уже несколько часов. И вряд ли она нас слышит.
      – Это хорошо. – Я вцепилась в сумочку.
      – Вы пришли сказать, – он улыбнулся с бесконечной печалью, – что это я убил беднягу?
      – Нет. – Я смахнула горючую слезу. – Думаю, жизнь Каризмы оборвала миссис Швабухер. Тогда… она заявила, что он убит, и я подумала, будто она обвиняет кого-то. Но четверть часа назад в библиотеку явилась мисс Танбридж и сказала, что, когда совершаешь… нечто подобное, испытываешь настоятельную потребность выговориться. Мисс Танбридж – странная женщина, не думаю, что ее теория верна в большинстве случаев, однако она заставила меня взглянуть на заявление миссис Швабухер в ином свете. Я вспомнила ее взгляд, когда она произнесла слово «убийство», и поняла: она хотела, чтобы я знала. Слишком мучительно носить в себе столь страшную правду.
      – Евангелина любила его.
      – Потому и решилась на это, – прошептала я. – Она испугалась за Каризму. Должно быть, она заглянула в будущее и осознала, что тот день, когда Каризма перестанет быть мечтой каждой женщины, не так уж далек. Эта мысль оказалась невыносима. Она ведь уже наблюдала медленную и мучительную смерть: так, по ее рассказам, умирал ее муж.
      Лестер-Смит уставился на каминную решетку, на которой даже под лупой нельзя было сыскать следов сажи.
      – Вы полагаете, что Евангелина взяла бюст Шекспира и ударила Каризму по голове?
      – Нет, этого она не делала. Я тут сопоставляла одну мелочь с другой… Эвдора сказала, что после того как обнаружила его тело, ей стало трудно дышать. А недавно я вдруг вспомнила, что у нее аллергия на пух. Догадываетесь, на что я намекаю, полковник?
      – На боа Евангелины.
      – Да. Сегодня днем Эвдора была в розовом. И, сообщая мне о смерти Каризмы, она теребила розовую ниточку. По крайней мере, так мне показалось в первый момент. Но что, если это была вовсе не ниточка, а пушинка – одна из многих, порхавших в воздухе, когда Эвдора склонилась над телом? Возможно, плохое самочувствие викарисы было вызвано аллергической реакцией. Когда Каризма начал раздавать автографы, на миссис Швабухер не было боа. Накануне она забыла его в читальном зале. Я сказала ей, где оно лежит.
      – Итак, Евангелина нашла боа и спустилась вниз. Допустим, миссис Хаскелл. – Лестер-Смит выпрямился на стуле. – Но не могла же она пристукнуть Каризму боа из перьев!
      – Конечно, нет, – медленно произнесла я. – Она… задушила его…
      – Разве Каризма выглядел как человек, которого задушили? – с грустной усмешкой спросил Лестер-Смит.
      – Он выглядел как Аполлон, отдыхающий перед рассветом. Но ведь он был без сознания, и задушить его не составляло никакого труда. Слегка стянуть концы боа – и все! Ведь так и произошло, полковник? Вы же были там и все видели, правда? Вот почему вы уговорили миссис Швабухер поехать к вам.
      – Я хотел защитить ее… – Лестер-Смит подошел к окну и продолжал говорить, стоя спиной ко мне. – Я понимал, что спасти ее мне вряд ли удастся, но чувствовал, что мой долг – сделать все, что в моих силах. Пусть только один день, но она была моей женой. После раздачи автографов я поднялся ненадолго наверх, но, куда бы я ни посмотрел, всюду мне мерещилась Евангелина. Перед этим мы побеседовали, и мне показалось, что застарелая боль утихла, но тут я понял, что обманываю себя. Побродив по второму этажу, я спустился вниз. Каризма все еще сидел за столом, просматривая книги со своей особой на обложке. При моем появлении он поднялся, шагнул навстречу… И тут с полки рухнул бюст Шекспира. Наверное, скоба расшаталась, хотя прежде она казалась вполне крепкой. Звук удара потонул в оглушительном вое собаки.
      – Да, – вздохнула я, – Хитклифф порезвился на славу.
      – Мгновение Каризма стоял неподвижно, – продолжал Лестер-Смит, словно не слыша меня. – Потом покачнулся и упал навзничь. Я хотел подойти к нему, но увидел Евангелину. Она бежала к Каризме, вытянув руки. Я вновь почувствовал горечь во рту и подумал, что вот сейчас она набросится на меня, как тогда, в нашу брачную ночь, и скажет, что это я во всем виноват. Заявит, что я напал на парня, чтобы поквитаться с ней. Поэтому я спрятался за полками – вот какой я трус, миссис Хаскелл! Евангелина опустилась на колени рядом с Каризмой, погладила его по щеке и что-то прошептала. Это было уже слишком. Я закрыл глаза. А когда собрался с духом, Евангелина стояла на ногах, в руках она держала боа. Я понял, что она сделала… За полчаса до этого Евангелина поведала мне, что Каризма взял с нее клятву, что она не позволит ему выйти в тираж. Он хотел навсегда остаться в памяти своих поклонниц мистером Идеалом…
      – Да, – тихо прошептала я. – И миссис Швабухер исполнила его волю. В моих глазах он навсегда останется самым прекрасным мужчиной на свете. Вы слышали такую язвительную шутку: если мужчина съедает все до последней крошки, то только для того, чтобы полюбоваться своим отражением на дне тарелки? Каризма то и дело поглядывал на свое отражение, словно проверял, не увяло ли его очарование. Но, похоже, блистательный образ дал трещину: неотразимые герои не валятся в канаву, как куль с мукой, и не получают бюстом Шекспира по башке, – это удел простофиль. Инстинкт подсказал миссис Швабухер, что настала пора исполнить клятву. Она осталась верна своей клятве и… Каризме.
      – Евангелина поступила очень скверно. – Лестер-Смит взглянул на меня. – Но она не была жестокой или испорченной. Евангелина была девочкой, которая так никогда и не выросла. Поэтому любить всем сердцем она могла только того, кто не разрушит волшебство сказки, превратившись в обыкновенного стареющего мужчину.
      Она убила Каризму ради любви. Как и полагается в любовных романах.
      – Что же теперь будет? – спросила я.
      – Почему бы нам не взглянуть на нее? – Тихо ступая, полковник подвел меня к двери спальни. – Евангелина сказала, что выпьет снотворного, чтобы заснуть на сто лет, пока прекрасный принц не разбудит ее поцелуем.

      Прошло два месяца. Библиотечная Лига снова собралась в читальном зале. Сильвии Бэбкок с нами больше не было – по причинам, которые мы избегали обсуждать. Однако к нашей маленькой группе присоединилась миссис Мэллой, и собрания стали проходить более оживленно. Лестер-Смит по-прежнему председательствовал и заведовал кофеваркой, на шнуре которой теперь висела красная бирка, предупреждавшая, что это собственность библиотеки. Мистер Паучер больше не прятал Хитклиффа за шкафом, и мы еженедельно получали сводки о подвигах черного пса. Хитклифф не только не омрачил жизнь своего нового хозяина, но даже послужил свахой. Однажды мистер Паучер взял его на собачье кладбище (Хитклифф проявлял незаурядный интерес к изучению могил своих собратьев), где они повстречали даму, скорбевшую о недавно усопшем колли. Собственно, завел знакомство Хитклифф, утащив свежий венок с могилы незабвенной собаки, и в жизнь мистера Паучера вошла любовь. Сэр Роберт и миссис Давдейл все еще оставляют мне надежду, что когда-нибудь соединят свои судьбы. Наяда поговаривает о том, чтобы дать Лайонелу последний шанс. Глэдстон Шип тайком продолжает успешную карьеру Циннии Сельми. Так что романтика в читательской общине Читтертон-Феллс цветет пышным цветом.
      После убийства Каризмы призрак Гектора Риглсворта удалился на покой. Некоторые полагают, что он убрался по своей воле, насладившись местью. Другие думают, что помогла святая вода. Мистер Паучер утверждает, что никогда не верил в эти россказни о привидениях. Позиция не совсем бесспорная, как выяснилось в тот вечер, когда Лестер-Смит сообщил нам о результатах благотворительной акции.
      – Как явствует из казначейских документов, – он открыл портфель и извлек кипу официальных бумаг, – нам удалось собрать значительную сумму, чтобы увековечить память нашей искренне оплакиваемой библиотекарши. Первоначально средства предназначались на отливку бронзовой статуи мисс Банч. Однако мы уже доводили до сведения членов Лиги, что у библиотеки возникли серьезные проблемы с трещинами в фундаменте и жучками-древоточцами, что привело к обветшанию здания. В результате… – Опустив голову, Лестер-Смит немного помолчал и твердым голосом продолжил: – Книги падают с полок и один всем известный тяжелый предмет рухнул с пьедестала. Посему предлагаю почтить память мисс Банч укреплением здания библиотеки. Ставлю предложение на голосование.
      Все единодушно согласились, что мисс Банч с радостью пожертвовала бы свою бронзовую статую на благое дело. Но прежде чем мы перешли к другим вопросам, миссис Давдейл достаточно громко прошептала сэру Роберту:
      – Разруха и жучки – это то, чем Гектор Риглсворт грозил библиотеке, накладывая проклятие!
      – Не для того я сюда приперся, чтобы слушать всякую брехню, – проворчал мистер Паучер. – Или вы думаете, моя собака сама себе ужин приготовит?
      – Уж не знаю, как там насчет мистера Риглсворта. – Миссис Мэллой водрузила на стол локти в черной парче. – Я недавно среди вас толкусь и слыхала об этом джентльмене только от миссис X., а уж ее слова никак нельзя считать истиной в последней инстанции. Но не сойти мне с этого места, каждый раз, как прихожу сюда, что-то такое мерещится, вроде присутствие чье-то.
      – Точно! – Наяда широко распахнула васильковые глаза. – И со мной то же самое! Но я уверена, это не старый Гектор, потому что мне становится так тепло внутри и немного щекотно, и выхожу я отсюда, чувствуя себя бесподобной красавицей.
      – А мне чудится, будто я – королева! – призналась миссис Давдейл.
      Сэр Роберт дернул себя за усы и прокричал:
      – Что? Что?
      После собрания я медленно спускалась по лестнице, ожидая, не снизойдет ли и на меня та благодать, о которой говорили другие дамы. Но ничто не потревожило моей души. И, попрощавшись с коллегами, я двинулась к машине.
      Когда я уже собиралась отъехать, из тени внезапно вынырнул мистер Паучер.
      – А я вас тут поджидал, – проскрипел он. – Давно хотел объяснить про тот случай… ну, почему меня не нашли, когда Хитклифф разбушевался.
      – Говорят, собаки воют к чьей-то смерти, – заметила я.
      – Верно… – Суровая нежность проступила на лице мистера Паучера. Он был явно рад услышать, что его пес хотя бы раз в жизни повел себя правильно. – Так вот, я направлялся в уборную, да дверь оказалась заперта. Как потом выяснилось, там была миссис Шип. Ну я и вышел в кусты отлить этот чертов лимонад.
      – Спасибо, что рассказали. Это было последним недостающим звеном, – поблагодарила я.
      – Мамаша, узнай она об этом, показала бы мне, где раки зимуют, – почти с нежностью произнес мистер Паучер и потопал домой. К Хитклиффу и даме своего сердца.
      А я поспешила в Мерлин-корт.
      Бен ждал меня в гостиной. Мы провели чудесный вечер, болтая о том о сем и прихлебывая капуччино. Просмотрев видеоинструкцию, я научилась достаточно ловко управляться с пенкой. Между делом я сообщила мужу, что получила письмо от Герты. Она безмерно довольна своей новой работой в кафе, очень похожем на то, что они держали вместе с мужем, и шлет особый привет Бену: благодаря ему Герта убедилась, что на свете еще существуют порядочные мужчины. Затем мы обсудили приближавшуюся свадьбу Ванессы и Джорджа, и, очевидно под влиянием недавней встречи с Глэдстоном на собрании, я припомнила недавнее прошлое и спросила Бена, не жалеет ли он, что отказался позировать для обложки «Рыцаря на все времена».
      – Нисколько, – Бен сел рядом со мной на диван, – и Ванесса, думаю, тоже. Поначалу она полагала, что вытянула счастливый билет, но когда дошло до дела, оказалось, что ей не хочется оставлять рекламную кампанию Джорджа. – Мой муж усмехнулся. – Кроме того, сама знаешь, – тем обмороком в церкви она была обязана беременности.
      – Боюсь, ты не до конца честен со мной. Неужто тебе действительно не хотелось попасть на обложку любовного романа?
      – Если бы я и снялся, то только по одной причине.
      – Какой?
      – Чтобы ты увидела во мне мужчину своей мечты. – Бен взял мое лицо в свои ладони. – Ведь это я, правда, Элли?
      – Нет, – нежно ответила я. – Ты тот мужчина, которого я хочу видеть рядом с собой, когда просыпаюсь утром, потому что каждый день с тобой как новая страница в самой потрясающей книжке про любовь, которую я когда-либо читала.