Глава 9

Кортни медленно открыла глаза. Узкое, длинное вентиляционное отверстие в стене пропускало достаточно света, чтобы она могла увидеть, что их одежда – ее и Баллантайна – валяется на полу, на письменном столе и на перевернутом стуле. Тяжелый запах сгоревшего китового масла и разгоряченных тел висел в спертом воздухе, и ей отчаянно захотелось куда-нибудь спрятаться, любым способом избежать столкновения, которое, она не сомневалась, последует за его пробуждением. Вспомнит ли он что-нибудь? Будет ли он обвинять в этом выпитый ром? Или будет винить ее?

Кортни лежала на боку, одна рука Баллантайна нежно обнимала ее за талию, а другая находилась у нее под головой, служа подушкой. Она чувствовала его легкое дыхание у себя на затылке и ощущала, как поднимается и опускается его грудь, когда светлые волосы щекотали ей спину.

Двигаясь с осторожностью, дюйм за дюймом, чтобы не потревожить спящего американца, Кортни освободилась из его рук и соскользнула с койки. Боль и скованность, к которым она была готова, не проявились немедленно, и Кортни, выпрямившись, потянулась, чтобы сбросить с себя остатки сна. Ее хрупкое тело выдержало на себе вес мужчины, который, по правде говоря, был намного больше ее, – удивительно, что она вообще его выдержала. Ее груди так неистово сжимали, ласкали и целовали, что она ожидала увидеть их сине-черными. А ее губы! Невозможно было поверить, что в них осталось что-то от их естественной формы и цвета.

Но как ни странно, она сохранила способность двигаться легкими шагами и, неслышно подойдя к квадратному зеркалу, остановилась передним. Приготовившись лицезреть то, что, как она предполагала, отразит распухшее, перекошенное лицо, Кортни была поражена, разглядев молодую женщину с влажными лучистыми глазами, в которой не увидела ни малейшего намека на утомление или бессонницу и которую она с трудом узнала. Ее глаза светились, зеленые радужные оболочки были яркими и искрящимися, как драгоценные камни, а розовая кожа излучала тепло. Ее взгляд опустился ниже, отыскивая источник загадочного покалывания в груди, и она увидела, что ее груди не распухли, не посинели и совсем не потеряли форму – наоборот, они были округлыми и твердыми, а соски гордо торчали, обретя уверенность.

В замешательстве Кортни кончиками пальцев прикоснулась к губам, удивившись, что они тоже кажутся ей другими: более нежными – как будто уже никогда не смогут произнести грубого слова. Она даже почувствовала, как они прижимаются к его губам, раскрываются и жадно, ненасытно тянутся к неведомому прежде наслаждению.

Кортни взглянула поверх плеча своего отражения на спящего Адриана Баллантайна. Одеяло сползло, и его распростертое тело было откровенно выставлено напоказ. Прежде она видела голых мужчин дюжинами случайно и по необходимости, однако ни один из них не заставлял ее краснеть. Конечно, никто не заставлял ее долго и пристально разглядывать то, что сейчас лежало обмякшим и безжизненным, однако, поднявшись, могло лишить ее самообладания.

Пока она наблюдала, его рука шевельнулась, и пальцы бессознательно двинулись по груди, чтобы тайком почесать кожу под облаком медных волос, но это движение неожиданно разбудило барабаны в голове Баллантайна, и начавшийся зевок закончился тихим болезненным стоном.

Кортни не стала дожидаться, пока затуманенные глаза откроются и увидят ее. Взяв с пола бриджи, она торопливо натянула их и закрепила ремнем, а потом, подняв половинки разорванной рубашки, в некоторой растерянности смотрела на них, пока не обратила внимания на звуки, раздающиеся с койки.

– Черт... – Адриан проглотил ругательство и попробовал сесть. – Сколько я выпил? Сколько я проспал?

– Что-то не так, Янки? Неужели вас, золотоволосый негодяй, не научили, как нужно пить?

– Ирландка, я... – Он крепко стиснул зубы и сдавил пальцами виски. В его голове стучали гигантские молотки, к горлу подкатывала тошнота, на языке образовался налет толщиной в дюйм, кислый, как дешевое вино, а глаза жгло, словно их засыпало песками Сахары. – Я сейчас не расположен к словесному поединку. Если вы будете так добры, то дайте мне мои...

Не договорив, он сделал два неглубоких вдоха, затем его глаза расширились, и он, по-видимому, только теперь заметил, что сидит голый, что каюта выглядит так, будто по ней пронесся небольшой торнадо, что Кортни не сделала ни малейшей попытки прикрыть обнаженную грудь или спрятать презрение во взгляде.

– Боюсь, мне нужна новая рубашка, – спокойно объявила она. – Вчера вы так спешили освободить меня от этой, что сомневаюсь, можно ли ее починить.

Баллантайн посмотрел на остатки рубашки, потом на собственную наготу, но, очевидно, не смог ничего вспомнить.

– Я полагаю, что вы получили удовольствие со мной, и не представляю, чтобы после прошедшей ночи вам захотелось бы еще, но... – Она пожала плечами, оставив фразу незаконченной.

– О Господи! – застонал он, обхватив руками голову. – Неужели я?..

– Не сомневайтесь. И с огромным энтузиазмом, так что мне жаль вашу невесту, если она слабого телосложения.

Мускулы на щеках Баллантайна отчаянно напряглись, и он густо покраснел, попытавшись найти способ отвергнуть очевидное. Он помнил, как ушел из каюты Мэтью, помнил флягу с ромом и помнил, что слышал голос девушки, доносившийся до него словно по длинному туннелю... но он не мог вспомнить, что было потом. Ничего, кроме...

Он взглянул на нее и увидел изящную тонкую талию, округлые груди и розовые ореолы, которые его язык, разумеется, немедленно вспомнил.

– Запасные рубашки в моем сундуке, – хрипло проговорил он. – Ради Бога, найдите рубашку и наденьте ее.

– Очень жаль, что вы не держите еще и запасные девственные плевы для подобных ситуаций, – иронически приподняла бровь Кортни.

При этих словах Баллантайн вскинул голову, и кровь мгновенно отхлынула от его лица. Что за чушь она несет? В чем она его обвиняет? Он зажал в руке одеяло и невольно проследил за взглядом Кортни, устремленным на пятно высохшей крови на простыне.

– И вы сделали это с таким искусством, что я просто не могу дождаться, когда другое животное тоже изнасилует меня.

– Я... я был пьян, – запинаясь, начал Адриан, чувствуя, как убийственная боль в черепе распространяется вниз и охватывает его тело.

– Вы были беспросветно, мертвецки пьяны, – невозмутимо уточнила Кортни. – И вы набросились на меня, а я ведь говорила вам, что так и будет, когда вы первый раз предложили мне такую сделку.

Баллантайн проглотил сарказм, сознательно не отреагировав на него. Глядя на Кортни сквозь завесу отвращения к себе, он следил за каждым ее движением, пока она искала чистую рубашку, встряхивала ее, чтобы расправить, и натягивала на тело. Рубашка была на несколько размеров больше, чем нужно, и делала ее еще более юной и еще более несчастной жертвой.

Застонав, Баллантайн нетвердой походкой прошел от кровати к умывальнику. Налив воды из кувшина в таз, он набрал воздуха и окунул лицо в ледяную воду. Подняв голову, он отряхнулся и увидел, что Кортни, сидя на краю койки, с любопытством разглядывает его голые ягодицы.

– Выгляните в коридор, – распорядился он, схватив бриджи, – и скажите, там ли еще охранник.

Кортни вздохнула, но подчинилась. Чуть приоткрыв дверь, она выглянула в темный коридор, а когда повернулась, Баллантайн, уже в брюках, наклонился над сундуком, чтобы достать себе рубашку.

– Охранник там, но он стоит возле трапа. Стараясь не встречаться с пристальным, смущающим взглядом Кортни, Адриан надел батистовую рубашку, посмотрел на себя в зеркало, провел рукой по щетине на подбородке и нахмурился, решив, что, должно быть, проспал полдня и всю ночь. Быстрый взгляд на карманные часы сказал ему, что было семь тридцать пять, а свет, проникавший сквозь вентиляционное отверстие, подтвердил, что пока еще утро.

Продолжая избегать насмешливых глаз, он достал ключи и отпер шкаф с бритвенными принадлежностями.

– До чего безукоризненный офицер, – с издевкой протянула она. – Как прискорбно, что вам не хватает манер джентльмена.

У Адриана заметно дрожала рука, когда он доставал из чехла бритву. Он понимал, чего добивается Кортни, и знал, для чего она его дразнит, но не мог ничего придумать, чтобы остановить ее, и прежде чем снова наклониться над умывальником, ему пришлось преодолеть еще один особенно свирепый приступ головной боли.

– Не хотите, чтобы я побрила вас?

– Благодарю. – Он взглянул на ее отражение в зеркале. – У меня нет желания приносить в жертву свое горло.

– Вовсе не на вашем горле я с величайшим удовольствием испробовала бы бритву, – сухо заметила она, отходя от двери.

Баллантайн поймал в зеркале взгляд изумрудных глаз и беспомощно нахмурился, а Кортни лишь улыбнулась и забрала бритву у него из рук.

– Сядьте, Янки, пока не упали. Если бы мне нужна былажертва, поверьте, я могла бы сделать это ночью... или утром, когда вы спали.

Он колебался, наблюдая за ней сквозь щелочки глаз, а потом пальцы сомкнулись вокруг запястья Кортни и отобрали острое лезвие.

– Тем не менее, если не возражаете, закончим эту маленькую сцену семейной преданности. Вы, по-моему, переигрываете, стараясь быть полезной.

Кортни пожала плечами, но не сделала попытки освободить руку. Баллантайн, нахмурившись, смотрел на нее, как будто существовал какой-то скрытый смысл, который он упустил, что-то, что он должен был понять. Но что бы это ни было, оно ускользнуло от него, и Адриан выпустил руку Кортни и снова повернулся к зеркалу. Оставив несколько порезов и не выбрив как следует подбородок, он ополоснул лицо и насухо вытер его полотенцем.

– Пожалуйста, заканчивайте одеваться. Я хочу навестить Мэтта, прежде чем заняться другими делами.

– Какими другими делами? Вы же под арестом, разве нет? – И когда ни ответа, ни возражения не последовало, Кортни выдвинула собственные умозаключения: – Зачем тогда в коридоре стоит охранник? Зачем вчерашний ром и непонятная жалость к самому себе? – Замолчав, она смотрела, как Баллантайн убирает бритву. Заметив ее интерес к этой вещи, он заткнул ее за пояс, вместо того чтобы снова доверить шкафу, и Кортни весело улыбнулась. – Вы, видимо, не слишком обеспокоены. Арестом, я имею в виду.

– Я умею скрывать эмоции, – криво усмехнулся он.

– Это не так уж трудно, когда ничего другого не остается.

Адриан вздохнул и на мгновение закрыл глаза, а когда снова открыл их, Кортни вместо капитуляции, которую надеялась увидеть в них, встретилась с серо-стальной угрозой.

– Я буду нести ответственность за то, что произошло этой ночью, – отчеканил он. – Я даже'могу зайти настолько далеко, что скажу: «Вы победили». Вы правы, я вел себя как слизняк, именно так, как вы сказали. Это так, но до поры до времени. Еще одна ваша очаровательная острота или насмешка, и я могу изменить свое мнение. Я могу подумать: «Черт, все уже свершилось, так стоит ли останавливаться? Она, вероятно, получила удовольствие, иначе не просила бы еще».

Кортни почувствовала, как у нее загорелись щеки, смущенно попятилась и в стремлении поскорее отступить едва не опрокинулась на морской сундук.

– Полагаю, мы поняли друг друга? – Дождавшись от нее неохотного кивка, Баллантайн достал льняной шейный платок и бросил его Кортни. – Завяжите себя, – строго приказал он. – И сделайте что-нибудь со своими волосами, чтобы они не выглядели такими... – Он покрутил в воздухе рукой, не в силах заставить себя произнести слова, которые приходили ему в голову: красивыми, привлекательными, соблазнительными. Мягкие блестящие взъерошенные завитки вызвали у него еще одно воспоминание о прошедшей ночи, воспоминание о лишающем сил забвении, о том, как он погружал губы в нежный аромат и чувствовал, что податливое тело с жадностью выгибается ему навстречу.

Эта картина настолько ошеломила его, что он долго смотрел в изумрудные глаза. Она назвала это изнасилованием, и у него не было оснований ей возражать... однако образы упорно настаивали на своем. Страсть. Глубокое, обоюдное удовлетворение. Или, может, испытывая вину, он отчаянно искал способ оправдать собственные действия?

Первой пошевелилась Кортни. Нагнув голову, она сосредоточилась на том, чтобы затянуть вокруг груди ненавистную повязку, и, закончив, снова обрела некоторую уверенность в себе.

– Ваш капитан, похоже, он из тех, кто обожает военные суды.

– Он обожает запугивание.

– И он пугает вас? – Кортни подняла голову.

– Да, меня пугает то, что он представляет собой. Жестокость, несправедливость, автократия.

– Авто?..

– Власть, опирающаяся на страх. Британский военный флот преуспел в искусстве использования тактики телесных наказаний и голодания, чтобы добиться повиновения от своих моряков. У меня была надежда улучшить нашу судьбу хотя бы при помощи собственного примера, если уж больше нечем.

– Мой отец один раз был взят на борт британского корабля бандой преследователей, – тихо заговорила Кортни. – Ему понадобилось три года, чтобы убежать, и потом на всю жизнь у него остались шрамы. У него не более высокое мнение и об американских кораблях, и о том, как на них обращаются с собственными моряками и пленниками, – жестко добавила она. – И когда он увидит, что вы сделали со Змеиным островом... Что ж, вам стоит предупредить своих наблюдателей, чтобы они почаще оглядывались назад.

– На привидения? – холодно поинтересовался Баллантайн.

– На все, что способно отплатить вам, Янки. Адриан почувствовал, как в нем поднимается гнев, но решил, что нет смысла продолжать спор. Если ей хочется верить, что ее отец жив, пусть так и будет. Если ей хочется цепляться за смехотворную идею, будто кучка вероломных пиратов сможет противостоять такому военному кораблю, как «Орел», он не собирается вознаграждать ее тщеславие, пытаясь разубедить.

Последний раз окинув каюту внимательным взглядом, лейтенант подошел к двери. Кортни вышла вслед за ним в коридор и даже не подняла головы, когда он с такой яростью рявкнул моряку о том, куда направляется, что тот предпочел держаться от него на почтительном расстоянии.

Почти немедленно их атаковали запахи горячего кофе и горящего угля, исходившие из переднего камбуза. У Кортни громко заурчало в животе, напомнив ей, что она последний раз ела сутки назад, а рот наполнился слюной, когда она уловила слабый запах утреннего порриджа – густой овсянки, на которую янки набрасываются с энтузиазмом, прежде чем начать день. Она понимала нежелание Баллантайна думать в этот момент о еде, но не было причины, по которой она должна была голодать вместе с ним.

Кортни собралась завести разговор на эту тему, но они уже подошли к каюте Мэтью Рутгера. Снаружи у двери стоял еще один охранник, и Баллантайн обошелся с ним с не большей вежливостью, чем с первым.

Внутри каюты, не имевшей окон, воздух был душным и тяжелым от запахов горящего фонаря и скипидарной мази, которой была натерта спина Мэтью. По горлу Адриана было заметно, что он сделал несколько судорожных глотков, прежде чем заметил тревожную улыбку Малыша Дики. Мальчик, похоже, всю ночь просидел возле доктора; его кожа была бледной, растрепанные волосы свисали на лоб, веки припухли, а под глазами лежали тени.

– Он хоть немного спал ночью? – спросил Адриан и мысленно выругал себя за то, что забыл о физической травме ребенка. Он знал, что Дики боится его, боится всех больших и сильных мужчин, которые умели только хмуриться и сердиться на него за его глухоту.

Кортни вышла вперед и, вытянув руку, осторожно коснулась плеча Дики, а потом, улыбнувшись, с помощью примитивных жестов спросила, спал ли доктор после того, как ушел лейтенант. Дики кивнул и, улыбнувшись ей в ответ, указал на пустую фляжку из-под рома. Она бросила взгляд на Адриана, но тот только сильнее нахмурился и подвинул стул к кровати.

Мэтт лежал на животе, бессильно свесив руки с краев койки, его спина распухла и покрылась красными рубцами; некоторые из них кровоточили и под слоем мази начинали покрываться тонкими струпьями. При звуке передвигаемого стула Мэтью слегка приоткрыл глаза, затуманенные болью и похмельем, которое было не менее мучительным, чём у Баллантайна.

– Как ты себя чувствуешь? – был первый неуместный вопрос.

– Как видишь, не так уж плохо, – проворчал Мэтью. – Сколько фляжек рома ты влил мне в горло?

– Я потерял счет, – усмехнулся Адриан и сделал знак Дики, чтобы тот зажег лампу и налил в миску чистой воды. – Я беспокоюсь вовсе не о твоей голове.

– Ты хочешь сказать, что существует что-то еще, что я способен почувствовать? – Мэтт застонал и закатил глаза. – Моя голова и мой желудок – который, между прочим, уже опустошался с полдюжины раз, – это все, что я способен сознавать в данный момент.

– Мы прекрасная пара. Опять Неаполь? Как я помню, ты три дня провел, перегнувшись через поручни, как сухопутная крыса.

– Ты держался не намного лучше. – Воспоминания вызвали у доктора улыбку. Офицеры с «Мстителя», корабля, на котором когда-то служили Баллантайн и Рутгер, бросили вызов офицерам «Цербера» кто кого перепьет – американцы против британцев. – Победив, ты и Сатклифф настояли на праве уложить в постель всех проституток в радиусе мили. Я, возможно, провел три дня у поручней, но по крайней мере мог стоять на ногах. – Мэтью заметил румянец, проступивший под загаром Адриана, и, быстро взглянув за широкие плечи друга, увидел стоявшую за его спиной Кортни. – Конечно, мы были тогда еще молоды. Мы были юными и глупыми. – Его бормотание не произвело впечатления ни на одного из посетителей, и Мэтт, помрачнев и громко прочистив горло, сменил тему: – Ты еще не видел его?

– Дженнингса? Нет. А нужно?

– Не знаю. Есть мысль, отчего на корабле поднялась суматоха?

– Суматоха?

– В моей комнате очень тонкие стены. Примерно на протяжении последнего часа я слышу ужасный шум, громкие голоса и из разговоров понял, что утром наблюдатель обнаружил чужой корабль.

– Чужой корабль?..

– Должно быть, дружественный, потому что я не слышал тревоги. Во всяком случае, раз Дженнингс не послал за тобой, он, вероятно, считает, что Фолуорт сам справится.

– Теперь это меня беспокоит. – Адриан постарался избавиться от тумана, продолжавшего притуплять его мышление. По его расчетам, они находились в одном дневном переходе до Гибралтара. В этом районе могло встретиться множество всяких судов: французы и испанцы, пользующиеся морскими путями в Атлантику; американский эскорт, посланный навстречу «Орлу»; патруль, контролирующий подходы к марокканскому побережью. Возможен любой из этих вариантов, и все же волоски на затылке Адриана начали подниматься. – Интересно...

Осторожный стук в открытую дверь не дал Адриану договорить то, что он собирался сказать, и мужчины, повернув головы, увидели стоявшего на пороге младшего лейтенанта Лотуса. Он явно чувствовал себя неловко и все время оглядывался, словно ожидал увидеть неприятности, теснившиеся за его спиной.

– Простите, что беспокою, господа, но вас, мистер Баллантайн, не оказалось в каюте, а... ну, я хочу сказать, некоторые полагают, что вам следует знать...

– В чем дело? Выкладывайте. Хотя если это касается корабля, то, к сожалению, вам следует обратиться к кому-нибудь другому.

– Это касается корабля, сэр, но не «Орла». На горизонте видны паруса, сэр, и они быстро приближаются. Возможно, это шхуна или кат. Примерно с того же направления надвигается шквал, так что судно просто пытается уйти от него.

– Тогда я не понимаю вашей тревоги. Под каким флагом оно идет?

– Видите ли, сэр, – моряк смущенно переступил с ноги на ногу, – в этом-то все и дело. У него нет флага. Оно не выставило никаких опознавательных знаков, несмотря на наше требование.

– Кто на мостике?

– Мистер Фолуорт, сэр. Но его, по-видимому, нисколько не волнует то, что на наши сигналы не обращают внимания.

– А вас волнует?

– Ну, сэр, – моряк снова переступил с ноги на ногу, – во время войны, согласно предписаниям, с любым кораблем, не отвечающим немедленно на запрос другого корабля, следует обращаться как с враждебным.

– Кто-нибудь напомнил об этом мистеру Фолуорту? – отрывисто спросил Баллантайн. – Думаю, он с удовольствием поиграл бы с оружием.

– Сэр, – еще одно смущенное движение, еще один встревоженный взгляд через плечо, – нас не подняли по тревоге. Палубы даже не очищены для боевых действий.

– Что?! – Адриан мгновенно вскочил на ноги.

– Да, сэр. Они с капитаном Дженнингсом просто стоят, наблюдая за идущим на нас кораблем, и обсуждают погоду, словно ничего не происходит.

– Очень хорошо, мистер Лотус. – Адриан выдохнул сквозь стиснутые зубы. Теперь он по крайней мере знал, почему у него в подсознании звучали сигналы тревоги. – Я поднимусь наверх и взгляну. Хотя вряд ли я в состоянии что-то сделать.

– Все правильно, сэр. Мы все понимаем. – Моряк словно освободился от тяжести. – Просто люди вам доверяют, сэр. Мы с вами благополучно выбрались из нескольких передряг, и нам будет спокойнее, если мы будем знать, что вы с нами.

Адриан направился к двери, но остановился, заметив, что Мэтью делает тщетные попытки приподняться на локтях.

– И что ты собираешься делать? – Он вернулся, чтобы помочь другу.

– Встать на ноги, – проворчал Мэтт. – На что это похоже? Если грядут неприятности, я хотел бы встретить их на ногах, а не на... – он сдержался, бросив взгляд на Кортни, – не на животе. Курт, не дашь ли мне чистое полотенце? Мне нужно стереть со спины эту мерзость, иначе пропадет великолепная рубашка.

– Ты не сделаешь ничего подобного, – заявил Адриан Кортни и, обратившись к Мэтью, приказал: – А ты останешься там, где ты есть. Ты с трудом можешь сидеть, а стоять так и вовсе не сможешь.

– Я могу стоять, – с трудом выдавил Мэтью. – Я могу стоять.

– А я могу летать. Курт, вот тебе строгий приказ: если доктор попытается встать с постели, я разрешаю всыпать ему и снова уложить. И запомни... – повернулся он к Мэтту, заметив испуганное выражение на лице моряка, – сегодня утром парень настроен по-боевому, так что не провоцируй его.

Баллантайн вышел вместе с моряком, и Малыш Дики закрыл за ними дверь. Прилив возбуждения, нахлынувший на Кортни при известии о приближении другого корабля, быстро спал, когда она услышала, как моряк оценил размеры судна. К тому же она знала, что партнеры ее отца не склонны заниматься разбоем у берегов Гибралтара. Значит, это может быть американский патруль.

От размышлений о море Кортни отвлекло движение на койке. Дики просунул руку под живот доктора Рутгера, и Мэтью безуспешно пытался перевернуться на спину и сесть прямо.

– Что вы делаете? Разве вы не слышали, что сказал Баллантайн?

– Я слышал. – Мэтт поморщился. – И если у вас есть какие-нибудь мысли о том, чтобы воспользоваться щедрым предложением Адриана, то сначала подумайте как следует. Проклятие!.. – Он провел рукой по лбу, чтобы вытереть пот. Движение руки вызвало новый приступ боли, и Рутгер застонал.

– Вы понимаете, что он прав? – спросила Кортни. – Вы не в состоянии встать.

– Об этом могу судить только я сам. А вы собираетесь помочь мне, или я должен позориться на этой кровати?

С помощью Дики с одной стороны и Кортни с другой Рутгеру удалось принять сидячее положение. Он покачнулся от боли – в голове и спине – и был вынужден крепко стиснуть зубы, чтобы они не застучали.

– Вы делаете себе только хуже.

– Дайте мне минуту, и все будет прекрасно, – упрямо возразил доктор.

Руки Дики возбужденно задвигались, выражая озабоченность, но доктор лишь улыбнулся и покачал головой. Кортни наблюдала за их своеобразным диалогом и удивлялась, что почти все понимает. Она не хотела признаваться в этом, но ей нравился Мэтью Рутгер. Он был честно и искренне предан своей профессии в отличие от других судовых врачей, большинство из которых были просто мясниками, предпочитавшими отпиливать руки и ноги, а не тратить время на их лечение. Многие из них были раньше цирюльниками, а потому и те и другие в какой-то степени имели дело с кровопусканием.

Мэтью был не таким широкоплечим, как Адриан, и не такого атлетического сложения, однако в его фигуре не было ничего лишнего. Его живот был плоским, бедра упругими, грудь украшали налитые мускулы, а жилистые руки обладали большей силой, чем можно было предположить по его обманчиво мягким чертам. На докторе были только тонкие хлопковые трусы, и взгляд Кортни сразу же остановился на зарубцевавшемся шраме его левой ноги. Блестящий бесформенный рубец начинался прямо над коленной чашечкой, спускался на несколько дюймов вниз и образовывал безобразную кривую на искалеченной ноге.

– Не слишком симпатичный, верно? – пробормотал доктор.

– Не многие шрамы бывают красивыми, – спокойно ответила Кортни. – Как это случилось?

– Издержки профессии судового хирурга, – объяснил он, чувствуя, как ее взгляд изучает его тело в поисках следов давних ранений. – Рядом со мной разорвался очередной артиллерийский снаряд. Мне повезло, что после предыдущего выстрела я уже лежал на спине, а иначе остался бы вообще без ноги. Вот так. Они уже собирались браться за пилу, но не успели – появился Адриан. Он спас мне ногу, спас меня... – Мэтт замолчал, его глаза затуманились. – А на следующую ночь, когда сражение было закончено, он потерял брата. – Почувствовав себя более уверенно, доктор ободряюще улыбнулся Малышу Дики и отодвинул заботливые руки мальчика. Но детское лицо притягивало его взгляд, как будто вызывало в памяти другое такое же беззащитное лицо. – Алан Баллантайн, ему был чуть больше десяти, когда он тайком пробрался на «Орел». Он прятался, пока мы не оказались далеко в Атлантике и уже ничего нельзя было сделать. Адриан, естественно, пришел в бешенство. Вы поняли бы ситуацию, если бы знали историю его семьи, но...

– Так расскажите.

Мэтью испуганно взглянул на Кортни.

– Прошу вас. Я... я и правда хотела бы узнать о нем немного больше. Он очень... настойчив в своих стремлениях, верно?

– Хотите сказать – упрям? Высокомерен? Самоуверен? Его почти невозможно переубедить? – Мэтт усмехнулся. – Да, он такой. Но у меня никогда не было друга надежнее, чем Адриан Баллантайн. А кроме того, его необузданность, как правило, показная. Он происходит из очень богатой семьи – семьи, принадлежащей к столпам общества. Его нельзя строго судить, если время от времени у него проявляется его голубая кровь. Тогда он старается скрыть свое происхождение. Адриан поступил на флот рядовым матросом и зарабатывал свои звания потом и кровью, вместо того чтобы просто заплатить и получить высокую должность. Он не подчинился даже тогда, когда Баллантайны принуждали его отказаться от опасной профессии и занять предназначенное ему место в семейном бизнесе. Из-за своего стремления к независимости Адриан крупно поссорился с отцом, и они почти пять лет не общались. Потом умерла его мать, но Адриан узнал об этом только через шесть месяцев после похорон. Когда ему наконец дали отпуск и он смог вернуться домой, его встретили во всеоружии, так сказать. Его отец объявил, что болен, хотя на самом деле Сэмюел Баллантайн не болел ни одного дня в своей жизни! Еще он объявил, что брат Адриана, Рори, промотал большую часть своего наследства и запустил жадные руки в доходы компании Баллантайнов. Его две сестры, по общему мнению, были замужем за разгильдяями, которые только и умели, что играть в карты и пьянствовать. – Мэтт фыркнул. – Прежде чем Адриан отправился на свой корабль, отец взял с него обещание серьезно подумать над тем, чтобы заплатить за отставку и навсегда вернуться домой, в Виргинию. В какой-то момент Адриан умудрился обручиться с дочерью делового партнера отца. Он был не особенно доволен этим обязательством, так что можете представить себе его настроение, когда, проснувшись однажды утром, он возле своей койки увидел улыбающуюся физиономию Алана. – Светло-карие глаза утратили свою влажную мягкость и стали холодными и далекими. – Примерно в то же время он безрассудно бросился в авантюру с Сатклиффом.

– С Сатклиффом?

– Капитаном «Мстителя» и непосредственным начальником Адриана.

– И?.. – нетерпеливо спросила Кортни.

– И... – Мэтью нахмурился, обнаружив, что и так уже наговорил много лишнего. – И если сложить все вместе: долг, вина, честь...