Роуэн ощутил, что кто-то стоит в дверях, даже не поднимая глаз. Более того, он понимал, что Энджелина точно так же почувствовала чье-то присутствие. Она резко повернулась к двери, и ее сердце так бешено забилось, что Роуэн готов был поклясться, что слышит его стук. Роуэн ожидал увидеть Галена Ламартина, но это был не он. Тем не менее, Роуэн понимал, что Энджелина боится этого мужчину, или, по крайней мере, не доверяет ему.

Этот коренастый тип с мощными мускулистыми руками был одет в черное, что делало его рыжие волосы и круглое бородатое лицо еще более отталкивающими. В его янтарных глазах светилась некая сила, предупреждающая о том, что с этим человеком нельзя шутить, и о том, что с ним придется считаться.

– Ваш экипаж, мэм, – сказал он низким, неприятным, лишенным модуляций голосом.

– Благодарю, – ответила Энджелина, и добавила: – мне нужно взять молитвенник.

Мужчина отреагировал еле заметным кивком и исчез так же бесшумно, как и появился.

Словно собираясь с духом, Энджелина снова подошла к столику, где оставила магнолию. Она взяла свою кружевную голубую шляпу и водрузила ее на локоны цвета черного дерева. Затем она потянулась за молитвенником. Роуэн не ожидал, что она столь торопливо направится к двери… Инстинктивно он вскочил и направился вслед за ней, намереваясь идти следом. Но, выйдя за порог, женщина исчезла. Точнее, растворилась в воздухе буквально у него на глазах.

– Нет! – воскликнул он, и в тот же момент комната, задрожав, вернулась в настоящее время.

Пытаясь устоять на ногах, Роуэн схватился за спинку дивана, но диван более не существовал. Он превратился в стул. Стол, мгновение назад стоявший перед диваном, исчез, равно как и лежавшая на нем газета. Все изменилось. Исчезли кружевные салфеточки, исчезла прежняя обстановка… Тут взгляд Роуэна упал на стол. Стол был уже не тот. По правде говоря, он был совсем не похож на столик, стоявший в гостиной Энджелины. Однако внимание Роуэна привлек отнюдь не внешний вид мебели…

Не веря своим глазам, он медленно двинулся вперед, ожидая, что заинтересовавший его предмет исчезнет так же, как исчезла сама Энджелина. Но этого не случилось. Напротив, чем ближе подходил Роуэн, тем великолепнее он ему казался. Осторожно протянув руку, Роуэн, поколебавшись, решился дотронуться до него. На ощупь лепестки магнолии казались мягкими, словно атлас, гладкими, как шелк. Их алебастровое великолепие напомнило Роуэну об Энджелине. Прелестный, хрупкий бутон со своими нежными лепестками был способен выжить, когда погибли бы все другие цветы. В Энджелине Роуэн чувствовал такую же силу Он видел ее. Он знал, что эта сила есть. Держа магнолию, он понимал, что теперь все стало гораздо сложнее. Не только он, Роуэн Джейкоб, смог проникнуть в прошлое, но и прошлое сумело проникнуть в настоящее, перейдя временной барьер.

Это открывало перед ним интереснейшие возможности. Перспективы, которые и в голову не могли прийти, пока он не почувствовал аромата этого цветка.

Неизвестно, что послужило решающим толчком – случай с магнолией или звонок Кей, напомнившей о том, что он уже целую неделю находится в Новом Орлеане и может остаться там не больше, чем на неделю, а может быть то, что обстоятельства постепенно выходили из-под контроля Роуэна, но его одержимость все усиливалась. Он не мог объяснить, в чем тут дело, но чувствовал, что ему просто необходимо найти женщину, вернувшую в особняк портрет. Наверняка она что-нибудь знает об Энджелине. Разумеется, найдется еще хотя бы одна часть этой странной головоломки.

Новые поиски этого имени в телефонном справочнике, как и подозревал Роуэн, опять ничего не дали. Он так и знал, но, тем не менее, счел своим долгом все перепроверить. После этого он не мог найти себе занятия и слонялся без дела по дому. Вниз по лестнице, вверх и снова вниз. Чуть раньше явился Кот, и теперь сопровождал Роуэна в его блужданиях из комнаты в комнату. Казалось, что животное ощущает охватившее Роуэна напряжение и сочувствует ему.

Мысли Роуэна то и дело возвращались к одному факту: Дэвид Белл – единственный, кто может помочь ему в поисках таинственной женщины. Движимый отчаянием, Роуэн схватил телефонную трубку и набрал международный номер. Услышав сонный голос абонента, он понял, что допустил ошибку.

– Ох, ради Бога, извините! Я совсем забыл про разницу во времени!

– Кто это? – Белл, казалось, нервничал.

– Роуэн… Роуэн Джейкоб.

Дэвид Белл немедленно вспомнил его. Это имя заставило его стряхнуть последние остатки сна.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, нет, – поспешил успокоить его Роуэн. – С домом все в порядке.

Молчание Дэвида Белла красноречивее любых слов говорило: «Тогда к чему этот звонок?»

– Я… ну, мне интересно, не вспомните ли вы еще чего-нибудь, касающегося той женщины.

– Женщины, принесшей картину?

– Да. Я просмотрел телефонный справочник, но ее имени там нет. Может быть, вы знаете ее адрес, место работы… Хоть что-нибудь!

Дэвид Белл явно не понимал, почему для его гостя так важно найти эту женщину. Роуэн чувствовал любопытство доктора, которое яснее всего читалось даже не в том, что он говорил, а в его молчании.

– Я рассказал вам все, что знал, – заметил он наконец, добавив: – извините.

– Она не упоминала, где живет?

– Нет.

– Но это здесь, в Новом Орлеане? – подобная мысль только что пришла в голову Роуэну. Что, если женщина нездешняя?

Дэвид Белл на секунду задумался.

– У меня создалось именно такое впечатление, хотя и неясно, почему.

– Она не говорила, где работает, чем занимается…

– Нет, – не дослушав, ответил Белл.

– А откуда она получила портрет? Может, в художественной галерее?

– Нет. Я собирался спросить об этом, но она ушла прежде, чем мне удалось что-либо узнать. Когда вы звонили в прошлый раз, я рассказывал, что женщина ушла, пока я говорил по телефону.

– Понятно, – Роуэну не удалось скрыть, насколько он разочарован.

– Вам плохо?

– Нет, что вы, – соврал Роуэн.

– Вы разговаривали с моей экономкой?

– А что?

– Она уверена, что дом населен призраками, и что этот портрет раздражает местное привидение, – легкость тона свидетельствовала о том, что Белл не слишком верит рассказам своей экономки. А то, что он не стал дожидаться ответа Роуэна, говорило о том, что он рассчитывает найти в госте единомышленника по этому вопросу. – Как я уже говорил, я не знаю ничего, кроме того, что эта дама появилась у меня на пороге три недели назад…

– Три недели?

Роуэн и не подозревал, что это произошло так недавно. Это открытие заставило его вздрогнуть. Он не знал, что так насторожило его, но понял, что что-то неладно.

– Да, около трех недель назад, плюс-минус один или два дня. А что?

– Вы случайно не помните точную дату? – спросил Роуэн, догадываясь, что природа охватившей его дрожи сейчас будет раскрыта. Он не хотел убеждаться в этом… Ему не хотелось услышать подтверждение самых тайных страхов…

– По правде говоря, это случилось в мой день рождения. Помнится, я подумал об этом, как о забавном совпадении. Представляете, картину принесли мне на день рождения, словно сюрприз.

– Что это был за день? – настаивал Роуэн, уже зная, что он сейчас услышит.

– 21 мая. А что, это так важно? Роуэну показалось, что его затягивает в темный водоворот. Именно это чувство он испытал 21 мая. В тот день водоворот увлекал его в соленые морские глубины, хватая за ноги, волок все ниже и ниже. Водоворот, в который он попал сейчас, как ни странно, казался еще страшнее. На этот раз он состоял из смятения, недоверия, мрачного осознания того, что он, Роуэн, по уши увяз в том, чего раньше и представить себе не мог.

– У вас все в порядке?

Роуэн услышал вопрос и понял, что должен ответить.

– У… вас… все… в порядке?..

Казалось, эти слова доносятся откуда-то издалека. Мысли Роуэна разбегались. Портрет, появился в тот самый день, когда он утонул.

– Эй, у вас все в порядке?

Тревожный голос Белла вырвал Роуэна засасывающего забытья.

– Да, – выдавил он. – У меня все хорошо.

Позже – сколько времени прошло, Роуэн не знал, – он сидел, не сводя глаз с телефона. Рука все еще сжимала трубку. Он не помнил, как завершился разговор. Возможно, он просто по-хамски бросил трубку. Или все-таки вежливо попрощался? Он не мог вспомнить этого. И тут телефон зазвонил. Он звонил долго…

Наконец Роуэн поднял трубку, в основном лишь потому, что этого требовали приличия – на звонки надо отвечать.

– Алло?

– Я тут кое-что вспомнил, – произнес Дэвид Белл, словно их разговор не прерывался. – Женщина завернула портрет в бумажный пакет из магазина, разрезанный так, что получился лист бумаги. Помнится, на нем было нарисовано синее сердце, а внизу было написано: «Продукты от Харта». Х-а-р-т-а.

– Харт? – переспросил Роуэн, хватаясь за ручку.

– Ага. Игра слов[9].

– Спасибо, – поблагодарил Роуэн.

– Возможно, это ничего не дает;

– Я хватаюсь за любую соломинку. Да, кстати, – поспешил спросить Роуэн, недоумевая, почему это не пришло ему в голову раньше. – Как выглядела эта женщина?

Дэвид Белл описал ее.

Через несколько секунд, когда Роуэн повесил трубку, его сердце отчаянно колотилось. Просмотр справочника подтвердил, что в городе действительно имеется продуктовый магазин Харта. Судя по карте, он находился неподалеку, в тихом районе. Роуэну казалось, что это должен быть крошечный семейный магазинчик, дышащий на ладан в попытках конкурировать с супермаркетами. Утром он непременно побывает у Харта.

Это не бог весть что, но появилась хоть какая-то зацепка. Он непременно разыщет эту женщину. Он должен это сделать. По-видимому, и он, и она стали пешками в какой-то странной игре. Может, она знает ответ на мучающие его вопросы. Возможно, сможет рассказать что-нибудь об Энджелине. И вдруг, что самое важное, таинственная незнакомка объяснит ему, зачем он, Роуэн Джейкоб, остался в живых?

Дом оказался маленьким, двухэтажным, розовым, словно сахарная вата. Его не помешало бы подкрасить, но в целом он выглядел весьма привлекательно, несмотря на то, что кованые решетчатые шпалеры были сломаны. Шпалеры и ограду игриво обвивал плющ, в разросшемся садике ярко цвел сладкий горошек. Утреннее солнце ласкало дом своими лучами.

Роуэн догадался бы, что это и есть то здание, которое он ищет, даже если бы старый зеленщик не указал ему на розовый дом в конце улицы. Он и сам не понимал, откуда ему это может быть известно. Просто какая-то необъяснимая сила влекла его к этому дому.

Припарковав машину, Роуэн распахнул дверцу и, выйдя, пошел прямиком по дорожке из потрескавшегося бетона, поросшей травой. Стоптанные ступени вели в маленький полукруглый портик, так же, как и ступени, выкрашенный в не слишком приятный зеленый цвет. Точь-в-точь такой же краской была грубо намалевана вывеска, прислоненная к окну на первом этаже, которая гласила:

«ГАДАНИЕ НА КАРТАХ… ЧТО СУЛИТ ВАМ БУДУЩЕЕ? Только по предварительной договоренности…»

Там же был написан номер телефона, который Роуэн разыскивал столь долго и безуспешно. Неужели дама, которую он ищет, гадалка?

Странно, но Роуэна это ничуть не удивило. По-видимому, после событий последних дней он утратил способность удивляться.

Подойдя к открытой двери, за которой виднелась занавесь, отгораживающая комнату, он нажал кнопку звонка. Никого. Только черный, словно сажа, кот, появившись, взглянул на Роуэна и, сочтя его не стоящим внимания объектом, дернул хвостом и скрылся в полумраке дома. Роуэн снова позвонил.

В первую секунду он не разглядел в этом полумраке женщину, но, по мере того, как его глаза привыкали к сумеречному свету, женщина все приближалась и наконец появилась на пороге, раздвинув занавеску из побрякивающих бус. Она была одета в черное платье без рукавов и воротника, похожее на рясу и почти достигавшее пола. На незнакомке не было украшений, если не считать серебряного крестика на шее. Ее ноги были босы, на лице – ни следа косметики. Сверкающие, как солнце, волосы плащом укрывали ее спину и, когда она двигалась, концы их касались пола.

Ее нельзя было назвать красавицей, но в ней было нечто неотразимо привлекательное, живое – простота, исключительность, нежность…

– Микаэла О'Кейн? – поинтересовался Роуэн.

– Да, – ответила она.

– Меня зовут Роуэн Джейкоб.

– У вас назначена встреча со мной, мистер Джейкоб? – начала, было, она.

– Нет, – перебил ее Роуэн. – Мне нужно задать вам несколько вопросов. Это касается портрета из особняка Ламартин.

Глаза женщины сузились, словно он произнес некий пароль, волшебное слово. Она молча сделала шаг назад, позволяя ему войти. Странно, но Роуэну показалось, что она ждала его. Он понимал нелепость подобного предположения, хотя… оно, по сути своей, было ничуть не более нелепо, чем его визит сюда.

По-прежнему не произнося ни слова, она указала ему направо, в маленькую комнатку, по-видимому, служившую гостиной. Роуэн вошел, отметив про себя, что стоящая там мебель разрозненна, стара и нуждается в замене. Несмотря на это, комната была чистой и уютной. Усевшись на прикрытое ажурной накидкой кресло, он задумался о том, что, собственно, привело его ею да, и что он надеется узнать. Какие именно вопросы следует задать…

Прежде, чем он успел что-либо спросить Микаэла О'Кейн уверенно произнесла:

– Вы чуть было не погибли. Перехватив его изумленный взгляд, она добавила:

– Это видно по вашей ауре.

Говоря это, Микаэла села напротив него и принялась тасовать лежавшие на столе карты. Затем, взглянув на Роуэна своими огромными, цвета топаза, глазами, передала их ему и сказала:

– Снимите.

Когда же Роуэн возразил ей, заявив, что он пришел сюда не для этого, она добавила:

– Пожалуйста.

Он сделал, как она просила, сняв карты аккуратно, и с таким видом, который ясно говорил о том, что он в эти глупости не верит. Она перевернула карту, которая оказалась сверху после манипуляций Роуэна и, внимательно изучив ее, снова перевела взгляд на него, провозгласив:

– Да, это вы и есть!

Несмотря на медленно вращающийся под потолком вентилятор, в комнате было ужасающе жарко. Жара и странные слова гадалки перенесли Роуэна в некий нереальный мир. На секунду все утратило реальность, показалось смутным и неясным, как будто время изменило свой ход или застыло на месте.

– Что вы имеете в виду, говоря подобные вещи? – спросил, наконец, Роуэн.

Микаэла ответила, продолжая тасовать карты, так, словно то, о чем она говорила, было самым обычным делом:

– Вы – тот, кого она ждала. И тут, словно что-то надломилось внутри Роуэна. Он нервно запустил пальцы в свою шевелюру:

– Скажете вы мне, наконец, что происходит, или нет?!

– Свершается правосудие, – спокойно ответила гадалка. Она сняла еще одну карту и, словно прочитав то, что было написано на ней, добавила: – Спасение истинно верующих.

Заметив, что Роуэн удивлен, женщина ласково улыбнулась, заставив его подумать, что она все-таки красива.

– Извините, – сказала она. – Кажется, вы ничего не понимаете.

– Да. Но я вообще мало, что понимаю в событиях последних трех недель.

Последняя фраза, по-видимому, привлекла ее внимание.

– Что произошло три недели назад? – спросила Микаэла.

– Я чуть не утонул.

– А-а-а, – протянула женщина, словно ей все стало ясно. – Три недели назад я вернула портрет.

– Знаю, – сказал Роуэн и попросил: – расскажите мне о нем.

Беседуя, она перебирала карты. Судя по всему, это было для нее так же привычно, как дыхание. Иногда Микаэла поглядывала на своего гостя.

– Портрет принадлежал моей прабабке. Он передавался из поколения в поколение, и существовала договоренность, что в один прекрасный день кто-то из нас вернет картину в особняк Ламартин. Моя бабка, а потом моя мать ждали знака, но его все не было. Потом ждала я… Три недели назад мне был дан знак… в картах… Они приказали мне вернуть портет.

– Почему?

– У карт не принято спрашивать. Роуэн перевел разговор на ту тему, которая интересовала его больше всего.

– Что вы знаете об изображенной там женщине?

– Об Энджелине? Роуэн кивнул.

– Я знаю лишь то, что я слышала. И то, о чем читала.

– А именно?

– К этой женщине были несправедливы.

– Кто? Гален Ламартин?

– Да. Гален Ламартин. Предмет вожделения каждой женщины в Новом Орлеане. Злобное орудие дьявола.

– Продолжайте.

– Он был… само зло. В чистом виде.

– К тому же садист. Она посмотрела на Роуэна:

– Да. Он радовался, причиняя людям боль. Больше всего ему нравилось мучить свою жену. Конечно, она была прекрасна, но он мог выбрать себе любую женщину в Новом Орлеане, где многие могли соперничать с ней. Мне кажется, что в Энджелине Галена привлекала именно ее девственная чистота, ее духовность. Ведь злу вечно не дает покоя все светлое и доброе. Но ему не удалось развратить ее. Он не смог заставить ее отказаться от веры – а это было единственное, что поддерживало эту женщину. Кроме того, доктор Джейкоб…

– Как вы узнали, что я врач? Микаэла улыбнулась:

– Карты говорят, доктор Джейкоб. Они разговаривают с теми, кто умеет их слушать.

– Почему она не ушла от него?

– Из-за Хлои, своей сестры.

– Хлои? – он впервые услышал имя сестры Энджелины. Внезапно она показалась ему до боли реальной.

– Хлоя была хрупким, болезненным ребенком. У нее болело сердце. А Энджелина боготворила сестру. Многие годы они жили вдвоем. Их мать скончалась, когда девочки были совсем крошками, а отец погиб на охоте, в то время как Энджелине не исполнилось и восемнадцати лет. Энджелина оставалась с Галеном, ибо он угрожал самому дорогому для нее человеку – сестре.

– Чем он угрожал? Микаэла пожала плечами:

– Точно не знаю. Мне известно лишь, что Энджелину эти угрозы очень страшили. Так что единственным ее утешением стала вера. Она ждала, чтобы Бог послал ей защитника, – тут Микаэла снова посмотрела на Роуэна. На этот раз топазовые глаза словно заволокло дымкой. – Она ждет вас.

– Это же абсурд, – возразил Роуэн, повинуясь голосу здравого смысла.

– Разве? – простота Микаэлы начинала действовать ему на нервы.

– Ну, ладно, давайте предположим, что вы правы, – фыркнул он. – Вы имеете в виду, что когда-то она ждала меня?

Микаэла передернула плечами. Крестик у нее на шее закачался.

– Что такое время, доктор Джейкоб? Может, его вовсе не существует? Вот секунда. Она промелькнула, и ее больше нет. Разве можем мы утверждать, что она была? И уверять, что ее больше нет, что после того, как мы пережили ее, она перестала существовать где-нибудь в другом месте, в другом времени?

Услыхав это, Роуэн встал, подошел к окну и принялся смотреть на пылающий южный день. Уже почти полдень, и скоро удушающая жара накроет город. Он повернулся и посмотрел в глаза гадалке.

– Я видел ее, – признался Роуэн. – И даже побывал в 1880 году. – Микаэла промолчала, и он добавил: – Вы не верите мне.

– Я верю тому, что вы говорите. Реальность этой беседы словно молотом ударила Роуэна. Он зло воскликнул:

– Разве это не должно казаться странным всем, кроме меня? Неужели весь мир сошел с ума?

– Вы не сумасшедший, – мягко возразила Микаэла. – Вы – человек, у которого есть предназначение.

– И в чем конкретно состоит мое предназначение?

– Этого я не знаю. Вы должны понять это самостоятельно. Моя миссия завершилась, когда я вернула портрет. – Перевернув верхнюю карту и вглядевшись в нее, женщина добавила: – Могу лишь сказать, что здесь замешан еще один незнакомец. Я не знаю, в чем состоит его или ее роль. Мне известно только одно – этот человек существует, и кроме того, – тут она перевернула еще одну карту, оказавшуюся символом смерти, – то, на что вы решитесь, подвергнет вас опасности. Даже не знаю, останетесь ли вы в живых.

Словно припомнив что-то, Микаэла встала и, жестом попросив гостя подождать, вышла из комнаты. Роуэн слышал, как она, не торопясь, поднялась на второй этаж. Солнечные лучи заливали светом всю комнату, и на него вновь нахлынуло ощущение нереальности происходящего. Неужели он и в самом деле сидит в этом маленьком розовом домике? Неужели и вправду он беседует с этой странной женщиной, которая уверяет, что обладает возможностью читать прошлое и предсказывать будущее?

Через несколько минут Микаэла вернулась, неся маленькую книжечку в кожаном переплете, потрескавшемся в ветхом, как само время.

– Она принадлежала Энджелине, – пояснила гадалка.

Роуэн вспомнил, что видел, как Энджелина торопливо записывала что-то в маленькую книжку – может быть, дневник? – а потом спрятала ее во внутреннем дворике. Микаэла протянула Роуэну ветхий томик. Он оказался реальным… реальнее, чем зыбкий мир вокруг. Провожая Роуэна до двери, Микаэла посоветовала:

– Читайте. Прислушайтесь к ней. Почувствуйте ее.

– И что мне делать потом?

– Сами поймете, – был ответ. – Только вы, и никто другой, будете знать это.