– Это совсем не то, что ты думаешь, – выдавал Роуэн.
Кей долго молчала. Наконец она подняла глаза на портрет, затем перевела взгляд на Роуэна. Не сказав ни слова, она вышла из комнаты.
Следующим утром гости Роуэна покинули дом так же неожиданно, как и приехали. Роуэн знал, что обязан этим напряженности, возникшей между ним и Кей. Никто ничего не сказал, но все странно поглядывали на него. Стало ясно, что Марк, Сьюзен и Стюарт заметили красные, опухшие от слез глаза Кей, отсутствие кольца на ее руке и то, что Роуэн и Кей были подчеркнуто вежливы за завтраком, но даже не смотрели друг на друга.
Когда Стюарт объявил, что им пора собираться в путь, все повеселели. Особенно Кей и Роуэн. Но, когда Роуэн увидел, как друзья садятся в БМВ Стюарта, он неожиданно почувствовал себя одиноким.
– Ты уверен, что не хочешь вернуться с нами? – встревожено спросил Стюарт, стоя в тени веранды. Остальные ждали его в машине Сьюзен и Марк уже попрощались с Роуэном. Кей молча уселась в машину. Стало окончательно ясно, что что-то не так. Совсем не так, как должно быть…
– Да, уверен, – отказался Роуэн, желая в то же время принять предложение Стюарта. Он побаивался будущего. – Как ты думаешь, твой друг не будет возражать, если я еще немного поживу здесь? – внезапно спросил Роуэн.
– Нет, не будет, – покачал головой Стюарт. Затем он задал вопрос, вертевшийся у него на языке с самого приезда: – Ты в порядке?
– Все хорошо, спасибо, что спросил. Мужчины посмотрели друг на друга. Стюарт играл ключами, Роуэн стоял, сунув руки в карманы джинсов.
– Ладно, – закончил разговор Стюарт, – увидимся через пару недель.
– Конечно. Осторожнее на дороге. Стюарт неестественно улыбнулся:
– Я буду осторожен. Завтра вечером у меня назначено страстное свидание. Роуэн улыбнулся:
– Нет. Время перемен.
Друзья улыбнулись друг другу. Наконец Стюарт сказал:
– До встречи.
– Стюарт! Тот обернулся.
– Приглядывай за Кей. При упоминании ее имени Стюарт отреагировал так, что Роуэн почувствовал, как тот любит Кей.
– Если она позволит мне, – без улыбки ответил Стюарт.
Они сказали друг другу все, что могли. Все, что было нужно.
В туннеле было жарко и не хватало воздуха. Крэндалл вспотел, рубашка прилипла к спине, словно скотч. Косынка, повязанная вокруг лба, тоже намокла. Несмотря на жару и едкий запах пота, Крэндалл не поменялся бы местами ни с одним человеком на земле. Его коллеги разделяли это чувство.
– Я же говорил, – заметил Уэйд и закричал: – черт возьми! Мы нашли второй выход из туннеля!
Хламом, о котором столь нелестно отзывалась Джулия, были остатки обвалившегося туннеля. Туннель дважды обваливался рядом с ними; дважды им приходилось пробираться через ранее осыпавшиеся участки, раскапывая грязь, убирая упавшие балки, обломки кирпича и сушить на солнце найденные истлевшие предметы.
– Давайте уберем эту балку, и тогда нам удастся пройти, – сказал Крэндалл, вцепившись в трухлявое дерево. Уэйд поднял ее за другой конец. Когда они сдвинули балку с места, посыпалась грязь, создавая маленький обвал, гулко прозвучавший в замкнутом пространстве.
– Осторожнее, – Джулия отшвырнула носком ботинка черные комья земли.
– Придется разгребать это, – сказал Крэндалл.
– Давай сперва проверим дверь, – предложила Джулия. Ее глаза сияли так же, как тогда, когда они беседовали с Крэндаллом в номере отеля. Она была похожа на ребенка в Рождество. Крэндалл решил, что радость идет ей… она выглядит сексуально…
– Нет, сперва надо порыться здесь, – Крэндалл поддразнивал ее, стараясь, чтобы Джулия не заметила его улыбки.
– Ох, замолчи, этим можно заняться и попозже, – тут Джулия заметила улыбку Крэндалла. Она бросила в него комком земли.
Ударившись о грудь Крэндалла, комок рассыпался. Археолог расхохотался.
– А может, перекусим? – подыграл начальнику Уэйд.
– Ты прав. В конце концов, уже наступило время ленча.
Крэндалл широко улыбнулся и вдруг снова сделался серьезным. Кивнув в сторону двери, он посмотрел на Джулию.
Теперь Джулия стала похожа на ребенка, который получил на Рождество огромную, перевязанную лентой коробку с подарком. Крэндалл был очарован ее энтузиазмом.
– 0'кей, – согласилась Джулия. Она вытерла руки о шорты.
Спотыкаясь о комья земли, она шагнула вперед и, схватившись за ручку, повернула ее и навалилась на дверь. Та не поддалась. Она не сдвинулась ни на дюйм даже тогда, когда Джулия налегла на дверь плечом.
Смахнув болтавшуюся перед лицом паутину, Крэндалл подошел к Джулии. Они попытались открыть дверь вместе и снова потерпели поражение. Дверь не собиралась сдаваться без боя.
– Черт! – выругался Крэндалл.
– Ox! – Джулия потерла плечо.
– Отойди-ка, – сказал Джулии Уэйд и, отстранив ее, встал рядом с Крэндаллом.
– Готов? – спросил Крэндалл.
– Ага.
Они, кряхтя, навалились на дверь. Через некоторое время она заскрипела и неохотно, медленно начала открываться, но вскоре застопорилась, словно на что-то наткнувшись. Мужчины толкнули ее сильнее, и дверь с визгом распахнулась. Крэндалл чуть не упал. Уэйд выругался.
Впереди была мрачная темнота. На секунду Крэндаллу показалось, что в ней скрывается что-то злое. Раньше его ни разу не посещали подобные мысли.
– Фонарь! – потребовал он тем же тоном, каким хирург просит во время операции скальпель.
Джулия передала фонарь. Крэндалл взял его и посветил вперед. Постепенно комната выплыла из мрака. Она оказалась маленькой, приблизительно десять на двенадцать футов. Это сырое мрачное помещение показалось Крэндаллу каким-то запретным, опасным. Тряхнув головой, он постарался отвлечься от этого ощущения и вошел в комнату. По мере того, как его глаза привыкли к слабому свету фонаря, предметы, находившиеся здесь, приобретали форму. Сердце Крэндалла бешено забилось, ему чуть не стало плохо. К дальней стене были прикреплены тяжелые цепи с кандалами. На столе лежали металлические инструменты для пыток, покрытые пылью десятилетий…
Воцарилось тяжкое молчание. Мимо с писком пробежала крыса. Где-то в туннеле упал ком земли. Где-то вдали прозвучал автомобильный гудок, напоминая, то на поверхности жизнь идет своим чередом.
– Боже! – только и выговорил Уэйд.
Усилием воли Крэндалл заставил себя посмотреть на находку глазами профессионала Ведь они пришли сюда, чтобы раскапывать и исследовать, а не разглядывать и осуждать Думая об этом, он окликнул Джулию:
– Дай мне второй фонарь. Прошло несколько секунд, а фонарь так и не появился. Крэндалл оглянулся:
– Джулия, передай мне… Слова застыли у него на губах. Джулия замерла у двери, словно там была некая черта, которую она не могла, не хотела переступать. Она была бледна, глаза расширились – не от восторга, а от смертельного ужаса.
– Джулия? – Крэндалл, забеспокоившись, шагнул к ней.
– Нет, – прошептала она. – Я не вернусь сюда.
Ее слова были странными и непонятными – она ведь так и не вошла в комнату.
Джулия сделала шаг назад, Крэндалл приблизился к ней. Он был совсем рядом, когда она потеряла сознание.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Джулия уже час спала в постели Крэндалла. Он сидел на стуле, глядя на женщину. Крэндалл испугался до полусмерти, когда Джулия потеряла сознание. Он ни разу не видел, чтобы человек был настолько бледен и напуган. Ради всего святого, почему она сказала, что не собирается возвращаться в эту комнату?! Когда Джулия пришла в себя, Крэндалл принялся расспрашивать ее, но она смотрела на него бессмысленным взглядом кататоника, не воспринимая и не понимая его слов. Казалось, что некая завеса, сквозь которую не мог пробиться голос Крэндалла, неожиданно отгородила Джулию от мира.
Уэйд предлагал оставить Крэндалла на месте раскопок и отвезти Джулию в мотель, но он отказался. После того как он дал ей две таблетки аспирина и положил на лоб холодный компресс, Джулия заснула, свернувшись калачиком, как замерзший ребенок. Во сне ее веки подергивались, лицо все еще оставалось бледным.
Вздохнув, Крэндалл прижал пальцы к глазам. Он еще не успел смыть с себя грязь туннеля и теперь чувствовал ее фактуру, вкус, запах. Он снова слышал скрип двери в тишине поземного хода и собственное дыхание, эхом отдававшееся от стен мрачной комнаты с ее ужасным содержимым. Тут он услышал шорох простыней и открыл глаза.
Джулия не спала.
– Привет, – тихо окликнул он ее.
– Привет, – отозвалась она. – Сколько я проспала?
Крэндалл взглянул на часы:
– Почти целый час.
Задумавшись, Джулия уселась на кровати, подтянув укутанные покрывалом колени к подбородку и обхватив их руками.
– Как ты себя чувствуешь?
– Наверное, неплохо. Нет, все-таки голова побаливает, – она провела рукой по лбу. – Раньше я ни разу не падала в обморок. Странное ощущение…
– Знаю, – улыбнулся Крэндалл и жизнерадостно добавил: – я один раз вырубился, когда сдавал кровь. Но никому ни слова об этом, ладно?
Джулия хотела, было улыбнуться, но улыбка не получилась. Она словно скрылась за странной завесой…
– Не надо, – Крэндалл пересел со стула на край кровати. – Не покидай меня снова. – Он приподнял ее подбородок, заставив посмотреть ему в глаза: – Поговори со мной.
Джулия молчала.
– Расскажи, что случилось.
Она не проронила ни слова.
– Джулия?
– Я уже побывала в этой комнате. Не знаю, когда, каким образом и зачем, но я там была, – в карих, словно осень, глазах светилась уверенность, смешанная с беспокойством. – Когда дверь открылась, на меня обрушилась тысяча воспоминаний. Я вспомнила, что меня держали там против воли. Мне было страшно. Я помню, – тут она вздрогнула, – как больно мне было…
Крэндалл прижал Джулию к себе, шепча:
– Тш-ш, все в порядке. Джулия прижалась к нему.
– Не покидай меня, – взмолилась она.
– Ни за что, – отозвался Крэндалл, чувствуя, как ее грудь прижимается к нему, как бьется ее сердце, как горячее дыхание щекочет его шею. Он понятия не имел, что же случилось днем, и не представлял, что пытается рассказать ему Джулия. Единственное, что он понял, – то, что она страшно испугалась. Крэндаллу было приятно обнимать ее. – Нет, – повторил он, покрепче прижав к себе Джулию, – я тебя не брошу.
В понедельник Роуэн чувствовал себя паршиво. Его друзья вернулись в Хьюстон. Он сам не понимал, как относится к решению Кей разорвать их помолвку. С одной стороны, ему стало легче, но в то же время он испытывал грусть, радость и печаль в его душе слились воедино. Блуждая по особняку, Роуэн жаждал снова оказаться в прошлом. Теперь, когда он понял, что может появиться там во плоти, а не бессловесным невидимкой, у него появилась цель в жизнь. Он чувствовал, что должен заговорить с Энджелиной. Он должен был увидеться с ней. Экономка суетилась в гостиной, рылась в кладовке, ревел пылесос, и Роуэн решил, что сейчас не время пытаться проникнуть в прошлое. Схватив ключи от машины, он вышел из дома, сам толком не зная, куда направляется.
В конце концов, Роуэн оказался там, куда совершенно не собирался. Это ничуть не удивило его. Ведь Энджелина писала в своем дневнике, что ежедневно бывает в соборе Сен-Луи. Увидев величественный шпиль собора, Роуэн понял, что его влечет возможность хотя бы зайти туда, где некогда часто бывала она.
Войдя, Роуэн увидел белые свечи, горящие в алых, как кровь, подсвечниках, почувствовал свежий аромат цветов. В сумеречной прохладе собора сновали туристы. Несколько человек молились, стоя на коленях между скамьями почтительно склонив головы. Очевидно, месса только что закончилась. Священник в зеленом облачении взял серебряную чашу, молитвенник и, в последний раз преклонив колени, ушел в боковую дверь.
Роуэн разглядывал деревянные скамьи, витражи, изображающие различные моменты жизни святого Луи и его причисление к лику святых, изображения святого на стене и за алтарем. Роуэн прошел вдоль рядов и уселся справа, на третьей от конца скамье. Он закрыл глаза и попытался ни о чем не думать.
Энджелина сидела в соборе там же, где обычно. Сегодня она пропустила мессу: прошлой ночью Хлое не спалось, и Энджелина сидела рядом с ней, пока сестра не забылась сном. Только после этого она попросила ирландца отвезти ее в церковь. Услышав ее требование, он кивнул и молча пошел готовить экипаж.
С той ночи, когда ее вынудили совершить кощунство, Энджелина не исповедовалась. Она больше никогда не решится на это. Нельзя умолять Бога о прощении, когда ты настолько виноват перед Ним. Он не простит. «Нет, – думала Энджелина, – скорее я не смогу простить себе это кощунство».
Как всегда, отец Джон облегчил ее страдания.
– Сегодня я не видел тебя во время мессы, дитя мое, – озабоченно сказал он своим тихим добрым голосом. Ворот его рясы был чуть тесноват, отчего ангельское лицо священника казалось еще более круглым и младенчески-невинным.
– Моя сестра нездорова.
– Мне больно слышать это. Я помолюсь за нее.
– Благодарю вас, отец.
– А как твои дела, дитя мое?
– Хорошо, – не осмелилась сказать правду Энджелина.
Священник прикрыл ее сложенные ладони своей рукой. На тыльной стороне его ладони, как на щеках, проступали тонкие красноватые жилки, костяшки пальцев поросли светлыми волосками.
– Да поможет тебе Господь, – произнес он, понимающе сжав ее руки.
Энджелине стало ясно, что отец Джон понимает, что жизнь в особняке Ламартин не так хороша, как кажется. Она прикрыла глаза, повторяя про себя пожелание священника.
Сквозь пестрые витражи проникали теплые лучи солнца. К Роуэну пришли покой и умиротворение, ему вдруг подумалось, что время не имеет границ. Он со вздохом открыл глаза. За это время собор ничуть не изменился. По крайней мере, на первый взгляд. Но постепенно Роуэн стал замечать кое-какие различия. Изменилось убранство алтаря, да и вазы с цветами теперь выглядели по-другому. Там, где несколько минут назад стояли букеты лилий, красовались розы. Молящихся было по-прежнему немного, но сейчас на женщинах появились кокетливые шляпки, а костюмы мужчин выглядели, как иллюстрации в учебнике истории.
Осознав, сей факт, Роуэн принялся шарить взглядом по рядам. Возможно, Энджелина тоже здесь? Он не осмеливался питать столь безумную надежду, и все же надеялся. Роуэн заметил, как женщина в голубой летней шляпке опускается на колени. Ее высоко подобранные волосы сверкали, как отполированный оникс. При виде этой склоненной головы, этого затылка сердце Роуэна дрогнуло. Он вспомнил хрупкость этой женщины, ее силу и снова испытал всепоглощающее желание облегчить ее тяжелое бремя. Сердце Роуэна билось все быстрее. Он смотрел, как Энджелина встала, прошла вдоль рядов и преклонила колени перед алтарем. Затем она направилась к выходу. Роуэн встал. Он не знал, что скажет Энджелине, но твердо намеревался заговорить с ней. Он не мог упустить такую возможность: неизвестно, когда еще подвернется такой случай и подвернется ли вообще.
Когда Энджелина увидела его, то тотчас узнала. Роуэн понял это по ее лицу. Молитвенник упал из ее рук на пол, раскрывшись посередине, но ни Энджелина, ни Роуэн не заметили этого. Они смотрели друг на друга, и их сердца бешено бились. На Энджелину, как ни удивительно, снизошло странное ощущение покоя. К нему примешивались облегчение и осознание того, что в будущем море жизни она обрела долгожданную гавань. Как и в первую их встречу, Энджелина поняла, что пойдет за этим человеком куда угодно. Неожиданно ее осенило: что, если это и есть ее спаситель? Вдруг этот необычно одетый незнакомец явился в ответ на ее молитвы?
– Я беспокоилась о вас, – прошептала она.
Роуэн чуть не расхохотался, настолько абсурдным показались слова Энджелины. Она беспокоилась о нем?
– Как вам удалось так быстро скрыться? Он улыбнулся:
– Вы и не представляете, как это было легко сделать.
Энджелина хотела улыбнуться в ответ, но заметила, что ирландец с огненной бородой следит за ней, стоя у дверей.
– Мне пора идти, – сказала она и добавила: – нельзя, чтобы кто-нибудь увидел, как мы разговариваем.
Увидев человека в черном, Роуэн узнал его. Кроме того, он почувствовал, как напугана Энджелина.
– Кто это? – спросил он.
– Он работает у моего мужа.
– Вы не любите его, – заметил Роуэн.
– Скорее, не доверяю ему.
– Почему?
– Он работает у моего мужа, – повторила Энджелина, словно один этот факт служил достаточным объяснением. Так оно и было.
– Мне пора, – чуть подобрав подол, она пошла прочь.
– Энджелина, постойте! – окликнул ее Роуэн. Несколько прихожан посмотрели на него.
Энджелина застыла на месте. Ее даже не удивило, что он знал ее имя. Ей понравилось, как он произносит его – уверенно, но не слащаво – командным тоном.
Роуэн подал ей оброненный молитвенник. Энджелина удивленно посмотрела на книгу, только сейчас заметив, что ее руки пусты. Она потянулась, чтобы взять ее, и ощутила мимолетное прикосновение пальцев Роуэна.
Роуэн дотронулся до ее теплой кожи и почувствовал, что стал жизнерадостен, как солнечные лучи. Энджелина тоже не осталась равнодушной. Его уверенное прикосновение заставило ее почувствовать себя в безопасности. Ей казалось, что теперь ей ничего не грозит. Интуиция подсказала Энджелине, что в этом незнакомце таится нежность, которую, возможно, он и сам еще не осознает. Это прикосновение, такое ласковое, непривычное, грозило заставить Энджелину разрыдаться. Кучер ждал. Женщина молча повернулась и быстро пошла прочь.
Роуэн следовал за ней. Он увидел, как коренастый тип шел за ней и, пройдя к черной с золотым крестом карете, усадил в нее Энджелину. Энджелина ни разу не оглянулась. Зато кучер обернулся и, не мигая, уставился на Роуэна. Затем он уселся на свое место, хлестнул лошадей и выехал на улицу.
Роуэн понятия не имел, сколько времени простоял, провожая взглядом исчезающий вдали экипаж. Он опомнился лишь тогда, когда над ухом загудела машина, и водитель нецензурно выругался. Наваждение исчезло. Придя в себя, Роуэн огляделся по сторонам. Он стоял точнехонько посреди дороги. Справа и слева проносились машины. Водитель еще раз просигналил и крикнул:
– Эй, мистер, вы что, с ума сошли?
– Может быть, – ответил Роуэн. – Все может быть.
Роуэн знал, что заходить на огороженную веревками территорию за собором, нельзя. И все-таки он не смог удержаться, его тянуло туда, словно магнитом. Он заметил садик, украшенный статуями, и место раскопок, когда шел к своей машине. Сразу вспомнилась статья в утренней газете, сообщавшая о том, что на территории собора раскопали секретный подземный ход и тайную комнату. Еще более загадочным казалось то, что в комнате нашли инструменты для пыток.
Перешагнув через ограждение, Роуэн забыл о свежевыстиранных брюках и нырнул в разверстый зев туннеля. На секунду вспомнился другой туннель, тот, в конце которого сиял свет. Он знал, что поступает неправильно, но, отбросив всякую осторожность, двинулся вглубь.
При первом же шаге его дорогие туфли зарылись в черную землю. Выругавшись, Роуэн вытряхнул набившуюся внутрь пыль, но после второго шага процедуру требовалось повторить. Плюнув на подобные мелочи, Роуэн двигался вперед. Он почти не различал дороги и иногда шел, держась за прохладную стену. Пройдя приблизительно тридцать – тридцать пять футов, он заметил впереди слабый свет и услышал голоса. Свернув за угол, Роуэн увидел, что от главного туннеля в сторону идет коридор не больше десяти футов длиной, в конце которого находится вход в комнату. Из комнаты доносились мужские голоса.
У входа в туннель сидела молодая женщина. Рядом стоял фонарь. Длинные светлые волосы женщины были убраны в хвост и уже успели растрепаться. Она с отсутствующим видом просеивала землю. Роуэну стало ясно, что ее внимание поглощено комнатой. Он чувство вал страх этой женщины. Она боится этой комнаты. Смертельно боится…
Как только Роуэн почувствовал страх, владеющий незнакомкой, на него тотчас нахлынул ужас, который испытывали все, оказавшиеся здесь. Он буквально тонул в волнах витающего вокруг этой комнаты панического страха. Потом он ощутил боль. Боль множества людей. Роуэна охватила невыносимая слабость, и он со стоном согнулся, чуть ли не вдвое. Услышав стон, Джулия подняла голову.
– Вы не должны… – Увидев в каком положении находится незнакомец, Джулия на секунду смолкла, а потом с криком бросилась к нему: – О Господи… Что с вами?
Роуэн попытался заговорить, но не смог – слишком велика была слабость.
– Крэндалл! – закричала Джулия. Должно быть, Крэндалл еще раньше услышал шум, ибо он тотчас появился на пороге.
За его спиной стоял Уэйд.
– Эй, сюда заходить нельзя. Особенно журналистам, – начал Крэндалл, но, увидев Роуэна, осекся.
– Он, кажется, болен, – умоляющим тоном проговорила Джулия.
– Выход, – выдохнул Роуэн. – Выведите меня… отсюда!
Отстранив Джулию, Крэндалл подошел к Роуэну. Уэйд тотчас же подхватил его с другой стороны. Непрерывно заверяя Роуэна, что все обойдется, археологи повели его к выходу из туннеля.
До Роуэна долетали обрывки разговора:
«…сердце…», «…может быть, удар…», «…чертова жара…», «…что вы здесь делали?..»
По мере того как Роуэн удалялся от комнаты, симптомы ослабевали. Когда все трое добрались до сада, он чувствовал себя вполне здоровым, хоть и был измотан до предела. Роуэн испугался, что снова попал в дурацкую ситуацию.
– Вам вызвать врача? – спросил Уэйд, когда Роуэн в изнеможении опустился на землю и лег, не заботясь о том, что одежда может испачкаться.
Роуэн покачал головой.
– Нет.
– А мне кажется, – настаивал Крэндалл, что вы должны проконсультироваться с врачом. Возможно, у вас больное сердце.
– Я сам врач. У меня нет проблем с сердцем, – Роуэн понимал, что собравшиеся вокруг него люди ждут объяснений. Но он ограничился тем, что повторил: – Поверьте мне здесь дело не в сердце.
– Не хотите ли выпить воды? – предложила Джулия.
Роуэн открыл глаза и внимательно посмотрел на светловолосую женщину. Ее трудно было назвать красавицей, но ей была присуща оригинальность. Почему-то грязь, размазанная по этому лицу, не портила, а лишь подчеркивала ее привлекательность.
– Да, пожалуйста.
Джулия опрометью бросилась за водой. Роуэн сел. Крэндалл и Уэйд склонились над ним. Только сейчас Роуэн понял, что Крэндалл кажется ему знакомым. Длинные волосы, собранные в хвост… Где же он видел этого парня? Но Роуэн не успел вспомнить – его отвлекли вопросом:
– Что вы делали внизу? – поинтересовался Крэндалл. – Эта часть собора закрыта для посетителей.
– Извините, пожалуйста, – Роуэну искренне хотелось объяснить, но, по правде говоря, он и сам не знал, что привело его на это место. Его привела, не оставляя выбора, некая сила, та же неведомая сила, что привела его в собор и подарила первую реальную встречу с Энджелиной. Это было десять или пятнадцать минут назад, но Роуэну казалось, что прошло гораздо больше времени. Переход из одного времени в другое снова выбил его из колеи. – Я читал статью в газете, – Роуэн надеялся, что это достаточно веская причина для его появления.
– Что с вами случилось? – поинтересовался Уэйд.
– Не знаю точно, – честно признался Роуэн. – Но такое со мной бывало и раньше. Крэндалл выругался:
– Во всем виновата эта комната!
– О чем это вы? – с интересом спросил Роуэн.
– У, зараза, – произнес Уэйд прежде, чем Крэндалл успел ответить. – Еще один репортер, – невесть откуда появившийся мужчина шел к ним.
– Спровадь его, – распорядился Крэндалл и пожаловался: – со вчерашнего дня они лезут к нам как осы на мед.
Уэйд направился навстречу репортеру, оставив Роуэна и Крэндалла наедине. Роуэн повторил заданный несколько секунд назад вопрос:
– Почему вы решили, что всему виной комната?
Крэндалл заколебался, раздумывая, стоит ли говорить об этом с незнакомцем. Но неподдельный интерес Роуэна привлек его.
– Когда мы вчера открыли эту комнату, Джулия, – тут он кивнул в ту сторону, куда убежала молодая женщина, – почувствовала что-то странное. Не знаю, что на нее накатило, но она отказалась входить в комнату, а потом упала в обморок. Сегодня она по-прежнему наотрез отказывается переступить порог, – рассказывая, Крэндалл счел нужным умолчать о том, что Джулия, как она сама считает, уже была в этой комнате. Он не хотел, чтобы поползли слухи или чтобы кто-нибудь решил, что Джулия не в себе.
Роуэн воскресил в памяти страх, который испытывала Джулия. Это отнюдь не был банальный испуг, это был глубоко въевшийся в душу панический ужас. «Да, – подумал он, глядя на Джулию, которая несла ему стакан воды, – бедняга до сих пор напугана до полусмерти».
С улыбкой Джулия подала ему стакан воды. В тот момент, когда их руки соприкоснулись, Роуэна посетило видение. Он увидел эту женщину закованной в цепи. Почувствовал, что у нее заткнут рот. Теперь он без тени сомнения знал – она была одной из пленниц тайной подземной комнаты.
Грохотал гром, вспыхивала молния. Энджелина стояла в темноте, обхватив себя руками, и глядела во двор. Яростный дождь и ветер сообща набросились на растения, вбивали в землю траву, били, словно в барабан, в банановые листья и терзали нежные цветы.
Но мысли Энджелины витали очень далеко. Хотя… собор ведь не очень далеко? Она никак не могла отвлечься от раздумий о незнакомце. Сегодня утром в церкви она разговаривала с ним. Кто он? Где живет? Каким образом ему удалось проникнуть в дом во время вечеринки?
Более важный вопрос: что сделает он, узнав, что она беседовала с незнакомцем? Энджелина испугалась, но к страху примешивалось удивление. Почему кучер Кипперд не доложил об этом происшествии? Конечно, Кипперд не видел ворвавшегося на вечеринку человека, не знал, что именно с ним сегодня разговаривала Энджелина, но в его обязанности входило охранять ее от всех. Особенно от любого мужчины. Это животное, женой которого стала Энджелина, не любило ее, хотело, чтобы другие мужчины испытывали желание обладать ею, и все же ревновало. Так почему же кучер не доложил хозяину обо всем?
И тут среди ее мыслей мелькнула одна особенно неприятная. Что, если Кипперд все рассказал? Что, если этот зверь снова играет с ней? Что, если вернувшись домой, она не знала, куда он направился после ужина, он жестоко покарает ее за несдержанность? Нет, ей не хочется думать о нем. Она будет думать только о незнакомце. О незнакомце и том, что с ним она чувствует себя в безопасности.
События этого дня – беседа с Энджелиной в соборе и посещение раскопок – целиком и полностью завладели мыслями Роуэна. Вместе с яростно барабанящим в окна дождем они никак не давали ему уснуть. Роуэн устал ворочаться с боку на бок, раздумывая над тем, промок ли под этим дождем неугомонный бродяга Кот. В конце концов, он натянул джинсы, футболку и босиком, не включая света, спустился вниз. Когда Роуэн был на середине лестницы, небеса разразились очередным раскатом грома, и старый дом задрожал так, что зазвенели люстры.
«Возможно, мне поможет стакан теплого молока», – подумал он, хотя великолепно понимал, что нет никаких научных данных, свидетельствующих о том, что горячее молоко – хорошее снотворное. Роуэн направился в сторону кухни, но остановился у закрытых дверей гостиной. Повинуясь велению сердца, он распахнул дверь.
Услышав, как поворачивается дверная ручка, Энджелина резко обернулась. И в этот момент, словно по заказу, загремел гром, и сверкнула молния, осветив высокого, стройного, узкобедрого мужчину. Это был не тот человек, которого Энджелина безумно боялась видеть. Женщина сразу поняла это, увидев, как спадают волосы на его лоб, заметив, что одет он странно и замер в дверях, уставившись на нее…
Незнакомец. Тот самый, кого она так жаждала увидеть.
Сперва Роуэну померещилось, что перед ним появился призрак Энджелины. Слишком уж нереальной она показалась ему в голубоватом сверкании молний. Она была настолько прекрасна, что просто не могла оказаться живой женщиной. Не могут обычные волосы столь красиво падать на плечи. Не могут плечи из плоти и крови выглядеть так, словно они сотканы из лунного света. Глаза не могут, да и не должны, так сверкать. Но, глядя на эту женщину, Роуэн осознал, что она – настоящая. Он поверил в это, когда почувствовал биение ее сердца в своей грудной клетке.
– Не бойтесь, – тихо попросил он. Бояться? Да Энджелине и в голову прийти не могло, что перед этим человеком можно испытывать страх! Сейчас она твердо знала, (она поняла это в ту минуту, когда увидела его стоящим в дверях, или даже раньше, когда ее взгляд впервые в жизни упал на него) – это и есть тот, кому на роду написано спасти ее.
Закрыв за собою дверь, Роуэн медленно пошел к этой женщине. В комнате было темно, но он видел, как Энджелина запрокинула голову, приспосабливаясь к его росту. Стоя прямо перед нею, он повторил:
– Не пугайтесь. Я не причиню вам зла.
– Знаю, – шепотом ответила Энджелина. Роуэн чувствовал, что она не боится его, и радовался этому.
– Кто вы? – спросила она. Несмотря на то, что было темно, Роуэн почувствовал ее взгляд, требующий правды.
– Роуэн. Роуэн Джейкоб.
– Роуэн Джейкоб, – повторила Энджелина.
Его имя звучало на ее устах слаще горячего меда. Если бы Роуэн должен был умереть через минуту, в свой последний миг он хотел бы слышать, как она назовет его по имени…
– Как вы проникли в дом? – спросила она. Обычно он был заперт. Она знала, что он держит ее взаперти, доверяя ключи лишь себе и Кипперду.
Не «в мой дом», а просто «в дом». Обдумывая ответ на ее вопрос, он учел это. Роуэн знал, что рано или поздно ему зададут этот вопрос, но предпочитал, чтобы это произошло попозже.