Глава тридцатая

Ключ повернулся в замке без скрипа, даже легчайшего. Так проникают в чужой дом воры. Этому она отменно научилась еще у себя в Атланте, живя с матерью и отчимом.

Придержав автоматическую защелку, она обеими руками прикрыла дверь. Ни шороха. Хорошо в этом смысле натренированная, она застыла в неподвижности. Она стояла, широко расставив ноги, выпрямив спину и вздернув подбородок, она легонько водила головой из стороны в сторону, проверяя дом на предмет хоть малейших признаков жизни. Потом она разулась.

Издали, из той части коридора, куда выходили спальни, до нее донесся какой-то шепот. Хотя не исключено, что это шептались волны. Но если в Доме кто-то все-таки есть, она вполне может выскочить отсюда, так и не известив их о своем приезде. И тогда они со Спиннереном смогут провести ночь где-нибудь в другом месте. Одна мысль об этом привела ее в волнение. Она чувствовала, что Спиннерену удастся так или иначе изумить ее.

Он был одновременно загадочен и чудесен. И всегда жестко контролировал себя, хотя она и угадывала в его повадках скрытое напряжение.

Она на цыпочках пошла босыми ногами по ковровой дорожке.

– Только не рассказывай мне, что ты никогда не порол маленьких девочек, – произнесла Фелиция, гримасками пытаясь подражать Мадонне.

– Ну, бывает, разок-другой отшлепаю, – ответил Твелвтрис. – Сними-ка блузку.

Она сняла блузку, встала боком, так, чтобы он видел маленькие, но уже с твердыми сосками грудки. Он протянул руку – и она сделала пару шагов навстречу ему. Он увидел шрамы на груди. Его лицо исказилось. Язык выстрелил наружу.

Как у ящерицы, подумала она. Ящерицу она видела по телевизору. Ну конечно, по телевизору.

– Господи, так это вы, – сказала она.

– А что, Риальто не сказал тебе, куда он тебя везет?

– Да Господи, он такой забывчивый…

Фелиция невольно отпрянула. Да, она знала этого сукиного сына, понаслышке, но знала. О нем говорили скверно, очень скверно. И ей рассказывали, что именно этот человек – Мистер-Полуночная-Америка – так изувечил ее собственную мать, что та вскоре после этого умерла.

– В чем дело? – спросил Твелвтрис, присаживаясь на кровать.

– Просто глазам своим не верю. Надо же, Роджер Твелвтрис!

– Ну, и куда ты сейчас-то собралась?

– Только что вспомнила. Майк ждет, чтобы я ему сказала, останусь ли на ночь.

И она бросилась к двери.

Дженни четко слышала голоса, но не разбирала слов. Она решила, что низкий голос принадлежит ее отцу. А тонким, почти писклявым, разговаривает девочка.

Движимая непреодолимым любопытством, она подошла уже к самым дверям спальни.

– Значит, я пойду скажу ему, чтобы он меня дождался? – вопросительно протянула Фелиция.

Твелвтрис уже извлек болт и взял его в руку. Он неотрывно смотрел на шрамы, которыми была усеяна ее почти мальчиковая грудь.

– Давай-ка сюда свою попку. Свою худенькую попку. Уедет Риальто, значит, уедет.

Он вскочил с постели.

Фелиция отвернулась от него, ухватилась за дверную ручку и распахнула дверь настежь. И тут же, вскрикнув, отступила в спальню, чуть не натянув на голову юбку, которая только что болталась где-то в районе щиколоток.

Дженни тоже изумилась, но она не закричала и не отпрянула. Она поглядела на девочку, на которой ничего не было, кроме белых носочков, простых туфелек и хлопчатобумажных трусиков. Она увидела в спальне собственного отца с болтом в руке. Фелиция, присев, начала натягивать юбку. Бросившись затем мимо Дженни прочь из спальни, она едва не сшибла ее с ног.

Дженни в страхе и отвращении отвернулась.

– Погоди-ка минуточку, Дженни. Погоди-ка, – прохрипел Твелвтрис.

Он схватил дочь за руку.

Фелиция выбежала из дому.

Риальто не было. Его белого «кадиллака» тоже не было. Ей навстречу шел блондин с пистолетом в руке.

– Фелиция, – крикнул он. – Какого черта тебя сюда принесло?

Незнакомец с пистолетом, да к тому же знающий, как ее зовут, – все это заставило ее оцепенеть. И тут она увидела и поняла, кто это.

– О Господи! Алиса?

Они постояли, глядя друг на друга. Спиннерен указал пистолетом на заднее сиденье своей машины.

– Ступай туда, – сказал он.

– Я не могу поверить. Чего ради ты так оделась? – спросила Фелиция.

Он обошел вокруг машины и с силой втолкнул девочку в салон. Затем, вновь обежав машину, оказался спереди, у дверцы водителя. Постоял в нерешительности, время от времени посматривая на дом.

Оттуда донесся звук выстрела.

Где-то залаяла собака.

Спиннерен сел за руль и развернулся посередине дороги. Коробка из-под сигар свалилась с крыши «БМВ» и покатилась на обочину, постукивая всем своим содержимым – брусками динамита, взрывателем, часовым механизмом.

Собака продолжала лаять.

Дверь пляжного домика открылась, но «БМВ» уже подкатывал к воротам. Ни Спиннерен, ни Фелиция не увидели Дженни, в слезах застывшую на крыльце. Все ее изорванное платье было залито кровью.

Глава тридцать первая

Всегдашняя поразительная невозмутимость Спиннерена покинула его. Мимо будки охранника он промчался на большой скорости.

Тот, однако, успел удивиться тому, что малолетняя поблядушка очутилась в «БМВ». Конечно, скандал мог начаться из-за того, что дочь застукала отца за забавами с проституткой, выдающей себя за школьницу, но почему эта полуголая девчонка оказалась в машине у дружка дочери?

Спиннерен вырулил на хайвей и промчался мимо того места, где как можно незаметней припарковал среди деревьев и кустов свой «кадиллак» Риальто, решив еще раз подкараулить красный «БМВ» и сесть ему на хвост.

И все же Риальто чуть было не проспал пронесшийся мимо «БМВ», и ему пришлось гнаться за ним довольно долго.

Фелиция надела и оправила юбку и оглядывалась в салоне, словно ожидая, что здесь невесть откуда возьмется ее блузка.

– А ты знаешь, кто в этом доме живет? – спросила она. – Знаешь, кто снял меня через этого сукиного сына Риальто, который, черт бы его побрал, как сквозь землю провалился?

– Твелвтрис, – сказал Спиннерен.

– Именно. Тот самый мерзавец, который забил до смерти Ботфорты.

Спиннерен искоса посмотрел на нее.

– Так ты называешь собственную мать?

– А как мне ее, по-твоему, называть? И она не только моя мать, но и твоя. А ты сама называла ее Ботфорты, прежде чем перебралась к дядюшке Бенни.

– А вторую ее кличку ты помнишь?

– Конечно, помню. Ее все называли Мать Фелиции, потому что все меня знали, я была такая бойкая. А с чего это ты сбежала к дядюшке Бенни?

– Да уж лучше так, чем крутить любовь с клиентом на пару со старой дамой.

– Нет, вы только поглядите на нее! Теперь она называет нашу мать старой дамой. Полагаешь, так оно приличней? И что же, с дядюшкой Бенни тебе жилось лучше?

– Нет, не лучше. Но дядюшка Бенни умер.

– Я не знала. А когда это случилось?

– Давным-давно. Через пару месяцев после моего ухода от вас.

– Плохо дело, – сказала Фелиция. – А ты не одолжишь мне свою куртку?

Спиннерен включил ручной тормоз.

А едущий на полмили сзади Риальто вновь чуть было не задремал. Сбросил скорость, потом и вовсе свернул с дороги. Если бы Спиннерен обернулся и посмотрел вверх по склону, он бы увидел, как «кадиллак» подъезжает к гаражу дома, в котором жил он сам.

Спиннерен достал из багажника черную борцовку каратиста. Как только он поехал дальше, Риальто вновь вырулил на дорогу и опять сел ему на хвост.

– А с какой стати ты сюда вернулась? – Фелиция влезла в борцовку. Подавшись вперед, она провела по груди Спиннерена. – И куда подевались твои буфера? И вообще почему ты переоделась педиком? Послушай, ты часом не гермафродит?

– Мне бы не хотелось распространяться на эту тему.

– Господи, да трахайся ты, с кем хочешь. С бабами, с мужиками, по мне, так хоть с лошадьми. Все, что ты можешь придумать, Алиса, я уже разок-другой успела попробовать.

– Меня теперь зовут Коннор Спиннерен.

– Ну, знаешь, сестру я все равно по фамилии звать не буду. Раз Коннор, значит, Коннор. Но почему вдруг Спиннерен? Разве у нас в роду были Спиннерены? Знаешь, а из тебя получился смазливый мужичок. Не будь я твоей сестрой, я бы к тебе подклеилась. Нет, с тобой рехнуться можно!

Все было как в старые добрые времена. Фелиция как затараторила года в два-три, так, видать, и тараторит с тех пор без перерыва.

– А почему это со мной рехнуться можно? – спросил Спиннерен.

– Потому что ты не пришла мне на помощь, когда умерла Ботфорты. Мне пришлось пробиваться самой.

– Я услышал об этом, когда все давно уже закончилось. Я начал было разыскивать тебя, но нигде не нашел.

– Как же нигде? Я была у Герти.

– Что еще за Герти?

– Герти Феллон. У нее бордель в Дауни.

– Господи помилуй.

– Вот именно. Я уж постаралась оттуда выбраться, как только ходить научилась. В фигуральном смысле. А с тех пор я в Голливуде.

– На панели, значит?

– Нет, конечно, в кондитерской, а ты как думала? Надо же зарабатывать себе на жизнь. А попрошайничать стыдно.

– Где я только не жил после смерти дядюшки Бенни.

– Да, и где же?

– В Коннектикуте, в Нью-Йорке, в Иллинойсе.

– Да я и сама кое-где бывала, – желая слегка прихвастнуть, сказала Фелиция. – А почему ты вернулась в Лос-Анджелес?

– Убить сукиного сына, который замучил до смерти нашу мать.

Фелиция посмотрела на Спиннерена с ужасом и восхищением.

– Шутишь?

– Я поклялся убить его и убил бы сегодня ночью, если бы ты не выскочила внезапно из его дома. А так, наверное, придется потратить на это следующую ночь. – Он обернулся и посмотрел на заднее сиденье. – Горе мое, я же забыл его на крыше.

– Что ты забыла на крыше?

– Ладно, проехали.

Они уже доехали до Сансета. Спиннерен подъехал к бензоколонке и припарковался возле телефона-автомата.

Пока сестра звонила по телефону, Фелиция, глядя на нее, думала о том, как легко воспринимать Алису в мужском роде. И одежда, и стиль поведения – все было мужским. «Надо бы не забыть рассказать про это у Четырех Углов», – вслух сказала она себе.

Риальто тоже проехал по Сансету, припарковался у какого-то ресторана, потом тут же переставил машину так, чтобы видеть разговаривающего по телефону Спиннерена.

А разговор того длился недолго. И вновь красный «БМВ» снялся с места, устремившись теперь в Голливуд.

– Послушай-ка, – сказала Фелиция тоном, свидетельствующим о долгих предварительных размышлениях. – А ты часом не легла на операцию? Когда девочка думает, что она мальчик, а доктор приделывает ей хуек?

– Я об этом думал.

– Я бы на такое не пошла.

– Да уж, конечно. Тебе нравится быть девочкой.

– Я не знаю, нравится мне это или нет. Но нравится или нет, тут уж ничего не изменишь, верно?

– А я вот думал о том, что изменить можно.

– Потому что тебе этого хотелось, верно?

– Да, потому что мне этого хотелось.

– О Господи.

Фелиция на какое-то время затихла, переваривая услышанное.

И в конце концов сказала:

– А ты не против, если с глазу на глаз я буду называть тебя Алисой?

– А с чего это вдруг?

– Потому что у меня так долго не было сестры. И я по ней скучала. Вот и дай мне немного привыкнуть.

Спиннерен потрепал ее по руке.

– Куда тебя высадить?

– То есть как это высадить?

– У меня деловая встреча. С мужчиной.

– Ничего себе! Высадить! Я не виделась с тобой много лет. Я только что прошла через ужасное испытание. Строго говоря, через два испытания. И, на мой взгляд, самое меньшее, на что я могу рассчитывать, так это на твой приезд ко мне. Чтобы мы посидели, попили кофейку, поговорили про жизнь.

– Мы это еще сделаем.

– Ты не против, если я немного посплю?

– Ты что, по-прежнему засыпаешь в любой миг и в любом месте?

– Иногда мне кажется, что я и на мужике верхом заснуть могу.

Она свернулась в клубочек на пассажирском сиденье и закрыла глаза. Через несколько секунд ее дыхание стало ровным и безмятежным.

Спиннерен, глядя на нее, вспомнил о том, как она точно так же сотню раз на глазах у него – или еще у нее – засыпала в младенчестве и в детстве. Фелиция все еще спала, когда Спиннерен свернул на аллею, в глубине которой находился клуб «Армантье».

Глава тридцать вторая

Риальто следовал за «БМВ» до Сансета, затем на Беверли Хиллз и обратно. Соблюдая необходимую дистанцию, он увидел, как Спиннерен свернул на аллею, в глубине которой расположен клуб «Армантье». Неоновая вывеска над входом в ночной клуб окрашивала пешеходную дорожку в розовые тона.

Сам Риальто решил последить за входом в клуб, застыв у стены жилого дома. Там в нескольких окнах еще горел свет. И кто-нибудь, одолеваемый бессонницей, мог бы, выглянув из окна, принять его за примеряющегося к очередной краже квартирного вора и позвонить в полицию. И что, интересно знать, он будет делать тогда?

Еще одна машина показалась в аллее. Она ехала с включенными фарами. Из нее вышел мужчина в спортивной куртке и в джинсах в обтяжку. Он сделал несколько шагов по направлению к «БМВ». Спиннерен вылез из «БМВ»; свет из салона на миг растекся по аллее – и на миг, прежде чем он отвернулся, в человеке, прибывшем на старой машине, можно было узнать Дэнни Кортеса.

Риальто собственной руки бы не пожалел, лишь бы послушать начавшуюся беседу. Скорчившись, насколько это ему позволило тяжелое брюхо, он перебежал через аллею. На бегу он походил на гиппопотама, бежал однако же с удивительной скоростью. Завернул за угол другого дома, поближе к обеим машинам. Здесь росли кое-какие кусты, в которых можно было спрятаться. Причем обе машины не дали бы собеседникам увидеть Риальто, если бы он пригнулся достаточно низко.

Это потребовало от него существенных усилий, однако в конце концов, практически на четвереньках, ему удалось подкрасться на расстояние, с которого разговор можно было подслушать. Правда, главным образом лишь слова Кортеса, стоящего лицом к Сансету, тогда как речь Спиннерена оставалась в основном неразборчивой.

– После остроты насчет моей струи тебе и вовсе не следовало заниматься делом. Я уже тогда это понял, – сказал Кортес.

– … не мог… да и откуда?… внезапно выбежала…

– Мог ведь преспокойно замочить и ее. И взорвать вместе с Твелвтрисом и его дочерью.

– … родная сестра.

– Ах ты дьявол! Твоя родная сестра?

– … дома… сегодня ночью… застрелен.

– Своими ушами слышал выстрел? А что еще?

– … еще.

– Ладно. Раз коробка по-прежнему у тебя… Спиннерен произнес нечто, что Риальто не смог расслышать.

– Ни хера себе на крыше, – заорал Кортес, но тут же, спохватившись, понизил голос. Однако не в такой степени, чтобы Риальто не расслышал, как он называет Спиннерена говнюком и педиком.

Спиннерен отпрянул было от него, но Кортес грубо схватил его за плечо.

– И не поворачивайся ко мне спиной, поганый килер, – сказал Кортес.

Спиннерен что-то ответил.

– Припомни-ка получше. Я могу повесить на тебя три дела. Но хватит с тебя и одного Гарольда Выборга.

И вновь заговорил Спиннерен.

– Да я могу пристрелить тебя прямо здесь. А потом скажу, что обнаружил тебя в «Армантье», а ты начал угрожать мне пушкой.

Спиннерен что-то ответил.

– И тебя замочить могу, и сестру твою тоже. Ты что, рехнулся? С какой стати ты приволок ее сюда?

– … уснула.

– Ну и пусть спит, иначе тебе самому придется ее грохнуть. Слышишь, что я тебе говорю? Сестра там или нет, но придется грохнуть, не то я…

Он внезапно посмотрел в сторону – как раз туда, где прятался Риальто.

Риальто видел только часть лица полицейского, все остальное скрывалось от него за ветровым стеклом «БМВ». Кортес вслушивался в ночь. Риальто считал, будто выдал себя каким-нибудь шорохом, но у полицейских в мозгу имеются антенны, у обыкновенных людей отсутствующие.

Спиннерен что-то сказал, но Риальто не смог понять, что.

– А у меня другое предложение. Ты остаешься дома. Понял? – сказал Кортес. – Остаешься дома до тех пор, пока я не разберусь, что там, собственно говоря, происходит. Дело еще не кончилось.

Риальто помчался по аллее в противоположном направлении. Кортес сказал что-то еще, но Риальто был уже слишком далеко, чтобы расслышать. Рискнув, он решил еще раз пересечь аллею. А за спиной у него уже взревел мотор. Встав во весь рост, Риальто помчался туда, где припарковал машину.

Завернул за угол как раз вовремя для того, чтобы услышать, как одна из двух машин помчалась по Сансету. Сдерживая дрожь, он застыл на месте. Вторую машину он так и не услышал. Должно быть, она поехала назад, в Готорн.

Он прождал еще несколько минут, готовясь в первую же секунду, как только покажется «БМВ», прикинуться пьяным, но красный автомобиль здесь так и не проехал. Риальто вернулся к своей машине и сел за руль.

Посидел несколько минут, с трудом восстанавливая дыхание. Господи, подумал он, надеюсь, ты не покараешь меня инфарктом за то, что я корячусь и ползаю на четвереньках, лишь бы угодить Перчику. Он высунул голову из окошка, надеясь продышаться свежим воздухом, но обдало его только жарким ветром.

Он расстегнул ворот, откинулся, вставляя ключ в зажигание. Его собственные антенны были, увы, не так хороши. И он даже не почувствовал, как нож вонзился ему в шею сзади, и лишь мгновение спустя услышал сдавленный крик. А потом уже не видел, не слышал и не чувствовал ничего. И последней его мыслью было: ну, до чего же внезапно все это произошло!

Глава тридцать третья

Свистун узнал о смерти Мистера-Полуночная-Америка из сводки радионовостей, на обратном пути в Хуливуд.

Об убийстве не упоминалось, однако диктор сказал, что мистер Твелвтрис был, судя по всему, застрелен у себя в пляжном домике в колонии Малибу.

Свистун нажал на газ, и его «шевроле» рванулся вперед.

Он остановился у той же бензоколонки, что и Спиннерен, и прошел в ту же самую будку телефона-автомата, из которой звонил тот.

Сам Свистун позвонил в гостиницу на аэродром.

Когда Мервин Дуайер взял трубку, Свистун представился, после чего спросил, все ли в порядке у миссис Твелвтрис.

– В порядке или нет, этого я, Свистун, сказать не могу. Потому что ее здесь нет. В три часа ей позвонили. Пять минут спустя она заказала такси, а еще через двадцать минут уехала.

– Господи, да как же вы ее выпустили?

– Кто из нас двоих, по-твоему, сошел с ума? – удивился Дуайер. – Как это я мог задержать постоялицу? В номере запереть, что ли?

– Ладно, это я сошел с ума. В пятом часу утра так со мной всегда и бывает.

– Хорошо, что ты сам это понимаешь.

– А Пача позвать можно?

– Он тут в углу ненадолго вздремнул.

– Растолкай его и дай ему трубку, ладно? Через пару минут Пач подошел к телефону.

– Она уехала.

– Дуайер уже сказал мне. Ты подслушал ее разговор по телефону?

– У меня был обход. Но когда она разговаривала, я оказался в холле.

– И Дуайер дал тебе послушать?

– Я услышал только конец разговора. Мужчина сказал: «… и нам не придется в этом участвовать. Не надо будет разыгрывать партию до конца. Езжай домой и дождись меня. Тебе, возможно, предстоит ждать довольно долго. Я покручусь здесь, чтобы мы не упустили из виду ни одного обстоятельства». А миссис Твелвтрис говорит: «А как это у тебя получится? Там же не твоя юрисдикция». А он отвечает: «Вот уж насчет этого не волнуйся. Только сделай все, как я велю». А она говорит: «Ладно, Дэнни». И вешает трубку. И через пять минут заказывает такси. Понял, Свистун?

– Понял.

– И вот еще что. Мне показалось, что этот мужик, с которым она говорила, из полиции. А тебе так не кажется?

– Не кажется, а так оно и есть.

– И вот что, Свистун. На твоем месте, да еще с учетом того, что самого Твелвтриса застрелили сегодня ночью, я бы постарался забыть все, что знаю, и не стал бы строить никаких догадок. И вообще постарался бы держаться от этого дела подальше.

– Спасибо, Пач. Ты оказал мне колоссальную услугу. Я перед тобой в долгу.

– Да уж, – ответил Пач. – Даже если ты сам об этом забудешь, так я напомню.

Свистун набрал номер дома, в котором жила Мэри Бет и который на самом деле принадлежал Нелли. Звонил он долго, но трубку так и не взяли.

К тому времени, как Свистун подъехал к будке охранника на въезде в колонию Малибу, солнце еще не встало, но небо уже дышало предчувствием утра.

Он увидел охранника, стоящего возле будки и разговаривающего с помощником шерифа. Увидев Свистуна, охранник пошел было к нему, но помощник шерифа опередил его, чуть ли не оттерев при этом. Свистун заметил, что охранника это разозлило. Прищурившись, он потер лицо обеими руками, причем пальцы их были широко растопырены. Выглядело это невинно, но любой дурак сообразил бы, что предлагается взятка размером в десять долларов.

Прежде чем офицер успел произнести хотя бы слово, охранник сказал:

– Доброе утро, мистер Чипс. Что, пробыли в пути всю ночь?

– Мой «мерседес» подсел в Сан-Франциско и мне пришлось взять машину у друга. Строго говоря, это машина его сына, – ответил Свистун. – А что здесь происходит?

– Несчастный случай, – сказал помощник шерифа.

– У нас тут несчастье, мистер Чипс. Ваш сосед, мистер Твелвтрис. Его убили из пистолета.

– Ах ты, Господи. И когда только люди научатся не баловаться с оружием?

Помощник шерифа прошел в будку. Свистун высунул руку из окошка. В пальцах у него была аккуратно сложенная десятка.

– Как тебя тут называют? – еле слышно пробормотал он.

– Тут меня называют Хэнком. – Он взял десятку. – А кто вы такой?

– Да какая тебе разница? Скажем так: заинтересованная сторона.

– Что ж, если вы действительно сильно заинтересованная сторона, то возвращайтесь попозже, когда уедет полиция, и, может быть, мы с вами еще кое о чем договоримся.

– А ты знаешь что-то, чего не знает полиция?

– Да нет, полиция все знает, только вы-то не знаете.

– Спасибо, Хэнкус, – нарочито громко сказал Свистун. – Как ты думаешь, не лучше ли мне поспать?

– Едва ли это получится у вас, мистер Чипс. Полиция опрашивает всех соседей. По шесть-семь домов в обе стороны от Твелвтрисов.

Свистун покатил по прибрежной дороге. Несколько патрульных машин с включенными фарами стояли возле дома с белыми колоннами и черной дверью. Стояла здесь и неприметная машина с городскими номерами. Несколько мужчин и женщин – и в форме, и в штатском – сгрудились вокруг нее.

Неподалеку выносили оборудование из телефургона. Должно быть, это были первые телевизионщики, прибывшие на место трагедии. До конца недели их тут непременно перебывает еще великое множество. Даже умерев, знаменитости не могут избавиться от шлейфа своей славы.

Свистун припарковался в четырех домах от виллы Твелвтриса. Вылез из машины и пошел пешком к месту происшествия. В воздухе сильно пахло морской солью и разлагающимися водорослями.

Кряжистый мужчина в ветровке и бейсбольном кепи, поглядев в его сторону, что-то сказал. Человек, с которым он беседовал, обернулся и посмотрел на Свистуна. Это был Кортес. Успокоительно похлопав собеседника по плечу, он пошел навстречу Свистуну.

– Что привело тебя сюда, Свистун?

– Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос.

– Передали по полицейской волне. Твелвтрис застрелен, в доме находится женщина. Я сразу же подумал о Нелли.

– О какой Нелли?

– О миссис Твелвтрис. А почему ты не с ней, почему не охраняешь ее?

– Я отвез ее в безопасное место. Но тебе это уже известно, не так ли?

– О чем это ты?

– Но если с Твелвтрисом, когда его застрелили, была не Нелли, то кто же?

Свистун намеренно проигнорировал реакцию Кортеса на собственную провокацию.

– С ним была его дочь, Дженни. Она говорит, что прибыла домой со свидания, прошла к себе и собралась лечь спать.

– А она не знала, что ее отец находится в пляжном домике?

– Она утверждает, что не знала. Она утверждает, что было включено лишь автоматическое пульсирующее освещение, которое работает, когда в домике никого нет. Она легла и уже засыпала, когда на нее внезапно набросились. Она вырвалась из рук у насильника и вбежала в отцовскую спальню, потому что оттуда можно выскочить прямо на пляж. А тут насильник снова схватил ее.

– И она все еще не сообразила, что это был сам Твелвтрис?

– Она утверждает, что нет. Борясь, они опрокинули ночной столик и сами полетели на пол. Упав на колени, она внезапно нащупала пистолет. Обернулась и нажала на спуск. Насильник назвал ее по имени. И только тут она поняла, что это ее отец.

– И ты веришь этой истории?

– Ну, а почему бы и нет? Репутация у Твелвтриса была скверной. Он бы змею оттрахал, если бы та застыла на месте. Да и пьян он был в стельку. Ты бы послушал судмедэксперта. Он говорит, запах алкоголя за версту учуять можно. Но кому какое дело, верю я этой истории или нет? Здесь не моя резервация. Я и приехал-то только потому, что ты работаешь на миссис Твелвтрис, а мы с ней разок-другой успели повидаться.

– Куда чаще, чем раз-другой, не так ли, Кортес?

– Два, – ответил тот.

– И ты должен быть чертовски рад тому, что Дженни Твелвтрис прикончила отца. Иначе этим пришлось бы заняться тебе самому.

– Три, – сказал Кортес. – Уже три раза ты сказал что-то такое, чего я понять не могу, а вот истолковать превратным образом могу вполне. Ты что ж, считаешь себя кладезем информации?

– Информации у меня как раз немного. Но у меня имеются кое-какие догадки. Имеются кое-какие сугубо предварительные соображения.

– Ну, так расскажи мне свою историю. А я скажу тебе, не найдется ли у меня на нее покупатель.

– Строгая последовательность событий мне не известна. Я не знаю, что произошло сначала, а что потом. Но не важно, что старше – яйцо или курица. Так или иначе, ты вел расследование по делу о нанесении тяжких увечий со смертельным исходом, когда Твелвтрис избил проститутку по кличке Ботфорты, она же Мать Фелиции. Я не знаю, не попросил ли он тебя замять дело. Но полагаю, что ты этого не сделал. Не думаю, чтобы в те времена ты на такое пошел бы. Да и был ты тогда младшим офицером – и у тебя все рано не хватило бы полномочий. Просто, должно быть, не набрал материала для возбуждения дела. Кроме того, кому какое дело до проститутки, которая позволяла избивать себя любому клиенту? Во-вторых, ты арестовал проститутку, которую звали Элеонорой Рейнбек…

– Я никогда не служил в полиции нравов.

– Значит, ты познакомился с нею, когда она находилась под арестом, – резко сказал Свистун. – На панели у нее, должно быть, тоже была кличка, а может, и не одна. Вы с нею подружились. Проститутки и полицейские легко сходятся друг с дружкой.

В черных глазах, уставившихся на Свистуна из-под монголоидных век, мелькнуло что-то нехорошее.

– Мне не нравится твоя история, – сказал Кортес. – От нее воняет. Ступай домой и придумай какую-нибудь получше.

– Полицейский и проститутка. И оба – в самой гуще событий. Там, где машины стоят не меньше домов, где носят меха, где, почистив зубы, прополаскивают рот французским шампанским. Но у них самих денег нет. Они знают запах денег, знают их вкус, но у них самих денег нет. Лишь иногда им дают немного – да и то: только так, подержать, пощупать… Вокруг кучи денег, а у них в лучшем случае – какие-то жалкие пачечки. Затем Нелли удалось связаться с Твелвтрисом, и она сумела поставить дело так, что он на ней женился. Я не знаю, в каком качестве ты фигурировал в ее жизни на протяжении пяти лет замужества. Возможно, она решила стать честной – и попыталась отшить тебя. Возможно, поддерживала с тобою тайную интрижку. Так или иначе, одним прекрасным утром Нелли Твелвтрис решила, что Мистера-Полуночная-Америка с нее хватит, и сказала тебе, что собирается с ним развестись.

– Твелвтрис, как я читал, назначил второй жене огромные алименты, – сказал Кортес. – А теперь он в сто раз богаче, чем был тогда. И Нелли получила бы такие отступные, что мало не показалось бы.

– Однако тебе показалось мало, не правда ли? Я хочу сказать, пяти-шести миллионов хватило бы всякому. И даже такой парочке, как полицейский и проститутка. Но есть люди, которым мало бывает всегда. Поглядеть только на этих мультимиллионеров, даже миллиардеров, которые ночами не спят и глотки друг другу режут или перерезать готовы за пару-тройку лишних миллиончиков.