В конце концов, Кетрин удалось остановить поток скорбных слов, безостановочно извергавшихся изо рта тетушки, сказав:

— Тетя, боюсь, мы слишком долго задерживаем лейтенанта Перкинса. Я знаю, ему нужно возвращаться в морской штаб.

Лейтенант благодарно посмотрел на нее и уловил намек.

— Да, боюсь, я должен идти. Надеюсь, скоро мне опять представится случай навестить вас.

— Когда бы вы не зашли, вы всегда будете желанным гостем, — сказала Кетрин и добавила: — Лейтенант Перкинс, мне понятно, что вы скорбите по усопшему отцу и носите траур, но, возможно, вы зайдете к нам на обед как-нибудь вечером? Неофициально, конечно. Все будет по-семейному.

— Благодарю вас. Мне бы очень хотелось воспользоваться вашим приглашением.

— Отлично. Тогда, скажем, в среду, идет? Мы обедаем обычно в семь.

— Я буду обязательно.

На лице тети Амелии появилось выражение тревоги, и после того, как гость их покинул, она повернулась к Кетрин в волнении:

— О, Кетрин, тебе не следовало этого делать!

— Почему?

— Ну… потому что он в трауре!

— Господи всемогущий, так что, если кто в трауре, так, значит, он становится изгоем? А я-то подумала было, что ему станет легче, если он проведет вечер с друзьями, а не наедине со своим горем!

— Да, но может показаться, что он тебе ближе, чем…

— Чем кто? Он и на самом деле мне ближе, чем кто-либо другой. Я считаю лейтенанта Перкинса своим другом.

— О, дорогая, но что скажет Аманда? — в страхе сжалась Амелия.

— А почему она должна что-либо говорить? Какое это имеет к ней отношение?

— Она же твоя тетя!

— Это верно, но она мне не мать! И нет никакой необходимости ей знать все, что я делаю, точно так же, как мне нет необходимости выслушивать ее мнение.

— А что скажет твой отец?

— Наверное, он скажет: «Великолепно!» Ему нравится лейтенант.

Кетрин покинула гостиную. Вес пистолета в ее кармане давал ей приятное чувство уверенности, на мгновение ее губы изогнулись в улыбке. Вне всякого сомнения, этот отвратительный тип Хэмптон думает, что победил. Как приятно будет увидеть удивленное выражение на его лице.

— Позвольте мне сделать вам другую прическу сегодня, мэм, — просительным тоном произнесла Пег, расчесывая волосы Кетрин на следующее утро.

Она с удовлетворением заметила перемену в настроении Кетрин, и в нее вселилась непоколебимая уверенность, что ее хозяйка влюблена в этого серьезного лейтенанта. Педжин решила сделать все возможное, чтобы помочь Кетрин заполучить его. Если бы только ей удалось убедить Кетрин обращать больше внимания на свою внешность!

— Зачем, Пегги?

— Просто, чтобы выглядеть по-другому! Немного больше спустим волосы на лоб, мисс Кейт, может быть, добавим пару локонов сбоку…

— Педжин, я же не молоденькая девушка! Мне двадцать четыре года, и не могу я ходить с какими-то легкомысленными локонами на своей голове!

— О, мисс! Вы ведь никогда не пробовали сделать другую прическу! А с этой вы похожи на старую деву!

— Вот как? — Кетрин слегка улыбнулась. — А я и есть старая дева, Педжин!

— Нет, вы будете выглядеть по-другому, если хоть чуть-чуть постараетесь!

Педжин скорчила недовольную рожицу, но, все-таки, затянула волосы Кетрин в строгий узел.

— Кстати, Педжин, тебе нужно кое-что для меня сделать.

— Что, мисс?

— Возьми мои муфты и внутри каждой из них сделай маленький кармашек, примерно вот такого размера, — она показала размер руками.

— Да, мисс, — глаза Педжин сверкнули: никаких сомнений, кармашки предназначены для тайных любовных посланий.

Отправляясь с отцом в контору, Кетрин почувствовала, как ее сердце забилось. Несмотря на пистолет, она все еще побаивалась капитана, но ее смелость возвращалась к ней, и Кетрин с нетерпением ждала встречи, она была уверена, что не отступит.

— Капитан, ваша леди вернулась, — прошептал мичман Фортнер, плюхнув на землю рядом с Хэмптоном ящик с гвоздями.

Хэмптон поднял бровь и улыбнулся:

— В самом деле? Стало быть, она выздоровела.

— Если хотите знать мое мнение, сэр…

— Не хочу!

Фортнер ухмыльнулся и, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Эта маленькая рыжая плутовка стоит двух таких мисс Девер.

— Фортнер, легко определить, что вы родом из Саванны, у вас нет надлежащего воспитания и вкуса, — насмешливо сказал капитан.

— Ну что ж, я могу допустить, что ваша леди больше смахивает на девушку из Чарльстона, чем из Саванны, но я впервые вижу, чтобы у бостонской девушки лицо было более надменным и заносчивым, чем у любой леди из Чарльстона, — возразил молодой человек.

Хэмптон засмеялся:

— Мой мальчик, я тебе кое-что могу рассказать. У меня ведь на десять лет побольше опыта, чем у тебя, и я выяснил, что подлинная красота — в строении костей. Посмотри на эту девушку, мисс Девер, ее лицо как будто вышло из-под резца античного скульптора.

— Да, такое же холодное, как мрамор!

— А вот здесь уже в тебе говорит недостаток воображения! Всегда следует представить себе, как та или иная женщина будет выглядеть в постели. Твоя маленькая ирландская девчонка будет такой же, как и вне постели, хорошенькой и смешливой. Но я рисую себе свой выбор, с распущенными волосами, без одежды, с лицом, полным страсти. Все, что нужно, понимаешь ли, — это оживить этот образ, разбудить его к жизни, — он дьявольски усмехнулся. — А для этого требуется настоящий мужчина!

— Полагаю, вы?

— Конечно!

— Вы двое! — внезапно расколол воздух сухой, надтреснутый голос. — А ну, хватит болтать! Живо за работу!

— Долг зовет, — сказал Фортнер. — Желаю вам удачи с вашей леди!

Хэмптон вновь стал забивать молотком гвозди, почувствовав себя в приподнятом настроении. Итак, она здесь! У нее хватило духа вернуться, надо отдать ей должное! Он был рад. За последнюю пару дней он стал опасаться, что испуг подействовал на нее слишком сильно. Но скорей всего, она применила обычную женскую хитрость, решив наказать его своим отсутствием. Как только женщины забираются в ваше сердце, так сразу начинают мучить вас, дразнить, кокетничать, зажигать к нас страсть, а затем отступать. Если бы вы находились и их власти, из каприза они обязательно приказали бы нас выстегать плетьми.

Он не собирался поддаваться на такого рода приемы и трюки. Но и запугать ее он не намеревался. Он хотел ее. Ему пришлось весь день призывать на помощь себе всю свою выдержку, чтобы не пойти и не овладеть ею прямо там, в конторе, несмотря на опасность.

Ни одна женщина не смогла еще покорить его сердце, он считал всех их тщеславными и глупыми созданиями, но в то же время находил эту другую половину рода человеческого вполне забавной, восхитительной и способной доставлять усладу мужчинам. Их общество и тела приносили ему подлинное наслаждение, и последние несколько месяцев его жизни были для него тяжелым испытанием. Периоды полового воздержания были ему привычны, таков удел мореплавателя. Но теперь вслед за месяцами, проведенными в море, последовали месяцы заточения в тюрьме, и это наполнило его тело голодом, заставило страстно желать женщину.

Когда она впервые на его глазах вышла из экипажа в тот день и он увидел эти странные золотистые глаза, на его накатила волна такой сильной страсти, что он почти что застонал вслух. С тех пор она постоянно посещала, преследовала его мысли, сон. Она была прелестна, даже ее некрасивая прическа и темные одежды не могли скрыть это, и при одном лишь ее виде у него по телу пробегала дрожь, доставлявшая ему наслаждение и боль одновременно.

Когда его бросили в ту дыру, со спиной — кровоточащей раной, и морили его две недели голодом, думы о ней помогли ему не сойти с ума, поддержали в нем волю. И вместе с тем он проклинал ее за то, что из-за нее его поместили в карцер, и мысленно раздевал ее и овладевал ею бесчисленное число раз.

Мысленно он рисовал себе ее глаза, темно-золотые, наполненные желанием, ее широкий рот с мягкими, возбуждающими губами, ее тело под его руками, обнаженное и блестящее, ее волосы цвета спелого меда, рассыпавшиеся водопадом по подушке. Он чувствовал ее бедра, двигающиеся в такт его бедрам, и слышал ее тихие страстные стоны.

То, что произошло три дня назад, заставило его желать ее еще сильнее. Какими полными и мягкими были ее груди под его пальцами, как опьянял запах ее тела, какими сладкими казались ее никем еще не целованные губы. Он до боли хотел обладать ею, разбудить ее неопытное тело, растопить ее ледяную надменность, быть ее наставником в искусстве любви. Но придется ему обождать, пока не наступит время и не найдется укромное местечко для любви. Нужно ждать, когда наступит время для побега.

Мэтью Хэмптон был не из тех, кто мог бы пересидеть войну во вражеской тюрьме в ожидании обмена пленными. С того самого момента, как его взяли в плен, он постоянно думал о побеге, и работа, которой теперь его заставили заниматься, предоставила ему замечательную возможность. Хотя из его экипажа с ним остался лишь смуглый похожий на обезьяну Пелджо, Хэмптон приступил к формированию своей команды из людей, что были рядом. Он осторожно знакомился с ними, вынося о них суждения, убеждался, что никто из них не станет доносчиком, и предлагал бежать. Прапорщика Фортнера, горячего и отважного патриота Юга, легко было завербовать себе в союзники. Пелджо был образцом верности капитану. Что касается других — ну что ж, Хэмптону доводилось плавать и с лучшими экипажами, но все эти люди ясно выразили свое желание бежать, и с каждым днем они становились все более сплоченной командой, которая признавала в нем своего законного вожака. Конечно, их навыки оставляли желать лучшего, и у него не было представления, как они поведут себя в бою, но ведь новый экипаж корабля не набирают в тюрьме, так что выбора у него большого не было.

Но он не раскрыл им план побега, им не было известно даже, когда он состоится. Его план принадлежал к тем умопомрачительным по своей гениальной простоте задумкам, которые часто имеют успех только благодаря своей неслыханной дерзости. Как только судно, на котором они работают, будет проконопачено, покрашено и спущено на воду, чтобы доделывать мелочи на плаву, они нападут на своих охранников, разоружат их, наденут их форму и поднимут паруса, словно корабль собирается совершить пробное плавание. Это не возбудит подозрений, поскольку пленных привыкли видеть на этом корабле, и к тому же на палубе будут стоять переодетые часовые. Время следовало выбрать абсолютно точно, корабль должен быть готов к отплытию, но не в такой степени, чтобы работы на нем уже полностью прекратились и пленных сняли с него, и в то же время на корабле в момент побега не должно быть вольнонаемных рабочих.

Им понадобятся, и как можно скорее, пища, оружие, навигационные инструменты, одним словом, практически снаряженный корабль. Во всем этом заключался огромный риск, но он должен был пойти на этот риск, он не мог жить, не ощущая под собой палубы свободного корабля. Хэмптон знал, что может добиться успеха, это было вполне возможно. Дикая бесшабашная смелость, которая так часто приводила в отчаянье его семью, сделала его превосходным капитаном. Его бабушка Соумс частенько говаривала ему сурово: «У тебя пиратская душа». И сейчас ситуацией востребовались все пиратские качества его души.

Яростными ударами он вогнал в доску гвоздь. Он обязательно успешно завершит задуманное! Сейчас требуется лишь терпение и решительность, когда наступит время. И когда это случится, он заберет ее с собой.

Для Кетрин дни быстро ткали свой узор, прерванный лишь подготовкой к Рождеству. Каждый день, кроме воскресенья, она ходила на работу в контору, и каждый день в двенадцать они с Педжин раздавали пленным ленч. Постепенно она запомнила их имена. Жизнерадостный молодой человек был Эдвард Фортнер; человека с серьгой в ухе звали Пелджо; смуглый мужчина с тяжелым южным акцентом, азартный игрок из Лузианы, был Дженкинс; молчуна со светлыми, цвета льна, волосами звали Мэйсон… Всего их было двадцать два человека, и вскоре она познакомилась со всеми, к некоторым даже прониклась симпатией. Капитан, к ее разочарованию, больше не причинял ей никакого беспокойства, но всегда заставлял ее ощущать свое присутствие, он сверлил ее своими глазами, иногда безразлично, а иногда с каким-то странным мерцанием в зрачках.

Частенько он заговаривал с ней, обычно слегка поддразнивая или иронично, и всегда его слова сопровождались несносною ухмылкой. Когда она подавала ему его миску, он часто легким движением поглаживал, лаская, ее руку, незаметно для других, но вполне достаточно, чтобы по спине у нее пробегали мурашки. Однажды, помогая ей ставить в карету пустые коробки, воспользовавшись тем, что экипаж скрывает их от взглядов остальных, он взял ее руку и поднес ее к своим губам. Это длилось мгновение, но ее рука, казалось, еще долго горела в том месте, до которого дотронулись его губы.

Однако в последующие месяцы ничего подобного не повторилось. Он держался отчужденно и равнодушно. Странно, но Кетрин чувствовала свое самолюбие несколько уязвленным. Никто из пленных не скрывал свое восхищение Педжин, за ней увивались, с ней шутили, смеялись и следили за каждым ее движением. Кетрин, конечно, не знала этого, но Хэмптон крепко сдерживал себя, он не мог позволить своей страсти необдуманных проявлений, которые могли б расстроить его план побега. Ему трудно было не потерять голову, когда она находилась рядом, и поэтому он старался держаться от нее на расстоянии.

У Кетрин, однако, было смутное чувство, что он просто пытается ее разозлить. Она убеждала себя, что это беспричинно и неразумно, и что вовсе ей не хочется, чтобы Хэмптон опять доставлял ей неприятности. Но все дело было в том, что она уже настроила себя и приготовилась к выяснению отношений, и то обстоятельство, что никакого выяснения отношений и не намечалось, обескураживало ее и сбивало с толку.

Все больше места в ее жизни стал занимать лейтенант Перкинс. В эти холодные зимние дни, которые не шли, а ковыляли — медленно-медленно, он стал посещать ее дом все чаще и чаще. Иногда он обедал с ними, нередко приходил с коробкой конфет, дорогими духами или букетом тепличных цветов. Он и Кетрин с удовольствием разговаривали о боевых кораблях, внешней политике или же истории военно-морского флота, оставляя тетю Амелию в стороне от беседы. Она скучала с глупым видом, отважно сражаясь с одолевавшей ее дремотой, но никак не хотела покидать комнату, ведь ей было доверено хранить, как зеницу ока, репутацию племянницы. Порой на этом посту ее сменял сам мистер Девер, который получал удовольствие от этих бесед, искусно направляя их. Он был доволен тем, как продвигалось ухаживание лейтенанта.

Аманда постоянно упрекала как Амелию, так и Кетрин. Она рассматривала ухаживание безродного лейтенанта, как и то, что оно благосклонно принимается Кетрин, как личное оскорбление. Тщетно призывала она Кетрин вспомнить о чести семьи, о ее воспитании и происхождении, о ее предках.

— Да кто он такой, этот человек, в конце концов! — разбушевалась она.

— Он очень симпатичный лейтенант флота Соединенных Штатов и мой хороший друг!

— Он никто, вот кто он! Он охотится за твоим именем!

— В действительности, тетя Аманда, полагаю, что жена берет фамилию мужа, а не наоборот.

— Жена! Он говорил с тобой о свадьбе?

Кетрин слегка покраснела.

— Нет, не говорил. Мы всего лишь друзья. Это вы, тетя, полагаете, что лейтенант Перкинс хочет на мне жениться.

— Всего лишь друзья, ха! Меня не проведешь! Он заходит сюда слишком часто для дружеских отношений! Он хочет жениться на тебе, и помни мои слова, его привлекают твои деньги!

— А что в том необычного? Мистер Стифенс зарится на мои деньги, ваш ненаглядный сынок Джейми тоже непрочь заполучить их. А на самом деле, по-моему, лейтенант Перкинс — единственный человек, который заинтересовался мной не из-за моего состояния!

— Кетрин! — хором воскликнули ее тетушки. Хотя она и отрицала, что лейтенант стремится к браку с ней, все-таки, она тайно подозревала, что женитьба на ней входила в его планы, а может быть, являлась его главной целью. Его рукопожатия всегда бывали теплыми, и часто она ловила его задумавшимся, безмолвно глядя на нее. Дважды он, прощаясь, целовал ей руку гораздо более прочувствованно, чем это предполагает этикет — легкое прикосновение губ к руке. Однажды, думала она, он сделает мне предложение. Что ей ответить?

Она не была уверена. Временами ей казалось, что она может дать свое согласие. Он был куда предпочтительнее Джейми Миллера и Генри Стифенса. Она получала удовольствие, находясь в его компании, ей нравилось беседовать с ним, выслушивать его речи. Он уважал ее, спрашивал ее мнение, и, став ее мужем, он не возражал бы против того, чтобы она принимала участие в делах. Она полагала, что они смогли бы работать вместе, например, создать новую пароходную линию или расширить верфи. Это был бы очень неплохой брак, за исключением того, что она его не любила!

Иногда ей вновь приходила в голову та странная мысль, а поцелует ли он ее, когда они поженятся, поцелует ли ее и своими губами, и языком, всем ртом, поцелует ли так, как это сделал Мэтью Хэмптон. Сможет ли он прикасаться к ней так же нежно, как этот мятежник, и сжать ее в объятиях так же крепко, как он? При этой мысли она неизменно краснела. Конечно, ей не хотелось, нет, не хотелось, чтобы Хэмптон все это снова проделал с ней, ведь она девушка с чувством собственного достоинства. И все же мысль о браке возбуждала ее. Разумеется, лейтенант Перкинс будет гораздо более почтительным, он не испугает ее, и ей не будет страшно, когда муж овладеет ее телом. Но разве мысль о первой брачной ночи означает, что она любит его? Она сомневалась в этом.

Она сказала себе довольно сурово, что пора выкинуть все эти глупости из головы. Светлая радостная любовь, описываемая в романах, не существует в реальной жизни, по крайней мере, для нее, и лучше подходить к вопросу о браке более рассудительно. Ей известен весь ужас жизни старых дев. Она знала, что ей нужен свой дом и дети — главная цель ее жизни. Лейтенант Перкинс будет отличным мужем и отцом. Но незвано в ее душе рождался крик: «Я же его не люблю!».

Шли недели. Кетрин все раздумывала и в то же время жила обычной жизнью. Лейтенант Перкинс пытался угадать ее истинные чувства к нему, скрываемые приличиями, и все размышлял, когда же наступит время попросить ее руку — не поспешит ли он или, наоборот, опоздает? Откажет ли она ему или склонит набок свое прелестное лицо, подставив щеку для его поцелуя?

Ему становилось до боли приятно при одной только мысли о том, что однажды она поднимет свое восхитительное лицо и раскроет губы, чтобы принять его поцелуй. Он мечтал о ней, о том, как он схватит ее и вберет в себя ее рот со всей страстью, которую ощущал в своем теле. Впрочем, нет, лучше ему действовать постепенно, нежно, медленно, чтобы не испугать ее. Сначала он должен позволить себе лишь скромный поцелуй. Позже он углубит свои поцелуи, осторожно откинет прочь сдержанность, и в их свадебную ночь посвятит ее в таинство любви. Эта мысль бросала его в дрожь. Но все это произойдет, напомнил себе он, если только она примет его предложение — когда у него хватит смелости его сделать.

Но в жизнь молодых людей вмешался военно-морской флот Соединенных Штатов, принявший свое решение и установивший свои сроки: Перкинсу было приказано отплыть через неделю на блокадном судне «Генри Кемнер». Он понял, что предложение нужно делать срочно. Мысль о том, что их отношения так и останутся неопределенными, была ему невыносима.

Тем же вечером, когда пришел приказ, он посетил мистера Девера. Джошуа Девер, несколько удивленный, дружески его приветствовал. Перкинс сел и нервно сжал пальцы в кулаки. Дважды пытался он начать, но останавливался. Наконец, он произнес:

— Сэр, я пришел просить разрешения сделать предложение вашей дочери.

Девер смотрел на него задумчиво, и лейтенант поспешно продолжил:

— Я знаю, что я всего лишь лейтенант, сэр, и мои перспективы на службе не очень многообещающи. После того как закончится война, я намереваюсь вернуться в торговый флот и надеюсь, что когда-нибудь стану капитаном корабля. Конечно, особой роскоши в моей жизни не будет, но я смогу обеспечить жену всем необходимым, и если мисс Девер будет удовлетворена положением жены капитана корабля, то, думаю, все у нас будет хорошо. Сэр, я искренне люблю и уважаю вашу дочь и всегда буду о ней заботиться.

— Я уверен в этом, лейтенант Перкинс, и у меня нет сомнений в том, что из Кетрин получится превосходная жена морского капитана. Кетрин — мое единственное дитя, и она унаследует мои верфи и мое состояние.

Молодой человек покраснел.

— Сэр, у меня и в мыслях не было расчетов на состояние Кетрин. Я…

— Тихо, тихо, молодой человек! А что вы прикажете делать? Отписать все какому-нибудь кузену? Я уверен, что вы не охотник за наследством. Но вы должны рассуждать здраво. Кетрин, разумеется, станет моей наследницей, и я опасаюсь, что, несмотря на все ее способности, она не сможет управлять верфями сама и в то же время заниматься семьей и растить детей. Готовы ли вы облегчить ее бремя?

Лейтенант внимательно посмотрел на него:

— Думаю, что я смог бы с помощью мисс Девер управлять верфями, и надеюсь, что, когда придет время, сойду на берег, чтобы остаться во главе верфей.

— Ну что ж, лейтенант Перкинс, скажу вам откровенно, что благоволю к вам. Однако, должен сказать, что окончательное решение остается за моей дочерью. Как вы знаете, — он коротко улыбнулся, — Кетрин — весьма независимая молодая особа. Она выйдет замуж по своему выбору. Поэтому предлагаю, чтобы вы с моего благословения поговорили с ней об этом.

— Благодарю вас, сэр! — Перкинс поднялся и с чувством пожал руку пожилому человеку. — Она дома?

— Нет, она на концерте со своей тетей и Стифенсами. Я хотел бы предложить вам обождать в библиотеке. Она должна быть в течение часа. Я отправлю ее в библиотеку, а ее тетю в постель, — его глаза блеснули симпатией.

Кетрин, на которую с левой стороны бросал теплые взгляды Генри Стифенс, а справа испепеляла ненавидящими глазами его дочь, очень жалела, что не осталась дома. Зачем только тетя Амелия приняла приглашение Стифенсов на концерт? Их ложа была слишком мала, Лилиан слишком недоброжелательна, а изъявления влюбленности Стифенса слишком фальшивы. Он сидел рядом с ней и дважды за вечер пытался тайком сжать ее руку своими костлявыми цепкими пальцами, и оба раза они брезгливо отдергивала свою руку.

— Тетушка, — внезапно сказала она, — мне очень не хочется портить вам удовольствие, но у меня страшно разболелась голова. Как вы думаете, не могли бы мы вернуться домой?

Немедленно все стали проявлять внимание, сочувствие и заботу. Мистер Стифенс настаивал, чтобы все они ушли и отвезли ее домой в его карете. Когда же он, наконец, высадил их у дверей дома и уехал, Кетрин облегченно вздохнула. Сообщение дворецкого о том, что отец просил ее зайти в библиотеку, заставило Кетрин слегка огорчиться, так как все, что она хотела сейчас, так это броситься в постель.

Когда она вошла в библиотеку, лейтенант Перкинс вскочил со стула.

— Мисс Девер? Вы рано вернулись.

— Ах, лейтенант Перкинс, какой приятный сюрприз! Но где же отец?

Он печально улыбнулся:

— Боюсь, что это была лишь уловка с его стороны, чтобы разделить вас с тетей. Видите ли, я получил его разрешение поговорить с вами.

Кетрин опустилась на кушетку. Наконец-то это произошло — он решился на предложение! Что же ей ответить? Лейтенант, нервничая, отошел к книжным полкам и, казалось, сосредоточил все свое внимание на корешках книг. В конце концов, он сделал глубокий вдох и повернулся к ней лицом.

— Мисс Девер, вы должны знать о моем отношении к вам. Я думаю, что вы красивая, изящная, умная леди. Вот уже многие месяцы я восхищаюсь вами. Я хотел бы просить вас… стать моей женой, — его голос превратился и шепот в конце фразы.

— Лейтенант Перкинс, едва ли я знаю, что ответить. Я тоже испытываю к вам самые наилучшие чувства, — она немного помолчала. — Но брак — это очень ответственно. Я… я должна подумать. Могу ли я располагать несколькими днями, прежде чем сообщить вам свое решение?

— Конечно, — сухо и официально ответил он. — Однако мне бы хотелось знать ваш ответ до следующего вторника. Во вторник я отплываю на «Генри Кемпере».

— Принять участие в блокаде?

Почему его слова звучали так холодно, так сухо, если он ее любит? Почему у него не вылилась наружу его страсть? Почему он не усыпал ее лицо нежными поцелуями? Он даже не заговорил о любви! Она приказала себе не предаваться глупым размышлениям. Он был не тем человеком, которого легко могли победить страсти, но человеком, который разумно относился к жизни. Он хотел жениться на ней, потому что они прекрасно ладили бы друг с другом и смогли бы создать хорошую, прочную семью. И разве она не стремилась к тому же?

— Да, в блокаде, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.

Его руки задрожали, и ему захотелось броситься к ее ногам, умолять ее выйти за него замуж, прижать ее к себе и страстно целовать, но он сдержался. Он знал, что ему не следует ее пугать. «Действуй не спеша, сохраняй спокойствие, — говорил он себе, — дай ей время подумать».

— Мне бы хотелось знать, что вы ждете меня, дав обещание. Тогда мне было бы легче оставить вас здесь. Пожалуйста, дайте мне знать до отъезда.

— Обязательно. Мне нужен, пожалуй, вечер, чтобы обдумать ваше предложение. Приходите завтра днем в четыре. Я позабочусь, чтобы тебя Амелия не помешала нам.

— Я приду.

Он не доверял себе до такой степени, что даже не решился поцеловать ей на прощание руку. Вместо этого он повернулся и быстро вышел.

Кетрин пошла к себе наверх и легла спать. Всю ночь она металась в постели. Как выбрать верное решение? Казалось, все хорошо, однако — однако! — ни он не любил ее, ни она его. Тихо она заплакала в подушку и, наконец, заснула, когда за окном уже светало.

Проснулась она совсем разбитая, и вид у нее был не важный. Взглянув на свое отражение в зеркале и увидев усталое, осунувшееся лицо, она сказала:

— Педжин, думаю, сегодня мне лучше надеть бледно-голубое платье. И я позволю тебе сегодня сделать мне другую прическу.

Почему-то ей казалось, что в этот день она должна выглядеть лучше обычного. Педжин радостно захлопала в ладоши.

— О, мисс, это из-за лейтенанта? Вы полагаете, что он сегодня собирается сделать вам предложение?

— Он уже сделал его, и сегодня днем я должна дать ему свой ответ. Приходи за мной на работу пораньше, к двум. А когда он придет, мы должны помешать тетушке зайти в комнату.

— О, мисс, я сама впущу его и не дам никому войти, даже если мне придется заложить засовом дверь! О, мисс Кейт, свадьба! Я так волнуюсь!

— Обожди! Я сказала, что собираюсь дать ему свой ответ, но я не говорила, что скажу «да»!

Лицо Педжин вытянулось:

— О… но, мисс… я знаю, вы его любите! Ну, вспомните, как вы переживали, когда его не было три недели! И он любит вас.

— Так ли это?

— Конечно. Любой может сказать это, увидев, как он смотрит на вас. Ясное дело, что днем вы скажете «да».

Кетрин вздохнула:

— Как мне бы хотелось тоже быть такой уверенной!

Когда Педжин закончила делать своей хозяйке прическу, она отступила на несколько шагов полюбоваться работой своих рук.

— О, мисс Кейт, вы выглядите прекрасно!

Ее платье было холодного бледно-голубого цвета, но ледяной оттенок несколько оживлялся тонкой полосой белых кружев на воротничке и рукавах. Ее волосы были стянуты в шиньон, но свободно ниспадали по сторонам лица двумя локонами, опускавшимися с висков. Она мы глядела мягче, нежнее обычного. Ей пришлось признать, что труды Педжин, и в самом деле, не пропали даром. Она улыбнулась своему отражению, а за ней улыбнулась и Педжин. Но все же в ее внешности оставалось некоторое холодное великолепие.

Утро в конторе, казалось, еле ползло. Она никак не могла сосредоточиться на работе. Подобно мышке в клетке, ее мысли бегали взад-вперед по одной и той же тропинке. Она обрадовалась, когда вдруг ей подвернулась возможность отвлечься. Двое морских офицеров, казалось, удивились, обнаружив в конторе девушку, но вежливо поздоровались с ней и прошли в кабинет отца. Спустя несколько минут мистер Девер вышел из кабинета.

— Тедди, сбегай к Макферсону и скажи ему, что мне нужен пленный по фамилии Хэмптон.

Кетрин с интересом подняла голову. Что этим офицерам нужно от Хэмптона? Неужели он опять что-то натворил и его навсегда теперь уберут с верфей?

Ее отец повернулся к ней:

— Пока он ходит за пленным, я схожу показать майору и лейтенанту новое блокадное судно, которое строится у нас.

— Хорошо, отец, — рассеянно проговорила Кетрин, так и не уяснив себе причин этого визита.

Она небрежно улыбнулась офицерам, когда они направились к выходу.

Хэмптон растерялся точно так же, как и она, когда Макферсон приказал ему оставить работу и явиться в контору. По дороге к кирпичному зданию конторы он старался расспросить Тедди, но мальчик знал лишь то, что прибыли два морских офицера, а теперь мистер Девер хочет его видеть. У Хэмптона появилось тяжелое предчувствие. Это не из-за девушки! У нее и без того была прекрасная возможность пожаловаться на него еще пару месяцев назад, когда он напал на нее, и все же, она не сделала этого. Ее щедрость по отношению к пленным также после того случая не изменилась. И он сомневался, имела ли она какое-либо отношение к его прежнему наказанию. Скорее всего, нет, его наказали за то, что он чуть было не напал на охранника.

Тогда, вероятно, его план побега раскрыт? Мысленно он перебрал своих людей. Неужели один из них предатель? Едва ли! Возможно, один из охранников подслушал случайное слово или фразу о побеге?

Его мысли внезапно прервались, когда он переступил порог конторы и увидел Кетрин. Как чудесно она выглядела! Изящная, в красивом дорогом платье, отрешенная от всего. Страсть к ней бурной волной нахлынула на него, и его глаза жадно забегали по ее фигуре. Под его взглядом она слегка покраснела и уткнула глаза в стол. Он прерывисто вздохнул, стараясь сдержаться, и с беззаботным видом уселся на стул. Вытянув ноги перед собой, он скрестил руки за головой и уставился на нее своим ленивым взглядом.