Почувствовав на себе ее взгляд, он повернул голову и, посмотрев на нее, улыбнулся, совершенно не смущаясь. Однако смущения Кетрин хватало на двоих с избытком. Особенно потому, что ее поймали на подглядывании! Она отвернулась.

— Нет, — засмеялся он, — давай смотри! Я не возражаю! Нужно заполнить пробелы в твоем образовании!

— Благодарю вас, — ответила она ядовито, — но мне не хотелось бы больше получать образование из ваших рук.

Он улыбнулся. Да, ей не откажешь в волевом характере. И язычок у нее был задиристый. Он был уверен, что этими своими качествами она отпугнула не одного ухажера. Но он находил ее резкость и своенравие пикантными, сочными красками, особо прелестными в сочетании с роскошью ее тела.

Его преследовало чувство вины. Злость и желание довели его до того, что он изнасиловал благородную девушку из приличной семьи, и к тому же девственницу. Расплачься она сейчас и прояви покорность, его чувство вины только возросло бы, но его пыл и страсть поубавились бы. Однако эта ее бравада обострила его интерес к ней и заставила ощутить, что она заслуживает лучшего обращения, чем то, которого была удостоена.

— Кетрин, — он произнес ее имя, и ему понравилось, как оно звучит у него на языке.

Она надменно подняла брови.

— Я что-то не припомню, чтобы я разрешала вам обращаться ко мне по имени.

Мэттью разразился смехом:

— Вы подразумеваете, что нас формально не представили друг другу?

Как очаровательно она выглядела! Тон ее голоса был по-бостонски сухим и чопорным, и в то же время ее полосы ниспадали по плечам, а сама она прикрывалась простыней. Почувствовав прилив желания, он направился к ней.

Кетрин немедленно раскаялась в несдержанности своего языка. Это выражение его глаз было, к несчастью, ей слишком хорошо знакомо. В ужасе она забилась и угол между кроватью и стеной. Он замер на месте, остановленный животным страхом в глазах Кетрин, прижавшейся к стене. В его душе шевельнулась острая жалость, и поднялись угрызения совести.

— Успокойся, детка, — его голос был тих и нежен. — Все не так уж плохо! — он протянул к ней руку. — Иди, иди сюда. Я не сделаю тебе больно.

Она иронично фыркнула:

— Ну, конечно, больнее, чем вчера, вы уже не сделаете!

Он улыбнулся:

— Думаю, что в этот раз для тебя все будет по-другому. Ты не испытаешь боли.

Ее глаза недоверчиво уставились на него. Хэмптон присел на кровать и похлопал по месту возле себя.

— Сядь здесь. Я хочу объяснить тебе кое-что.

Осторожно она пододвинулась к нему и села рядом, все еще прикрывая свою наготу простыней.

— Ну, вот, — сказал он, обняв ее почти по-отечески за плечи. — Тебе никто никогда не рассказывал об интимных отношениях женщин и мужчин, о браке, о первой ночи?

Покраснев, она отрицательно покачала головой и стала сосредоточенно рассматривать свои ногти.

— Совсем ничего?

— Нет, — ее голос был едва слышим.

— Ладно, тогда придется сделать это мне. Ну-ка, пусти меня под простыню, а то здесь очень уж прохладно.

Он скользнул под простыню и лег, нежно положив рядом с собой Кетрин. Ее голова оказалась на его плече. «Забавно, — подумала она, — как удобно моей голове лежать вот так, на чужом плече!» Ей даже захотелось по-детски приткнуться к нему, свернувшись калачиком. Она с любопытством слушала лекцию Хэмптона.

— Ты знаешь, что у супругов бывают дети?

— Да, конечно!

— Так вот, ребенок, который растет в животе женщины, зачинается половыми сношениями, и, к счастью, наши тела так устроены, что этот процесс доставляет нам огромное удовольствие. У тебя, как и у всех женщин, есть щель, и с рождения до недавнего времени у тебя вот здесь была тонкая пленка. Ты была девственницей. Твой первый мужчина прорвал ее. Вот в чем причина боли, и это бывает лишь однажды.

Его нежные, заботливые пальцы заставили ее почувствовать странные расслабленность и теплоту. Ее голос слегка дрожал, когда она нерешительно спросила:

— Значит, это не потому, что вы хотели причинить мне боль?

— О, силы небесные! Конечно, нет! У меня и в мыслях такого не было! Мои намерения в действительности были совсем противоположны! Очень скоро, я думаю, ты будешь получать огромное удовольствие.

— Да, но какую роль в рождении ребенка играет мужчина?.. Ну… ну… вы знаете, что я… — сказала она тихим и смущенным голосом.

— Ах, мужчина… ну, внутри мужчины находится семя будущего ребенка, которое он должен вложить в женщину, когда он входит в нее.

— Но как же вы можете не причинить мне боль, если у вас такой огромный… то, чем вкладывается семя! — вырвалось у нее, и тут же она покраснела до корней волос.

Он добродушно рассмеялся.

— Весь высший свет Бостона был бы потрясен до основания вашими вопросами!

Она закусила губу, разозлившись на себя.

— Ну, вот опять! Да не дуйся ты на меня! В том, что ты сказала, нет ничего дурного. Поверь мне, это нисколько не задевает мужского самолюбия, — он поцеловал ее в макушку, а затем положил ее руку себе на грудь. — Вот, потрогай меня! Удовлетвори свое любопытство.

— Нет! — она отдернула свою руку, но он непреклонно возвратил ее назад и стал водить ею по своей груди.

Его кожа была гладкой и теплой, а волосы колючими. Она уткнулась лицом ему в плечо. Она сгорала от любопытства, но стыдилась это показать. Он передвинул ее руку ниже, с грудной клетки на более мягкую плоть живота. Она почувствовала, как под его кожей перекатываются волнами мускулы. А потом, когда он опустил ее руку еще ниже, она вырвала ее, в страхе отпрянув от него.

— Успокойся, тебе не будет больно. Иди сюда! — по голос был низок и скрипуч, и когда он вернул ее руку на прежнее место, из его горла вырвался приглушенный стон. — Думаю, что пора прервать наш урок, чтобы закрепить полученные знания на практике.

Он приподнял ее голову и поцеловал ее, но не всепоглощающим поцелуем, которого она ожидала, а легким, нежным. Затем его губы прикоснулись к ее уху, нежно пощипывая за мочку, и в низу ее живота что-то затрепетало. Тихо, еле касаясь, его пальцы ласкали ее, поглаживая шелковистую кожу, пока Кетрин не почувствовала, что ее захлестывают миллиарды всевозможных ощущений. Казалось, все в ней внутри заходилось в крике. Ей дико захотелось слиться с его телом, изогнуться дугой под его весом, сделать что-нибудь невероятное. Ей до боли чего-то хотелось, но она не знала, чего именно.

Их губы опять встретились, и, как бы в поисках выхода, ее язык погрузился в его рот. Дрожь прошла по его телу, и его руки крепко, стальными кольцами, сомкнулись вокруг нее. Теперь никакой боли не чувствовалось, теперь ей хотелось, чтобы он целиком принял ее в свое тело.

Он перевернулся на спину, уложив ее на себя, его ноги то сплетались вокруг ее бедер, то раздвигались, и все это время он целовал ее одним бесконечным поцелуем, восхитительным и мучительным. Они катались по постели, словно дикие звери, слившись намертво в объятиях друг друга, пока, в конце концов, он не раздвинул ее ноги и в нее не скользнул меч его страсти.

Медленно он двигал им внутри нее, то глубоко погружая его, то, вынимая, окружив ее всем своим телом. И она стала двигаться в одном ритме с ним, подхваченная вихрем небывалого наслаждения, пока что-то не взорвалось внутри нее приятными брызгами.

Когда он отодвинулся, Кетрин почувствовала себя совершенно обессиленной. Нежно он поцеловал и приласкал ее, спрятав в своих объятиях.

— Вот как это бывает, Кетрин, и даже лучше, — прошептал он ей на ухо. — Я научу тебя таким вещам, которые ты даже не можешь представить себе. Я сделаю так, что ты обезумеешь от желания.

Вскоре он встал с кровати, чтобы одеться. Кетрин осталась лежать, ошеломленная своей страстью. Одевшись, Хэмптон вновь подошел к кровати. Словно невзначай, он погладил ее бедро.

— Ты делаешь меня ленивым, Кейт! А я должен заняться делами, — он сделал паузу, затем улыбнулся. — Мое чутье меня не подвело. Полагаю что и на самом деле из тебя получится неукротимая и страстная любовница.

Он наклонился, легонько поцеловал ее в губы и ушел. Его слова вырвали Кетрин из тумана страсти, в котором она пребывала до сих пор. Милостивый боже, что она натворила! Устыдившись, она закрыла лицо руками. Она уступила ему, да, наслаждалась вместе с этим дьяволом, забыв, растоптав свое благородное воспитание! Вне всякого сомнения, он укрепился в своем убеждении, что она потаскуха! Конечно, так оно и есть! Ведь разве он только что не сказал ей, что собирается сделать ее своей любовницей? Слабость, порок, грех — никогда снова она не позволит себе этого! Она никогда не станет его любовницей по своей воле, каким бы ни было его мнение о ее моральных принципах!

Поразмышляв некоторое время о его порочности, отсутствии моральных устоев, выродившемся развращенном характере и о ее собственной вопиющей греховности, она поднялась, полная решимости, и принялась исправлять ошибки.

Подойдя к тазику для умывания, она стала намыливать и так ожесточенно тереть свое тело и лицо, что стерла кожу почти до крови. Она пыталась избавиться от следов прикосновения его губ и рук. Проблемой для нее было одеться. Хотя ее нижние юбки уцелели, а панталоны и сорочку можно было зашить, платье было испорчено безвозвратно. Ну что ж, ему придется подыскать ей что-нибудь взамен, ведь это он его изорвал. На время она запахнула плащ и стала искать в каюте иголку с ниткой. Достав набор холостяка, она принялась приводить в порядок нижнее белье.

Затем Кетрин оделась, отложив корсет в сторону, поскольку он был также невосстановимо испорчен, как и платье. Она не стала надевать плащ поверх нижнего белья, так как в каюте было тепло. Осторожно расчесав спутавшиеся волосы, она задумчиво изучило свое отражение в зеркале. В таком виде волосы нельзя было оставлять, она выглядела распутницей.

Кетрин поискала на полу свои заколки и попыталась, как обычно, затянуть свои густые волосы в узел на затылке. К своему изумлению, она обнаружила, что не может этого сделать! Пряди выскальзывали у нее из пальцев и выбивались. Как возмутительно! Она не может даже подчинить себе свои собственные волосы! Педжин иногда делала это за нее и всегда помогала ей одеваться, и нее остальное всегда за нее делали слуги, а отец всегда защищал от нужды, опасности и жестокостей жизни. Подумав о том, как же далеко она раньше была от поднятого мира, Кетрин чуть было не поддалась соблазну расплакаться. Она считала себя такой трезво мыслящей, такой самостоятельной, такой способной!.. Теперь же, окунувшись с головой в суровую действительность опасного и равнодушного к твоей боли мира, населенного лишь врагами и безразличными людьми, она осознала, что плохо она подготовлена к жизни, как плохо защищена от ее ударов.

Она заставила себя встряхнуться. На нее это непохоже — то испытывать страх от приставаний Хэмптона, то наслаждаться ими; то чувствовать радость от встречи с опасностью, то трястись от страха в каюте! В высшей степени смехотворно! Преисполнившись решимости, она еще раз предприняла попытку справиться со своими волосами. Возможно, ей не удастся сделать это так, как делала Педжин, у нее нет навыка, но она может уложить их иначе, как часто делала это, будучи ребенком. Кетрин аккуратно заплела свои волосы в косички. Эта прическа вряд ли будет способствовать возбуждению похоти мужчин.

Чтобы не сидеть без дела, она принялась за уборку: вытерла пыль отовсюду, даже с книг, навела порядок на письменном столе и начала застилать кровать, но остановилась и пришла в ужас при виде крови на простыне. Это была ее кровь! Она опять вспомнила, каким же отвратительным типом был этот Хэмптон.

Со злостью она сорвала с кровати эти простыни и, порывшись в комоде, нашла чистые. Она перестелила постель. Поскольку помещение было маленьким, да и какой-то порядок в нем все же был и прежде, уборка не отняла у нее много времени. Затем она села и попыталась снова взяться за чтение «Айвенго», но не смогла, потому что голодный желудок давал о себе знать и отвлекал ее.

Она ничего не ела со вчерашнего завтрака. Ее нервное состояние лишило ее аппетита, и она не притронулась к блюду из бобов, принесенному ей Пелджо вчера вечером. Что он пытается сделать теперь, уморить ее до смерти голодом? Он мог бы вспомнить и прислать ей завтрак! Не в состоянии сидеть спокойно, она встала и подошла к иллюминатору выглянуть наружу. Сколько хватало глаз, всюду простиралось море, серое и холодное, под таким же серым небом. Было уныло и скучно, но скука подействовала на нее успокаивающе.

За дверью прозвучали шаги, и она круто обернулась, оказавшись лицом к лицу с вошедшим капитаном Хэмптоном. Он остановился в удивлении. Как она умела меняться! Сегодня чопорная дева, завтра покорная, страстная женщина, а теперь девушка-подросток с косичками, застигнутая врасплох в нижних юбках. Он улыбнулся — с ней жизнь, конечно, была куда более интересной!

Кетрин второпях схватила свой плащ и завернулась в него, затем повернулась к нему лицом, выражавшим надменность и высокомерие.

— Капитан Хэмптон, морить пленных голодом входит в ваши обычаи?

Его губы дернулись, но ответил он без смеха:

— Нет, мадам, и ленч будет подан очень скоро. Сожалею, что не прислал вам завтрак. Должен признать, это выскочило у меня из головы. Уверяю вас, такого больше не случится. Хотя придется сказать честно, что наше пропитание скоро станет скудным.

— Почему?

— Потому что клипер «Сюзан Харнер» как раз заканчивал переход через Атлантику, который мы недавно начали, и его запасы продовольствия уже на исходе. До Англии нам их явно не хватит, особенно если учесть, что приходится кормить пленных.

— Так мы плывем в Англию?!

— Да, именно в Англии наш порт назначения. Были когда-нибудь в Англии?

— Нет.

— Странное место, очень скучное и старомодное, кое в чем даже похуже Бостона. Ладно, ладно, не сердитесь! Там полно всего, что считается добродетельным, почтенным, приличным и правильным. Однако определенные кварталы Лондона так кишат борделями, тавернами и ворами, что Сан-Франциско по сравнению с этим городом просто ребенок.

— Что за вещи вы говорите леди!

— О, да, ужасно, не так ли? Вам это, разумеется, ни чуточку не любопытно, равным образом как этим утром вы вовсе не проявляли никакого любопытства к мужской анатомии!

Кетрин залилась румянцем до самых корней волос, и начала было говорить, но предпочла затем просто плотно сжать челюсти. Он улыбнулся и продолжил:

— В некотором смысле Англия очень похожа на Юг, очень заботится о своей аристократичности и обо всем, что с этим связано: верховая езда, охота на дичь, приемы и пикники… Думаю, вам будет интересно.

— Если вы будете со мной, то нет! — резко ответила Кетрин.

Хэмптон ухмыльнулся:

— Кажется, вы не возражали против моего общества сегодня утром.

— Пожалуйста, не бросайте этот камень в меня. Я потеряла рассудок и была очень взволнована. Я не знала, что делаю. День перед этим выдался весьма беспокойный.

Он подавил смешок.

— Моя дорогая Кетрин, лишь вы одна в мире способны назвать свое похищение, захват корабля, спектакль с прыжком за борт, драку со мной, выстрел из пистолета и насильственное лишение вас девственности такими слонами — «весьма беспокойный день»!

Ее глаза зло сверкнули:

— Ну, ладно, можете забавляться, если вам угодно! Но, по-моему, здесь нет причины для веселья. Полагаю, что вы низкое, Порочное, бесчеловечное животное!

— Боюсь, что вы не одиноки в своем мнении. О, Кетрин, иди сюда! — он протянул руки, и привлек ее в свои объятия, и баюкал ее, словно дитя, прижавшись щекой к ее волосам. — Хорошая моя девочка, я вовсе не хотел сделать тебе больно. Прости меня за страдания, причиненные тебе прошлой ночью, и поверь мне, будь это твоя первая брачная ночь, ты испытала бы точно такую же боль, просто на моем месте был бы угрюмый лейтенант Перкинс. Нет сомнений, ты права, боюсь, я и в самом деле мало похож на джентльмена. От высшего света Чарльстона я слышу это уже много лет. Обычно, когда я хочу что-нибудь, я иду и беру это, и к дьяволу все последствия. Я хотел тебя, и я недостаточно благороден, чтобы стоять рядом и наблюдать, как ты растрачиваешь себя зря ради этого холодного, мрачного янки.

— Как смеете вы так говорить о лейтенанте Перкинсе! Вы не стоите его мизинца!

— Пожалуйста, не превозноси достоинств своего жениха. Я уверен, что он превосходный гражданин Америки, но у меня нет желания говорить о нем. Послушай, Кетрин, я виноват, я причинил тебе зло, но ты же не можешь отрицать, что увлечена мной…

— О, — вскричала Кетрин, — какой же вы самоуверенный человек!

— Моя дорогая, — он пощекотал своим носом ее ушко, — я же слышал, как ты стонала от удовольствия, чувствовал, как ты движешься, стараясь тесней прижаться ко мне, я видел в твоих глазах пламя желания.

— О, пожалуйста, не нужно! Мне так стыдно! — прошептала она.

— Ради бога! Это же совершенно естественно, хорошо и даже правильно! Кетрин, перестань сопротивляться мне. Дай мне вытащить тебя из твоей пуританской раковины, позволь мне научить тебя, позволь мне убрать все эти чопорные препятствия на пути к счастью. Почему бы нам не объявить перемирие, забыть наши прошлые разногласия и начать все по-новому? Давай будем просто Кетрин и Мэттью и насладимся друг другом. Беседовать друг с другом, доставлять друг другу удовольствие, открыть тысячи восхитительных ощущений, о которых ты никогда и не подозревала!..

— Нет! — она вырвалась из его рук. — Я уступила от слабости этим утром. Но никогда снова! Я презираю вас, я ненавижу вас, вы олицетворяете для меня все, к чему я всегда питала неприязнь. Вы жестокий, бездушный злодей, и теперь, надругавшись надо мной, причинив мне боль, исковеркав мою жизнь, даже не задумавшись над этим, вы говорите: «Давай забудем и простим друг другу. Все, что тебе следует делать, это добровольно смириться со своим унижением!» А я не хочу смириться! Я не какая-то слабая, легкомысленная девочка, чтобы увлечься вашими льстивыми и красивыми речами! Я сделана из материала покрепче. Вы не найдете во мне желанного партнера по постели. Я буду сопротивляться вам все время.

— Значит, мне придется насиловать вас каждый раз, когда я захочу обладать вами?

— Да.

Он бросил на нее недолгий взгляд, а затем пожал плечами:

— Пусть так. Вы все делаете только хуже для себя. Это мне не помешает. Я овладею вами, когда только захочу. Но не могу гарантировать, что вы при этом получите удовольствие.

— Не угрожайте мне, капитан Хэмптон! Вы не испугаете меня! Хуже вы уже мне ничего не сделаете!

Его густые брови насмешливо поднялись:

— Вы так думаете? Очевидно, вы очень наивная девушка!

Кетрин почувствовала прилив страха, она вдруг ясно осознала его силу, она почти физически ощутила его власть. Она вспомнила, каким он мог быть безжалостным. Его нежность этим утром заставила ее забыть его подлинную суть. Если ему что или кто примется мешать, он не будет мягким и снисходительным. Чтобы скрыть страх, она сказала:

— Разумеется, вы правы, я, в отличие от вас, не искушена в искусстве пыток.

У Хэмптона даже губы побелели, словно она его ударила. Он сказал напряженно:

— Как обычно, мадам, у вас нет никакого представления о том, что вы говорите.

Она собралась было запальчиво возразить ему, но стук в дверь прервал их спор. В каюту с подносом вошел Пелджо. Напряжение в каюте не оказало совершенно никакого воздействия на этого человека с обезьяньей наружностью. Он весело ухмыльнулся, его зубы блеснули белизной, ярко выделившись на фоне смуглой кожи. Поднос с ленчем он поставил на стол. Выходя из двери, он обернулся и подмигнул им обоим.

— Какой чудной человек, — сказала Кетрин, почувствовав себя неудобно.

— Да, — сухо произнес Хэмптон. — Немного странный, но исключительно верный тому, кому отданы его симпатии, как сейчас, в случае с вами.

— Я уверена, что для вас это будет неожиданностью, капитан, но есть люди, которым я нравлюсь.

— Для меня это вовсе не неожиданность. Мне вы тоже нравитесь… иногда, когда мне не хочется задушить вас.

Кетрин не смогла скрыть веселой улыбки. Она принялась жадно поглощать ленч, и ее примеру последовал Хэмптон. Оба обнаружили, что их настроение улучшается по мере наполнения желудков. К концу ленча молчание превратилось из гнетущего в обычное.

Ее способность быстро перескакивать из одного состояния в другое позабавило Мэттью. Она могла быть просто восхитительна, когда вела себя простодушно, естественно, когда не пыталась изо всех сил соблюдать приличия или ему сопротивляться. Но капитан отдавал должное ее мужеству. Немногим женщинам хватило бы выдержки навести на него пистолет, как это сделала она прошлой ночью, и еще меньше женщин смогло бы сохранить достаточно хладнокровия, чтобы выстрелить. Его сестра, он знал наверняка, завизжала бы и выронила пистолет, не говоря уже о том, что вряд ли ей хватило б смелости носить его и достать в нужный момент. Не мог он представить себе и никакую другую женщину, которая осмелилась бы после его угроз попытаться предупредить клипер, как это сделала вчера Кетрин. И как только она смогла хладнокровно собраться с силами и возобновить сражение после решающего поражения прошлой ночью!

Его восхищение, однако, часто затенялось слепым гневом. Ему никогда еще не встречалась женщина, способная так легко и быстро довести его до белого каления. Она была упряма. Покорить ее нелегко. Но когда ему это удастся… Улыбка появилась на его лице. Ему уже довелось отведать из залежей той страсти, что покоились в ней глубоко запрятанными. Она стоила его усилий, он был уверен.

Кетрин с довольным видом отодвинула тарелку и сказала:

— Капитан Хэмптон, я хочу попросить вас об одном одолжении.

Он улыбнулся:

— Что? Вы, конечно, как никто, знаете, что я выполню любое ваше желание.

Фыркнув довольно невежливо, она сказала:

— Мое платье испорчено совершенно безнадежно, а мне ведь нужно что-то носить.

— И вы полагаете, что у меня для вашего выбора припрятан целый магазин платьев?

Она с гневом посмотрела на него:

— Мне кажется, что это именно вы обязаны позаботиться о моем платье, поскольку по вашей вине оно разорвано снизу доверху.

— Ну, а если я не желаю заботиться о вашем платье? — произнес он и, протянув руку через стол, пропел пальцем между краями ее плаща по ложбинке между грудей.

Она резко отстранилась и раздраженно вспылила:

— Ладно! Тогда я буду расхаживать повсюду вот так! — она скинула плащ и вызывающе села напротив него в одной тонкой сорочке. — Мне, что, и по палубе расхаживать в таком виде?

— Думается, вам было бы прохладно! — сказал он небрежно, но глаза его жадно ее пожирали.

Проглотив вставший в горле комок, он добавил:

— Наверное, вы правы, и нам, действительно, надо подыскать для вас что-нибудь из одежды. В противном случае соблазн для меня будет слишком велик, и мне придется проводить все время в каюте. Давайте-ка пороемся в чемодане достопочтенного капитана, возможно, он вез домой французские подарки своей жене.

Чемодан был заперт, но он нашел в столе ключ и открыл замки. Сверху лежал белоснежно-белый кружевной шарф, так и просившийся изящно лечь на женские плечи. С возгласом радости Кетрин набросилась на шарф и примерила его, встав на цыпочки, чтобы поглядеться в зеркало над комодом.

— На вас он смотрится великолепно, — сказал Хэмптон, и она покраснела, смутившись своим проявлением чисто женских тщеславных качеств.

Затем он вытащил шикарное атласное вечернее платье малинового цвета с глубоким, расширяющимся кверху разрезом на груди и, развесив его на руках, засмеялся:

— Думаю, что теперь буду больше уважать нашего друга, пленного капитана.

Кетрин ахнула:

— Вряд ли это платье предназначалось жене!

— Если только его жена — не чрезвычайно экстравагантная особа!

— Нет, конечно, платье — для любовницы. Надень его.

— Нет! Я не могу это носить.

— Я же не прошу тебя расхаживать в нем по палубе, Просто примерь его ради меня, я хочу увидеть, как ты в нем будешь выглядеть.

— Ни в коем случае! — упрямо стояла на своем Кетрин, хотя ее руки так и чесались вырвать у него это платье.

Ей тоже очень хотелось посмотреть, как оно будет смотреться на ней, но она стыдилась в этом признаться.

— Ты самая несносная девчонка, какую я только в своей жизни знал! — сказал он и, кинув платье на кровать, стал дальше рыться в чемодане.

— А вот и для жены платье нашлось! — с триумфом произнес Хэмптон, протягивая ей неброское коричневое шерстяное платье.

— О, как ужасно! — воскликнула Кетрин, и Хэмптон покатился со смеху.

— Да, это действительно ужасно: привезти какой-то порочной женщине красивое атласное платье, а жене лишь повседневную одежду! Бьюсь об заклад, этот прелестный шарф также не предназначался для жены.

Хэмптон присел на корточки около чемодана и посмотрел на Кетрин.

— Не сомневаюсь, — сказал он, — что его жене около сорока лет, у нее безликая и невыразительная внешность, в то время как его любовница обладает пышным длинными рыжеватыми волосами и золотистыми глазами, как у львицы, и очень чувственным ртом.

В смущении Кетрин покраснела и отвернулась, когда поняла, что он говорит о ней. Хэмптон встал и подошел ней совсем близко. Поправив на ее плечах кружевно шарф, он окружил ее лицо своими ладонями и поднял е вверх, так, чтобы они смотрели друг другу в глаза.

Она взглянула в его лицо, маячившее над ней подобно ястребу, в его большие серые глаза, на его высокие, суровые скулы, его большие полные губы, и внезапно ей открылось, что она очень хочет почувствовать эти губы на своих губах. Он улыбнулся ей, словно мог читать ее мысли, и легонько провел большим пальцем по губам.

— Ты хочешь, чтобы случился поцелуй, не так ли? — произнес он своим низким хрипловатым голосом. — Дорогая, все что тебе нужно сейчас сделать, это немного привстать и прикоснуться своими губами к моим.

В ответ она нахмурилась, став похожей на упрямого ребенка, а он улыбнулся и отпустил ее.

— Забавляйся со своими новыми нарядами, Кетрин. Пока. До вечера.

Слегка поклонившись, он вышел. Кетрин скорчила гримасу перед закрывшейся дверью и высунула язык.

— Чудовище!