Глава 13

Джейсон скатился с нее на спину и издал долгий и протяжный стон. Каролин, удовлетворенная и сонная, повернула голову, чтобы лучше видеть его. Наконец Джейсон убрал с глаз руку, повернулся на спину и, приподнявшись на локте, посмотрел ей в глаза. Каролин напряглась. Его лицо было искажено злостью.

— Кто научил тебя этому? — с раздражением спросил он.

— Научил чему?

— Угождать мужчине. Радоваться, доставляя ему удовольствие. Это был Бингем? — От этих слов лицо его еще больше исказилось. — Будь он неладен! Это он научил тебя получать от любви наслаждение?

Он стремительно сел и схватился руками за голову.

— Семь лет я пытался добиться этого. Я готов был отдать все, только бы услышать от тебя хоть писк удовольствия. У меня ничего не вышло. Что же случилось, Синтия? Как это удалось Бингему?

Каролин продолжала внимательно смотреть на него. Что могла она сказать? Если она скажет ему, что не знает никакого Бингема, что никто и никогда, кроме него, не вызывал в ней таких чувств, то ей придется признаться и в том, кто она на самом деле. Настал момент сказать ему правду, решила она. Но тогда он примет ее за распутницу. Бывшая артисточка, женщина, идущая в постель с посторонним мужчиной, женщина, соблазнившая мужа собственной сестры. Он будет презирать ее. Он почувствует себя одураченным и использованным и будет прав. Нет, она должна оставаться Синтией.

— Мне никогда не было так хорошо, — честно призналась она.

У него из груди вырвался хриплый смех.

— Ну-ну, миледи. Неужели вы думаете, что я вам поверю? После семи лет ненависти к своему мужу, когда ты съеживалась от каждого моего прикосновения, ты вдруг воспылала ко мне любовью? Я не дурак.

— Тогда думай, как знаешь, — выпалила Каролин. — Нет смысла говорить тебе правду.

— Откуда ты знаешь? Ты же никогда не пыталась!

Каролин схватила ночную рубашку и надела ее. Отбросив одеяло, она соскочила на пол, поспешно накидывая на себя пеньюар. Джейсон с грустью смотрел на нее.

— Я пришла сюда, потому что желала тебя. Это чистая правда. Ведь я люблю тебя. Дура, вот кто я! — Слезы потекли по ее щекам. Она насмешливо постучала себя пальцем по лбу. — Я надеялась, что у нас есть что-то общее, что мы могли бы быть счастливы, как однажды утром. Я думала, что, если я приду к тебе, если нам будет хорошо, ты тоже захочешь меня. Тоже полюбишь. Зря я на это надеялась. У тебя слишком холодное сердце. Не волнуйся, я больше не побеспокою тебя.

Каролин выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь. Бросившись на кровать, она дала волю душившим ее слезам.

Каролин проснулась следующим утром от холода, потому что все еще лежала поверх одеяла. Осторожно выпрямив затекшие руки и ноги, она забралась в постель. Слезы уже высохли, и кожа на лице была натянутая и сухая. Глаза болели так, что она не могла даже мигать.

При воспоминании о своей вчерашней смелости у нее вспыхнули щеки. Это был бесстыдный и необузданный поступок. Она должна была понимать, что даже если она и сломает барьер его самоконтроля, то потом он все равно будет ненавидеть ее. Она не услышала от него ни слов любви, ни благодарности, только обвинение в предательстве, которого она никогда не совершала.

В угаре страсти она фактически призналась ему в любви, но об этом она могла даже не беспокоиться, так как он все равно решил, что она лгала. Он всегда так думал. Каролин устало потерла лоб. До тех пор пока она не сказала ему о своей любви, она не думала, что любит его, вернее, она не признавалась себе в этом. Было полнейшим абсурдом любить человека, которого она была исполнена решимости ненавидеть.

Скорее всего это было обыкновенное влечение, которого она раньше не знала и поэтому не могла отличить. Потом она вспомнила, как он склонялся над ней, когда она больная лежала в постели. Его лицо было взволнованным, глаза темными и обеспокоенными. Она вспомнила, как стоял он на пороге детской и наблюдал за ней и Лорел, сидящими в кресле-качалке. Она представила себе его смех, его теплую улыбку, огоньки радости в его серо-зеленых глазах. Она представляла, как он, распластавшись на полу, строил с Лорел крепость из кубиков, как светилось его лицо тихой любовью. Она вспомнила сдержанную силу его тела, его рациональный ум, скрытую от глаз доброту, с которой он относился ко всем окружающим его людям, но которая не предназначалась ей. Да, несомненно, она могла полюбить его, и она любила.

После вчерашней ночи она не могла жить как раньше.

Она не хотела подвергать себя такому истязанию, быть рядом с ним, любить его, но не быть любимой. Каким бы болезненным ни было расставание, как бы она потом ни скучала по Лорел, ей нужно уехать. Нужно немедленно одеться и пойти к Джейсону, пока решимость ее не пропала. Она признается ему во всем и уедет.

Каролин отбросила в сторону одеяло и, сдерживая подступающие слезы, выбралась из постели. Позже, думала она, когда от ее решимости не останется и следа, когда ее здесь не будет, она даст волю слезам.

К тому времени, когда Присцилла принесла ей утренний чай с поджаренным хлебом, Каролин уже была одета, волосы были причесаны и собраны в тугой пучок на затылке.

— Что это вы так рано встали, миледи?

Она подошла поближе и поставила поднос. Встревоженная, она склонилась над ней и спросила:

— Вы хорошо себя чувствуете? У вас больной вид.

— Ужасно, — коротко бросила Каролин, — но не беспокойся, скоро все пройдет.

— Если я вам буду нужна… — нерешительно предложила Присцилла.

— Хорошо, я позову тебя. Спасибо, Присцилла, — поблагодарила Каролин.

Каролин намеренно выбрала платье из темно-розового бархата с манжетами кремового цвета и стоячим воротником, которое никак не соответствовало вкусам Синтии. Довольно простое, оно все же добавляло свежести ее лицу, которое этим утром было слишком бледным. Каролин бросила взгляд на свое отражение в зеркале и вздохнула. От слез глаза опухли, кожа стала вялой и нездоровой. Ей придется пойти к Джейсону сейчас, когда она выглядит не лучшим образом, но ничего не поделаешь, да и это не имело большого значения.

Чувствуя себя как заключенный, приговоренный к смертной казни, она спустилась по ступенькам вниз и вошла в столовую. Джейсон сидел за столом и безучастно смотрел в окно. Перед ним стояла пустая тарелка и чашка чая. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Потом Джейсон встал и подвинул ей стул.

Если бы Каролин не была так взволнована, то при виде этих условностей, учитывая то, что произошло между ними ночью, непременно расхохоталась бы. Как всегда вежливо, Джейсон сказал:

— Доброе утро, Синтия.

— Доброе утро. — Ее голос дрожал.

Он занял прежнее место и, отхлебнув глоток, поморщился. Чай уже остыл. Он налил себе еще чаю из серебряного чайника, стоящего в середине стола. Пока Джейсон добавлял сахар и сливки, она тоже наполнила свою чашку. Чувствуя себя крайне неудобно, она не знала, как ей перейти к теме своей мистификации. Она украдкой взглянула на Джейсона. Глаза его не были опухшими и красными, но выглядел он не намного лучше ее. Каролин вспомнила, какая мука отразилась на его лице, когда прошлой ночью он спросил ее, кто научил ее тонкостям любви, и сердце ее дрогнуло. Как сильно он, должно быть, любил Синтию! А она так жестоко ранила его. Внезапно Каролин охватил всепоглощающий гнев на сестру.

Синтия отвергла его любовь, отдавая себя другим ничтожным мужчинам. Без любви вышла за него замуж, на протяжении стольких лет растаптывала его чувства к ней и в конце концов бросила и его, и ребенка. Этому не могло быть оправдания даже со стороны лояльной сестры. Его любовь была восхитительной и щедрой. Он отдавал своей возлюбленной не меньше, чем получал сам. Синтия была не права, она ошибочно приняла его смелые, горячие ласки за извращенность. Из того, что Джейсон сказал ей прошлой ночью, она поняла, что Синтия никогда не прикасалась к нему, никогда не целовала, не ласкала его тело, как это сделала Каролин. Синтия никогда ничего не давала Джейсону, только брала. Неудивительно, что всеми силами Джейсон старался избегать ее, он боялся снова быть пойманным в сети своей любви к ней. Мысль, что его сердце снова будет разбито, ужасала его.

Его боль и страх были понятны Каролин. Она слишком хорошо знала, что значит отступиться, чтобы избежать новой муки. Она и сама так поступила, когда умер Кит, бросила всех и все. Ей была знакома боль разбитого сердца, ведь ее собственное разрывалось на части. Она любила Джейсона. А он? Какие бы эмоции он ни испытывал, они все предназначены Синтии, а не ей.

Джейсон поднялся, пересек комнату и остановился у окна. Каролин смахнула с ресниц предательские слезы и подошла к буфету, чтобы наполнить тарелку. Действуя как автомат, она отделила для себя тонкий ломтик ветчины и доложила яичницу. Джейсон, покачиваясь на каблуках, продолжал смотреть в окно. Он повернулся и прочистил горло.

— Я много думал над тем, что произошло ночью, — сказал он, не глядя ей в глаза. — Черт, я просто был не в состоянии думать о чем-нибудь еще. Я хочу верить тебе.

Внезапно он шагнул к ней и склонился над столом, опершись на него руками.

— Я хочу этого так, как никогда ничего не желал. Ты знаешь, как давно я мучился и ждал, что ты наконец откликнешься. Но после всего, что случилось… — Он хлопнул ладонью по столу. — Черт возьми! Я не могу! Я дал себе зарок, что никогда больше не попаду в расставленный тобой капкан. Я давал себе такую клятву каждый раз, когда ты снова предавала меня. Я ненавидел тебя, не верил, что ты сумеешь во мне зажечь хоть искру интереса к себе. А теперь я вижу, что хотел бы забыть все — свои клятвы, свою ненависть, твои измены.

Он замолчал, брови его сурово нахмурились. Сердце Каролин разрывалось. Она хотела крикнуть Джейсону, что ей он может верить, что может любить ее. Она положила руки на колени, пальцы дрожали. Но что он подумает, когда она скажет ему правду? Станет ли он еще больше ее ненавидеть за то, что вывернул перед ней душу?

— Джейсон, поверь мне. Я не хочу причинять тебе боль. Я никогда этого не хотела, — с жаром проговорила она.

Он отшатнулся назад.

— Это уже похоже на речь, которая обжигает больнее огня.

Каролин судорожно сглотнула. Ей нужно сказать ему. Нужно.

— Милорд. — В двери появился Барлоу, и Каролин, получив временную передышку, вздохнула с облегчением.

Джейсон нетерпеливо обернулся:

— Да. В чем дело?

— Прошу прощения, что прервал ваш завтрак, но для вас только что получено срочное сообщение.

— Сообщение? — переспросил Джейсон, его раздражение несколько уменьшилось.

Барлоу подошел к столу, и Джейсон взял с подноса письмо. Вскрыв, он быстро прочитал. Внезапно досада на его лице сменилась печалью. Он нахмурился и сложил письмо, сделав Барлоу знак удалиться. Каролин почувствовала, как щупальца страха сжали ее сердце.

— Что случилось? — Она непроизвольно вскочила на ноги, вцепившись руками в стол.

Джейсон обошел стол и приблизился к ней. Тихим голосом он сказал:

— Это от поверенного сэра Невилла, мистера Комстока. Сегодня ночью твой отец скончался.

Каролин побледнела.

— Нет… Нет! Я даже не была там. Я даже не увиделась с ним перед смертью. Он не мог… — Она прижала руку ко рту. — Какая глупость. Как будто он не мог умереть, не попрощавшись со мной. Джейсон, что мне делать?

Нежно он привлек ее к себе, и она прижалась к его груди, ища укрытия от внезапно обрушившегося горя. Все намерения сказать Джейсону правду и оставить Браутон-Курт вмиг улетучились. Их сменила неожиданная боль, причиненная смертью отца. Она не думала, что после стольких лет, проведенных вдали от семьи, это так сильно ранит ее. Перестав плакать, Каролин еще несколько минут находилась в успокаивающем тепле объятий Джейсона. В те мгновения, когда его руки крепко прижимали ее к груди и его щека покоилась у нее на волосах, она погрузилась в мечту, что была не одна в этом мире, что ее любили и оберегали. Нехотя она освободилась из его объятий и принялась искать в кармане носовой платок.

— Когда похороны? — спросила она, вытерев слезы.

— Поверенный сообщил, что они ждут нашего прибытия. Я отдам необходимые распоряжения и пошлю им телеграмму.

Он подошел к камину и позвонил в колокольчик. Барлоу появился почти сразу.

— Да, милорд.

— Скончался сэр Невилл Уортинг, Барлоу. Леди Браутон и я немедленно отправляемся в Грешам-Холл на похороны. Пожалуйста, сообщи Присцилле, чтобы она немедленно упаковала вещи ее светлости и сама была готова сопровождать нас. Вели Бродасу заложить карету и подать ее ко входу. Он отвезет нас до Баргема, а там мы пересядем на поезд в два десять. Нам нужно успеть на него.

— Да, милорд. Я немедленно распоряжусь. — Барлоу вежливо повернулся к Каролин:

— Прошу принять мои соболезнования, миледи.

— Благодарю, Барлоу.

Когда слуга вышел, Джейсон обратился к Каролин:

— Я понимаю, какой это для тебя удар, хотя из месяца в месяц мы ожидали этого. Тебе, наверное, лучше прилечь.

— Хорошо, но в комнате Присцилла будет упаковывать вещи.

— Тогда приляг на диван в гостиной. Я позабочусь, чтобы тебя никто не потревожил.

Джейсон проводил ее в гостиную и задернул тяжелые шторы. Комната погрузилась в полумрак. Он оставил ее, плотно прикрыв за собой дверь. Каролин отстегнула кринолин, и он упал на пол. Калачиком она свернулась на диване, положив под голову маленькую круглую подушечку. Истощенная глубоким потрясением и ночными рыданиями, она провалилась в глубокий сон. Часом позже Джейсон разбудил ее, осторожно потряс за плечо:

— Синтия, прошу прошения за беспокойство, но, если мы хотим успеть в Баргем к двум часам, нам пора ехать.

Каролин резко села, она еще не совсем пришла в себя после сна.

— Что? Ах да. — Она поправила растрепавшиеся во время сна волосы. — Конечно, через минуту я буду готова.

Джейсон вежливо удалился, чтобы она могла привести в порядок одежду. Она опять надела кринолин, расправила платье и вышла в холл, где ее ждал Джейсон.

— Прежде чем мы уедем, — обратилась она к нему, — я должна повидаться с Лорел.

— Да, конечно, я как-то об этом не подумал.

Он проводил ее в детскую. Когда они миновали лестничный пролет, ведущий на третий этаж, она заметила:

— Я думаю, нам следует перенести детскую на наш этаж. Так утомительно каждый раз подниматься по лестнице.

Джейсон с изумлением взглянул на нее:

— Ты все продолжаешь удивлять меня. Я считал, что Лорел слишком шумит, чтобы жить на нашем этаже.

— От нее не слишком много шума, по крайней мере теперь. Мне кажется, что там, наверху, она чувствует себя слишком оторванной и одинокой.

— Конечно, если тебе так хочется, то я не возражаю. Как только мы вернемся, я распоряжусь, чтобы несколько комнат внизу подготовили под детскую.

— Благодарю. — Каролин улыбнулась ему и вошла в детскую.

Лорел встретила их криком радости, сначала она обняла Каролин, потом подошла к Джейсону. Глаза девочки расширились от ужаса, когда она поняла, что Каролин хочет уехать на несколько дней. Она обхватила ее шею руками и закричала:

— Нет! Нет!

Общими усилиями им удалось убедить Лорел, что это ненадолго, что скоро они вернутся. Лорел нехотя согласилась их отпустить, хотя вид у нее был довольно мрачный. На прощание она по очереди обняла их и поцеловала.

Джейсон проводил Каролин вниз и, бережно поддерживая за талию, помог сесть в карету. Каролин полагала, что она не такая уж хрупкая и нежная для такой опеки, но тем не менее с благодарностью принимала ее. Когда все будет позади, она оставит Браутон-Курт, но сейчас ей так нужна его сила, его поддержка, чтобы пережить этот удар.

Джейсон удобно устроил ее в карете, заботливо укутал ее ноги теплым пледом, обложил подушками, чтобы не так ощущалась тряска, и она получила возможность поспать. Он сел рядом с ней, Присцилла устроилась напротив. Каролин откинулась на подушки и закрыла глаза, позволив своим мыслям свободно плыть по течению. Она обязательно во всем признается, но позже. Когда-нибудь в будущем, в другой раз…

Путешествие из Браутон-Курта в Озерный край предстояло длительное. Нужно было пересечь всю Англию по диагонали. В Баргеме Джейсон купил билеты до Ланкастера и телеграфировал об их прибытии адвокату сэра Невилла в Хиверуэйте. Они приехали в Лондон поздно вечером и после короткого ожидания пересели на поезд, следующий в Манчестер, куда должны были добраться только к утру. Занятая своими мыслями, Каролин даже не подумала о том, как проведет ночь в одном купе с Джейсоном. Но избегая возможной неловкости он под благовидным предлогом вышел, оставив ее одну… Она быстро разделась и забралась на узкую полку. Он вернулся, когда она уже крепко спала.

Проснувшись ночью, когда поезд замедлил ход и остановился на какой-то станции, Каролин целую минуту не могла понять, где находится. Когда она вспомнила все события прошедшего дня, ее пронзила резкая боль, которая немного притупилась от сознания того, что Джейсон был с ней рядом и она могла рассчитывать на его поддержку. Его присутствие согревало и утешало ее, она успокоилась и опять уснула.

В Манчестере им пришлось долго ждать поезд на Ланкастер. После плотного завтрака они оставили Присциллу присматривать за багажом, а сами отправились немного прогуляться по городу. Стоял пронизывающий холод, а мрачный вид зданий и шумные улицы большого промышленного города вряд ли могли поднять их настроение. Вскоре они вернулись на вокзал и сели в поезд. Каролин с удовольствием устроилась на мягком плюшевом сиденье их купе. За окном остался позади дымный шлейф Манчестера. Железная дорога огибала западную часть Боулендского леса, и Каролин вдали могла видеть густые заросли хвойных деревьев и лишенный растительности, состоящий из песчаника горный хребет Бикон-Фелл. Поезд с грохотом преодолевал один горный поток за другим, пока не ворвался в долину. Простиравшиеся на восток бесконечные поля служили пастбищем для черно-белых коров, которых кругом было очень много. Хотя пейзажу не хватало зеленых красок лета, его мирная красота болью отозвалась в сердце Каролин. Дом! Теперь она была совсем близко от дома.

Это чувство продолжало расти по мере того, как они приближались к Ланкастеру, где и провели следующую ночь. Рано утром они сели на поезд, следующий в Кендал. Каролин часами не могла оторваться от окна, вбирая в себя знакомый пейзаж. В Кендале их дожидалась карета Уортингов. Это была их последняя пересадка на пути в городок Хиверуэйт, а затем и в Грешам-Холл. Несмотря на холод, Каролин не позволила закрыть окошки в карете и любовалась красотами Озерного края, простиравшегося у них перед глазами. Холмы все дальше и дальше отдалялись к горизонту по мере того, как они передвигались по равнине, частично покрытой лесами, а частично плодородными землями и пастбищами. С холмов стекали стремительные ручьи и бурливые потоки, которые все время угрожали вырваться из берегов. Все эти речки и речушки питали многочисленные озера и пруды, которые и дали название этой местности. Озера поблескивали темными полосками воды и были так же прекрасны, как и разбросанные повсюду пустынные утесы и скалы.

Каролин помнила названия всех вершин. Они вздымались недалеко от Хиверуэйта, городка, что расположился рядом с Грешам-Холлом. На расстоянии она уже видела Хантерс-Фелл и Касл-Крэг, две скалы, закрывающие от ее взгляда дом отца. Карета без остановки миновала Хиверуэйт, прогромыхала по старому деревянному мосту, перекинутому через Линдейл-Бек. В угасающих лучах вечернего солнца она заметила сверкание воды. Да, вот и оно — Мелководное озеро, где они с Синтией купались, плавали на лодке, катались зимой на коньках. Дорога круто повернула, и она увидела сам дом, купающийся в солнечных лучах.

Старые каменные стены были выбелены временем и непогодой. Первоначальное здание обросло более поздними пристройками, на крыше то выше, то ниже торчали многочисленные дымоходы. Хотя дом и представлял собой мешанину стилей, в его облике все же сквозили достоинство и сила. Он напоминал стареющего рыцаря, выдержавшего многочисленные сражения. Защищенный с двух сторон горами, а с третьей — озером, он представлял собой впечатляющее зрелище. Но для Каролин это был не величественный замок, а дом ее детства. От с трудом сдерживаемых слез у нее перехватило горло. После стольких лет она возвращалась домой, но отец уже не мог встретить ее у порога.

Карета подкатила к огромному крыльцу и остановилась. Кучер спрыгнул на землю и открыл дверцу. Первым вышел Джейсон и помог Каролин спуститься. Как только они поднялись по парадной лестнице, привратник открыл массивные двери. Каролин узнала его, это был один из Грейсонов, семьи, которая уже много лет верой и правдой служила Уортингам. Она, правда, не могла сказать, который из них был теперь привратником. Старый дворецкий шаркающими шагами устремился им навстречу, как только они вошли в дом. Каролин протянула к нему обе руки, воспоминания захлестнули ее.

— Чарлз!

— Мисс Синтия! Миледи, хотел я сказать.

Он взял ее за руки, и в его глазах заблестели слезы. Его скрюченные от старости, узловатые пальцы дрожали. От переполняющих ее чувств к горлу Каролин подступил комок.

— Я всегда так рад видеть вас, миледи, — продолжал дворецкий. — И вас, милорд. Эдвард, прими их одежду.

Привратник забрал их плащи и шляпы. Каролин была рада, что смогла поблагодарить его, назвав по имени. Чарлз провел их в большую, богато обставленную гостиную, где уже собрались родственники и друзья. Комната была задрапирована черными занавесками, в дальнем конце стоял гроб.