Глава 2

Энэлайз склонила свою темную головку над столом и попыталась в третий раз понять письмо управляющего плантацией. Несмотря на ужасную грамматику и плохой почерк, она раньше легко расшифровывала его каракули. Проблема, возникшая у нее сегодня, когда после обеда она села за дела, была в ее собственной невнимательности. Она никак не могла сосредоточиться на сообщении управляющего по поводу весеннего сева, которого ждала с таким нетерпением.

Она подняла голову и уставилась на двери веранды, письмо же медленно выскользнуло из ее рук. Целый день ее мысли обращались ко вчерашнему вечеру, на котором она встретилась с капитаном Феррисом.

Она вспомнила его страстный, потрясающий поцелуй. Что за необыкновенный он человек! Энэлайз никак не могла понять свои чувства к нему — нравится ли он ей, или она боится его, или ей надо презирать его. Еще ни один джентльмен не целовал ее так, как сделал это он! Но и ни один джентльмен не сумел так возбудить ее чувства.

— Ах, вот ты где, моя дорогая! — прервал ее мысли мужской голос. Энэлайз повернулась и увидела своего отца. Он стоял у двери и, улыбаясь, разглядывал ее. Как всегда, его галстук был небрежно повязан, а его волосы были в беспорядке. Его камердинер не мог с ним справиться. Таков был всегда его внешний вид, когда он занимался научным трудом.

— Да, папа, входи! — сказала Энэлайз с любовью в голосе. — И надень, пожалуйста, свои очки!

— Что? Ах, да! — сказал мистер Колдуэлл и дотронулся рукою до макушки головы. Там у него были очки.

— Ну вот, так лучше, — сказала Энэлайз.

Отец наклонился к дочери и поцеловал ее в лоб.

— Понравился ли тебе вчерашний вечер? А как тебе танцы? — спросил он.

— Да, вечер прошел очень хорошо, — ответила Энэлайз. Она не могла удержаться от того, чтобы шутливо не толкнуть отца.

— Тебе бы, папа, самому следовало знать, как прошел вечер. Ведь ты сам был там!

— Ах, да! Припоминаю, что он прошел хорошо, — сказал Джон Колдуэлл и усмехнулся. — Должен признаться, что у меня состоялся разговор с полковником Чалмерсом. Мы уединились в моем кабинете и пробыли там до часу ночи, обсуждая возможности подводной моторной лодки. — С этими словами он остановился и взглянул на свою дочь. Он заметил, что ее голубые глаза сияют от восхищения и засмеялся.

— Кажется, я тебе еще не рассказывал об этом.

— Нет, — согласилась Энэлайз, — и меня, конечно, ничуть не удивило, что вы с ним удалились в твой кабинет для разговора.

Энэлайз очень любила своего отца, всегда защищала его от неоправданной критики и собиралась делать это и впредь. Но она реально оценивала характер отца со всеми его достоинствами и недостатками. Ее отец был яркой фигурой с научным складом ума. Он был одним из лучших изобретателей своего времени. Он действительно изобрел торпеды, с помощью которых город будет защищаться от янки.

Перри так неосторожно сказал это на вчерашнем вечере. Джон Колдуэлл изобретал оружие для армии и флота, включая и подводную лодку, которая была так дорога его сердцу. Но, к сожалению, вышестоящие власти не нашли средств для того, чтобы начать изготовление такой лодки. Но, при всей своей одаренности, отец был совершенно беспомощным в повседневной жизни.

Его семья давным-давно знала, что он не помнит о встречах и вечерах, важных событиях или о том, что надо куда-то поехать вовремя. Все знали, что он совершенно не замечает, что происходит вокруг него. Энэлайз же, любя своего отца и уважая его ум, никогда не ходила к нему за помощью по практическим вопросам. Она совершенно не нуждалась в постоянной опеке отца, без чего не могли обходиться другие девушки, но любила его за неординарность ума. Она постоянно защищала отца от жизненных проблем, опекая его так, как должен был бы делать он по отношению к ней.

— Боюсь, что я тебе помешал, так? — спросил он у Энэлайз.

— О, нет, папа, не говори так! — воскликнула Энэлайз и подскочила к нему, чтобы обнять. — Почему ты так говоришь? Ведь ты самый лучший отец в мире. Более умного человека чем ты, я думаю, нигде не найти.

— Я знаю, что ты всегда добра ко мне, любовь моя, но я знаю все свои недостатки. Мне следовало как отцу быть внимательнее к тебе и как отчиму — к Эмилю. Он сейчас нуждается в твердой руке. Эмиль уже вырос, стал горяч и неосторожен, не знает цены слова и уважает только «Кодекс чести» креола. А ты… тебе не следовало впредь оставаться здесь, вчитываясь в бухгалтерские книги «Белль Терр» и беспокоясь насчет урожая, рабов да финансов. Мне не хотелось, чтобы ты имела дело с надсмотрщиками или ссорилась с огрубевшими коммерсантами. Ты — самая прекрасная девушка в мире. И я говорю это точно. Я узнал настоящую красоту, когда встретил твою матушку и женился на ней. Но, Богу известно, что все, что у нее есть — это только красота. Тебе следовало бы покинуть свой кабинет и не сидеть здесь, слепя свои глаза за чтением письма Макферсона. Твое место — не здесь. Тебе бы где-нибудь флиртовать с молодыми людьми…

— Папа! Я не разрешаю тебе так говорить! Почему ты мне это советуешь, если знаешь, что я люблю заниматься всем тем, что связано с плантацией. Я не терплю и не могу позволить себе сплетничать целыми днями о том или об этом джентльмене или о других глупостях, как делают мои сверстницы. Это смертельно скучное занятие, поверь мне. Вот почему мне лучше поспорить с коммерсантом по поводу урожая и позаниматься с книгами. Тебе хорошо известно, как я люблю работать. Если я не буду управлять плантацией, то, возможно, буду проводить все свое время, донимая тебя! — поддразнивала отца Энэлайз.

Джон Колдуэлл слабо улыбнулся. Его дочь была убедительна в своих рассуждениях. Она, как всегда, могла легко переубедить и доказать свою точку зрения. Но у Джона Колдуэлла на душе было неспокойно.

Ночью жена рассказывала ему, что вчера Энэлайз неизвестно куда пропала из танцевального зала. Прошло целых пять танцев, пока она не появилась вновь. И никому не было известно, где и с кем она была. Слава Богу, что никто толком ничего не заметил. Его жена считала, что поведение дочери было результатом его отцовского пренебрежения ко всему происходящему.

Обычно Тереза Колдуэлл была очень спокойной женщиной. Она всегда разрешала своему муху заниматься тем, чем он желал. Сам Джон Колдуэлл был терпим ко всему, чем занималась его жена. Твердость Тереза Колдуэлл проявляла только в одном случае — когда речь шла о добром имени и чести креольской семьи.

Если Энэлайз повела себя так неприлично, то ей, Терезе, придется понаблюдать за дочерью. Она не позволит портить репутацию семьи.

Мистер Колдуэлл, человек по природе спокойный и тихий, не стал упрекать жену за то, что она совершенно устранилась от хозяйственных проблем, а в результате этим занялась Энэлайз и вышла из-под материнского контроля. Однако он пообещал жене напомнить Энэлайз о ее неприличном поведении.

Вспоминая испанскую вспыльчивость своей жены, мистер Колдуэлл вздохнул и продолжил разговор с дочерью.

— Но, Энэлайз, моя дорогая! — произнес он. — Я знаю, что ты любишь заниматься ведением дел на плантации. Но поверь — не это самое важное в жизни для девушки. Это дело не для леди. Тебе следовало бы побольше заниматься нарядами, вечерами и мужчинами. Тебе следовало бы назначать свидания или выйти замуж. Ты — прекрасная девушка, но тебе уже двадцать лет. Прошло три сезона после твоего семнадцатилетия. Плохо, что ты все еще не вышла замуж. Я был не прав, что разрешил тебе стать моим секретарем в твои пятнадцать лет, хотя в те времена я считал это занятие достаточно безвредным для тебя. А теперь, когда ты полностью обрабатываешь корреспонденцию, проверяешь счетные книги и руководишь надсмотрщиками, я должен запретить тебе заниматься этими делами. Я говорю это с болью в сердце, но так будет лучше, — произнес он.

— Нет никакой причины запрещать мне это, — сказала Энэлайз. — Ты не любишь заниматься делами плантации, а я делаю это лучше и, кроме того, люблю это занятие. И, кажется, меня рано еще записывать в старые девы, не так ли? Я знаю много девушек, которые выходили замуж в двадцать один или двадцать два года. Ты говоришь так, будто бы у меня не было никаких предложений. Сейчас я не хочу выходить замуж ни за кого. И я не хочу ради замужества пресмыкаться, как некоторые. Каждый день я принимаю визиты, и будь уверен, что я не опозорю семью.

Ее отец вздохнул, чувствуя, что гора свалилась с его плеч. Он никогда не мог переубедить Энэлайз. И не удивительно, что она так преуспевает в ведении дел с торговцами. Но, по крайней мере, он, Джон Колдуэлл, выполнил свой отцовский долг и мог с чистой совестью сказать Терезе, что поговорил с дочерью. Теперь пусть Тереза попробует все выяснить сама.

Энэлайз спрятала улыбку. Она догадалась, почему с таким облегчением вздохнул отец. Бедный папа! Мама, должно быть, заметила вчера ее отсутствие и рассказала отцу, попросив его выяснить, где и с кем она была. Можно подумать, что джентльмены только о том и думают на балу, как обесчестить их дочь?! Может быть, и прямо на полу, в зале для танцев!

И как же тяжело быть все время у всех на виду, если не хочешь попасть на язычки городских сплетниц! Хорошо мужчинам. Они могут идти туда, куда хочется, и выбирать того, кого хочется! Просто смешно, что навообразила себе ее хорошенькая, категоричная, но вместе с тем слабохарактерная матушка! Что она так испугалась по поводу ее краткого отсутствия?! Раньше Энэлайз совсем не волновали ограничения этикета. У нее никогда не возникало желания остаться наедине ни с кем из ее поклонников. Но сейчас ей это показалось вдруг большой несправедливостью.

Вздохнув, Энелайз прошлась по комнате к двери, но остановилась и, прислонившись к дверному косяку, стала смотреть в сад. Неужели это из-за капитана Ферриса так тяжело на душе? Или это оттого, что она вновь желает встретиться с ним? Щеки ее запылали, когда она опять вспомнила его поцелуй. Хорошо, что у него не было возможности повторить поцелуй вновь. Как порочно было с его стороны поцеловать ее таким образом!

Вдруг на лице у Энэлайз появилась улыбка. Ей пришлось признаться самой себе в том, что порочно это или нет, но она зажглась и хотела испытать это чувство опять. Мысли были прерваны ее служанкой. Она появилась в дверях и сказала:

— Мисс Энэлайз!

— Да, Мэй, — ответила Энэлайз, оборачиваясь к маленькой черной женщине с чалмой на голове. Служанка прошла в комнату и сказала:

— Мисс Энэлайз, к вам пришел гость, точнее, джентльмен, которого я прежде не видела, — лицо служанки было озабоченным.

Сердце Энэлайз забилось, как у зайчонка.

«Капитан Феррис!» — пронеслось у нее в голове. Она скрыла свои эмоции и спокойно последовала за служанкой.

Энэлайз вошла в зал и улыбнулась. Там находился не только капитан Феррис, но и ее родители. Джентльмены поднялись, чтобы поприветствовать ее. Энэлайз страшно изумилась присутствию отца и матери, особенно отца. Она почувствовала себя так, как будто получила пощечину, но мгновенно все поняла.

Под давлением жены отец стал испытывать такую вину за плохое исполнение своего отцовского долга, что решил остаться и проконтролировать, как ведет себя Энэлайз.

Но все эти мысли мгновенно исчезли, как только она повернулась к капитану Феррису, и ее взгляд встретился со взглядом его темных глаз. Он крепко взял ее руку в свою и поцеловал. Колени у нее подкосились, хотя это был всего лишь обычный вежливый жест. Многие мужчины целовали ей руку и раньше. Но этот простой поцелуй руки совершенно потряс ее, и больше всего ей хотелось остаться с ним наедине.

— Капитан Феррис? — спросила она. — Вы знакомы с моей матушкой и отцом?

— О, да! — ответил капитан Феррис. — Я имел удовольствие познакомиться с миссис Колдуэлл вчера вечером. Мисс Бьювейз представила меня.

Энэлайз тревожно взглянула на свою мать и успокоилась, увидев, что та приветливо улыбается и смотрит на капитана с восхищением. Тереза, конечно, не знала и не могла знать, что именно капитан был причиной исчезновения ее дочери с вечера, решила Энэлайз. Тереза просто умирала от любопытства, увидев незнакомого молодого человека, и как всегда надеялась, что этот новый молодой человек начнет ухаживать за Энэлайз и вызовет у нее ответный интерес.

Феррис вежливо продолжил:

— А вот с вашим отцом до сегодняшнего дня я и не встречался, хотя с нетерпением ждал этой встречи. О вас все так великолепно отзываются, сэр, — сказал капитан, обращаясь к отцу Энэлайз.

В это время Энэлайз, взглянув на гостя, прервала его, сказав:

— Ну, хватит, пойдемте.

Мистер Колдуэлл удивленно посмотрел на дочь. Тереза тоже метнула на нее вопросительный взгляд — разве можно так грубо обращаться к гостю?

Но капитан не обратил на это внимания. Он улыбнулся и сказал, обращаясь к Джону Колдуэллу:

— Мне уже не раз говорили, сэр, что Вы — гениальный изобретатель.

Колдуэлл засмущался. Было видно, что от этих слов он заерзал, как червяк.

— Да, балуюсь потихонечку, — ответил он.

— Великолепно! — произнес Феррис. — А где Вы работаете, сэр?

— Здесь и на нашей плантации в «Белль Терр». У меня и там, и здесь есть рабочие кабинеты, — сообщил он.

— А что Вы изобретаете? — поинтересовался Феррис.

Энэлайз знала, что отца легко спровоцировать таким вопросом на долгий рассказ о своих изобретениях. Он мог говорить о них целыми днями, хотя и тщательно избегал секретных тем, касающихся военных изобретений.

Но, если он решит, что Феррис заслуживает доверия, то обязательно расскажет капитану все. Поэтому Энэлайз обрадовалась, когда дворецкий доложил, что прибыл еще один гость.

Это была Бекки Олдвэй. На сообщение дворецкого Энэлайз усмехнулась но, увидев входящую в гостиную Бекки, спрятала свою усмешку. Не успела Бекки расположиться, как Джон Колдуэлл быстро встал и объявил, что ему нужно возвратиться к работе.

Феррис расстроенно произнес:

— Очень жаль, сэр. Мне так интересно все, что связано с Вашими изобретениями. Мне очень хотелось взглянуть на некоторые Ваши чертежи, особенно — уборочной машины.

Мистер Колдуэлл заколебался. Энэлайз, хорошо зная отца, увидела это. Отец явно выбирал между двумя решениями — рассказать о своем последнем успехе с торпедами и подводной лодкой или промолчать, учитывая, что капитан Феррис мало кому известен. Наконец, Джон Колдуэлл выбрал последнее и, с сожалением, сказал:

— Был бы рад Вам все показать, но сейчас не могу. Большая часть моих чертежей находится на плантации. Как-нибудь в другой раз. Извините меня.

Феррис посмотрел вслед удаляющемуся Джону Колдуэллу, затем обратился к дамам. У Энэлайз стало тревожно на душе. Было в этом человеке что-то опасное и настораживающее. Казалось, даже здесь, в этой гостиной, он что-то высматривал для себя.

Интуиция подсказывала Энэлайз, что страсть к авантюрам была в крови у этого человека. Ей очень хотелось знать, что привело его сюда, какие у него планы и вообще, что он, военный, делает здесь, так далеко от полей сражений.

Она смотрела на капитана Ферриса, который занимал все ее мысли, а в это время тот уже улыбался Бекки своей чувственной, обвораживающей улыбкой и делал комплимент ее платью. Хорошее настроение Энэлайз внезапно улетучилось.

Теперь мысли Энэлайз приняли другое направление — Феррис, так обольщающий Бекки, похоже был искателем приключений, охотником за приданным.

Бекки, отвечая на комплименты капитана, защебетала:

— Капитан Феррис! Вы — очень опасный мужчина.

Энэлайз понимала, что Бекки ждет появления Эмиля, и позлорадствовала, зная, что Эмиль отправился в кафе с друзьями и вряд ли вернется к обеду. Сейчас, конечно, Бекки была очень хорошенькой девушкой с нежными, тонкими чертами лица, большими голубыми глазами, золотистыми локонами и округлой фигуркой. Но фигурка обещала в скором времени стать тучной, особенно, если Бекки будет поглощать столько же сладостей, как и сейчас, а в голубых глазах не светилось ни капельки ума.

Бекки нежно посмотрела на Энэлайз, демонстрируя как они любят друг друга. Но наигранность этой демонстрации была ясна Энэлайз давно. Бекки пыталась путем лести подружиться с ней, чтобы проторить дорожку к Эмилю. Вот она и навязывалась Энэлайз, льстя и демонстрируя перед всеми — какие они большие подруги. Если бы не Эмиль, Бекки вряд ли рискнула показываться рядом с Энэлайз, чья красота настолько превосходила ее собственную. Слишком невыгодным было для нее это сравнение. Но правда, Бекки так отчаянно хотела заполучить брата Энэлайз, Эмиля Фурье, не только из-за богатства, но и потому, что была влюблена в него.

Эмиль ведь очень хорош собой. Хотела она еще заполучить Эмиля и потому, что он принадлежал к одной из самых аристократических и уважаемых семей в Луизиане. Отец же Бекки, хоть и разбогател, приехав в этот штат, но происходил из бедной алабамской семьи. Он тоже очень желал, чтобы Бекки вышла замуж за аристократа. Для самой же Бекки — это замужество могло стать компенсацией за все те насмешки, которым подвергали ее старые нью-орлеанские матроны.

Очень часто она даже не получала приглашений на избранные вечера. Но, если она выйдет замуж за Фурье, то, наконец, обретет уверенность и станет первой светской дамой.

В зал опять вошел дворецкий и объявил о прибытии новых гостей.

— Арман Сен-Жэн и Робер Делакорт, — назвал он их имена.

Похоже их гостиная наполняется прямо-таки толпой, которая теперь будет долго болтать, подумала Энэлайз. Она совсем расстроилась, увидев, что капитан Феррис, не обращая на нее внимания, разговаривает с прибывшими.

Сколько же существует запретов и правил в обществе, которые мешают людям встречаться наедине?! Первый раз ей пришло в голову то, насколько нелепо, что даже будучи помолвленными мужчина и девушка не могут оставаться наедине до самой свадьбы? А потом будет слишком поздно обнаруживать, что они совершенно не подходят друг другу!

Похоже Феррис, также разочаровавшись, что им не удается уединиться, собрался уходить. Он встал и подошел к Энэлайз проститься. Его губы опять прильнули к ее руке. Мгновенно тепло от прикосновения его губ разлилось по ее телу. Капитан Феррис, что-то поняв, заинтересованно посмотрел на нее.

Не выдержав его взгляда, она уставилась глазами в пол. Ей не надо было ничего говорить — она без слов знала точно, что он найдет возможность увидеться с ней снова и теперь уже наедине.

Предположению Энэлайз было суждено быстро сбыться.

Уже на следующий день, выйдя из госпиталя, где вместе со всеми женщинами она помогала перевязывать раненых, и разыскивая глазами фигуру кучера Сэма, она почувствовала, что кто-то крепко взял ее за руку. Обернувшись, она уткнулась своими глазами в угольно-черные глаза Клея Ферриса.

Все ее существо мгновенно превратилось в комок нервов, у нее перехватило дыхание.

«Что за дьявольский мужчина, — промелькнуло мгновенно в голове. — Он оказывает на меня совершенно необыкновенное действие».

С большим усилием она выдавала из себя:

— Капитан Феррис! Что за сюрприз! Никак не ожидала встретить Вас здесь!

Капитан Феррис усмехнулся.

— Неужели не ожидали? — переспросил он. — А я вот ожидал! Я ожидал Вас здесь с восьми утра.

Энэлайз удивленно повела бровями, но ничего не сказала и поспешила к своему экипажу. Капитан решительно последовал за нею.

— Разрешите мне сопровождать Вас домой, мисс Колдуэлл, — произнес он.

— Благодарю Вас! — ответила она. — Я поеду в экипаже и думаю, что наш кучер защитит меня в случае чего.

— Разве один старый раб сможет защитить в эти трудные времена? — спросил он низким голосом. — Едва ли хватит охраны для такой красивой девушки?

— Пожалуйста, капитан Феррис. Я не из тех, кого можно просто так заговорить…

Вдруг она почувствовала, как он своей крепкой рукой схватил ее за кисть руки. Ей пришлось резко остановиться.

— Тогда что же Вы предпочитаете? — спросил он.

— Правду! — ответила Энэлайз. — Вы странный человек, и Ваше поведение не вписывается ни в какие рамки.

— Я действительно чужой в Новом Орлеане, — признал он.

— Я думаю, что Вы будете таким же и в любом другом городе, — сказала Энэлайз таким тоном, как будто она все о нем знала. — Почему Вы постоянно преследуете меня?

Какое-то мгновение он стоял и молча смотрел на нее, и Энэлайз заметила в его глазах тревогу и озабоченность.

— Я сам не знаю, почему, — ответил он тихим голосом. — Иногда я думаю, что Вы — опасная леди…

— Я? — удивилась Энэлайз.

— Да, Вы, — ответил он. — Вы угрожаете моему существованию.

После столь странного ответа его лицо на некоторое время стало отрешенным, как будто его мысли витали где-то далеко-далеко. Затем он встрепенулся и засмеялся.

— Вы — угроза любому холостяку, мэм!

— Это совсем не так, как Вы говорите, — сказала Энэлайз. Капитан Феррис пожал плечами в ответ.

Они дошли до экипажа. Феррис помог ей подняться в него, а затем внезапно вскочил сам и уселся с ней рядом. Энэлайз дала кучеру Сэму сигнал отправляться. Она смирилась с упорством капитана. Да и вообще, чего опасаться в открытом экипаже на виду у всех жителей Нового Орлеана?

— Вы заинтриговали меня, мисс Колдуэлл, — сказал капитан, рассматривая ее своими угольно-черными глазами.

— Чем же это? Как мне объяснить Вам, что Вы слишком любопытны? — сказала Энэлайз.

Он молча взял ее руку в свою и стал нежно ласкать ее пальцы.

— Вы прелестны и восхитительны как фарфор или как тонкое ирландское кружево — красивое, дорогое и недоступное.

Энэлайз покраснела. Ей показалось, что он смеется над ней.

— Когда я увидел Вас вечером на балу в Вашем доме, когда я смотрел на Вас через толпу легкомысленных поклонников, я хотел Вас, как никогда не хотел ничего в своей жизни.

Она удивленно посмотрела на него. Он был очень серьезен. Энэлайз украдкой выглянула из экипажа — не слышал ли кто — и ответила:

— Пожалуйста, капитан, не надо говорить такие вещи.

— Почему? — спросил он. — Вы же сами сказали, что желаете честного разговора. Вот я честно и говорю. Предполагаю, что каждый мужчина так думает о Вас! А почему бы не сказать о своих чувствах открыто? Я видел Ваши черные, как ночь, волосы и то, как Вы гордо держали голову среди своих поклонников. Я видел, как сияли Ваши сапфировые глаза. Я смотрел на Вашу дивную грудь. И до боли хотел получить Вас в свою постель.

Энэлайз знала, что ей следовало бы после таких слов остановить экипаж и предложить ему выйти из него, но от этого разговора ее всю охватило огнем. Подсознательно, ей совсем не хотелось прерывать этот разговор.

— Капитан Феррис! Вы — сумасшедший человек! — сказала на одном дыхании Энэлайз.

— Потому что Вы вызвали у меня такие чувства, да? Или потому, что у меня есть сила духа признаться в этих чувствах? — спросил он.

— Никто прежде так со мною не разговаривал. Мне следовало бы…. — она не закончила, сконфузилась и потупила свой взгляд.

— Следовало бы что? — подхватил ее мысль капитан Феррис. — Выбросить меня отсюда? Без сомнения, это будет достойный шаг с Вашей стороны. Но Вы не такая, как все девушки. Это и делает Вас очень опасной. Я боюсь, что я влюбился в Вас, а если Вы меня выбросите из экипажа, то это разрушит мои планы.

У Энэлайз перехватило дыхание. Его глаза притягивали ее как магнит. Она ничего не могла поделать с собой. Ей только показалось, что ее душа вдруг сольется с его душой.

— Энэлайз, — произнес он страстным голосом и до боли сжал ее руку. — Не спеши уходить домой. Побудь со мной. Давай еще покатаемся вместе. Я хочу узнать о тебе все. Я хочу побеседовать с тобой, посмеяться, посплетничать, рассказать интересные истории. Я хочу остаться с тобой наедине.

Энэлайз на мгновение призадумалась. Разум говорил ей, что следовало отправиться домой, что ей не следовало бы оставаться наедине с этим мужчиной. Ей следовало бы… Ей следовало бы… Вдруг она решительно повернулась к кучеру и позвала его:

— Сэм! Мы пока не едем домой. Я обещала капитану Феррису показать достопримечательности Нового Орлеана. Поезжай по Эспланада-аллее.

Затем она повернулась к Феррису и увидела у него на лице благодарную улыбку. Они вновь продолжили беседу.

Впервые в жизни она разговаривала так свободно обо всем с мужчиной. Это был первый мужчина, понявший ее интересы. Он говорил с ней о плантации и урожае, о ее бухгалтерских и хозяйственных книгах, о ее бюджете и о ее встречах и сделках с торговцами. Он смотрел на нее, и черные глаза его чуть насмешливо блестели.

Она внезапно повернулась к нему и увидела в его глазах любовь и боль, волнение и раскаяние, которые исчезли так быстро, едва она успела их рассмотреть.

И сразу ей нечего стало сказать. Она почувствовала тревогу. В это-время они находились на старой дубовой аллее. Энэлайз показала на огромные деревья, которые из года в год были свидетелями поединков, где молодые креольские аристократы защищали свою честь и достоинство.

— Раньше они устраивали свои поединки в саду, рядом с Собором Святого Антония. Но здесь среди дубов это все же меньшее святотатство, поэтому я привезла тебя сюда. Не хочешь ли посмотреть на дуб самоубийцы?

Он медленно улыбнулся и ответил:

— Конечно, хочу. С ним связана какая-то длинная история?

— Да, — ответила она, отводя взгляд. — Ты не находишь, что эти деревья прекрасны? — Она запрокинула голову, чтобы получше рассмотреть огромные, раскидистые ветви дуба.

Затем Сэм остановил экипаж, и Энэлайз с Феррисом подошли к огромному, растрескавшемуся дереву. Его низко склонившиеся сучья были сильно искривлены.

— Похоже, этот дуб так назвали? — спросил он, и Энэлайз утвердительно кивнула головой.

— Дуб выглядит так, как будто его отметил сам дьявол, не находишь? Предание гласит, что молодой человек повесился на одном из этих сучьев, — сказала она негромко.

Феррис повернулся и пристально поглядел на нее. Ей стало не по себе под этим взглядом его горящих глаз. Внезапно она обнаружила, что они остались одни под тенью дерева. Его глаза медленно окинули взглядом все ее тело, все выпуклости его, и она, к своему удивлению, нашла этот взгляд восхитительным. Ни один из ее бывших поклонников не делал ей таких комплиментов и не смотрел на нее таким страстным взглядом. Каким-то образом этот неистовый смуглый мужчина разбудил в ней женские инстинкты, что ранее не удавалось никому. Он был дик и опасен в своих желаниях. Она это чувствовала интуитивно, и что-то подсказывало ей спасаться бегством, но что-то, более сильное, удерживало ее. Неведомая раньше страсть росла в ней и притягивала к нему.

Феррис наблюдал за ней и видел, как изменилось ее лицо. В ее глазах он прочитал ответ на все свои вопросы. Его дыхание участилось.

— Энэлайз, — выдохнул он и направился к ней. Не говоря ни слова, она ринулась к нему, и он сжал ее в своих объятиях. Он впился в нее своими голодными губами, раздвинул ее губы, и его язык медленно проник внутрь. Энэлайз слилась с ним воедино. Она обессилела и почти не дышала: так сильна была его страсть и объятия. Робко, нерешительно, пробуя, ее язык ответил ему. В ответ на это его заколотила мелкая дрожь, и он еще сильнее сжал ее в своих объятиях.

Какое-то мгновение они не отдавали себе отчета ни в чем — так они были поглощены близостью друг с другом. Вдруг одна из лошадей, запряженных в поджидающий их экипаж, затопала ногами так, что зазвенела упряжь. Этот звук подействовал на Энэлайз, как выстрел. Она торопливо вырвалась из объятий Ферриса. Они еще какое-то мгновение стояли друг против друга. Затем он решительно проводил Энэлайз к экипажу. Они возвращались по Эспланада-аллее, и Энэлайз, пытаясь держаться бодро, трещала без умолку.

— Сюда обычно выезжают гулять все состоятельные креольские семьи. Боюсь, что французский квартал быстро теряет свой облик. Здесь остаются только семьи, которые слишком связаны с ним традициями, или те семьи, которым не хватает денег, чтобы переселиться в более респектабельный район. Вот семья моей подруги Полины, как только разбогатела, немедленно покинула свой крытый железом домишко в этом квартале. Они так гордятся, что смогли заработать деньги на новый, прекрасный дом! А теперь мы возвращаемся в квартал, где я живу. Он находится между Эспланадой и Парковым районом. Это американская часть города. Когда-то между ними была грандиозная конкуренция. И устройством Эспланады американцы ответили на вызов. Знаешь, мой отец — американец, а мать — креолка. А вот монастырь, куда я ходила в школу… Есть легенда, что раньше здесь была таверна, где Джин Лафитт однажды, встретив старых друзей…

— Подожди… Говори помедленнее… Ты совсем заболтала меня. Я обещаю тебе, что больше навязываться не буду.

Она покраснела, и ее темно-голубые глаза пристально уставились в его лицо.

— Кто ты такой, Клэй?

Он нахмурился, и взгляд его снова стал сумрачным.

— Я? Ну я же говорил тебе, что я — плантатор из Саванны.

— Мне кажется, не только это. Есть в тебе еще что-то такое, чего я никак не могу узнать и разгадать, — сказала Энэлайз.