Глава 20

Посещение тетушки Моники подняло настроение Энэлайз. Осмотрев Марка, знахарка нашла, что в его состоянии явно наметились положительные сдвиги.

Она похвалила Энэлайз, а когда та показала, как усовершенствовала для Марка ванну, то и совсем расцвела. Энэлайз, помня о ее советах, придумала, как повысить эффективность водных процедур и доказала самой себе, что она не зря была дочерью изобретателя.

Она попросила слуг прикрепить снизу ванны механический вентилятор в цилиндре. Когда вода заполняла ванну, после нажатия ноги на педаль вентилятора, его лопасти начинали вращаться, и вода пронизывалась сотнями пузырьков воздуха. Помещение вентилятора в цилиндр обеспечивало полную безопасность. Марку нравилась эта процедура, и знахарка утверждала, что она очень целебна.

Воду для ванны, как и советовала тетушка Моника, слуги доставляли из ручья.

Довольная ходом лечения тетушка Моника решила включить в него новые элементы. Она велела продолжать и растирания, и массаж, но сказала, что полковнику пора самому начинать шевелить своими ногами. Полностью показав следующие упражнения, знахарка рассказала по сколько и как часто их делать. Закончив осмотр и показ упражнений, она пообещала зайти через четыре недели и ушла.

А на следующий день наконец-то состоялся переезд Шэфферов в новый дом. Еще когда шел ремонт, Энэлайз заказала сделать по стенам в комнате Марка на разной высоте деревянные поручни. Дважды в день он, опираясь на поручень, с помощью Джексона, стал ходить вдоль стены. Каждый шаг давался ему с превеликим трудом, он часто спотыкался, его изуродованная нога неуклюже выворачивалась, совсем не повинуясь его желанию.

Для разработки руки Моника показала два новых упражнения. В одном надо было больной рукой достать до локтя здоровой, а затем — дотянуться до плеча. А другое заключалось в сжимании изо всех сил пальцами больной руки тряпичного мяча. У Марка это никак не получалось, больные пальцы не слушались и не только сжимать мяч, но и держать его отказывались. Разозленный, он отказался делать это упражнение, пока Энэлайз не начала его стыдить, пригрозив пожаловаться… Джонни.

— Что ж! Пусть твой сын узнает, что у него совершенно безвольный отец! Пусть узнает, что у тебя была возможность стать здоровым человеком, а ты не захотел ею воспользоваться!

Упреки подействовали, и Марк как всегда, когда злился, решил доказать, что она неправа.

Его дни превратились в кромешный ад — он упражнялся, терпел боль, опять упражнялся. Мяч никак не подчинялся ему и даже на дюйм ему не удавалось его приподнять.

Его попытки пройтись без помощи Джексона, заканчивались падением, но он упорно продолжал, чтобы доказать Энэлайз и, конечно, сыну, что его воли хватит на все.

Раньше он только пассивно подчинялся всему тому, что проделывала над ним Энэлайз. А сейчас он активно трудился сам и результат не замедлил сказаться. В один прекрасный момент Марк обнаружил, что пальцы удержали мяч и даже слегка сжали его! Когда он делал первое упражнение, его больная рука постепенно стала подниматься все выше и выше; его пораненная нога уже не волочилась и перестала непроизвольно выворачиваться. Его походка была, конечно, нетвердой, он шаркал ногами, но он пошел!

Явный успех окрылил Марка, и он стал увеличивать нагрузки уже назло Энэлайз, поняв, что действительно он сможет стать на ноги!

Однажды с большим трудом он смог больной рукой, висевшей раньше как плеть дотянуться до своего лба! Рука, которую Марк считал полностью парализованной, ожила!

Это была победа и еще одно доказательство того, что он сможет выздороветь. Марк, конечно, понимал, что прежней силы и ловкости ему не достичь, но он сможет обслуживать себя сам и не зависеть от окружающих. Он не останется беспомощным калекой, если только будет трудиться сам над своим выздоровлением — эта мысль и полученное улучшение буквально вдохновили его. Теперь он занимался даже с чрезмерным усердием.

А как же радовалась Энэлайз, хотя и втайне от Марка, потому что не слышала ни слова благодарности и не видела никакой симпатии в его глазах. Явным проявлением радости она боялась спугнуть усердие мужа. Она и не ждала благодарности — счастьем было уже то, что он начал постепенно выздоравливать и сам вошел во вкус лечения!

Она, как и прежде, делала ему растирания и массаж, и хотя она очень уставала физически, но сознание того, что Марку лучше, что в нем проснулся интерес к жизни, придавало ей силы.

Во время процедур она иногда ощущала, как его мышцы стали реагировать на прикосновения ее пальцев. Энэлайз видела, что ему уже не больно упражняться, что растирания целебными травами сделали свое дело.

После переезда и устройства в своем доме, Энэлайз стало легче. Теперь она смогла заняться вплотную работой. Свой план устройства магазина она показала Гримсхау и архитектору, обговорив все детали, вплоть до того, где делать полы из дерева, а где — паркет. Практически везде должен был быть паркет, только в подсобных помещениях и в отделе скобяных товаров можно было настелить деревянные полы, а прилавки Энэлайз планировала облицевать мрамором. Энэлайз запроектировала размещение во всех помещениях вентиляторов, чтобы воздух всегда был свежим и прохладным. Освещать все будут красивые люстры и множество настенных светильников, выполненных в одном стиле с люстрами.

У самого входа Энэлайз предложила расположить кафе, а также заказать для всех входов новые двери, украшенные латунными ручками.

Гримсхау долго не соглашался, кричал о слишком больших расходах, но Энэлайз, закаленная битвами с мужем, не уступала ни в чем. Наконец, он согласился принять ее проект переделки зданий, а она пошла на увеличение ренты.

Она с облегчением вздохнула — сделка состоялась окончательно, хотя иметь партнерские отношения с Гримсхау ей было крайне неприятно. Каждый раз при встречах он смотрел на нее похотливыми глазами, пытался дотронуться до нее, делая вид, что это произошло случайно. Однажды, когда они обсуждали дела наедине, обнаглел до того, что открыто предложил ей стать его любовницей.

Энэлайз ответила звонкой пощечиной и разъяренная, не закончив обсуждения, ушла домой. При последующих, увы, неизбежных деловых встречах, она делала вид, что ничего не произошло. Она затратила уже так много сил и денег на этот проект, что отказываться от него только из антипатии к этому человеку, было слишком большой роскошью.

Теперь, все обговорив, она только наблюдала, как идет ремонт, а основным делом стал заказ оборудования для магазина и товаров для открытия.

Кроме того, она подбирала способных портных для салона мод и продавцов, проверяя каждого — насколько образцово он сможет выполнять свою работу. В конце концов, она набрала людей, которыми осталась довольна. Она опять так завертелась в круговороте дел и занятий е Марком, что для Джонни оставалось времени еще меньше, чем в Нью-Йорке.

Мальчик почти все время проводил с отцом и сблизился с ним чрезвычайно. И хотя Энэлайз считала это благом для обоих, она боялась стать чужой сыну и твердо решила выкраивать ежедневно хоть немного времени для общения с Джонни.

Напряжение последних месяцев не прошло даром — она побледнела, похудела, под глазами залегли синеватые круги, и все лицо очень осунулось. Это замечали все, но только Полина осмелилась посетовать, что Энэлайз не щадит своего здоровья.

Еще одна мысль терзала Энэлайз. Живя в одном городе со своими родителями, она так и не решалась навестить их, помня как ее мать отказалась от нее.

Но однажды ноги сами привели ее к родному дому. Подойдя ближе она остановилась и посмотрела на него. Он выглядел таким же неухоженным, как и дом Полины. Краска на стенах облезла, газоны заросли и стали проседать ступеньки на крыльце.

Война принесла семье Колдуэллов разорение, так же как и другим старинным нью-орлеанским семьям.

Тяжело вздохнув, она решительно открыла калитку и постучала в дверь. Ей открыл их старый дворецкий и, узнав ее, замер. Они стояли и смотрели друг на друга, пока дворецкий не опомнился и не воскликнул.

— Мисс Энэлайз! — его лицо озарила улыбка. — Мой Бог! Как же хорошо вы выглядите!

— Здравствуй, Джозеф! Как поживаешь? Как все остальные?

— Чудесно, мисс Энэлайз, чудесно! Ваши родители по сравнению с другими процветают.

— Как ты думаешь…. — хотела было спросить она, но запнулась. Дворецкий сразу понял, о чем хотела спросить Энэлайз и печально покачал головой.

— Нет, мэм… Не думаю, что они захотят увидеть вас. Я схожу и спрошу, если вы хотите.

— Попробуй! — сказала она и осталась ждать. Не прошло и нескольких минут, как дворецкий вернулся. Он, стараясь не смотреть Энэлайз в глаза, произнес:

— Мне жаль, мисс Энэлайз, но миссис Тереза… Она сказала «нет».

— Что же, спасибо, и извини за беспокойство, — пробормотала Энэлайз и собралась уже уходить, как вдруг остановилась.

«Ну, уж нет! Просто так она отсюда не уйдет. Теперь она уже была другим, сильным человеком, не глупой девчонкой, какой была прежде».

К удивлению дворецкого, она резко развернулась и, отстранив его, побежала в гостиную. Дворецкий жестом пытался остановить ее, но не смог. Мистер и миссис Колдуэлл были ошеломлены, увидев ворвавшуюся в гостиную дочь. Тереза при виде дочери всплеснула руками и начала быстро-быстро обмахивать себе лицо веером, а ее муж уставился на дочь и молчал.

— Не беспокойтесь! Я долго не обременю вас своим присутствием. Я знаю ваши чувства по отношению ко мне. Но я здесь сейчас для того, чтобы вы узнали мои чувства и мои мысли. Честро говоря, мне не стыдно за то, что я сделала. Я спасла Эмилю жизнь, а вы отреклись от меня. Бог вам судья! Но я хочу вам сказать, что вы эгоистичны и слепы. Вы сказали мне, что больше не считаете меня членом этой семьи. Все, что я могу сказать по этому поводу — слава Богу!

И прежде чем кто-нибудь из ее родителей смог произнести хоть слово, она повернулась и ушла, оставив их в шоке. Она вихрем прибежала к себе домой и влетела к Марку в комнату, заставив его вздрогнуть.

— Какого черта ты так врываешься?! — воскликнул он.

— Это их всех к черту! — взорвалась она и швырнула свою сумочку, а затем ухватилась за бутылочку с мазью.

— Успокойся! — сказал Марк, едва удерживаясь от смеха. — Тебе не следует растирать меня, когда ты пребываешь в таком ужасном настроении. Ты разломаешь все мои кости!

Она нахмурилась, а потом, тяжело вздохнув, сказала:

— Не беспокойся! С тобой будет все в порядке.

— А теперь расскажи мне, кто так испортил тебе настроение?

Энэлайз села в кресло и ответила:

— Я ходила навестить своих родителей. Я надеялась, что все-таки победит здравый смысл, но нет… Они даже отказались видеть меня.

Впервые за долгое время Марку стало жаль свою жену. Это он был виноват в размолвке между ней и ее семьей.

— Мне очень жаль, Энэлайз, — сочувственно произнес Марк.

— А мне теперь нет, — зло выкрикнула она. — Пара выживших из ума ханжей! Они сами себе навредили этим, потому что только я смогу им помочь! Но я высказала им все, что я о них думаю! Мне противно даже думать, что они — мои родители!

Марк громко рассмеялся, и Энэлайз, вспышка гнева которой уже кончалась, засмеялась невольно вместе с ним.

И только сейчас она поняла, что они легко разговаривают! Что они переступили барьер молчания, существовавший последние месяцы между ними!

Энэлайз посмотрела на Марка, и ей показалось, что он заметил то же самое. Они замолчали, и шаткое взаимопонимание вдруг опять куда-то исчезло, и настороженность вновь появилась в их глазах.

Она неловко встала из кресла и направилась к двери позвать Джексона. Тот снял с Марка одежду, и Энэлайз, налив себе в ладони лекарство Моники, стала привычно втирать его в руку Марка.

«Как жаль, что так быстро погасла искорка доверия», — печально думала Энэлайз, массируя руку.

Марк сожалел о том же и, боясь встретиться с ней взглядом, лежал не открывая глаз.

Энэлайз, закончив работу над рукой, перешла к ноге. Марк уже несколько дней не испытывал тех адских болей, что сопровождали вначале процедуру, но сегодня под прикосновением ее пальцев по бедрам вдруг разлилось приятное тепло. Он почувствовал, что проснулась его плоть и, покраснев, желал только, чтобы простыня, укрывавшая пах, не дала заметить этого Энэлайз.

Его гнев на Энэлайз сковывал его желания, но сегодня он потерял над собой контроль и понял, что она по-прежнему желанна для него. Его любовь к ней выжила, несмотря на боль, страдания и жажду мести.

Как он упорно подавлял ее, но она еще была жива. Нет, он не хочет, чтобы страсть к Энэлайз снова возродилась, и он примет к этому меры, — решил для себя Марк.

Как только Энэлайз ушла, Марк подозвал сержанта и сказал:

— Джексон, я хочу просить тебя об одном одолжении!

— Да, сэр.

— Возьми у меня денег и приведи мне хорошую проститутку.

Джексон изумился.

— Но, сэр, как — сюда?!

— Да, черт бы тебя побрал! Что ты на меня уставился? Неужели ты не понял, что я никогда не был монахом?!

— Конечно нет, сэр. Мне очень радостно за вас. Я рад, что вы вновь захотели женщину. Только никак не пойму… Зачем искать проститутку, когда у вас жена такая красавица и живет тут же с вами?!

— Ты, наверно, забыл, что она сказала мне, что будет со мной разводиться? — сухо спросил Марк.

— Конечно, я помню. Но я понял, что миссис Шэффер говорила неправду из своих соображений. Я так думаю, что она сказала вам неправду, чтобы привести вас в бешенство и заставить вас выздоравливать…

— И с чего это ты пришел к такому выводу? — спросил его Марк.

— Сэр, — продолжил сержант, — вы не видите леди, когда она уходит из этой комнаты после вашего лечения. Если вы видели ее, когда она возвращалась после ваших страданий! Она всегда была бледной, как простыня. А однажды я даже видел, как она, выйдя от вас, сразу же уселась в зале и разрыдалась.

— Как трогательно, — произнес Марк. Джексон продолжил возбужденно.

— Я не думаю, что она крутила любовь с этим парнем из Нью-Йорка. Если бы это было на самом деле так, то зачем бы ей было приезжать сюда и нянчиться с вами? Она бы преспокойно находилась бы там с ним.

— Она считает своим долгом быть со мной, — сказал Марк.

— Ха! Но если у нее такое сильное чувство долга — зачем же ей быть тогда неверной женой? — спросил Джексон.

— Ты не знаешь южан, Джексон! У них необычное чувство морали, — сказал Марк.

— Зачем же тогда неверной жене работать до седьмого пота со своим мужем-калекой и стараться всеми силами, чтобы он выздоровел? Зачем? Чтобы, став здоровым, он смог прекратить ее похождения? Да? Она же себя такой работой доведет до могилы. Сначала возится с вами, потом бежит в тот магазин, не говоря уже о заботах по дому и по воспитанию сына. Вы не обращали внимания, как она выглядит? Она похудела, под глазами у нее залегли темные круги. Или вы так заняты собой, что ничего вокруг себя не замечаете?

— К черту все! Сержант! Достаточно! — прорычал Марк. — Я не собираюсь извиняться ни перед тобой, ни перед кем. Моя жена не любит меня, а ты ничего не знаешь, что было между нами в прошлом. Я знаю, почему она не любит меня и почему полюбила того немца. Но даже, если бы она и любила меня, то я отказываюсь ее любить снова.

— Вы снова взялись за ту игру «любит — не любит». Она видит ваши искалеченные ноги и руки по нескольку раз в день на протяжении нескольких недель. Она растирает постоянно ваши шрамы. И с чего бы это вдруг они стали отталкивать ее сейчас?! — спросил Джексон.

— Она смотрит на них беспристрастно, как должен смотреть доктор. Но если бы ты знал, каково мне лежать раздетым перед ней и разрешать ей дотрагиваться до этих шрамов, до этого ужаса! Но и это не самое главное. Есть вещи и похуже этих шрамов. Это то чувство, что внутри меня и от которого ее надо защитить. С того времени, как я встретил ее, я все делал ей назло, как только мог. Я всегда ревновал ее и вел себя с ней отвратительно. Я любил ее и обижал ее. Ее сопротивление меня так злило, что я даже мог убить ее. И сейчас, стоит только мне подумать о ней, и я начинаю сгорать от страсти как мальчишка-школьник. Короче говоря, сержант, наша совместная жизнь — это ад для нас обоих, и лучше с этим покончить. Видишь ли, даже и сейчас, после ее прикосновения ко мне, я сгораю от страсти. Иначе зачем бы мне прибегать к услугам проститутки? Ведь если я даже уговорю Энэлайз и затащу к себе в постель, чтобы утолить свой голод, это только затянет час расставанья для нас, — сказал Марк.

— Я не поверю, чтобы вы смогли позволить другому мужчине увести вашу жену от вас, особенно такую жену, как она, — горячо заспорил Джексон.

— Проклятие! Ты что, совсем оглох? — взорвался Марк. — Я люблю Энэлайз и хочу, чтобы она была счастлива. Я хочу отделаться от этой круговерти любви, ненависти, страсти и ревности. Если бы я меньше ее любил, то может быть, не обижал бы ее так. Но я ее так люблю, что не хочу ее привязывать к себе… Вот почему я прошу тебя привести мне сюда проститутку.

Джексон попал в затруднительное положение. С одной стороны, он понимал, что у полковника были свои взгляды и представления об их любви и браке. Возможно полковник и прав. Ему-то лучше знать об их взаимоотношениях с Энэлайз. Но, с другой стороны, ему — Джексону, было стыдно приводить другую женщину в личный дом миссис Шэффер. Джексон знал характер полковника и знал то, что если он не приведет ему женщину, то тот сам всеми правдами и неправдами доберется до притона и кто знает — чем это для него еще закончится.

— Хорошо, сэр. Я схожу туда, — сдался сержант. — Какую вы хотите девушку?

— Боже мой! Да мне все равно какую! Только не черноволосую, какую побезобразнее…

Джексон быстро нашел девицу и провел ее тайком по черной лестнице в комнату к Марку.

Это была броская, вульгарная, рыжеволосая девица, грубая и самоуверенная, знающая себе цену. Оставив ее в комнате у Марка, сам сержант остался на страже за дверью.

Джексон мог предположить все, но только не то, что Энэлайз сама решит зайти к Марку в комнату.

Дело в том, что Энэлайз решила прокатить Марка в открытом экипаже по городу. Ей так хотелось побыть с Марком вдвоем в другой обстановке. Утром она решила зайти к Марку и предложить ему проехать вместе с ней. Каково же было ее удивление, когда она увидела сержанта, преградившего ей дорогу в комнату Марка.

Сержант заслонил дверь собой и что-то забормотал. Вид у него был довольно-таки глупый, и Энэлайз заподозрила неладное. Она подумала, что сержант поддался уговорам Марка и тайком от нее принес ему виски.

— Сержант! — обратилась к нему Энэлайз. — Я хочу войти в комнату к своему мужу. Отойдите, пожалуйста, в сторону, — сказала она.

Джексон продолжал от волнения запинаться, что-то бормотать себе под нос, но с места так и не сдвинулся. Поведение Джексона еще больше усилило подозрения Энэлайз, и она, взбешенная, побежала к себе в комнату. Там у нее была смежная дверь с комнатой Марка, которой она никогда не пользовалась.

Энэлайз трепетала от гнева — именно сейчас, когда Марк стал выздоравливать, он опять возвращается к пьянке?!

Толкнув дверь, она влетела в его комнату и… сначала ничего не поняла. А когда сообразила, то застыла от изумления.

В постели у Марка была женщина. Совершенно голая она сидела, «оседлав» его, и ритмично двигалась на нем. Под нею стонал и двигался резкими толчками Марк, обхватив ее руками. Лицо его было повернуто в сторону Энэлайз, и глаза были закрыты. Он был в экстазе, — поняла Энэлайз по выражени его лица. Ощутив ее присутствие, Марк открыл глаза, и их взгляды встретились. Затем он медленно отвернул от нее голову и продолжал то, чем занимался до прихода Энэлайз, будто бы ничего и не произошло.

Энэлайз побледнела и выбежала из его комнаты.

Джексон, сидевший в это время в зале, вдруг увидел, как хозяйка дома появилась из своей комнаты. Одного взгляда на ее мертвенно-бледное лицо и тяжелую походку было достаточно, чтобы понять, что она узнала всю правду.

Он встал, ожидая, что она сейчас прикажет ему покинуть их дом. Но, к его удивлению, она просто сказала безразличным голосом:

— Сержант, пожалуйста, проводите лечение Марка вместо меня. У меня совсем нет времени, а, кроме того, я уверилась, что теперь он справится сам.

Глава 21

Энэлайз практически не видела Марка последние месяцы. Она больше не растирала его — этим теперь занимался сержант Джексон.

Она старалась даже не подходить к его комнате, хотя и ежедневно спрашивала Джексона о состоянии его здоровья.