Глава 1

Все старинные, знаменитые и богатые семьи, составляющие гордость Нового Орлеана, были приглашены на это торжество. Стоял уже конец февраля, и все страстно желали скорейшего окончания зимы, пустяковой и короткой, по мнению северян, но достаточно неприятной для жителей Нового Орлеана.

Через несколько недель начинался великий пост, и, несмотря на то, что епископ ввел новые великопостные ограничения из-за ужасной блокады, устроенной Линкольном[1], все же в сезоне намечалось несколько вечеров.

Большинство жителей Нового Орлеана были католиками и строго соблюдали церковные обряды. Но сейчас, хотя пост уже приближался, праздник еще был вполне уместен.

Да, пожалуй, в Конфедерации[2] не было более подходящего для проведения праздников города, чем Новый Орлеан. Хотя война продолжалась уже целый год, огонь сражений еще не опалил его жителей. Город, как и все южные штаты, был уверен в своей непобедимости. И хотя на столах, стоявших у стены зала, не хватало многих деликатесов, которые раньше ввозились на торговых судах, и хотя платья на хорошеньких леди, кружившихся в танце со своими кавалерами, не обновлялись уже второй сезон, разве волновало это кого-нибудь сегодня вечером?!

И все с удовольствием пили домашнее вино и закусывали простой едой, окружив веселой толпой скромно накрытые столы.

Кто-то из толпы громко произнес:

— И зачем нам нужно французское шампанское, если вокруг столько очаровательных леди, красота которых опьяняет гораздо больше?!

Среди этих, кружащих мужские головы леди, бесспорно самой красивой была дочь хозяина дома, в честь которой и был устроен праздник. Она стояла, окруженная многочисленными поклонниками. И среди них не было такого, кто не бросал бы на нее восхищенных взглядов.

И только дамы, имевшие дочерей на выданье, завистливо поджимали губы и осуждающе переглядывались.

Энэлайз Колдуэлл, так звали девушку, была единственным ребенком богатого плантатора, занимающегося сахарным тростником. Его звали Джон Колдуэлл. Уже более двадцати лет он был женат на восхитительной вдове-креолке[3] Терезе дю Буа Фурье. От этого брака и родилась Энэлайз.

У нее было прекрасное лицо с тонкими нежными чертами, которое освещали большие голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, и вьющиеся черные волосы. От ее стройной девичьей фигуры с неожиданно пышной грудью поклонники не могли оторвать восхищенных глаз. А она, наблюдая за производимым эффектом, вовсю флиртовала, насмешливо улыбаясь и делая вид, что совершенно не знает, на ком остановить свой выбор.

Только при одном воспоминании о ней и ее богатстве, все преуспевающие креолы-аристократы теряли покой. А тем более, когда она находилась среди них во всем блеске своей красоты и молодости.

— Роберт, — обратилась Энэлайз к одному из своих поклонников, поддразнивая его, — ну как можно быть таким настойчивым? Я уже дважды за сегодняшний вечер станцевала с Вами и, если сделаю это еще раз, то моя репутация будет окончательно погублена!!!

— О нет, мисс Энэлайз, — запротестовали в один голос все ее поклонники.

Энэлайз засмеялась, окончательно убедившись в том, что уже давно подозревала. Она, кажется, стала основным предметом соперничества среди всех мужчин-креолов.

В городе, где дуэль легко могла вспыхнуть даже из-за нескольких пустяковых слов, соперничество из-за любой красивой девушки становилось предметом самого азартного состязания, подобно карточной игре, где был возможен как большой выигрыш, так и полное фиаско. И никто не хотел выходить из игры, не победив там, где наградой была любовь. Когда же легковерная девушка сдавалась, ее ждало осуждение общества, а соблазнителя — громкая слава среди мужчин.

Пока поклонники наперебой заверяли Энэлайз, что ее репутация непоколебима и приглашали на следующий танец, она, почти не слушая их, оглядывала зал.

Как ни странно, на празднике, где все мужчины стремились обратить на себя ее внимание, ей было скучно. Даже улыбаясь и флиртуя, в мыслях она возвращалась к тем бумагам, которые остались лежать на столе в ее кабинете: это были планы весеннего сева, который надо было начинать уже завтра. И, конечно же, ее волновала судьба будущего урожая.

Армия северян блокировала все гавани и порты Юга, поэтому торговые корабли не могли выйти с грузами, и весь прошлогодний урожай сгнил на пристани. И если это повторится в этом году…

Расстроившись, она попыталась отвлечься от мрачных мыслей. Разве можно думать сейчас о блокаде, среди веселья?! В это мгновенье она увидела своего брата Эмиля, который стоял у дверей, распахнутых на веранду, и расстроилась еще больше. Ее брат разговаривал с хорошенькой блондинкой, которая явно была влюблена в него. Она, конечно, была обворожительна, ее голубые глаза сияли, но Энэлайз задел за живое выбор Эмиля. И с чего это он, как и все мужчины, предпочитает эту противную блондинку Бекки Олдвэй, в то время как в него влюблена такая добрая, чудесная девушка как Полина Бовэ.

Энэлайз очень любила своего сводного брата. Когда его отец умер от желтой лихорадки, Эмиль был совсем маленьким. Вскоре его мать вышла замуж за Джона Колдуэлла, и тот заменил ему умершего отца. Когда же родилась Энэлайз, он продолжал относиться к Эмилю, как к собственному сыну.

А для Энэлайз старший брат был с детства кумиром. И сейчас она страшилась, что он женится на Бекки, которую находила страшно самодовольной и поверхностной. Энэлайз боялась, что Бекки может сделать брата несчастным, в то время как ее подруга Полина будет его боготворить и всегда заботиться о нем. Все еще недовольная, не одобряя выбор брата, Энэлайз продолжала рассматривать гостей.

И тут ее взгляд встретился со взглядом, который пристально рассматривал ее самое. Это был мужчина, стоявший на лестнице, облокотившись на белые перила. Его вид был спокойным и даже безразличным, но чувствовалось, что он напряжен как леопард, готовящийся к прыжку. Его пристальный взгляд ожег Энэлайз. Она почувствовала, как дрожь пробежала у нее по телу от этого взгляда. И хотя она не поняла, почему так с ней все произошло, но все же ей стало ясно — этот человек, с его взглядом, был опасен для нее. Похоже, что он также неукротим и безудержен, как их холеный черный жеребец Люцифер, которого когда-то приобрел отец и которого не смог объездить даже Эмиль.

Люцифер — это имя вполне подходило незнакомцу. Не зря Энэлайз сразу пришла в голову мысль о жеребце — густые черные волосы незнакомца, очень смуглая кожа и напряжение мускулов делали его похожим на этого красивого, но опасного зверя.

Энэлайз отвела свой взгляд в сторону от него и обратилась опять к своим поклонникам. Но его взгляд она все еще ощущала. Непривыкшая к такой дерзости, она смутилась и покраснела. Кто это, черт побери, и что он здесь делает?!

Она была уверена, что никогда раньше не видела его не только в своем доме, но и в Новом Орлеане. Она совершенно не представляла, кто мог пригласить его на вечер.

Оркестр заиграл следующий танец, и Энэлайз сказала насмешливым тоном:

— Ну, так что же? Неужели вы опять все сразу ринетесь приглашать меня? Я уже обещала этот вальс лейтенанту Карнеру. Смотрите, вот его имя в моей бальной карточке. А вам как не совестно думать, что моя бальная карта не заполнена?! Я что, похожа на «желтофиоль»?[4]

— Ни в коем случае! — воскликнул лейтенант Карнер и с готовностью протянул ей свою руку.

— Они все еще надеются занять мое место! Бедные люди! Не сердитесь! Мисс Энэлайз как-нибудь сжалится над вами!

Энэлайз громко расхохоталась — лейтенант всегда был так парадоксален в оценке происходящего, что даже она не всегда могла понять — серьезно он говорит или насмехается над всеми. Но танцором он блестящим все же не был, ибо не смог закружить ее в танце так, чтобы она позабыла все на свете. Танцуя, она не могла ни позабыть, ни перестать думать о том необычном темноволосом мужчине на ступеньках лестницы.

Она скользила по залу в вихре вальса и все смотрела на лестницу. На ней уже никого не было, и Энэлайз мгновенно решила про себя: а вдруг это только плод ее воображения? Она еще раз внимательно осмотрела зал и… обнаружила «плод своего воображения». На этот раз он стоял у стены и был поглощен разговором с Перри Маленсо.

Энэлайз нервно закусила верхнюю губу — так она делала по дурной привычке в те мгновения, когда очень волновалась. Она вдруг подумала, что незнакомец может быть дальний родственник Мэленкьюксов, и он пришел вместе с Перри? У Маленсо в окрестностях Батон Руж были, казалось, сотни таких дальних родственников.

Когда танец закончился, Энэлайз попросила провести ее туда, где чуть прислонившись к стене, стояла ее подруга Полина Бовэ. Рядом с ней сидела ее тетка с ястребиным носом, которая сопровождала ее на вечер. Вот Полина часто становилась «желтофиолью» и оставалась на вечерах и балах без кавалера, хотя и была приятной внешне. Девушки, порхавшие на танцевальной площадке, легко находили себе поклонников, а Полина предпочитала проводить вечера дома за чтением книг. И если бы не сегодняшнее торжество, она вряд ли пришла повидаться со своей дорогой подругой Энэлайз, так как знала, что опять станет вынужденным свидетелем ухаживания Эмиля Фурье за Бекки Олдвэй.

— Привет, Энэлайз! — натянуто улыбнулась Полина своей подруге. Она очень болезненно переживала то, что опять не имеет постоянного поклонника и не танцует. Но тем не менее она произнесла:

— Сегодня чудесный вечер!

— Да, — подхватила их разговор тетка Полины с ястребиным носом, которая как настоящий ястреб зорко следила за тем, что делается вокруг. — Но только не говори мне, что так чудесно все устроила твоя мать! — обратилась она к Энэлайз. — Я знаю Терезу дю Буа с тех пор, как она бегала еще в коротеньких юбочках, и она никогда ничего подобного не могла устроить. Предел того, что она когда-либо могла сделать, так это выбрать кусок материи на платье, чтобы покрасоваться перед всеми своей фигурой и поболтать о последних сплетнях и скандалах, — закончила она.

Полина покраснела и испуганно посмотрела на Энэлайз. Жанетт, ее тетка, была кузиной отца, старой девой и ужасным деспотом. Она была в родстве с доброй половиной аристократических креольских семейств Нового Орлеана, таких как семейство Бовэ, Борегард, Картерэ. И она решила, что имеет поэтому право высказывать обо всех и обо всем что угодно и где угодно в совершенно бестактной форме.

Полина очень часто испытывала на себе ее грубость и бывала обиженной и оскорбленной. Но мать Полины давно уже умерла, и она была в зависимости от Жанетты из-за стесненного финансового положения семьи. Это мешало Полине и в выборе поклонников.

Энэлайз весело засмеялась над замечанием старой женщины. Она сама знала о легкомысленном характере своей матери гораздо лучше, чем это знала Жанетт Паке. Отрицать слова Жанетт она никак не могла, но, ничуть не удивившись, ответила:

— Ну, кузина Жанетт, не будь так язвительна по отношению к моей матушке. — Энэлайз обратилась к ней так фамильярно, потому что та была старинным другом их семьи. — Она оказалась способной и на большее. И доказательством этого служит то, что она отловила двух богатых мужей!

Старая леди раскрыла рот и насмешливо хмыкнула, затем натянуто улыбнулась.

— Полина, — сказала Энэлайз, взяв свою подругу под локоть. — Я хочу тебя кое о чем спросить. Я только что видела очень неприятного человека и мне хотелось узнать, кто он такой. Ты ведь знаешь всех в округе.

Полина поняла, что подругу очень заинтриговал этот незнакомец. На Энэлайз это было непохоже. Она никогда прежде не интересовалась никакими мужчинами. У нее всегда было так много поклонников, что она не придавала им никакого значения, как избалованное дитя не придает значения своим многочисленным игрушкам.

— О ком ты говоришь? — прошептала Полина.

— Да о том смуглом человеке, что беседует с Перри Маленсо у дальней стены. Ты знаешь его?

Полина прищурила глаза. Годы, проведенные за чтением, сделали свое дело — она плохо видела вдаль.

— Не уверена, что знаю его, — ответила Полина. Энэлайз вздохнула. Она надеялась, что Полина, знавшая хорошо все старинные французские семьи, поможет легко установить личность незнакомца. Но Энэлайз поняла: видимо, он был приезжим и Полина не могла его знать.

— Я подумала, что он, может быть, из этих бесчисленных кузенов Перри Маленсо, — сказала Энэлайз. Полина присмотрелась к незнакомцу.

— Нет, на Маленсо он не похож. У всех Маленсо лица продолговатые, как лошадиные морды. Я не очень-то знаю всех из их клана, кто живет вокруг Батон Руж.

— И я тоже не всех знаю, — сказала Энэлайз, опять закусывая верхнюю губу.

— Но, погоди! — вдруг изумленно сказала Полина, поворачиваясь к Энэлайз. — Это ведь твой вечер! Неужели ты не знаешь, кто приглашен?!

— Не знаю. И потому спрашиваю у тебя, кто же он такой на самом деле? Я его не приглашала. Вот это точно!

— Знаешь, мне кажется, что мы скоро все с тобой узнаем, — вдруг заметила Полина. — Смотри, они направляются к нам.

У Энэлайз сжало желудок, и она едва подавила вскрик. С чего бы это она ведет себя так, как девчонка, впервые приглашенная на танец? И почему она так волнуется о человеке, который ей не понравился? Ей не пришлось долго рассуждать по этому поводу, так как двое мужчин уже были рядом с ними. Маленсо, как обычно, важно поклонился и сказал:

— Мисс Энэлайз, мисс Полина. Вы что, скрываетесь здесь от своих многочисленных поклонников?

Энэлайз улыбнулась комплименту. Одновременно она чувствовала, как глаза незнакомца пристально рассматривают всю ее фигуру. У нее перехватило дыхание.

— Мисс Энэлайз, я надеюсь, что Вы не подумаете плохо обо мне, — сказал Перри. — Я привел на вечер своего друга, который очень хочет с Вами познакомиться. Мэм, это капитан Клэй Феррис из Саванны. А теперь, не желаете ли Вы разбить ему сердце и тем самым дать ему плохое представление о нашем городе? — продолжал Перри.

— И не мечтаю об этом, — пробормотала Энэлайз, легким наклоном головы отвечая на поклон незнакомца. Дальше Энэлайз замолчала и никак не могла придумать, что еще сказать, и тут на помощь поспешила Полина. Она мягко спросила у незнакомца:

— Скажите нам, капитан Феррис, что привело Вас в Новый Орлеан?

— Да, действительно, капитан, что? — подхватила Энэлайз холодным тоном. — Полагаю, что военные действия идут гораздо севернее?! — Она полностью проигнорировала тайные знаки, что подавала Полина, потому что чувствовала, как растет у нее в душе неприязнь к этому человеку.

Ему же ее замечание и тон показались дерзкими, но не оскорбительными, чего она добивалась. Пристально посмотрев на нее, офицер армии Конфедерации обольстительно улыбнулся и произнес:

— Как опытный солдат здесь, в Новом Орлеане, я помогаю укреплять защиту наших портов. И хотя я предпочел быть вместе с теми, кто в форме защищает Саванну и Чарльстон, но, если мы потеряем наши порты, мы потеряем все. Впрочем, Вам, леди, не стоит брать в свою маленькую головку такие вещи.

Щеки Энэлайз вспыхнули румянцем, когда она услышала, каким тоном разговаривает с ней капитан. Она совсем не привыкла, что к ней обращаются так снисходительно. Порядком выведенная из себя, она все же не собиралась уступать ему.

— Почему же не стоит брать в голову? — переспросила Энэлайз у Ферриса. — Если я не буду ничего знать о тех храбрых солдатах, которые защищают наш город, то буду бояться, что они не сумеют этого сделать. И, вообще, мне кажется, что наши солдаты в Новом Орлеане совсем не нуждаются в помощи человека из Саванны, чтобы защитить город!

На этот раз Энэлайз достигла цели. Темные глаза капитана Ферриса вспыхнули огнем, но он улыбнулся и ответил:

— Вы не совсем так меня поняли. Это мне нужна их помощь в укреплении портов. Новый Орлеан — большое препятствие для янки[5].

Перри подхватил слова капитана и сказал:

— Абсолютно правильно насчет Нового Орлеана. Только у нас, в Новом Орлеане, есть торпеды[6], каких вы больше нигде не встретите.

— Да, это самое современное оружие, — произнес Феррис и попытался перевести разговор в другое русло. — Не сомневаюсь, что мы наскучили дамам слишком серьезным разговором, — заметил он.

Маленсо весело рассмеялся:

— Ну, значит, ты совершенно не знаешь наших креольских красавиц. Они все знают о военных делах и очень этим интересуются. Да и как не знать, если отец Энэлайз изобрел эти самые торпеды, — сказал Перри.

Энэлайз ненавидящим взглядом посмотрела на Перри и произнесла:

— Ну, Перри, Вы и впрямь заставите капитана думать о том, что мы, новоорлеанские девушки, похожи на этих книжных червей девушек-янки.

Перри Маленсо сконфузился, правильно поняв взгляд Энэлайз — не стоило на этом многолюдном балу и при Феррисе говорить о торпедах, которые считались секретным оружием.

— Да, капитан, — обратилась к нему Энэлайз, — мне приходится констатировать, что большая часть нашего разговора касалась блокады. Досадно, что она может помешать проведению вечеров в этом году.

Эти слова Энэлайз вернули Маленсо в мыслях к вражеской блокаде и к тем неудобствам, которые блокада принесла всем в жизнь.

— Это раздражает меня! — помпезно произнес Перри. — Я огорчен из-за этой проклятой блокады. Это — преступление, настоящее преступление, — закончил он.

— Я думаю, что блокада — одна из причин, почему южная торговля застопорилась, — сказал Феррис.

— А что, в других портах также плохо обстоят дела? — поинтересовалась Полина.

— Да, мэм, — ответил Феррис. — В Чарльстоне, Саванне, Уилмингтоне, Мобиле — везде такая же картина. Хлопок, сахарный тростник, рис, индиго — весь урожай гниет в портах, так как его невозможно вывезти, — пояснил он.

— Что случилось? — озабоченно спросил Мэленкьюкс.

— Старый Аби[7] плохо нас знает, если он думает, что сможет поставить Конфедерацию на колени, опустошив наши кошельки. Только им надо знать, что янки здесь умоются кровью, — произнес капитан и, обернувшись, посмотрел на другого офицера.

— Пожалуйста, — сказал офицер, — расскажите-ка нам, капитан как юг[8] собирается сражаться, если он не может финансировать свою армию и флот. Вы что, надеетесь на то, что Англия и Франция даст нам ружья и пушки в обмен на посмертную славу!

— Звучит слишком пессимистично, не так ли, капитан? — вмешалась в разговор Энэлайз, хотя она прекрасно понимала, о чем шла речь.

Капитан Феррис улыбнулся:

— Не столь пессимистично, как реально, — пояснил Феррис. — Мне бы хотелось заставить правительство обратить внимание на исключительную важность наших портовых городов. Победа в Вирджинии[9] всем хорошо известна. Но мы нуждаемся в сильном флоте. Мой друг Маленсо засвидетельствует Вам, что южане — настоящие бойцы и настоящие кавалеры. Они также — настоящие моряки, ведь Юг был освоен моряками так же, как и плантаторами. Нам надо много пушек, чтобы оснастить ими корабли, и мы прорвем блокаду, — сказал капитан.

— Извините меня, — вдруг перебил их разговор чей-то голос. — Мисс Энэлайз, я думаю, что это мой танец. — Энэлайз подняла глаза и увидела перед собой Ричарда Хелмса. Он застыл на месте, а Энэлайз заглянула в свою танцевальную карточку.

Ей совсем не хотелось прерывать такой интересный разговор. С мужчинами раньше она ограничивалась легким флиртом, участвовать в таких серьезных беседах ей еще не приходилось.

Капитан Феррис холодно обратился к молодому человеку, стоящему напротив Энэлайз.

— На этот раз у Вас ничего не получится, сэр, — сказал он ему. — Мисс Колдуэлл уже пообещала этот танец мне.

Хелмс уставился на капитана с раскрытым ртом, а Энэлайз застыла в удивлении, когда капитан быстро подскочил к ней, взял ее за руку и повел на площадку для танцев.

— Как Вам не стыдно? — прошипела она. — Это был танец мистера Хелмса, а Вы прекрасно знаете, что я Вам никогда не обещала никакого танца. А по сему я не буду танцевать с вами.

Но Феррис крепко держал ее в своих руках и все ближе подводил к площадке для танцев.

— Уже поздно, — произнес капитан. — Вы ничего не сможете поделать. Лучше расслабьтесь и слушайте музыку.

Голубые глаза Энэлайз, казалось, метали громы и молнии.

— Я требую, капитан Феррис, верните меня сейчас же к моим друзьям. Вы самый грубейший человек, самый самонадеянный из тех, что я когда-либо встречала. У меня абсолютно нет никакого желания танцевать с Вами. Вы даже не спросили моего разрешения.

Лицо капитана озарила счастливая улыбка.

— Как же я мог попросить Вас станцевать со мной? Вы весь вечер находитесь в окружении мужчин. Это мой первый и единственный шанс остаться наедине с Вами. И, кроме того, Вы ведь знаете, что Ваша танцевальная карта моментально была заполнена первыми, кто прибыл на этот вечер.

Энэлайз осталось только рассмеяться в ответ.

— Полагаю, что Вы правы, — произнесла она. — Но ведь Вы даже не были приглашены на вечер, — тут же съязвила Энэлайз.

Капитан Феррис искренне расхохотался.

— Но я ж уже здесь, мисс Колдуэлл! И раз уж я здесь, то не сочту за великий грех украсть у них танец с Вами!

Энэлайз не смогла не улыбнуться и сказала:

— Эх, была не была!

Он был великолепным танцором, и порой Энэлайз казалось, что она парит в воздухе. Его руки крепко сжимали ее талию, и она через одежду чувствовала жар его ладоней. Энэлайз взглянула на него и увидела, как горели его глаза и как они говорили о его чувствах к ней. Ее тело отвечало на каждое его прикосновение. Ни один мужчина прежде не производил на нее такого сильного впечатления и не заставлял ее сердце биться так учащенно. И не было в ее жизни еще такого мужчины, от которого бы так кругом шла голова! Капитан Феррис в танце все продвигался и продвигался к узким дверям, что вели на веранду, а когда музыка прекратилась, он быстро взял ее под руку и вывел на веранду. Энэлайз почти не сопротивлялась своему партнеру. Они вышли на веранду и стали у перил. Она чувствовала, как он крепко держит ее за талию.

— Обещаю, что я не оскорблю Вас, — сказал капитан, облокотясь на широкие перила веранды. — Я, действительно, очень хотел побеседовать с Вами, но это почти что было невозможно из-за многочисленных поклонников и кавалеров.

— Но ведь каждый увидит, что я исчезла, — запротестовала Энэлайз. — Это будет самый настоящий скандал.

— Даже, если мы будем стоять на расстоянии трех футов[10] друг от друга? — спросил Феррис. — Ведь это расстояние намного больше того, когда мы танцевали! — воскликнул капитан.

— Да, но об этом никто кроме нас не знает, — решительно сказала Энэлайз. Она понимала, что единственно правильным для нее решением было покинуть веранду и вернуться в зал для танцев. Матушка, наверняка, будет шокирована. Но кроме матушки найдутся и другие желающие посплетничать на эту тему!

От волнения горло Энэлайз перехватило спазмом. Энэлайз хорошо знала свою матушку и понимала, что та не будет хранить в секрете факт исчезновения своей дочери с бала. Она знала, что каждый расценит ее исчезновение, как нарушение этикета. Но что-то все-таки удерживало ее здесь, несмотря на то, что мать прочитает ей лекцию о неприличном поведении. Дело было не в матери и во мнении общества. Ей самой хотелось остаться.

— Что Вы делали до войны, капитан Феррис? — спросила она, стараясь соблюсти все формальности.

Он усмехнулся, поняв, что она уступила и останется с ним. А Энэлайз про себя отметила, что в его улыбке было что-то дьявольское.

— До войны я был плантатором, — ответил капитан Феррис. — Земли прибрежной Джорджии похожи на эти земли, хотя мы выращиваем рис и больше индиго[11], чем сахарный тростник, — сказал он и прислонился к одной из колонн веранды, продолжая смотреть на нее.

Энэлайз опустила глаза и уставилась взглядом на свои руки.

— Правда, капитан?! — наигранно удивилась она, стараясь скрыть свое смущение. — Я чувствую себя так, будто бы я была одним из растений у Вас на плантации, а Вы все следили за мной, поджидая, пока я подрасту. Я никак не могу понять, что интересного Вы нашли в моем лице? — спросила она.

Он усмехнулся и сказал просто:

— Так уж и не можешь понять. Сомневаюсь, что ты так смутилась под взглядом мужчины.

— Конечно же нет! — ответила она резко. — Но с Вашей стороны это звучит не очень-то вежливо.

— Боюсь, что у меня никогда не было хороших манер. Вы очень красивая женщина, и мне просто нравится смотреть на Вас. Что, сказано слишком откровенно для Вашей женской добродетели?

Энэлайз взглянула на него, высоко подняв брови.

— Сэр! Я думаю, что мифы о так называемой «женской добродетели» и другие всевозможные мифы больше придуманы вами, мужчинами, для нас — женщин.

Он засмеялся:

— Вы и вправду так думаете? — смеясь, спросил он. В голосе его звучало удивление.

— Действительно, думаю так! — подтвердила Энэлайз. — Практически все джентльмены содержат любовниц-квартеронок[12], тщательно скрывая это обстоятельство от семьи. Но леди, даже если знают, не должны говорить об этом, а тем более требовать, чтобы это прекратилось. Это считается неприличным для леди. Вот, сэр, высшее лицемерие в своде правил поведения, придуманных мужчинами для нас, женщин.

Капитан какое-то время пристально всматривался в свою собеседницу, и под этим взглядом Энэлайз вдруг поняла, что все произнесенное ею было сказано в порыве ярости, гнева.

Она почувствовала себя совсем скверно. Неужели то, что она сказала ему, шокировало его? Ведь то, что она ему тут наговорила, не обсуждается даже между мужем и женой, а тем более между молодой девушкой и совершенно незнакомым человеком!

Но тут чарующая улыбка озарила уста капитана, и Энэлайз увидела, что его глаза загорелись от восхищения.

— Моя дорогая, мисс Колдуэлл, — протяжно произнес он. — Мне все всегда говорили, что я вызывающе резок в общении, но думаю, что в этом отношении я должен отдать пальму первенства Вам.

Энэлайз вспыхнула от смущения. Она действительно устроила спектакль для этого мужчины из Саванны. Немного запинаясь от волнения, она начала:

— Прошу извинения! Только богу, должно быть, известно, что Вы подумали обо мне. Боюсь, что мой язычок опять меня подвел. Теперь, я думаю, что мне по-настоящему настало время уходить, — сказала она и повернулась, чтобы убежать, но он, опередив, удержал ее рукой за талию.

Энэлайз сделала усилие, чтобы вырваться, но его руки держали ее железной хваткой, и у нее не осталось ни малейшего шанса спастись бегством.

— Нет, обождите, мисс Колдуэлл, — сказал капитан. — Вы еще не выслушали меня, прежде чем убежать. Я не шокирован Вашей откровенностью, совсем наоборот, хотя и нахожу такие речи необычными для молодой девушки. И я совершенно согласен с тем, о чем Вы говорили. Правда, мне еще не приходилось встречать женщину, которая проявила бы столько здравого смысла. Как правило, для женщин характерны неумение слушать и умение вести бессмысленную болтовню, а также полная неспособность правильно оценивать ситуацию.

Тут он сделал паузу, а когда заговорил снова, его тон изменился, и голос был полон горечи.

— Мне всегда встречались такие женщины. Уверяю Вас, несмотря на разговоры о своей добродетели, они отнюдь не были святыми. И почему это мужчины всегда ищут в жены «святую» женщину?! Это выше всякого понимания! Мне бы хотелось, чтобы моя женщина понимала меня, — сказал он. Его рука уже не держала ее талию, но Энэлайз продолжала стоять, даже не пытаясь убежать.

В его глазах она увидела и страдание. Сердце Энэлайз учащенно билось. Он даже не представлял себе, как подействовали на нее его слова! Никогда раньше она представить себе не могла, что с мужчинами можно обсуждать такие темы!

Какой бы другой мужчина осмелился с ней говорить о таких неприличных для разговора с леди вещах! Правда, иногда нечто подобное, жалуясь, могла произнести ее мать.

Наконец, ее собеседник прервал молчание.

— Мне кажется, что я сейчас шокировал Вас больше, нежели Вы меня. Давайте-ка заключим джентльменское соглашение между нами, а?

— Что Вы предлагаете? — переспросила Энэлайз нерешительным голосом.

Он засмеялся.

— Ничего неприличного я не предлагаю! Не бойтесь за Вашу честь, уверяю Вас! Я просто прошу Вашего разрешения зайти к Вам…

Энэлайз нерешительно ответила:

— Я… Я, право, не знаю. Я едва знаю Вас, да к тому же матушка может и не разрешить.

— Почему? Я вам не нравлюсь, мисс Колдуэлл? — вдруг спросил капитан Феррис.

У Энэлайз в горле словно ком застрял. Она действительно отдавала себе отчет в том, что он ей сразу же не понравился, хотя был и высок и хорош собою.

Да, ей не понравились резкость его речей и манер, его самонадеянность. С ним было трудно разговаривать и его было трудно понять. Она, конечно, не могла сказать, что он совсем ее не интересует, но… но она боялась увидеться с ним снова.

С ним она испытывала сильное душевное напряжение, она не могла себе представить, что с ним можно легко флиртовать или целоваться.

И еще…. еще он приводил ее в ужас.

— Нет, я не могу сказать, что Вы не нравитесь мне, — ответила она каким-то странным голосом.

— А тогда в чем же дело? — переспросил он. Она просто отрицательно покачала головой. Он отошел от перил, и, прежде чем она поняла, что он собирается сделать, приблизился к ней настолько, что она через форму ощутила, как дышит его грудь. Схватив ее за плечи и сильно притянув к себе, он нежно ее поцеловал!

Энэлайз застыла от изумления! Она была совершенно потрясена! Ни один мужчина не целовал ее без разрешения! И никто из тех, кто получил разрешение на поцелуй, не целовал ее так страстно. Его губы она не могла ни с чем сравнить. Они были горячи и напористы. И еще, еще — это был французский поцелуй — его язык проник в ее рот и, казалось, исследовал каждую частичку ее рта. Его руки крепко обнимали ее.