Фобии – весьма специфические примеры того, как внешний стимул запускает внутренние процессы, вызывающие в итоге нежелаемые переживания. Например, женщина может посмотреть вниз с высоты, почувствовать себя падающей и быть охваченной ужасом. Ее пугает не просто смотрение вниз, но и чувство падения, которое смотрение вниз вызывает.
      Ко мне пришла женщина, жалующаяся на фобическую реакцию на половое сношение в обычной классической позе (случилось так, что именно ее предпочитал муж). Как только он ложился на нее, у нее возникала вспышка паники, она начинала кричать и бить его. Никакая степень сознательного желания с ее стороны не могла изменить эту последовательность событий. Возможные причины такой реакции были вне ее сознания, так же как и внутренние процессы, возникавшие в проблемном контексте. Как только она чувствовала вес на груди и животе, все исчезало, и затем она обнаруживала, что сбросила мужа, а сама вспотела и тяжело дышит от напряжения и страха. Применяя метод возвращения во времени мы выяснили, что ее старшие братья однажды прижали се к полу, сели на нее и зажали ей рот подушкой, чтобы не было слышно криков. Это было для нес борьбой не на жизнь, а на смерть. Эта детская сцена была давно забыта, но много позже в сексуальном контексте она снова переживала ощущение тяжелого веса на ее теле. Когда это произошло, это запустило бессознательные процессы, которые были связаны с ощущением тяжести в той сцене, где она боролась за свою жизнь.
      Фобии вызывается не только внешними переживаниями, они могут возникнуть из-за внутренне порождаемых образов, звуков или чувств, или ощущений. Для человека с фобией змей подумать о прикосновении к змее вызовет реакцию, во многом похожую на ту, какая была бы на контакт с реальной змеей. Люди могут вызвать внутри себя, при весьма малом подтвержедении от внешнего опыта, эмоциональные состояния, которых они могут хотеть или, наоборот которые нежелательны. Важно знать как они вызывают такого рода реакции в самих себе. Точно так же знание о том, как поведение одного из членов пары вызывает определенные реакции у его партнера важно для понимания того, как возникает их общий опыт.
      Мета-модель (Приложение 1) содержит лингвистический метод собирания информации относительно вербально выраженного стимул-реактивного или причинно-следственного поведения клиента. Вот как это описано в «Структуре магии»: "Причина и следствие. Этот класс семантически неверно сформированных Поверхностных Структур включает веру говорящего, что один человек (или ряд обстоятельств) может совершить некоторое действие, что с необходимостью вызывает в другом человеке переживание определенной эмоции или внутреннего состояния. В обычном случае, человек, переживающий эту эмоцию или внутреннее состояние, представляется не имеющим никакого выбора в своей реакции, кроме данного реагирования. Например, клиент говорит: «Моя жена заставляет меня сердиться (чувствовать себя сердитым)» Заметьте, что это Поверхностная Структура представляет смутный образ, в котором один человек (обозначенный как «Моя жена») выполняет некоторое действие (необозначенное), которое с необходимостью вызывает в другом человеке (обозначенном как «меня») переживания определенной эмоции («гнева»). Неверно сформированные Поверхностные Структуры, являющиеся членами этого класса, могут принимать одну из двух общих форм:
      (А) 
      Х 
      глагол (причина) 
      Y 
      глагол (переживание)
      Прилагательное (некая эмоция или внутреннее состояние)
      где Х и Y – существительные, имеющие различные референциальные индексы, то есть относящиеся к разным людям. Представленная выше Поверхностная Структура принадлежит к этой форме.
      Другая форма, которая часто встречается, – это лежащая за предыдущей Поверхностная Структура, следующего вида: «… ваш смех (перев.: буквально „то, что вы смеетесь“, отглагольная форма) отвлекает меня». Общая форма такова:
      (В) 
      Х 
      глагол (причиняет)
      глагол 
      Y 
      где Х и У также относятся к разным людям. Можно применять эту форму к приведенному примеру:
      Ваш (Вы) 
      смех (смеетесь)
      отвлекает
      меня
      Полезно сомневаться в утверждениях причины-следствия. Однако важно заметить, что существование стимул-реактивных (причинно-следственных) феноменов не отрицается лингвистическими усомнениями. Кроме того, неправильное формирование фразы возникает тогда, когда человек полагает, что у него есть только одна возможность реакции на данный стимул (причину). Именно здесь происходит искажение (не в том, что поведение жены определенным образом действует на мужа, а в том, что он обязательно будет реагировать гневом).
      Хотя клиенты приходят с самого различного рода проблемами, беспокойствами, жалобами, надеждами и мечтами, эффективный терапевт изменяет один и тот же аспект каждого их них. То есть, эффективный терапевт не меняет стимулы, которые мир предъявляет клиенту, он меняет то, как клиент реагирует на стимулы. Даже если терапевт поможет клиенту сменить работу, место жительства, супруга или школу, если клиент не будет реагировать на новую среду более полезным образом, паттерны, которые привели его на терапию, повторятся. Это особенно очевидно в области сексуальных дисфункций, где часто изменение сексуальных партнеров не меняет паттернов сексуального поведения.
      Проблемы, которые приносят клиенты – примеры того, как они реагируют на стимулы окружающего. То, что они пришли на терапию, свидетельствует, что они хотели бы иметь другие реакции или переживания по меньшей мере по отношению к некоторым аспектам этих стимулов. Часто новая реакция на старый стимул может произвести столь глубокое изменение, что все жизненные переживания клиентов в значительной степени улучшаются. Многим может показаться, что принятие представлений о причине и следствии или стимуле и реакции – это поражение в самом начале. Действительно, мы должны реагировать на стимулы, и эта реакция обычно происходит на бессознательном уровне. Кроме того, реакция часто предопределена тем, что происходило в нашем раннем развитии, когда мы не обладали способностями подвергать это мнению. На поверхности все это делает нас беспомощными. Действительно, эти идеи заставляли гуманистических психологов противопоставлять себя бихевиористам Это похоже на крыс в лабиринте.
      Однако я вижу два принципиальных отличия: (1) мы можем изменить свою реакцию на большинство стимулов (2) мы можем обрести выбор из нескольких реакций на определенный стимул, и затем выбрать наиболее подходящий для достижения желаемых результатов в определенном контексте. Большая часть человеческого поведения, с которым мы имеем дело в терапевтическом контексте, – это приобретенное в научении поведение. В нашей культуре обмен рукопожатия – пример приобретенного поведения, которое затем происходит на бессознательном уровне. Если же последовательность поведения, ведущего к выполнению и завершению рукопожатия, будет прервана, вовлеченный в это человек может войти в весьма измененное состояние. (См. МилторЭриксон, Собр. соч., т. IV, стр. 437-438: «Самоисследование в трансе, следующем за индукцией посредством удивления во время рукопожатия»). Попробуйте это сами: когда кто-то протянет руку для рукопожатия, попробуйте не реагировать. Без сомнения, вам это покажется трудным. Подойти к звонящему телефону – другая приобретенная реакция, которую трудно преодолеть. Заметьте, как сознательный ум проводит различие относительно того, ваш ли это телефон. Если вы в гостях и т.п., то стимул-реактивный паттерн часто прерывается.
      Процесс понимания языка – также феномен приобретенного стимул-реактивного поведения. Слова не имеют значения сами в себе и для себя, и совершенно незнакомый язык не передает нам значений. Язык состоит из специфических звуков, организованных в последовательности со специфическими интонационными паттерными. Эти определенные последовательности звуков и интонационные паттерны становятся значимыми, когда они ассоциируются с определенным чувственным опытом. Маленький ребенок сталкивается с феноменом собаки, и когда он видит и слышит ее, дотрагивается до нее, чувствует ее запах, ему также предъявляют звуки, составляющие слово «собака»' Этот процесс повторяется вновь и вновь, и два взаимосвязанных момента становятся связанными настолько глубоко, что становится практически невозможным сказать «собака» и не подумать при этом о собаке. Так что мы вполне искренне можем выступить с предложением: «Я дам тебе горшок золота на конце радуге, если ты не будешь думать о большой белой утке».
      Точно так же ребенок научается связывать последовательность звуков с отсутствием определенного чувственного опыта – «спокойный», например. Такие слова как «комфорт», «любопытство», «интерес», «печальный», «счастливый» становятся связанными с определенными внутренними состояниями. Это происходит во многом аналогично тому, как звонок ассоциировался с пищей для павловских собак. Звонок становился представителем стимула, пищи, настолько эффективно, чтобы вызвать реакцию слюнотечения, вызываемого пищей. Поскольку язык обладает значением только по ассоциации с чувственным опытом, процесс понимания имеет место, когда специфические последовательности звуков запускают внутренние представления определенного аспекта или аспектов ассоциированного со словом чувственного опыта.
      Точно так же ребенком вы научились ассоциировать определенные аспекты поведения в вашей семье со значениями, и научились реагировать соответствующим образом. Тон голоса матери, выражение лица отца, то, как была закрыта дверь, – все это стало влиять на ваше последующее поведение. Можете ли вы вспомнить, как выглядела ваша мать, и как это звучало" когда она сердилась? Когда она была испугана? Когда она была горда? Когда вы вспоминали, заметили ли вы, как меняются ваши собственные переживания? Можно научиться не реагировать на стимулы среды. Мы называем такое поведение патологическим, – кататонией, аутизмом и пр., и действительно это необычно – не проявлять внешних свидетельств реагирования на мир вокруг нас. Даже в наиболее тяжелых случаях кататонии и аутизма было показано, что это состояние может быть изменено, если найдены подходящие стимулы. Иными словами, существуют определенные стимулы, определенное поведение со стороны врачей или психотерапевтов, которое может вызвать реакцию, хотя нахождение таких форм поведения может стоить больших творческих усилий или по видимости не вполне соответствовать моральным нормам (см. Френк Фаррелли и Дж. Брандсма: «Провокативная терапия»).
      Я полагаю, что верно, что реакция, выбранная индивиуумом на определенный стимул – лучшая из ему доступных, по меньшей мере при первом появлении. Бэндлер и Гриндер пишут по этому поводу в «Структуре магии»: "Из нашего опыта следует, что когда люди приходят к нам на терапию, обычно они приходят с болью, чувствуя себя парализованными, не видят возможности выбора или свободы действия в своей жизни. Мы обнаружили, что не мир слишком ограничен или в нем нет выбора, но что эти люди блокируют себя от видения этих возможностей и выборов открытых им, поскольку таковых нет в их моделях своего мира.
      Почти каждый человек в нашей культуре в своем жизненном цикле переживает периоды изменения и перехода с которыми необходимо справиться. Различные формы психотерапии создали различные понятия для этих переходных точек. Важно, что одни люди могут пройти эти периоды изменения довольно легко, переживая эти периоды как время интенсивной энергии и творчества. Другие же, сталкиваясь с подобными же обстоятельствами, переживают их как время ужаса и боли – и эти периоды продлеваются, если первичной заботой становится просто выживание. Разница между этими группами людей видится нам прежде всего в том, что люди, которые справляются эффективно и творчески со стрессовыми ситуациями – это люди, которые обладают богатым представлением или моделью своей ситуации, такой, в которой они находят широкий спектр возможностей в выборе своих действий. Другие же люди воспринимают себя как имеющих мало выбора, и возможности, которые им видятся, непривлекательны для них – игра «природного неудачника». Вопрос для нас стоит так: каким образом разные люди, сталкиваясь с одним и тем же миром, могут переживать его столь по-разному? Как мы понимаем, это различие следует прежде всего из различия в богатстве их моделей. Так мы приходим к этому вопросу: как возможно, что люди поддерживают обедненные модели, которые причиняют им несчастья, перед лицом многоценного, богатого и сложного мира?
      В понимании того, почему некоторые люди продолжают причинять себе боль и страдания, важно иметь в виду. что они не плохи, они не сумасшедшие и не больные. Они фактически делают лучшие выборы… доступные им в рамках их особой модели. Иными словами, поведение людей, каким бы странными оно первоначально ни казалось, имеет смысл, когда оно рассматривается в контексте выборов, порождаемых моделью человека. Трудность состоит не в том, что они делают плохой выбор, а в том, что у них нет достаточного выбора…" Человек может добавить новую, более полезную возможность реагирования почти на всякий стимул. Фактически люди могут научиться любому количеству реакций на данные стимулы и в результате иметь возможность выбирать из них наиболее подходящие. Именно это происходит, когда люди растут и изменяются эмоционально, обогащая межличностный аспект своей жизни.
      Очень часто ригидные паттерны реакций являются результатом раннего научения. Определенные стимулы отсылают нас обратно к детству, где наши взрослые ресурсы становятся недостижимыми. Я часто использую такой пример для демонстрации этого на семинарах. В детстве большинство из нас научились реагировать разной степенью страха на резкий, громкий голос, суровое лицо и направленный палец. Большинство из нас научились тому, что такая картина означает угрозу физического наказания и, в конце концов, является выражением гнева. Когда мы были детьми, эмоциональное и физическое благополучие могло быть под угрозой, или во всяком случае мы могли так думать. Некоторые, даже очень компетентные взрослые реагируют на подобное конгруентное выражение прежним страхом. И даже если они знают, что подобное выражение используется лишь для целей демонстрации, реакции по-прежнему возникает, будучи порождаемой не бессознательном уровне.
      Таким образом, стимул Х вызывает реакцию Y
      И каждый раз, когда появляется X, оно запускает Y.
      Графически: Х -» Y.
      Этот общий поведенческий паттерн показывает, как специфические стимулы могут вызвать состояние, в котором выбор очень ограничен. Редко громкий словесный окрик действительно должен вызвать страх у взрослого. Скорее, ряд иных реакций может быть более полезным: прислушаться к тому, что было сказано, оставаться спокойным, крикнуть что-то в ответ, засвистеть, и т.д. Я представлю далее множество методов достижения процесса переучивания, который ведет к тому, что стимул становится точкой выбора, а не ведет к автоматической реакции:
      Стимул Х вызывает возможности реакций А, В, С, D, Y, Z.
      Пример из области сексуальных дисфункций может пояснить это.
      Двадцатидвухлетняя Мери пришла на терапию, потому что она не могла – хотя и решилась на это – иметь сексуальные отношения со своим избранником. Было выяснено, что причина дисфункции возникла, когда ей было чуть больше десяти лет. Ее дядя сексуально совратил ее. Самого по себе этого не было достаточно для того, чтобы вызвать сексуальную дисфункцию, но страх, боль и вина, которые Мери пережила в этом эпизоде, оказались связанными с видом эрекции пениса. Когда Мери видела эрекцию пениса, она реагировала чувствами страха и отвращения. Они с женихом попытались преодолеть эту реакцию, начиная сексуальные отношения в полной темноте. Однако когда Мери почувствовала эрегированный пенис, это внутренне вызвало в ней визуальной образ его, и тут же запустило нежеланную реакцию.
      В этом нет ничего необычного. У большинстве из нас наличные стимулы вызывают воспоминания. Запах духов первого возлюбленного, или звуки музыки, которая тогда звучала, могут наполнить нас воспоминаниями и конгруентными этим воспоминаниям переживаниями. Как многие другие человеческие процессы, этот может усилить наши переживания в некоторых случаях. Однако в других он может жестоко обеднить их.
      Что касается Мери, переживания, вызванные визуальным образом эрегированного пениса, были вполне уместны относительного того опыта, когда ей было тринадцать лет. Но они не уместны в отношении к сексуальному опыту с женихом; однако она не могла сознательно управлять ими. Точно так же реакция страха и испуга на громкий крик и указывающий палец также пример возникновения чувств, которые принадлежат прошлому, и которые не обязательно уместны в настоящем. Хотя страх может быть полезным предупреждением в случае опасности, он также может быть реакцией, ограничивающей способность человека эффективно действовать, когда он вызывается без необходимости или неуместно. Ситуация, которая может испугать ребенка (часто не без основания), не обязательно должна беспокоить также и взрослого, который в идеале приобрел новые ресурсы обращения с миром, те, которых у ребенка не только не было, но он мог даже не знать об их существовании.
      Успешное вмешательство в таких случаях требует прерывания паттерна, в котором Х запускает Y, и превращения Х в точку выбора, где клиент может выбирать более удовлетворительную реакцию (на бессознательном уровне). Должны быть созданы новые возможности реагирования, из которых клиент мог бы выбирать. Эти новые возможности должны, разумеется, активироваться стимул-реактивным образом, так же автоматически, как Y. Старая реакция сохраняется как одна из возможностей. Поскольку она основана на основательном прежнем научении, возможно, что эта реакция может быть полезной в какой-нибудь ситуации в будущем. Я полагаю, что всякая реакция может быть полезной в определенное время и в определенном контексте. Когда новая приобретенная реакция интегрируется в поведение клиента, необходимость в терапевтическом вмешательстве прекращается. В случае Мери я прибегла к технике, называемой визуально-кинестетическая диссоциация. В результате Мери смогла поддерживать чувства, конгруентые переживаниям и ситуации в настоящем, чувствуя себя спокойно и уверенно, вспоминая живо свой прошлый опыт. Чувства, которые были связаны с тем опытом, были отделены от того, что она могла по-прежнему визуализировать воспоминания. Для Мери страх и отвращение были отделены от ее нынешнего опыта и стали частью вспоминаемой картины. Следовательно, она смогла переживать другие чувства, более подходящие опыту в настоящем. Реакция Мери на пенис была таким образом открыта к новым возможностям. Жених Мери – нежный, любящий мужчина, – получил инструкции, как создать позитивные ассоциации для Мери в естественно возникающих сексуальных стимулах. И это прекрасно удалось.
      Вот что пишут Мастере и Джонсон относительно феномена интенсивного переживания, влияющего на последующий подобный опыт: «Часто одно определенное событие, один специфический травматический эпизод оказывается достаточным для того, чтобы ограничить способность, желание, интерес мужчины к тому, чтобы эякулировать интравагинально. Бывает, что мужчина теряет эякуляционную способность вследствие физического травматического эпизода, но часто травма является чисто психологической… Интересно отметить, что хотя очевидно и существуют случаи, когда первичная импотенция предопределена предыдущим влиянием окружающего, часто имеют место психосексуальные эпизоды, когда травма прямо ассоциируется с первым опытом коитуса, создающим негативный психосоциальный паттерн, влияющий на сексуальную дисфункцию и даже на жизненный стиль травмированного мужчины». (Мастерс и Джонсон, однако, не предлагают специфических техник для работы с такими случаями). Таким образом, когда определенные стимулы запускают нежелательную реакцию, вам нужно определить этот процесс и прервать его таким образом, чтобы возникла новая, более полезная реакция, или выбор из нескольких реакций.

      В своей книге Мастерс и Джонсон приводят детальные клинические описания последовательностей и взаимосвязей физиологических реакций, включенных в сексуальное функционирование. Как вы уже смогли обнаружить, роль, которую играют внутренние процессы в сексуальном функционировании и личностных отношениях в паре, является основной темой этой книги. Сексуальное функционирование – это последовательность естественно возникающих взаимосвязанных стимул-реактивных паттернов, включающих физиологические реакции и внутренние процессы. Сексуальные дисфункции возникают, когда определенные естественные стимулы вызывают у одного из паттернов реакцию, которая неконгруентна, или противоположна естественной последовательности. Однако нынешнее состояние клиента каким-то образом мешает протеканию естественной последовательности стимулов-реакций. Почти во всех случаях желаемое состояние в сексуальном функционировании – это удовлетворяющие физические переживания, которые также эмоционально наполнены. Ваша задача как терапевта – убрать блок из нынешнего состояния, чтобы желаемое состояние могло возникнуть.
      Организация внутренних процессов, внешнего поведения и физиологических реакций, которая переживается как проблема – это структура нынешнего состояния. Нужна способность осуществлять тонкие и сложные различия человеческого поведения, чтобы определить, каковы отношения между внутренними процессами, фрагмент тами внешнего поведения и физиологическими реакциями. Вы не имеете возможности прямо наблюдать контекст. в котором проявляется сексуальная дисфункция. Следовательно, вы ограничены тем, что можно понять из описания проблемного состояния, которое дает вам клиент, обращая внимание на наблюдаемое поведение и языковые стереотипы. Вам нужно знать не только, в чем состоит проблема; вам нужно знать, как она структурирована.
      Собирание информации должно быть направлено на обнаружение того, как внешние стимулы взаимодействуют со внутренними процессами, создавая нежелательные переживания для индивидуума или пары. Кроме определения ведущей и репрезентативной систем клиентов и получения полного вербального описания, вы можете также отметить последовательность реакций, включенных в нынешнее состояние. Используя свои глаза, уши, а иногда и тактильное чувство, вы можете понять, какие выражения клиента связаны с событиями в нынешнем состоянии. Это включает тон голоса, позы тела, ключи доступа, мышечные паттерны лица и тела, и всяческие характерные слова.
      Чтобы избежать «чтения в уме» своих клиентов и связанного с этим риска проецирования себя, важно описывать эти выражения в терминах, основанных на чувственном восприятии, а не интерпретировать их. Описание вроде «его руки вцепились в подлокотники кресла, суставы пальцев побелели, мышцы лица напряглись, дыхание остановилось, зрачки расширились», – это описание в терминах, основанных на чувственном восприятии. Сказать «он был испуган» – это интерпретация, то есть выражение того, что эти аспекты поведения могли бы значить для вас или для кого-нибудь еще. Хотя это может казаться утомительным различием, оно оказывается решающим для различения тонкостей поведения, которые исчезают, когда категории поведения получают простые наименования. Не будет описанием в чувственных терминах характеристика голоса как «воодушевленного». Описанием в чувственных терминах будет сказать, что ее голос «зазвучал выше, темп стал более быстрым, появилось больше различий в интонационных паттернах». Это различия, доступные нашим чувствам. Привязывания к ним словечек вроде «воодушевленный» оставляет открытой дорогу произвольным интерпретациям.
      Я не предлагаю, чтобы вы ограничивали себя только таким способом восприятия или словесного описания. Я рекомендую пользоваться всеми чувственными различиями, которые вам доступны, в особенности в терапевтическом контексте. Часто изменения тона голоса или покачиние ногой – важное сообщение. Однажды я консультировала пару, которая решала, оставаться им вместе или разойтись. Каждый раз, когда называлась эта тема, мужчина начинал качать левой ногой. Я восприняла это как сообщение и рeшилa попробовать выяснить его значение.
      Я начала рассказывать истории о том, как оказывалась в местах, из которых невозможно выбраться, когда вы этого хотите: в застрявшем лифте, автобусе с испортившейся дверью и пр. Каждый раз во время такой истории нога мужчины интенсивно дергалась. Его поведение дало мне важную информацию относительно его переживаний – информацию, которую он не был способен выразить словами.
      Внимание к тому, что вербально и невербально выражает ваш клиент, даст вам возможность выяснить последовательность внешнего поведения и внутренних процессов, которые составляют нынешнее состояние. Вы начнете предпринимать первые шаги в определении того, какая последовательность внутренне или внешне порождаемых переживаний делает проблему возможной. Когда вы соберете достаточно информации, чтобы полагать, что вы знаете, каково нынешнее состояние, полезно попробовать вызвать его, чтобы проверить свои заключения. Если мы вернемся к примеру Мери, для нее внешним стимулом был вид или ощущение эрегированного пениса, который вызывал внутренний процесс визуального представления дяди, что в сознании представлялось как чувствование ужаса, вызывая нежелательное поведение – мышечное сжатие:
      – внешний стимул (вид и ощущение пениса) вызывает внутренний процесс (визуальное представление дяди),
      – затем внутренний процесс (образ дяди) вызывает осознаваемую эмоцию (страх),
      – затем сознаваемая эмоция (страх) вызывает внешнее поведение (мышечное напряжение).
      Поскольку невозможно было демонстрировать Мери эрегированный пенис, я вызвала эту последовательность, предложив си вспомнить, когда в последний раз она видела пенис. Когда она осуществила визуализацию, она сразу проявила те же формы выражения, которые проявлялись ранее, когда она описывала, что происходило, если она чувствовала направленное на нее сексуальное стремление. Она прошла через ту же последовательность ключей доступа, тона голоса, изменений темпа речи, изменений в дыхании, в цвете и мышечных паттернах лица и тела (сжимающиеся тесно сдвинутые бедра, руки прижаты к телу). Эти изменения в выражении могли бы показаться незначительными для нетренированного наблюдателя, и по большей части были вне сознательного восприятия самой Мери. Последовательность стимул-реактивного поведения подтвердила мое понимание структуры ее нынешнего состояния.
      Мери могла до некоторой степени вновь пережить свои прошлые сексуальные переживания, описывая их вербально. (Важно помнить, что слова привязаны к опыту, так же как и воспоминания, и люди действительно переживают многое из того, о чем они говорят, в то время как говорят). Это было очевидно по изменениям в дыхании, цвете лица, мышечных напряжениях, тоне голоса и пр. Примерам того, как это работает, может служить следующее. Попробуйте на несколько мгновений вспомнить, как вы в последний раз рассказывали кому-нибудь о переживании, когда вы были очень сердиты. Или, еще лучше, вспомните о такой ситуации прямо сейчас. Некоторые из тех чувств возвращаются по мере того, как вы делаете это, и внимательный наблюдатель может отметить изменения в дыхании, форме губ, цвете и напряжении лица, высоте голоса и темпе речи, сопровождающие эти чувства.
      Тренированный наблюдатель может чувственно различать тонкие невербальные аспекты поведения, извлекая из них полезную информацию. Это делается не посредством приписывания им каких-то наименований, а внимательным отношением к тому, как детали связаны с процессом в целом: когда это происходит? что произошло непосредственно перед тем, как вздрогнула нижняя губа, и сразу после этого? какой смысл может иметь эта деталь поведения в общем контексте проблемы?
      Таким образом вы собираете информацию о нынешнем состоянии, используя чувственный опыт и мета-модель, чтобы получить ответы на следующие вопросы:
      – Какой внешний стимул вызывает нежелательное переживание?