- Надо полагать, так и было.
      Лэниган усмехнулся.
      - Есть ещё одна версия, рабби, и мы обязаны рассмотреть её, поскольку она увязывается с известными нам обстоятельствами дела.
      - Кажется, я догадываюсь, о чем вы. Когда Стенли сообщил мне о прибытии книг, я воспользовался этим как предлогом, чтобы уйти из дома, потому что хотел встретиться с той девушкой. Я крутил с ней любовь, а местом свиданий был мой кабинет. Я ждал, а она все не приходила. Наконец мне это надоело, я ушел, захлопнув за собой дверь кабинета, но тут как раз появилась девушка. Мы сели в мою машину, девушка сообщила мне о своей беременности, потребовала, чтобы я развелся с Мириам и женился на ней. Тогда у её ребенка будет имя. Я задушил её и оттащил тело на траву за стеной, а потом как ни в чем не бывало пошел домой.
      - Конечно, это звучит глупо, рабби, но такое возможно с точки зрения привязки к месту и времени. Кабы меня попросили произвести арест на основании этих улик, вероятность ошибки была бы миллион к одному. Тем не менее, если вы собираетесь отправиться в дальнюю поездку, рабби, я считаю своим долгом посоветовать вам отложить её.
      - Понимаю, - ответил раввин.
      Лэниган открыл дверь, но остановился на пороге.
      - Да, вот ещё что, рабби. Патрульный Норман не помнит, чтобы встречал вас или ещё кого-нибудь той ночью, - сказал он и усмехнулся, увидев растерянную мину на лице раввина.
      15
      Фотография Элспет Блич появилась в субботних газетах, и уже к шести часам вечера Хью Лэниган получил первые отклики. Нельзя сказать, что это его очень удивило. Девушка ушла от Серафино в середине дня, и её, конечно же, видело немало людей. Некоторые позвонили сразу же, другие ещё раздумывали, стоит ли связываться с полицией.
      Первым позвонил врач из Линна, который видел девушку в четверг днем. Она назвалась Элизабет Браун, оставила адрес и номер телефона. Улица была та, на которой жили Серафино, но цифры в номере дома оказались переставленными. Что до телефонного номера, то он принадлежал Хоскинсам.
      По словам врача, он осмотрел девушку и убедился, что она совершенно здорова, да ещё носит под сердцем дитя. Она нервничала и была подавлена, но не больше, чем некоторые другие пациентки в сходном положении. Многие женщины радуются беременности, но даже среди замужних немало таких, которых эта новость повергает в расстройство.
      Не обмолвилась ли она о том, как намерена провести остаток дня и вечер? Нет, не обмолвилась. Возможно, она беседовала с медсестрой в приемной, но та уже ушла. Если это необходимо, врач был готов связаться с ней. Лэниган поблагодарил врача за помощь, сказал, что необходимость есть, и тот пообещал разыскать медсестру.
      Она позвонила почти сразу же, поскольку тоже видела фотографию в газете. Нет, в четверг она не заметила в поведении девушки ничего необычного. Нет, девушка не говорила о планах на вечер. Ах, да, перед уходом она спросила, откуда можно позвонить. Сестра предложила ей воспользоваться телефоном в приемной, но девушка предпочла автомат, с которого можно звонить, не опасаясь посторонних ушей.
      Засим последовала длинная серия звонков от людей, которые были уверены, что видели Элспет Блич или в линнских магазинах, куда она могла заходить, или в близлежащих городках, что было гораздо менее вероятно. Работник бензоколонки сообщил, что видел Элспет на заднем сиденье мотоцикла, водитель которого остановился, чтобы спросить дорогу. Позвонил даже смотритель парка увеселений из Нью-Гэмпшира, утверждавший, что эта самая девушка в три часа пополудни приходила к нему и интересовалась, нет ли для неё какой работы.
      Лэниган просидел за столом до семи вечера, после чего отправился домой обедать, строго-настрого наказав сотрудникам немедленно сообщать ему обо всех звонках, касающихся Элспет Блич. К счастью, таковых не было, и Лэнигану удалось спокойно поесть. Но тотчас после трапезы раздался звонок в дверь. Открыв, Лэниган увидел миссис Агнес Грешем, владелицу ресторана "Прибой".
      Миссис Грешем была миловидной женщиной шестидесяти лет, с ухоженными белоснежными волосами. Держалась она с величайшим достоинством, как и пристало одной из самых видных деловых женщин города.
      - Я позвонила в участок, и мне сказали, что вы уже дома, Хью, произнесла она с едва заметным укором.
      - Входите, Агги. Не угодно ли чашечку кофе?
      - Я по делу, - отрезала миссис Грешем.
      - Ни один закон не запрещает совмещать приятное с полезным. Может быть, налить вам выпить?
      На сей раз гостья отказалась более вежливо и уселась в предложенное хозяином кресло.
      - Итак, Агги, что это за дело? Мое или ваше?
      - Ваше, Хью Лэниган. Девушка, фотография которой была в газете, обедала у меня в четверг вечером.
      - В котором часу?
      - С половины восьмого, когда я села за кассу, чтобы Мери Трамбул могла закусить, и примерно до восьми.
      - Это точно, Агги?
      - Я вполне уверена. Эта девушка привлекла мое внимание.
      - Почему?
      - Потому что с ней был весьма примечательный мужчина.
      - Правда? Вы можете описать его?
      - Миловидный брюнет лет сорока. Покончив с едой, они вышли из ресторана и сели в большой синий "линкольн", который стоял перед дверью.
      - Что заставило вас обратить на него внимание? Они спорили, ссорились?
      Старушка раздраженно тряхнула головой.
      - Нет, просто он мне знаком.
      - Кто же это?
      - Имени я не знаю, но мне известно, где он работает. Я покупала свою машину в "Бекерз-форд" и видела его там за столом.
      - Вы мне очень помогли, Агги, большое спасибо.
      - Я лишь исполняю свой долг.
      - Уж это точно.
      Как только она ушла, Лэниган позвонил Бекеру.
      - Мистера Бекера нет дома. Это миссис Бекер. Чем могу служить?
      Лэниган представился и спросил:
      - Кто из работников вашего супруга ездит на синем "линкольне"?
      - У моего мужа черный "линкольн".
      - Нет, меня интересует синий.
      - А, должно быть, это Мелвин Бронштейн, партнер моего мужа. У него синий "линкольн". Что-то случилось?
      - Нет, мадам, ровным счетом ничего.
      Лэниган позвонил лейтенанту Дженнингсу.
      - Ну, что-нибудь выяснил у Серафино?
      - Не ахти что. Но Симпсоны, которые живут через дорогу, видели в четверг ночью, как перед домом Серафино остановилась машина. Это было в первом часу.
      - Синий "линкольн"?
      - Откуда ты знаешь?
      - Это неважно. Приходи в участок, я сейчас буду. Предстоит работенка.
      В участке Лэниган наскоро передал Дженнингсу рассказ миссис Грешем и добавил:
      - Нам нужна фотография этого Мелвина Бронштейна. Съезди в редакцию "Линн-икземинер".
      - Почему ты думаешь, что там она есть?
      - Потому что Бронштейн живет в Гроув-Пойнт и владеет автосалоном. Значит, видный человек, а все видные люди непременно попадают в какие-нибудь комитеты или организации. Там их первым делом фотографируют для "Икземинер". Просмотри все материалы о нем и возьми хорошую четкую фотографию анфас. Размножь её в пяти экземплярах.
      - Зачем? Чтобы отдать в газеты?
      - Нет. Получив снимки, поедешь по шоссе номер четырнадцать. Смит и Хендерсон или ещё кто-нибудь поедут по шестьдесят девятому и сто девятнадцатому. Будете останавливаться у всех мотелей и показывать фотографию. Вдруг он ночевал там хоть раз за последние три месяца. Просматривать книги регистрации бесполезно, он мог записаться под вымышленным именем.
      - Не понимаю.
      - Чего не понимаешь? Если у тебя свидание с девчонкой, куда ты её поведешь?
      - В амбар на ферме Чизхолма.
      - Тьфу! Ты поедешь за город и остановишься в мотеле. Девица была беременна. Ее могли обрюхатить на заднем сиденье машины, а могли и в одном из мотелей неподалеку отсюда.
      16
      Воскресное утро выдалось ясным и солнечным, на небе не было ни облачка, с моря дул легкий ветерок. Лучшей погоды для гольфа не бывает, поэтому члены совета директоров, входившие в зал заседаний, были одеты соответственно. Многие из них намеревались отбыть на площадку, как только собрание будет объявлено закрытым.
      Яков Вассерман наблюдал, как они парами и тройками входят в зал, и понимал, что он проиграл. Это стало ясно, когда он подсчитал число пришедших, которых набралось почти сорок пять человек. Это стало ясно, когда он увидел, как сердечно они приветствуют Эла Бекера, как сторонятся его, Вассермана, те немногие, которые сказали, что ещё не приняли решение. Это стало ясно, когда он вдруг осознал, что большинство пришедших принадлежит к одному разряду людей: лощеные удачливые профессионалы и дельцы, посещавшие храм главным образом потому, что положение обязывает, привыкшие желать лишь самого лучшего и получать желаемое. И наверняка единодушные в своем отношении к рассеянному старомодному раввину. Точно так же они могли бы относиться к какому-нибудь нерадивому младшему служащему в собственной фирме. Вассерман понял все, как только увидел их плохо скрытое нетерпение, стремление поскорее покончить с неприятным делом и предаться удовольствиям. А поняв, выругал себя за то, что допустил включение в совет целой оравы таких личностей. Он пошел на это в угоду строительному комитету, который выбирал кандидатов исключительно из числа удачливых и обеспеченных. "Если мы введем его в совет, он, вероятно, щедро пожертвует на постройку храма". Вот каков был принцип отбора.
      Вассерман открыл заседение и приступил к чтению объявлений и отчетов комитетов. Когда он покончил с рубрикой "Старые дела", послышался вздох облегчения, и председатель принялся объяснять условия договора с раввином.
      - Прежде чем открыть прения, - закончил он, - позвольте подчеркнуть, что раввин Дэвид Смолл желал бы остаться с нами, хотя я полагаю, что, переехав в другое место, он улучшит свое положение. (Разумеется, Вассерман ничего подобного не полагал.) Я знаком с раввином ближе, чем любой другой член конгрегации. Это вполне естественно, коль скоро я - председатель обрядовой комиссии. Хочу сразу сказать, что я более чем удовлетворен тем, как он исполняет свои обязанности.
      Большинство из вас видит раввина лишь на людях, во время праздничных служб или собраний. Но раввин выполняет огромный объем работы, которая не так заметна для глаза. Например, свадьбы. В этом году ему пришлось поженить прихожанина и девушку, которая не была еврейкой. Он подолгу беседовал с родителями жениха и невесты, а когда девушка решила принять иудаизм, подробно ознакомил её с основами нашей веры. Раввин лично встречается с каждым мальчиком, готовящимся к бар-мицва. Как председатель обрядовой комиссии, я заверяю вас, что мы с ним заранее продумываем все богослужения. Раввин постоянно взаимодействует с ректором школы богословия. А ещё десятки... какое там десятки - сотни звонков от евреев и иноверцев, частных лиц и учреждений, многие из которых не имеют никакого отношения к храму. И все эти люди задают вопросы, требуют помощи, предлагают проекты, которые надо взвесить и обсудить. Я мог бы все утро перечислять, что делает раввин, но тогда вы не попадете на поле для гольфа.
      Слушатели вежливо посмеялись.
      - Для большинства из вас, - серьезно продолжал Вассерман, - эти и многие другие стороны деятельности раввина - темный лес. Но мне о них известно, и я заверяю вас, что раввин справляется с делом даже лучше, чем я рассчитывал, когда нанимал его.
      Эл Бекер поднял руку и получил слово.
      - Едва ли мне понравится раввин, получающий от нас жалование и занимающийся делами, которые не имеют никакого отношения к храму, - изрек он. - Но, быть может, наш уважаемый председатель немного преувеличивает. Бекер подался вперед, уперся кулаками в стол, оглядел собравшихся и, возвысив голос, продолжал: - Никто из вас не уважает нашего председателя Джейка Вассермана так, как я. Я уважаю его как человека честного и рассудительного. Я уважаю его за ту работу, которую он делает в храме. При обычных обстоятельствах, если Джейк называет кого-то славным малым, я готов подписаться под этими словами. И, коль скоро он говорит, что наш раввин хороший человек, стало быть, так оно и есть. - Бекер задиристо вздернул подбородок. - Но я считаю, что раввин, пусть он и хороший, не соответствует занимаемой должности. Возможно, он замечательный раввин, но только не для нашего прихода. Как я понимаю, он - ученый муж, но сейчас нам нужно не это. Мы - часть общины. В глазах наших соседей и друзей других национальностей мы - лишь один из нескольких религиозных институтов, и нам нужен человек, способный представлять нас перед лицом иноверцев. Нам нужен человек, имеющий внушительный облик и умеющий выступать с речами. Способный вести общественную работу, как и подобает священнослужителю его ранга. Директор нашей школы говорил мне, что на следующий год еврейскому духовному вождю предстоит обратиться с напутственной речью к выпускникам. Это высокая честь. Но, откровенно говоря, наш нынешний раввин, поднявшись на сцену в мешковатых штанах, мятом галстуке и с растрепанными волосами, будет являть собой неприглядное зрелище. Да ещё эти его речи, составленные из притч Талмуда и сдобренные не в меру тонкой логикой. Честное слово, друзья, мне было бы неловко.
      Следующим слово получил Эйб Райх.
      - Я хочу сказать лишь одно, - начал он. - Мне понятно, что имел в виду мистер Вассерман, говоря о "других" обязанностях раввина, которые для нас "темный лес". Мне доводилось своими глазами наблюдать эту сторону деятельности нашего раввина, и позвольте сообщить вам, что, по-моему, она довольно важна. Теперь я восхищаюсь нашим раввином. Может, он и не оратор, но ведь ему и не надо выступать в День независимости. Обращаясь к нам в храме, он говорит разумные вещи, и я понимаю его. По мне, так лучше такой раввин, чем лицедей, сыплющий громкими словами. Его речь звучит искренне. А вот обо всех тех высокомощных раввинах, которых мне доводилось слушать раньше, я такого сказать не могу.
      Доктор Перлштейн вскочил со стула и бросился на помощь своему приятелю Элу Бекеру:
      - Мои больные по десять раз на неделе спрашивают меня, можно ли принимать те же пилюли, которые я прописывал им в прошлом году, или лекарства, которые пьют их знакомые при схожих симптомах. И мне все время приходится объяснять, что добросовестный врач прописывает лекарство каждому конкретному пациенту в зависимости от состояния его здоровья.
      - Всех одной клизмой не накачаешь, док! - крикнул кто-то, и Перлштейн засмеялся вместе с остальными.
      - Я хочу сказать, что Эл Бекер прав. Никто не утверждает, будто раввин у нас бездарный или недобросовестный. Вопрос в другом: такой ли раввин нужен нашей конгрегации именно сейчас? Его ли прописал нам врач с учетом нашего теперешнего самочувствия?
      - Да, только ведь на свете не один врач!
      Поднялся гвалт, и Вассерману пришлось стучать ладонью по столу.
      Слова тотчас попросил человек, пришедший на заседание совета впервые в жизни.
      - Слушайте, ребята, - сказал он, - какой смысл обсуждать этот вопрос? Когда речь идет о какой-нибудь идее или проекте, дело другое: тут чем больше говоришь, тем яснее становится картина. Но если вы перемываете кому-то косточки, препирательства приведут разве что к обидам. Все мы знаем раввина. Все мы знаем, нужен он нам или нет. Давайте прекратим прения и проголосуем.
      - Правильно!
      - Поддерживаю предложение!
      - Ставьте на голосование!
      - Минуточку! - раздался трубный глас, и все присутствующие тотчас узнали утробный рык Эйба Кассона, участника доброй сотни разных политических сходок и митингов, благодаря которым его голос приобрел и мощь, и раскатистость. - Прежде чем вы начнете голосовать, позвольте в нескольких словах оценить создавшееся положение. - Эйб встал со стула и, выйдя вперед, повернулся к собравшимся. - Не собираюсь давать отзывов на работу нашего раввина, но выскажусь по вопросу общественной деятельности, затронутому моим добрым другом Элом Бекером. Как вам известно, когда католический епископ назначает священника в приход, тот работает там, пока его не отзовет все тот же епископ. Если кому-то из прихожан этот священник не нравится, пожалуйста, меняйте приход. В разных протестантских храмах дело обстоит иначе. В каждом из них - свои правила найма и увольнения священника, но протестанты обычно не выгоняют пастора, если он не сделал ничего плохого. Причем проступок должен быть действительно серьезный. - Эйб Кассон чуть понизил голос и заговорил по-простецки. - Я уже почти десять лет занимаю должность председателя республиканского комитета графства и, смею утверждать, мне известны умонастроения наших нееврейских друзей и соседей. Они не понимают, по каким принципам мы нанимаем и увольняем раввинов. Они не понимают, почему спустя двадцать минут после приезда раввина в городе возникают партии его сторонников и противников. Они не понимают, почему прихожане не любят раввина из-за фасона шляпки, которую носит его жена. Но для нас это - в порядке вещей. Как человек, всю жизнь занимавшийся политикой, я знаком с положением дел во всех храмах и синагогах Линна и Сейлема, да и в большинстве бостонских тоже. Стоит прийти новому раввину, как приятели прежнего тотчас смыкают ряды и противостоят ему. Так уж мы, евреи, устроены. Иноверцы этого не понимают. А значит, если мы уволим раввина, они первым делом подумают, что на это была очень веская причина. Какая же причина может прийти им в голову? Давайте разберемся. Несколько дней назад на нашем заднем дворе была найдена убитая девушка. Как вам известно, раввин сидел в своем кабинете наедине с собой. Его машина была на стоянке, и в ней нашли сумочку убитой. И вы, и я, и полицейские, все знают, что раввин не мог совершить это преступление...
      - А почему не мог? - спросил кто-то.
      И наступила мертвая тишина. Многие присутствующие и сами втайне задавались этим вопросом. И вот один из них озвучил их мысли.
      Но Кассон дал достойный отпор.
      - Тому, кто произнес эти слова, впору устыдиться. Я знаю присутствующих. Ни один из вас не может всерьез думать, что это страшное злодеяние совершил раввин. Как руководитель предвыборной кампании нашего окружного прокурора, я имею некоторое представление о его умонастроениях и о версиях, которые разрабатывает полиция. Заявляю вам: они не допускают и мысли о том, что девушку убил раввин. Но, - Кассон многозначительно поднял палец, - нельзя сбрасывать со счетов и его. Не будь он раввином, его считали бы главным подозреваемым. - Он вытянул руку и принялся загибать пальцы. - Во-первых, в его машине нашли сумочку девушки. Во-вторых, он был на месте преступления. В-третьих, он - единственный человек, о присутствии которого там нам доподлинно известно. В-четвертых, о том, что раввин был в кабинете, мы знаем только с его слов. В-пятых, никаких других подозреваемых нет. - Кассон выразительно оглядел собравшихся. - И вот, спустя два дня вы хотите уволить раввина. Тоже мне общественная работа! Что подумают твои друзья-иноверцы, Эл, когда узнают, что через два дня после после того, как раввин стал подозреваемым в деле об убийстве, конгрегация уволила его? Что ты им скажешь, Эл? "Ой, да не потому мы его уволили. Просто он ходил в мятых штанах". Так?
      Эл Бекер встал со стула. Спеси у него явно поубавилось.
      - Слушайте, я ведь ничего не имею против раввина лично. Я хочу, чтобы вы это поняли. И пекусь я только о благе храма. Кабы я думал, что увольнение раввина склонит чашу весов не в его пользу, и он окажется впутанным в дело об убийстве... то есть, он уже впутался, но, если бы я знал, что его положение усугубится, то и сам сказал бы "нет". Но всем нам прекрасно известно, что полиция не может всерьез думать, будто он причастен к делу, и не станет шить раввину убийство только потому, что мы его уволили. А если не уволим, придется терпеть его ещё целый год.
      - Минуточку, Эл, - снова подал голос Кассон. - По-моему, ты не понимаешь. Меня не волнует, как полиция отнесется к раввину. Я пекусь о храме и приходе. Кое-кто может сказать, что мы думаем, будто он виновен, вот и уволили его. А ещё они скажут: ну и компашка собралась у них в раввинате, если одного из его членов ничего не стоит заподозрить в убийстве. Другие подумают, что подозревать раввина нелепо. И решат, что евреи не доверяют друг другу и готовы изгнать своего духовного вожака лишь на том основании, что его подозревают. В нашей стране, где человек считается невиновным, пока не доказано обратное, на такое решение посмотрят косо. Понимаешь, Эл? Я о нас забочусь, а не о раввине.
      - И все равно я не буду голосовать за его новый контракт, - упрямо проворчал Бекер и уселся, сложив руки на груди и всем своим видом давая понять, что более не намерен принимать участие в обсуждении.
      - Из-за чего сыр-бор? - сказал ещё один заседающий, приглашенный Бекером, чтобы проголосовать против раввина. - Я понимаю Эйба Кассона и понимаю Эла Бекера. Чего я не понимаю, так это с какой стати мы должны принимать решение именно сегодня. На той неделе будет ещё одно собрание. Полиция нынче расторопная. К следующему заседанию дело, может статься, закроют. Предлагаю отложить этот вопрос. Как бы худо ни сложились обстоятельства, у нас в запасе ещё одно заседание.
      - Если обстоятельства и впрямь сложатся худо, нам не будет нужды проводить ещё одно заседание, - угрюмо ответил Кассон.
      17
      Вассерман был совершенно уверен, что раввин проиграет, и теперь не мог скрыть облегчение.
      - Поверьте мне, рабби, - сказал он. - Виды на будущее гораздо радужнее, чем прежде. Кто знает, что произойдет за неделю или две? Допустим, полиция не схватит виновного. Неужели вы думаете, что мы позволим отложить вопрос ещё раз? Нет уж, теперь я топну ногой. Скажу им, что нельзя заставлять вас ждать и терять время, которое вы могли бы употребить на поиск нового места. Уверен, они согласятся, что это справедливо. Но, даже если полиция поймает преступника, все равно Элу Бекеру не удастся собрать такое же число сторонников на следующее заседание. Поверьте, я знаю этих людей. Мне и самому приходилось увещевать их явиться на собрание. Во второй раз этот номер у Эла не пройдет. А если будут только завсегдатаи, мы наверняка победим.
      Раввин явно был обеспокоен.
      - У меня такое чувство, словно я навязываюсь им. Может, мне следовало бы подать заявление об уходе? Не ахти как приятно проповедовать, когда тебя лишь терпят.
      - Рабби, рабби, у нас триста с лишним прихожан. Если бы голосовали все, вы наверняка получили бы большинство. Члены совета - не представители конгрегации. Их просто назначили. Это сделал я. Во всяком случае, я назначил номинационный комитет, который составил список кандидатов, а потом, как водится, прихожане проголосовали за всех скопом. Мы надеялись, что члены совета будут делать что-то полезное для храма. К тому же, они зажиточнее остальных. Но на поверку они представляют только самих себя. Бекер поговорил с ними раньше, чем я, вот они и проголосовали так, как он просил. Но, если он позовет их на следующее собрание, выяснится, что у каждого уже расписан день или назначена встреча.
      Раввин усмехнулся.
      - Знаете, мистер Вассерман, на собраниях слушателей семинарии мы чаще всего спорили о том, как раввину удержаться на работе. Лучший способ жениться на очень зажиточной девушке. Тогда прихожане подумают, что раввину безразлично, оставят его или уволят, и это дает ему огромное психологическое преимущество. Кроме того, если девушка очень богата, она занимает высокое положение в конгрегации, и жены прихожан считаются с ней. Второй способ - написать и издать популярную книгу. В этом случае конгрегация руководствуется соображениями престижа. Еще бы, их раввин знаменитый писатель! Третий способ - заделаться политиком местного масштаба, чтобы о нем хорошо отзывались иноверцы. Если он прослывет среди своих раввином с "крепкими кишками", то уволить его и вовсе невозможно. Но я изобрел ещё один способ. Попасть под подозрение в убийстве. Кратчайший путь к незыблемому служебному положению.
      Однако, возвращаясь от Вассермана, раввин не ощущал особого душевного подъема. Он угрюмо наблюдал, как Мириам занимается обычными воскресными послеобеденными приготовлениями - ставит на кофейный столик в гостиной вазу с фруктами, взбивает подушки на кушетке и в креслах, наскоро смахивает пыль со столов и ламп.
      - Ты кого-то ждешь? - спросил раввин.
      - По воскресеньям кто-нибудь непременно заходит, особенно если погода хорошая. Может, тебе лучше надеть пиджак?
      - Честно говоря, я немного пресытился обществом прихожан и устал от своих наставнических обязанностей. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что, прожив в Барнардз-Кроссинг почти год, мы с тобой так и не выкроили времени мало-мальски изучить город? Давай устроим себе выходной. Обуй какие-нибудь удобные туфельки, потом сядем на автобус, поедем в центр и побродим там.
      - А что мы будем делать?
      - Надеюсь, ничего. Если ты считаешь, что нам нужен какой-то предлог для этого предприятия, можем заглянуть в полицейский участок и забрать машину. Но я предпочел бы просто побродить по узким кривым улочкам Старого Города, как турист. Это очаровательное местечко, и у него занятная история. Известно ли тебе, что Барнардз-Кроссинг основала горстка мореходов и рыбаков, не пожелавших жить под пятой пуританских священников? Когда Хью Лэниган рассказал мне об этом, я провел кое-какие исследования. Тут мало кто соблюдал саббат. Долгие годы у них даже не было церкви и священника. А мы-то думали, что здесь почтенная, чопорная и консервативная община. В Барнардз-Кроссинг царит дух какой-то особой независимости, неведомый другим городкам Новой Англии. В большинстве этих городков существует вековая традиция независимости, но сводится она главным образом к тому, что их население принимало деятельное участие в революции. А этот город независим и от всей остальной Новой Англии. Здесь - конечная точка, край света, и местные жители очень настороженно относятся к внешнему миру. Может, нам стоило бы осмотреть городок?
      Они сошли с автобуса на краю Старого Города и побрели вперед, останавливаясь всякий раз, когда замечали что-либо достойное внимания. Зашли в ратушу, посмотрели на старые боевые знамена, заключенные в стеклянные витрины. Прочли надписи на бронзовых досках, укрепленных на стенах зданий, имеющих историческое значение. Ненадолго смешались с толпой туристов, которых сопровождал экскурсовод, и шли вместе с ними, пока те не вернулись в автобус. Прогулялись по главной улице, разглядывая витрины антикварных лавочек, сувенирных ларьков и дивной красоты витрину мастерской корабельного москательщика, убранную бухтами канатов, латунными причиндалами судов, буссолями и якорями. Потом нашли маленький скверик над гаванью, присели на лавочку и принялись любоваться водой, по которой изящно скользили парусные лодки и моторные катера, похожие на жуков-водорезов. Дэвид и Мириам даже не заговаривали друг с другом, молча наслаждаясь этим мирным зрелищем.
      Наконец они отправились на поиски полицейского гаража, чтобы забрать свою машину, но очень скоро заблудились. Около часа шныряли они по узеньким тупичкам, где по тротуарам можно было шагать только гуськом. Слева и справа стояли деревянные домики, между которыми зачастую не было и фута свободного пространства, но Дэвид и Мириам заглядывали даже в такие щелочки, любуясь маленькими старомодными садиками, где росли васильки, алтей, подсолнухи и виноградные лозы на решетках.
      Потом они попали в улочку, застроенную редкими домами из оштукатуренного кирпича, опоясанными белыми изгородями. В конце улицы виднелась вода, на которой плясала лодка, привязанная к мосткам, прогибавшимся под напором волн. На мостках загорала дама в купальнике, и Дэвид с Мириам быстро отвели глаза и даже невольно понизили голоса, чувствуя себя непрошеными гостями.
      Солнышко припекало, и раввин с женой уже начали уставать. Прохожих поблизости не оказалось, и спросить дорогу до главной улицы было не у кого. Парадные приступочки домов располагались довольно далеко от тротуара и были обнесены белым штакетником. Открыть калитку, пройти пятьдесят шагов по мощеной плиткой дорожке и постучать в забранную сеткой дверь? Такое вторжение в частную жизнь казалось им недопустимым. Похоже, все здесь было призвано держать соседей на некотором удалении. Не от недостатка дружеских чувств, просто каждый жилец предпочитал спокойно копаться в собственном саду.
      А потом Дэвид и Мириам вдруг очутились на набережной и увидели впереди главную улицу с её бесчисленными лавчонками. Супруги невольно ускорили шаг, чтобы не заблудиться снова, и уже сворачивали за угол, когда их вдруг окликнул Хью Лэниган, отдыхавший на парадном крыльце своего дома.
      - Идите сюда, посидите со мной, - предложил он.
      Повторного приглашения не понадобилось.
      - Я-то думал, вы на службе, - с улыбкой сказал раввин. - Или дело уже раскрыто?
      Лэниган тоже улыбнулся.
      - Просто решил передохнуть, рабби. Как, впрочем, и вы. Достаточно снять телефонную трубку, и я опять на работе.
      Крыльцо у Лэниганов было просторное и удобное, на нем стояло несколько плетеных кресел. Не успели гости усесться, как появилась изящная седовласая миссис Лэниган в свитере и свободных брюках.
      - Вы можете выпить, рабби? - заботливо спросил Лэниган. - Ваша вера позволяет?
      - Позволяет. Мы не сторонники сухого закона. Вы хотите предложить мне то же, что пьете сами?
      - Совершенно верно. Никто не умеет смешивать "том коллинз" так, как моя Эми.
      - Как продвигается расследование? - спросил раввин.
      - Кое-что получается, - бодро ответил начальник полиции. - А как дела в храме?
      - Кое-что получается, - с улыбкой сказал раввин.
      - Насколько я понимаю, вам приходится туго.
      Раввин вопросительно посмотрел на Лэнигана. Тот рассмеялся.
      - Вот что, рабби, позвольте преподать вам урок полицейской работы. В больших городах существует так называемый постоянный уголовный контингент, ответственный за большинство преступлений, с которыми приходится иметь дело полиции. Как же полиция держит этих людей в узде? В основном при помощи осведомителей. В таких городках, как наш, уголовного контингента не бывает. Есть несколько отпетых смутьянов, вот и все. Тем не менее, и мы прибегаем к услугам осведомителей, чтобы не упускать нитей. Метода одна и та же, только наши осведомители работают не за деньги.