Глава VI

Путь на юго-восток, к берегам Самбры продлился до самого вечера. Не полагаясь на верность Брабанта, граничащего с Францией, Бекет объехал стороной небольшой город Эна и останавливался лишь изредка – напоить коня.

Солнце медленно катилось под голубым сводом. Катье ловила каждое движение сидящего позади Торна: вот он расправил занемевшие мышцы и чуть переместил вес, чтобы сбросить усталость, вот напряглись его сильные колени, направляя жеребца. И неосознанно ее тело приучилось по-своему откликаться.

Рука Торна лежала на ее талии, поддерживая, но не сжимая. Этот человек озадачивает и порой пугает ее, но страх уже не захватывает всю душу, а лишь отзывается где-то в глубине легкой дрожью, от которой не знаешь, как избавиться.

Солнце висело над горизонтом, когда они перевалили гребень последнего холма и начали спуск в долину Самбры. У кромки воды торчал небольшой кол, а в нескольких метрах покачивалась привязанная к нему лодка.

Дубовая и буковая роща живописно сбегала к самой воде. На противоположном берегу реки вздымалась высокая гряда меловых холмов.

Улыбка тронула губы Катье. Сразу за грядой начинается Серфонтен. Но Торн едва ли подозревает, что безыскусственная простота пейзажа обманчива. Он никогда не бывал здесь, а даже из частых гостей Серфонтена мало кому известно, что внутри меловые холмы изрыты тоннелями и пещерами, с которыми связаны многие воспоминания ее детства. В этом лабиринте много тупиков, но один коридор пронизывает гряду насквозь и выходит на холм прямо над Серфонтеном. Так что теперь она поиграет с полковником в прятки.

– Переправимся и сделаем привал, – сказал он ей.

– Воля ваша, полковник, – беззаботно отозвалась она. Он посмотрел на нее долгим взглядом и поскакал к переправе.

Катье наблюдала, как Торн раскладывает костер. Нагреб кучу камней в центре маленькой поляны, набросал сверху сухих веток, разломив их о бедро. Похоже, тяжелая работа не требовала от него больших усилий. Так, по крайней мере, показалось бы тому, кто не приучен с детства распознавать чужую боль.

Но Катье догадывалась о том, что скрывается за его застывшими чертами всякий раз, когда он сдвигает с места тяжелый камень или ломает особенно толстую ветку. Основная боль у него в боку, от того страшного багрового шрама, что открылся ей нынче утром. Его надо обязательно залечить, иначе это плохо кончится.

Она принялась собирать маленькие камни и отшвыривать их подальше, расчищая площадку. Отчего ей так тревожно за Торна? Ведь она еще до восхода солнца покинет его навсегда, скрывшись под меловой грядой Серфонтена. Она предупредит Лиз, Петер получит свое лекарство, и вес пойдет как прежде.

Катье потянулась за очередным камнем, и тень от высокого бука исчертила ее руку длинными тонкими полосами. В сумерках она проследила путь этой тени, тянувшейся туда, где Торн выкладывал припасы, закупленные на ферме близ Эны. Как прежде? – словно бы насмехалась тень. Ничто и никогда уже не будет как прежде. Катье поспешно отдернула руку.

Торн подошел к ней, почти бесшумно ступая по траве.

– Вы сможете приготовить плохо освежеванного кролика? – спросил он, подавая ей мешок фермера.

– Чего тут готовить? – пожала она плечами. – Развести огонь да насадить на острую палку.

Тени зловеще сгустились. Не хватало бояться теней! Все будет, будет как прежде, надо только избавиться от англичанина. Катье взяла мешок.

Не прошло и часа, а горбатая луна, повисшая на верхушках деревьев, уже соперничала в яркости с костром. Катье исподтишка наблюдала, с каким аппетитом Торн ест. Перед тем как насадить кролика на вертел, она отыскала среди трав дикий тимьян и натерла им нежное мясо. Рецепт нехитрый, но англичанину, видимо, нравится.

Она увидела, как он поморщился, неловко повернувшись, и снова душа заболела за него.

Торн отделил от тушки еще один кусок золотистого мяса.

– Вкусно. Подумать только, на что способны огонь и острая палка!

– Я рада, что вам нравится. – С удивлением и еще каким-то неуютным чувством она осознала, что в самом деле рада.

Темная бровь изогнулась; Торн изучающе смотрел на нее через пламя.

– Выходит, владелицы замка должны уметь не только вести светские беседы и хитрить? – В его тоне звучала насмешка. – Гм, любопытно.

– Я не хитрю, полковник. И мне нет дела до того, что вам любопытно.

Он не выпускал из виду ее глаз. Разделявшая их завеса огня нарушала пропорции его лица, придавая облику что-то дьявольское. Прежде чем сесть, он снял мундир и до локтей закатал рукава рубашки. Все в бликах света, эти мускулистые руки странным, грешным образом манили ее.

Она встала и отошла, оставив недоеденный кусок. В конце концов, он такой же человек, как все. Человек, ощущающий голод и боль. Подумав так, она про себя добавила: Боль, которую я могу снять.

Катье по природе была отзывчива, но годы, прожитые с Филиппом, а потом без него, научили ее практичности. Торн, рассуждала она, если уврачевать его раны, заснет крепче, спокойнее, и ей будет легче ускользнуть от него с первым проблеском зари. Мысль быстро укоренилась и дала ростки.

– А в остальном вы правы, – повернулась она к нему. – Владелице замка положено много уметь. Но я пускаю свое умение в ход, когда и как мне заблагорассудится.

Она потянулась к огню и вытащила из него едва занявшуюся ветку, чтобы воспользоваться ею как факелом. Торн настороженно следил за ней, но Катье заставила себя не замечать его взгляд. Чуть в стороне от костра маячили темными призраками деревья.

– Мадам!

Она помедлила, но осталась стоять к нему спиной.

– Если вы задержитесь дольше, чем следует, я пойду вас искать.

Она продолжила путь, вступив в лес.

– И тогда остаток ночи вы проведете привязанная к дереву! – прокричал он ей вслед.

Кусты и низкие ветви деревьев цеплялись за платье, запутывались в волосах.

Вскоре и Торн, и огонь скрылись за густой листвой. Ее факел шипел и потрескивал. Она освещала себе дорогу, настойчиво шаря глазами по траве, попадавшей в оранжевый круг света. Ноги утопали в рыхлом перегное, влажный воздух пропитался запахами плесени и ночных цветов.

Ее внимание привлек маленький кустик. Она склонилась над ним и пробормотала:

– Бузина.

Оторвала листик, растерла пальцами, понюхала. Потом заткнула за пояс подол юбки наподобие большого кармана. И начала пригоршнями рвать траву.

Набрав достаточно, она прошла подальше и наткнулась на широкие листья подорожника, низко стелющиеся по земле, и на пахучие сиреневые цветочки валерианы, чьи корни приносят успокоение. Она воткнула факел в трещину большого камня. По губам ее скользила улыбка от милых сердцу образов, которые хранит это место.

Она вспомнила, как они с Лиз выложили забавные рожицы из листьев, корней и семян, тщательно собранных матерью. Такие проказы обычно кончались легкой взбучкой, и в наказание их заставляли аккуратно разбирать травы, связывать в пучки и вывешивать в самой большой пещере меловых холмов.

Из всех воспоминаний о сестре эти были самыми приятными. Мать открыла им обеим секреты залечивания ран, нанесенных серпом, когда вдруг ударившие морозы заставляют жнецов торопиться или когда какой-нибудь мальчуган...

Горечь пронзила ее, как будто она пожевала руты. Что толку во всем ее врачевании, если она не может изготовить лекарство для своего мальчугана?

Снадобье слишком сложно, чтобы она могла в нем разобраться. Она советовалась с докторами, аптекарями, старыми знахарками с дальних хуторов, но никто не смог разгадать секрет содержимого того кожаного мешочка, что она, прощаясь, повесила на шею Петера. Так, вся ее жизнь связана с Онцелусом и Лиз.

Образ смеющейся дьяволицы в красной накидке всплыл из глубин ее памяти. Как долго Лиз сможет поставлять Петеру лекарство? И что, если ее не удастся вовремя предупредить?

Резко, словно пистолетный выстрел, хрустнула ветка. Катье обернулась. В темноте одушевленной тенью стоял Торн. Глаза его были скрыты тьмой. Оранжевый свет трескучей ветки-факела отбрасывал блики лишь на алый камзол. Чтобы скрыть смущение, Катье растянула губы в улыбке.

– И долго вы собираетесь здесь блуждать? – негодующе спросил он.

– По этому редколесью? – Катье обвела рукой непроходимые заросли. – Ну, еще лье или два.

Он не принял ее иронии.

– Вы недооцениваете свои таланты. К тому же местность вам хорошо знакома.

Она побросала в юбку сорванные листы подорожника и корни валерианы.

– Без сомнения, мои так называемые «таланты» включают способность заглянуть ночью к волкам и медведям на чашечку горячего шоколада, а потом кузнечиком поскакать в Серфонтен. – Она выдернула из трещины в камне тлеющую ветку. – За кого вы меня принимаете, Торн?

– За кого? – Он прислонился к дереву, раскрыл ладонь и начал загибать пальцы. – Во-первых, за ту, которая прыгает с коня на всем скаку. Во-вторых, за ту, которая берет мой пистолет и целит мне же в сердце. В-третьих, за ту, которая думает, будто ей удастся «позаимствовать» лошадь у изменников и дожить до глубокой старости, чтобы потом рассказывать об этом внукам. – Он посмотрел на нее так, что она затаила дыхание. – В-четвертых, за ту, которая сперва целует тебя, а потом обзывает безумцем.

– Хватит! – крикнула она. – Я не собиралась бежать. – А про себя добавила: Во всяком случае, пока.

– А в-пятых, за ту, которая смеет ослушаться даже после того, как пригрозишь ее связать. – Он развел руками. – Что прикажете о вас думать?

– Думайте что хотите, – отрезала она и решительно прошла мимо.

Но он удержал ее за руку.

– Вы все-таки решили вернуться, мадам? – спросил он, притягивая ее к себе. – Тогда позвольте мне сопровождать вас на случай, если волки и медведи вздумают цепляться за вашу юбку. – Он за руку потащил ее к костру.

– Торн... – Катье споткнулась о вылезший из земли корень.

Железная рука не дала ей упасть, но он не остановился.

Сучья трещали под его ботфортами, он шагал широко, стремительно. Поспевая за ним, Катье почти бежала.

– Торн, послушайте! Я правда не собиралась бежать. Клянусь! Я не хочу, чтобы меня связывали!

Он отвел с тропинки полог дубовых листьев, и они вышли на открытое место. Он остановился, подступил к ней вплотную.

– Не двигайтесь! – велел он, впиваясь в нее взглядом.

Сердце колотилось в груди; ей потребовалась вся сила воли, чтобы не отвести взора от этих горящих глаз.

– Я не позволю вам меня связать, Торн! – задыхаясь, прошептала она. – Я ничего худого не сделала.

– Я сказал, стойте смирно.

Изогнув кисть, он швырнул догорающую ветку в огонь и направился к Ахерону, глядевшему на них с другого конца поляны своими загадочно-темными глазами.

Катье дождалась, пока он сделает несколько шагов, затем повернулась и пошла в противоположную сторону.

– Мадам!

Она выбрала самый большой и плоский камень, какой смогла найти, затем другой – овальной формы. После чего обернулась к нему, зажав по камню в каждой руке.

– Да, полковник.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга сквозь язык пламени. У Катье зачесались руки метнуть в него оба увесистых камня.

Она шагнула к нему раз, другой. Глаза Торна выжидательно сузились, он не двинулся с места. Чувствуя на себе его взгляд, она подошла к огню. Поляну пересекало поваленное дерево. Она с размаху опустила на него плоский камень; трухлявое дерево приглушило звук. Второй камень полетел рядом.

– Вы меня разочаровали, мадам.

– Вот как, полковник? – отозвалась она, вытаскивая край юбки из-за пояса. – Очень жа... – Катье запнулась и прикусила губу, чтобы не застонать от унижения. Боже, она стоит перед ним с задранной юбкой!

– Это мне жаль, мадам, что вы, наконец, привели себя в порядок.

Смущение переросло в гнев. Она порылась в ворохе трав, корней, листьев и выбрала корень валерианы. С треском разломила его. Швырнула корень на плоский камень и ударила по нему овальным.

Сквозь потрескивание огня она расслышала мягкие шаги по траве. Ей ужасно хотелось поднять голову и посмотреть, но она удержалась. Лишь краешком глаза следила за ним. Он стоял в нескольких шагах, и лица она не видела – только ноги. Облегающие алые бриджи выступали из ботфорт и скрывались под длинным камзолом. Катье стало трудно дышать. В правой руке он держал скрученные поводья.

– Чем это вы заняты? – спросил он, в нетерпении хлестнув поводьями по бедру.

– Вы что, не признали хитростей владелицы замка?

– Я немало повидал на своем веку, мадам. Но вид красивой женщины, стоящей на коленях, не перестает возбуждать мое любопытство.

У нее похолодели руки. Красивой!.. Она поморщилась от собственной глупости и подняла на него глаза.

– Полковник Торн, вы уже два дня ходите со шрамами и не думаете о том, что ваша рана в боку может стать увечьем на всю жизнь.

Он растерянно взглянул на нее и тут же замкнулся в своей раковине.

– Приберегите ваши снадобья для тех, кому они нужны. Мне – нет.

Поводья снова резко хлопнули по коже ботфорта.

Катье склонилась над деревом и стала втирать мучнистую кашицу в широкий лист подорожника. Ей удалось сосредоточиться и унять дрожь в руках.

– Мне тоже не было нужно, чтобы меня отрывали от сына, – тихо проговорила она. – Однако это случилось. Мне не было нужно сопровождать вас в этом путешествии. Тем не менее я здесь. – Она добавила еще пучок трав и опять принялась тереть, чувствуя, как от ритмичных движений рассасывается ее гнев. Заживляющий бальзам почти готов.

Но зачем она это делает? Спину будто иглами колет его неотступный взгляд. Почему ее так волнует его боль? После всех бед, какие он навлек на нее! Они постоянно враждуют друг с другом, и подлинное примирение невозможно. Она соскребла кашицу с камня и вывалила ее на лист.

Смирись, Катье. У мужчин ты не имеешь успеха. Она посмотрела на свои перепачканные зеленью руки. Тряхнула головой. Отчим, Филипп... Если ты с ними не смогла справиться, куда тебе до полковника Торна? Иное дело– Лиз. Только она имела подход к отчиму, да и после сколько у нее было обожателей!А как бы Лиз подступилась к этому англичанину?

Палочкой Катье хорошенько перемешала приготовленную мазь. Глупый вопрос. У Лиз к мужчинам был только один подход – зато беспроигрышный. Может, стоит еще раз попробовать убедить Торна отказаться от своей охоты?

Она взяла листок с бальзамом и посмотрела на него с нежной улыбкой, хотя внутри была натянута как струна.

– Позвольте мне заняться моим ремеслом, полковник Торн, – произнесла она на тон ниже обычного своего голоса.

На его лице отразилась настороженность, быстро перешедшая в удивление, затем в непроницаемую маску. Язвительно-насмешливого Торна как не бывало.

– Я же сказал, что не нуждаюсь в лечении.

– Это облегчит ваши страдания, – прозвучал в воздухе ее мелодичный голос. – Ну, пожалуйста. Ложитесь вот здесь, у огня, и снимите рубашку.

– Оставьте свои уловки. – В голосе его слышалась угроза.

– Ну не упрямьтесь, полковник... – Она осеклась, увидев его изумленно приподнятую бровь. – Прошу вас. Я только... я хочу... – Решимость изменила ей, слова не шли с языка. Она не Лиз и никогда не сможет сыграть роль опытной куртизанки.

– Вы испытываете мое терпение, мадам. Катье вытянула на ладонях лист со снадобьем.

– Я только хочу успокоить боль, поймите. Чего бояться?

– Бояться? Вы что, издеваетесь?

Сердито сдвинув брови, он расстегнул камзол и бросил его на землю. Скрипнул зубами от нового приступа боли. Сцепившись взглядом с Катье, сдернул через голову рубаху. Бриджи сидели у него на бедрах, а над ними возвышался мощный оголенный торс.

– Бог с вами, лечите!

Он увидел, как она сглотнула комок в горле, прежде чем указала рукой на траву.

Торн улегся ничком. Боль в боку снова застигла его врасплох, и он резко выдохнул. Наверно, дела и впрямь хуже, чем он думает. Уже давно забылись те времена, когда собственное тело ему не повиновалось. Он вытянулся на мягкой траве, сложив руки под подбородком. Семь лет. С тех пор, как бежал из ада. Очень давно, а кажется, только вчера.

От прикосновения юбки к обнаженной коже напряглись вес мускулы, и он закрыл глаза, чтобы рассеять это ощущение.

– Спокойно, полковник, – раздался над ним нежный голос Я не причиню вам боли.