Глава 12

Майлс опаздывал.

Пенелопа перестала беспокойно расхаживать, раздраженно вздохнула и присела на потертую софу. Уже полчаса она в этой жалкой комнате томилась в ожидании, и ее терпение было на исходе.

Пробормотав несколько нелестных выражений в адрес Майлса, она рассеянно играла своей шляпой. Проклятый парень! Где его носит? Ведь он знает, что нужно прийти в театр пораньше, потому что вечером они ставили «Свадьбу феи».

«Свадьба феи» — сказочная пьеса, где использовалось довольно сложное приспособление, которое крепилось к блоку, поднимавшему ее вверх и кружившему над сценой, дразня публику соблазнительным видом ее ножек. Приготовления были не только долгими, но и утомительными.

Пенелопа без устали наматывала одну из зеленых ленточек шляпы на указательный палец. Если Майлс не появится в ближайшее время, то она не успеет приготовить все необходимое к началу представления. Ее волновало не то, что пьяным горлопанам придется подождать, прежде чем они увидят ее стройные ножки. Будь ее воля, им пришлось бы ждать вечно.

Нет. Ее беспокоил штраф, который Адель может наложить за опоздание. А штраф последует, вне всяких сомнений, хотя и будет известно, что вина за опоздание целиком лежит на Майлсе. Но Пенелопа, как обычно, не осмелится протестовать, боясь, что Адель не позволит ей увидеться завтра с Томми. Что значит потеря нескольких долларов в сравнении с бесценной радостью свидания со своим малышом? Правда, если она сильно опоздает, то в наказание ее могут лишить этой радости. Именно этого она и боялась.

Она нервно взглянула на часы. Было десять минут восьмого. Наверное, придется идти в театр одной, что совсем не вдохновляло ее. Хотя до варьете было и недалеко.

Днем Денвер был довольно спокойным городком, но вечером его улицы наполняли толпы мужчин, стекавшихся сюда ради выпивки, игры в карты и женского общества. И любая женщина, оказавшаяся на улице без провожатого, могла стать для них легкой добычей, что часто и случалось, особенно если женщина была актрисой, как она.

Но разве у нее есть выбор? Неприятный холодок пробежал по спине девушки, когда пришлось признать, что выбора нет. Бертрам и Эффи ушли в варьете час назад; Бертрам собирался пропустить в баре традиционную рюмочку бренди перед представлением, а Эффи горела желанием попробовать новое средство для укладки волос.

Зло выругавшись, она с силой дернула за ленточку от шляпы, представив себе, что душит ею Майлса. Узел на пальце затянулся еще сильнее. Пока она безуспешно пыталась высвободить палец, часы пробили четверть.

Совершенно расстроившись, она направилась к двери, встряхивая рукой, чтобы освободить палец от ленточки. Когда она остановилась в маленьком коридоре, в дверь постучали.

«Майлс, наконец-то». Забыв о шляпе, болтавшейся на указательном пальце, она резко распахнула дверь.

— Ну где тебя носило! Ты знаешь, что уже… — Слова замерли на губах, когда она увидела Сета Тайлера — респектабельно одетого, невероятно красивого, который стоял, прислонившись к дверному косяку и спрятав одну руку за спину. На губах у него играла ласковая, обезоруживающая улыбка.

— Прости, милая, — произнес он и поднес к губам ее правую руку, галантно воздержавшись от комментариев по поводу свисавшей с пальца шляпы. Отпустив руку, он объяснил: — Я был бы здесь ровно в семь, но потерял много времени, пока искал этот пансион.

С вежливым поклоном он извлек из-за спины красивый букетик розовых роз, голубых незабудок, желтых бархатцев и белых маргариток. Глядя на нее из-под густых ресниц, он умоляюще произнес:

— Ты меня простишь? — На его губах появилась улыбка раскаяния, которая всегда казалась ей такой неотразимой.

Уставившись на него и на букетик с таким изумлением, словно он в короткой юбочке танцевал канкан, Пенелопа с трудом произнесла:

— Что ты здесь делаешь?

— Разве ты забыла? — Он прижал цветы к груди и печально вздохнул. — Ты поразила меня!

Она нахмурилась, услышав такой игривый ответ. Что это на него нашло? Если бы она не знала его, то могла бы поклясться, что он ухаживает за ней.

Сет нежно и открыто улыбнулся.

Сердце у нее упало. Он не улыбался ей так с той самой ночи в Дельмонико, когда они отмечали три месяца своей помолвки. Как оказалось, это была их последняя романтическая ночь, проведенная вместе.

Сет был само очарование в тот вечер. Решив позабавиться, он вызвал ее на состязание: кто съест больше устриц и выпьет больше шампанского. Проглотив тридцать девять устриц и выпив три бутылки прекрасного шампанского, они оба так объелись, что не могли двигаться и совершенно…

— Сет Тайлер! Ты пьян? — Пенелопа приподнялась и подозрительно принюхалась.

Он выдохнул, обдав ее губы теплом своего дыхания.

— Да, — отозвался он. — Я опьянен твоей красотой, я охмелел от твоей нежности, и… — его лицо находилось так близко, что она могла своими губами ощущать движение его губ, — я потерял голову от счастья быть рядом с тобой.

Напор и обаяние Сета захватили Пенелопу врасплох, она не знала, как вести себя, и только беспомощно смотрела ему в глаза. Ей часто доводилось слышать, что глаза — зеркало души, и красивые глаза Сета, изменчивые, как окраска хамелеона, подтверждали, что этот афоризм не пустые слова.

К примеру, когда его глаза становились нежно-зелеными с темно-коричневым ободком, а золотистые искорки окружали зрачки, она знала, что он счастлив. В тех редких случаях, когда его зрачки делались черными и блестящими, как уголь, а сами глаза отливали темной зеленью, она вела себя осторожно, по опыту зная, что он недоволен. А становясь темными, как сейчас, неопределенного цвета, но горевшими страстным огнем, они говорили о сильной страсти, возбуждая в ней восторг.

Страсть? Восторг? Она с недоверием отступила назад, случайно наступив каблуком на подол платья, покачнулась и упала бы, если бы Сет не поддержал ее.

Прижав девушку к своей груди, он посмотрел на ее вспыхнувшее лицо и сказал:

— А ты точно знаешь, что не пьяна? Твое лицо просто пылает, да и на ногах ты неуверенно держишься.

— Не смеши меня! — огрызнулась она, вырываясь из его объятий. — Я наступила на подол юбки, только и всего.

Отойдя от него на несколько шагов, она подбоченилась и громко произнесла:

— А сейчас почему бы тебе не перестать молоть чепуху и не сказать, что тебе от меня надо? Я опаздываю в театр. — Топнув ногой от нетерпения, она сложила руки на груди и посмотрела на него с явной досадой, но болтавшаяся на пальце шляпка придавала ее гневу оттенок комизма.

Слегка улыбнувшись, он перевел взгляд со шляпки на ее сердитое лицо.

— Я и говорю, что должен был прийти ровно в семь, чтобы проводить тебя в варьете, и, — тут он широко развел руками, — вот я здесь.

— Я же сказала тебе, что меня всегда провожает Майлс. — Она погрозила ему пальцем, тем самым, на котором болталась шляпа, и уперла палец ему в грудь, что усилило забавность ситуации.

— Но Майлс ведь не появился? — По натянутому выражению его лица она поняла, что он едва сдерживает смех.

Пенелопа рассерженно посмотрела на шляпу. Дернув несколько раз за непослушную ленточку, она призналась:

— Нет, но я уверена, что он появится с минуты… — Ее руки застыли от неожиданной догадки, и она бросила на него подозрительный взгляд. — Как ты узнал?

Загадочная улыбка заиграла на его губах.

— Считай, что это — предчувствие.

— Предчувствие? Ха! Готова поспорить на свою ленточку-талисман, что ты сделал с Майлсом что-то ужасное, может, связал его и бросил в загон только ради того, чтобы задать свой проклятый вопрос!

— Ну, если мы держим пари, то твоя ленточка стала моей, — Сет расплылся в улыбке. — Кстати, спасибо, что напомнила мне о вопросе. У меня это выскочило из головы.

Пенелопа прикусила язык и недоверчиво посмотрела на него.

— Клянусь всеми святыми, что ты не забыл!

— В таком случае ты снова проиграешь; тебе лучше остановиться, пока не зашла слишком далеко.

Она усмехнулась, окинув его взглядом.

— Пусть так, но я не верю, что Майлс по своей воле позволил тебе проводить меня.

— Он сам так захотел.

— Неужели?

Сет наклонил голову, изучающе посмотрел на нее, потом пожал плечами.

— Ну раз уж ты так беспокоишься о благополучии этого безмозглого нахала, полагаю, придется пренебречь джентльменской деликатностью и сказать правду. Твой провожатый задержался, потому что занят с одной молодой дамой, Алисой Сладкие Губы.

Увидев, как вспыхнуло лицо Пенелопы, он заметил:

— Судя по твоему лицу, ты знаешь, о ком я говорю.

— Я раз слышала о ней, — смутилась Пенелопа, чувствуя, что густо краснеет, так как на самом деле ей многое было известно об этой Алисе. С тех пор как они приехали в Денвер, не проходило и дня, чтобы Майлс не рассказывал ей о своих подвигах с проституткой. После его подробных описаний ей даже казалось, будто она знала эту девицу лично, и это ощущение беспокоило ее. Странно, но еще больше беспокойства принесла мысль о том, что Сет посещает салон Голди.

«Меня не интересует, что делает этот несносный человек», — сурово напомнила она себе. Но, как ни старалась, она не могла отрицать, что это ей небезразлично. Хуже того, она его ревновала, сердце сжималось от неожиданной боли. Ее чувства к Сету остались неизменными, несмотря на тот неоспоримый факт, что днем он посещал бордель. Как иначе смог он узнать про Майлса и Алису? Свидание в салоне Голди, вероятно, и было тем делом, о котором он упомянул в аптеке.

Боясь встретиться с его взглядом, чтобы не показать свою боль, она занялась шляпкой, которая, как теперь казалось, навсегда осталась висеть на пальце.

— Как ты узнал о Майлсе и Алисе? — не удержавшись, выпалила она. Сет пожал плечами.

— Я был в салоне Шекспира днем, и Монти случайно упомянул о свидании Майлса. Я все прикинул и понял, что тебе нужен кто-то, чтобы проводить в театр. — Верно угадав цель ее вопроса, он наклонился вперед и добавил: — Не бойся, принцесса. Я не был у Голди и ее девиц.

Пенелопа вспыхнула.

— Меня это не волнует.

— Зато меня волнует, — мягко возразил он.

Пенелопа заглянула ему в лицо, совершенно сбитая с толку этим признанием. Его улыбка была такой нежной, а в глазах что-то промелькнуло. Неужели сожаление? Растерянная и смущенная, она тихо спросила:

— Почему?

Сет взял ее за руку, чтобы получше рассмотреть затянувшийся на пальце узел.

— Мы с тобой спорим, но это не значит, что меня не волнует твое мнение.

— Но вчера вечером ты говорил…

— Забудь вчерашний вечер, — перебил он, непроизвольно сжав ее запястье. — Я вел себя как дурак. Шок оттого, что я нашел тебя в этом салоне, заставил меня говорить то, что я не собирался.

Он еще сильнее сжал ее запястье, когда вспомнил о своем отвратительном поведении прошлым вечером. Пенелопа тихо охнула, и он моментально отпустил ее руку.

— Прости, — пробормотал Сет.

— Все хорошо. Мне не больно.

Ее глаза мягко светились, такая нежность наполняла их, что Сет потерял дар речи от нахлынувших на него чувств. Когда он наконец смог заговорить, его голос звучал очень тихо.

— Я знаю, что причинил тебе боль, и очень сильную.

— Да нет же. — Она кивнула на свою руку, лежавшую у него на ладони. — Посмотри, мое запястье даже не покраснело.

Взглянув на ее маленькую ручку, так уютно устроившуюся на его большой, сильной ладони, он возразил:

— Я говорил о твоем сердце, о твоей душе… о Нью-Йорке. Я…

— Сет, — перебила она дрогнувшим голосом.

— Нет. — Он резко покачал головой, неожиданно решив высказать все, что сотню раз собирался сказать ей раньше. — Пожалуйста… выслушай меня.

Сет не отрываясь смотрел ей в глаза, молча умоляя позволить ему продолжить. Он хотел извиниться за все, что наговорил ей и натворил в Нью-Йорке, ему так нужно было получить ее прощение. И не важно, сколько времени на это потребуется, не важно, какой ценой, но он жаждал восстановить разрушенное.

Пенелопа молчала, и он тихо повторил:

— Пожалуйста, милая.

Неожиданно самым важным для него стало желание вернуть расположение Пенелопы. Но не ради дружбы с Джейком и, уж конечно, не из-за какой-то галантности. А для своего собственного спокойствия и достоинства.

Спустя мгновение Пенелопа согласно кивнула.

Он шумно перевел дыхание, с удивлением обнаружив, что, ожидая ответа Пенелопы, даже не дышал. С благодарной улыбкой он продолжил:

— Я наговорил много грубостей той ночью в Нью-Йорке, я был вне себя от ярости, но это, конечно, не оправдывает меня. Я был просто идиотом и никогда не прощу себя за то, что так жестоко обошелся с тобой. Мне нужно…

Он умолк, когда почувствовал, как рука Пенелопы выскользнула из его ладони. На мгновение его охватило гнетущее чувство поражения: показалось, что ей не нужны ни он сам, ни его извинения. Но когда он вновь ощутил ее мягкую, прохладную ладонь, когда их пальцы сплелись вместе, прилив новых сил дал ему возможность продолжать.

Глядя на шляпку, болтавшуюся между ними, и думая, что не видел ничего более прекрасного, Сет доверительно произнес:

— Я наделал много глупостей в своей жизни, но я жалею только о том, что причинил тебе столько боли. Я дал себе обещание, что если у меня появится случай исправить все, что я натворил по отношению к тебе, то я это обязательно сделаю. И поэтому я прошу тебя… — Он покачал головой и крепче сжал ее руку. — Нет. Я умоляю тебя простить меня, дать мне шанс все исправить. — Когда она открыла рот, Сет, испугавшись, что может услышать отказ, поторопился пояснить: — Я не прошу, чтобы мы снова стали любовниками, я даже не жду, что ты будешь относиться ко мне, как раньше. Все, чего я прошу, — это быть твоим другом.

Пенелопе вдруг стало душно, она с трудом верила тому, что слышала. Сколько раз она тоже молилась, чтобы получить возможность исправить ошибки, которые они совершили в Нью-Йорке… ради своего блага и ради Томми.

Она задумчиво смотрела на их соединившиеся руки, с удивлением заметив, что он поглаживает ее большой палец своим, совсем как тогда, в счастливые для них дни. Ее наполняло сожаление о потерянной любви, которая у них была и которой больше не будет. Она отвела взгляд от их сплетенных рук — слишком щемящим было зрелище — и уставилась на раскачивающуюся шляпку.

Сейчас он предлагал ей только дружбу, а это далеко не то, что пылкая страсть, которая соединяла их. Она вздохнула. Дружба. Этого должно быть достаточно. Возможно, их дружба будет расти, и со временем она сможет доверять ему настолько, что расскажет про Томми.

— Скажи «да», принцесса, — услышала она его нетерпеливый шепот.

Когда девушка подняла голову, чтобы ответить, слова замерли у нее на устах. Никогда, даже во время самых интимных моментов, она не видела у него выражения такой открытой ранимости. Он всегда был таким уверенным и казался непобедимым, и сейчас, увидев его полные неуверенности и надежды глаза, ей захотелось обнять его и прогнать прочь все страхи, как она делала с Томми, когда тот боялся. Нежность переполнила ее, и она громко воскликнула:

— Да. Я хочу, чтобы мы стали друзьями!

Сету страшно хотелось прижать Пенелопу к себе и кричать от радости, целуя ее нежные губы. Но если они согласились быть только друзьями и раз он сам хотел, чтобы их отношения никогда больше не перешагнули границ дружбы, то ему придется сдерживать свои порывы.

Он прошептал:

— Я благодарен тебе.

— Я очень рада.

Он принялся развязывать ленточку на ее пальце. И пока он это делал, каждый думал о своем, и оба подавляли безнадежное желание стать больше чем друзьями. Через несколько минут Сет освободил ее палец.

Нежно улыбаясь, он надел ей шляпу и завязал ленточки под левым ухом. Когда он расправлял бант, из коридора, нарушая тишину, донесся бой часов.

— Боже! Уже половина восьмого! Я не успею подготовиться к представлению. — Пенелопа быстро заперла дверь и потянула Сета к крыльцу. — Нам надо идти, скорее!

— Мы никуда не пойдем, пока ты не накинешь шаль, — заявил он, кивнув на ее оголенные плечи и руки. — Я не хочу, чтобы ты простудилась.

Она рассердилась, но он напомнил:

— Ты обещала выполнять мои требования, пока мы в Денвере, и я прошу тебя надеть шаль. — Он нежно сжал ее руку, державшую букетик цветов. — Я, кажется, когда-то подарил тебе зеленую кашемировую шаль, она подойдет к этому платью.

— Ты все еще хочешь заставить меня выполнять наш договор? — недовольно поинтересовалась она. — Я думала, раз уж мы друзья, то, может, забудем о нашей сделке?

Сет хмыкнул и покачал головой.

— Ну нет. Об этом не может быть и речи. Все наши соглашения остаются в силе, включая и то, что ты будешь моим камердинером и будешь отвечать каждый день на мой вопрос.

— Но…

— Никаких «но», никаких исключений. Правило номер один в дружбе: друзья всегда держат свое слово, и я ожидаю этого от тебя. — Нежно подтолкнув ее к двери, он добавил: — Накинь быстрее свою шаль. Мы опаздываем в варьете, ты помнишь?

Нахмурившись, она торопливо последовала его совету. Когда через минуту она вернулась с шалью на плечах, Сет галантно приподнял шляпу и предложил ей руку. Приняв ее, Пенелопа потянула его за собой.

К ее досаде, Сет едва не упал на лестнице и теперь плелся позади.

— Ради Бога, Сет! Нам понадобится целая ночь, если ты не торопишься. — Бросив на него раздраженный взгляд, она съехидничала: — Я думала, что с твоими длинными ногами… о Боже! — Пенелопа резко остановилась перед калиткой, досада у нее сменилась тревогой. — Ты же хромаешь! Почему ты не сказал, что у тебя болит нога?

— Потому что нога у меня не болит, — загадочно ответил он.

— Тогда почему ты хромаешь?

— Ты уже забыла о разговоре, который подслушала днем? — иронически улыбнулся он.

Пенелопа не забыла и сильно покраснела от возмущения:

— Я… я не подслушивала!

— Это ты сейчас так говоришь, — отозвался он, пропуская ее в калитку. — Ну ладно. Ради спасения нашей дружбы пойдем на компромисс. Скажем, что ты услышала разговор. — Он протянул руку. — Согласна?

— Ох, ладно, — отозвалась она, неохотно пожав его руку. — Я согласна. Но только потому, что сейчас у меня нет времени спорить. — Опустив руку, она проворчала: — Может, мы все-таки пойдем в варьете?

— Твое желание для меня закон. — С этими словами он повел ее вниз по улице так быстро, насколько позволяли ему натертые места.

Некоторое время они шли молча; она делала вид, что ее интересуют витрины магазинов на Блейк-стрит, он же терялся в догадках, что привлечет ее внимание, чтобы получить возможность продолжить их разговор.

Они прошли около квартала, прежде чем Сет увидел, как ее глаза округлились, а шаги замедлились. Когда она повернула голову, чтобы получше рассмотреть витрину, ее губы раскрылись и изогнулись в уголках. Улыбка была такой нежной и притягательной, что он с трудом отвел от нее взгляд, дабы посмотреть, на что же Пенелопа польстилась.

Это оказалась витрина мясной лавки, где висели окровавленный кусок говядины и два дохлых цыпленка. Он сморщил нос от отвращения и снова взглянул на Пенелопу. Она продолжала мило улыбаться.

Сет нахмурился. Может, она голодна? Может, она представляла цыпленка, приготовленного в винном соусе, и жареную говядину с хрустящим картофелем? Забеспокоившись, что Пенелопа, должно быть, голодала все это время, если смотрела на мясо в витрине так, словно это был показ парижской моды, он внимательнее проследил за ее взглядом.

И тогда сам улыбнулся. В нижнем правом углу витрины была приклеена афиша, объявлявшая о прибытии цирка в следующую субботу. Он прочитал красочный плакат, потом снова взглянул на Пенелопу, которая едва сдерживала волнение.

Охваченный нежностью, Сет мягко прикрыл рукой ее маленькую ручку, крепко державшуюся за него»

— Ты любишь цирк, милая? — тихо спросил он, слегка сжав ее руку.

— Да, но я не была там много лет.

Сет не пропустил грустной нотки, прозвучавшей в ее голосе, и заметил печаль, промелькнувшую на лице. Стремясь продлить неожиданную доверительность момента, он продолжил:

— А что тебе нравится больше всего?

— Слоны, — без колебаний ответила она. — Я всегда считала их добрыми и мудрыми.

Сет разглядывал изображение красиво украшенного слона в самом низу афиши.

— Похоже, это приятное животное, да? — Он наклонил голову и сощурился. — А знаешь что? Своими большими ушами и морщинистым хоботом он напоминает мне одного старого шахтера, с которым я когда-то ловил рыбу. Он был чудесным стариком, обожал ириски и орехи.

Пенелопа хихикнула и лукаво посмотрела на него.

— Мой папа говорил, что слоны напоминают ему двух старых дев, что жили по соседству. Они всегда одевались в серое, а свои сморщенные длинные носы совали в чужие дела. — Она улыбнулась, когда Сет громко захохотал. — Нам всегда было так смешно смотреть на животных и решать, кого из наших знакомых они напоминают. Моя мама упала бы в обморок, если бы слышала наше злословие.

— Похоже, вы были очень дружны с отцом, — заметил Сет, когда они пошли дальше.

— Да. К тому времени, когда я родилась, Джейку исполнилось четырнадцать, а нашей сестре Анне — восемнадцать, они были уже достаточно взрослые, чтобы интересоваться цирком. Но мой отец любил цирк, он обожал клоунов и воздушных акробатов. В четыре года он впервые привел меня в цирк. И я тоже полюбила его за красочность и волнение.

Она умолкла, пока они с Сетом переходили улицу.

— С того раза и до самой смерти моих родителей мы с отцом всегда вместе ходили в цирк, когда он появлялся в городе.

Сет нежно улыбнулся ей.

— Твой отец был замечательным человеком, да? Тебе, наверное, очень не хватает его.

— Да. После того как мои родители погибли во время пожара, я всегда успокаивала себя воспоминаниями о тех чудесных временах, когда мы ходили в цирк. — Она опустила голову, ее голос стал тихим и немного хриплым. — Я чувствовала себя такой одинокой и неуверенной, не зная, где мое место, что стала воображать, будто цирк был моей семьей, а слон — моим близким другом. Я представляла себя в нарядном золотисто-пурпурном костюме, разъезжающей на слоне по улицам каждого города в Америке, помахивая рукой восхищенной толпе.

Сет, тронутый ее неожиданным откровением, прошептал:

— Мне кажется, это была прекрасная мечта. А ты рассказывала о ней Джейку?

Она отрицательно покачала головой.

— Когда он приехал из Сан-Франциско, я сделалась такой несчастной, живя со своей слишком степенной тетей, и была так благодарна за его предложение взять меня с собой, что решила оставить все свои детские фантазии и поступать, как взрослая. Я хотела быть уверенной, что он никогда не пожалеет о своей опеке надо мной.

— Бедная принцесса! Так ты больше никогда не была в цирке?

— Через три месяца после того, как мы приехали в Сан-Франциско, в город прибыл маленький цирк. Джейк настоял, чтобы мы пошли туда, заявив, что я слишком серьезна для ребенка десяти лет и что мне нужно несколько уроков смеха. Когда я робко упомянула, как я люблю слонов, он признался, что сам питал к ним тайную страсть. — Она тихо рассмеялась. — Как ты думаешь, что он тогда сделал?

— Ну, зная твоего брата, наверное, что-то возмутительное.

— Вы только посмотрите, кто считает его возмутителем спокойствия, — поддразнила Пенелопа. — Он рассказал мне историю, как однажды стащил одежду посыльного и проник туда, где расположился цирк. Он сказал, что притворился голодным уличным мальчишкой и предложил дрессировщику помыть его слона в обмен на еду. Ему пришлось долго упрашивать, но дрессировщик в конце концов сжалился над ним. Джейк сказал, что это был самый лучший день в его жизни, несмотря на порку за то, что сбежал из дома и до полусмерти напугал нашу маму.

Она взглянула на Сета, ее лицо стало задумчивым.

— Тогда я поняла, что для меня оставаться ребенком естественно и что он не отправит меня назад к тете, сколько бы я ни веселилась.

Сет пожал ее руку.

— Джейк радовался, когда ты была рядом. И я не знаю никого, кто любит смешные розыгрыши более, чем твой брат.

— Кроме тебя, — возразила она, окинув его дерзким взглядом. — Никто не умеет веселиться лучше тебя.

Улыбка заиграла на его губах.

— В таком случае позволь показать тебе, как я могу веселиться, в цирке.

У Пенелопы радостно забилось сердце от его приглашения. Ей больше всего хотелось посмотреть цирковое представление. Она подумала, что никогда по-настоящему не увидит цирка, если не побывает там с веселым Сетом Тайлером, Пенелопа уже собиралась принять его приглашение, когда он произнес:

— Мы могли бы отправиться на пикник, а потом посмотреть дневное представление. Я доставлю тебя в варьете как раз вовремя, чтобы ты смогла успеть приготовиться к девятичасовому спектаклю.

Напоминание о варьете и об Адель мгновенно рассеяло ее радостное настроение. Конечно, она не сможет пойти. Глупо даже думать об этом, ведь Адель запретила ей встречаться с Сетом вне театра. Помня об этом, она отказалась:

— Я не могу, у меня репетиция. Да и Адель не позволяет своим актрисам общаться с мужчинами во время гастролей.

— Но я не просто какой-то мужчина, — настаивал Сет. — Следующие несколько недель я буду вашим боссом. Сомневаюсь, что она мне откажет, если я попрошу разрешения пригласить тебя.

У Пенелопы что-то тревожно сжалось в груди. Если Адель и не осмелится отказать Сету, то Пенелопа уж точно ощутит на себе ее недовольство и гнев. Эта ужасная женщина может не только лишить ее недельной платы, но главное, она может не позволить увидеться с Томми.

Пытаясь избежать такого поворота, она твердо произнесла:

— Было бы прекрасно пойти в цирк, но мне нужно учить роль. В следующую субботу мы даем новое представление.

Сет не остался глух к умоляющим ноткам в голосе Пенелопы, от него не ускользнуло, как у нее перехватило дыхание при упоминании Адель. В какой-то момент он собирался спросить девушку, что ее связывает с этой компанией, но передумал. Ему не хотелось разрушать робкое, заново возникающее доверие вмешательством в то, что, казалось, причиняет ей душевную боль, с которой она еще не готова делиться ни с кем. Сет также не хотел начинать спор, делая упор на то, что, будучи хозяином варьете, мог легко приказать Адель отложить премьеру, освободив следующую субботу для посещения цирка. И раз уж не осталось, ничего, что можно было сказать о цирке, он постарался переменить тему разговора.