Она пришла домой в половине двенадцатого, усталая, но в приличном настроении. Мел и Эбби были так забавны, что у нее не нашлось времени вспомнить про Феликса. Подойдя к двери в квартиру, она увидела сидящих на полу Пэм и Стю­арта. Стюарт был явно пьян в хлам.

– Какого черта ты не дала нам ключи?.. – заорал он – Или сидела бы дома, чтобы мы могли войти!

– Я встречалась со своим бойфрендом, – спокойно объ­яснила Ханна, – и не думала, что вы так рано вернетесь. Что, в баре кончилась бесплатная выпивка?

Она впустила их, и Стюарт немедленно, не снимая даже ботинок, плюхнулся на диван и заснул. Его пьяный храп раз­носился по всей квартире.

Ханна посмотрела на него с отвращением.

– Не понимаю, почему ты его не бросишь, – сказала она Пэм. – Он ведь пьяница – такой же, как его отец.

– Неправда, он совсем не похож на отца! – возразила Пэм.

– Разве? – с горечью сказала Ханна. – Он точно такой же паразит – бесполезный и ленивый. Удивляюсь, что он еще ходит на работу. Я полагала, он давно взвалил на тебя обязанность зарабатывать деньги. А он бы только выходил из дома, чтобы посетить букмекера.

– Стюарт не играет и не так уж много пьет, – заявила Пэм. – Мы же были на свадьбе, в конце концов. Я уже и не помню, когда он в последний раз напивался. Ты просто не любишь отца и заодно чернишь Стюарта.

– Ничего подобного! – огрызнулась Ханна. – Просто вижу, что он катится по той же дорожке.

– Ну, а ты зато вылитая мать, – ехидно заметила Пэм. Ханна круто повернулась.

– Я не такая, как мать! Я не стала бы связывать свою жизнь с никчемным мужчиной.

– А каким же, по-твоему, был Гарри? – спросила Пэм. Нижняя губа у Ханны задрожала. Это был удар ниже пояса.

– Ты постоянно связываешься с никчемными мужчина­ми, – безжалостно продолжала невестка. – Стюарт, по крайней мере, на мне женился.

Она стащила бесчувственного Стюарта с дивана и пово­локла его в гостевую спальню, оставив Ханну злиться в оди­ночестве. Неправда, она не западает на никчемных мужиков, ничего подобного! Ей просто не везло, вот и все. Пэм сама не знает, что говорит. Если бы Ханна была замужем за таким ничтожеством, как Стюарт, она бы этим браком хвастаться не стала. Некоторым женщинам кажется, что обручальное кольцо решает все проблемы. Как можно быть такой глупой?!

После двух беспокойных ночей и размышлений о том, что сказала Пэм, Ханна в понедельник проспала, проснув­шись только к восьмичасовым новостям.

– Блин, блин, блин! – простонала она, вылезая из по­стели и понимая, что времени мыть голову не осталось.

Она вытащила из шкафа первое попавшееся платье – ко­ричневое и совсем простое, которое смотрелось лишь с чис­тыми пушистыми волосами и хорошим макияжем – и через пятнадцать минут выскочила за дверь. Стоя у светофора, она слегка подкрасила ресницы и намазала губы, не переставая огорчаться по поводу немытых волос. Она ненавидела саль­ные волосы.

– Хорошо отдохнула, Ханна? – громко спросила Джил­лиан, выразительно глядя на часы, поскольку Ханна все же опоздала на десять минут.

Ханна в ответ только фыркнула. Она не собиралась под­даваться на подначки Джиллиан.

Схватив на кухне чашку кофе, Ханна села за стол, стара­ясь разобраться в своих мыслях. Она так много думала о Фе­ликсе в четверг и пятницу, что запустила работу, а это никуда не годится. К тому же ей не удалось разжиться печеньем, а она не позавтракала и поэтому очень проголодалась. Ханне захотелось расплакаться. Весь мир ополчился против нее!

Зазвонил ее телефон, и она сняла трубку.

– Что вы делаете сегодня, мисс Кэмпбелл? – промурлы­кал Феликс.

Ханна чуть не выронила трубку.

– Ну… ничего, – сказала она, от удивления начисто по­забыв свое намерение заставить его помучиться.

– Чудненько. Не хотели бы пойти со мной в театр? А по­том можно поужинать.

– С удовольствием, – сказала Ханна, у которой дыханье сперло от радости, что он позвонил. – Во сколько?

– Буду ждать вас в пабе через дорогу от театра в семь. Жду не дождусь.

Повесив трубку, Ханна с ужасом вспомнила, что волосы у нее сальные, что одета она совсем не для театра и что у нее не будет времени заехать домой и переодеться. И она даже не спросила, какую пьесу они пойдут смотреть. Надо же, она еще рассуждает о волевых феминистках, считающих, что за­мужество только для слабых! «Я заставлю его помучиться». Как же! Она напоминала себе сейчас ласкового котенка, ко­торый переворачивается кверху брюшком, чтобы кто-нибудь, любой, ему это брюшко почесал. При этой мысли она слегка улыбнулась. Если брюшко будет чесать Феликс, она бы не возражала.

Твердо решив, что сегодня мысли о Феликсе не помеша­ют ей работать, Ханна принялась за дело, но все-таки прикинула, не отпроситься ли у Дэвида пораньше с работы. Тогда она сможет слетать домой, вымыть голову и надеть что-ни­будь потрясающе красивое.

Однако Купидону в этот день не везло. В пять Дэвид со­звал весь старший персонал на совещание. Пока он говорил, Ханна ерзала на стуле, мысленно перебирала имеющиеся в ее распоряжении туалеты и не слышала ни единого слова. Если ее кремовый кружевной бюстгальтер окажется в стирке, она застрелится! Это самая сексуальная вещь в ее гардеробе. Если расстегнуть верхние пуговицы на красной блузке, будет очень даже соблазнительно. Она даже наденет контактные линзы ради разнообразия.

– Я знаю, уже поздно, – сказал Дэвид, поглядев на ер­зающую Ханну, – но приехала наша коллега из США, и она любезно согласилась рассказать нам, как обстоят дела с про­дажей недвижимости в ее стране. Позвольте мне представить вам Марту Паркер…

В обычных обстоятельствах Ханна пришла бы в восторг от элегантной и великолепно ухоженной мисс Паркер, но се­годня ей хотелось, чтобы Марта поскорее заткнулась и дала ей возможность рвануть домой. Увы, мисс Паркер было что сказать, и ей на это понадобилось более получаса. Ханна по­няла, что придется обойтись косметикой и дезодорантом и надеяться, что в театре не будет слишком светло.

Когда Ханна добралась до бара, опоздав на десять минут, она не сомневалась, что от нее пахнет потом, несмотря на весь этот дезодорант и «Опий», позаимствованный у Донны.

Феликс выделялся даже среди толпы, собравшейся в баре в ожидании начала спектакля. Его благородная светлая голо­ва была видна от дверей, и Ханна заметила, что он с кем-то разговаривает. В профиль он был еще красивее. Феликс от­кинул назад свою львиную гриву, рассмеявшись чему-то, и Ханна заметила, что улыбается, направляясь к нему через зал. Феликс повернулся, увидел ее, и его бархатные глаза с одобрением прищурились. Ханна почувствовала, как внутри у нее все тает. Она подошла к нему, и, вместо того чтобы взять ее руку или поцеловать в щеку, он крепко ее обнял, на­клонил свою золотистую голову и поцеловал в губы. Она тут же забыла, где находится, и прижалась к нему всем телом.

– Почему ты не поинтересуешься, не сдают ли здесь комнаты на час? – раздался чей-то сухой голос.

Они разомкнули объятия. Ханна покраснела, а Феликс рассмеялся.

– Она прекрасна, кто меня осудит? – обратился он к со­бравшимся, все еще обнимая Ханну за талию. – Как у тебя дела, любовь моя? – спросил он низким голосом. – Я все время думал о тебе.

– В самом деле? Что же так долго не звонил?

– Ого! – усмехнулся Феликс. – Она кусается. Но, веро­ятно, я это заслужил.

Ханна мысленно поморщилась, пожалев о вырвавшихся словах. Уж лучше бы прямо призналась, что два дня томилась у телефона в ожидании его звонка.

– Я был очень занят на съемках, – объяснил Феликс. – Что будешь пить?

. Она уже была пьяна от счастья и попросила минеральную воду.

– Выпей чего-нибудь покрепче, – настаивал Феликс. – Я считал, что ты крутая девушка и пьешь только чистое виски.

Толпа радостно загоготала.

– Я крутая только с мужчинами, – мило ответила Ханна, решив поддержать его игру. – В остальном я женщина до мозга костей.

– Ах, детка! – протянул Феликс. – Мне как раз такие нравятся. Пусть будет минеральная вода.

В половине седьмого они отправились в театр. Увидев афиши, Ханна поняла, что сегодня премьера спектакля «По­клонник леди Уиндермир». Она редко ходила в театр и не хо­тела, чтобы Феликс об этом догадался. Он-то наверняка по­стоянно бывает в театрах.

Пьеса оказалась замечательной, хотя Ханна не была уве­рена, от чего она получает большее удовольствие – от игры актеров или от того, что рядом сидит Феликс, поглаживая ее коленку через ткань длинной юбки.

В антракте Феликс переходил от одной группы людей к другой, держа ее за руку. Все ему радовались и лезли с поце­луями. Ханна сообразила, что он, в сущности, звезда, когда пятый человек обнял его и поздравил с хорошими отзывами в прессе по поводу его последней роли. Из разговоров она поняла, что Феликс сыграл небольшую роль в совместном британско-канадском фильме и сейчас снимается в малобюджетной картине в Ирландии.

Наконец они вернулись в зал.

– Давай поскорее смоемся, когда спектакль окончит­ся, – прошептал Феликс ей на ухо. – Не хочу никого видеть, только тебя.

Когда опустили занавес, Феликс быстро вывел Ханну из театра, поймал такси, и они отправились в «Трокадеро» – место традиционной тусовки театральной публики и актеров. Феликс нашел маленький столик в конце зала и, не загляды­вая в меню, заказал копченую семгу и шампанское. Первый бокал он выпил, не сводя с нее глаз.

– Ты прекрасна, – мягко сказал он, протянул руку и коснулся длинными пальцами ее щеки.

Потом Феликс провел пальцем по ее скуле, дотронулся до губ и на мгновение вложил палец ей в рот. Ханна маши­нально коснулась его языком, почувствовав солоноватый привкус. Это было так эротично! Она никогда ничего подоб­ного не испытывала с мужчиной, а ведь они сидели в ресто­ране. Один бог ведает, каким он будет в постели, когда они останутся вдвоем без официантов и клиентов ресторана.

Губы Феликса изогнулись в ленивой усмешке. Он поднес палец к губам, как будто пробуя на вкус, и задумчиво скло­нил голову.

– Сладко, – объявил он. – Как и вся ты. Очень сладко… Голос его понизился на октаву, и Ханна прерывисто вздохнула.

Официант принес две тарелки с копченой семгой. Ханне хотелось сказать ему, что им не нужна эта рыба, схватить Фе­ликса за руку и утащить его в свою квартиру, чтобы доказать, какой сладкой она может быть. Но Феликс с аппетитом на­бросился на семгу.

– Я так проголодался! – пробормотал он, выжимая лимон на рыбу, и принялся отправлять в рот кусок за куском.

Ханна смотрела на него, не прикасаясь к своей порции, потому что желание вытеснило все другие потребности.

– Ты не голодна? – спросил Феликс, взглянув на ее не­тронутую тарелку.

Ханна робко улыбнулась.

– Да нет. Ты отнял у меня аппетит. – Она допила шам­панское и снова наполнила бокалы. – Лучше расскажи мне о себе.

Для большинства людей вопрос был сложным. Но, как Ханна тут же выяснила, для актеров он служил приглашени­ем произнести речь, столь же знакомую, как собственная фи­зиономия в зеркале. Феликс жадно ел, пил шампанское и одновременно рассказывал ей о своей карьере и надеждах. О семье и юности он говорить не стал.

– Я не люблю вспоминать об этом, – заявил он, глядя на нее печальными глазами.

Зато об остальном Феликс говорил с удовольствием. Сей­час, в тридцать семь лет, он оказался на грани настоящего ус­пеха. Прежде ему приходилось нелегко – он поведал ей о глупых ролях в мыльных операх и о своем первом фильме, где весь кусок пленки с его присутствием оказался на полу в монтажной. Но скоро все изменится. Сериал, в котором он снимается, пользуется все большей популярностью, и его внезапно одолели звонками агенты, занимающиеся кастингом.

– Мое время пришло! – гордо заявил Феликс.

Это была жизнь, наполненная бесконечными вечеринка­ми, премьерами, встречами с красивыми людьми. Но Ханна инстинктивно чувствовала, что ему не хватает надежности. «Он похож на меня, – вдруг догадалась она. – Что-то в его прошлом наложило свой отпечаток и заставило его мечтать о надежном прибежище, какого у него никогда не было. И я могу ему помочь».

Театральная публика все же объявилась, начались воз­душные поцелуи, приветственные жесты, адресованные дру­зьям и врагам.

– Мы все не могли понять, куда вы подевались, – оби­женно заявил какой-то мужчина в бархатном костюме.

– Мы хотели побыть вдвоем, – прямо ответил Феликс. Мужчина фыркнул и начал приглядываться к соседним столикам.

– Сядь где-нибудь подальше, – грубо приказал Фе­ликс. – Нам не требуется компания.

Вообще-то Ханна ненавидела грубость, но с Феликсом все было иначе. Ведь он так невероятно красив, так талан­тлив, что людей тянет к нему, и избавиться от них можно, только позволив себе резкость.

Они уже прикончили вторую бутылку шампанского, когда появился официант с маленькими рюмками ликера.

– Я не могу, – хихикнула Ханна. – Я уже пьяна. Пред­ставить невозможно, что я сделаю, если выпью еще и это!

– Невозможно? – прищурился Феликс, откидываясь на стуле. Потом подвинулся ближе и положил руку ей на бедро под столом, задирая юбку вверх.

Даже будучи основательно пьяной, Ханна попыталась ос­тановить его.

– Вдруг кто-нибудь увидит? – испугалась она.

– Ну и что? – Он саркастически поднял одну бровь. – Пусть смотрят!

Шокированная, Ханна потеряла дар речи.

– Да не увидит никто, – успокоил ее Феликс. – Ска­терть все закрывает.

Он наконец поднял ее платье, и Ханна задрожала, хотя его рука еще не достигла и середины бедра. Если бы он по­двинул ее хоть на сантиметр дальше, она, наверное, не удер­жалась бы от крика.

– Когда в следующий раз будешь собираться ко мне на свидание, надевай чулки, – пробормотал Феликс. Внезапно он убрал руку, встал и резко сказал: – Пошли.

В такси он только целовал ее. Когда Ханна вела его по лестнице к своей квартире, сердце ее билось как метроном. Она долго возилась с ключами, хихикая над своей неуклю­жестью. Феликс не смеялся. Наконец она нашла нужный ключ и толкнула дверь.

– Конечно, это не Букингемский дворец… – начала она, опуская сумку на стол.

Больше ей не удалось ничего сказать. Дверь захлопну­лась, и Феликс тут же буквально набросился на нее. Их губы встретились, языки страстно переплелись. Феликсу наконец удалось сорвать с нее пальто, она же сняла с него куртку и принялась дергать рубашку. Пуговицы полетели во все сто­роны.

– Ты прекрасна, – пробормотал он, склоняя голову к ее груди и одновременно снимая с нее платье.

Ханна внезапно вспомнила, что на ней это мужское про­клятие – колготки, и она поспешно сорвала их, поблагода­рив неизвестное божество за то, что на ней приличные чер­ные трусики, хотя бюстгальтер оказался простеньким – белым, хлопчатобумажным. Какая жалость, что она не надела свое сексуальное сетчатое белье! Она сорвала с себя белый лифчик, подняла голову и увидела, что Феликс, на котором остались только трусы, наблюдает за ней.

– Ты такая красивая, сексуальная! Я понял это сразу, как тебя увидел, – хрипло проговорил он.

Одним сильным движением Феликс подхватил ее на руки и отнес на диван. Затем лег на нее, пробежал ладонями по ее телу и больно сжал соски. Он был возбужден до предела, и Ханна от него не отставала. Она долго сдерживала свои жела­ния, и сейчас они вырвались на свободу. Они отдались любви бурно и страстно, это совсем не напоминало ласковые прикосновения Гарри. Феликс яростно завладел ее ртом, она же вонзила ногти ему в спину, когда он мощным толчком вошел в нее и стал ее частью. Они стонали и задыхались, стремясь к освобождению, но так же страстно желая, чтобы эти минуты никогда не кончались. Ханна изо всех сил при­жималась к Феликсу, обхватив его руками и ногами, пока мощный оргазм не заставил ее содрогнуться.

Потом они долго лежали, свернувшись, как щенки, ста­раясь отдышаться. Ханна чувствовала себя на редкость спо­койно, как будто она родилась для такой любви. А может, она и в самом деле родилась для Феликса?..

Он поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Ты просто прелесть, – сказал он.

– От такого же слышу, – пошутила Ханна. – Я совсем без сил, Феликс. Давай спать.

– В постель! – скомандовал он, легко встал на ноги и протянул ей руку.

Когда Ханна проснулась на следующее утро, голова у нее, раскалывалась после шампанского в неумеренных количест­вах, а птицы за окном пели какую-то восторженную песню. Она пошевелилась, и ее рука коснулась теплого тела Феликса. Значит, это не было сном! Что такое похмелье в сравне­нии с ощущением безмерного счастья?

Осторожно, чтобы не разбудить его, она босиком прошла на кухню и проглотила две таблетки от головной боли, запив их стаканом воды. Потом выпила еще стакан, чтобы утолить жажду, и пробралась в ванную комнату. Волосы стояли дыбом, макияж, который она не потрудилась снять вечером, образовал темные круги вокруг глаз, рот распух от страстных поцелуев и колючей щетины Феликса. Такая физиономия в былые времена заставила бы Ханну застонать. Но сегодня что-то светилось в ее лице, пробиваясь сквозь ужасную мас­ку, – что-то восторженное и счастливое. Глаза ее сверкали, губы невольно расползались в улыбку. Ода была счастлива, она была влюблена!

Несколько приведя в порядок лицо и почистив зубы, Ханна снова скользнула под одеяло и подвинулась к Феликсу так близко, что оказалась наполовину лежащей на нем. Он все не просыпался, но одна его рука пошевелилась и легла ей на грудь, лениво лаская сосок. Ханна шумно вздохнула. Фе­ликс открыл один глаз.

– А ты, оказывается, любительница секса по утрам? – спросил он охрипшим голосом. – После вчерашнего пред­ставления я решил, что ты из разряда сов.

Ханна молча подвинулась и оказалась на нем, испытывая наслаждение от прикосновения своего прохладного тела к его телу, теплому от сна.

– Думаю, мне любое время суток подходит, – сказала она.

– Замечательно, – отозвался он и притянул ее голову к себе.

Когда Ханна, весело помахивая сумочкой, подошла к конторе, осеннее солнце уже освещало ее фасад. Дом покра­сили в традиционные для фирмы цвета – желтый и белый, и он выглядел весьма привлекательно. Ханна усмехнулась: се­годня ей все казалось привлекательным. Даже полисмен с унылым лицом показался ей сегодня приятным, хотя он не­делю назад оштрафовал ее. «Хорошо быть влюбленной!» – решила она.

– Доброе утро, Ханна, – сказал Дэвид Джеймс, выбира­ясь из серебристого «Ягуара».

– Замечательное утро, правда? – сияя, воскликнула Ханна.

Дэвид удивленно взглянул на нее.

– Ты что, принимала таблетки счастья? – поддразнил он.

– Нет, – ответила она, позволяя ему открыть перед ней дверь. – Просто счастлива, и все. Ты ни за что не догадаешься, кого я вчера встретила, – добавила она, прекрасно зная, что ей следует помолчать, но не в состоянии отказать себе в удовольствии произнести его имя. – Феликса Андретти.

Дэвид нахмурил брови.

– И где же? – спросил он.

– В театре, – беззаботно ответила Ханна. – Мне он показался приятным человеком, – продолжила она в надежде, что Дэвид расскажет ей что-нибудь о Феликсе.

– В самом деле? – Он саркастически поднял одну бровь. – Это не очень похоже на того Феликса, которого я знаю и люблю, – заметил он. – Я бы скорее назвал его профессиональным плейбоем. Приятный – это не про Феликса. Люди, его либо любят, либо ненавидят. Женщины любят его, пока он их не бросит, а мужчины часто ненавидят его за то, что он пользуется таким бешеным успехом у противополож­ного пола.

– В самом деле? – лениво протянула Ханна, изо всех сил стараясь не показать, что шокирована. – Все равно, мне он показался приятным. – Ей хотелось спросить еще что-ни­будь, но она не посмела.

– Он был с кем-то? – спросил Дэвид.

– Нет, – ответила она, глядя на него невинными глазами. Дэвид усмехнулся.

– Наверное, навык потерял. Никогда не видел его без хо­ровода очаровательных девушек.

Ханна все утро переваривала эту информацию. Феликс – и хоровод очаровательных девушек. Она слишком ревновала, чтобы чувствовать себя польщенной тем, что богоподобный мистер Андретти счел ее достойной себя. Вместо этого Ханна мучилась от сознания, что человек, с которым она переспала при первом же свидании, оказался профессиональным поко­рителем сердец, всегда имеющим в своем распоряжении не­сколько женщин на выбор, которых он бросает, когда ему надоест.

А чего она, собственно, ожидала? Надо же было сделать такую глупость – сразу же переспать с ним! Что он теперь о ней подумает? Впрочем, ничего он, наверное, не будет ду­мать, а просто потеряет к ней всякий интерес.

Ханна попыталась вспомнить, как они утром расстава­лись. Все, что он сказал, было: «Пока, детка», – страстно по­целовал и пообещал позвонить. Ну, не то чтобы обещал, просто сказал: «Позвоню».

Ханна мрачно сидела за столом, наверное, в сотый раз мысленно ругая себя за глупость, и тут в ее кабинете появил­ся посыльный. В руках он держал огромный букет бледно-розовых роз.

– Ох! – вздрогнула Ханна. – Это мне?

– Вам, если вы Ханна Кэмпбелл, – ответил посыль­ный. – Распишитесь.

Она зарылась лицом в цветы, пытаясь уловить аромат, но, как ни странно, розы ничем не пахли. Все равно, они были великолепны.

Ханна открыла карточку: «Ханне, моему прекрасному, спелому персику. Увидимся сегодня. Я заеду за тобой домой в восемь».

Каждая пора ее тела наполнилась счастьем. Он не принял ее за простую потаскушку, он захотел с ней снова встретить­ся. Какое счастье!