В конце концов, Эдвард решил, что ему придется дожидаться, когда Пегги пойдет вечером к себе, и тогда прийти к ней в спальню. Разумеется, после того, как Алистер уляжется спать. Он отдавал себе отчет в том, что ей это не понравится — она, видимо, так же как и он, не считала приличным, чтобы они находились в комнате одни, но тут уж ничего не поделаешь. Чтобы предостеречь ее от трагической ошибки, он готов пожертвовать какими-то правилами.
Было уже за полночь, когда Пегги наконец отправилась к себе, а отделаться от Алистера было секундным делом. Когда Эдвард уходил, тот переливчато храпел в библиотеке на диване, его руки обнимали графин с коньяком, а на губах играла до глупого счастливая улыбка. Эдвард почти сожалел по поводу того, что поступок, на который он решился, навеки сотрет эту улыбку, но другого пути он просто не видел. Или сделать так, как он задумал, или быть свидетелем того, как с годами эта улыбка превратится в оскал.
Стоя перед дверью в Розовую комнату, Эдвард обнаружил, что волнуется. Он много раз стоял именно перед этой дверью в глубоком детстве, испытывая волнение разного рода. Его мать всегда была доброй, но твердой поборницей дисциплины, и ее методы порицания, хоть и не телесные, как у отца, навсегда врезались в его память. Может, это было воспоминание, или ему было действительно не по себе от того, что он собирался сделать? Ответить он не смог бы. И, чтобы отрезать себе путь к отступлению, Эдвард постучал в тяжелую дверь.
Пегги сама ответила на стук. Она очень удивилась, увидев его. Ее длинные темные волосы были распущены по плечам, как пелерина, на ней был тот же полупрозрачный халат, что и тогда, в ночь после бала, — тот, отороченный перьями. Она выглядела до смешного юной, но очень женственной. Эдвард почувствовал, как что-то у него внутри напряглось, и на мгновение оробел. Пока не увидел выражения лица Пегги.
— Ну и ну, — сказала она, одна бровь приподнялась изящной дугой. — И чему я обязана таким удовольствием, лорд Эдвард?
Он понял, что его миссия, возможно, спасет Алистеру жизнь. Может, сегодня это ему не понравится, но однажды он будет благодарен Эдварду за то, что друг спас его от этой насмешницы.
— Мне нужно поговорить с вами, — глухо проговорил Эдвард.
— Ну что ж, вы можете поговорить со мной утром за завтраком, — ответила Пегги. — Спокойной ночи.
Девушка попыталась захлопнуть дверь, но Эдвард ее опередил. Он вставил ногу между дверью и косяком, и Пегги, хоть и старалась изо всех сил, не смогла ее закрыть.
Чуть погодя она прекратила свои попытки, взглянула на него с подчеркнутым безразличием и уперла руки в бока.
— Эдвард, вы знаете, почему я не могу впустить вас. Вспомните, что произошло в прошлый раз.
— Я прекрасно знаю, что произошло в прошлый раз. Как вы помните, я тоже там присутствовал. Но вам нет нужды беспокоиться. Я хочу только поговорить.
— Вы и в прошлый раз хотели того же, — напомнила Пегги.
— Очень важно, чтобы вы позволили мне войти.
— Что подумают слуги? Миссис Прейхерст будет…
— К черту миссис Прейхерст!
Эдвард ногой распахнул дверь, захлопнул ее за собой и прошел в тепло комнаты, освещенной веселыми бликами огня. С прошлого раза Пегги там кое-что переменила. Над камином висел выполненный еще до замужества портрет его матери, и добавилось ваз с цветами — они теперь стояли повсюду. А на туалетном столике лежала чертова книжица стихов о любви, которую Картрайт дал ей накануне, некоторые страницы были заложены ленточками. Эдвард подошел и взял ее в руки.
— Это, — драматическим тоном проговорил он, потрясая маленькой книгой в кожаном переплете, — именно то, о чем я хотел с вами поговорить.
Теперь Пегги стояла, сложив руки на груди, на ее губах играла лукавая улыбка.
— О? Вы желаете обсудить сонеты Шекспира?
— Вовсе нет. — Эдвард направился к ней, размахивая книжкой. — Я хочу поговорить о Картрайте.
Один уголок рта Пегги пополз вверх.
— Хорошо, Эдвард, я понимаю вашу ревность. Признаю, вы первый с ним познакомились!
Кулак Эдварда обрушился на подвернувшийся под руку ночной столик, который оказался довольно хрупким и не устоял под ударом, превратившись в кучу дощечек и бронзовых деталей. Пегги спокойно посмотрела на остатки столика. Другая бы кинулась спасаться.
— Теперь вам лучше? — сухо осведомилась девушка. — Может, еще чего-нибудь изволите поломать? Как насчет вон той вазы? Это, кажется, фамильная реликвия. Или, может, вы предпочтете ударить меня?
— Никогда в жизни я не поднял руки на женщину, — механически отозвался Эдвард. Он сам пришел в замешательство, сокрушив столик. Он не хотел ударять по нему с такой силой. Но он не намерен позволять сбивать его с мысли. Это один из ее приемов. Ей не удастся свернуть его с дороги. — Послушайте, Пегги…
— А что, у меня есть выбор? — Пегги опустила руки и направилась к кровати, где она, видимо, лежала, когда он постучал в дверь. Сняв домашние туфли на высоком каблуке, она спрятала голые ноги под тяжелую перину. — Надеюсь, вы не против, — кротко проговорила она, сев на кровати и обхватив руками колени. — Знаете, довольно прохладно.
На этой огромной кровати она выглядела такой маленькой и невинной, что на какой-то момент Эдвард забыл, зачем он, собственно, пришел. Он представил себе, как забирается с ней в эту кровать, небрежно, будто они давно женаты и каждую ночь спят вместе. Вот он спускает пеньюар с гладких белых плеч и целует шелковистую кожу…
Тут он увидел у себя в руках книжку. Он начал было говорить, но голос сел настолько, что невозможно было разобрать слов. Эдвард прокашлялся.
— Пегги, я не могу этого допустить.
Она настороженно наблюдала за ним, подперев кулачками подбородок.
— Не можете допустить чего?
— Я не могу допустить, чтобы вы вышли замуж за Алистера.
— Вы не можете. — Ее лицо скрывала тень. Свет от камина не достигал до изголовья кровати.
— Нет, не могу. Вы не подходите друг другу. Вы, в конце концов, сделаете друг друга несчастными, а я не хочу, чтобы это случилось ни с кем из вас. Поэтому я пришел, чтобы сказать вам… придется объяснить Алистеру, что вы не можете выйти за него замуж.
Из сумрака отчетливо прозвучал голос Пегги:
— Во-первых, Эдвард, Алистер еще не просил меня выйти за него замуж. А во-вторых, если он попросит моей руки, то, что я решу, вас не касается.
Эдвард сделал пару шагов вперед, чтобы разглядеть выражение ее лица. Оказавшись всего в футе от кровати, он увидел, что девушка и в самом деле рассержена. Зеленые глаза сверкали как самоцветы.
— И все-таки это меня касается, Пегги, — намного спокойнее, чем до этого, проговорил Эдвард. — Алистер мне друг. Я не хочу, чтобы он страдал.
Пегги подняла подбородок и гневно посмотрела на него:
— А почему, собственно, вы так уверены, что я заставлю его страдать?
— Вы слишком своенравны, это во-первых. Пегги, вы не знаете Алистера, как знаю его я.
Эдварду показалось совершенно естественным сесть на край кровати рядом с девушкой. Она не стала возражать, однако, возможно, лишь по причине того, что была слишком сердита, чтобы заметить, как он сел. Усевшись, Эдвард почувствовал, что, несмотря на обманчиво пышный вид, матрас был довольно жестким.
— Видите ли, Пегги, — продолжал Эдвард, швырнув книжку любовной лирики на пол, — я знаком с Алистером всю свою жизнь. И я знаю, какая женщина ему нужна. Ему нужна тихая женщина, которая будет заботиться о нем, которая будет смотреть, чтобы он надевал носки одного цвета.
— А мне все равно, какого цвета на мужчине носки, — низким голосом вставила Пегги.
Эдвард чуть встревожился, заметив, что под прозрачным халатом на девушке только тонкая сорочка, сотканная, казалось, из одних кружев. Он ясно видел контуры ее цветущей груди.
— Но, Пегги, — сказал он, с усилием отводя взгляд от ее груди и устремляя его в непроницаемо темные глаза девушки, — в этом-то все и дело. Алистеру нужна женщина, которой будет не все равно, какие на нем носки.
— По-моему, мистер Картрайт взрослый человек, — едва прошелестел голос Пегги. Эдвард заметил, что она приопустила веки, словно они стали странно тяжелыми, и смотрела на него сквозь ресницы. — Полагаю, он сам может решить, какого типа женщина ему нужна.
— А вот здесь вы ошибаетесь.
В этот момент до Эдварда дошло, что они сидят очень близко друг к другу. Он ощущал тепло, исходившее от ее практически обнаженного тела, цветочный аромат распущенных волос. Ее лицо было всего в нескольких дюймах от него. Достаточно было немного наклониться, и он мог бы поцеловать ее, почувствовать сладость этих алых губ, зарыться лицом в нежную трепетность шеи. Искушение напугало его. Он посмотрел на Пегги и понял, что она что-то говорит.
— …и по-моему, это нечестно, — отвечала Пегги своим трогательным хрипловатым голосом. — Вы уговариваете меня выйти замуж, но как только появляется некто с намерением жениться на мне, требуете, чтобы я сказала «нет». Если честно, Эдвард, я начинаю подозревать, что вы сами не знаете, чего хотите. Я вам уже говорила накануне вашего отъезда в Лондон. Вы испуганы.
— Единственное, чего я боюсь, — быстро проговорил Эдвард, — это то, что вы погубите свои жизни. Не думал, что мне придется прибегнуть к этому, но так как я вижу, что вы намерены продолжать упорствовать, то я просто вынужден. Пегги, я готов рассказать ему.
Зеленые глаза распахнулись.
— Что?
— Мне не хотелось бы этого делать. Это разобьет ему сердце. Но у меня нет иного выбора.
Быстрая, как кошка, она отбросила перину и оказалась на коленях около него с руками, прижатыми к щекам.
— О, Эдвард, вы не сделаете этого! Зачем? Это только ранит его!
— Да. Но это все же заставит его дважды подумать, прежде чем жениться на вас.
К его немалому удивлению, глаза Пегги наполнились слезами, и в следующий момент он почувствовал, как маленький кулачок с побелевшими костяшками с силой ударил его в грудь.
— Как ты мог? — неистово вскричала она. — Как мог ты так отвратительно поступить?
Эдвард, схватившись за грудь в районе солнечного сплетения, пытался вздохнуть. Он совсем забыл, насколько силен у нее хук справа.
— Если я не твоя, то ты хочешь, чтобы я не досталась никому другому, да? — гневно кричала Пегги. — Как ты самонадеян! И еще удивляешься, почему я не хочу выходить за тебя замуж!
Затем, пока он не пришел в себя, она кинулась в атаку. Еще ни одна женщина не нападала на Эдварда, и он не знал, как на это реагировать. Только что она рыдала рядом с ним, а в следующий миг набросилась, опрокинув его удивительно сильными кулачками, которые продолжали неустанно молотить в грудь Эдварда, спиной на матрас. Ошеломленный, Эдвард несколько мгновений лежал неподвижно и смотрел на разъяренную фурию, которая сидела на нем верхом, зеленые глаза сверкали из-под растрепавшихся темных волос.
Наконец он схватил ее запястья своими железными руками. Рыча, как тигрица, Пегги пыталась освободиться, пока Эдвард не придавил девушку к матрасу весом своего тела, прижав ее руки к кровати за головой.
— Лежи смирно, — загремел он, — кошечка!
Грудь Пегги, которая пыталась восстановить дыхание, тяжело вздымалась под ним. Девушка, не отрываясь, смотрела на Эдварда, в ее глазах плескалась ненависть.
— Пусти, — коротко пригрозила она. — Пусти, а то, клянусь, закричу!
Но Эдвард не смог ее отпустить. Вдруг ожило воспоминание о том, как то же самое тело, нежное, податливое и такое желанное лежало под ним… Чувствуя сквозь тонкую, как паутина, материю ее сорочки упругость грудей и ощущая, что его член, прижатый к животу девушки, начинает наливаться твердостью, Эдвард застонал.
Пегги тоже осознала, что происходит, и взгляд, который она подняла на Эдварда, больше не был сердитым, он умолял.
— Не нужно, — прошептала она. — Пожалуйста, Эдвард. Отпусти меня, пока мы не зашли слишком далеко… Но было уже поздно.
Глава 25
Это не должно было повториться.
И все же повторилось.
Распростертая под тяжелым горячим телом Эдварда, Пегги тщетно сопротивлялась накатившей на нее волне страсти. Она каждой клеточкой тела хотела принадлежать ему, а он желал обладать ею. И хотя разум еще предостерегал их, тела уже не прислушивались ни к каким доводам рассудка и все глубже погружались в такое неистовство любви, что их первая встреча казалась всего лишь прелюдией к сегодняшнему вечеру.
Эдвард жадно целовал Пегги, ласкал губами и языком ее лицо, шею, грудь… Пеньюар соскользнул и оказался под ней. Эдвард в нетерпении разорвал паутину нижнего белья. Оставив на теле девушки, от губ до живота, цепочку горящих следов поцелуев, Эдвард накинулся на ее груди. Он безжалостно терзал губами соски, его руки нежили мягкие бугорки до тех пор, пока Пегги, выгнувшись, не прижалась к нему низом живота.
Эдвард прильнул лицом к жаркому, обрамленному темными волосами гнездышку между ее ног. В тот миг, когда его язык коснулся набухших желанием нижних губ Пегги, девушка, вскрикнув от изумления, попыталась вырваться, ее пальцы вцепились в его черные волосы. Но Эдвард крепко удерживал крутые бедра, его губы требовательно ласкали влажную плоть Пегги, при этом щетина его щек обжигала бархатистую кожу между ног. Подчиняясь рефлексу, Пегги сжала голову Эдварда ногами и стала качать ее, извиваясь телом у его лица.
Больше Эдвард терпеть не мог: он приподнялся и принялся срывать с себя бриджи, освобождая свое массивное естество. Погрузив его в упругое, влажное лоно Пегги, произнося прерывающимся шепотом ее имя, Эдвард все сильнее вдавливал ее в кровать. Пегги резко выставила руки, будто в попытке остановить его. Но затем руки девушки обняли мощные бицепсы Эдварда, а бедра начали послушно подниматься навстречу каждому требовательному движению мужского тела. Голова Пегги откинулась назад, дыхание стало коротким и хриплым. Каждый раз, когда Эдвард входил в нее, девушка стонала, и с каждым толчком она все ближе подходила к грани сладкого безумия. Она старалась не отпускать его, когда он отводил свое тело назад, не давая ему покинуть ее жадное лоно, сжимая его плоть…
Вдруг он словно взорвался внутри Пегги, заливая все вокруг жидким огнем и с силой подминая ее под себя. Девушка, изогнувшись всем телом, хрипло вскрикнула и тоже, оглушенная непередаваемым блаженством, растворилась в потоке золотых огней. Пегги глубоко вонзила ногти в плечи Эдварда, но тот даже не почувствовал этого, охваченный экстазом. Когда обессиленная Пегги опрокинулась назад на подушки, она дышала так тяжело, будто пробежала громадное расстояние, Эдвард тоже задыхался, уронив голову девушке на грудь.
Мокрые от пота, они лежали в свете камина. Пегги подумалось, что следует что-нибудь сказать, но она все еще наслаждалась сказочными ощущениями, которые вызвал в ней Эдвард, и совершенно не хотела прерывать этот момент. Закрыв глаза, она нежно перебирала его черные кудри и бессознательно продолжала это делать, даже провалившись в глубокий сон.
Глава 26
Эдвард долго не мог уснуть. Меряя шагами спальню, он запустил руку в волосы и громко выругался.
Несмотря на заверения о том, что он уезжал в Лондон, чтобы избавиться от надоевших гостей, главная цель была в том, чтобы забыть эту маленькую бестию. Влечение к ней переросло все рамки и достигло кульминации в ночь бала. Он попытался поступить, как полагается, предложив Пегги выйти за него замуж, а затем уехал подальше от искушения.
Возвращаясь, Эдвард надеялся, что излечился от этой болезни.
Он говорил себе, что это всего лишь временное увлечение. Все произошло только потому, что юная шотландка была чем-то новым, свежим. Она удивила его дерзостью, произвела впечатление умом, очаровала красотой. И ошеломила страстью как любовница. Нужно всего несколько недель побыть вдали от нее, чтобы восстановить душевное равновесие, и еще пару недель, чтобы все вернулось на круги своя. Ему чертовски повезло, что она отвергла его предложение, но еще больше в том, что не забеременела.
Эдвард уже думал, что опасность миновала.
Еще нет и недели, как он дома. И бессмысленно обманывать себя. Он хочет быть с ней. Ничто не остановит его на пути к обладанию Пегги. И тысяча поездок в Лондон не в состоянии ничего изменить…
Эдвард вышагивал по комнате, отхлебывая из графина виски. Его лоб блестел от пота. Он открыл все окна, но даже холодные ветры с торфяника не могли погасить его страсть. Он не знал, что делать. Ясно одно: нельзя, чтобы все оставалось так, как есть.
Совершенно измотанный, Эдвард упал в одно из кресел у камина и невидящими глазами уставился на огонь. Что это, любовь? Для своего состояния он не мог подобрать другого названия. Такого с ним еще не бывало. Он мог думать только о ней, Пегги. Ничего подобного он не чувствовал ни к одной женщине в жизни. И что с этим делать?
Нужно найти способ заставить ее выйти за него замуж.
Жениться на сестре убийцы своего брата? Час от часу не легче! Но вместе с тем не может же она отвечать за свою сестру. Кого волнует, что натворила ее сестра? Главное, он должен жениться на ней так или иначе.
А что он скажет Алистеру?
Закрыв глаза, Эдвард откинул голову на спинку кресла, и мысли о том, как всего час назад он уходил от Пегги, вновь нахлынули на него. Ее губы были чуть приоткрыты во сне, она тихо дышала. Ее рука все еще покоилась в его волосах, когда он поднял голову с гладкого упругого бедра девушки. После того как они закончили заниматься любовью, она еще долго с бессознательной нежностью перебирала его кудри. Но Эдвард чувствовал ее пальцы, и в его голове вертелся один вопрос: может, несмотря на отказ выйти за него замуж, Пегги все же любит его?
Эдвард знал, что она сочла его предложение вынужденным. Тогда так и было. А что еще он мог сделать? Она была гостьей в его доме, моложе его на десять лет, а он всем этим воспользовался. Тот факт, что девушка сама с энтузиазмом пошла на то, чтобы лишиться невинности, являлся слабым оправданием. Джентльменам просто не пристало спать со своими свояченицами-девственницами. Не то чтобы Эдвард всегда старался вести себя как джентльмен…
Но он сделал предложение, а она разрушила все благие намерения. И не успел Эдвард и глазом моргнуть, как все повторилось. К тому же это было даже лучше, чем в прошлый раз, и им овладело страстное желание быть с ней снова и снова.
Неудивительно, что он оставил спящую девушку, чтобы выпить виски.
Только когда забрезжил рассвет, Эдвард наконец забылся тревожным сном, и лакей не стал беспокоить его до ленча.
Когда Дэниелз все же решился разбудить хозяина, у него были не очень приятные новости.
— Простите, милорд, — проговорил лакей, укоризненно поглядывая на сапоги, которые Эдвард не удосужился снять перед тем, как уснуть. — Но я подумал, необходимо доложить, что внизу дожидается леди Эшбери.
Эдвард, который спал одетым, резко сел на диване.
— Арабелла? — Со сна голос прозвучал даже грубее, чем обычно. — О Боже! Арабелла здесь?
— Да, сэр. — Дэниелз поднял с пола галстук хозяина и с отвращением посмотрел на него. — Она хочет увидеть вас. Вы будете бриться, прежде чем спуститься вниз?
Эдвард уперся локтями в колени и механически провел ладонью по заросшему щетиной подбородку. Арабелла здесь? Почему она не в Лондоне? Черт побери, ничего менее подходящего, чем ее приезд именно сегодня, и не придумаешь.
Дьявол, что ему делать с Пегги?
Взглянув снизу на слугу, Эдвард с деланным безразличием поинтересовался:
— Там сейчас есть кто-нибудь… э-э… с виконтессой, или она одна?
Дэниелз медленно бродил по комнате, собирая разбросанные предметы одежды Эдварда.
— Думаю, милорд, в данный момент мистер Картрайт развлекает леди Эшбери в утренней гостиной.
— Он? Больше никого нет? Я имею в виду… Ты, случайно, не видел, Дэниелз… мисс Макдугал не с ними?
К огромному облегчению Эдварда, Дэниелз покачал головой, хотя этот жест мог служить также и знаком неодобрения со стороны слуги, который обнаружил пустой графин, валявшийся у ножки кровати.
— Нет, сэр, — обронил Дэниелз. — Недавно пришла мисс Энн Герберт, и, вероятно, они с мисс Пегги в оранжерее.
У Эдварда отлегло от сердца. По меньшей мере Пегги не пришлось заниматься возмутительными обязанностями по приему его бывшей любовницы на следующий день после.. вот именно, на следующий день после. Может быть, это Алистер перехватил сообщение о приезде Арабеллы и избавил Пегги от общения с гостьей?
Во имя всего святого, что делать с Алистером?
Десятью минутами позже Эдвард, умытый, гладко выбритый и переодетый, распахнул дверь в утреннюю гостиную, постаравшись удалить недовольную гримасу со своего лица. Лучше не дразнить Арабеллу, решил он.
— Арабелла, — сказал Эдвард. — Какая радость. — Его голос, однако, не выражал восторга.
Арабелла повернулась от окна и улыбнулась ему. Виконтесса, как всегда, была одета по последнему слову моды, лазурно-голубое платье со стоячим воротником пенилось белыми кружевами. Алистер, стоявший рядом с ней, выглядел до смешного жалким.
— А, Эдди! — вскричал он. — Ты ужасно выглядишь. Что, вчера вечером слегка перебрал местного портвейна, так, старина?
Эдвард улыбнулся ему половиной лица. На другой застыла виноватая усмешка. При виде этого доверчивого крючконосого лица его внезапно пронзила боль. Как, черт побери, сказать Алистеру? Дьявол, что ему, наконец, сказать? «Мне очень жаль, старина, но я влюбился в девушку, за которой ты ухаживаешь, и тебе остается только смириться». Так?! Эдвард вовсе не был уверен, что Алистер покорно уступит ему Пегги. Когда они последний раз ссорились из-за девушки, дело дошло до кулаков. На этот раз Эдвард подозревал, что все закончится гораздо хуже. Скорее всего — пистолеты на рассвете.
— Ведь правда, это очень мило со стороны старушки Арабеллы, а, Эдвард? — Неубедительным тоном проговорил Алистер в сторону виконтессы. — Она приехала навестить Пегги. Только Энн Герберт приехала раньше, и я теперь не знаю, куда пропали девушки. Миссис Прейхерст пытается их отыскать.
Эдвард скупо улыбнулся:
— Очень мило.
У Арабеллы на лице было весьма самодовольное выражение, словно у кошки, которая приготовилась набедокурить. Ее визит, без сомнения, имел некую скрытую цель, и, к удивлению мужчин, Арабелла без всяких предисловий изложила ее, махнув рукой, обтянутой перчаткой.
— Причина, по которой я заглянула так неожиданно, Эдвард, — промурлыкала Арабелла, — заключается в том, что мне страшно неудобно перед мисс Макдугал.
Эдвард вопросительно поднял брови:
— О? Вот как?
— Ну, я живу в двух шагах от поместья Роулингзов, а моя новая соседка ни разу не приезжала в Эшбери-Хаус даже на чай. Чувствую себя очень неловко.
К сожалению, не настолько неловко, чтобы вообще забыть дорогу в поместье Роулингзов. Эдвард прикидывал, как долго леди собирается мариновать его. Он не выдержит этого светского тона больше пяти минут. Ему нужно наедине поговорить с Алистером, а потом найти Пегги. Будь он проклят, если он и дальше будет скрывать свои истинные чувства. Это выше человеческих сил.
Не обращая внимания на негостеприимное молчание Эдварда, Арабелла принялась ходить по комнате, юбки ее платья призывно развевались. Эдвард, разгадав ее замысел, сдержал зевок. На самом деле неплохо было бы позавтракать. Где же Эверс с кофе?
— Поэтому я сказала себе: «Арабелла, дорогая, — виконтесса всегда обращалась к себе очень нежно, — ты должна немедленно пригласить мисс Макдугал на обед». — Арабелла оказалась рядом с Эдвардом. Она вцепилась в рукав его сюртука и игриво заглянула вшсные серые глаза. — И вот я здесь, чтобы лично передать приглашение, так труднее будет отказаться. И ты мне не откажешь, правда, Эдвард?
Ресницы Арабеллы затрепетали, что должно было изобразить испуг. Эдвард закатил глаза.
— Для тебя все, что угодно. А теперь езжай домой, ладно? Я хочу есть.
Арабелла тут же отпустила его рукав.
— Ох, Эдвард, ты всегда был грубияном. Я жду вас всех ровно в восемь. А вы двое постарайтесь приехать трезвыми, договорились? — Она повернулась, чтобы уйти.
— Что? — Грохочущий голос Эдварда заставил ее остановиться на полпути.
Леди Эшбери повернулась у дверей, на ее лице было написано нетерпение.
— Ну, Эдвард, — проговорила она, почти не разжимая губ, — я же просила тебя не говорить «что». Это совершенно…
— Мы сегодня не сможем обедать у тебя, — решительно заявил Эдвард.
— Почему? — спросила Арабелла тусклым голосом. — У вас другие планы?
— Да, — сказал Эдвард. — Разве нет, Картрайт?
Алистер развалился в кресле, обтянутом мягкой кожей, и с отсутствующим видом смотрел на огонь в камине, мечтая, в чем у Эдварда не было никаких сомнений, об упругих белых бедрах Пегги — смешно, конечно, ведь он никогда их не видел. А если бы видел, то у Эдварда не было бы другого выхода, кроме как убить его.
Эдвард быстро пересек комнату и ударил по креслу ногой, пробудив Алистера от любовных грез.
— Разве нет, Картрайт? — угрожающим тоном спросил он.
— Что ты имеешь в виду, старина, — забормотал тот, моргая, будто его только что разбудили. — Планы на вечер? У нас нет никаких планов.
Арабелла радостно хлопнула в ладоши:
— Ну вот и отлично! Тогда я жду всех ровно в восемь. И не забудьте захватить с собой юного герцога. Мне давно хочется поближе познакомиться с этим милым ребенком. До встречи, джентльмены.
Пока Эдвард собирался с духом, чтобы продолжить спор, дама вышла из комнаты. Правда, спорить с Арабеллой всегда было бессмысленно. Если ей было не по душе то, что говорилось, она просто пропускала это мимо ушей.
Черт, что за дурацкая ситуация! Теперь нужно будет сидеть на одном из ее невыносимо скучных обедов. И терпеть, глядя на Картрайта, который весь вечер будет смотреть на Пегги телячьими глазами. Нет уж, он не собирается длить эту пытку. Он объяснится с Картрайтом прямо сейчас, и плевать на обед. Решительно повернувшись, Эдвард начал грубым голосом:
— Послушай, Картрайт…
Дверь в гостиную распахнулась, и на пороге появился Эверс с подносом, уставленным приборами для кофе и тарелками, от которых шел аппетитный пар.
— Ваш завтрак, лорд Эдвард, — объявил он.
— Ладно, ладно. — Эдвард махнул рукой. — Поставь все где-нибудь.
Эверс, не обращая внимания на нетерпеливость хозяина, молча накрыл стол к завтраку. Эдвард с недовольной гримасой наблюдал за ужасно медленными движениями дворецкого.
Алистер, который по-прежнему сутулился в кресле, с отрешенным видом произнес:
— Надеюсь, Арабелла не станет опять подавать эти чертовы заливные перепелиные яйца. Я их терпеть не могу.
Эдвард машинально пожал плечами. До чего некстати появился Эверс! Ничего, он слышал кое-что и похуже…
— Послушай, Алистер. Это по поводу Пегги.
Картрайт прекратил рассматривать собственные ногти.
— Да? Что там по поводу ее? — Впервые обратив внимание на страдальческое выражение лица Эдварда, Алистер поморщился. — О, Роулингз, пожалуйста. Ты же не собираешься по новой заводить речь о том, что я не должен ухаживать за ней? Потому что я больше не вынесу твоего лицемерного хныканья о том, что она еще ребенок, который находится под твоей опекой и…
— Милорд, — Эверс стоял, вытянувшись, будто кол проглотил, — я вам еще нужен?
Эдвард кивком поблагодарил его, и старик вышел, на лице его играла хитрющая усмешка. Так, теперь вся прислуга будет в курсе. Ну и пусть, они и так все узнают. Эдвард решил попробовать еще раз.
— Слушай, старина, — начал он, и тут дверь опять открылась. Теперь в комнате появился сам предмет разговора. Увидев Эдварда, Пегги вздрогнула от неожиданности, лорд смутился не меньше. Румянец моментально залил щеки девушки, Эдвард, в свою очередь, почувствовал, как кровь приливает к голове. Он был не в состоянии взглянуть ей в глаза, поэтому сверлил взглядом зеленое бархатное платье.
— Прошу меня великодушно простить, — сказала она тем хрипловатым голосом, который так не сочетался с ее изящной внешностью. — Я думала… Эверс сказал, что леди Эшбери здесь и хочет меня видеть.
— Она была здесь. — Алистер проворно вскочил с кресла и подбежал к Пегги. — И хотела вас видеть. Но Роулингз выпроводил ее, пообещав отобедать с ней сегодня вечером.
Эдвард поспешно поднял голову, чтобы взглянуть в глаза Пегги, опасаясь, что она все неправильно поймет.
— Она пригласила всех нас, — быстро проговорил он, — в Эшбери-Хаус. Я не мог ничего придумать, чтобы отказаться, а Картрайт…
— Что я-то такого сделал? — обиженно отозвался Алистер. Он взял Пегги за руку и потянул к дивану, явно чтобы усадить ее рядом с собой и нашептывать ей на ухо. Эдвард почувствовал облегчение, когда увидел, что Пегги довольно решительно сопротивляется этой затее.
— Ну, мистер Картрайт, — говорила она, пытаясь вырвать пальцы из цепкого захвата Алистера, — мне нужно вернуться в оранжерею. Меня ждет Энн…
— Пускай надоедливая девчонка подождет. — Алистер решил до конца исполнить партию пастушка, страдающего от неразделенной любви.
Эдвард с угрозой поглядывал на него, и от этого Пегги, которая остро переживала каждый его жест, только сильнее разволновалась.
— Нет, я не могу заставлять ее ждать, — проговорила Пегги. Теперь на ее лице появилось выражение отчаяния, девушка изо всех сил пыталась освободиться. — И в Эшбери-Хаус не смогу поехать, потому что пригласила Энн обедать у нас.
Эдвард больше был не в состоянии выносить это. Одним прыжком он подскочил к Пегги, схватил Алистера за руку и с силой завернул ее за спину другу. Тот скорее от неожиданности, чем от боли, мгновенно отпустил Пегги. Она отдернула пальцы и внимательно посмотрела на них, будто он мог их сломать.
Согнувшись пополам — Эдвард продолжал выворачивать ему руку, — Алистер крикнул:
— Роулингз! Имей милосердие! Ты что, хочешь сломать мне руку?
Держа своего друга в железных тисках, Эдвард рявкнул ему на ухо:
— Неплохая идея. Проучить тебя, чтобы ты не распускал руки, старина.
— О чем это ты говоришь? — Голос Алистера изменился. Ему явно было больно. — Я всего лишь…