Роулингзы - Эти синие глаза

Он поднял стакан с виски, по-видимому, предложенный ему слугой графа Гленденинга в отсутствие хозяина. Тот факт, что было всего десять часов утра, по-видимому, ничуть не тревожил ни Шелли, ни Пирсона, тоже поднявшего свой стакан.

— И где же он был? — поинтересовался Пирсон.

— Думаю, что в доме самой хорошенькой девушки в округе. Как я не догадался об этом раньше? — шутливо продолжал Шелли. — Ведь в Лондоне мы нашли бы его непременно у какой-нибудь красотки, верно, Чес?

— Верно, — с коротким смешком согласился Пирсон. — Он бы, вероятно, осматривал ее родинки.

Лорд Гленденинг бросил на Рейли взгляд, исполненный такой ярости, что тому оставалось только разразиться лошадиным ржанием и сказать:

— Ну, ребята! Хорошая шутка! Что вас привело на остров Скай? Должен признаться, что ваш визит стал для меня большой неожиданностью.

Пирсон и Шелли обменялись взглядами. Наконец до них начало доходить, что, судя по странному виду Рейли и по его необычной речи, что-то обстоит не так, как должно бы.

— По правде говоря, — медленно начал Пирсон, — мы привезли тебе кое-какие новости…

— Нечто такое, о чем нам не хотелось писать.

Шелли провел рукой по своим младенчески-светлым волосам, отводя их от глаз и лба, и оперся о свою трость с серебряным набалдашником.

— Но возможно, ты предпочел бы выслушать эту новость в более интимной обстановке.

— Право же, — вмешался Пирсон.

Он загасил свою сигару в довольно запущенной серебряной тарелке, которую Ранулл, по-видимому, предоставил ему для этой цели, и провел пальцем по своим густым темным усам.

— Я не имел в виду ничего дурного, милорд, — сказал он, обращаясь к графу. — Я ни в коей мере не желал вас обидеть.

Граф, по-видимому, не понял намека. Он упал в свое любимое кресло у камина, в котором нынче дрова горели не так ярко, как всегда, потому что день обещал быть теплым. Граф выжидательно посмотрел на Рейли и его друзей.

— Это несколько, — сказал Шелли, бросая на Рейли смущенный взгляд, — это несколько личный вопрос, Стил… то есть я хотел сказать, Стэнтон.

— Это не важно. Все, что вы имеете сказать мне, вы можете говорить в присутствии графа Гленденинга. Граф и я, — продолжал ораторствовать Рейли, — старые друзья. Верно, Гленденинг?

— Разумеется, — ответил его сиятельство. Хотя тон его и был дружеским, едва ли было случайностью то, что граф извлек из ножен свой старинный палаш и принялся полировать его.

Пирсон и Шелли обменялись тревожными взглядами. Рейли же только откинулся на спинку стула и сказал:

— Итак, джентльмены, надеюсь, это приятое сообщение?

Усевшись на стулья, Пирсон и Шелли так вцепились в свои стаканы с виски, как моряки цепляются за соломинку, спасая свои жизни.

— Гм, твоя достопочтенная матушка чувствует себя прекрасно, Стил… я хотел сказать, Стэнтон.

Пирсон снова потрогал свои усы, что вошло у него теперь в привычку.

— На днях видел ее на представлении, в балете.

— Твои сестры тоже благополучны.

Шелли, казалось, не сиделось на стуле. Он ерзал, пытаясь найти более удобное положение на подушке.

— Все они прекрасно себя чувствуют. Просто сияют. Похоже, что брак пошел им на пользу.

От Рейли не укрылось то, что Пирсон сильно лягнул Шелли в лодыжку, хотя тот воображал, что сделал это незаметно.

Шелли, охнув, отхлебнул большой глоток виски.

— Да, — ответил Рейли равнодушно, — я очень привязан к своим зятьям, а также к своим племянницам и племянникам. Надеюсь, с ними все в порядке?

— Да, в полном, полном порядке, — поспешил его успокоить Пирсон.

— Все хорошо, но речь не о твоей семье, Стил, то есть Стэнтон.

— А я не знал, что у вас есть сестры, Стэнтон, вмешался граф.

Рейли посмотрел на Гленденинга. Тот тщательно водил промасленным куском ткани вверх и вниз по лезвию своего палаша.

Рейли улыбнулся солнечной улыбкой.

— Так и есть, — ответил он. — Целых четыре.

— Они моложе вас?

Рейли утвердительно кивнул:

— Малютка Джулия, младшая, вышла замуж прошлой осенью.

— Ax! — воскликнул Гленденинг.

Он поднес эфес палаша к носу, и теперь острие оружия было направлено прямо на Рейли. Потом он принялся тщательно осматривать его, стараясь разглядеть на нем зазубрины.

— Так и вы, старина, должно быть, метите туда же, жаждете брачных оков?

— Пожалуй, — сдержанно отозвался Рейли.

— Право же, — сказал Пирсон, — мы потому сюда и заявились. Верно, Шелли?

Шелли поперхнулся виски, когда граф направил острие палаша прямо на Рейли.

— Верно, — давясь, произнес он.

Он встал, чтобы налить себе еще один стакан.

— Рейли, старина, — сказал он, — налить тебе этого замечательного виски?

— Мне и так отлично, — ответил Рейли с благодушной улыбкой.

— Гм, я думаю, тебе следует немного выпить, — Пирсон нервно сглотнул, — перед тем как услышишь наши новости.

Шелли, наливший Рейли виски, несмотря на его возражения, сунул стакан ему в руку.

— Дело в том, Стэнтон, — начал он, когда Рейли все-таки взял стакан с виски, но тут же бросил растерянный взгляд на Пирсона, — о, Чес, я не могу сказать этого.

Пирсон вспыхнул.

— Право же, ты осел, Сент-Джон, — сказал он и объявил Рейли: — Дело вот в чем. Твоя мисс Кинг связала себя узами брака с этим ослом Этелриджем.

Откинувшись на спинку стула, Пирсон опрокинул в глотку остатки своего напитка.

Но Рейли остался спокойно сидеть на месте, хотя его брови слегка поднялись:

— Ах вот как? — Он переводил взгляд с одного своего друга на другого. — Так вот почему вы пустились в столь дальнее путешествие? Чтобы сказать мне, что Кристина вышла замуж?

Шелли, не в силах больше вынести напряжения, вскочил со стула и заходил по комнате.

— Она не просто вышла замуж! — закричал он. — Она вышла за этого пижона Этелриджа! Да он в десять раз беспутнее тебя! Я слышал, что ему не поздоровилось, когда он забрался в женский монастырь. И эта женщина, что обвиняла тебя во всех смертных грехах, которых не существовало и в помине, вышла за него замуж! Она настоящая лицемерка, отпетая лицемерка! Вот кто она. Хоть это утешает тебя?

Рейли ни в малейшей степени не был огорчен. Какие бы тяжелые раны ни нанесла ему Кристина в прошлом, они давно уже зарубцевались. Этому способствовало время, проведенное им в Лайминге.

— Я желаю им всяческого счастья, — равнодушно сказал Рейли.

Оба его друга обменялись встревоженными взглядами.

— Послушай, старина, — сказал Пирсон, — ты прекрасно принял эту весть, очень мужественно. Мы опасались, что это известие очень расстроит тебя, принимая во внимание то, что причина, почему ты решил отправиться сюда, заключалась в том, чтобы произвести впечатление на нее — я имею в виду лицемерную мисс Кинг.

— Могу тебя несколько утешить, — продолжил его речь Шелли, — об этом говорят все. Этелридж получил в прошлом месяце наследство в пятьдесят тысяч фунтов, и мисс Кинг не стала терять времени даром. Твои двадцать тысяч в год — ничто по сравнению с этим. Я так понимаю, что теперь они купили дом в городе на Парк-лейн, и этот дом очень быстро сожрет его пятьдесят тысяч фунтов.

— А я слышал, — поддержал Пирсон, понизив голос до драматического шепота, — что на ней даже не было подвенечного белого платья.

— А теперь, джентльмены, — Рейли поставил свой стакан с виски на пол, так как стола поблизости от него не оказалось, — давайте всем сердцем порадуемся за счастливых жениха и невесту. Не стоит злопыхательствовать и критиковать новобрачных.

Шелли казался встревоженным этим заявлением.

— Но, Рейли, — вскричал он, — теперь ведь ясно, что Кристина Кинг — всего лишь алчная особа. Она всех нас обвела вокруг пальца своей показной набожностью. А ты в свое время называл Этелриджа не иначе, как обезьяной и болваном…

— Нет, здесь что-то не так, — вступил в разговор Пирсон, перебив друга. Он внимательно вглядывался в лицо Рейли. — Мы-то воображали, что у тебя от наших новостей случится апоплексический удар, Рейли. А ты ведешь себя так, будто для тебя Кристина Кинг — всего лишь случайная знакомая, а не бывшая невеста.

— Верно, — сказал Шелли, не пытаясь даже скрыть разочарования. — Ведь ты был от нее без ума. Помнишь? Ты мог хотя бы разбить что-нибудь.

— Если он что-нибудь разобьет, это ничего не изменит, — возразил Пирсон, бросая на Шелли раздраженный взгляд. — Ну разве что потешит тебя. Послушай, Рейли, если не считать скверных новостей, которые мы привезли тебе, мы приехали по делу. Мы хотим забрать тебя домой.

Рейли смотрел на них, недоуменно моргая:

— Прошу прощения?

— Верно! Ты нас понял верно! — будто вспомнив что-то, включился в беседу Шелли и ударил себя по лбу. — Теперь у тебя нет причины оставаться на этом Богом забытом острове. Больше нет причины. Мисс Кинг замужем, поэтому нет смысла что-то ей доказывать. Ты мог бы, конечно, продолжать в том же духе, но теперь это уже не имеет значения, потому что она для тебя потеряна. Тебе пора собираться домой, старина.

— Домой? — Рейли переводил взгляд с одного на другого.

— Да, домой, — подтвердил Шелли с энтузиазмом. — Ты хоть помнишь, откуда ты родом? Из Лондона, старый перечник, где ты можешь найти себе по вкусу любую красотку, где женщины не носят мужских штанов…

Он с отвращением передернул плечами.

— Ты так красноречиво описал эту деталь в своем последнем письме. Я все еще не могу понять…

— Весьма сожалею, — перебил его Рейли. Он уже поднялся со стула и оттолкнул его от себя. — Боюсь, что я не собираюсь отправиться с вами домой. Во всяком случае, сейчас.

— Не поедешь домой? — Пирсон смотрел на Шелли в крайнем недоумении. — Но ты что, не слышал, что мы тебе сказали, старый осел? Кристина связала себя узами брака с Этелриджем. У тебя больше нет причины торчать здесь.

— Напротив, — возразил Рейли, — у меня полно причин оставаться здесь.

И хотя часть его сознания отдавала себе отчет в том, что главное — это Бренна, но было и что-то другое, возможно, не столь значительное и все же важное, нечто такое, что имело для него смысл.

— В конце концов, — добавил Рейли, сам дивясь правдивости своих слов, — я не могу просто бросить своих пациентов.

— Своих пациентов! — Шелли скорчил гримасу, означавшую полное недоверие. — Кто, черт возьми, думает о пациентах? Ты теперь можешь вернуться домой. Там вода льется из кранов, друг мой. Там есть теплые клозеты. Или ты не помнишь, что это такое?

— Спасибо за напоминание, — сказал Рейли, — но, боюсь, я уже давно решил не возвращаться к моей лондонской практике.

Хотя до этой минуты Рейли и сам не знал, что принял такое решение, слова его прозвучали правдоподобно. И, осознав это, он ощутил удовлетворение собой, какого никогда не ощущал прежде.

— Видите ли, — продолжал он, — здесь я нужен. А теперь, если вы не…

— Я не верю! — закричал Шелли. — А ты веришь, Чес?

Пирсон покачав головой, явно сбитый с толку.

— Я вижу, как он стоит тут передо мной и губы его шевелятся, произнося слова, но я не воспринимаю эти слова и не верю им…

— И я не верю, — согласился Шелли, — и я не воспринимаю. Послушай, — завопил он, обращаясь к Рейли. — Кто ты такой и что ты сделал с нашим старым другом Стэнтоном?

Рейли, всегда считавший Пирсона и Шелли самой приятной и подходящей компанией, заскрежетал зубами. Право же, они всегда были такими баранами? Или с ними что-то случилось после того, как он покинул Лондон? Неужели им неясно, что он хочет здесь остаться? Неужели он должен все это высказать им в лицо?

Что за те месяцы, что он провел здесь, он стал считать Лайминг своим домом, а народ Лайминга своей семьей? Что по мере того как наступает весна и становится все теплее, возрастает угроза новой вспышки холеры и что он не может бросить деревню и ее население, когда оно больше всего нуждается в нем?

Кроме того, здесь ведь была Бренна. Но он не мог сказать им о ней в присутствии Гленденинга, продолжавшего полировать свой палаш…

Может быть, ему вообще не следовало ничего говорить. Похоже, они сами сделали выводы.

— Господи! — воскликнул Шелли. — Мне только что пришла в голову ужасная мысль.

Пирсон посмотрел на него:

— Какая?

— Я знаю причину, почему он желает здесь остаться и не хочет ехать с нами. |

Шелли бросил на Рейли взгляд, полный недоумения и подозрений.

— Он обратился здесь к религии.

Пирсон вырвал руку из цепких пальцев Шелли:

— Не будь ослом.

— Ну а почему бы еще он хотел остаться? — спросил Шелли, с испугом глядя на Рейли. — Ты не станешь цитировать нам Священное Писание, старина?

— Нет, — ответил Рейли, все еще продолжая яростно, до скрежета сжимать зубы, — но я могу вышвырнуть вас отсюда, если вы не перестанете вести себя как пара болванов.

Глаза Шелли выкатились из орбит:

— Болванов? Ну это уж…

— Прекрати. — Пирсон поднял обе руки, призывая к молчанию. — Замолчите вы оба. Тихо. Тихо. Я должен подумать.

И он, хмурясь от усердия, приступил к процессу мышления. Рейли испытывал большое искушение оттаскать своих приятелей за уши, но это могло вызвать подозрения графа. Гленденинг мог бы спросить себя, поему Рейли так спешит избавиться от своих гостей. Не потому ли, что спешит вернуться в объятия Бренны Доннегал? Нет, лучше было попытаться избавиться от них менее грубым и более прямым путем.

Пирсон, опустив руку, которой он во время мыслительного процесса нежно поглаживал усы, провозгласил:

— Все это не имеет ни малейшего смысла. Человек проделывает все это для того, чтобы доказать этой гарпии, этой девице Кинг, на что он способен, а потом, когда узнает, что она вышла замуж, не обнаруживает ни малейших признаков чувства…

— И даже ни малейшего желания сокрушить все вокруг, — сердито напомнил Шелли.

—…а только желает новобрачным счастья и удачи, — продолжил Пирсон. — А потом, когда ему намекают, что самое время вернуться домой и присоединиться к кругу своих близких, а также вкусить от комфорта жизни привилегированных людей в Лондоне, он вежливо отклоняет это предложение. Право же, я не нахожу этому разумного объяснения. Если только… — Пирсон бросил испуганный взгляд на Рейли: — О Господи!

Шелли, испугавшись, что пропустил что-то интересное, переводил взгляд с одного мужчины на другого.

— Что? Что?

— Джентльмены, — сказал Рейли, протягивая им правую руку, — благодарю вас за то, что вы проделали этот путь, чтобы сообщить мне о мисс Кинг, то есть о леди Этелридж и ее удаче. Но теперь, боюсь, мне надо поспеть на вызовы. Как вы, должно быть, знаете, жизнь практикующего врача не сахар.

Пирсон поднялся со своего стула, сделал шаг вперед и пожал протянутую руку. Пожимая ее, он заключил Рейли в то, что показалось лорду Гленденингу дружеским объятием. На самом же деле это было хитростью, чтобы иметь возможность прошептать на ухо Рейли и не быть подслушанным:

— Ах ты собака! Кто она?

— Не важно, — прошептал Рейли в ответ, — выметайтесь-ка отсюда ради Бога и не возвращайтесь.

— Так вот что здесь происходит!

Рейли показалось, что дружеское объятие слишком затянулось.

— Так этот болван, что сидит вон там, тоже неравнодушен к ней? Я подумал, что у него здорово испортилось настроение по сравнению с нашей первой встречей утром. Что же случилось? Он поймал вас на месте преступления?

— Прощайте, — сказал Рейли, поспешно размыкая объятие. Он повернулся к Шелли: — Было так приятно снова повидать вас. Привет маме, если увидите ее.

Шелли решил, что настала и его очередь заключить друга в объятия.

— Рейли, это не амазонка? Нет? — прошептал он. — Пожалуйста, успокой меня, скажи, что это не та, что носит мужские штаны. Твоя мать скончается от шока.

Рейли и на этот раз не стал затягивать объятие и сказал:

— Вам лучше поспешить, если вы хотите попасть паром в Лохалше.

Гленденинг в своем кресле возле камина фыркнул, трое мужчин посмотрели на него.

— Милорд? — спросил Рейли. — Вас что-то позабавило?

— Паром, — хмыкнул Гленденинг. — Сегодня среда. Парома не будет.

Рейли, почувствовав свое полное бессилие, снова повернулся к друзьям. Господи! Неужели ему так и не удастся вернуться к Бренне?

— Милорд прав, — сказал он с тяжким вздохом. — В среду паром бывает только раз в день.

Пирсон и Шелли обменялись взглядами.

— Почему? — спросил Пирсон, несколько оправившись от изумления.

Рейли пожал плечами:

— Не знаю. Просто так уж заведено на острове Скай. Боюсь, что вам придется здесь заночевать.

Пирсон казался всего лишь удивленным этим сообщением. Шелли же был так напуган, будто ему предложили съесть собственного новорожденного младенца.

— Здесь? Нам придется провести ночь здесь? На острове Скай?

Теперь, когда Рейли осознал, что ему не удастся так легко избавиться от этой парочки, он принял свою участь, как положено мужчине, и решил даже использовать это к своему благу. Он дружески положил руку на плечо Шелли.

— Пойдем, старина, — сказал он довольно бодро. — Здесь не так уж плохо.

— Не так уж плохо? — Шелли оглядывал огромный холл с выражением безграничного отвращения на красивом лице. — И где, ты полагаешь, мы заночуем? Здесь есть гостиница или постоялый двор? Пожалуйста, скажи мне, где гостиница.

Рейли сжал губы:

— Здесь нет гостиницы.

— Я так и знал.

Шелли возвел глаза к потолку холла:

— Нам придется провести ночь в собачьей конуре.

— Чушь.

Вдруг в голову Рейли пришла дьявольская мысль. Он не отличался изобретательностью по части забавных выдумок, но эта мысль показалась ему блестящей. Сняв руку с плеча Шелли, он повернулся к графу и сказал:

— О, послушайте, милорд. Вы не станете возражать, если мои друзья проведут здесь ночь?

Гленденинг поднял глаза от своего палаша и изумленно посмотрел на Рейли:

— Здесь?

— Да, здесь, в замке. Я бы пригласил их к себе в амбулаторию, если бы у меня не было пациентов… Вы ведь знаете, у нас там всего три койки. Вы не станете возражать, если они переночуют здесь, а, старина?

Это было прекрасно. Прекрасно в своей изысканной простоте. Рейли даже трудно было поверить, что он оказался способен на такой блестящий экспромт.

Этим он убивал сразу двух зайцев: он мог провести сколько угодно времени в обществе Бренны Доннегал и в то же время держать под контролем лорда Гленденинга. Это было прелестно. Это было превосходно. Это было…

— Они не захотят остаться здесь, — сказал граф в некоторой тревоге.

— О, Пирсон и Шелли ничуть не станут возражать, если условия окажутся довольно скромными, — перебил Рейли. — Их ничуть не побеспокоит, если здесь окажется несколько мышек.

— Мыши! — в ужасе завопил Шелли.

Однако Рейли, вытаскивая часы из жилетного кармана, сказал:

— Посмотрите, который час! Я опаздываю к пациенту. Вы, джентльмены, оставайтесь здесь и составьте компанию его сиятельству.

Конечно, он не мог вложить в свои слова слишком много эмоций без риска встревожить Гленденинга. Все же его хватило на то, чтобы послать выразительный взгляд Пирсону, чтобы до того дошел весь смысл происходящего.

— А вечером я постараюсь к вам присоединиться за ужином, если позволят обстоятельства.

— Стэнтон, — сказал Гленденинг, вставая с места и размахивая палашом, который все еще держал в правой руке, — я…

Но Рейли уже покинул комнату.

— Ах, мне так жаль, что я не могу остаться, — сказал он на бегу. — Шелли, почему бы тебе не показать его сиятельству фокусы? Ну хотя бы тот, где фигурирует большой палец…

И Рейли, разыскав свою лошадь, направился прямиком в Берн-Коттедж и мчался при этом с такой скоростью, что рисковал сломать свою шею или шею своей лошади.

Глава 23

«Думая о ней, — читала Бренна, — я не могу не вспомнить о чайных розах, что растут под окном моей сестры Сесилии. Как и они, она поражает меня изяществом, нежностью, эфирностью. Она похожа на бутоны этих роз, колеблющиеся от легчайшего ветерка, способного разметать и нести их прозрачные светящиеся лепестки».

Ее брови изумленно поднялись, и Бренна с хрустом откусила от яблока, которое собиралась съесть на ленч. Не переставая жевать, она перевернула страницу дневника.

«Сегодня я ее не видел. А это все равно как если бы солнце исчезло с небосклона. Я не чувствую жара камина, возле которого сижу. Только она способна согреть меня. Я живу ее улыбкой и способен умереть, если она посмотрит на меня хмуро».

Услышав стук копыт, Бренна подняла голову. Всадник скакал галопом. С ветки дерева, на которой она устроилась, Бренна могла разглядеть, что лошадь серая и весьма похожа на ту, на которой ездит Рейли Стэнтон. Она вернулась к чтению дневника.

«Что она скажет мне сегодня вечером? Затрепещет ли она? Или притворится, что ей все равно? Я терзаюсь сомнениями, я в нерешительности. Зачем она так терзает меня? Нет, мне не следует этого говорить. Она не способна притворяться, она сама естественность».

Рейли Стэнтон осадил свою лошадь у двери коттеджа. Он позвал Бренну по имени, спрыгнул с седла и вошел в дом, не потрудившись постучаться.

— Бренна? — услышала она его голос. — Бренна, где ты?

Она спокойно перевернула страницу и продолжала читать.

«Нет, она не похожа на солнце. Потому что это значило бы, что у нее огненный темперамент. А на самом деле ничего подобного. Она холодна и загадочна, как луна».

Рейли обошел весь дом, вышел на крыльцо и стоял, щурясь от солнца и глядя на ручей.

— Бренна! — позвал он снова.

Бренна уронила на землю яблочную кожицу и принялась громко читать новый пассаж из его дневника:

— «И как луна управляет приливами, так она властвует над моими чувствами и настроениями. Я счастлив, когда счастлива она. Я печален, когда она печалится…»

Она прервала чтение и посмотрела вниз, на него.

— Но это и в самом деле ужасно.

Он сделал несколько шагов и остановился под деревом, вытягивая по-журавлиному шею, чтобы разглядеть ее сквозь ветви и листья.

— Бренна! Что ты там делаешь? Ты сошла с ума? Хочешь сломать шею? Спускайся немедленно.

— Я не думаю, что сошла с ума, — холодно возразила она. — Я так увлечена тем, что читаю.

Он, поморщившись, укорил ее:

— Знаешь ли, это ведь нечто личное.

— Да, — ответила она, переворачивая страницу, — но вспомни, ты вошел в мой кабинет без приглашения и не почувствовал при этом ни малейшего смущения.

— Но это, — возразил Рейли, — было совсем другое дело.

— Как это? — возмутилась она, глядя на него сверху вниз. — Как это другое?

— Потому что это было раньше, — ответил он.

Он принялся искать ветку, с помощью которой она смогла забраться так высоко.

— Спускайся, Бренна. Я хочу поговорить с тобой и прекрати читать мой дневник. Это же полный идиотизм.

— С этим не могу согласиться. Не зачитать ли один из самых моих любимых пассажей?

Она снова взяла в руки дневник и, устроившись поудобнее, принялась читать вслух:

— «Берн-Коттедж очарователен и живописен, как картина Гейнсборо. Кристина бы одобрила эту пейзанскую соломенную крышу. Есть только одна загвоздка — временно там обитает амазонка». — Она опустила дневник на колени и обратила к нему испепеляющий взгляд. — Это, как я понимаю, обо мне.

Рейли в недоумении поднял глаза на нее.

— Ты действительно, — спросил он, — собираешься использовать против меня то, что я писал и этом дурацком дневнике, после всего, что произошло между нами?

— Несомненно, собираюсь, — сообщила ему Бренна. — Я ведь в конце концов амазонка и, вероятно, не способна ни на какие возвышенные чувства…

— Бренна!..

—…в отличие от твоей Кристины, которую ты превозносишь на этих страницах, сравнивая то с розой, то с луной, то с новорожденной ланью.

Она с омерзением отбросила книгу, и страницы восхвалений — дань прежней невесте Рейли Стэнтона — обрушились бы на его голову, если бы он не сумел вовремя увернуться.

— Если она значит для тебя так много, то почему бы тебе не вернуться к ней? — спросила Бренна. — Ты окажешь всем нам огромную услугу, если это даст тебе возможность покончить со своим сентиментальным блеянием…

Последняя фраза окончилась вскриком, потому что Рейли, устав ее слушать, потянулся и рванул ее за юбку, оказавшуюся как раз в нескольких дюймах от его головы. Потеряв равновесие, она свалилась с ветки и оказалась прямо в его объятиях.

— Если ты закончила, — сказал Рейли, — то, может быть, теперь предоставишь мне возможность тоже кое-что сказать?

Единственной ее реакцией была только попытка отвернуться от него и не смотреть ему в лицо.

— Прекрасно, — сказал он, — прежде всего я писал этот дневник много месяцев назад… Все, что я писал о Кристине, — чушь. Это чушь, написанная мальчиком, считавшим, что он влюблен. Бренна, я не знал, что такое любовь, пока не встретил тебя. А как только понял это, то осознал, что это нечто такое, о чем не пишут в дневнике. Этого не описать словами. Ничто, даже все сонеты Шекспира, и близко не похоже на то, что я чувствую с самой первой минуты, как увидел тебя. Вот почему я перестал вести дневник. Я не смог больше писать. Нет в мире такого языка, в котором были бы нужные мне слова, чтобы описать мою любовь к тебе.

— Но, — возразила Бренна, — для Кристины ты все-таки нашел подходящие слова: «сияющая», «эфирная», «нежная»… А я лишь «амазонка, разгуливающая в мужских штанах». Что, по-твоему, я должна чувствовать? Могу тебе сказать. Мне неприятно.

Рука Рейли выскользнула из-под коленок Бренны, но другой он крепко обвивал ее талию. Поэтому, хотя она стояла обеими ногами на земле, она была как будто прикована к нему. Освободившейся рукой он приподнял ее лицо за подбородок, и теперь она была вынуждена смотреть ему прямо в глаза.

— Тебе нужны слова? — спросил он. — Так слушай. Твой голос, Бренна Доннегал, не напоминает мне звон колокольчика. Он скорее похож на густой и терпкий дым костра или дым камина, который вьется, клубится, находит путь к коже и проникает в легкие, пока не осядет в сердце мужчины, пока не обовьет его, как теплое одеяло.

Бренна, глядя на него, молчала. Ободренный, Рейли продолжал:

— Когда я смотрю в твои глаза, я вижу небо. Иногда ясное, как сегодня, огромное, открытое пространство синевы, по которому, как чайки, скользят твои мысли. Иногда это небо серое, обложенное облаками, когда этот серый ободок появляется по краю радужной оболочки, закрывая солнце. Но это длится недолго. Солнце всегда близко, оно просвечивает сквозь облака, ожидая, когда ты рассмеешься, и твой смех разгонит облака и дождь. Но и смех появляется в твоих глазах, Бренна, ненадолго.

Он поднял ее руку и посмотрел на нее. Ее взгляд следовал за ним.

— Твоя кожа… Если бы всех шелковичных червей Китая кормили сливками, у них все же не было бы надежда. создать шелк, подобный твоей коже.

Он провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони, потом поднял ее руку и прижал к губам:

— Твоя кожа такая же, как снег, каким, вероятно, он представляется людям, никогда не видевшим его. На вкус она похожа на нежнейший шоколад, только что приготовленный и налитый в чашку. У нее свежий вкус масла, оставленного в чулане охлаждаться…

Его губы, пробежавшие по руке, будто выжгли на ней след. Они коснулись ее запястья, потом прошлись по руке и встретили невероятно нежное место, где плечо соприкасается с шеей.

— Твоя душа как море. Готовая давать. Щедрая… Никогда не знающая покоя, постоянно находящаяся в движении… Она решительна и одновременно полна скромности. Она необузданная и дикая, опасно изменчивая. В ней есть соль…

Его губы, теперь находившиеся в дюйме от ее губ, прошептали:

— И сладость.

Она, будто под гипнозом, смотрела на его рот, и ее собственные влажные губы слегка раскрылись. Рейли нежно спросил:

— Достаточно ли тебе этих слов или нужны еще?

— Нет, благодарю тебя, — услышал он ее шепот у самых своих губ. — Этого вполне достаточно. Не хочешь ли заняться со мной любовью сейчас же?

— Я думал, ты никогда не скажешь этого.

И они рухнули в свежую прохладную и мягкую траву. Власть его над ней была непостижимой и головокружительной.

И ей показалось совершенно естественным поднять свою бархатную юбку выше бедер и, оказавшись верхом на нем, оседлать его, хотя, как она заметила, он был слегка озадачен ее дерзостью.

Озадачен, но польщен.

— Так это и должно быть, — сказал он чуть тише обычного. — Отдаю себя в ваши опытные руки, мадам.

Он упал навзничь, и лицо его приняло то самое невинное и нежное выражение, какое она наблюдала у него только во сне, — с единственной разницей, что теперь его глаза были открыты и устремлены на ее обнаженную грудь, потому что одним только ему свойственным ловким движением он сумел расстегнуть все пуговицы на ее платье.

Так как Бренне не в новинку было носить мужские штаны, она умела ловко управляться с застежками бриджей. Всего несколько быстрых движений — и та часть тела Рейли, которая столь настойчиво напирала на нее, оказалась на свободе. Она уверенно обхватила его орган пальцами и при этом заметила, что глаза Рейли, прежде затуманенные страстью, теперь широко раскрыты и с интересом наблюдают за ее манипуляциями. Она выскользнула из своего нижнего белья и направила его мужской орган к той части своего тела, что больше всего нуждалась в нем.

Его слова уже подготовили ее ко всему. Никакие ласки больше не были нужны. Она была влажной, полной желания и готовой принять его. Она скользнула вниз, вобрав в себя его мощный стержень, и ее тело плотно сомкнулось вокруг него. Ее длинная юбка скрывала их слияние. Он не мог больше ничего видеть, зато отлично чувствовал ее.

Они находились в тени, но все-таки несколько косых лучей солнца пробились сквозь густые листья и принялись ласкать шелковистые всхолмления ее грудей.

И тогда она задвигалась, очень медленно, дюйм за дюймом, и его глаза расширились еще больше. Его руки инстинктивно обхватили ее бедра, стараясь направлять ее движения. Удивительно было, что он мог так изголодаться по ней за столь короткое время. Ведь они совсем недавно занимались любовью и повторяли это много раз, и вот все вернулось на круги своя, и ее легчайшие движения подводили его все ближе и ближе к краю.