Я только что вернулась от бабушки. Все мои попытки избежать этого обеда были напрасны. Я даже попыталась сослаться на продырявленный язык, но и это не помогло.
      Было еще хуже, чем всегда. Бабушка решила проверить, готова ли я к визиту в Дженовию. План визита излагаю ниже:
 
       Воскресенье, 21 декабря
 
       15.00Прибытие в Дженовию
       15.30–17.00Приветственная встреча с придворными
       17.00–19.00Знакомство с дворцом
       19.00–20.00Подготовка к банкету
       20.00–23.00Ужин с высокопоставленными лицами Дженовии
 
       Понедельник, 22 декабря
 
       08.00–09.30Завтрак с общественными деятелями Дженовии
       10.00–11.30Экскурсия по школам Дженовии
       12.00–13.00Встреча со школьниками Дженовии
       13.30–15.00Ланч с членами Ассоциации педагогов Дженовии
       15.30–16.30Экскурсия в порт Дженовии с посещением военного крейсера флота княжества Дженовия "Принц Филипп"
       17.00–18.00Посещение военного госпиталя Дженовии
       18.00–19.00Встреча с пациентами госпиталя
       19.00–20.00Подготовка к ужину
       20.00–23.00Торжественный ужин с вдовствующей принцессой, принцем и военачальниками
 
       Вторник, 23 декабря
 
       08.00–09.00Завтрак с членами Ассоциации оливковых магнатов Дженовии
       10.00–11.00Торжественная церемония зажигания елки во внутреннем дворе дворца
       11.30–13.00Встреча с членами Исторического общества Дженовии
       13.00–15.00Ланч с членами Совета по туризму Дженовии
       15.30–17.30Посещение Музея национального искусства Дженовии
       18.00–19.00Посещение Мемориала ветеранам войны, возложение венка к могиле Неизвестного солдата
       19.30–20.30Подготовка к ужину
       20.30–23.30Торжественный ужин с членами королевской семьи княжества Монако
 
      И остальное в том же духе.
      Кульминация же всего – мое появление на традиционном Рождественском обращении моего отца к народу Дженовии. Там меня и представят соотечественникам. А мне еще следует подготовить речь о том, как я взволнована тем фактом, что являюсь наследницей своего отца. И что я обещаю сделать все возможное, чтобы править страной так же хорошо, как мой отец.
      Нервничаю ли я? Хоть чуть-чуть? Из-за того, что мне надо выступить по телевидению перед пятьюдесятью тысячами человек и пообещать, что не приведу их родную страну в упадок?
      Нет, отнюдь.
      Меня просто тошнит, стоит вспомнить об этом, только и всего.
      Я, конечно, не надеялась, что путешествие в Дженовию будет развлечением вроде поездки в Диснейленд, но все-таки… Вы думаете, они предусмотрели в этом расписании время хоть на какой-то отдых? Я же не прошу многого! Ну хотя бы разочек поплавать или прокатиться верхом.
      Но, очевидно, в Дженовии не принято отдыхать.
      Оказывается, просмотр программы моего официального визита в Дженовию – далеко не самое худшее. Еще пришлось знакомиться с кузеном Себастьяно. Себастьяно Гримальди – сын дочери сестры моего покойного дедушки. Видимо, он мой четвероюродный или пятиюродный брат, в общем, очень дальний родственник. Хотя, впрочем, как выяснилось, не настолько дальний, чтобы не претендовать на трон. Если бы не было меня, то принцем Дженовии стал бы он.
      Правда, если бы мой папа умер бездетным, Себастьяно правил бы страной.
      Наверное, именно из-за этого папа так не любит Себастьяно и морщится, когда видит его.
      Или он просто относится к Себастьяно так же, как я отношусь к своему кузену Хэнку: в принципе ничего против факта его существования не имею, но при личном контакте он меня страшно раздражает.
      Бабушку, впрочем, Себастьяно совсем не раздражает. Можно даже подумать, что она его нежно любит. Это весьма странно, так как я всегда была уверена, что бабушка просто не способна на такие чувства к кому-либо. Ну, может быть, за исключением Роммеля, ее карликового пуделька.
      Но Себастьяно она просто боготворит. Когда нас представляли друг другу и он, исполнив театральный поклон, поцеловал воздух над моей рукой, ее лицо под розовым тюрбаном прямо-таки расцвело сияющей улыбкой. Честно.
      Никогда не видела, чтобы бабушка так сияла. Яростно сверкать глазами – сколько угодно. Но сиять – никогда.
      Тут вдруг отец начал грызть лед из своего стакана с виски. Отвратительно громко. Когда бабушка услышала этот хруст, улыбка мгновенно исчезла с ее лица.
      – Если тебе так нравится перемалывать зубами лед, Филипп, – холодно произнесла она, – можешь идти обедать в «Макдональдс» вместе с остальными пролетариями.
      Папа перестал грызть лед.
      Похоже, бабушка специально заставила Себастьяно приехать из Дженовии, чтобы он смоделировал платье для моего телевизионного представления соотечественникам. Себастьяно – молодой и подающий надежды кутюрье. По крайней мере, так считает бабушка. Она говорит, что очень важно поддерживать молодых художников Дженовии, чтобы они все не сбежали в Нью-Йорк или, того хуже, в Лос-Анджелес.
      Но судя по внешнему виду Себастьяно, ему хотелось бы жить в Лос-Анджелесе. Ему около тридцати, длинные черные волосы стянуты в конский хвост на затылке, он высокого роста и вообще весьма импозантный. На нем были синий вельветовый пиджак и кожаные штаны, а также широкий галстук.
      Готова простить ему кожаные штаны, если сшитое им платье будет достаточно красиво. Оно должно быть таким, чтобы при взгляде на меня Майкл сразу выбросил из головы свою разводительницу мошек и стал думать исключительно обо мне, о Миа Термополис.
      Только вот вероятность того, что Майкл вообще когда-нибудь увидит меня в этом платье, очень мала, ведь мое обращение к народу Дженовии будет транслироваться только по дженовийскому телевидению, а не по CNN или вроде того.
      Казалось, Себастьяно готов был принять вызов. После обеда он достал ручку и начал рисовать (прямо на белоснежной скатерти!) эскиз платья, которое лучшим образом подчеркнет мои, как он выразился, стройную талию и длинные ноги.
      Только в отличие от моего отца, который родился и вырос в Дженовии, он владеет английским в совершенстве, Себастьяно не очень-то силен в языке. Он говорит, смешно коверкая слова. Таким образом, «узкий» у него «ужкий», «чай» – «шай».
      Увидел в вазе розы, и они ему понравились:
      – Ах, какие красивые, – говорит, – «рожи»!
      Я схватила салфетку и изо всех сил прикусила ее, чтобы громко не рассмеяться прямо ему в лицо.
      Видимо, фокус не удался, и бабушка заметила мое неподобающее поведение.
      – Амелия, – обратилась она ко мне, приподняв нарисованную бровь, – будь добра не смеяться над речевыми особенностями других людей. Твоя собственная речь отнюдь не безукоризненна.
      На самом деле, это правда. К тому же со своим травмированным языком я не могу произнести по-человечески ни одного слова, начинающегося с буквы «с».
      Однако против того, что Себастьяно начал рисовать прямо на скатерти, бабушка не возражала. Попробовала бы я… Она взглянула на его чертежи с одобрением.
      – Изумительно! Просто изумительно. Как, впрочем, и всегда.
      Себастьяно даже порозовел от таких похвал.
      – Вы и правда так шшитаете? – переспросил он.
      Только вот я совсем не сочла его картинки изумительными. Платье, по-моему, совершенно обычное. В нем не было ничего такого особенного.
      – Слушайте, – сказала я, – а нельзя это платье сделать немного более… ну, не знаю… Открытым?
      Себастьяно и бабушка обменялись взглядами.
      – Открытым? – бабушка злорадно расхохоталась. – Как? Углубить вырез на груди? Да тебе же нечем там похвастаться!
      Нет, ну честное слово! Я бы не удивилась, услышав подобное от болельщиц в школе, которые постоянно стараются унизить других (и особенно меня). Пора бы уже сделать это их занятие олимпийским видом спорта. Но кто бы мог подумать, что на такое способна моя собственная бабушка? Я-то имела в виду какой-нибудь разрез или там бахрому. Я и не просила о чем-нибудь в стиле Дженнифер Лопес.
      Но бабушке не составило труда представить все именно так. За что мне досталась прародительница, которая подбривает брови и говорит вслух при посторонних о моих недостатках? Почему у меня не может быть нормальной человеческой бабушки, которая печет пироги и хвалит подружкам-сплетницам свою прекрасную внученьку?
      Себастьяно с бабушкой все еще мило хихикали над «удачной» шуткой, а папа вдруг резко встал из-за стола и вышел, бросив, что ему срочно надо позвонить. Так бы поступил каждый, кто хорошо знает мою бабушку, – неудивительно, что он не вступился за меня.
      А я сидела и слушала, как бабушка болтает с Себастьяно о том, что я никогда не смогу надеть платье без бретелек, если, конечно, не произойдет вдруг какое-то чудо, которое заставит меня сменить размер 32А на 34С. И еще я подумала, что было бы весьма интересно узнать, что Себастьяно приехал сюда не столько затем, чтобы сшить мне платье, сколько затем, чтобы убить меня и самому занять престол.
      Серьезно. Такие истории все время показывают во всяких телевизионных сериалах. Например, в «Спасателях Малибу». Невозможно и вообразить, какое количество членов разных королевских семей спасал Митч от рук террористов.
      Допустим, надену я платье, которое придумает Себастьяно. Выступлю по телевидению с обращением к народу Дженовии, а потом насмерть задохнусь из-за сильно затянутого корсета. Так ведь и случилось с Белоснежкой в одной оригинальной версии сказки братьев Гримм. Эту часть в диснеевском мультике вырезали, посчитав, что для детей она слишком страшная.
      Вот задушит меня это платье, и я буду лежать в гробу, бледная, но прекрасная. Прямо как настоящая королева! И Майкл придет на мои похороны, взглянет и вдруг поймет, что всю жизнь любил только меня одну.
      Тогда-то он обязательно бросит свою Джудит Гершнер.
      А что? Это вполне возможно.
      Ну, хорошо, может, это и невозможно, но все равно думать об этом гораздо приятнее, чем слушать болтовню бабушки и Себастьяно. Они обсуждали мою внешность так, как будто меня не было рядом. Наконец Себастьяно оторвал меня от приятных размышлений о пожизненных страданиях Майкла.
      – Она с виду очень хрупкая, – глубокомысленно заметил он.
      Когда я поняла, что речь идет обо мне, я сначала подумала, что это комплимент. Но оказалось, наоборот.
      – Я загримирую ее, – говорит, – так, что она будет выглядеть, как топ-модель.
      Видимо, он имел в виду, что без косметики я и на человека-то не похожа (что, конечно, правда).
      Бабушка, естественно, и не подумала за меня заступиться. Она как раз кормила своего пуделя Роммеля, а он, как обычно, дрожал и поскуливал.
      – Все бы хорошо, но ее отец не позволит, – отозвалась бабушка, – Филипп безнадежно старомоден.
      Кто бы говорил! Сама верит в такие предрассудки, что порой просто диву даешься. Например, свято убеждена, что коты часто душат своих хозяев, пока те спят. Серьезно. Поэтому постоянно уговаривает меня избавиться от Толстого Луи.
      Бабушка продолжала рассуждать о том, какой у нее старомодный сын, а я тем временем составила ему компанию на балконе.
      Папа читал сообщения на своем мобильном. Завтра он должен играть в теннис с премьер-министром Франции, который прилетел в Америку на тот же конгресс, что и японский император.
      – Миа, – сказал он, увидев меня, – что ты тут делаешь? Тут холодно. Иди в комнату.
      – Сейчас, сейчас, – отозвалась я, стоя рядом с ним и глядя сверху на город.
      Действительно немного страшновато смотреть на Манхэттен из пентхауса отеля «Плаза». Смотришь на все эти огни, на все эти окна. Море огней, море окон… А за каждым окном есть хотя бы один человек, а может быть, больше, например, целых десять…
      Я всю жизнь прожила на Манхэттене. И все равно каждый раз меня потрясает это зрелище.
      Так вот. Пока я торчала на балконе и смотрела на огоньки, мне вдруг пришло в голову, что одно окно может принадлежать Джудит Гершнер. Наверное, она сидит сейчас в своей комнате и клонирует еще кого-нибудь. Голубя, например. Я снова вспомнила, как они с Майклом смотрели на меня, когда я свалилась на катке. М-да, вот смотрите: девушка, которая умеет размножать всякую нечисть, и девушка, которая укусила себя за собственный язык. Не знаю, кого бы вы выбрали?
      Должно быть, папа заметил, что со мной что-то не так, и поэтому сказал:
      – Слушай, я понимаю, Себастьяно тот еще тип. Потерпи его общество пару недель, ладно? Ради меня. Пожалуйста, доченька.
      – Да я вовсе и не думала о нем, – грустно откликнулась я.
      Папа промычал себе под нос что-то неопределенное, но в комнату не вернулся, хотя на улице было довольно холодно. Я заметила, что уши у папы уже покраснели, но он все не двигался с места. На нем не было пальто, а только костюм от Армани.
      Я решила, что он ждет продолжения. Но мой отец – далеко не тот человек, которого я стану беспокоить своими проблемами. Дело не в том, близкие мы люди или нет. Просто у нас такие отношения.
      С другой стороны, он весьма опытен во всяких там любовных делах. Так что я решила: он может подсказать мне некое решение моей дилеммы.
      – Пап, – начала я, – что бы ты сделал, если бы тебе кто-нибудь очень нравился, но тот человек об этом даже не подозревал?
      – Ну, если Кенни до сих пор не догадался, то, я думаю, уже никогда не догадается. Вы же проводите вместе все выходные, начиная с Хэллоуина?
      Вот почему так ужасно, когда телохранитель подчиняется папе. Вся личная жизнь обсуждается за твоей спиной.
      – Да я не про Кенни говорю, папа. Это другой человек. Только, как я и сказала, он не в курсе, что так мне нравится.
      – А чем тебя не устраивает Кенни? – удивился папа. – Лично мне он нравится.
      Ну конечно, папе он нравится. Потому вероятность того, что у нас с Кенни все будет серьезно, практически равна нулю. Какому бы отцу не понравилось, что его несовершеннолетняя дочь встречается с таким парнем?
      Но если мой папа хочет, чтобы трон Дженовии остался у семьи Ренальдо, а его не отхватил бы какой-нибудь Себастьяно, то про Кенни лучше сразу же забыть. Потому что мы с ним ни за что не поженимся, и никаких наследников у нас не будет.
      – Папа, при чем тут Кенни? Мы с ним просто друзья. А я говорю про другого.
      Он смотрел через балконную решетку, как будто хотел плюнуть вниз. Но он бы никогда этого не сделал. Просто ему нравилось так стоять.
      – А я его знаю? Этого твоего… другого?
      Я колебалась, потому что еще ни разу никому не признавалась открыто, что влюбилась в Майкла. Ну да. Никогда и никому. А кому бы я, собственно, могла сказать об этом? Лилли бы просто высмеяла меня или, того хуже, рассказала бы все Майклу. А что касается мамы, так она и со своими-то проблемами не может разобраться.
      – Это старший брат Лилли, – быстро выпалила я, чтобы не передумать.
      Папа встревожился.
      – А он не в колледже учится?
      – Пока нет. Поступает в этом году. Не волнуйся, папа. У меня нет никаких шансов. Майкл очень умный. Он никогда не влюбится в кого-то вроде меня.
      Тут папа вдруг обиделся. Он, похоже, не знал, что и делать: волноваться, что я влюбилась в выпускника, или сердиться, потому что тот не отвечает мне взаимностью.
      – Это в каком таком смысле он никогда не влюбится в кого-то вроде тебя? – требовательно спросил он. – Что с тобой не так?
      – Ну как же, я всегда заваливаю алгебру, забыл? А Майкл собирается поступать в самый крутой колледж штата. Чего он может хотеть от такой девчонки, как я?
      Тут папа действительно рассердился.
      – Может быть, у тебя нет способностей к математике, так же, как у твоей матери, но зато от меня ты унаследовала многие положительные качества.
      Я очень удивилась – все это прозвучало как-то неожиданно. Стараясь осознать услышанное, я только тупо сказала:
      – Ага.
      – Мы с тобой, Миа, ребята с головой, – продолжал он тем временем. – И если тебе нужен этот парень, Майкл, тебе следует дать ему знать об этом.
      – Думаешь, мне надо пойти к нему и сказать: «Знаешь, а ты мне нравишься»?
      Папа раздраженно покачал головой.
      – Нет, нет, нет. Ну конечно, надо быть более утонченной. Просто дай ему как-то понять, что ты чувствуешь.
      – А, – сказала я.
      Может быть, я и унаследовала от моего отца все, кроме математических способностей, но теперь совершенно не понимала, о чем он говорит.
      – Пора бы нам возвращаться, – сказал он, – а то еще твоя бабушка подумает, что мы тут заговор готовим.
      Бабушка действительно считает, что кто-то все время готовит на нее покушение. Она и прачек в отеле «Плаза» подозревает. Говорит, что они стирают белье мылом, от которого у Роммеля выпадает шерсть. Какое там – выпадает! Все уже давно выпало, и не из-за мыла, а на нервной почве.
      Вспомнив о заговорах, я спросила:
      – А ты не думаешь, что Себастьяно вынашивает планы убить меня, чтобы самому занять престол Дженовии?
      Папа странно хмыкнул, но громко смеяться не стал. Наверное, потому что хорошо воспитан.
      – Нет, Миа. Не думаю.
      Но мой папа не отличается живостью воображения. Я решила все же поглядывать за Себастьяно. На всякий случай.
      Только что мама заглянула ко мне в комнату и сообщила, что звонит Кенни.
      Думаю, он собирается пригласить меня на Зимние Танцы. Пора бы уже.

      О'кей. Я в шоке. Кенни НЕ пригласил меня на танцы. Вместо этого… В общем, вот какой состоялся у нас разговор.
 
       Я:Алло?
       Кенни:Привет, Миа. Это Кенни.
       Я:А, привет. Что случилось?
 
       (Голос его звучал как-то забавно, вот я и спросила.)
 
       Кенни:Ну, я просто хотел узнать, все ли у тебя в порядке. Как твой язык?
       Я:По-моему, уже лучше.
       Кенни:Я сильно волновался. Вот. Я совсем не хотел…
       Я:Кенни, я понимаю. Просто несчастный случай.
 
       (Тут я поняла, что я не о том спрашивала у папы. Надо было узнать, как можно избавиться от навязчивого парня, а не как дать кому-то знать, что он тебе небезразличен. Ну ладно, вернемся к нашим «баранам».)
 
       Кенни:Я просто позвонил пожелать тебе спокойной ночи. И еще сказать, что я надеюсь, тебе лучше. И еще сказать тебе… в общем, Миа, я тебя люблю.
       Я:…
 
      Я не нашлась сразу что ответить, потому что просто ОБАЛДЕЛА!!! Хотя, в общем, это было не так уж неожиданно. Все к тому и шло.
      Но все-таки, какой нормальный парень будет звонить девушке по телефону и заявлять, что любит ее.
      А я в ответ молчу! У меня шок. Но ведь надо срочно что-то ответить, а то нехорошо получается. Ну, я и выдаю…
 
       Я:Ну, хорошо.
 
      НУ, ХОРОШО.
      Парень признается мне в любви, а я ему: «ну, хорошо». Да, мне светит прекрасное будущее в дипломатии. А бедный Кенни ждет еще чего-то. Впрочем, любой на его месте ждал бы.
      Но я просто не в состоянии сказать ему то, чего он ждет. Вместо этого я говорю: «Ну, увидимся завтра».
      И ВЕШАЮ ТРУБКУ!!!!!
      О, Господи, я самая злая, самая неблагодарная девчонка на свете! Когда Себастьяно убьет меня, я попаду прямиком в ад.
      Точно.
 
      СДЕЛАТЬ ДО ОТЪЕЗДА В ДЖЕНОВИЮ:
      1. Написать подробную инструкцию для мамы и мистера Дж., как ухаживать за Толстым Луи, пока меня не будет.
      2. Купить запас кошачьей еды, наполнитель для туалета.
      3. Подарки к Новому году!
      Мама – электрическая машинка для сцеживания? Спросить.
      Мистер Дж. – новые барабанные палочки.
      Папа – книжка по вегетарианской кулинарии. Ему надо есть здоровую пищу.
      Лилли – как всегда. Пустые видеокассеты для шоу.
      Ларс – узнать, есть ли в «Прадо» кобура для его пистолета.
      Кенни – перчатки? Что-нибудь другое, неромантичное.
      Толстый Луи – кожаный мячик.
      Бабушка – а что бы вы подарили женщине, у которой есть все? Даже сапфир в 89 карат, который ей преподнес султан Брунея.
      4. Порвать с Кенни. Только как? Он меня ЛЮБИТ.
 
      Правда, как выяснилось, не настолько, чтобы пригласить на Зимние Танцы.

      Лилли не верит, что Кенни позвонил мне и признался в любви. Я рассказала ей утром в машине. Слава Богу, Майкл на приеме у дантиста, и его не было сегодня вместе с нами. Я скорее бы умерла, чем обсуждала свои любовные дела в его присутствии. Мне и так приходится это делать в присутствии своего телохранителя.
      Так вот, Лилли говорит:
      Я категорически отказываюсь признать, что Кенни способен на нечто подобное.
      – Лилли, – продолжаю я. Мне надо было говорить тихо, чтобы шофер не услышал. – Я серьезна как никогда. Он сказал, что любит меня. Я тебя люблю. Так и сказал. Это было совершенно неожиданно и странно.
      – Может быть, он и не говорил этого. Сказал что-нибудь другое, а ты просто плохо расслышала.
      – Ну что тогда? Я убью тебя?
      – Нет, конечно. С чего бы это?
      – А что тогда? Что он мог ляпнуть такого, что звучало как я люблю тебя, но не означало я люблю тебя!
      Лилли раздраженно заговорила:
      – Знаешь, ты странно вела себя с Кенни весь последний месяц. Точнее, с того момента, как вы начали встречаться. Не понимаю, что с тобой случилось. Раньше ты все время твердила: «Почему у меня нет бойфренда? Как так получилось, что у каждой девочки, которую я знаю, есть парень, а у меня нет? И когда у меня будет бойфренд?» А вот теперь он у тебя появился, а ты совсем его не уважаешь.
      Хотя все, что она говорила, было чистой правдой, я притворилась, что обиделась. Мне очень сложно не показывать виду, что мне не нравится вся эта история с Кенни.
      – Все совсем не так. Я очень даже его уважаю.
      – Да что ты? Думаю, все из-за того, Миа, что ты еще не готова к отношениям с парнем.
      Ну, тут уж я разозлилась.
      – Я? Не готова к отношениям? Шутишь? Да я всю жизнь мечтала, чтобы у меня был парень.
      – Если это так, – Лилли говорила как будто свысока, – тогда почему же ты не позволяешь ему поцеловать тебя в губы?
      – А ты откуда знаешь? – спросила я.
      – Кенни рассказал Борису, а тот поделился со мной.
      – Замечательно! – воскликнула я, стараясь умерить бушевавший гнев. – Теперь наши бой-френды обсуждают нас за нашими спинами. И ты готова с этим мириться?
      – Конечно, нет, – сказала Лилли. – Но это весьма занимательно с психологической точки зрения.
      Вот почему так неприятно дружить с человеком, у которого родители психоаналитики. Все, что бы ты ни делала, им интересно с психологической точки зрения.
      – Кому и куда я позволяю себя целовать, – взорвалась я, – это только мое дело. А не твое и не Бориса!
      – Ну что ж, – сказала она, – я думаю, что Кенни мог сказать тебе это – ну это, на букву «л» – просто потому, что он никак по-другому не может выразить глубину своих чувств. Ну, понимаешь? Только устно, вслух. По-другому ты ему просто не позволяешь.
      Выходит, мне еще очень повезло, что Кенни предпочел просто сказать «я люблю тебя», а не выразил это физически. А то ведь, не дай Бог, мог и начать целовать в губы. Боже, подумать и то страшно.

      Только что нам раздали расписание экзаменов. Вот как выглядит мое.
 
      РАСПИСАНИЕ ИТОГОВЫХ ЭКЗАМЕНОВ:
       15 декабря– День чтения.
       16 декабря– Первый и второй зачеты.
 
      Это значит, что у меня алгебра и английский будут в один день. Но это ничего. С английским у меня неплохо. Ну, не считая разбора по составу. Можно подумать, мне это пригодится в будущем, как правительнице самой маленькой нации в Европе.
      К сожалению, алгебра, как мне сообщили, все же может понадобиться. А ЖАЛЬ!
 
       17 декабря– Третий и четвертый зачеты.
 
      Мировая цивилизация: легко. Бабушка рассказала мне столько историй про последствия Второй мировой войны в Европе, что мне этого хватит для любого теста. Я знаю, наверное, даже больше, чем наша учительница. А физкультура? Какой экзамен может быть по физкультуре? Мы уже сдавали основной Фитнесс-Тест (у меня там все в порядке, кроме, может быть, подтягиваний из висячего положения).
 
       18 декабря– Пятый, шестой, седьмой зачеты.
 
      Талантливые и Одаренные? Тут никаких зачетов. У нас не бывает зачетов по факультативам. Вряд ли их вдруг введут без предупреждения.
      Потом французский. С устным у меня все хорошо. С письменным хуже. Хорошо, что Тина посещает ту же группу. Мы сможем готовиться вместе.
      Но вот потом – биология. Это проблематично. Я неплохо успеваю по биологии только благодаря Кенни. Он подсказывает мне большинство ответов.
      Но если мы с ним расстанемся, мне придется об этом забыть.
 
       19 декабря– Зимний Карнавал и Танцы.
 
      На карнавале, наверное, будет весело. У каждого клуба или кружка своя секция, где будут проводиться презентации достижений. У нас такая традиция из года в год. Если Кенни пригласит меня, будем ходить вместе, а потом – на танцы.
      Если нет, то я порву с ним, а то мне все уже изрядно надоело.
      Но в таком случае я не смогу попасть на танцы, потому что туда надо обязательно приходить с кавалером.
      Хотя бы уж Себастьяно поторопился и пристрелил меня.

      ПОЧЕМУ???? ПОЧЕМУ я все время забываю свою тетрадь по алгебре????
 
      ПЕРВОЕ: расставить порядок действий.
      ВТОРОЕ: помножить и разделить по порядку слева направо.
      ТРЕТЬЕ: сложить и вычесть по порядку слева направо.
      ПРИМЕР: 2x3-15:5 = 6–3 = 3.
 
      О, Боже. Лана Уайнбергер только что передала мне записку.
      Что теперь? Это не к добру. От Ланы ничего хорошего не жди. Не знаю, чего она так на меня окрысилась. Последнее время вообще прохода не дает. Вполне могу понять, когда она негодовала из-за того, что Джош Рихтер пригласил на Праздник многообразия культур меня, а не ее. Но ведь он пригласил меня только потому, что стало известно, что я принцесса, а потом они снова стали встречаться. Но все равно с тех пор Лана меня ненавидит.
      Ну что, открываем записку. А там вот что:
 
       Мне рассказали, что случилось с тобой на катке в эти выходные. Думаю, с поцелуями придется повременить до тех пор, пока твой язычок не будет способен действовать, а?
 
      О, Господи! Что, вся школа в курсе, что мы с Кенни еще не целовались по-настоящему?
      Это, конечно, он виноват. Болтун.
      Ей-богу, если бы родители знали о том, что происходит на уроках в обычной американской школе, они бы перевели своих детей на домашнее обучение.

      Наконец-то знаю, что мне делать. Я и так-то была в курсе, и если бы не эта история с танцами, то решилась бы гораздо раньше.
      Но теперь совершенно очевидно, что нельзя ждать, пока мы благополучно сходим на танцы. Следовало бы действовать еще вчера вечером, когда он мне звонил, но такие дела по телефону не решаются. Ну, то есть, может быть, какая-то Лана Уайнбергер так бы и поступила, но только не я.
      Нет, не стоит откладывать на другой день: я должна порвать с Кенни. Я просто не могу больше жить в этой лжи.
      К счастью, у меня будет хотя бы один доброжелатель – Тина Хаким Баба.
      Я не хотела ей говорить. И вообще не собиралась кому-нибудь рассказывать. Но как-то само собой вырвалось, когда сегодня на перемене мы зашли в женский туалет и Тина начала там краситься. Отец не разрешает ей пользоваться косметикой, так что она может накладывать макияж только в школе, когда он ее не видит. У Тины соглашение с телохранителем Вахимом. Она не рассказывает родителям, что Вахим ухаживает за мадемуазель Кляйн, нашей учительницей французского, а он за это не рассказывает мистеру и миссис Хаким Баба про Тинину склонность к продукции фирмы «Мейбеллин».
      Так вот, в один прекрасный момент я уже не могла удерживать все это в себе и рассказала Тине, что Кенни вчера вечером… и так далее.
      Я пересказала всю первую часть нашего разговора, и Тина, в отличие от Лилли, мне поверила. Да и отнеслась она к этой истории иначе:
      – О, Господи, Миа, какая же ты счастливая! – восторженно тараторила Тина. – Как бы я хотела, чтобы Дэйв признался мне в любви! У нас, конечно, и так прекрасные отношения, но он считает, что платить за меня в «Макдональдсе» – уже очень романтично.
      От подруги я ждала несколько иной поддержки.
      – Но, Тина, – прервала я ее. Я чувствовала, что Тина, которая так зачитывается любовными романами, поймет всю сложность моего положения. – Дело в том, что я-то его не люблю.
      Тина удивленно уставилась на меня своими подкрашенными глазами:
      – Как?
      – Он мне очень нравится как друг. Но я не влюблена. То есть я влюблена, но не в него.
      – О, Боже. – Она повернулась ко мне и взяла за руку. – Есть кто-то еще?
      До звонка оставалось всего несколько минут. А мы должны были идти в разные классы.
      Но почему-то именно этот момент я выбрала для своего великого признания. Сама не понимаю почему. Может быть, после того как я рассказала все папе, мне было уже не так трудно открыться кому-то еще, тем более Тине. К тому же у меня никак не выходили из головы папины слова. Ну, про то, что я должна как-то намекнуть о своих чувствах. Мне казалось, Тина – единственный человек, который знает, как это сделать.