Может ли быть что-нибудь скучнее поло? Кроме гольфа, конечно. Вряд ли.
      Да и лошадям приходится несладко, когда клюшки свистят у них прямо перед мордами.
      Стоит только вспомнить Сильвера – коня Одинокого Рейнджера. Одинокий Рейнджер вечно палил из ружья прямо над ухом Сильвера, и не удивительно, что бедный коняшка все время взбрыкивал.
      Кроме того, Рене очень уж соперничал с принцем Уильямом, да и со всеми вообще. Чуть только Уильям собирался нанести удар, как в мгновение ока рядом оказывался Рене и уводил мяч. А ведь они играли в одной команде!
      Клянусь, если по окончании матча Рене снимет свою футболку и будет размахивать ею над головой, то он точно делал все это исключительно чтобы повыпендриваться перед толпами фанатов Уильяма. И я его вполне понимаю. Его дико расстраивает, что даже при том, что у него такие впечатляющие грудные мышцы, Уилл куда более популярная персона, чем он сам.
      Если б только все эти девицы знали, как он кривляется, изображая из себя Энрике Иглесиаса…
 
      Три дня, семнадцать часов, шесть минут до встречи с Майклом. Кстати, о впечатляющих грудных мышцах…

      Как же моя бабушка любит читать нравоучения!
      Сегодня состоялся прощальный бал, ну, мероприятие, приуроченное к окончанию моего первого официального визита в Дженовию в качестве наследницы престола.
      Бабушка только о нем и говорила всю неделю, словно этот бал – мой единственный шанс искупить вину за счетчики для парковки. Не говоря уже о том, что она жутко переживала насчет нашей встречи с принцем Уильямом. В общем, все это, да еще ее выступления на тему, что Майкл мне не пара, так задергало меня, что в своем злосчастном прыще я виню только бабушку. Хотя благодаря чудесам современной дерматологии он уже прошел.
      Теперь бабушка энергично принялась за мою прическу (волосы у меня отросли и снова торчали во все стороны. И очень хорошо, ведь парни предпочитают девушек с длинными волосами – это я прочитала в «Космополитен»). Волосами дело не ограничилось, и бабушка всерьез занялась моими ногтями (да знаю я, знаю, что обязалась в новом году не грызть ногти. Ну и что теперь? Можете меня повесить). И, кроме того, с утра до ночи бабушка репетировала со мной то, что я должна сказать принцу Уильяму.
      И вот после всей этой кутерьмы мы поехали на этот дурацкий бал. Я подошла к Уиллу (даже при всей своей любви к Майклу я не могла не отметить, что Уилл выглядел потрясающе в своем смокинге) и уже открыла рот, чтобы сказать: «Я очень рада вас видеть», как тут же все заготовленные слова вылетели у меня из головы. Чуть только он взглянул на меня своими ярко-голубыми, как неоновые фары, глазами, я застыла на месте, так же, как тогда, в универмаге, когда мне улыбнулся Джош Рихтер. Нет, серьезно, я совершенно забыла, кто я такая и что здесь делаю. Я как загипнотизированная смотрела в его глаза, а в голове моей вертелась одна-единственная мысль: «Боже мой, они такие же синие, как море за окном моей спальни».
      Тут принц Уильям сказал: «Я очень рад вас видеть» и потряс мою руку, а я все стояла столбом и таращилась на него, несмотря на то, что никаких сильных чувств к нему не испытывала. ВЕДЬ Я ВЛЮБЛЕНА В СВОЕГО ПАРНЯ.
      Было в нем какое-то обаяние, что-то неуловимое, как у Билла Клинтона (самого Билла Клинтона я не видела, но читала о нем).
      Ну, вот и весь мой разговор с принцем Англии Уильямом! Он отвернулся, чтобы ответить кому-то на вопрос о конных скачках, и я, чтобы скрыть мучительную неловкость, воскликнула: «Ой, смотрите, печеные грибочки!» и рванула вслед за официантом. Ну, вот, собственно, и все.
      Стоит ли говорить, что электронный адрес я у него так и не попросила. Придется Тине это пережить.
      Да, но мой-то вечер на этом не закончился. Вовсе нет. Я и не догадывалась, что меня ожидает. У бабушки, как выяснилось, были на меня грандиозные планы. Она весь вечер подталкивала нас с принцем Рене друг к другу так, чтобы мы оба танцевали как раз перед корреспондентами, которые готовили репортаж о переходе Дженовии на евро. Она клялась и божилась, что это только для фоторепортажа.
      А танцую я, кстати, ужасно. Нет, я могу не спотыкаться, если все время считать про себя и глядеть под ноги, но для этого ритм танца должен быть медленным. А знаете что? В Дженовии не танцуют медленные танцы… По крайней мере, во дворце. И пока мы танцевали, бабушка следила за каждым нашим шагом, всем нас показывала, и я точно знаю, что она им при этом говорила. Для этого даже не обязательно уметь читать по губам. «Не правда ли, милая пара?»
      ЧТО?!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
      Так вот, чтобы у нее не было никаких иллюзий на этот счет, как только музыка стихла, я подошла к ней и сказала, что готова поохладить свой пыл с Майклом, но категорически не согласна встречаться с Рене, который, между прочим, приглашал меня выйти на террасу покурить.
      Конечно же, я сообщила ему, что не курю, и предложила принять к сведению, что лишь в одних Соединенных Штатах курение ежегодно уносит жизни более полумиллиона человек. Но он лишь рассмеялся в ответ, как Джеймс Спейдер из «Красотки в розовом».
      А еще я сказала ему, чтобы он не очень-то воображал, потому что у меня уже есть парень и я-то уж знаю, как управиться с мальчишкой, который ухаживает за мной лишь ради бриллиантов короны.
      Рене сказал, что я восхитительна, а я ему ответила: «Ой, ради Бога, продолжай кривляться под Энрике Иглесиаса». Тут пришел мой папа и спросил, поприветствовала ли я премьера-министра Греции, на что я сказала: «Знаешь, пап, кажется, бабушка хочет свести меня с Рене». Папа помрачнел и отвел бабушку в сторонку на пару слов. А Рене в конце концов улизнул с одной из сестер Хилтон.
      Позже бабушка подошла ко мне и сказала, чтобы я не вела себя как дурочка. Оказывается, она хотела, чтобы я танцевала с Рене исключительно потому, что вместе мы красиво смотрелись, и фотографы сделали замечательные фотографии. А если они напишут о нас интересную статью, это привлечет в Дженовию больше туристов.
      На это я ответила, что инфраструктура Дженовии трещит по швам, и в наплыве туристов страна как раз не нуждается.
      Вообще-то, если бы мой дворец выкупил какой-нибудь дизайнер обуви, я бы тоже была в полном отчаянии. Но даже это не заставило бы меня ухлестывать за девушкой, у которой есть любимый парень и которой в будущем предстоит управлять целой страной.
      С другой стороны, если в газете напечатают эти фотографии, Майкл может приревновать меня к Рене, так же, как мистер Рочестер приревновал Джейн к Сент-Джону, и тогда он будет еще больше опекать меня!!!
 
      Два дня, восемь часов и десять минут до встречи с Майклом.
      НЕ МОГУ ДОЖДАТЬСЯ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

      Не могу поверить, что:
      A. Мой папа предпочел остаться в Дженовии, чтобы завершить дебаты по вопросу о платных парковках.
      Б. Бабушка убедила его в необходимости продолжать наши с ней занятия, аргументируя это тем, что я совершенно не справилась со своей ролью принцессы.
      B. Она (не говоря уж о Роммеле) возвращается в Нью-Йорк вместе со мной.
 
      НО ВЕДЬ ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО! Свои обязательства я сдержала. До поздней осени я прилежно занималась с бабушкой. Я сдала алгебру. И я выступила с этим идиотским обращением к народу.
      Бабушка говорит, что она едет со мной исключительно с целью посвятить меня в тайны управленческого дела, что бы я там ни думала. Да только это полная чушь. Она возвращается в Нью-Йорк, чтобы доставать меня и дома. У нее такое хобби – доставать меня. Вообще, это, кажется, ее дар, Богом данный ей талант.
      Ну да, но у нее хоть какой-то талант есть. Нет, как же все-таки это несправедливо!
      Самое страшное, что перед моим отъездом папа сунул мне сто евро и сказал, чтобы я не спорила с бабушкой, и что он компенсирует мне все неудобства, связанные с этим.
      Боюсь только, что компенсировать это не может ничто. Ничто.
      Он сказал, что бабушка просто пожилая, безобидная женщина и я должна каждую минуту радоваться ее присутствию рядом, потому что когда-нибудь ее с нами не будет. Я только молча глядела на него, и тогда он добавил:
      – Ладно, я буду жертвовать в «Гринпис» две сотни баксов ежедневно, если мне не придется рвать волосы на голове от того, что она рядом.
      Самое смешное, что у него их нет. Волос.
      Это двойная сумма, которую он жертвует от моего имени в мою любимую организацию. Очень надеюсь, что «Гринпис» оценит мои жертвы.
      Итак, бабушка возвращается со мной в Нью-Йорк и тащит вместе с нами этого дрожащего плешивого Роммеля. У него только-только начала отрастать шерсть. Бедолага!
      Я сказала папе, что примирилась с тем, что наши с бабушкой занятия начнутся в этом семестре, но взяла с него обещание довести до ее сведения одну очень важную мысль. А именно: у меня с моим парнем серьезные отношения. И пусть бабушка оставит свои попытки свести меня с принцем Рене и не мешает мне. Мне плевать, сколько там титулов у этого парня, мое сердце принадлежит мистеру Майклу Московитцу, эсквайру.
      Папа сказал, что знает, как поступить. Но я лично не уверена, насколько внимательно он меня слушал, ведь рядом с ним вертелась «Мисс Чешская Республика».
      Как бы там ни было, я сама сообщила бабушке, что ей следует быть осторожной в своих суждениях о Майкле.
      – Не хочу ничего слышать о том, что я слишком молода, чтобы полюбить всерьез, – сказала я во время обеда, сервированного королевскими стюардами во время полета (вареный лосось для нее, салат из бобов для меня). – Я достаточно взрослая, чтобы прислушиваться к зову своего сердца и отдавать его, кому сочту нужным.
      Бабушка пробубнила, что в этом случае следует приготовиться заодно и к сердечным болям, но я уже не обращала на нее внимания. С тех пор как умер дедушка, ее личная жизнь была далека от идеальной, но ведь это не повод цинично отказываться от моей любви к Майклу. Она такая брюзга потому, что проводит все свободное время с медиамагнатами, диктаторами и прочими столь же «интересными» личностями.
      А нас с Майклом связывает горячая любовь, как мистера Рочестера и Джейн. Или как Дженифер Анистон и Брэда Пита.
      Ну, или свяжет в будущем, если наше первое свидание состоится.
 
      Один день, четырнадцать часов до нашей встречи.

      Я так счастлива, я чувствую, что вот-вот взорвусь, словно тот баклажан, который я как-то раз бросила с шестнадцатого этажа из окна Лиллиной спальни.
      Я дома!!!!!!!!!!!! Наконец-то я дома!!!!!!!!!!
      Мне не передать то чувство, что охватило меня, когда я выглянула из иллюминатора и увидела огни Манхеттена. У меня даже слезы на глаза навернулись. Да, я знала, что где-то подо мной в этот самый момент таксисты сбивают старушек (увы, не мою бабушку), кассиры обсчитывают покупателей, служители банков не убирают с улиц продукты жизнедеятельности своих собак, и во всем городе люди вынашивают честолюбивые планы о том, как им стать певцами, актерами, музыкантами, писателями, танцорами, а их мечты разбиваются о жестокость продюсеров, директоров, агентов, редакторов и хореографов.
      Да, я возвращалась в свой прекрасный Нью-Йорк. Я возвращалась домой.
      Я ощутила это, когда сошла с трапа и увидела Ларса, готового сменить Франсуа, парня, который, присматривая за мной в Дженовии, заодно научил меня ругаться по-французски. Надо сказать, загорелый Ларс выглядел просто угрожающе. Все зимние каникулы он провел в Белизе с Вахимом, телохранителем Тины Хаким Баба, плавая и охотясь на диких вепрей. Он подарил мне сувенир – обломок клыка, хотя знал, что я против убийства животных, даже диких вепрей. Да, вепри жуткие и противные, но ведь они в этом не виноваты.
      И вот, проторчав в пробке аж шестьдесят пять минут, я, наконец, оказалась дома.
      Как же я обрадовалась маме!!!!!!!! У нее уже виден животик. Я ничего не сказала по этому поводу, потому что даже учитывая, что она не зацикливается на стандартах красоты и не видит ничего ужасного в том, что женщина может носить большой размер, я абсолютно уверена, что фраза: «Мам, ты такая огромная!», пусть даже сказанная как комплимент, выведет ее из себя, и она начнет плакать. К тому же ей вынашивать ребенка еще несколько месяцев, и живот, несомненно, станет еще больше.
      Так что я сказала:
      – Малыш будет мальчиком. Или девочкой, которая станет такой же высокой, как я.
      – Ох, надеюсь, – сказала мама, и в ее глазах заблестели слезы радости. А может, она всплакнула оттого, что Толстый Луи, пытаясь добраться до меня, расцарапал ей все ноги. – Когда ты в следующий раз уедешь, у меня будет вторая ты. Я так по тебе скучала! Некому было ругать меня за то, что я налегаю на свинину и растворимые супы из пакетиков.
      – Я было пытался, – уверил меня мистер Джанини.
      Мистер Дж. тоже выглядел превосходно. Он отрастил козлиную бородку. Я сказала ему, что мне нравится.
      Потом я схватила воющего Толстого Луи, пытавшегося привлечь мое внимание, и крепко-крепко обняла его. Может, я и ошибаюсь, но мне показалось, что он слегка похудел за время моего отсутствия. Не хочу никого обвинять в том, что его намеренно морили голодом, но я отметила, что в его мисочке еды было маловато. Чуть меньше половины, а это нехорошо. Я всегда накладываю ему тарелку до краев, потому что никогда не знаешь, когда на Манхеттен обрушится чума и убьет всех, кроме кошек. Толстый Луи не сможет сам себе открыть пакетик с едой, ведь у него нет пальцев.
      Но наша мансарда просто преобразилась. Мистер Джанини проделал огромную работу во время моего отъезда. Он выкинул новогоднюю елку. Первый раз в истории семьи Термополис елку вынесли до Пасхи. А еще он протянул сюда локальную сеть! Так что теперь можно лазить в Интернет и при этом не занимать телефонную линию.
      Рождественские чудеса, не иначе.
      Но и это еще не все. Мистер Дж. полностью переделал кладовку, оставшуюся со времен маминого увлечения Анзелем Адамсом. Он отодрал доски, которыми были забиты окна, и выбросил все вредные химикаты, которые валялись там с незапамятных времен, потому что нам с мамой и прикоснуться-то к этому хламу было страшно. В кладовке теперь будет детская! Хорошенькая, светлая детская. По крайней мере, она таковой была, пока мама не разрисовала стены (яичной краской, конечно же, чтобы не подвергать опасности здоровье ее еще не родившегося ребенка) наиболее значительными историческими сценами, как, например, судебное разбирательство с Вайноной Райдер и помолвка Бена Аффлека с Джей Ло. По ее мнению, так ребенок с раннего детства будет в курсе проблем, стоящих перед нацией (мистер Дж. тихонечко пообещал мне, что закрасит все это безобразие, как только маму положат в роддом. Она и не заметит разницы, едва ее гормоны придут в норму. Слава Богу, мама выбрала в супруги человека, наделенного здравым смыслом, и именно он продолжит наш род).
      Но самый потрясающий подарок ожидал меня на автоответчике. Мама с гордостью включила мне запись, едва я вошла в комнату.
      СООБЩЕНИЕ ОТ МАЙКЛА!!! ПЕРВОЕ СООБЩЕНИЕ, КОТОРОЕ ОН ОСТАВИЛ ДЛЯ МЕНЯ С ТЕХ ПОР, КАК Я СТАЛА ЕГО ДЕВУШКОЙ!!!!!!!!
      Если я до сих пор его девушка, конечно. А то эта моя идея не звонить…
      Сообщение было таким:
       Хм, ну что ж, привет, Миа? Да, это Майкл. Может, позвонишь, когда получишь сообщение? Ты же не звонила целую вечность. А мне бы хотелось узнать, ну, все ли с тобой в порядке. И убедиться, что ты нормально добралась. И что ничего не случилось. Ну, вот. Все, вроде как. Пока. Да, кстати, это был Майкл. А, или я уже говорил? Не помню. Ой, здрасте, миссис Термополис. Как дела, мистер Дж.? Ладно. Позвони мне, Миа. Пока.
      Я вынула пленку из автоответчика и теперь храню ее в ящике письменного стола вместе с:
      – несколькими зернышками риса из мешка, на котором мы с Майклом сидели во время Праздника многообразия культур – в память о том, как мы с ним впервые танцевали медленный танец;
      – засушенным куском тоста из кафе, где мы с Майклом впервые обедали, хотя, строго говоря, это нельзя назвать свиданием, потому что там был и Кенни;
      – снежинкой, вырезанной из бумаги, с Зимних Танцев, в память о нашем первом поцелуе с Майклом.
      Сообщение от Майкла оказалось самым классным подарком на Рождество. Даже лучше, чем локальная сеть.
      Распаковывая вещи, я прослушала это сообщение на магнитофоне пятьдесят раз подряд. Все это время то и дело заходила мама – то чтобы еще раз обнять меня, то показать свои растяжки, то похвастать новым диском Лиз Фэр.
      – Ты не хочешь перезвонить ему, милая? – спросила мама, зайдя в тридцатый раз и услышав ту же самую запись.
      – Нет.
      – И почему же?
      – Я стараюсь быть похожей на Джейн Эйр, – ответила я.
      Мама скосила глаза, как она всегда делает, когда выбивает средства под свои проекты.
      – Джейн Эйр? – переспросила она. – Героиня романа Шарлотты Бронте?
      – Точно, – кивнула я, вытаскивая салфетницу времен Наполеона, подаренную мне на Рождество премьер-министром Франции, и отпихивая Толстого Луи, который не хотел от меня отходить, думая, что я вновь упаковываю вещи. – Джейн никогда не бегала за мистером Рочестером, она наоборот заставила его бегать за собой. И мы с Тиной поклялись, что изо всех сил постараемся быть такими же, как Джейн.
      В отличие от бабушки, маму эти слова не очень-то обрадовали.
      – Но Джейн Эйр так жестоко обошлась с бедным мистером Рочестером! – воскликнула она.
      Я не сказала ей, что именно эта мысль первой пришла мне в голову, когда я читала книгу.
      – Мам, – твердо сказала я, – а что ты скажешь насчет Берты, запертой на чердаке?
      – Не забывай, что она была сумасшедшей, – ответила мама. – А ведь в то время у них не было психотропных препаратов. Понимаешь, Берта страдала душевным расстройством, и запереть ее на чердаке было куда более гуманно, чем отправлять в психушку. Учти, в то время людей там приковывали к стене. Ума не приложу, откуда ты набралась подобных идей, Миа. Кто, кстати, порекомендовал тебе эту книгу?
      – Ну… – промямлила я. Мама уж точно не будет в восторге от моего ответа. – Бабушка.
      Улыбка на ее лице померкла, а затем и вовсе исчезла.
      – Я и сама могла бы догадаться, – сказала она. – Ладно, Миа, я одобряю, что ты и твоя подруга решили не вешаться на шею парням. Однако Майкл оставил тебе милое сообщение на автоответчике и просил перезвонить. И если ты исполнишь его просьбу, вряд ли это будет истолковано как назойливость. Это будет простой вежливостью.
      Я задумалось. Действительно, мама права. Вряд ли у Московитцев на чердаке заперта сумасшедшая жена Майкла. Да на Пятой авеню, где живет Майкл, домов с чердаками вообще нет, насколько я знаю.
      – Ладно, – я отложила вещи, которые вынимала из чемодана. – И правда, надо бы перезвонить.
      Сердце у меня так и заколотилось. Через минуту, если, конечно, я выпровожу маму из комнаты за минуту, я услышу его голос! И мне не будут мешать все эти шорохи и потрескивания, которые доносились из моей трубки, когда я говорила с ним из-за океана. Ведь теперь никакой океан нас не разделяет! Только парк на площади Вашингтона. И уже не надо волноваться, что меня заменит Кейт Босуорт, потому что на Манхеттене девиц вроде Кейт Босуорт нет и в помине… А если и есть, то их сногсшибательные формы прикрыты зимней одеждой.
      – Перезвонить – это не значит навязаться, – сказала я. – Точно. Все правильно.
      Мама, сидевшая в изножье кровати, энергично кивнула.
      – Совершенно верно, Миа, – сказала она. – Ты знаешь, я не люблю спорить с твоей бабушкой, – а вот это было самое грандиозное вранье на свете, не считая утверждения Рене, что я божественно танцую. Но я списала это на мамино неважное самочувствие, – но я думаю, что тебе не стоит играть в психологические игры с парнями. Особенно с парнем, который тебе нравится. Особенно с парнем вроде Майкла.
      – Мам, если я хочу провести с ним остаток своей жизни, мне волей-неволей придется играть с ним в различные игры, – терпеливо объяснила я. – Конечно, правду я ему сказать не могу. Если он постигнет всю глубину моей страсти, то сбежит от меня, как матерый олень от охотника.
      – Как кто? – опешила мама.
      – Как матерый олень, – объяснила я. – Смотри, Тина рассказала о своих чувствах своему парню Дэйву Фаруху Эль-Абару, а он тут же умчался от нее, как Дэвид Карузо.
      Мама недоверчиво прищурилась.
      – Как кто?
      – Дэвид Карузо, – повторила я.
      Мне было жаль мамулю. Видимо, мистера Джанини она смогла заарканить только благодаря белизне своих зубов. Прямо не верится, что она может не знать таких элементарных вещей.
      – Дэйв тогда очень надолго исчез и объявился только тогда, когда Тина раздобыла билеты на рестлинг. Тина говорит, что с тех пор у них все как-то странно. – Распаковав все вещи, я шуганула Толстого Луи из чемодана и поставила чемодан на пол. Потом присела рядом с мамой на кровати. – Мам, – сказала я, – я не хочу, чтобы такое случилось у нас с Майклом. Я люблю Майкла больше всех на свете, ну, после тебя и Толстого Луи, конечно.
      О ней я сказала больше из вежливости. Думаю, что Майкла я люблю больше, чем маму. Я знаю, это звучит ужасно, но что я могу поделать?
      Но никогда и никого я не буду любить больше, чем Толстого Луи.
      – Так что видишь, я не хочу испортить то, что есть у нас с Майклом. Он – мой Ромео в черных джинсах. – Правда, я никогда не видела Майкла в черных джинсах, но я уверена, что они у него есть. Просто у нас в школе положено ходить в форме, поэтому я обычно вижу Майкла в серых фланелевых штанах. – Но дело в том, что Майкл может найти кого-нибудь получше меня, так что мне нужно быть особенно осторожной.
      Мама удивленно моргнула.
      – Лучше тебя? Миа, о чем это ты?
      – Ну, ты же знаешь, мам, что я, в общем-то, не подарок, – ответила я. – Я не очень красива и думаю, мы обе знаем, как тяжело мне далась алгебра в первом семестре. И похоже, у меня нет никаких талантов.
      – Миа! – Мама была в шоке. – Что ты несешь? Да у тебя куча талантов! Ты знаешь все об окружающей среде и экологии, об Исландии и о том, что идет по каналу «Lifetime»…
      Я улыбнулась ей, словно поверила, что это и впрямь можно считать талантами. Не хочу, чтобы она испытывала чувство вины за то, что не передала мне по наследству ни одного из своих художественных талантов. Это вовсе не ее вина, просто странное неудачное сочетание ДНК.
      – Да, – кивнула я. – Но, мам, это не совсем таланты. Майкл же очень красив, он великолепен во всем, может играть на разных инструментах, пишет песни, и только вопрос времени, когда он увлечется какой-нибудь красоткой, которая умеет кататься на доске или еще что-нибудь в этом роде…
      – Не знаю, с чего ты взяла, что только из-за того, что тебе пришлось чуть больше других попотеть над алгеброй, у тебя нет никаких дарований, и что Майкл обязательно увлечется серфингисткой. Но я думаю, что если ты не виделась с парнем целый месяц, и он оставляет тебе сообщение, то надо ему перезвонить. И если ты этого не сделаешь, то он точно сбежит. И вовсе не как испуганный олень.
      Я уставилась на маму. А ведь она в чем-то права. Я поняла, что в бабушкиной тактике – ну, помните, всегда держать любимого мужчину в неведении относительно своих истинных чувств – есть свои недостатки. Например, он может просто решить, что ты не любишь его, и уйти, и может влюбиться в какую-нибудь другую девушку, в чьей любви ему не придется сомневаться, например, в Джудит Гершнер, президента компьютерного клуба и вообще вундеркинда. Хотя, конечно, говорят, что она встречается с парнем из Тринити колледжа, но вдруг это всего лишь уловка, чтобы усыпить мою бдительность…
      – Миа, – окликнула меня мама, – с тобой все в порядке? – Вид у нее был очень озабоченный.
      Я попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. Как же мы с Тиной допустили такой просчет в нашем плане? Вот даже сейчас Майкл может висеть на телефоне с Джудит или с другой не менее интеллектуальной девицей, рассуждая о квазарах или фотонах, или о чем там еще говорят умные люди. Или, что еще хуже, треплется с Кейт Босуорт о виндсерфинге.
      – Мам, – объявила я, поднимаясь. – Тебе придется уйти. Мне надо позвонить ему.
      Я была рада, что мне удалось сказать это спокойно, несмотря на охватившую меня панику.
      – Ах, Миа, я тоже считаю, что тебе следует позвонить ему. – Теперь она казалась довольной. – Шарлотта Бронте, конечно, блестящая писательница, но не забывай, что она написала «Джейн Эйр» в 1840 году, и с тех пор жизнь немного изменилась…
      – Мама, – напомнила я ей.
      У родителей Лилли и Майкла, докторов Московитцев, очень жесткое правило о звонках до одиннадцати в рабочие дни. А было уже почти одиннадцать. А мама все еще топчется здесь, не давая мне уединиться для столь важного звонка.
      – Ах да, – мама улыбнулась.
      Несмотря на свою беременность, моя мама остается красоткой, и ее длинные черные волнистые волосы лежат очень красиво. Я, судя по всему, унаследовала волосы моего папочки, которых я, собственно, никогда не видела, потому что, сколько его знаю, он всегда был лысым.
      ДНК так несправедливы.
      НАКОНЕЦ она ушла – беременные женщины двигаются так медленно. Вот клянусь, я бы подумала, что эволюция должна была сделать их более быстрыми, чтобы они могли убежать от хищников или от других опасностей, но нет! Я метнулась к телефону; сердце готово было выскочить из груди, потому что я наконец-то, НАКОНЕЦ-ТО поговорю с Майклом, и мама сказала, что я даже обязана это сделать, что мой звонок нельзя рассматривать как преследование, потому что он первый мне позвонил…
      И только я собиралась поднять трубку, как телефон зазвонил. Мое сердце подпрыгнуло, как делает всякий раз, когда я вижу Майкла. Это он звонит, я была просто уверена в этом. Я сняла трубку после второго звонка – хоть я и не хочу, чтобы он променял меня на более внимательную девушку, но и не хочу, чтобы он думал, что я только и делаю, что сижу у телефона и жду его звонка – и самым своим волнующим тоном сказала: «Алло?»
      Трубку заполнил хриплый от постоянного курения голос бабушки.
      – Амелия? – проскрипела она. – Что это с твоим голосом? Что ты там затеваешь?
      – Бабушка. – Я просто не могла в это поверить. Уже десять пятьдесят девять! У меня остается ровно минута, чтобы позвонить Майклу, не рискуя вызвать недовольство его родителей. – Я сейчас не могу говорить. Мне нужно срочно позвонить.
      – Пфи! – Бабушка неодобрительно фыркнула. – И кому же это ты собираешься звонить в такое время? Дай-ка угадаю.
      – Бабушка. – Десять пятьдесят девять с половиной. – Все нормально. Он первый мне позвонил. Я всего лишь перезваниваю ему. Это элементарная вежливость.
      – Слишком позднее время, чтобы звонить этому мальчику, – заявила бабушка.
      Одиннадцать часов. Я упустила свою возможность. Спасибо бабушке.
      – Увидишь его завтра в школе, какая разница, – продолжила бабушка. – А теперь дай-ка мне переговорить с твоей матерью.
      – Моей матерью?
      Я была потрясена. Бабушка старалась по возможности избегать разговоров с мамой. Они не ладят с тех пор, как мама отказалась выйти замуж за папу, когда забеременела, объяснив это тем, что не хочет, чтобы ее ребенок подвергался опасностям, связанным с престолонаследованием.
      – Да, с твоей матерью, – повторила бабушка. – Ты, конечно же, слышала о такой.
      Я вышла из своей комнаты и передала трубку маме – она как раз сидела в гостиной с мистером Джанини и смотрела «Шоу Анны Николь». Я не стала говорить, кто звонит, иначе мама попросила бы соврать, что она в душе, и мне пришлось бы и дальше разговаривать с бабушкой.
      – Алло? – оживленно спросила мама, думая, что это кто-то из ее друзей рвется поделиться сплетнями о Говарде К. Стерне и Бобби Тренде.
      Я постаралась побыстрее улизнуть. Рядом с диваном, в пределах досягаемости, лежало несколько тяжелых предметов, которыми мама могла бы запустить в меня, останься я в зоне обстрела.
      Вернувшись в комнату, я предалась грустным размышлениям о Майкле. Что я скажу ему завтра, когда мы с Ларсом подъедем на лимузине к их дому, чтобы забрать их с Лилли в школу? Что я вернулась слишком поздно и уже не могла позвонить? А что если он заметит, что у меня покраснеет нос? Не знаю, вычислит ли он, что это происходит всякий раз, когда я вру, но, кажется, я говорила об этом Лилли, поскольку никогда не умею держать язык за зубами и выбалтываю такие вещи, которые лучше бы держать при себе. А ведь она могла рассказать об этом Майклу.
      И вот пока я в таком унынии сидела на кровати, совершенно сонная, ведь в Дженовии уже пять утра, мне пришла в голову блестящая идея. Можно посмотреть, не в он-лайне ли Майкл, и послать ему сообщение! Это можно сделать, даже пока мама разговаривает с бабушкой, ведь теперь у нас есть локальная сеть!
      Я так и сделала. И Майкл действительно был в он-лайне!
       Майкл,– написала я. – Привет, это я! Я уже дома! Хотела позвонить тебе, но уже двенадцатый час, и мне не хочется злить твоих родителей.
 
      Майкл сменил свой интернетовский ник после закрытия журнала Крэкхэд. Он больше не КрэкКинг. Теперь он ЛинуксКрут в знак протеста против засилья корпорации «Майкрософт» на рынке программного обеспечения.
 
       ЛинуксКрут:С приездом! Рад тебя слышать. Я уж волновался, не померла ли ты там.
 
      Так он заметил, что я перестала звонить! Это значит, что план, разработанный нами с Тиной, прекрасно работает. По крайней мере, пока.
 
       ТлстЛуи:Нет, не померла. Просто была очень занята. Сам понимаешь, на моих плечах лежат судьбы аристократии и все такое. Ну что, нам с Ларсом заезжать за вами перед школой?
       ЛинуксКрут:Было бы неплохо. Что ты делаешь в пятницу?
 
      Что я делаю в пятницу? Он что, хочет меня ПРИГЛАСИТЬ куда-нибудь? Неужели у нас с Майклом будет свидание? Наконец???