Жизнь Миа была наполнена обычными нормальными событиями, как у всякого человека ее возраста: школа, домашние задания, друзья, неожиданная тройка по алгебре… И в один прекрасный день все изменилось.
Интерьер пентхауса в отеле «Плаза»
ББ:Миа… Можно я буду называть тебя Миа? Или ты предпочитаешь обращение «Ваше Высочество»? Или Амелия?
Миа Реналъдо (МР):Нет, нет, называйте меня Миа.
ББ:Миа. Расскажи нам об этом дне. О том дне, когда твоя жизнь переменилась целиком и полностью.
МР:Ну, как… мы с папой были здесь, в отеле, в «Плазе», знаете, и я пила чай и начала икать, и все стали на меня оглядываться, а папа, знаете, начал рассказывать мне, что я наследница трона в Дженовии, ну, в той стране, где он живет, и я это… ну, мне пришлось бежать в дамскую комнату и ждать там, когда пройдет икота. Потом я вернулась на свое место, и он сказал мне, что я теперь, оказывается, принцесса… Я выпала в осадок, у меня произошел сдвиг по фазе, и я побежала в зоопарк. Сидела там и смотрела на пингвинов. Я, ну, не могла поверить в то, что… хотя в седьмом классе нас заставляли рисовать карту Европы и изучать каждую страну, я так и не додумалась, что папа – принц одной из этих стран. Все, о чем я тогда могла думать, это чтобы никто в школе не узнал… Если узнают, то все, мне конец, потому что я не хочу, чтобы меня считали странной, как мою подругу Тину, потому что она ходит по школе с телохранителем. Но так и произошло. Я теперь странная, совершенно ненормальная.
(Беверли попыталась спасти ситуацию)
ББ:О, Миа, я не верю, что это на самом деле так. Уверена, что в школе ты довольно популярна.
МР:Да что вы, я совсем там не популярна! Кто у нас популярен, так это спортсмены и девушки из команды болельщиц. Но не я же! В том смысле, что я не тусуюсь с популярными ребятами. Меня никогда не приглашают на вечеринки. Я имею в виду крутые вечеринки, с пивом и все такое… Я не спортсменка, не болельщица, не умная…
ББ: Погоди, как это ты – не умная? Я слышала, ты посещаешь класс Талантливых и Одаренных.
МР:Да, но, видите ли, класс ТО у нас как бы разгрузочный. На этих уроках мы ничем таким не занимаемся, сидим в Интернете, каждый делает что хочет. Ну, там, слоняемся практически без дела, потому что учительницы постоянно нет, она все время сидит в учительской и не знает, чем мы заняты. Лишь бы не шумели.
(Беверли все еще думала, что из этого интервью можно сделать что-нибудь приличное)
ББ:Но, Миа, вряд ли у тебя остается много времени на то, чтобы слоняться без дела. Например, сейчас мы находимся в номере твоей бабушки, многоуважаемой вдовствующей принцессы Дженовии, которая, насколько я знаю, обучает тебя королевскому этикету. И занятия проходят ежедневно.
МР:Да, это верно. Она учит меня королевскому этикету каждый день после школы. Да, и после дополнительных занятий по алгебре.
ББ:Миа, не можешь ли ты поведать нам нечто, в недавнем времени приятно поразившее тебя?
МР:Ах да. Я приятно поражена, даже можно сказать, очень рада. Я всегда мечтала стать старшей сестрой. Но они не хотят устраивать пышную свадьбу, знаете ли. Это будет, наверное, скромная церемония в городской мэрии…
И еще, мало того… Страшно подумать, но я, оказывается, еще минут десять после этих слов, как идиотка, лепетала что-то на эту тему, а Беверли безуспешно пыталась вернуть беседу в нужное русло. Она хотела получить другой ответ на свой вопрос.
Но эта задача вышла далеко за пределы ее выдающихся журналистских способностей. У нее, наверное, никогда не было собеседников хуже меня. Сыграли свою роль моя нервозность да кодеиновый сироп от кашля.
Так, продолжим.
Панорама Томпсон-стрит, Южный Хьюстон
ББ:Она – не душа школьной компании и не капитан команды болельщиц. Кто такая Амелия Миньонетта Гримальди Термополис Ренальдо, дорогие леди и джентльмены? Само ее существование ломает установившиеся социальные стереотипы. Она – принцесса. Американская принцесса.
Кроме того, что она решает ежедневные проблемы, стоящие перед всеми подростками нашей страны… она живет с сознанием, что, когда вырастет, будет управлять целой страной.
Придет весна, и Миа станет старшей сестрой. Канал «24/7» был счастлив узнать, что Хелен Термополис, мама Миа, и школьный учитель алгебры Фрэнк Джанини ожидают появления своего ребенка в мае.
Смотрите наше эксклюзивное интервью с отцом Миа, принцем Дженовии, в следующем выпуске нашей программы.
Боюсь, мне придется срочно эвакуироваться в Дженовию. Мама к концу передачи все же нашла в себе силы выйти из ванной, и они вместе с мистером Дж. принялись хором утешать меня, убеждая, что не все так страшно, плохо и безнадежно.
Ничего они не понимают. Еще как страшно. Еще как безнадежно. И не просто плохо. А ужасно, полнейшая катастрофа. Я знала об этом еще до того, как при появлении титров в конце передачи зазвонил телефон.
– О господи, – простонала мама и схватилась за голову обеими руками, – не берите трубку! Это моя мама. Фрэнк, я совсем забыла ей рассказать!
Собственно, я бы только обрадовалась, если бы это была бабушка Термополис. Я даже надеялась на это. Прямо даже мечтала. Я так хотела, чтобы это была она. Кто угодно, но только не тот, кто это был на самом деле. Лилли.
Она была просто в бешенстве. Орала как ненормальная.
– Обалдела ты, что ли, зачем обозвала нас всех придурками? – вопила она в трубку.
– Лилли, – ответила я, – ты чего? Я никого не называла придурками.
– Ты только что рассказала всему американскому народу о том, что учащиеся средней школы имени Альберта Эйнштейна разделены на различные группировки, а ты и твои лучшие друзья недостаточно круты, чтобы входить в них!
– А разве нет? Так и есть.
– За себя говори! А что за чушь насчет класса ТО?
– Какая именно чушь насчет класса ТО?
– Ты только что рассказала всей стране, что мы сидим и балдеем на уроках, потому что миссис Хилл все время торчит в учительской! Ты в своем уме? Ты знаешь, какие неприятности можешь на нее навлечь?
У меня в животе что-то сжалось и похолодело. Надо же, а ведь и правда!
– Ох, нет, – простонала я, – неужели?
Лилли издала мученический вопль.
– Мои родители передают твоей маме поздравления.
И швырнула трубку.
Мне чуть плохо не стало. Бедная миссис Хилл! Ой, что я наделала!
Телефон снова зазвонил. Это оказалась Шамика.
– Миа, – проговорила она замогильным голосом, – помнишь, я приглашала тебя на Хэллоуин в пятницу?
– Да, – говорю.
– Отменяется. Папа не разрешает мне праздновать.
– Как? Почему?
– Да потому что благодаря тебе он теперь считает, что средняя школа имени Альберта Эйнштейна набита одними придурками и алкоголиками.
– Да не говорила я этого!
В таких-то выражениях уж точно не говорила.
– Ну, а он это услышал именно так. И сейчас засел в Интернете, где ищет школу для девочек в Нью-Хэмпшире. Меня собираются послать туда на следующий семестр. И еще папа не разрешает мне встречаться с мальчиками, пока мне не исполнится тридцать лет.
– Ох, Шамика! – Я чуть не плакала. – Ну прости меня!
Шамика ничего не ответила, только заплакала и положила трубку.
И снова звонок. Я не хотела отвечать, но выбора не было: маме опять было плохо, а мистер Джанини помогал ей.
– Алле?
Это была Тина Хаким Баба.
– О, елки-палки! Черт возьми!!! – кричала она так громко, что я чуть трубку не выронила.
– Извини меня, Тина. – Я решила, что лучше всего будет начать с извинений, и боюсь, мне еще долго придется так поступать.
– Ты что? Извини? За что мне тебя извинять? – Тина чуть из трубки не вылезала от возбуждения, ей несвойственного. – Ты произнесла мое имя по телевизору!
– Э… Знаю. – Это, видимо, когда я ее тоже придурком обозвала.
– Поверить не могу! – орала Тина, видимо потеряв над собой контроль. – Это так классно! Здорово! С ума сойти!
– Ты… не злишься на меня?
– В честь чего мне злиться? Это было круче всего, что когда-либо случалось со мной в этой жизни! Обо мне еще никогда никто не рассказывал по телевизору!
Меня переполнила любовь и признательность к Тине Хаким Баба.
– Хм… А твои родители смотрели передачу? – спросила я осторожно.
– Да! Они тоже просто отпали! Мама просила передать, что голубые тени – гениальная находка гримера. Не слишком много, как раз столько, чтобы глаза засияли ярче. Она потрясена. Да, передай еще маме, что у нас есть классный крем от растяжек для кожи живота. Шведский. Ну, ты понимаешь, когда живот начнет расти. Крем завтра принесу в школу, отдашь своей маме.
– А твой папа? – Я спрашивала, все еще очень волнуясь. – Он не собирается отдавать тебя в какую-нибудь другую школу? Ну, где учатся только девочки?
– Да ты что?! О чем ты говоришь? Он в восторге, что ты упомянула моего телохранителя. Он сказал, что теперь те, кто, возможно, замышляет похитить меня, еще сто раз подумают. О, нам тут звонят. Наверно, бабушка из Дубаи. У них спутниковый телефон. Я уверена, бабушка звонит, потому что ты мое имя назвала! Пока!
Тина повесила трубку. Ну, классно. Даже люди в каком-то Дубаи смотрели мое несчастное интервью. А я даже не знаю, где это Дубаи находится, даже на карте не найду. Ну, не сразу, во всяком случае.
Телефон опять звонил. Это оказалась бабушка.
– Тэкс, – говорит. Ни тебе «здрасте», ни «алле». – Ужасно, просто ужасно, ты не находишь?
– А может, мне можно выступить снова и все исправить? Я не хотела говорить, что учительница класса Талантливых и Одаренных ничего не делает во время уроков. Я не хотела говорить, что моя школа полна идиотов и алкоголиков. Ты знаешь, что это не так, это получилось случайно…
– Не представляю, о чем вообще думала эта женщина, – ответила мне бабушка.
Мне было приятно, что она хоть раз в жизни приняла мою сторону. Но через минуту оказалось, что дело совсем не во мне.
– Она отказалась показать дворец! Одну-единственную фотографию! Он так красив осенью! Пальмы великолепны! Это провал. Полный провал. Ты хоть понимаешь, какие рекламные возможности упущены? Совершенно, полностью, безвозвратно упущены!
– Бабушка, ты должна что-нибудь предпринять, – вставила я свое слово, – я не знаю, смогу ли я показаться завтра в школе.
– Количество туристов, посещающих Дженовию, падает, – бабушка твердила свое, – несмотря на то что мы разместили в Интернете баннеры с рекламой наших круизных поездок. Но кому теперь нужны однодневные путешествия? Этим американцам в шортах и с видеокамерами? Ах, если бы удалось показать наши казино. Если бы эта женщина додумалась вставить хоть один вид наших пляжей! У нас самый белый песок на всем побережье! Ты понимаешь, Амелия? Монако-то свой песок импортирует!
– Мне, наверное, придется теперь переходить в другую школу. Как ты считаешь, хоть одна школа на Манхэттене примет ученицу с единицей по алгебре?
– Погоди… – забормотала бабушка, – ага, ага, вот-вот. Они снова в эфире, вот, показывают миленькие виды дженовийских пляжей, а, вот и дворец. И бухта. Оливковые плантации. Отлично. Великолепно. Замечательно. Эта женщина не совсем безнадежна. Думаю, мне придется разрешить твоему отцу продолжать встречаться с ней.
Она повесила трубку. Даже родная бабушка бросает трубку, разговаривая со мной. Ну, что за жизнь?
Я пошла к маме в ванную. Она сидела на полу с несчастным видом. Мистер Джанини сидел на краю ванной, тоже с несчастным видом. Впрочем, можно ли его винить? Всего пару месяцев назад он был обыкновенным учителем алгебры. А теперь – будущий отец будущего брата или сестры дженовийской принцессы.
– Я хочу перейти в другую школу, – сказала я им. – Мистер Джанини, вы бы не могли помочь мне с этим? Вы же учитель, знаете, наверное, как это сделать побыстрее.
– Не говори глупостей, ничего неприличного ты не сказала, наоборот даже. – Мама опять за свое…
– Очень даже сказала, ты же не видела передачу, тебе тут было плохо.
– Верно, не видела, – говорит мама, – зато все слышала. Какую же глупость ты сморозила, вот скажи, а? Люди, которые занимаются спортом, пользуются огромным уважением в нашем обществе, порой даже восхищением. К некоторым из них относятся как к богам, в то время как многие люди с высокими интеллектуальными способностями терпят насмешки. Честно говоря, я считаю, что ученые, работающие над средствами лечения раковых опухолей, должны получать такие же деньги, как профессиональные спортсмены. Профессиональные спортсмены не спасают нам жизнь, так? Они только развлекают нас. А вот учителя? От них нынче требуется настоящий артистизм, чтобы справиться с вами, да еще и вдолбить в ваши головы хоть какие-нибудь знания. Фрэнку за то, как он учит вас перемножать многочлены, должны платить столько же, сколько Тому Крузу.
Я испугалась, что мама сейчас упадет в обморок. Она опять страшно побледнела. Я сказала:
– Мама, иди-ка ты лучше спать.
Вместо ответа мама со страдальческим видом снова потянулась к раковине. Я только рукой махнула и ушла к себе в комнату.
Включила компьютер, вышла в Интернет. Может быть, найду какую-нибудь школу для девочек. Если повезет, попаду в один класс с Шамикой. По крайней мере, хоть одна подруга у меня еще останется, если Шамика вообще согласится разговаривать со мной после того, что я сделала, в чем я сильно сомневаюсь. Ни одна живая душа во всей средней школе имени Альберта Эйнштейна теперь не захочет иметь со мной дело. Кроме разве что Тины Хаким Баба.
Вдруг я увидела, что мне пришло сообщение. Кто-то хотел поговорить со мной!
Кто же? Джос Ирокс? Он или не он?
Нет. В сто раз лучше! Это был Майкл. По крайней мере, Майкл еще не отказывается общаться со мной.
Я распечатала нашу переписку и вклеила сюда.
КрэкКинг:Привет. Только что видел тебя по телевизору. Здорово.
ТлстЛуи:Да ты что? Глупее нельзя было выступить! Ну и дура! А что я ляпнула про миссис Хилл? Теперь они возьмут и уволят ее.
КрэкКинг:Ну, по крайней мере, ты сказала правду.
ТлстЛуи:А теперь все они на меня злятся. Лилли вообще в бешенстве!
КрэкКинг:Да ей просто завидно, что тебя за эти пятнадцать минут видело больше людей, чем ее за всю историю существования ее шоу.
ТлстЛуи:Да нет, не поэтому. Она думает, что я предала все наше поколение, разгласив тот факт, что в нашей школе существует несколько отдельно взятых группировок.
КрэкКинг:Ну да, и еще то, что вы не принадлежите ни к одной из них.
ТлстЛуи:Я не принадлежу.
КрэкКинг:Нет, принадлежишь. Лилли полагает, что ты принадлежишь к эксклюзивной элитной группировке Лилли Московитц. Ты отказываешься признать это, что ее и раздражает.
ТлстЛуи:ДА? Она сама так сказала?
КрэкКинг:Она не произносила этого вслух, но она же моя сестра. Я знаю, что она думает.
ТлстЛуи:Может быть. Я не знаю, Майкл.
КрэкКинг:Эй, ты в порядке? Ходишь последние дни какая-то прибабахнутая. Хотя теперь понятно почему. Здорово это – с твоей мамой и мистером Джанини. Тебе весело, наверное.
ТлстЛуи:Да уж. Обхохочешься. Хотя, как тебе сказать… Как-то это все сомнительно. Странно. Но по крайней мере, мама наконец выйдет замуж, как все нормальные люди.
КрэкКинг:А значит, тебе больше не нужна моя помощь с алгеброй. У тебя теперь персональный репетитор, домашний.
Ну вот, а об этом я не подумала. Ужас какой! Не хочу персонального репетитора. Я хочу, чтобы мне по алгебре помогал Майкл! Во время ТО. Мистер Дж. неплохой человек, но он по всем статьям – не Майкл.
Я быстро ответила.
ТлстЛуи:Ну, не знаю. То есть он, наверное, теперь будет страшно занят, ему же надо переезжать, а потом будет младенец и все такое.
КрэкКинг:Ах да. Младенец. Прямо не верится. Не удивительно, что ты ходишь такая странная.
ТлстЛуи:Да уж…
КрэкКинг:Лана-то сегодня выкинула номер, помнишь? Дурочка, правда? Смешно думать, что мы с тобой встречаемся.
Я, правда, не вижу здесь ничего смешного. А что мне надо было ответить? Ха, Майкл, а давай попробуем?
Если бы.
Вместо этого написала.
ТлстЛуи:Да, у нее не все дома, это точно. Думаю, что ей даже в голову не придет мысль, что девочка с мальчиком способны просто дружить, безо всякой романтики.
Впрочем, должна признать, что чувство, которое я испытываю к Майклу, на дружбу не похоже. Особенно в те моменты, когда я в гостях у Лилли, а он выходит из своей комнаты без футболки.
КрэкКинг:Н-да. Слушай, а что ты делаешь в пятницу вечером?
Он что, на свидание меня приглашает? Это что, Майкл Московитц наконец приглашает меня НА СВИДАНИЕ???
Нет. Это невозможно. Этого не может быть. Это не может произойти в тот день, когда я опозорилась по национальному телевидению.
На всякий пожарный случай, чтобы не сделать чего-нибудь непоправимого, я сочинила какой-то нейтральный ответ. Вдруг он вздумал попросить меня выгулять Павлова, потому что Московитцы собрались поехать всей семьей за город или еще куда-нибудь.
ТлстЛуи:Да не знаю. А что?
КрэкКинг:Да просто будет Хэллоуин, помнишь об этом? Может, всей компанией закатимся в «Виллидж Синема» на Шоу Ужасов?
Ага. Значит, не свидание.
Но мы там будем сидеть в темном помещении рядом друг с другом! Это уже кое-что! И на этом Шоу Ужасов будет совершенно естественно, если я испугаюсь и схвачусь за Майкла.
ТлстЛуи:Давай, здорово!
И тут я вспомнила. В пятницу-то будет Хэллоуин. А вечером состоится королевская свадьба моей мамы. Это если бабушка поступит по-своему…
ТлстЛуи:Я еще подумаю, ладно? У меня этим вечером будет одно семейное дело, от которого, наверное, не отвертеться.
КрэкКинг:Конечно. Дашь мне знать. До завтра.
ТлстЛуи:Ага. Жду не дождусь.
КрэкКинг:Не беспокойся. Ты сказала правду. Из-за того, что ты сказала правду, неприятностей у тебя быть не должно.
Ха! Это он так думает. А я считаю иначе. Поэтому и вру все время.
ПЯТЬ ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ ХОРОШО БЫТЬ ВЛЮБЛЕННОЙ В БРАТА ЛУЧШЕЙ ПОДРУГИ:
1. Можно видеть его дома, в его естественной обстановке, а не только в школе, что позволяет узнать разницу между его «школьной» личностью и реальной.
2. Можно иногда увидеть его без футболки.
3. Можно все время болтаться у него перед глазами и часто видеться с ним, и это будет выглядеть вполне естественно.
4. Можно видеть, как он обращается с матерью (сестрой, домработницей). Так можно предугадать, как он будет общаться со своей девушкой.
5. Это, в конце концов, удобно: сидишь в гостях у подружки, болтаешь с ней и знаешь, что твой любимый РЯДОМ.
ПЯТЬ ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ ПЛОХО БЫТЬ ВЛЮБЛЕННОЙ В БРАТА ЛУЧШЕЙ ПОДРУГИ:
1. Нельзя рассказывать ей о своей любви.
2. Нельзя признаться в любви ему, потому что он может рассказать ей.
3. Нельзя рассказать никому, потому что они могут рассказать ему или, что хуже, ей.
4. Он никогда не признается тебе в своих истинных чувствах, потому что ты для него всего лишь подружка младшей сестры.
5. И ты знаешь, что никогда в жизни он не посмотрит на тебя иначе как на подружку младшей сестры, и ты обречена делать вид, что он тебе совершенно безразличен, в то время как каждая частичка тебя сходит по нему с ума и кажется, что долго ты этой пытки не выдержишь и помрешь, хоть учительница биологии и утверждает, что умереть от несчастной любви невозможно.
28 октября, вторник, приемная директрисы Гупты
О боже! Прихожу сегодня в школу, а мне говорят, что меня ждет директор!
Я сначала подумала, что Гупте просто понадобилось удостовериться, что я не притащила с собой в школу кодеиновый сироп от кашля. Но потом поняла, что дело, скорее всего, в моем вчерашнем кошмарном интервью. Даже, наверное, конкретно в той его части, где я весело рассказывала, как все в нашей школе ужасно, все сходят с ума, балдеют и бездельничают на уроках, курят, и никто не учится.
Но, как бы там ни было, все те, кого никогда раньше не приглашали на вечеринки, теперь на моей стороне. Такое ощущение, будто я выступила на каком-нибудь митинге протеста, и это показали во всех новостях. Не успела я сегодня ступить на порог школы, как сразу все: рэперы, ботаники, артисты, спортсмены – повернулись ко мне и заорали вразнобой:
– Эй! Говоришь все, как есть, сестренка?
До этого меня никто не называл «сестренкой». Здорово, мне понравилось. Как родные. Но виду не показала. Покраснела, наверное, как свекла.
А вот болельщицы относятся ко мне как всегда. Когда я шла по коридору, они стояли группой и мерили меня взглядами – с головы до ботинок. А потом сгрудились и принялись шептаться и хихикать. Противно, ну да что с них возьмешь.
Из всех моих друзей только Лилли и Шамика, само собой, так бурно отреагировали. Лилли все еще расстраивается из-за того, что я наговорила про группировки в нашей школе. Впрочем, не до такой степени она расстраивается, чтобы отказаться от поездки в школу на моем лимузине сегодня утром.
Интересно, что эта ее неприязнь только сблизила нас с ее братом. Сегодня утром прямо в лимузине Майкл сам предложил пройтись по моей домашке по алгебре, проверить уравнения.
Я была тронута его предложением. Меня охватило такое теплое чувство, когда он сказал, что все правильно… И не потому я обрадовалась, что сошлись ответы, а из-за того, что, отдавая мне листок с заданием, Майкл коснулся рукой моих пальцев. Может, Джос Ирокс – все-таки он? А?
Ой, директриса Гупта готова меня принять.
28 октября, вторник, алгебра
Похоже, что директриса Гупта сомневается в моем психическом здоровье.
– Миа, тебе действительно так не нравится учиться в школе имени Альберта Эйнштейна?
Я не хотела ее расстраивать и ответила, что очень даже нравится. На самом деле мне совершенно все равно, в какой школе учиться.
А потом директриса Гупта сказала удивительную вещь:
– Я задаю тебе этот вопрос, потому что вчера в интервью ты заявила, что в школе непопулярна.
Я не знала, к чему она клонит, так что просто сказала, пожав плечами:
– Ну, ведь так оно и есть.
– Это неправда. Каждый ученик знает, кто ты такая.
Чего это она? Вину, что ли, чувствует передо мной? Я этого не хотела, мне даже стало ее жалко, и поэтому я сказала:
– Да, но это только потому, что я принцесса. До того, как это стало известно, я была человеком-невидимкой.
На что директриса заявила:
– Это неправда, Миа.
Про себя, но не вслух, конечно, я ей крикнула:
«Да что ты понимаешь? Как ты можешь знать? Ты же по коридорам не ходишь, в классах не сидишь! Ты понятия не имеешь, что у нас происходит на самом деле».
Расстроила она меня. Живет в своем сказочном директорском мире, ничего не знает, настоящей жизни не видит…
– Может, если бы ты начала посещать какие-нибудь кружки, то почувствовала бы себя лучше.
Я аж глаза от изумления выпучила.
– Миссис Гупта, у меня же полный завал с алгеброй. Все свое свободное время я трачу на дополнительные занятия, чтобы к концу семестра выкарабкаться хотя бы на тройку.
– Ну, допустим, этого я не учла…
– Кроме того, после дополнительных занятий у меня еще уроки королевского этикета с бабушкой. Это нужно, чтобы в декабре, когда состоится мое официальное представление народу Дженовии, я не выглядела полной идиоткой, как вчера по телевизору.
– Я думаю, что слово «идиотка» резковато.
– У меня действительно нет ни минуты свободного времени, – продолжала я, расстраиваясь из-за нее все больше, – я не могу ходить ни в какие кружки.
– Комитет по созданию классного альбома собирается всего раз в неделю. Или, например, тебя могли бы принять в команду бегунов. Они все равно начинают тренироваться только с весны, может быть, к тому времени у тебя уже не будет уроков этикета.
Я молча уставилась на нее, так она меня поразила. Я? Бегать? Да я хожу-то с трудом, спотыкаясь о свои собственные гигантские ступни. Страшно представить, что будет, если я попробую побежать.
Комитет по созданию классного альбома? Я что, прямо так активно участвую в жизни класса, чтобы сочинять эти идиотские альбомы с воспоминаниями о школе? Ага, и перечитывать их потом из года в год. И детям показывать. В семейном кругу.
– Ну что ж, – сказала директриса. Она, наверное, заметила по выражению моей физиономии, что я не горю желанием воплощать ее проекты в жизнь, – я просто предложила. Я и правда думаю, что ты чувствовала бы себя гораздо комфортнее в нашей школе, если бы посещала какую-нибудь секцию. Я знаю о твоей дружбе с Лилли Московитц и иногда думаю, не может ли она… ну, оказывать на тебя негативное влияние. Эти ее телевизионные шоу довольно-таки агрессивны.
Я в шоке. Директриса Гупта, оказывается, еще дальше от реальной жизни, чем я предполагала.
– Нет, что вы! – воскликнула я. – Шоу Лилли вполне позитивное. Вы разве не видели выпуск, посвященный борьбе с расизмом в Корее? Или передачу про то, как магазины детской одежды ущемляют права полных девочек? Они не продают одежду 48-го размера, а это размер средней юной американки.
Директриса кивнула и улыбнулась:
– Я вижу, ты очень увлечена этим. Должна признаться, мне приятно. Отрадно думать, что есть что-то, чем ты так увлекаешься, Миа, несмотря на твою антипатию к спортсменам и болельщицам.
Ну вот, началось. Обязательно надо было ей…
Я сказала:
– Я вовсе не так уж не люблю их. Просто я хотела сказать, что иногда… ну, в общем, иногда кажется, будто они управляют всей школой, директор Гупта.
– Вот здесь ты точно ошибаешься, могу тебя заверить, – возразила она.
Бедная, бедная директриса!
Я все чувствовала, что должна что-то сделать, должна вывести ее из заблуждений, из этого несуществующего мира, в котором она живет.
– Гм, директор Гупта. Насчет миссис Хилл…
– А что с ней?
– Я ничего такого не имела в виду, когда сказала, что она все время сидит в учительской во время ТО. Я перепутала. Оговорилась, знаете, перед этими камерами, прожекторами. Я сама не понимала, что говорю. Я совсем не то хотела сказать про миссис Хилл, это я со страху ляпнула.
Она улыбнулась мне такой милой, приветливой улыбкой:
– Не волнуйся, Миа. Я об этом уже позаботилась.
Позаботилась?! Что бы это значило?
Я даже боюсь думать о том, что это может означать.
28 октября, вторник, ТО
Ну, по крайней мере, миссис Хилл не уволили.
Вместо этого, я думаю, ей сделали выговор или что-то подобное. И теперь миссис Хилл не покидает своего места за столом здесь, в классе.
А это означает, что мы все обязаны сидеть на своих местах и заниматься своими делами. И еще мы теперь не можем запереть Бориса в кладовке. Так что приходится слушать, как он играет на своей скрипке.
Играет Бартока.
И теперь еще нельзя разговаривать друг с другом, (так как предполагается, что каждый выполняет свое персональное задание.
Но как же они все на меня злятся!
А Лилли злится больше всех.
Оказывается, она уже давно пишет книгу про общественные группировки, которые образовались в стенах школы имени Альберта Эйнштейна. Правда! Она не хотела мне рассказывать, но Борис проболтался сегодня за ланчем. Лилли швырнула в него картошкой, а потом еще и полила его свитер кетчупом.
Я не могу поверить, что Лилли рассказывает Борису что-то, о чем не рассказывает мне. Вроде как я ее лучшая подруга. А Борис – всего лишь ее парень. Почему, интересно, такие вещи он узнает раньше меня? И вообще, ему рассказывает, а мне – нет!
– А можно я почитаю? – взмолилась я.
– Ни за что. – Лилли разозлилась на Бориса не на шутку.
Она даже не смотрела в его сторону. Он уже почти простил ее за кетчуп, хотя, наверное, ему придется отнести свитер в химчистку.
– Ну можно я прочитаю всего одну страничку? – упрашивала я.
– Нет.
– Хоть одно предложение?
– Нет.
Майкл тоже ничего не знал про книгу. Перед тем как пришла миссис Хилл, он сказал мне, что предлагал сестре разместить текст в своем интернет-журнале. Но Лилли ответила противным голосом, что она пытается связаться с настоящим издателем.
– А про меня там есть? – приставала я к ней, – в твоей книге? Про меня ты написала?
Лилли ответила, что если ее не перестанут доставать, то она спрыгнет с нашей школьной водонапорной башни. Ну, это она нарочно придуривается. С тех пор как старшеклассники несколько лет назад повадились лазать на нее по наружной лестнице, нижние ступеньки отпилили.
Я не могу поверить! Чтобы Лилли работала над книгой и ничего не сказала мне! Ну, то есть я всегда знала, что она собирается написать что-то про последствия холодной войны. Но я была уверена, что она не начнет писать, не окончив школу.
Я считаю, что Лилли вряд ли способна объективно описать события.
Однако лично мне обидно, что такие вещи она рассказывает своему парню, а я об этом – ни сном ни духом. Да, конечно, они сто раз целовались, они – пара, но тем не менее я – ее лучшая подруга! И почему это Борис знает про Лилли то, чего не знаю даже я? Это очень нехорошо с ее стороны. Я ей обо всем рассказываю.
Пожалуй, кроме чувств, которые испытываю к ее брату.
А, и еще про своего тайного поклонника.
И про маму с мистером Джанини.
Но зато про все остальное я точно рассказываю.