- Чего не существует?
      - А ничего из того, что вы видите. Все это не более, чем порождение нашего дорогого компьютера. Напрягите воображение, мой адмирал, и вы поймете, что это - единственно возможное объяснение. Ведь когда я вводил по вашему указанию новую информацию в БМК, она немедленно сливалась с окружающей нас действительностью. Значит, сама эта действительность - не более, чем порождение БМК. Я проверил эту гипотезу, мой адмирал. Все верно. Знаете, что я сделал, чтобы убедиться окончательно? Час назад я изменил значение скорости света в вакууме.
      - Что?
      - Да, мой адмирал. Я ввел в БМК новое значение физической постоянной. И скорость света изменилась. Заодно, кстати говоря, изменилось и многое другое, но это уже детали. К счастью, я ввел изменение лишь в шестом знаке, и последствия, надеюсь, не будут катастрофическими.
      - З-значит, - сказал адмирал, запив свое изумление изрядной рюмкой коньяка. - З-значит, все мои победы не имеют цены? З-значит, все это лишь нечто вроде штабной игры? Вы это хотите сказать, советник?!
      - Если бы, мой адмирал, если бы... Дело несколько сложнее. И неприятнее для нас с вами. Если бы все это было лишь компьютерным моделированием войны с кренбами, то мы с вами никогда не повстречались бы, например, со спасенными с "Аттаила". Но мы встретились с ними. И со всеми остальными тоже. И всему этому может быть лишь одно объяснение... советник замолчал и задумался, глядя в пустоту перед собой.
      - Какое еще объяснение? - адмирал вдруг почувствовал, что холодеет от страха. Так уже было однажды, когда один из кораблей кренбов сумел приблизиться к флагману на расстояние выстрела, и адмирал не любил вспоминать пережитые тогда неприятные мгновения. Черт бы подрал этого советника с его дурацкими предположениями!
      - Какое? Да просто дело в том, мой адмирал, что и мы с вами - лишь порождение БМК. Просто каким-то образом мы получили возможность влиять на моделируемые им процессы. И это, честное слово, совсем не смешно, мой адмирал.
      Но адмирал и не думал смеяться. Не до смеха ему было - ему вообще на какое-то время показалось, что все окружающие предметы поплыли перед глазами, теряя четкие очертания - настолько чудовищны были услышанные слова. Но уже через секунду адмирал оправился от шока. Уже через секунду он знал, что ему следует делать дальше.
      - Советник Барро, - сказал он громко. - Я обвиняю вас в измене и пораженческих настроениях. Властью адмирала флота я сажаю вас под арест. Адъютант! - крикнул он. - Арестуйте этого человека! В одиночку его! И никаких контактов с внешним миром, никаких разговоров с охраной.
      - Мне жаль вас, мой адмирал, - сказал советник, когда его выводили из адмиральской каюты.
      Испуг, видимо, лишил этого штатского остатков разума - адмирала Пинкера не следовало жалеть. Адмиралу Пинкеру теперь можно было только завидовать. Ведь его ждала впереди блестящая карьера. Всего за несколько лет он достиг звания Главнокомандующего всеми вооруженными силами Земли. Его флоты вдоль и поперек избороздили Галактику, подавив малейший намек на возможное сопротивление. Власть его была столь велика, что любое его распоряжение, каким бы нелепым оно ни казалось, исполнялось незамедлительно. Все члены Парламента вставали при его появлении и устраивали длительную овацию. И все они, естественно, голосовали единогласно за любой из предложенных им законопроектов. Он не отменял Конституцию - он просто не обращал на нее внимания. Он постоянно чувствовал себя всемогущим - как в детстве, когда устраивал игрушечные сражения - и был счастлив. И ему не надо было думать над объяснениями происходящего вокруг. Ему не требовалось напрягать свое воображение.
      Он был девятнадцатым адмиралом, психограмму которого советник Барро реальный, живой советник Барро - пропустил через свой БМК. Он был девятнадцатым потенциальным диктатором, девятнадцатым завоевателем Галактики. Советник устало вздохнул и выключил БМК, отправив в небытие адмирала Пинкера и всю завоеванную им Вселенную.
      Найти среди военного руководства того, кто не стремился бы к абсолютному господству... Нет, ему, советнику Барро, задали явно неразрешимую задачу.