1

Шамилю Ачиханову было восемнадцать лет от роду, и девять из них он прожил в России, в Красногорске, куда его родители бежали из разрушенного войной Грозного.

Несмотря на то что здесь приняли и семью Алихановых, и множество других семей, обездоленных войной, Шамиль, как и большинство других его молодых земляков, не чувствовал себя своим. В большей степени они ощущали себя завоевателями, покорителями, которым эта страна была отдана на разграбление. И, разумеется, вели себя соответствующим образом.

Закончив год назад среднюю школу, Шамиль ни работать, ни учиться не желал – его натура не выносила какой-либо дисциплины. Поэтому он вместе с такими же юными земляками-чеченцами промышлял мелким вымогательством и грабежом, в глубине души мечтая о большем. О больших делах, о больших деньгах, о красивых автомобилях...

В тот день Шамиль и его друзья попали под СОБР. Была вроде бы обычная "стрелка" с такими же, как и юные чеченцы, недорослями, только русскими. Каждый боролся за свое место под этим не особенно ярким сибирским солнцем, никто не хотел уступать.

Кто "сдал"? Аллах его знает! Но неожиданно на месте встречи появился милицейский спецназ. Крепкие ребята в камуфляже не задавались вопросом, кто здесь прав, а кто виноват. Неправая сторона была определена сразу по национальному признаку, что, впрочем, неудивительно – практически все бойцы отряда прошли Чечню, если не в первую, так во вторую войну. Насмотрелись.

Они даже оружия не применяли – только руки, ноги и, разумеется, голова. Ею ведь тоже при наличии определенных навыков бить можно.

Шамиль считал, что ему повезло – вырвался из кольца спецназа. Он бежал, выкладываясь полностью, не чуя под собой ног. И не потому, что был труслив от рождения. Вовсе нет! Даже наоборот, он сам считал себя смелым парнем. Но вот только одно дело – выйти толпой против толпы, подраться со сверстниками, доказывая стоящим рядом друзьям свое мужество и молодечество. И другое дело – схватиться с озлобленными мужиками в форме, видевшими и кровь, и смерть товарищей. Каждый из этих мужиков имеет свой, личный, но еще не оплаченный мятежными чеченцами счет.

Насколько знал Шамиль, их никто и никуда бы не стал доставлять, составлять какие-то там протоколы. Собровцы просто-напросто отметелили бы их всех до потери сознания. А может, и прибили бы кого-нибудь по запарке насмерть. Бывали случаи.

Молодого Алиханова миновала чаша сия. Убежал. Долго плутал в каких-то переулках, прыгал через заборы, отбивался от собак, при этом постоянно слыша стук спецназовских "берцовок" за своей спиной. Наконец он оказался в совершенно незнакомом ему районе, на самой окраине города, у какой-то речушки.

Убедившись в том, что погони нет, Шамиль омыл прохладной, но не особенно чистой водой разгоряченное лицо, поправил одежду и пошел вдоль берега, надеясь, что рано или поздно, а речка выведет его к Красной, в которую не может не впадать.

Он прошел не больше ста метров, когда за поворотом реки увидел одиноко стоящий джип "Мицубиси-Паджеро". Задняя дверь автомобиля была широко открыта. И ни одной живой души вокруг.

Осторожно приблизившись, Шамиль заглянул внутрь. Ключи с фирменным брелоком торчали в замке зажигания.

– Эй, есть кто? – негромко, опасаясь привлечь к себе лишнее внимание, крикнул Шамиль. В ответ – тишина.

Юный чеченец еще раз обошел вокруг, не в состоянии до конца поверить в свое счастье, и не обнаружил следов присутствия не то что владельцев джипа, но и вообще людей.

– Эй! – еще раз крикнул он. И снова тишина в ответ...

Больше Шамиль не раздумывал. Аккуратно, по-хозяйски, прикрыв заднюю дверь, забрался на водительское сиденье, привычно подгоняя его под себя.

Сегодняшних вайнахов, так же как и их далеких предков, ярко характеризуют две страсти – к оружию и лошадям. За хорошую винтовку или за хорошего коня настоящий чеченец пойдет на все, на любое преступление. Вот только живых лошадей в последние годы повсеместно заменили кони железные – автомобили. А оружие... Оно оружием и остается.

Шамиль тоже не был равнодушен к автомобилям – часами мог обсуждать с друзьями достоинства и недостатки той или иной иномарки. А водить... Как раньше ребенка с раннего детства приучали к седлу, так в наши дни приучают к водительскому креслу автомашины. Поэтому Шамиль умел водить машину всегда, сколько себя помнил. И лихо управлялся с отцовской "шестеркой", когда выпадала такая возможность.

Ключ мягко повернулся в замке зажигания. Ласковым котом заурчал мощный двигатель. Шамиль чуть было не завыл в голос от охватившего его восторга!

Сейчас он был твердо уверен в том, что этот автомобиль ему послал Аллах! И если бы даже на горизонте объявился вдруг хозяин, Шамиль дрался бы с ним за джип как за свой собственный!

Но только хозяин не объявился, и тяжелая машина, плавно покачиваясь, тронулась с места. Осторожно лавируя между чахлых деревьев, джип не спеша выполз на грунтовку и, потихонечку набирая скорость, покатил в сторону города.

2

Второй раз похитители объявились ближе к вечеру.

Аня, зябко кутавшая плечи в какой-то свитер, вздрогнула, услышав звонок телефона. Сейчас он звучал как-то зловеще.

Умоляюще оглянулась на сидящего неподалеку с книжкой в руках Скопцова – дескать, что мне делать?! Василий жестами показал, что надо снять трубку. Сам отложил книгу в сторону, встал с места и, подойдя поближе к Анне, ободряюще положил ей руку на плечо.

Сделав несколько глубоких вдохов, – за это время телефон прозвонил еще дважды, – Аня сняла трубку. Одновременно бесшумно включилась какая-то хитрая игрушка, за три часа до этого подключенная к аппарату веселым молодым "сантехником", пришедшим в квартиру якобы для ремонта крана.

– Да...

– Анна? – все тот же голос с кавказским акцентом.

– Да, это я.

– Ты убедылась, что ми не вром?..

– Интересно, это каким же образом?!

– А гдэ твой муж? – В голосе появились глумливые интонации.

– Откуда же я знаю?! – очень натурально удивилась Аня. – Шляется где-то по блядям...

– Он у нас, – сообщил мужчина после короткой паузы. – И ему плохо.

– Докажи! – отрезала женщина и покосилась на Скопцова – как?.. Тот в ответ поднял большой палец – здорово!

– Хочешь, он сам с табой пагаварыт?.. – поинтересовался у Ани ее собеседник.

– Хочу, – коротко ответила женщина.

Опять небольшая пауза. И голос, слабый и далекий:

– Аня!.. Аннушка!.. Помоги мне! Это страшные люди! Сделай все, что они скажут!

На глаза у женщины поневоле навернулись слезы – это был его голос. Но в то же время... Она знала этого человека другим – сильным, ироничным до сарказма, уверенным в себе. Что же эти ублюдки такого с ним сделали?!

– Убэдылась?.. – "вернулся" кавказец.

– Чего вы хотите?..

– Дэнги...

– Сколько?

– Сто тысяч...

– Рублей?

– Какой "рублэй", да?! – Невидимый кавказец обиделся. – Долларов, жэншина, долларов!

– Это большие деньги, – ответила Аня. – И надо время, чтобы их собрать.

– У тэбя будэт врэмя! – мгновенно отреагировал кавказец. – Адын дэнь!

– Этого времени мало, – начала торговаться Аня в соответствии с полученными ею инструкциями, но собеседник тут же перебил ее:

– Хватыт! Завтра вэчером я пазваню! Если нэ будэт дэнег, будэм твой мужик секим-башка дэлать!

В трубке послышались гудки отбоя. Аня в каком-то ступоре смотрела на телефонный аппарат. По лицу ее бежали слезы.

– Сволочи! – тихо сказала она. – Какие же сволочи!..

Стоящий рядом Василий осторожно приобнял женщину, ласково провел ладонью по волосам:

– Успокойся, Аня, соберись. Тебе сейчас нужно быть сильной.

Уронив трубку, Анна повернулась к Скопцову, вцепилась в его одежду двумя руками и, спрятав свое лицо на его груди, разразилась рыданиями, выплескивая таким простым и доступным способом только что пережитый страх и стресс.

3

– В ваш адрес поступил звонок... – бесстрастным тоном сообщил Михайлову невидимый оперативник технического отдела УВД.

Это раньше все "подслушки" и "подглядки" могли использовать только службы государственной безопасности. "Закон об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации", принятый еще в первые годы так называемой демократизации общества, в этом отношении развязал руки и милиции. Но только для того, чтобы тут же их связать опять.

Для использования технических средств необходимо было проделать массу самых разных согласований – процесс очень непростой, а в иных случаях даже опасный.

Предположим, в ходе проведения оперативной разработки негласный сотрудник уголовного розыска, проще говоря, агент, вывел своего куратора на организованную преступную группу. Ну, пусть разбойников или, как говорили раньше, налетчиков.

Для более полного документирования фактов преступной деятельности членов группы необходимо провести аудиозапись их телефонных переговоров. Ведущий разработку сотрудник готовит обоснованное постановление об установлении "закладки", утверждает его у своего руководства, затратив на это пару-тройку дней, после чего выходит на прокурора, без санкции которого прослушивание телефона – дело незаконное.

Прокурор готов санкционировать, но... Ему необходимо доказать, хотя бы на уровне доследственных материалов, что речь идет о действительно серьезных преступлениях и опасной группе. Значит, вместе с постановлением оперативник должен предъявить прокурору и все свое дело полностью. Несмотря на то что это дело под "двумя нулями" – в соответствии все с тем же законом, прокуратура нынче имеет допуск и к таким делам.

При написании закона думцы исходили из того, что прокурор – он слуга Закона (именно так, с большой буквы) и государя. Но, полностью отказавшись от коммунистической идеологии и философии, забыли высказывание одного из отцов-основоположников, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. А общество у нас... Да что там говорить! Сами знаете.

И никто не может дать гарантии, что прокурор после тяжелого рабочего дня не встретится со своими приятелями где-нибудь в сауне или каком-либо другом подобном месте отдыха не для всех и за бокалом хорошего вина (или коньяка) не похвастается своими дотошностью и принципиальностью. Не по злому умыслу, а по собственному недомыслию. Он при этом ведь как думает? "Я – слуга Закона, верный и преданный. Это мои друзья. Значит, если они мои друзья, то они люди вполне достойные, во всех отношениях. С другими я бы дружить не стал. Потому как я слуга Закона..." Ну и так далее.

Может быть, в чем-то он и прав. Но вот только общеизвестно, что "наши люди в булочную на такси не ездят". И по саунам с девочками не шляются. И в конце концов получается так, что разрабатываемая группа растворяется на просторах России, оставляя за собой трупы невинных жертв, при аудиоконтроле телефонных переговоров фиксируются только разговоры о рыбалке и о птичках, а преисполненный гневом прокурор снимает стружку с нерадивого оперативника, который оболгал хороших людей. Которые, оказывается, друзья его друзей.

Можно, конечно, сказать, что сейчас подобного рода санкцию дает только суд. Но кто сказал, что судейская мантия изначально делает человека честным и порядочным?

Именно поэтому не любили оперативники пользоваться возможностями, предоставляемыми техническим отделом. Официально, разумеется!

Но только в этом деле без технарей никак не обойтись.

Хотя ничего хорошего, откровенно говоря, Игорь от них получить не ожидал. Сейчас разве что уже совсем тупой не смотрит телесериалы про полицию Лос-Анджелеса и не знает, что телефонные переговоры можно прослушать.

– И что у нас там? – спросил Михайлов говорившего с ним по телефону технаря.

– Звонили с сотового. Сейчас люди работают, определяют компанию-оператора, потом попробуем пробить.

– Понятно... – Игорь тяжело вздохнул. Он не ошибся в своих прогнозах.

Эта пробивка не даст ничего, кроме, участка городской местности, с которого был сделан звонок. И искать на нем каких-то свидетелей просто глупо – похитители могли и должны были звонить из машины, не высвечиваясь лицами перед какими-нибудь излишне любопытными и памятливыми бабушками и дедушками, которыми так изобилуют отечественные детективы.