- Вы... Вы... С кем я имею дело? Я нанимал себе военного, а не политика! Не ваше дело рассуждать... Или вы хотите получить отставку второй раз в жизни? Тогда просто сознайтесь, что вы трус!
      - Что?! Генерал Копф трус? В другое время вы ответили бы за свои слова! Я служу честно и могу выполнить все, что от меня потребуют. Я лишь хотел понять...
      - Кто служит мне, не спрашивает у меня отчета. Это коммерческая операция. Угодно вам выполнить мои приказания?
      - Я готов... Каково же назначение этих сооружений? Я, право, не в курсе дела, так как не читаю красных газет.
      - И хорошо поступаете. Это не ваше дело. Завтра Аренидстрой должен перестать существовать.
      - Есть! - сказал Копф и, резко повернувшись, звякнул своими бесчисленными орденами. Комендант Вельттауна был быстр и точен. Когда он получал приказ, он знал, как надо его исполнять.
      Спустя несколько часов через границу быстро двинулись колонны машин мирового военного концерна Вельта.
      Начался самый дикий и самый бессмысленный военный поход, когда-либо имевший место на Земле.
      В этом походе не участвовали армии. Двигались одни только машины, призванные защищать коммерческие интересы их владельца.
      Однако поход этот ожидали совершенно не учтенные владельцем концерна препятствия.
      Прежде чем дойти до границы коммунистических государств, машинам нужно было пройти целую страну. А там случилось следующее...
      Сухопутный броненосец шел впереди. Изредка величественно накреняясь на холмах, он двигался напролом через возделанные поля, кудрявые рощи, небольшие деревеньки. Дым, подхваченный ураганным ветром, яростно срывался с его труб. Небо было ясно и холодно. Ни одно облачко не могло удержаться при таком стремительном, непрекращающемся воздушном течении.
      Следом за броненосцем ползли с нечерепашьей скоростью черные танки-черепахи, неуязвимые для артиллерийских снарядов; за ними шли все новые и новые грохочущие, лязгающие стальные машины, а за каждой тащились длинные черные тени. Казалось странным, что ветер не сдувает эти тени с земли.
      Если ветер был бессилен против теней, то скоро их стерли сумерки. Однако надвигающаяся темнота не остановила машин. Зажглись волчьи глаза, и тьму прорезали белые полосы щупальцев. Поднимаемая стальными колоннами пыль яростно крутилась в прожигающих темноту лучах.
      В один из лучей броненосца попал заяц. Он скакал, смешно выбрасывая задние ноги, и никак не мог свернуть в темноту. Луч света гипнотизировал его.
      Броненосец прибавил ходу. Все ближе, ближе гусеницы к мелькающим заячьим лапам. Миг - и заяц раздавлен.
      Внутри машины смеялись.
      Огненные щупальца шарили по полю: не найдется ли еще один зайчик?
      Но в этот момент перед стальной колонной возникло неожиданное и странное препятствие.
      В черноте ночи прямо перед броненосцем зажглась надпись.
      Командир броненосца вздрогнул от неожиданности. Слова были предельно просты и понятны. Кто мог ударить колонны мистера Вельта этой фразой?
      Огненные слова были видны всей колонне, их мог прочесть каждый человек, сидящий в машине.
      Броненосец ускорил ход. Он словно врезался в светящуюся в темноте фразу, бросился на нее, как бросается разъяренный кабан на дерево.
      Но броненосец пронесся через пустое поле, а немного дальше горела уже новая фраза. Ничто не могло уничтожить эти простые, понятные и жгучие слова.
      Страна, через которую шли машины Вельта, не воевала с ними, но в ней нашлись люди, которые поставили на пути колонны страшное препятствие...
      Получив шифрованную радиограмму, генерал Копф в ярости порвал ее и немедленно отправился на аэродром. Он понимал, что нужно спешить.
      Восемьдесят эскадрилий ждали его сигнала.
      Было удивительно темно. Копф ругался и был предельно зол. Дорогу ему освещали карманным фонарем, и Копфу почему-то казалось, что так освещают себе дорогу бандиты.
      - Мы только военные, черт возьми! - неожиданно закричал он, заставив подпрыгнуть адъютанта.
      Наконец комендант Вельттауна увидел командорский корабль. Освещенный только карманными фонариками, самолет казался продырявленным, простреленным в нескольких местах.
      Копф крякнул и открыл дверцу.
      Глава VI
      КИСЛОРОДНЫЕ БОКАЛЫ
      Около водоема в саду Тюильри стоял доктор Шерц. Он молча смотрел перед собой. Ветер толкал его к воде, хлопал полами его пальто, срывал надвинутую на глаза шляпу. Вода в круглом водоеме рябила, на ней вздымались крохотные волны. Там был маленький шторм, и от этого изображение доктора Шерца странным образом искажалось. Лицо внизу нагло смеялось, строило гримасы. Из воды смотрел кто-то, знавший все и издевавшийся над доктором Шерцем.
      Что? Ты написал страшную книгу, заработал деньги на общем испуге, веря в нерушимость справедливости, но в "мир будущего" тебя не пустили! Ха-ха-ха!..
      Лицо доктора Шерца в воде кривилось, выпячивало губы, сжималось, разжималось.
      Ветер пододвигал Шерца к воде. Он был один...
      Шерц нагнулся. Изображение пропало, и ему стало видно близкое дно. В воде плавали золотые рыбки. Они присасывались к поверхности открытыми ртами и пускали пузыри.
      Им тоже не хватает воздуха!
      Доктор Шерц хрустнул пальцами, повернулся круто и пошел по направлению к площади Согласия.
      Ветер дул ему в правое плечо. Было странно смотреть на фигуру идущего доктора Шерца. Уравновешивая давление непрекращавшегося ветра, он наклонялся вправо, и казалось сверхъестественным, что он не падает, продолжая идти под таким невозможным углом к земле.
      Около египетского обелиска Шерц остановился. С педантичностью безразличия он стал его рассматривать.
      Зачем его привезли сюда?.. Наклоняясь против ветра, Щерц обошел колонну. И вдруг он подумал, что кончится жизнь на Земле, погибнет культура, - может быть, разрушатся все окружающие здания, а этот нелепый обелиск, привезенный по капризу Наполеона, будет стоять.
      Может быть, на Земле снова появится жизнь. Возродится атмосфера. Выделится откуда-нибудь кислород. Возникнет новое человечество. Появятся ученые, археологи. Что даст им этот кусок камня?
      Этот бессмысленный вопрос завладел доктором Шерцем. Он даже перестал думать о смерти. Нелепый обелиск показался ему самым ценным памятником человеческой культуры, который обязательно должен быть сохранен навек. Приглядевшись к написанному на камне, доктор Шерц вдруг понял, что перед ним единственный в мире памятник, где выгравирован инженерный чертеж.
      На сторонах обелиска по чьему-то вдохновенному приказу были высечены все операции перевозки и установки обелиска. Вот что должно быть передано будущему человечеству! Все погибнет, ничего не останется, а этот каменный чертеж расскажет о том, какие существа жили на Земле. Поколение новых людей через сто миллионов лет прочтет этот единственный в мире каменный чертеж.
      Доктор Шерц сразу успокоился и тихо побрел к пустынной аллее Елисейских полей, по которой дул сшибающий с ног ветер. Вдали виднелась Триумфальная арка. Шерцу захотелось посмотреть, задул ли ветер огонь на могиле Неизвестного солдата. Но ему стало страшно. Ему казалось, что если огонь задут, то нет больше надежды.
      Борясь с самим собой, он шел по бульвару. Деревья последней весны... Шерц протянул руку и сорвал несколько листочков. Между пальцами попалась нераспустившаяся почка. Шерц разминал клейкий ароматный сок...
      Неужели огонь погас? Теперь этот вопрос завладел Шерцем.
      Вот и Триумфальная арка. Она казалась мрачной, нахохлившейся, даже накренившейся от ураганного ветра. Шерц подходил к арке так, чтобы ему не было видно могилы солдата. Долгое время он стоял, прислонившись к холодному камню, защищавшему его от губительного, напоминающего о смерти ветра.
      Потом, пересилив себя, доктор Шерц вошел под арку. У ног его была простая чугунная плита, где похоронен не известный никому солдат, которого каждый мог считать своим братом, сыном, мужем. Столько лет непрестанно горевший здесь огонь погас...
      Доктор Шерц, шатаясь, вышел из-под арки. Теперь все погибло. Надежды нет. Он так загадал...
      Шерц не помнил себя. Сам не зная как, он очутился на мосту Александра III. Перегнувшись через перила, он дико смотрел на беспокойную и грязную воду Сены.
      На плечо его легла рука.
      - Мсье, уверяю вас, здесь слишком грязно, чтобы топиться.
      Шерц вздрогнул и оглянулся. На него смотрели веселые глаза человека с седыми усами. Что-то бесконечно знакомое, где-то виденное напомнило Шерцу это лицо.
      - Кто вы? - попятился Шерц.
      - Такой же, как и вы, последний из живущих на Земле! - Незнакомец рассмеялся.
      - Почему вы смеетесь? - испугался Шерц.
      Француз взял Шерца под руку:
      - Пойдемте! Я вам расскажу, почему я смеюсь.
      Они пошли по набережной. По реке какой-то смельчак катался на парусной лодке.
      - Смотрите, вот едет француз? А вы спрашиваете, почему я смеюсь.
      - Может быть, он будет жить? - прошептал Шерц, глотая воздух. Когда он особенно нервничал, дыхание становилось для него мучительным процессом. Нехватку воздуха он начинал чувствовать болезненно.
      - Нет, мсье! Жить будут те, кто давно уже уложил свои чемоданы и сейчас сидит около кислородных баллонов... Будь они прокляты, говорю я, потому что у меня нет денег, а если бы деньги были, то я бы тоже трясся за каждый глоток кислорода!
      - А у меня были деньги, но мне не дали акций спасения.
      - Почему?
      - Вельт... - прошептал Шерц.
      - Вы капиталист? - спросил незнакомец.
      - Нет, я доктор Шерц.
      - А! - воскликнул француз и рассмеялся. - Дайте вашу руку! Вы мрачно остроумны, а я почему-то представлял вас веселым остряком.
      - Я не могу шутить перед смертью!
      - Послушайте! Я уже был в вашем состоянии. Но не потому, что боялся смерти, нет! Я был единственным из всех, который знал об общей гибели. Я был одинок, а это страшно! А теперь я счастлив, мсье Шерц! Я в толпе и весело гляжу вперед. Вот Трокадеро! Здесь веселятся парижане. Смотрите, сколько цветов!
      Шерц н француз вышли на площадь. С одной стороны она переходила в мост через Сену, ведущий к подножию Эйфелевой башни, с другой - окаймлялась подковообразным ослепительно белым зданием с колоннадой.
      Через реку и площадь с Эйфелевой башни на это здание спускались гирлянды цветов. Они смешивались с раскинутой над всей площадью сетью, в которую тоже были вплетены цветы.
      Цветы были повсюду. Они лежали под ногами на прорезиненной мостовой; они украшали каждый столик этого необыкновенного, расползшегося по всей площади кафе; они летели по ветру, попадая в лицо, застревая в волосах... Последняя весна на Земле засыпала цветами последних парижан. Оранжерейное чудо всех времен года!
      - Мсье Шерц, смотрите! Что может быть лучше цветов! Наивные фиалки, чувственные розы, холодные астры, дурманящие орхидеи, заносчивые гортензии... Их столько же, сколько женских характеров. Женщины потому и любят цветы, что сами похожи на них... Сядем!
      Площадь была заполнена народом. Даже ураган не мог рассеять людей. Вместе с цветами ветер нес музыку. Разряженные люди в масках плясали между столиками.
      - Это самый замечательный в мире карнавал, мсье Шерц! Ни один из этих людей ни за что не снимет свою маску.
      - Потому что она кислородная, - мрачно сказал Шерц.
      - Правильно, мой друг! Потому что она веселит и удваивает жизнь. Выпьем, друг! Сегодня я вас угощу самым замечательным напитком на Земле, только для этого нам надо будет подняться на Эйфелеву башню!
      Около столика с бокалом в руке танцевал художник - один из восьмидесяти тысяч, населяющих районы города искусств. На нем была широкополая шляпа, из-под которой лихорадочно блестели живые черные глаза. Но его молодое лицо покрывала мертвенная бледность. Он держал за тонкую талию девушку с платиновыми волосами; она истерически хохотала. У обоих рвались из рук разноцветные шарики. Рядом, притопывая ногой, стоял худенький француз.
      - Вы посмотрите, мсье Шерц, на этого рантье! До сорока лет он накапливал право не работать и расходовать сорок два франка в день. Сейчас он тратит свой сорок третий франк. Он покупает себе желтенький шарик. Но, конечно, он не будет с ним плясать. Вы видите, он присоединил его к маске и сейчас выдавит! Ведь в нем кислород... Смотрите, он дышит обжигаясь. Он уже пьян. Он кричит, поет...
      - И плачет...
      - Да, и плачет. Ему жаль своих сорока лет лишений, которые он расходует сейчас на пьянящее...
      - Дыхание...
      - Да-да-да! А вот, смотрите, на соседний столик забрался белобрысый детина! Уверяю вас, это швед! Ветер сдует его со стола или стол сломается... Разве не весело смотреть на все это? Смотрите, как расточительно разбрасывает он деньги! Он покупает кислородные шарики для того, чтобы только раздавить их. Вот это я понимаю! Он молод, и у него никогда не было денег. Ему их давали взаймы. Так у них принято. Если бы он достиг сорока лет, он стал бы отдавать свои деньги, живя в нищете. А теперь ему некому платить долги.
      Шарики рвались по ветру. Их едва сдерживали.
      Француз поманил одну из девушек и купил у нее два шарика и цветы.
      Девушка смеялась. Кажется, она была пьяна. Она наклонилась и поцеловала француза в усы.
      - Это бесплатно! - закричала она, смеясь, и убежала, проведя нежной рукой по лицу Шерца.
      - Да здравствует кислородный карнавал! Пусть безумствуют люди! Полгода назад я смотрел на их веселье и чувствовал себя Мефистофелем. Я знал, что они погибнут, а они не знали. Это ужасно, мсье Шерц, быть человеком, который знает будущее! А теперь... теперь они все знают, что их ждет. Давайте пить! Ах да, я обещал вам замечательный напиток. Он продается на Эйфелевой башне. Поднимемся.
      Шерц и Бенуа - это был он - встали и, стараясь удержаться на ногах, начали пробираться к мосту.
      На Эйфелеву башню было страшно смотреть. Казалось невероятным, что она не падает. У доктора Шерца от этого кружилась голова.
      Они вошли в старинный лифт.
      - Я люблю этот подъемник, - говорил Бенуа. - В нем чувствуешь, что поднимаешься: есть окна, видишь, как мимо тебя ползут железные конструкции, под ногами разверзается бездна...
      Шерц вздрогнул и отодвинулся от окна.
      - Не смотрите так мрачно, мсье Шерц! В жизни есть только одна стоящая сторона - это смех. И если смеются все вокруг, то вместе со всеми смеюсь и я.
      - Я не могу... - хрипло сказал Шерц.
      - Определенно, вы думаете о нарисованных в вашей книге картинах!
      - Я думаю об удушье.
      - А я - об опьянении!
      Два раза они пересаживались из одного лифта в другой. Наконец вышли на самом верхнем ярусе.
      Там было несколько столиков. К каждому стояла очередь. Многие толпились у барьера с бутылками, которые они прихватывали полотенцами.
      - Это жидкий кислород, мсье!
      - Жидкий кислород?
      - Нет ничего пьянительнее! Это изумительное вино, которое пьянит, даже когда его не пьешь!
      В руках Бенуа уже была бутылка. Вместе с Шерцем он подошел к барьеру.
      - Держите бокалы, мсье. Мы сейчас будем дышать кислородом на брудершафт!
      Внизу расстилался город. Он походил на гигантский макет. Не верилось, что все это настоящие здания. Там и здесь проглядывала тончайшая зелень первой в эту весну и последней в мире листвы. Она казалась нежными расплывшимися пятнами на этой объемной карте.
      - Я пью! - воскликнул Бенуа, поднося к губам кислородный бокал. С наслаждением вдохнул он обжигающий раз.
      Шерц смотрел вниз. У него кружилась голова. Страшная высота, бездна... По чьей злой воле убрана защитная сетка?
      Он бросил вниз свой бокал. Блеснула сверкающая точка и пропала из глаз.
      Бенуа смеялся, глаза его блестели.
      - На брудершафт! На брудершафт! - кричал он.
      Вдруг Шерц выпрямился и вскочил на барьер. Ветер захлопал полами его пальто. Бенуа выронил из рук бутылку.
      Тело доктора Шерца качнулось вперед. Ветер попытался откачнуть его обратно, но было поздно. Бенуа видел, как черный комок, постепенно уменьшаясь, коснулся на мгновение ажурных стальных конструкций, отлетел в сторону и стал опять уменьшаться...
      Бенуа сполз на колени, уткнулся лицом в барьер и дико, истерически захохотал. На полу лежала шляпа Шерца.
      Ветер доносил снизу музыку и смех.
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      ЗАЛП
      С шипением вырывались из кратеров столбы алебастрового пара и врезались в небо удивительной колоннадой. Ветер крушил, валил эти колонны, но они неуклонно рвались в небо...
      Глава I
      ДВА СНАРЯДА
      Министр одернул гимнастерку и повернулся к профессору.
      - Так. Резюмирую все сказанное.
      Они находились в будке центрального поста управления батареями Аренидстроя. Щит автоматики, два экрана, какие-то аппараты стояли у серых стен.
      - Вы продолжаете утверждать, что защитный слой с заменителем Марины Садовской, которым покрыты все заряженные аккумуляторы, нестоек?
      - М-да!.. Совершенно верно
      - Есть опасность, что снаряды, несущие энергию для уничтожения очага пожара, разорвутся, едва вылетев из орудия, благодаря удару, который они воспримут?
      - Да, таковы мои опасения. Поэтому радий-дельта был бы надежнее полученного Садовской изотопа.
      - И вы считаете необходимым задержать выстрел до полного выяснения дела с Матросовым и радием-дельта?
      - Совершенно верно.
      - Помните ли вы о тех тысячах человеческих жизней, которые может унести каждая минута промедления?
      - Мне страшно и думать об этом... Но, Василий Климентьевич, если мы все же произведем немедленно залп, то может случиться, что вся накопленная нами с такой изумительной организованностью и таким напряжением энергия пропадет даром, быть может уничтожив и весь Аренидстрой. М-да!.. Мне нет надобности указывать вам на то, что ждет в этом случае человечество...
      - Так.
      Сергеев встал и прошелся по комнате, глубоко задумавшись.
      - Хорошо, - сказал он. - Возражения ваши серьезны и глубоки. Я должен поделиться своими сомнениями, получить совет и указания. Вы извините меня, Иван Алексеевич. - Министр прошел в угол комнаты, где стоял красный аппарат прямой связи с Кремлем.
      Он говорил долго. Кленов не прислушивался к тихому разговору. Казалось, что усталость бесконечных тревожных дней и бессонных ночей проявилась именно сейчас.
      Профессор вздрогнул от голоса министра.
      - Так, - сказал Василий Климентьевич. - Решение следующее. Хотя теперь у нас и есть предположения о местонахождении Матросова, ожидание может стоить многих жертв. Мы произведем два пробных выстрела. Если все будет благополучно, то немедленно же мы произведем и залп; если же нас постигнет неудача, реализуем имеющиеся у нас сведения, чтобы добыть радий-дельта. Покроем новым защитным слоем наши аккумуляторы еще раз, поверх заменителя, который уже дал нам возможность зарядить аккумулятор. Кстати, на пробном выстреле мы проверим прицел наших батарей.
      - Великолепно, Василий Климентьевич! Это прекраснейшая мысль! Мы действительно убедимся, как следует нам поступить. Тогда ожидать радия-дельта нужно будет только при неудачном исходе эксперимента. Вы превосходно поступили, воспользовавшись прямой связью.
      - Я сейчас же отдам распоряжение Молнии - он теперь в ранге майора занимается обеспечением артиллерийского залпа - о подготовке выстрела. Мы снабдим снаряд телевизионным передатчиком, чтобы следить за траекторией полета.
      Сергеев хотел нажать кнопку, чтобы вызвать секретаря, но, раньше, чем он успел это сделать, секретарь появился на пороге сам.
      - Василий Климентьевич, - сказал он, - на площадку строительства прибыло одно лицо, требующее немедленного свидания с вами или с профессором Кленовым.
      Сергеев заложил пальцы за борт гимнастерки:
      - Так.
      - Я пробовал говорить о вашей занятости, но... его настойчивости нет границ. Это очень пожилой человек, Василий Климентьевич, глубокий старик.
      - Ну, тогда просите. Стариков надо уважать. Впрочем, могу догадаться, что это господин Кадасима, который, как мне доложили, неистово стремится сюда. Что ж, он всю жизнь мечтал о вооруженном нападении на нас, пусть на склоне лет убедится, к чему это приведет. Зовите его, Николай Степанович, и попросите ко мне немедленно Молнию.
      - Будет исполнено.
      Секретарь вышел. Кленов подошел к окну и стал разглядывать гигантскую эстакаду электрической пушки, уходящую в низкое песчаное небо.
      Сергеев задумчиво остановился около стола.
      Дверь открылась.
      - Я должен принести вам, господин уполномоченный по борьбе с катастрофой, свои глубочайшие извинения, - начал вошедший на чистом, но несколько мягком русском языке, церемонно раскланиваясь. - Но обстоятельства необыкновенные привели меня к вам.
      - Так, - сказал министр. - С кем имею честь?
      Незнакомец печально посмотрел в сторону Кленова.
      Кленов внимательно вгляделся в бородатое лицо незнакомца.
      - Я профессор Кадасима.
      - Так. Генерал Кадасима. Чем обязан?
      Кленов испуганно смотрел на японца, который подошел к нему, протягивая руку.
      - Иван Алексеевич, жизнь привела меня к вам. Никогда я при других обстоятельствах не посмел бы напомнить вам о своей роли в вашем спасении... Вы помните, как устроил я ваш побег из Ютландского замка? Я вырвал вас из рук Вельта...
      - М-да... М-да!.. - бурчал Кленов. - Если не вспоминать ничего другого, то... м-да, я благодарен вам.
      Министр с интересом наблюдал за беседой двух стариков.
      - Иван Алексеевич, я пришел просить вас и господина товарища Сергеева вспомнить эту заслугу - ваше спасение имею я в виду - и удовлетворить мою просьбу.
      - М-да!.. Право, я в замешательстве...
      - Какова ваша просьба, господин Кадасима?
      Старик повернулся к Сергееву:
      - Вы видите, я пришел сюда как проситель. Я всегда стоял за дружбу с социалистическими странами... Мне известно, что вы построили в пещерах прекрасные убежища. Умоляю вас принять в них мою приемную дочь. Она не должна погибнуть!
      - Так. Что же, это маленькая девочка?
      - Нет, уважаемый господин министр, это девушка в цвете сил и красоты. Но она должна жить, господин уполномоченный, она не может погибнуть! Вы должны вспомнить, что именно я вернул вам профессора Кленова...
      - Мы ценим это, господин Кадасима. Однако боюсь, что удовлетворение вашей просьбы не в моих силах, хотят я и понимаю вас.
      - Почему? - испуганно спросил Кадасима, опускаясь в кресло.
      - Я уважаю ваши годы, господин Кадасима, и поэтому я объясняю вам. Наши подземные убежища предназначены только для детей. Для всего же остального человечества мы проводим работы, которые вы видите вокруг. Пещеры на случай неудачи существуют только для детей. Ваша же приемная дочь, к сожалению, уже не ребенок. Поэтому...
      - Ужас! - простонал Кадасима, закрывая руками лицо.
      Кленов яростно терзал свою бороду.
      Кадасима поднял глаза.
      - Господин уполномоченный, сделайте исключение! Я открою вам ценнейшие сведения, которые известны мне как эксперту о военной продукции концерна Вельта. Я сообщу вам все.
      Министр еле заметно улыбнулся.
      - Не трудитесь, господин Кадасима. Мы хорошо осведомлены о достижениях господина Вельта. Повторяю, никто не в силах изменить установки нашего правительства относительно населения пещер.
      Кадасима повернулся к Кленову:
      - И вы, вы, Иван Алексеевич, молчите?.. Просите же его, просите! Я умоляю вас! Когда-то я спас в ущелье вашу невесту. Теперь я прошу вас о спасении девушки...
      Кленов болезненно поморщился:
      - М-да!.. Право, надейтесь, уважаемый Кадасима... Поверьте, мы уничтожим очаг пожара...
      - О черствые сердца! - воскликнул Кадасима и стал раскачиваться в кресле. - Знайте же, что Вельт уничтожит все ваши сооружения! Он уничтожит вас, а с вами вместе и мою девочку...
      На минуту он замолчал, словно задохнувшись. Потом опустил голову, рассматривая свои то сжимающиеся, то разжимающиеся пальцы.
      - Я получил эти сведения, - добавил он шепотом.
      - Мы тоже получили их, - сказал спокойно министр.
      Дверь быстро открылась. Вбежал секретарь:
      - Василий Климентьевич, сообщение с границы! Четыре волны бомбардировщиков летят над нашей страной.
      - Уже? Хорошо. Их ждали. Так. Включите, пожалуйста, экраны первой зоны.
      Министр вышел из-за стола и стал расхаживать по помещению центрального поста.
      - Василий Климентьевич, осмелюсь вас спросить, что это такое? взволновался Кленов.
      - А вот сейчас увидите, Иван Алексеевич. Приглашаю вас смотреть на этот экран. Центральная оборонная диспетчерская уже действует, сюда транслируется изображение.
      Комната внезапно наполнилась шумом моторов. Воздушные корабли, неровно покачиваясь от ураганного ветра, шли боевым строем.
      На экране замелькали какие-то цифры.
      - Ого! Держат курс прямо на Каракумы. К нам в гости хотят пожаловать.
      - Они уничтожат вас! Все бесполезно... - прошептал Кадасима.
      - Нет, почему же бесполезно? Очень даже полезно. Это тоже следует рассматривать как некоторый эксперимент для будущего времени. Как вы думаете, Иван Алексеевич?
      - М-да!.. Я, право, затрудняюсь...
      В правом нижнем углу экрана появилась большая цифра 1.
      - Операция номер один, внимание! Вражеские самолеты уже далеко вклинились в нашу территорию.
      - Почему же их не обстреливают, осмелюсь вас спросить?
      - Зачем? - пожал плечами министр.
      Кадасима вскинул на него глаза.
      - Цифра "один" показывает, что эскадрилья входит сейчас в зону бесцветного, невидимого газа, обладающего неприятным свойством. При засасывании его в цилиндры мотора или в реактивный двигатель исключается возможность вспышки. Мотор задыхается, а боевой самолет мирно спускается на нашу землю, где и вынужден сдаться.
      Министр говорил спокойно, словно читал лекцию.
      - Это не поможет! - глухо сказал Кадасима.
      - М-да!.. Занимательно, занимательно... Как же достигается это, осмелюсь узнать?
      - Очень просто. При вспышке мгновенно происходит реакция с громадным поглощением тепла. Температура сразу падает. В результате этой реакции в цилиндре образуется порошок, который невозможно удалить. В реактивном двигателе засоряются камера сгорания и дюзы. Моторы отказываются работать.
      Цифра 1 исчезла. Самолеты продолжали лететь.
      - Странно! - сказал министр.
      - Самолеты Вельта потребляют жидкий кислород, они не засасывают воздуха, произнес Кадасима. - Они неуязвимы.
      В правом нижнем углу выскочила цифра 2.
      - Значит, к ним применят операцию номер два, - сказал министр.
      Комната огласилась страшным грохотом. Кленов вздрогнул. Кадасима поднял глаза.
      На экране то там, то здесь возникали взрывы. Объятые пламенем, самолеты падали вниз.
      - Что это? - спросил Кленов.
      - Это детонирующая ультразвуковая волна. Луч такой направленной волны настигает корабль. Взрывчатые вещества в бомбах корабля в силу детонации взрываются. Результат вам виден.
      - М-да... виден! - покачал головой Кленов.
      - Не все, не все взорвались! У Вельта должны быть атомные бомбы. Они не взорвутся от детонации!
      Кленов посмотрел на Кадасиму, потом на экран.
      - Конечно, не взорвутся! - сердито сказал он.
      Министр подошел к аппарату, нажал кнопку и спросил:
      - Сколько машин прошло две оборонные зоны?
      - Девять тысяч самолетов приблизительно, - сказал голос из репродуктора.
      - Девять тысяч! - ужаснулся Кленов.
      - Они долетят - погибнет все! - сказал Кадасима.
      - Что вы каркаете?.. М-да!.. Собственно, что вы каркаете? - рассердился Кленов.
      Кадасима устало посмотрел на него.
      Самолеты покачивались на экране.
      - Преодолена половина пути, - нахмурился министр.
      Самолеты проходили зону зенитных батарей. Все небо между машинами наполнилось черными расплывающимися пятнами. Это были взрывы самонаводящихся снарядов. То и дело падали объятые пламенем самолеты, но остальные стаей саранчи летели дальше.
      - Достаточно, чтобы долетела только одна сотая часть этих машин, - и все погибло! - сказал Кадасима.
      Самолеты бомбили зенитные батареи, отвлекали на себя их огонь, а в высоте над ними шли жужжащие тучи черных машин.
      Вдруг на экране появились движущиеся черные точки.
      Ракетные торпеды.
      Торпеды взрывались и около самых машин, в вдали от них.
      - По-видимому, у врага есть средства и против наших торпед. Он взрывает их на расстоянии.
      - Конечно, есть... У него все есть! - прошептал японец.
      Самолеты то и дело падали вниз, но места их тотчас же заполнялись другими.
      - М-да! Об этом страшно даже подумать. Если бы мы создали Аренидстрой не в такой отдаленной местности, все погибло бы уже, - сказал Кленов.
      - Мы должны были учесть и эту возможность, - сказал министр.
      Он был по-прежнему спокоен, но Кленов, привыкший уже к нему, замечал в нем неуловимую перемену.
      Василий Климентьевич подошел к аппарату вплотную и тихо разговаривал с невидимым собеседником.
      - Всего выведено из строя около шести с половиной тысяч вражеских машин, наконец повернулся он,
      - Сколько же осталось? - заволновался опять профессор.
      - Около четырех тысяч.
      - Это чудовищная цифра!
      - Истребители! - воскликнул министр радостно. Видимо, он давно уже ждал этого момента.
      - Наконец-то, наконец-то! - закричал Кленов. - Как они медлили!
      Навстречу туче бомбардировщиков двигалась стая вертких машин.
      - Есть еще время. Надо было беречь наши машины.
      - И людей! - воскликнул Кленов.
      Министр улыбнулся.
      - Это радиоистребители, - сказал он.
      - Что такое?
      - Это истребители без людей. Человек сидит в своем кабинете на земле, но видит и управляет истребителем, словно находится в воздухе. Сейчас мы проследим за боем самолетов, а, кстати, вы увидите одну знакомую вам фигуру.
      Министр нажал кнопку.
      На втором экране возникло изображение комнаты, в которой помещалась модель кабины самолета в натуральную величину, со всеми приборами управления.