- Сергей Андреевич! Мне сейчас лучше всего было бы прятаться от вас... а я прошу... я прошу прийти ко мне. Вы знаете адрес. Я очень жду... Сразу же, как только вернетесь домой.
      Буров даже не стал звонить в газеты, помчался к ней...
      Он впервые входил в ее квартиру. Знал, что она живет не одна, с этой странной Калерией, которую так решительно отстранил от себя в последнее время Овесян.
      Лена сама открыла дверь, чуть смущенно улыбаясь. Она оставалась привлекательной даже в ее положении, в ней была красота грядущего материнства.
      - Здравствуйте, Сережа, - сказала она, протягивая руку.
      Как редко она называла его так!
      Шаховская сразу провела его через общую гостиную в свою спальню, где чувствовался легкий аромат духов. Перед зеркалом были разбросаны таинственные пузырьки и баночки, у стены стояла еще незанятая, аккуратно прибранная детская кроватка. Шторы на окнах были приспущены.
      - Здесь нет медвежьей шкуры, придется вам сесть со мной рядом на диван, сказала Лена с улыбкой.
      - Мне бы сейчас что-нибудь пожестче, - угрюмо отозвался Буров, - пол пещеры или поваленный бурей ствол дерева, в крайнем случае обрывистый берег реки. - И он тяжело опустился на низкий и широкий, покрытый мягким ковром диван.
      - Опять у вас, Буров, налитые кровью глаза бизона, опять вы ломаете изгородь коралля, - совсем не с упреком сказала Шаховская.
      - Вы слышали, что произошло в институте?
      - Мне звонила Мария Сергеевна.
      - Ну вот!.. И вы тоже против меня?
      - Нет, не против. Но я знаю, о чем вы думаете.
      - Колдовство?
      - Нет, просто я помню наш разговор об Апокалипсисе, ядре и броне.
      - О двух противоположных, всегда борющихся началах?..
      - Да, о них. И если есть Б-субстанция, должна быть противоположная ей А-субстанция. Не так ли?
      - Лена, черт возьми! Кто вы такая? Сколько раз я задаю себе этот вопрос!.. В средние века вас сожгли бы на костре.
      - Я согласна взойти на костер. Но только вместе с вами...
      - Если вместе со мной, то... зачем на костер?
      Он взял ее руки в свои, посмотрел в глаза.
      - Знаете, зачем я должна была вас увидеть? - сказала она, чуть отодвигаясь.
      - Чтобы по поручению Марии Сергеевны отговорить от выступления в общей печати.
      Лена кивнула.
      - А знаете, зачем я вас позвала?
      Он молчал, выжидательно глядя на нее.
      - Чтобы восхититься вашей принципиальностью, вашим упорством, вашей силой бизона науки.
      - У женщины есть страшное оружие против мужчины. Похвала и лесть подобны ножницам, которыми Далила срезала кудри Самсона, лишив его силы.
      - Нет, Буров, вас нельзя лишить силы. Может быть, вас можно сломать, но сломить... Нет, сломить нельзя!..
      - Сломать - это уничтожить. Для этого пришлось бы отнять у меня возможность трудиться. Такая казнь у нас невозможна.
      - Как много людей на Западе обрадовались бы "такой казни", с радостью отказались бы от труда...
      - Да ведь это все равно что перестать дышать!
      - Но дышать иногда трудно.
      - Да, когда взбираешься на гору. Но тем больше хочется вдохнуть воздуха... тем больше хочется сделать, Лена.
      - Тогда дышите, Буров, всей своей грудью дышите! И взбирайтесь... к самым звездам.
      - Хочу, Лена, добраться до дозвездного вещества. И вместе с вами... Я знаю, вы друг. Мне было очень важно сейчас убедиться в этом.
      Буров поцеловал руки Елены Кирилловны и ушел. Она провожала его, и глаза ее в полутьме передней, где она не зажгла огня, светились.
      Он спускался по лестнице через три ступеньки, ему хотелось вырвать столб из земли и забросить его на крышу дома.
      Калерия Константиновна ждала Шаховскую в гостиной.
      - Милая, - сладко сказала она, - если бы это доставило вам удовольствие, я расцеловала бы вас.
      - Подите прочь, Марта, - сквозь зубы сказала Шаховская и заперлась в своей комнате.
      Назавтра в газетах появилось неожиданное интервью физика Сергея Бурова, открывшего Б-субстанцию. Он предупреждал о серьезных последствиях авантюры "SOS", если будет выполнена угроза посылки на Солнце ракет с Б-субстанцией.
      Интервью было перепечатано во всех газетах на Западе под сенсационными заголовками.
      Глава четвертая
      КОСМИЧЕСКИЙ ПАТРУЛЬ
      В кабине космического корабля было тихо. Такая тишина бывает только в пустоте - без звона в ушах, без далекого лая собаки или гудка прошедшего вдали поезда, без жужжания мухи или стука дождевых капель за окном, тишина полная, глухая, "глухонемая"...
      Перед пультом сидел космонавт. Широкая спина, чуть опущенные тяжеловатые плечи, оттененное сединой загорелое лицо, широкое, с резкими морщинами и усталыми, но внимательными глазами.
      Старый полярный летчик Дмитрий Росов, воспитатель молодых космонавтов, давно отстаивал право опытных пилотов на вождение межпланетных кораблей, считая, что, кроме силы и отваги, ценны еще знания, опыт и летный талант звездолетчика. Сам он был не молод, но здоров: за его плечами, кроме пятидесяти лет, было более пяти миллионов километров, более пятидесяти вынужденных посадок, восемнадцать аварий и столько же ранений, неизлечимой осталась только боль утраты погибших товарищей. Полететь в космос ему привелось раньше своих учеников.
      Приезжая прощаться с женой и дочкой, он встревожился: Губошлепик стала другой - модная прическа, напускная веселость, горечь в уголках глаз и обидчивая припухлость губ. И еще Шаховская... Жила она у них в доме и ему не понравилась. Красива, умна, но... как-то холодна и неспокойна. Люда сказала ждет ребенка. Еще при Росове переехала на другую квартиру, чтобы жить с Калерией Константиновной, сухой истерической дамой сомнамбулического типа, дружбу с которой трудно было понять. Смену настроений Люды тоже нелегко объяснить. Тут был замешан Буров... Росов устроил с ним встречу в мужской компании и исподволь разглядывал ученого. Ведь когда-нибудь этому парню отольют памятник из чистого золота, а он не пропускает футбольных матчей и сам не прочь ударить по мячу, автомашину не только водит, но и умеет забраться под нее, не боясь перепачкаться. Сказал: если понадобится, готов лететь в космос, хотя в свое время и слышать об этом не хотел. Что ж, Дмитрий Иванович такого бы парня взял к себе в воспитанники. А у космического дядьки Черномора это было высшей оценкой человека. Но о Люде они ни слова не сказали... Впрочем, Росов и жене о ней ничего не сказал. Только в космосе, во время полного одиночества, смог он поделиться своими тревогами...
      Воспитывая космонавтов, Росов немало прочел рассказов о грядущих полетах и одиноких звездолетчиках, беседовавших со специально созданными разговорными машинами, возражавшими собеседнику и даже бунтовавшими... Он не относился к этому всерьез. Но в долгие часы патрулирования в космосе он вспомнил о фантастических "спутниках в полетах". На его корабле был Центральный Автомат, призванный управлять всеми приборами и вовсе не предназначенный в "приятные собеседники". Но он был снабжен "магнитной памятью" - воспроизводимой записью всевозможных сведений и рассчитан на обучение, обладал, как и все электронные устройства этого типа, способностью логически "мыслить", то есть делать выводы и четко отвечать... Росову захотелось поболтать с таким устройством. Ведь говорят же люди с собаками, которые лишь немного понимают их. Автомат же не только "понимал", но и отвечал, жадно воспринимая все новое, что не было заложено в его памяти. Вот ему и поведал Росов как другу свои тревоги, связанные с Людой, Буровым и Шаховской, рассказав о "неразрешимом уравнении с тремя неизвестными".
      Решение Автомата восхитило Росова:
      - Люди с меньшим количеством лет должны решать свои дела без участия других людей с большим количеством лет.
      - Правильно! Умница! - воскликнул Росов, похлопав ладонью по теплой полированной панели.
      - Умница? - спросил Автомат. - Ум - это способность запоминать, сопоставлять, вычислять и делать выводы. Умница - это ум женского рода?
      - Машина тоже женского рода. Но у тебя логика мужская, - рассмеялся Росов.
      - Следовательно, женская логика - способность делать правильные выводы без промежуточных вычислений и умозаключений, - определил Автомат.
      - Чертовски верно! - снова восхитился Росов. - Как тут посоветуешь дочери, если у нее такие способности!..
      Резко зазвенел над самым ухом сигнал тревоги. Замигали красные лампочки.
      - Внимание! Ракеты справа, - предупредил Автомат.
      Росов нахмурился. Плечи его поднялись, тело напряглось. Едва он пожелал повернуть вращающееся кресло, как оказался лицом к экрану локатора.
      - Даю координаты цели, - бесстрастно сообщил Автомат.
      Электронно-вычислительная машина, минуту назад размышлявшая над неразрешимым людским треугольником, сейчас выдала магнитную карточку с отпечатанными цифрами.
      Росов нажал несколько клавиш, словно играл на безмолвном инструменте, потом наклонился к микрофону и дал задание своему кибернетическому другу:
      - Вывести корабль к точке встречи с ракетами.
      Теперь нужно было ждать. Автомат все сделает сам.
      На экране локатора видны были три ракеты, шедшие на разных расстояниях от корабля.
      Автомат доложил, что ракеты идут по крутой орбите к Солнцу и упадут на него. Встреча корабля и ракет произойдет через двадцать семь минут восемнадцать секунд.
      - Что, друг, сейчас скажешь? - спросил Росов своего электронного помощника. - Что скажешь, если ракеты несут Б-субстанцию, чтобы погасить Солнце? Как до этого можно было дойти?
      - Запуск ракет к Солнцу людьми вполне логичен, - ответил Автомат.
      - Где же тут целесообразность? Как ее вычислишь?
      - Запуску ракет с Б-субстанцией предшествовали другие запуски в космос.
      - Кораблей с аппаратурой? С людьми?.. Что-то ты тут...
      - Нет, - бесстрастно поправил Автомат, - магнитных иголок, нарушающих радиосвязь с неземными объектами.
      - Так. Космическая диверсия номер один.
      - Номер два - взрыв в космосе ядерных устройств в целях разрушения структуры ближнего к Земле космического пространства.
      - Так. Это два.
      - И третьей логической ступенью людей стал запуск ракет, вредящих Солнцу, - закончил Автомат.
      - Людей? Вернее было сказать "не люди".
      - Не люди, - согласился Автомат, - индивидуумы, одержимые логикой уничтожения.
      - Снова прав, друг, - вздохнул Росов.
      - Внимание, - предупредил Автомат, - включаются боковые дюзы руля.
      Росова прижало к спинке кресла, все тело налилось нестерпимой тяжестью. Автомат счел нужным изменить курс корабля. Ускорение превысило даже взлетное.
      Росов подумал, что нужно повернуть кресло. Автомат среагировал на биотоки Росова, привел в действие механизм поворота кресла. Перед глазами Росова оказался экран радиолокатора.
      Боковые дюзы выключились. Росов вздохнул свободнее. На лбу у него была испарина. "Надо вытереть пот", - подумал он и почувствовал нестерпимую жажду.
      Ученые уже давно создавали механизмы, реагирующие на биотоки в организме человека. Так работали манипуляторы, копирующие движения рук и пальцев человека, действуя в опасной радиоактивной зоне, так устроены были протезы рук человека, который мыслью повелевал железными пальцами. Точно так же и в космическом корабле Автомат улавливал биотоки космонавта, передавая приказ тем или иным исполнительным механизмам.
      Манипулятор подал Росову полотенце и грушу с водой для питья.
      - Спасибо, - непроизвольно сказал Росов.
      На экране появились ракеты, уже не три, а четыре неяркие звездочки. Их трудно было отличить от остальных звезд. Но Росов слишком хорошо знал звездное небо, чтобы ошибиться. Четыре новых звезды стали быстро расти, наконец достигли яркости звезд первой величины.
      Росов доложил на Землю о замеченных объектах, потом связался по радио с соседними кораблями-перехватчиками.
      Сосед слева, француз Лорен, сообщил, что в его секторе идут две ракеты, но, к счастью, добавил он смеясь, они не подобны двум зайцам, и он рассчитывает все же догнать их через тридцать пять минут.
      Сосед справа, один из первых советских космонавтов, гнался сразу за пятью ракетами. По расчетам, он сможет догнать их лишь через час.
      Автомат доложил:
      - Вторая группа ракет обнаружена сзади.
      Росов сделал усилие, чтобы кресло повернулось, и почувствовал, что его желание уже выполнено. Кресло само повернулось, и он оказался перед экраном заднего обзора, увидел шесть звезд.
      Росов дал задание Автомату найти наилучший вариант перехвата новой группы ракет.
      Сосед сзади вызвал Росова по радио. Это был чех Пехман. Он сообщил, что уже не может перехватить эту группу. Надеется только на Росова.
      Росов сближался с первой группой ракет. Теперь они были видны в переднем иллюминаторе. Две из них походили на крохотные серебристые полумесяцы, две другие - на продолговатые звездочки.
      Пора было выпускать космические торпеды. Четыре штуки по числу ракет. Они сами найдут цели и пристроятся им в хвост. Тогда надо взорвать их все разом, чтобы преждевременный взрыв не раскидал ракеты, вместо того чтобы уничтожить.
      Но прежде необходимо было уйти из опасной зоны.
      Снова тело налилось свинцовой тяжестью, перед глазами замелькали зеленые мухи.
      Когда Росов пришел в себя, на экране четко виднелись четыре пары ракет и торпед.
      Космонавт дал сигнал о взрыве. Все три соседа ответили, что готовы и находятся на безопасном расстоянии.
      Росов решительно нажал красную кнопку.
      В кабине было по-прежнему тихо. Мощный взрыв, превративший преследуемые ракеты в рассеивающийся газ, не нарушил тишины.
      В правом иллюминаторе, в нижнем правом углу, сверкнула вспышка. На радиолокационном экране расплывалось облачко. Все четыре пиратские ракеты были уничтожены.
      Скоро сообщил об уничтожении еще двух ракет весельчак Лорен.
      Так как же? Покушение на Солнце - логическое продолжение прежних диверсий в космосе? Как дошли люди до того, чтобы интернациональный космический патруль должен был перехватывать пиратские ракеты, летящие к Солнцу?
      Нет! Не люди! "Индивидуумы, одержимые логикой уничтожения!.."
      Организация "SOS" сделала неслыханное по наглости и безрассудству заявление, объявив, что на Солнце будут брошены ракеты с Б-субстанцией и светило начнет гаснуть, если правительства стран Земли не допустят советников "SOS", которые помогут ликвидировать богопротивные социалистические преобразования. Европейские страны вежливо обратили внимание правительства США, что именуемая "SOS" организация допускает неприкрытую угрозу космической диверсии.
      В ответной ноте США говорилось, что "филантропическая организация "Сервис оф Сан" пока не нарушает никаких установлений, регламентирующих ее деятельность. Обращение же организации, произвольно именуемое "ультиматумом вселенной", не выходит за рамки допустимого свободой слова".
      Печать западных стран стала уверять, что вся эта история с покушением на Солнце и ликвидацией социалистических преобразований не стоит прошлогодних апельсиновых корок.
      Однако, когда в советской прессе вдруг появилось интервью физика С. А. Бурова, его перепечатали все газеты мира. Угроза безумцев из "SOS", предупреждал Буров, вовсе не так безобидна. С Б-субстанцией шутить нельзя. Попав на Солнце, она станет не только поглощать нейтроны, но и будет способствовать "обратному звездному процессу", превращению солнечного вещества в дозвездное протовещество с одновременным поглощением гигантской энергии. Это действительно может повлиять на Солнце, на его баланс энергии, на течение ядерных реакций...
      Ведь даже ничтожные колебания солнечной активности, связанные с появлением солнечных пятен, резко сказывались на Земле. Требовался совсем небольшой толчок, чтобы нарушить на планете баланс энергетического равновесия.
      Правда, в печати сразу же появились опровержения точки зрения Бурова. Известный теоретик Ладнов выступил с резкой отповедью Бурову, называя его "фантазером от паники". Опубликовано было также вежливое, но решительное письмо других советских физиков, которые не признавали опасений Бурова, предлагая экспериментальным путем установить, насколько опасна для Солнца Б-субстанция.
      Но ждать было нельзя. Организация "SOS", повторно объявив, что не имеет других целей, кроме спасения мира от гнева божьего, подтвердила срок ультиматума, истекавший пятнадцатого августа.
      Ответом было повышение курса акций на нью-йоркской бирже.
      Ральф Рипплайн обратился к папе римскому с просьбой благословить его на безвозмездную заботу о человечестве. Папа после церемонии внесения его в кресле в собор святого Петра обратился ко всем верующим, сказав, что забота о людях - долг каждого христианина.
      Тогда христианин Ральф Рипплайн объявил, что во имя спасения заблудшего человечества пятнадцатого августа отправляет к Солнцу первую партию ракет с Б-субстанцией.
      Гнев и возмущение охватили всех людей доброй воли, в том числе и американцев. Перед Белым домом состоялись демонстрации, особняк Рипплайна пикетировался рабочими, но Ральфа там не было, возможно, он находился на своей яхте "Атомные паруса", откуда и руководил своей безумной авантюрой.
      Президент США на пресс-конференции в Белом доме заявил, что одновременно с принятием отставки губернатора Нью-Йорка мистера Ральфа Рипплайна, являющегося отныне лишь частным лицом, он направит к нему лучших психиатров страны. Однако специалисты по душевным болезням не нашли бывшего губернатора Нью-Йорка.
      "Ультиматум вселенной" остался без ответа.
      Но никакая возможная диверсия не должна была застать мир врасплох. Человечество обязано было помешать засорению космоса чем бы то ни было. И если имелась хоть малейшая действительная опасность, как на этом настаивал физик Буров, то ее нельзя было игнорировать.
      Частная инициатива или гангстеризм бросали вызов государственности.
      Пятнадцатого августа, когда с одной из подводных баз "SOS" состоялся запуск ракет, несущих к Солнцу Б-субстанцию, их уже ждал на высоте в сотни километров заслон.
      В космос поднялись добровольцы на ракетах-перехватчиках. Начал свою службу интернациональный космический патруль.
      Автомат доложил Росову, что шесть ракет, которые прошли сзади, догнать уже невозможно.
      Росов помрачнел, он не поверил Автомату.
      - Что ты докладываешь, друг? - сердито сказал он. - Корабль может развить скорость большую, чем ракеты, и он догонит их. Это и без электронной техники ясно.
      Машина сухо ответила рядом цифр. Это были координаты точки встречи корабля с ракетами.
      - Ну вот. Так-то лучше, - проворчал Росов. - А то получалось, что точки встречи с ракетами не существует.
      - Точка встречи существует, но недостижима, - бесстрастно ответил Автомат.
      - Хочешь сказать, что наш корабль...
      - Наш корабль будет захвачен в точке встречи солнечным притяжением и не сможет вернуться.
      - Так, - сказал Росов. - По твоей логике из этого следует, что точка встречи недостижима?
      - Недостижима, - подтвердил Автомат.
      - И шесть ракет упадут на Солнце?
      Машина выбросила на стол карточку с цифрами, характеризующими траекторию полета ракет и время их падения на Солнце.
      - Шесть ракет с Б-субстанцией... Это много или мало для Солнца?
      Капля Б-субстанции ничтожна по сравнению с исполинской массой Солнца. Но... чем больше образуется с помощью Б-субстанции протовещества, тем больше проявится Б-субстанция, кажется, так говорил Буров... Что такое геометрическая прогрессия? Старая задача про древнего мудреца, который придумал шахматы и в награду потребовал у восточного владыки зерна для народа: на первую клетку шахматной доски - одно зерно, на вторую - два, на третью - четыре... На последнюю клетку потребовалось бы больше зерна, чем было во всей стране...
      Автомат решил математическую задачу с Б-субстанцией и протовеществом мгновенно и выбросил на панель новую карточку.
      Росов только взглянул на нее и нажал на клавиатуре несколько клавиш.
      - Идти к точке встречи, - приказал он.
      - Противоречащие логике задания не выполняются, - строго, как показалось Росову, сказал Автомат.
      - Черт тебя подери! - крикнул Росов. - Твоя магнитная память знает что-нибудь про амбразуру, которую закрывают телом?
      - Амбразура? - повторил Автомат. - Закрывается телом? Тело может быть из бетона, стали, из песка, заключенного в мешки...
      - Нет! Из живого тела, чувствующего, но понимающего, что такое долг!
      - Долг? То, что надо отдать, перед тем взявши.
      - Да, получив жизнь, ее отдают. Эх, друг! Тебе не понять, не вычислить! Прости, но я отключаю тебя, перехожу на ручное управление.
      Раздался тревожный звонок. Красные лампочки неистово мигали. Автомат сопротивлялся, он протестовал против недопустимого, с точки зрения его железной логики, поступка космонавта.
      Росову некогда было толковать с машиной, даже думать о чем-нибудь... Он должен был один заменить всю автоматическую аппаратуру, которую он отключил вместе с управляющим ею Автоматом.
      Автомат был поставлен в тупик. Если бы он мог, то стал бы препятствовать космонавту, мешать его нелогичным действиям. Но, отключенный, он в состоянии был только неистово звонить и метаться по панелям красными огнями.
      У Росова зарябило в глазах, и он выключил электрическое питание Автомата. Но Автомат неожиданно заговорил:
      - Фиксирую обрыв сети. Перешел на аварийное питание от батарей. Требую включения в основную цепь управления. Корабль еще может вернуться.
      Росов не слушал своего электронного друга. Он твердо знал, что делает.
      Соседи справа и слева запрашивали по радио, что с ним. Вместо него ответил Автомат. Он "донес" на него, он сообщил, что человек, для того чтобы уничтожить летящие к Солнцу ракеты с Б-субстанцией, намеренно повел корабль в опасную зону тяготения Солнца, откуда не сможет вернуться.
      Соседи справа и слева молчали. Они уже ничего не могли предпринять. Может быть, они благоговейно сняли шлемы в своих кабинах...
      Управлять кораблем без помощи Автомата было очень трудно. Но это было необходимо. Следовало подвести к каждой ракете по торпеде... Потом взорвать их все вместе.
      Групповой чудовищный взрыв не нарушил космической тишины. Она была в кабине Росова полной, глухонемой, какой бывает только в пустоте, без звона в ушах, без далекого лая собаки, без стука дождевых капель за окном...
      Росов послал по радио донесение и включил Автомат. Автомат щелкнул и выбросил на панель карточку.
      - Что это? - спросил Росов, рассматривая цифры. - Приговор тяготения?
      Автомат, словно обиженный, молчал.
      - Прости, друг, не мог поступить иначе, - понизив голос, сказал Росов.
      - Нужно дополнить магнитную память, - наконец ответил Автомат.
      - Что имеешь в виду?
      - Амбразура может быть закрыта телом. Тело может быть стальным, бетонным, песчаным или живым.
      - Умница! Мне приятно, что меня понял. Останемся друзьями... до конца.
      Автомат снова выбросил карточку.
      - Что это? Координаты конца? А знаешь... может быть, амбразуру все-таки закрыть собой легче. Сразу конец. А тут будет становиться все жарче... у тебя расплавятся предохранители.
      Снова карточка лежала перед Росовым. Он мог узнать, по какому закону и в какие сроки будет повышаться температура в кабине.
      Ему сразу стало жарко, пот выступил на лбу. Автомат уловил его биотоки, и манипулятор протянул ему полотенце и грушу с водой.
      - Лишь бы Маша и Люда поняли меня, - прошептал Росов.
      Автомат сказал:
      - Женщины способны делать правильные выводы без промежуточных вычислений и умозаключений.
      Росов похлопал ладонью по теплой панели:
      - Кажется, мы с тобой тоже научились этому. А знаешь... все-таки вдвоем легче...
      ...Корабль-перехватчик Росова, неумолимо притягиваемый Солнцем, летел навстречу ослепительно яркой смерти.
      Глава пятая
      ГОЛУБАЯ ТЕТРАДЬ
      "Да, я пишу дневник! Настоящий дневник, который буду прятать под подушку, в который стану заносить все, что думаю, что чувствую. Это уже не школьная тетрадка, куда записывалось невесть что...
      Говорят, дневники ведут только для самих себя или... рассчитывают, что они будут прочитаны всеми.
      Я пишу в этой голубой тетради с бархатным переплетом вовсе не для себя и уж во всяком случае не для всех... Я хочу, чтобы только один человек прочитал его когда-нибудь, проник в тайники моих мыслей и чувств и, может быть, по-мужски пожалел об упущенном, о том, что никогда - повторяю, никогда! - ему не достанется...
      Я открываюсь перед вами, Буров! Заглядывайте в глубину, если у вас не закружится голова. Я бы хотела, чтобы она закружилась. Мне будет смешно, что она у вас кружится, потому что, когда вы будете читать эти строки, вы мне будете совершенно безразличны.
      А теперь я постараюсь забыть, что разговариваю с вами. Я хочу быть такой же гордой и холодной, какой была в кабинете академика, когда вы принимали эту колючую американку. Это был единственный раз, когда вы поцеловали мне руку. И ничего-то вы не понимали! Я потом исцеловала себе пальцы... А утром левую руку не вымыла!.. Я ведь протянула вам левую руку...
      Тогда мне было смешно. Мужчина, огромный и прославленный, казался совсем растерянным. И я чувствовала себя сильнее мужчины...
      А потом вдруг такое ребячество с мытьем рук!
      Я сейчас переживаю удивительное время. Я словно обладаю фантастической "машиной времени". Хочу, поворачиваю рычаг - и становлюсь такой, какой была недавно. И снова могу молиться на Шаховскую, считать ее сказочной русалкой и даже... играть любимой чернокожей Томочкой. Она забавна до невозможности, резиновая, надувная, уморительная и кокетливая. Она как бы закрывает ресницами глазищи. На самом деле это только оптический эффект: куклу чуть повернешь - и глаза ее кажутся зажмуренными.
      Но я могу повернуть рычаг "машины времени" и... смеяться над собой. Елена Кирилловна перестает быть богиней. Слишком ясны ее приемы жадного кокетства. Ей нужен Буров, ей требуются все мужчины мира, словно она может сложить всех у своих точеных ног. И глаза ее вовсе не щурятся кокетливо! Это только оптический обман! Я не могу понять: неужели все-таки ребенок у нее от Бурова и я была такой дурой, что ничего не заметила? Как гадко! Самой противно перечитывать свои "зрелые" мысли. Уж лучше верить, что у куклы закрываются глазки, чем расточать подобные "рентгеновские взгляды" с закрытыми глазами, лучше прижиматься щекой к бархатному переплету, лучше прятать дневник под подушку или совсем сжечь его, чтобы никто не прочитал...
      - - - -
      Голубая тетрадь... Наивный альбом далекого детства, которое было больше двух недель назад. Я снова берусь за этот дневник только для того, чтобы записать в него то страшное и огромное, бесконечно тяжелое и жестокое, что обрушилось на меня, навеки излечив от нелепого девичьего недуга, о котором я собиралась повествовать...
      Вот уже две недели для меня не существует ничего... Не светит солнце... Для других оно светит, потому что он хотел, чтобы оно светило. Но для меня все серо, все пусто... Я хожу, вернее "передвигаюсь", как в темноте, отвечаю людям на пустые вопросы и ничего не чувствую... У меня нет желаний, нет веры в будущее, нет любви ни к кому на свете, даже к маме... Я, гадкая, лишь могу себя за это презирать!
      Я читала правительственное сообщение о присуждении ему вторично звания Героя Советского Союза, как мертвая, словно это обо мне говорилось "посмертно"... Автомат, который передавал с борта корабля последнюю радиограмму, был более живым, чем я. Он сообщал, что температура в кабине стала выше ста градусов, что пульс космонавта сначала очень повысился, а потом...
      Автомат сгорел, у него плавились предохранители, и он передавал что-то странное об амбразуре и о новом виде логики без промежуточных вычислений. У меня тоже сгорело... сердце. В груди теперь пустота и боль. Я не знала, что такое горе. Я воображала, что в горе можно биться головой о камни, рвать на себе волосы, плакать, кричать... Теперь я знаю, что горе - это пустота, отсутствие всего, что существует, даже жизни...
      А зачем она мне, эта жизнь, если я не могу сесть напротив него, чтобы мои коленки упирались в его жесткие колени, и, смеясь, смотреть в его щурящиеся глаза с лапками морщин, думая о самом заветном и радуясь, что он узнает это без всяких слов? Зачем, если он никогда больше не придет, если я никогда не услышу его голоса, не ощущу его запаха, отдающего табаком, кожей и немного бензином?.. Зачем?
      Я хожу как с закрытыми глазами, натыкаясь на предметы и на людей, иногда на Бурова в лаборатории и тогда с ужасом отстраняюсь. Ведь он открыл Б-субстанцию... Более того, он уверил, что она опасна на Солнце, и побудил тем корабли-перехватчики лететь к Солнцу. Впрочем, ведь я сама помогала ему: мыла посуду, таскала тяжелые катушки проводов, вела журналы наблюдений... А если он не прав и никакой опасности Солнцу не было?.. Если жертва отца напрасна?
      Две недели я жила во мгле. И мне страшно теперь, что мгла начинает рассеиваться, что жизнь вопреки всему существует и может затянуть меня своими неумолимыми зубчатыми колесами...
      Мама сказала, что я не имею права быть такой парализованной. Папа отдавал жизнь во имя жизни.
      Да, это так! Перестал биться измеряемый Автоматом пульс, и вскоре на Земле затрепетал новый пульсик беспомощного существа, которое словно пришло взамен.
      Оно родилось, это слабенькое крохотное существо, которое ни в чем не было повинно, родилось в одном из московских родильных домов... И вот, оказывается, подчиняясь условностям жизни, я обязана, понуря голову, идти и приветствовать появление нового человека, рожденного далекой и чужой мне теперь женщиной.
      Я подчинилась, потому что мне было все равно. Мне было безразлично, что Владислав Львович Ладнов не отходит от меня. Куда только делась его насмешливость и злость, он стал трогательно внимателен. Если бы я переключила рычаги своей "машины времени" на вчерашнюю девчонку, я вообразила бы, что он старается из-за моей убитой горем мамы, однако сейчас из своей пустоты я вижу все насквозь. Но мне все равно.